Они мучили вас уже много раз, но каждый раз стирали вам память
Дрожит руль под ладонями, пылит зажатая между картофельными полями июльская дорога. Солнце жарит, повиснув над сосновой рощей Грез.
— Эге-гей! — кричит Еремей, изо всех сил крутя педали. Скрипит несмазанная цепь, стрекочет по спицам пластиковый красный флажок, а с полей вторят ему вездесущие цикады.
Лето пришло. Теперь можно точно сказать: лето пришло. Два дня назад Еремей приехал в деревню на старом, вечно чихающем пикапе Мориловых. Всю дорогу от станции в голове роились восторженные мысли и мечты. Лето... Еще одно лето! Мимо проносились такие знакомые, такие родные дома. Заброшенная бензоколонка, тайное место встреч Клуба Четырех. Спрятавшееся среди зелени тополей унылое здание администрации в ста метрах от магазина «Рдукты». О, сколько Еремей повидает в этот раз! Проверит все свои древние закутки и закоулки. Обязательно наведается к Пяти Мостам, спрятанным в чаще Дядюшки Тома. Прогуляется по ночным полям в компании с Джекки Соломенная Шляпа, который вечно заикается и боится котов. Будет вставать рано-рано утром, чтобы взяв бамбуковую удочку в руку — уехать на ближнее озеро и ловить там окушков. А потом, когда вода согреется, купаться-купаться до того момента, когда не останется никаких сил. И вместе с Рианом Добрословом они будут валяться на песке и смотреть в небо, болтая обо всем на свете. Об инопланетянах и призраках, о коллекции вкладышей и школе, о любви и летних лагерях.
читать дальше
Риан едет чуть впереди, его велосипед очень стар, но у него замечательный спортивный руль — рожками-барашками, украшенными синей изолентой. Солнце блестит на загорелой спине Доброслова.
— Эй-е-ей! — кричит он. Пластиковое ведерко для рыбы висит у него на руле слева и качается из стороны в сторону. А бесстрашный велогонщик смотрит через плечо на Еремея и восклицает:
— Ты надолго к нам?!
— На целый месяц!
— О! Добро! Добро! Тобби на следующей неделе хочет поехать на дальние озера в Большой Поход! Ты как?!
— А его отпустят?!
— Кто же удержит Большого Тобби?! — смеется Риан.
Тобби, улыбчивого мальчика лет шестнадцати, действительно невозможно остановить. Если он за что-то берется, то это получается именно Большим, и всегда, абсолютно всегда остается в памяти до следующего лета. Родители Тобби так и не смирились с его затеями, пытаясь уберечь сына от придуманных опасностей, и потому иногда, у костра, создатель Клуба Четырех рассказывал забавные истории об очередном «сражении с родаками».
Но Большой Поход! О, как это будет здорово!
— Будем жарить сосиски и играть в карты! Да здравствует Большой Поход! — душу Еремея переполняет счастье. Все будет хорошо. И даже если Тобби опять посадят под домашний арест за день до путешествия — то ранним утром, еще до восхода солнца, мальчик все равно выберется из запертого дома через окошко, пройдет вдоль живых изгородей до дачи Риана, у которого в сарае стоит запасной велосипед, — и они вчетвером поедут на дальние озера, увозя в рюкзачках заготовленные вечером бутерброды, сосиски, спички и самый настоящий термос (подарок дяди Доброслова) с горячим чаем! А там, на дальних озерах, Джекки будет рассказывать про книги, которые читал, Тобби громко смеяться, а Риан задумчиво улыбаться, глядя на друзей.
Лето...
— Кто последний у пляжа — тот хвост дохлой кошки! — кричит Еремей, и Риан склоняется чуть ниже, бешено вращая педали. Он выигрывает. У самого пляжа Еремей почти догоняет загорелого приятеля, но Доброслов опережает его, тормозит, совсем как полицейские в американских фильмах, и как-то странно смотрит на Еремея.
— У меня нога сорвалась, — пытается оправдаться тот.
— Поехали на Звездочку? — говорит вдруг Риан, и Еремею становится страшно. По картине мира пробегает рябь, за которой нет лета. Словно помехи на экране телевизора.
Он дико боится этого изгоя среди озер. Мимо Звездочки проходит шоссе. Когда-то он там был. Когда-то он…
— Я не хочу… — вырывается у Еремея.
— Там доброго подлещика можно поймать!
В глазах Риана появляется непонятный огонек.
— Поехали, Еремей! Пожалуйста!
— Давай завтра? — там, на Звездочке, живет зло. Еремею стыдно признаваться в своем страхе перед приятелем, но ноги становятся ватными. Он готов на все, лишь бы отодвинуть час встречи с демонами темного озера.
— Надо сегодня, — очень серьезно говорит Риан и улыбается. — Струсил?!
Еремею хочется ответить: «Да!», но он знает, что никогда так не сделает. Вместо этого с губ срывается:
— Еще чего! А подлещик на тесто клюет?!
Еремей садится на велосипед и обреченно крутит тугие педали, направляясь к шоссе.
— Клюет! — Риан чудесным образом оказывается впереди.
***
Над озером носятся стрижи, иногда чуть не задевая воду. Еремей и Риан сидят на поваленном дереве, уткнувшись взглядами в поплавки. За их спинами вздымается склон, ведущий к шоссе и таящий в себе несколько темных уголков. По краям шумят кусты, скрывающие рыбаков от лишних глаз. У каждого в руках по пучку пахучей травы, которой они отгоняют комаров и противную мошкару. Не клюет. Жара загнала рыбу на глубину, и Еремей то и дело касается кончиком удилища своего поплавка, то притапливая его, то склоняя набок. Безмятежное озеро быстро гасит круги, расходящиеся по сторонам.
— Джекки вчера под домашний арест посадили, — делится Риан. — А еще его батя забрал шнур от магнитофона.
— Ого! — удивляется Еремей столь суровому наказанию. — А за что его так?
— Не знаю. Да только Джекки этой ночью на поле выходил все одно, картофельных воров с дедом Пантелеем гонял. Но вот магнитофон, по добру, зря. Он же собирался записывать хит-парад этого лета!
— Самый летний хит-парад! — хором воскликнули они любимую присказку Джекки и рассмеялись.
Наверху раздался шум колес, короткий гудок. Вниз по склону посыпались мелкие камушки. Приятели ненадолго замолчали, переглянулись и через пару минут уже весело вспоминали как Тобби и Джекки ругались в прошлом году о первом месте хит-парада. Джекки раскопал где-то странную музыку без слов, и говорил что это будущее, а Тобби уверял, что нет ничего сильнее группы «Кино». Еремею же нравились обе песни.
На пляж, метрах в трехста от рыбацкой засады, выехала большая машина.
— Смотри-смотри! — зашептал Риан, потянув приятеля за рукав. Еремей отвлекся от поплавка и посмотрел на черный, забрызганный грязью автомобиль. С водительского места выпрыгнул крупный мужчина средних лет с длинными седыми волосами, собранными в хвост. В сердце больно кольнуло. Еремей узнал водителя. Он не мог назвать его имени, и ему никак не удавалось вспомнить, где же он видел этого человека со стальными зубами (откуда?! Откуда он знает о его зубах?). В животе стало очень холодно и больно.
Незваный гость огляделся по сторонам, посмотрел на озерную гладь и открыл пассажирскую дверь. Еще раз обернулся и потащил наружу...
Еремей задохнулся, забыв обо всем.
Незнакомец подхватил тело подмышки и дотащил его до берега, затем столкнул в воду, еще раз огляделся по сторонам и зашагал куда-то вдоль озера, прочь от сокрытых кустами рыбаков.
— Что это, Риан? Что это? — прошептал Еремей. Но приятель не ответил. Мир словно повернулся. Дернулся и стряхнул с себя привычную реальность, в которой не было удочек, не было стрижей. По ту сторону озера дымил завод, и радужная пена грязных вод оседала на мертвых черных корнях прибрежных деревьев.
Здесь же не было и Риана. Поднявшись, Еремей как сомнамбула пошел к машине.
Когда он добрался до внедорожника — незнакомец вернулся. Теперь он сидел в лодке, неторопливо взмахивая веслами. Увидав Еремея, мужчина дернулся, но затем видимо узнал его и расслабился, продолжая заниматься своими делами. Подгреб к сброшенному телу, склонился над ним, держа в руках моток веревки. Седовласый хозяин внедорожника то и дело смотрел на Еремея, и в глубине его бороды таилась насмешливая улыбка стальных зубов.
Но откуда, откуда Еремей о них знает?!
— Что вы делаете?!— севшим голосом спросил он.
Седовласый перестал улыбаться, внимательно посмотрел ему в глаза, а затем, обвязав ногу скрытого под водой покойника, погреб прочь от берега. Там, на глубине, он привязал к веревке кусок тракторного трака и сбросил вниз. Булькнула вода, навеки приняв в себя мертвеца. Убийца закурил, глядя на Еремея, и вернулся на берег.
— А ты чего это... Очухался?! — спросил он.
— Вы... вы убили?! Вы убийца?
— Ну надо же... Очухался все-таки... — задумчиво пробормотал мужчина, покачал головой и погреб к заброшенному причалу. Еремей побрел следом. Ему было неуютно здесь, на холодном берегу, среди останков резины и ржавеющих бочек. У него болело в груди и ныло колено. На небе за плотными облаками едва угадывалось пятно солнца. Июль окончательно растворился.
— Это будет даже интересно, — проговорил убийца, не сводя глаз с преследующего его Еремея. Скрипели весла в уключинах, постукивало что-то о днище лодки. — Показать бы тебе щекотку, от греха. Ну да кто тебе поверит, Еремей-дурачок. Еремей-безумец. Слабак и трусишка. Твои дружки были сильнее.
Мир сжался еще больше. На пристани из прогнивших досок сидела, поникнув головой, фигурка, лицо которой закрывала широкополая заплесневевшая шляпа. Еремей понял, кто это.
— Пожалуйста, нет... — прошептал он.
Джекки поднял голову. Распухшее синюшное лицо едва ли не лопалось от скопившейся в теле воды. Вместо глаз чернели провалы, из которых сочилась слизь.
— Он поймал меня в поле. Ночью. Вы ждали меня у костра, а я не дошел. Он держал меня у себя в подвале неделю, прежде чем убил. Ты помнишь Николаевых у Северяг? Он каждый год снимал там дачу. А потом он привез меня сюда. Он всех привозил сюда. И привозит до сих пор.
— Я хочу назад... В лето... — проговорил Еремей. Глаза защипало, к горлу подкатил комок горьких воспоминаний. — Назад.
Убийца причалил, не замечая понурого Джекки. Привязал лодку к цепи, навесил замок и остановился, мусоля губами мятую сигарету.
— Может, все-таки пощекотать? А? Понимаешь меня, дурачок?
Сзади зашевелились кусты, послышалось тихое «Добро...». Риан с разрезанным горлом стоял у скрюченной березы и смотрел на Еремея. Старинный друг булькал кровью и сдавленно хрипел, пытаясь сказать что-то еще. Он был так не похож на Риана Доброслова, оставшегося в далеком июле очередным пропавшим мальчишкой. Мертвый мальчик показывал черными пальцами в сторону водителя внедорожника.
Убийца с притворной ленцой сошел с мостков и подошел к Еремею, глядя на него сверху вниз. Толкнул легонько в грудь.
— Ну так что, понимаешь?
Еремей отшатнулся, не сводя взгляда с Риана. Губы задрожали.
— Или опять потерялся, а? — продолжал мужчина. Он постоянно оглядывался по сторонам, словно боялся свидетелей. — Ау?
Следом за ними шел Джекки, и с рукавов рубахи капала на старые доски вода. Джекки Соломенная Шляпа, Ди-Джей Джекки… Четырнадцатилетний Евгений Куреев, пропавший там, в другом мире без июля, много-много лет назад. Первая жертва.
— Я хочу обратно... — опять вырвалось из груди Еремея. У него хриплый голос. У него другие руки. Он посмотрел на бледные ладони, на грязную и потасканную одежду. На правом запястье красовался зеленый браслет с вложенной запиской. Трясущимися пальцами он развернул бумажку.
«Здравствуйте. Меня зовут Еремей Савушкин, к сожалению, я очень болен и могу не понимать вас. Если вы видите, что рядом со мною никого нет, то, пожалуйста, отведите меня по адресу...». В горле щелкнуло, земля поплыла перед глазами, а на лбу выступил холодных пот.
— Ладно, дурачок. Живи, — улыбнулся стальными зубами расслабившийся мужчина. — Ты неинтересный. Твои дружки были вкуснее.
Словно кукла, Еремей побрел вслед за убийцей. Позади хлюпал Джекки, слева ломился сквозь кусты молчаливый Риан.
— Пошел вон, — оглянулся на него мужчина. — Уйди от греха! А не то все-таки проверю тебя на щекотку.
Еремей его не слышал.
У внедорожника, у пассажирской двери, стоял Тобби. Из вырезанных глаз сочилась кровь, бурыми дорожками рассекая его белое лицо на части.
— Ты помнишь тот день, Еремей? Ты помнишь? — пошевелил губами мертвый друг.
Еремей пошатнулся от черной волны памяти.
***
— Пожалуйста, не надо. Пожалуйста! Помогите! — слышен детский крик в темноте затхлого подвала. Здесь воняет гнилью и страхом. Сквозь узкую щелочку Еремей видит залитую солнцем лужайку «по ту сторону мира».
— Заткнись, щенок. Заткнись! А ты смотри, смотри! Вот что такое щекотка. Ты боишься щекотки? Боишься?! — он ненавидит этот хриплый голос невидимого человека. Ангела тьмы, схватившего их на дороге.
— Еремей, пожалуйста! Помоги!
— Тобби, не трогайте Тобби! — кричит Еремей, не в силах оторвать глаз от сломанного велосипеда Тобби, валяющегося у дороги и едва прикрытого грязным мешком из-под картошки...
— Заткнись, щенок! До тебя очередь дойдет. Я еще проверю тебя на щекотку! — Еремей не видел того, кто их схватил. Не видел. И не хотел видеть. Но он слышал, как клацали стальные зубы, вонзаясь... О нет, он не хотел об этом думать, не хотел!
Крик Тобби превратился в дикий вой, и Еремей вдруг шагнул в спасительное лето.
Сегодня же он вернулся. Спустя годы.
— Пусти нас, Еремей, — сказал Джекки. — Пусти.
Что значит «пусти»?
— Я не могу. Я…
Убийца остановился, обернулся. Тобби, переваливаясь с ноги на ногу, будто ему сильно натерло в промежности, подошел к мужчине и встал по левую руку от него. Еремей чувствовал взгляд Миши Тоббова. Это был его прежний, такой знакомый взор, вселяющий уверенность в праведности любых проделок.
— В озере становится тесно, — вместе со словами изо рта Тобби стекает черный ил.
— Я не хочу…
— Чего ты бормочешь, а? — убийца скрестил на груди руки. Облизнулся нервно, посмотрел по сторонам. Где-то наверху шумело шоссе. Гудели дикие механизмы загадочного завода на той стороне озера. Пахло грязью и затхлостью умирающего водоема.
Озера — хранящего совсем не детские тайны.
— Ты их не видишь? — спросил Еремей у мужчины. Тот усмехнулся, махнул рукой и попытался сесть в машину.
— Стой! Разве ты их не видишь?
Убийца обернулся, совершенно не замечая окруживших его мертвых мальчиков.
— Знаешь, — спустя паузу произнес мужчина. У него был приятный, глубокий голос. — Все эти годы я наблюдал за тобой. Это возбуждало. Ты единственный, кого я отпустил. Маленький безумец, которому пришлось наблюдать за тем, как я играюсь с его дружком, как топлю эту слепую тварь. Ты тот, кто знает правду. Это действительно заводит. Стоишь в очереди за молоком, с бидоном, посреди этих тупых свиней и коров, не знающих ничего кроме жратвы и отдыха, и слушаешь их разговоры.
Он залез в карман и вытащил оттуда мятный леденец. Развернул обертку, не сводя глаз с Еремея, и отправил конфету в рот, а затем радушно улыбнулся:
— Они любят поговорить, поверь. Например, о Еремее Дурачке. О его тетке, что привозит бедолагу каждое лето, и тот бегает по дорожкам, словно он все еще ребенок. Слушаешь, смотришь — и знаешь правду. Знаешь что этот вот дурачок единственный, кто может показать на тебя милиции. Единственный, кто знает больше всего этого быдла, до сих пор убежденного, что мальчики утонули. Что девочка сбежала в город, что мужчина переехал к любовнице, что женщина ушла во все тяжкие. Это восхитительно, наблюдать за ними и знать, что этот вот дурачок видел гораздо больше чем они. Что обо всех тех мертвецах знает кто-то еще, кроме меня. Но сейчас, я смотрю, что ты стал слишком болтлив.
Он вытащил из машины бейсбольную биту.
— Мне кажется, теперь я все-таки рискую, отпустив тебя. Так что пора присоединиться к друзьям, малыш. Спустя двадцать лет….
— Дай мне руку, — говорит Тобби и протягивает обглоданную стальными зубами кисть.
— Дай мне руку, — хлюпает Джекки.
— Добро… — хрипит Риан.
Еремей зажмуривается. Он не понимает, чего хотят его друзья. Он не понимает слов убийцы. Но протягивает в сторону мертвецов трясущиеся руки и чувствует, как его касается холодное, мерзкое, тягучее нечто. Как немеют пальцы, и ледяные волны распространяются по телу.
Еремей падает на колени, чувствуя, как режет горло жуткая память, как горит в паху, и жгутся огнем глаза, как легкие наполняются водой. Открыв глаза, он видит, что его руки сами перехватывают биту убийцы. Сейчас он Тобби, он Джекки, он Риан, но никак не Еремей. Он отмщение мертвых и беспомощных детей.
Глаза мужчины расширяются в изумлении и ужасе. Изо рта Еремея стекает ил, а глаза переполняют кровавые слезы. Убийца пятится, спотыкается и падает возле своего автомобиля. Пытается отползти прочь от приближающегося к нему Еремея-Тобби-Джекки-Риана.
— Кто ты? Мать твою, кто ты такой?!
Из темного озера выходят мертвецы. Один за одним они настигают Еремея. Он становится Светой и Николаем Дмитриевичем, Машенькой и Еленой Петровной. Он впитывает в себя каждую жертву, обрастая их чертами и ранами. Тело рвется на части от невыносимых мук. Но боль скоро должна уйти. Еще секунда, еще две. Руки Еремея все ближе к убийце.
Все меркнет. Мир становится черно-красным, на грязь внедорожника липнут алые капли, и дикий визг умирающего мужчины бьется в оврагах и повисает над затхлой водой. Где-то наверху шуршат колеса пролетающих мимо автомобилей. Гудит по ту сторону Звездочки завод.
Крик превращается в бульканье. Еремей чувствует теплое и мокрое в своих руках, отбрасывает его прочь. Ему хочется плакать, хочется забыть обо всем, что он вспомнил. Он смотрит в небо и видит, как солнечный луч прорезается сквозь угрюмое небо. Он хватается за него взглядом, чтобы оторваться от зрелища растерзанного голыми руками мужчины со стальными зубами.
С каждой секундой свет становится все ярче. Все нестерпимее. Еремей улыбается.
***
— Поехали отсюда, — говорит Риан. Он выглядит довольным, несмотря на отсутствие поклевок. — Недоброе тут все. Надо на ближнее. Зря я тебя сюда вытащил.
Еремей сидит на бревне, уставившись испуганным взглядом на поплавок. Ему почудилось? Ему показалось?! В горле сухо, словно в африканской пустыне.
Ну, конечно, показалось! Жара! Напекло голову и все.
От этой мысли хочется улыбаться и кричать во все горло от радости. Одна простенькая идея — и мир становится прежним. Среди кувшинок играет рыбешка, от лилии к лилии носятся стрекозы. На далеком пляже стоит черный и большой автомобиль. Наверное, кто-то из соседней деревни приехал. Но клева тут нет, Риан прав!
Еремей сматывает удочку, тщательно, и непонятно зачем, моет руки, а затем идет к велосипеду. Риан ждет его наверху, смотрит испытующе и настороженно улыбается:
— Скоро Большой Поход! Вот там мы оторвемся! Ух!
Что-то в этих словах кажется Еремею неправильным, но он старательно гонит прочь странные мысли. Он умеет не думать о плохом. У него такой дар.
— Это если Тобби отпустят, — с трудом говорит он.
Взгляд Риана теплеет, друг оглядывает приозерные заросли, задержав взгляд на машине. Касается рукой горла, будто оно у него заболело.
— Кто же его удержит… — произносит он, наконец.
Июль продолжается.
— Эге-гей! — кричит Еремей, изо всех сил крутя педали. Скрипит несмазанная цепь, стрекочет по спицам пластиковый красный флажок, а с полей вторят ему вездесущие цикады.
Лето пришло. Теперь можно точно сказать: лето пришло. Два дня назад Еремей приехал в деревню на старом, вечно чихающем пикапе Мориловых. Всю дорогу от станции в голове роились восторженные мысли и мечты. Лето... Еще одно лето! Мимо проносились такие знакомые, такие родные дома. Заброшенная бензоколонка, тайное место встреч Клуба Четырех. Спрятавшееся среди зелени тополей унылое здание администрации в ста метрах от магазина «Рдукты». О, сколько Еремей повидает в этот раз! Проверит все свои древние закутки и закоулки. Обязательно наведается к Пяти Мостам, спрятанным в чаще Дядюшки Тома. Прогуляется по ночным полям в компании с Джекки Соломенная Шляпа, который вечно заикается и боится котов. Будет вставать рано-рано утром, чтобы взяв бамбуковую удочку в руку — уехать на ближнее озеро и ловить там окушков. А потом, когда вода согреется, купаться-купаться до того момента, когда не останется никаких сил. И вместе с Рианом Добрословом они будут валяться на песке и смотреть в небо, болтая обо всем на свете. Об инопланетянах и призраках, о коллекции вкладышей и школе, о любви и летних лагерях.
читать дальше
Риан едет чуть впереди, его велосипед очень стар, но у него замечательный спортивный руль — рожками-барашками, украшенными синей изолентой. Солнце блестит на загорелой спине Доброслова.
— Эй-е-ей! — кричит он. Пластиковое ведерко для рыбы висит у него на руле слева и качается из стороны в сторону. А бесстрашный велогонщик смотрит через плечо на Еремея и восклицает:
— Ты надолго к нам?!
— На целый месяц!
— О! Добро! Добро! Тобби на следующей неделе хочет поехать на дальние озера в Большой Поход! Ты как?!
— А его отпустят?!
— Кто же удержит Большого Тобби?! — смеется Риан.
Тобби, улыбчивого мальчика лет шестнадцати, действительно невозможно остановить. Если он за что-то берется, то это получается именно Большим, и всегда, абсолютно всегда остается в памяти до следующего лета. Родители Тобби так и не смирились с его затеями, пытаясь уберечь сына от придуманных опасностей, и потому иногда, у костра, создатель Клуба Четырех рассказывал забавные истории об очередном «сражении с родаками».
Но Большой Поход! О, как это будет здорово!
— Будем жарить сосиски и играть в карты! Да здравствует Большой Поход! — душу Еремея переполняет счастье. Все будет хорошо. И даже если Тобби опять посадят под домашний арест за день до путешествия — то ранним утром, еще до восхода солнца, мальчик все равно выберется из запертого дома через окошко, пройдет вдоль живых изгородей до дачи Риана, у которого в сарае стоит запасной велосипед, — и они вчетвером поедут на дальние озера, увозя в рюкзачках заготовленные вечером бутерброды, сосиски, спички и самый настоящий термос (подарок дяди Доброслова) с горячим чаем! А там, на дальних озерах, Джекки будет рассказывать про книги, которые читал, Тобби громко смеяться, а Риан задумчиво улыбаться, глядя на друзей.
Лето...
— Кто последний у пляжа — тот хвост дохлой кошки! — кричит Еремей, и Риан склоняется чуть ниже, бешено вращая педали. Он выигрывает. У самого пляжа Еремей почти догоняет загорелого приятеля, но Доброслов опережает его, тормозит, совсем как полицейские в американских фильмах, и как-то странно смотрит на Еремея.
— У меня нога сорвалась, — пытается оправдаться тот.
— Поехали на Звездочку? — говорит вдруг Риан, и Еремею становится страшно. По картине мира пробегает рябь, за которой нет лета. Словно помехи на экране телевизора.
Он дико боится этого изгоя среди озер. Мимо Звездочки проходит шоссе. Когда-то он там был. Когда-то он…
— Я не хочу… — вырывается у Еремея.
— Там доброго подлещика можно поймать!
В глазах Риана появляется непонятный огонек.
— Поехали, Еремей! Пожалуйста!
— Давай завтра? — там, на Звездочке, живет зло. Еремею стыдно признаваться в своем страхе перед приятелем, но ноги становятся ватными. Он готов на все, лишь бы отодвинуть час встречи с демонами темного озера.
— Надо сегодня, — очень серьезно говорит Риан и улыбается. — Струсил?!
Еремею хочется ответить: «Да!», но он знает, что никогда так не сделает. Вместо этого с губ срывается:
— Еще чего! А подлещик на тесто клюет?!
Еремей садится на велосипед и обреченно крутит тугие педали, направляясь к шоссе.
— Клюет! — Риан чудесным образом оказывается впереди.
***
Над озером носятся стрижи, иногда чуть не задевая воду. Еремей и Риан сидят на поваленном дереве, уткнувшись взглядами в поплавки. За их спинами вздымается склон, ведущий к шоссе и таящий в себе несколько темных уголков. По краям шумят кусты, скрывающие рыбаков от лишних глаз. У каждого в руках по пучку пахучей травы, которой они отгоняют комаров и противную мошкару. Не клюет. Жара загнала рыбу на глубину, и Еремей то и дело касается кончиком удилища своего поплавка, то притапливая его, то склоняя набок. Безмятежное озеро быстро гасит круги, расходящиеся по сторонам.
— Джекки вчера под домашний арест посадили, — делится Риан. — А еще его батя забрал шнур от магнитофона.
— Ого! — удивляется Еремей столь суровому наказанию. — А за что его так?
— Не знаю. Да только Джекки этой ночью на поле выходил все одно, картофельных воров с дедом Пантелеем гонял. Но вот магнитофон, по добру, зря. Он же собирался записывать хит-парад этого лета!
— Самый летний хит-парад! — хором воскликнули они любимую присказку Джекки и рассмеялись.
Наверху раздался шум колес, короткий гудок. Вниз по склону посыпались мелкие камушки. Приятели ненадолго замолчали, переглянулись и через пару минут уже весело вспоминали как Тобби и Джекки ругались в прошлом году о первом месте хит-парада. Джекки раскопал где-то странную музыку без слов, и говорил что это будущее, а Тобби уверял, что нет ничего сильнее группы «Кино». Еремею же нравились обе песни.
На пляж, метрах в трехста от рыбацкой засады, выехала большая машина.
— Смотри-смотри! — зашептал Риан, потянув приятеля за рукав. Еремей отвлекся от поплавка и посмотрел на черный, забрызганный грязью автомобиль. С водительского места выпрыгнул крупный мужчина средних лет с длинными седыми волосами, собранными в хвост. В сердце больно кольнуло. Еремей узнал водителя. Он не мог назвать его имени, и ему никак не удавалось вспомнить, где же он видел этого человека со стальными зубами (откуда?! Откуда он знает о его зубах?). В животе стало очень холодно и больно.
Незваный гость огляделся по сторонам, посмотрел на озерную гладь и открыл пассажирскую дверь. Еще раз обернулся и потащил наружу...
Еремей задохнулся, забыв обо всем.
Незнакомец подхватил тело подмышки и дотащил его до берега, затем столкнул в воду, еще раз огляделся по сторонам и зашагал куда-то вдоль озера, прочь от сокрытых кустами рыбаков.
— Что это, Риан? Что это? — прошептал Еремей. Но приятель не ответил. Мир словно повернулся. Дернулся и стряхнул с себя привычную реальность, в которой не было удочек, не было стрижей. По ту сторону озера дымил завод, и радужная пена грязных вод оседала на мертвых черных корнях прибрежных деревьев.
Здесь же не было и Риана. Поднявшись, Еремей как сомнамбула пошел к машине.
Когда он добрался до внедорожника — незнакомец вернулся. Теперь он сидел в лодке, неторопливо взмахивая веслами. Увидав Еремея, мужчина дернулся, но затем видимо узнал его и расслабился, продолжая заниматься своими делами. Подгреб к сброшенному телу, склонился над ним, держа в руках моток веревки. Седовласый хозяин внедорожника то и дело смотрел на Еремея, и в глубине его бороды таилась насмешливая улыбка стальных зубов.
Но откуда, откуда Еремей о них знает?!
— Что вы делаете?!— севшим голосом спросил он.
Седовласый перестал улыбаться, внимательно посмотрел ему в глаза, а затем, обвязав ногу скрытого под водой покойника, погреб прочь от берега. Там, на глубине, он привязал к веревке кусок тракторного трака и сбросил вниз. Булькнула вода, навеки приняв в себя мертвеца. Убийца закурил, глядя на Еремея, и вернулся на берег.
— А ты чего это... Очухался?! — спросил он.
— Вы... вы убили?! Вы убийца?
— Ну надо же... Очухался все-таки... — задумчиво пробормотал мужчина, покачал головой и погреб к заброшенному причалу. Еремей побрел следом. Ему было неуютно здесь, на холодном берегу, среди останков резины и ржавеющих бочек. У него болело в груди и ныло колено. На небе за плотными облаками едва угадывалось пятно солнца. Июль окончательно растворился.
— Это будет даже интересно, — проговорил убийца, не сводя глаз с преследующего его Еремея. Скрипели весла в уключинах, постукивало что-то о днище лодки. — Показать бы тебе щекотку, от греха. Ну да кто тебе поверит, Еремей-дурачок. Еремей-безумец. Слабак и трусишка. Твои дружки были сильнее.
Мир сжался еще больше. На пристани из прогнивших досок сидела, поникнув головой, фигурка, лицо которой закрывала широкополая заплесневевшая шляпа. Еремей понял, кто это.
— Пожалуйста, нет... — прошептал он.
Джекки поднял голову. Распухшее синюшное лицо едва ли не лопалось от скопившейся в теле воды. Вместо глаз чернели провалы, из которых сочилась слизь.
— Он поймал меня в поле. Ночью. Вы ждали меня у костра, а я не дошел. Он держал меня у себя в подвале неделю, прежде чем убил. Ты помнишь Николаевых у Северяг? Он каждый год снимал там дачу. А потом он привез меня сюда. Он всех привозил сюда. И привозит до сих пор.
— Я хочу назад... В лето... — проговорил Еремей. Глаза защипало, к горлу подкатил комок горьких воспоминаний. — Назад.
Убийца причалил, не замечая понурого Джекки. Привязал лодку к цепи, навесил замок и остановился, мусоля губами мятую сигарету.
— Может, все-таки пощекотать? А? Понимаешь меня, дурачок?
Сзади зашевелились кусты, послышалось тихое «Добро...». Риан с разрезанным горлом стоял у скрюченной березы и смотрел на Еремея. Старинный друг булькал кровью и сдавленно хрипел, пытаясь сказать что-то еще. Он был так не похож на Риана Доброслова, оставшегося в далеком июле очередным пропавшим мальчишкой. Мертвый мальчик показывал черными пальцами в сторону водителя внедорожника.
Убийца с притворной ленцой сошел с мостков и подошел к Еремею, глядя на него сверху вниз. Толкнул легонько в грудь.
— Ну так что, понимаешь?
Еремей отшатнулся, не сводя взгляда с Риана. Губы задрожали.
— Или опять потерялся, а? — продолжал мужчина. Он постоянно оглядывался по сторонам, словно боялся свидетелей. — Ау?
Следом за ними шел Джекки, и с рукавов рубахи капала на старые доски вода. Джекки Соломенная Шляпа, Ди-Джей Джекки… Четырнадцатилетний Евгений Куреев, пропавший там, в другом мире без июля, много-много лет назад. Первая жертва.
— Я хочу обратно... — опять вырвалось из груди Еремея. У него хриплый голос. У него другие руки. Он посмотрел на бледные ладони, на грязную и потасканную одежду. На правом запястье красовался зеленый браслет с вложенной запиской. Трясущимися пальцами он развернул бумажку.
«Здравствуйте. Меня зовут Еремей Савушкин, к сожалению, я очень болен и могу не понимать вас. Если вы видите, что рядом со мною никого нет, то, пожалуйста, отведите меня по адресу...». В горле щелкнуло, земля поплыла перед глазами, а на лбу выступил холодных пот.
— Ладно, дурачок. Живи, — улыбнулся стальными зубами расслабившийся мужчина. — Ты неинтересный. Твои дружки были вкуснее.
Словно кукла, Еремей побрел вслед за убийцей. Позади хлюпал Джекки, слева ломился сквозь кусты молчаливый Риан.
— Пошел вон, — оглянулся на него мужчина. — Уйди от греха! А не то все-таки проверю тебя на щекотку.
Еремей его не слышал.
У внедорожника, у пассажирской двери, стоял Тобби. Из вырезанных глаз сочилась кровь, бурыми дорожками рассекая его белое лицо на части.
— Ты помнишь тот день, Еремей? Ты помнишь? — пошевелил губами мертвый друг.
Еремей пошатнулся от черной волны памяти.
***
— Пожалуйста, не надо. Пожалуйста! Помогите! — слышен детский крик в темноте затхлого подвала. Здесь воняет гнилью и страхом. Сквозь узкую щелочку Еремей видит залитую солнцем лужайку «по ту сторону мира».
— Заткнись, щенок. Заткнись! А ты смотри, смотри! Вот что такое щекотка. Ты боишься щекотки? Боишься?! — он ненавидит этот хриплый голос невидимого человека. Ангела тьмы, схватившего их на дороге.
— Еремей, пожалуйста! Помоги!
— Тобби, не трогайте Тобби! — кричит Еремей, не в силах оторвать глаз от сломанного велосипеда Тобби, валяющегося у дороги и едва прикрытого грязным мешком из-под картошки...
— Заткнись, щенок! До тебя очередь дойдет. Я еще проверю тебя на щекотку! — Еремей не видел того, кто их схватил. Не видел. И не хотел видеть. Но он слышал, как клацали стальные зубы, вонзаясь... О нет, он не хотел об этом думать, не хотел!
Крик Тобби превратился в дикий вой, и Еремей вдруг шагнул в спасительное лето.
Сегодня же он вернулся. Спустя годы.
— Пусти нас, Еремей, — сказал Джекки. — Пусти.
Что значит «пусти»?
— Я не могу. Я…
Убийца остановился, обернулся. Тобби, переваливаясь с ноги на ногу, будто ему сильно натерло в промежности, подошел к мужчине и встал по левую руку от него. Еремей чувствовал взгляд Миши Тоббова. Это был его прежний, такой знакомый взор, вселяющий уверенность в праведности любых проделок.
— В озере становится тесно, — вместе со словами изо рта Тобби стекает черный ил.
— Я не хочу…
— Чего ты бормочешь, а? — убийца скрестил на груди руки. Облизнулся нервно, посмотрел по сторонам. Где-то наверху шумело шоссе. Гудели дикие механизмы загадочного завода на той стороне озера. Пахло грязью и затхлостью умирающего водоема.
Озера — хранящего совсем не детские тайны.
— Ты их не видишь? — спросил Еремей у мужчины. Тот усмехнулся, махнул рукой и попытался сесть в машину.
— Стой! Разве ты их не видишь?
Убийца обернулся, совершенно не замечая окруживших его мертвых мальчиков.
— Знаешь, — спустя паузу произнес мужчина. У него был приятный, глубокий голос. — Все эти годы я наблюдал за тобой. Это возбуждало. Ты единственный, кого я отпустил. Маленький безумец, которому пришлось наблюдать за тем, как я играюсь с его дружком, как топлю эту слепую тварь. Ты тот, кто знает правду. Это действительно заводит. Стоишь в очереди за молоком, с бидоном, посреди этих тупых свиней и коров, не знающих ничего кроме жратвы и отдыха, и слушаешь их разговоры.
Он залез в карман и вытащил оттуда мятный леденец. Развернул обертку, не сводя глаз с Еремея, и отправил конфету в рот, а затем радушно улыбнулся:
— Они любят поговорить, поверь. Например, о Еремее Дурачке. О его тетке, что привозит бедолагу каждое лето, и тот бегает по дорожкам, словно он все еще ребенок. Слушаешь, смотришь — и знаешь правду. Знаешь что этот вот дурачок единственный, кто может показать на тебя милиции. Единственный, кто знает больше всего этого быдла, до сих пор убежденного, что мальчики утонули. Что девочка сбежала в город, что мужчина переехал к любовнице, что женщина ушла во все тяжкие. Это восхитительно, наблюдать за ними и знать, что этот вот дурачок видел гораздо больше чем они. Что обо всех тех мертвецах знает кто-то еще, кроме меня. Но сейчас, я смотрю, что ты стал слишком болтлив.
Он вытащил из машины бейсбольную биту.
— Мне кажется, теперь я все-таки рискую, отпустив тебя. Так что пора присоединиться к друзьям, малыш. Спустя двадцать лет….
— Дай мне руку, — говорит Тобби и протягивает обглоданную стальными зубами кисть.
— Дай мне руку, — хлюпает Джекки.
— Добро… — хрипит Риан.
Еремей зажмуривается. Он не понимает, чего хотят его друзья. Он не понимает слов убийцы. Но протягивает в сторону мертвецов трясущиеся руки и чувствует, как его касается холодное, мерзкое, тягучее нечто. Как немеют пальцы, и ледяные волны распространяются по телу.
Еремей падает на колени, чувствуя, как режет горло жуткая память, как горит в паху, и жгутся огнем глаза, как легкие наполняются водой. Открыв глаза, он видит, что его руки сами перехватывают биту убийцы. Сейчас он Тобби, он Джекки, он Риан, но никак не Еремей. Он отмщение мертвых и беспомощных детей.
Глаза мужчины расширяются в изумлении и ужасе. Изо рта Еремея стекает ил, а глаза переполняют кровавые слезы. Убийца пятится, спотыкается и падает возле своего автомобиля. Пытается отползти прочь от приближающегося к нему Еремея-Тобби-Джекки-Риана.
— Кто ты? Мать твою, кто ты такой?!
Из темного озера выходят мертвецы. Один за одним они настигают Еремея. Он становится Светой и Николаем Дмитриевичем, Машенькой и Еленой Петровной. Он впитывает в себя каждую жертву, обрастая их чертами и ранами. Тело рвется на части от невыносимых мук. Но боль скоро должна уйти. Еще секунда, еще две. Руки Еремея все ближе к убийце.
Все меркнет. Мир становится черно-красным, на грязь внедорожника липнут алые капли, и дикий визг умирающего мужчины бьется в оврагах и повисает над затхлой водой. Где-то наверху шуршат колеса пролетающих мимо автомобилей. Гудит по ту сторону Звездочки завод.
Крик превращается в бульканье. Еремей чувствует теплое и мокрое в своих руках, отбрасывает его прочь. Ему хочется плакать, хочется забыть обо всем, что он вспомнил. Он смотрит в небо и видит, как солнечный луч прорезается сквозь угрюмое небо. Он хватается за него взглядом, чтобы оторваться от зрелища растерзанного голыми руками мужчины со стальными зубами.
С каждой секундой свет становится все ярче. Все нестерпимее. Еремей улыбается.
***
— Поехали отсюда, — говорит Риан. Он выглядит довольным, несмотря на отсутствие поклевок. — Недоброе тут все. Надо на ближнее. Зря я тебя сюда вытащил.
Еремей сидит на бревне, уставившись испуганным взглядом на поплавок. Ему почудилось? Ему показалось?! В горле сухо, словно в африканской пустыне.
Ну, конечно, показалось! Жара! Напекло голову и все.
От этой мысли хочется улыбаться и кричать во все горло от радости. Одна простенькая идея — и мир становится прежним. Среди кувшинок играет рыбешка, от лилии к лилии носятся стрекозы. На далеком пляже стоит черный и большой автомобиль. Наверное, кто-то из соседней деревни приехал. Но клева тут нет, Риан прав!
Еремей сматывает удочку, тщательно, и непонятно зачем, моет руки, а затем идет к велосипеду. Риан ждет его наверху, смотрит испытующе и настороженно улыбается:
— Скоро Большой Поход! Вот там мы оторвемся! Ух!
Что-то в этих словах кажется Еремею неправильным, но он старательно гонит прочь странные мысли. Он умеет не думать о плохом. У него такой дар.
— Это если Тобби отпустят, — с трудом говорит он.
Взгляд Риана теплеет, друг оглядывает приозерные заросли, задержав взгляд на машине. Касается рукой горла, будто оно у него заболело.
— Кто же его удержит… — произносит он, наконец.
Июль продолжается.
Автор: Юрий Погуляй
@темы: дети, рассказы, не своё, серийные убийцы, мертвецы