Последний маршрут

[Скрёб-поскрёб]

Я проснулся в шесть часов утра, чему способствовал храп мертвецки пьяного человека над моим ухом. Открыв глаза, я какое-то время пытался определить свое местоположение. Осмотрев комнату, вспомнил, что ночью приехал к другу на вечеринку, где намечалась грандиозная попойка. И, судя по необыкновенному хаосу в доме и спящим в разных местах людям, она действительно удалась. Стряхнув с себя храпящее тело товарища, поднимаюсь на ноги.

К девяти утра мне следовало быть в одном месте, сделать дела. Холодный душ и кофе привели меня в порядок. Двадцать минут я пытался вызвать такси, но линия постоянно занята. Наконец я решил, что не могу больше ждать, и вышел из дома по направлению к дороге, надеясь поймать попутку.

Утренний туман еще не рассеялся, солнце только начало проявляться на горизонте. Я шел по пустой дороге и полной грудью вдыхал свежий утренний воздух. Он пах цветущей зеленью, на которой поблескивали капли прозрачной росы. Я прошел около двух километров; навстречу попадались автомобили, ни один из которых не остановился. Когда я переходил дорогу на перекрестке, внимание мое привлек выцветший венок на деревянном покосившемся кресте у обочины. Крест стоял здесь не первый год, венок, судя по всему, периодически меняли. Очевидно, на этом самом месте когда-то произошла трагедия. Повернув голову в сторону проезжей части, я увидел несущийся на меня белый автобус. Страх за доли секунды обездвижил мое тело, превратив его в камень. Отскочить в сторону я был не способен. За столь короткий промежуток времени я успел проанализировать свои шансы на спасение в этой ситуации, и шансы эти мне показались маловероятными. Уже готовый к гибели под колесами автобуса, я удивился, как быстро водитель сумел остановиться. Затормозил он так же быстро и неожиданно, как и появился. Визг тормозов прервал тишину утреннего леса. Только птицы вспорхнули со своих веток, собрались в статью и полетели прочь с пронзительным гиканьем.

В оцепенении я стоял перед автобусом, не в состоянии даже пошевелиться. Желтый свет фар пробивался через через рассеивающийся туман и бил прямо в глаза. Я пришел в себя, когда дверь автобуса медленно открылась.

Он едет в сторону города, и лучше варианта, чем доехать на нем, не придумаешь. Когда шел к автобусу, успел хорошенько его разглядеть: небольшой, на десять-пятнадцать посадочных мест, белого цвета с двумя горизонтальными линиями по середине. Такие курсировали в городе, когда я еще был маленьким. На немалый срок его эксплуатации указывали также оранжевые пятна коррозии на кузове, в каких-то местах даже черные, напоминавшие грибок или плесень. Стекла покрылись внушительным слоем дорожной пыли, табличку с номером маршрута и перечнем остановок прочесть было невозможно.

Когда я вошел в автобус, водитель повернул голову в мою сторону, взглянул на меня и сказал:

— Ты что же, сынок, под колеса-то бросаешься, а? Или жить надоело, на тот свет собрался? А то я подвезу, ты только скажи!

От одного его взгляда мне стало не по себе: глаза мутные, будто остекленевшие. Ощущение, что он смотрит сквозь, а не на тебя. Что-то тяжелое было в выражении его глаз, словно скопились в них годы страданий, безумия, отчаяния и одиночества, скопились, и не знают выхода.

Голос водителя звучал бесстрастно, монотонно, по интонации несвязно, как если бы записаны были на пленку сначала отдельно слова, затем сведены в предложение одной записью.

Я, не ответив, прошел дальше и сел у окна. Автобус оказался абсолютно пустым, ни одного пассажира. Водитель надавил на газ, и мы со скрипом тронулись.

— А то составишь компанию вот этим, они тоже без глаз, — неожиданно добавил водитель так, что я вздрогнул. На слове «этим» он махнул рукой в мою сторону.

«Кого он имеет ввиду? В салоне кроме меня никого. Либо он устал и ничего не соображает, либо этот водитель — сумасшедший», рассуждал я.

Через слой пыли на стеклах нельзя было ничего разглядеть; вступать с водителем в разговор совсем не хотелось. Достаточной скорости это транспортное средство достигнуть не могло, потому мы тащились от силы пятьдесят километров в час. Водитель включил музыку, точнее какую-то старую песню, которая играла по кругу. Прогнивший, грязный автобус как снаружи так и изнутри, отсутствие других пассажиров, странный водитель, — все это несколько настораживало.

Приблизительно через полчаса езды автобус остановился.

— Конечная, все на выход, побыстрее, да по сторонам смотрите, когда дорогу переходите, — сказал водитель, обернувшись в салон.

Не став вступать с ним в дискуссию и выяснять, кого он имеет ввиду и в своём ли он уме, я быстро вскочил и пошел к выходу.

Когда открылась дверь и я вышел наружу, шок и недоумение мои были неподдельны. Он высадил меня на том же самом месте, где я и сел, у креста с венком, на который я отвлекся, когда переходил дорогу. Но это не самое главное, главное то, что уже совершенно стемнело, тогда как садился я в автобус ранним утром.

* * *

Спустя месяц после того случая я разговорился с одним водителем автобуса нашего города. И вот что он мне рассказал.

«Был у нас лет тридцать назад случай, я тогда молодым был еще. Значит, работал один водитель на автобусе, как звали — не помню. Хороший был как водитель, стаж имел большой, замечаний за годы службы не было от начальства. Да только зрение у него все ухудшалось и ухудшалось, с каждым разом все сложнее было медкомиссию пройти. И вот в один день забраковали его, запретили на маршрут выходить, на пенсию отправить собрались. Только он на следующий день на работу все равно вышел, и, никому не сказав, автобус свой завел и уехал. И тут-то случилась беда. За городом в лесу люди грибы собирали и за детьми не уследили, выбежали дети на дорогу. Сбил он их насмерть — это мать детей ближе всех была, видела, но подоспеть не смогла. А он вышел, детей погрузил, да и уехал. Куда — неизвестно. Только ни его, ни автобуса, ни детей, живыми или мертвыми, не нашли. Потому там крест с венком и установили, до сих пор стоит».

Автор: kangrysmen

@темы: транспорт, рассказы, не своё, мертвецы

---

Инструкции

[Скрёб-поскрёб]

Историю рассказала мне старшая сестра. Когда она училась в школе, у неё был одноклассник, которого звали Петя. Говорит, учился на четвёрки и был довольно тихим мальчиком. С сестрой они подружились, начиная с восьмого класса. И вот как-то Петя после летних каникул вернулся с шрамом на голове около виска. На расспросы ответил, что летом ездили с отцом куда-то за город и там перевернулись в «УАЗике». Никто не умер, но Петя крепко приложился головой, в результате сотрясение мозга и шрам. Последствий никаких не было, да и неизвестно, связано ли это с тем, что было дальше, но сестра говорит, что сам Петя в происходящем винил именно травму.

К началу второй четверти Петя стал жаловаться моей сестре на периодически возникающее странное состояние. Вроде как сидит он — и вдруг всё вокруг становится как в кино, а он зритель, наблюдающим за этим «снаружи». Родители вроде водили его к врачам. А ещё Петя сестре рассказывал про свои сны. Суть была в том, что во снах он начал получать какие-то очень странные инструкции — например, пойти на такую-то улицу, встать там-то, отсчитать вдоль дороги столько-то столбов, потом повернуться налево, пойти в лес и там столько-то деревьев отсчитать, чтобы дойти до «нужного места». При этом Петя после пробуждения понимал, что это всего лишь сон, но забыть инструкции не мог — они крутились у него в голове целый день, а то и несколько, но потом всё-таки забывались.

Ни сам Петя, ни моя сестра особого значения не придавали этим наплывам «киношного» состояния и инструкциям из снов, считали, что это сбои в работе мозга после сотрясения, да и врачи говорили, что такое после травм бывает и само проходит со временем. Но когда Петя рассказал о происходящем одному своему знакомому, тот загорелся энтузиазмом и подбил Петю таки выполнить одну из свежих на тот момент инструкций. Сестра точно не помнила последовательность действий при пересказе, но конечные шаги заключались в том, чтобы отсчитать с точки текущего местонахождения N подъездов (причём именно подъездов, а не домов — если, например, дом заканчивается на пятом подъезде, то нужно перейти к следующему дому и считать дальше с шести, и так до N). В общем, эти двое прошлись по подъездам, зашли в нужный подъезд и посмотрели на нужную стену на нужном этаже, всё согласно инструкции из сна — и оказалось, что там чёрным маркером намалеван большой рисунок ухмыляющегося черта с подписью «ПРИВЕТ ПЕТР». Петя сам говорил, что никогда до этого в том квартале не бывал, да и друг не мог подстроить, потому что Петя вспоминал инструкцию в процессе самого похода и до этого никому её не рассказывал. Как только Петя увидел чертенка, тот показался ему очень знакомым, возникло сильнейшее ощущение дежа-вю, и тут же он вновь впал в «киношность». В этом состоянии он как бы понял, что всё правильно сделал, и часть некого «плана» теперь выполнена. Сестре он потом объяснял, что как будто глянул на сценарий снимающегося фильма и с удовольствием отметил, что актёры в сцене всё сыграли точно по сценарию. Потом пришёл в себя, и ему стало очень жутко, да и друг перепугался, увидев рисунок.

По словам сестры, после этого Петя уже не пытался инструкции из снов выполнять (а если и выполнял, то ей не говорил). Что с ним стало потом, неизвестно — сестра говорит, что он со временем перестал жаловаться на сны, нормально окончил школу, получил аттестат, и больше они не виделись.

@темы: сновидения, рассказы, не своё

---

Амбулатория

[Скрёб-поскрёб]

На востоке нашего городка есть старая больница. Сейчас она заброшена, потому что в нулевых построили в центре города новый современный комплекс. А в старой больнице три помещения было — амбулатория, стационар и нечто вроде склада. Одна из моих тёть акушеркой там работала, она и рассказывала нам, что здание амбулатории среди медсестричек считалось «беспокойным». Это здание самое старое из всего комплекса, его во времена революции построили, потом много раз ремонтировали. Какое-то время оно одно было главной больницей города, ну и, соответственно, много народу именно там поумирало. Я сам видел эту амбулаторию, хотя и не бывал там внутри — она совсем небольшая, двухэтажная. По словам тёти, дежурные ночью постоянно слышали какие-то шаги, скрипы, вздохи, голоса в комнатах, а сама тётя якобы лично слышала, как кто-то в соседней ординаторской ходил и громко лупил по батареям отопления.

Вот по памяти некоторые случаи, которые работники больницы рассказывали друг другу.

Девушка-практикантка перепугалась, увидев ночью во время дежурства через матовое стекло двери тёмный двухметровый силуэт, который смотрел на неё с той стороны. Он стоял совершенно неподвижно в течение примерно получаса, потом исчез.

Кому-то из молодых интернов, который прикорнул ночью в амбулатории, приснилось, что через входную дверь появляется старушка с охапкой дров, натыкается на него по пути при попытке пройти в соседнюю комнату и грозит кулаком, мол, отойди, мешаешь. Тётя говорит, что самое интересное тут то, что давным-давно до электрификации здания в той самой соседней комнате располагалась большая дровяная печь, о чём интерн, естественно, знать не мог.

Неоднократно ночью снаружи в окнах видели силуэты людей, которые бродили по комнатам здания в то время, как их быть там не должно.

По словам тёти, в процедурной в той амбулатории бывают непонятные скачки температуры, хотя комната сообщается с другими, да и стены и окна там хорошие, утепленные. Иногда буквально за пять минут становилось очень холодно (это летом), иногда, наоборот, все разом начинали потеть, в то время как в других комнатах в пяти метрах царила прохлада.

Вообще, многие работники и больные говорили, что в амбулатории, как правило, спится очень плохо, с кошмарами.

Пару раз замечали полтергейст — стулья передвигались, склянки падали с полок, свет включался-выключался. Хотя это всё в качестве легенд — лично видевших такое людей тётя не знала.

Ну и напоследок случай, которому тетка была свидетелем. Привели ребенка лет пяти, сидели в коридоре на втором этаже и ждали приема, мать отлучилась на минутку, вернулась — ребенка нет. Подняла тревогу, все начали искать. Никто из пациентов и медиков ничего не видел, позвонили в милицию. Но ещё до того, как те приехали, ребенок обнаружился в подсобке на первом этаже, дверь которой имела защелку наверху, до которой ребёнок не мог дотянуться. На вопрос, как он сюда попал, мальчик отвечал, что какая-то высокая рыжая тётя привела его сюда, открыла дверь и сказала, чтобы он сидел тихо, пока она не вернётся за ним. Ну, он и сидел тихо, пока подсобку не открыли. Что это за рыжая тётя была, осталось непонятным — среди медперсонала высокой рыжей не было, среди пациентов в здании тоже (по крайней мере, мальчик никого не опознал как ту самую). Возможно, конечно, что это была какая-то странная попытка похищения, а злоумышленница тихо ретировалась, но всё равно странно — в каком же режиме невидимости она должна была действовать, чтобы в переполненном людьми здании провести ребенка абсолютно незамеченной никем с одного конца второго этажа на другой конец первого этажа? К тому же подсобка была максимально удалена от выхода, что не вяжется с целями похищения. В общем, среди «своих» моя тётка и её коллеги решили, что то была проделка расшалившихся призраков.

@темы: рассказы, призраки и духи, больницы, лечебницы, поликлиники, не своё

---

Бээээ

[Кеттарийская Чиффа]

@темы: картинки, животные

---

[кракозябрик]

комикс одной картинкой 1,7мег

@темы: картинки, не своё

---

Название: Гуль

[soley412]

Создано по мотивам мини-сериала компании НВО "Поколение убийц". Забавнее будет читать, если с сериалом знакомы, если нет - не беда, можно просто читать как оридж.

Знаете, чему учат нас страшные истории о видеочатах? Пока ты не отрастишь глаз на затылке - ты не в безопасности.

Во время сеансов скайп-связи с Нейтом Брэд садился так, чтобы за спиной был только брезент и ящики, чтобы никто не мог заглянуть ему за плечо даже случайно. Теперь в корпусе мало кто знал экс-капитана Фика в лицо и Брэд опасался, что его заподозрят в соблазнении несовершеннолетнего. Нейт выходил на связь из своего дома, всегда с одного и того же места - из комнаты на первом этаже, откуда открывался великолепный вид на лес, если было светло. Но чаще разглядеть что-либо было невозможно, так как Брэд не включал свой ноутбук после отбоя, а когда в палатке Брэда был день, в лесу Нейта была ночь.
В тот сеанс связи всё было как обычно. После 19.00 Брэд подключился и позвонил, Нейт ответил - он сидел перед экраном в уютной фланелевой рубашке, а когда за окном били молнии, его уши трогательно просвечивали розовым.
- Счастливчик. У тебя холодно, - расплылся в улыбке Брэд, едва увидел его.
Нейт тоже не мог удержаться - он тоже улыбался и всеми силами сдерживался, чтобы не заплакать. Брэд показался ему особенно усталым и беззащитным и Нейт пытался спрятать это чувство за напускной грубостью.
- Что за пиздец у тебя на лице? Ты принёс обет не умываться до победы?
Чумазый сержант ничуть не обиделся.
- У нас-то вода с неба не падает! Вчера был самум, увязли грузовики, в общем, похоже, мы проебали 700 галлонов воды. Только чур, я тебе этого не говорил, ок?
Нейт был готов возмутиться, но Брэд вовремя пресёк это поползновение.
- Хорошо, я подожду, это через кого-нибудь ещё просочится в прессу, и вот тогда...
- Ты поднимешь шум и всех накажешь!
Нейт не обижался на его иронию, но подколол по-своему - взял кружку и в кадре сделал несколько глотков.
- У тебя даже пар от кофе идёт, ты мажор! - смеялся Брэд и Нейт смеялся тоже. - Да ты ещё и прибарахлился, у тебя теперь освещение во дворе.
- Кроме молнии, увы, пока нет, - покачал головой Нейт и отхлебнул ещё. Это был не кофе, а глинтвейн.
- Я вижу два огня.
- У тебя камера бликует.
Брэд хотел попросить Нейта обернуться, но уже сам был напуган и не знал, к лучшему ли это будет: он ясно различал два зеленоватых огня в окне на высоте около метра над подоконником. Это не были отсветы на стекле: если присмотреться, можно было увидеть в них тёмные вертикальные полоски как зрачки. Каждый был размером с фонарик и расстояние между ними было как между краями щита для турели.
Брэд замер с разинутым ртом и не мог выдавить из себя ни звука. Нейт всё так же смотрел на него с улыбкой:
- Так завидуешь, что дар речи потерял?
Сверкнула молния. Её свет показал всю фигуру существа, которое прильнуло к окну нейтова дома - массивную голову без шеи, мохнатые плечи и длинную руку. Скайп дёрнулся и показал чёрный экран.
У Брэда крупной дрожью тряслись руки и колени, когда он пытался набрать в текстовом чате "Ты в порядке?" Получалось много лишних букв.
Несколько минут ничего не происходило. Мир для Колберта исчез. Он сидел в ступоре и жал на телефонную трубку в скайпе.
Внезапно связь восстановилась. Камера показывала ту же комнату в нейтовом доме, но в пределах видимости никого не было. В окне торчали выломанные куски рамы, на полу было стекло и комья земли. Совершенная тишина, хотя микрофон, похоже, работал.
Брэд набрал в лёгкие воздуха и что было силы крикнул "Нейт!" Его голос разнёсся на всей округой - все, кто был с ним в одной палатке чуть не обделались, в соседних - встревожились. Командир роты прибежал в одних трусах и с зубной пастой на щеке. Он никогда не слышал, чтобы сержант Колберт так повышал голос. Тем временем звонок снова оборвался, скайп опять показывал чёрный экран.
- Хуле ты творишь?- довольно заботливо спросил ротный. Он был обеспокоен видом Колберта: белый, как бумага, тот ничего не мог выговорить из-за пляшущей челюсти.
- В дом капитана Фика совершено проникновение, - наконец выговорил он. - Я видел это во время сеанса видеосвязи. Я видел, - Брэду потребовалась пауза, чтобы придумать нечто правдоподобное, - я видел как минимум двоих, они были вооружены.
- Да они охерели! - заорал Тромбли. - Влезть в дом к LT! Да они опизденели вообще!
- Давай адрес, я свяжусь через спутник с базой и направим туда копов, - сказал ротный и паста на лице не помешала ему быть серьёзным и убедительным.
Пока искали карандаш, пока Брэд царапал адрес, в его ноуте Нейт зажёгся зелёным и прислал сообщение "ILF" со смайлом в виде чёрной кисоньки. После чего вновь отключился.
Колберт постарался, успокоиться, сосредоточиться и понять, кто из бывшего Браво-2 на большой земле сейчас ему помощник, кого можно достать ночью по скайпу.
Жёлтым в списке висел только Хассер - у него скайп стоял в телефоне. "На дом LT в Массачусетсе напали. Вызови копов", - написал Брэд и стал жать на трубку. Акк Уолта молчал.

Когда вырубилось электричество, Нейт потянулся к бутерброду с ветчиной и остался в темноте с ним в руках. Поскольку он не мог положить его обратно на тарелку, а положить на стол, мимо стола или на ноутбук считал категорически неприемлемым, восстанавливать цепь он пошёл с сэндвичем вместе. Электрощиток был на кухне, рядом с задней дверью и во время ночных гроз Нейт столько раз оставался с выбитыми пробками, что научился находить его, не подсвечивая себе телефоном.
В комнате стукнуло и рассыпалось стекло. После этого в доме кто-то появился - Нейт слышал свистящее дыхание и ощущал, как подминаются половицы. Он быстро включил свет и замер на месте. С одной стороны, ему хотелось сходить за оружием и разъяснить негодяя, с другой он понимал, что скорее всего это тупяшка-енот, ошалевший от грозы, и перед его тушей Нейту будет потом невыносимо стыдно.
Как только загорелся свет, существо метнулось в кладовку. Шумно включился холодильник, с визгом раскрутился винт в ноуте. Нейт автоматически поправил отстающий кусок обоев возле щитка, раздумывая, выгонять ли тваринку самому или набрать службу защиты животных, как из комнаты донёсся протяжный тоскливый вой. Нейт не ожидал такого, рука дрогнула и снова вырубила свет во всём доме. Скрипнула дверь в кладовку - наверное зверь выглянул из неё.
"Ебанись", - сказал Нейт и снова включил свет, - он понял, что это был за вой: включился скайп и его звал Брэд.
Нейт вернулся, оглядел развороченную раму, посмотрел на дверь кладовки: оттуда слышалось тяжёлое дыхание и неиллюзорно воняло. Нейт заметил, что камера повёрнута прямо на окно и оценил, как это могло выглядеть: Брэд теряет с ним связь, а затем видит пустую разгромленную комнату. Надо было срочно успокоить его.
На второй раз, однако, ноут не включился сам. Пришлось жать кнопку, разрешать загрузку в обычном режиме, и протчая, и протчая. Нейт откусил от бутерброда и в нетерпении постукивал по столу - скайп крутил колёсико и не реагировал на раздражители.
Но вот наконец программа проснулась, список контактов загрузился, от Брэда пришло сообщение, в котором с трудом угадывалось "Ты в порядке?" Так и есть: запаниковал. Нейт расстроился и стал набивать успокаивающий ответ. Скайп снова завис и Нейт, разозлившись, применил методу "миллиард бесконечных бестолковых кликов". Скайп отвис и отправил Брэду галиматью из четырёх последних случайных знаков.
Между тем что-то изменилось в доме. Нейт обернулся на кладовку - услышал, что там никто не сопит, и увидел, что дверь открыта. Обернулся на дверь в кухню.
У стены с электрощитком стоял зверь. Он стоял на четвереньках, и передние лапы опирались на костяшки пальцев, как у гориллы. При этом его голова была на уровне головы Нейта. Зверь поднял правую лапу, вытянул палец с когтем и один за другим выключил все электрореле.

У Брэда в ноуте внезапно загорелся зелёным Уолт. Он написал: "Мы уже едем". Сержант настолько удивился, что послал ему одинокий вопросительный знак. "Ты видел, кто залез к LT?" - спросил Уолт. "Почти" - ответил Брэд. "У него были зенки, как подфарники".
Брэд прикрыл глаза. Плохо, что у него был не обман зрения - но хорошо уже то, что Уолт лучше представлял, что к чему, и знал, как помочь.
"Ты где?" - перешёл к делу Брэд. "Выехали из Бостона. Эта тварь ломилась ко мне. Мы поняли, что LT следующий, мы уже скоро. Она смеётся, когда в неё стреляют. Но Рэй знает, как её шугануть". "Пёрсон с тобой?" - "Так точно". - "Не давай ему телефон".
В палатке снова появился ротный. Он уже избавился от зубной пасты и натягивал штаны.
- Вот это дела. Меня зовут в батальон. Полиция определила, кто вломился к Фику - наёмник Махметкади Гучигов, его рожу словила камера на повороте с шоссе. Вроде его ликвидировали в прошлом месяце, а вот поди же ты.
"Говорят, это какой-то недобитый хаджи", - тут же написал Брэд Уолту. "Добитый", - отозвался тот.

Нейт медленно выпрямился. В руке он всё ещё сжимал кусок сэндвича. Доски пола проминались и вставали горбом, то одна, то другая - тварь приближалась. Вот затрещали планки навесного потолка - тварь выпрямилась, зацепившись за потолок пальцами, и нависла над Нейтом. Он почувствовал вонючее дыхание прямо у себя на макушке. Чтобы удержаться на грани реальности, LT стал напряжённо думать. Если тварь не атаковала до сих пор, её что-то удерживает. Первое - ей мешал свет. Что второе? Нейт постарался не шевелиться и не издавать никаких звуков, чтобы не сломать статус-кво. Только деть бы куда-нибудь этот дурацкий бутерброд, а то ведь и смех, и грех.
С улицы через разбитое окно донёсся вой сирены, топот, крик: "Мистер Фик, полиция Массачусетса. Мистер Фик, у вас всё в порядке? Мистер Фик, ответьте, у вас всё хорошо? Мы входим! Внимание, мы входим!"
Тварь дохнула и нырнула в окно. Нейт без сил опустился на пол и принялся жевать комканый хлеб со свининой. Его трясло и колотило, но думал он только о том, что нужно собраться, встать, включить электричество и написать Брэду, что всё хорошо, хотя и не замечательно.
На улице раздались одиночные пистолетные выстрелы, затем хохот - механический, низкий хохот огромной глотки. Затем - треск и чавканье. Секунда - и тварь одним огромным прыжком снова очутилась перед Нейтом. От её круглой морды пахло кровью и человеческими внутренностями. Нейт не видел, но чувствовал, что какое-то условие изменилось - и тварь улыбается. А затем он ощутил жёсткую шерстяную лапу у себя на затылке. Что изменилось? Единственное - он съел чёртов бутерброд.
Не зная почему, но зная, что поступает правильно, Нейт выплюнул на ладонь последний кусок, который прожевал, но не проглотил - и вытянул руку прямо в морду твари. Та весьма проворно отпрянула, заворчала и пошла вокруг, не спуская глаз с Нейта. Он тянул кулак перед собой и поворачивался следом, держа врага на прицеле прожёванного бутерброда.
"Эта херь боится свинины, - написал Брэду Уолт. - Сейчас, мы уже подъезжаем. Дадим гаду окороком по башке и всё наладится.Я не сомневаюсь, LT продержится. Ещё минут пять - и мы на месте".

Утром (у Брэда - ночью) всё стало хорошо. Нейт лежал в интенсивной терапии под транквилизаторами с обширной рваной раной плеча. С Уолтом проводили следственные действия в качестве свидетеля. Верхняя часть одного копа и нижняя часть другого лежали в морге. А Рэй строчил Брэду в скайп.
"Мне один чувак приколол про гулей. Гуль - это вонючий хаджишный бигфут, которым перед смертью можно кого-то проклясть. Как только рядом с проклятым появляется горный гуль, он попытается напасть. А откуда берутся гули, я тебе тоже сейчас расскажу. Гуль - это дохлый хаджи, который при жизни был полным уродом, но соблюдал всё, что у них полагается по религии. У него распухают кости, душа вылезает из тела через поры в виде шерсти, глаза становятся, как плошки, и всё в таком. Он выбирается из могилы через месяц после похорон и три-четыре-пять-я иду искать. Дохлому хаджи нельзя прикасаться к свинине, иначе он не попадёт в рай. Поэтому лучшее средство от гуля - свиная косточка. Пальнёшь в него железными опилками пополам с костяной мукой из обреза - и пиздец котёнку. У нас, в Канзасе, живут реальные парни, они знают реальные вещи".
"Ебать, Рэй, - написал ему Брэд. - Уолт всё-таки дал тебе телефон".

Тем временем в лагере жизнь вернулась в накатанную колею. Ротный после долгой насыщенной ночи заглянул в палатку к своим морпехам и вздрогнул.
- Тромбли, ебать ты меня напугал, - сразу сказал он. - Что ты за мутант такой, у тебя зенки в темноте отсвечивают, как у кошки.
- Я люблю кошек, сэр, - ответил Тромбли и хорошо улыбнулся.

@темы: рассказы, сущности, интернет, социальные сети, не своё, мертвецы

---

Дом пенсии

[Скрёб-поскрёб]

Есть у нас в городе спальный райончик, называется «Бюджет», и там имеется остановка «Дом пенсии». Я сам не очень часто там бываю, т. к. незачем, да и живу я в противоположной части города, но несколько раз, конечно, мимо проезжал. Квартал унылый — в основном деревянные двухэтажки, которым давно пора под снос, какие-то частные дома с гнилыми заборами, асфальта, естественно, никакого, а ещё там какие-то зарубежные сектанты себе церковь в девяностые годы отгрохали (кстати, они до сих пор у нас есть, не знаю, кто к ним вообще ходит).

Так вот, есть городская легенда, касающаяся этой остановки «Дом пенсии». Говорят, в её окрестностях одно время (в промежутке примерно с 70-х до конца 80-х) часто видели очень странных людей. Там ходит всего один автобусный маршрут, поэтому тем, кто ждал по вечерам автобус, приходилось стоять подолгу. И вот люди на остановках видели, как мимо проходил, допустим, человек без обеих рук, со свисающими рукавами. Ну бывает, не повезло мужику, инвалидом стал — только вот в нашем городке (в то время, по крайней мере) никаких таких безруких инвалидов не было. Город-то не самый большой — его бы часто видели и кто-то бы узнал описание, но нет. Причём это был не единичный случай. Другой человек стоял осенним вечером на той улице, курил, а мимо проходит карлик с жутко перекошенным лицом, будто ему всю кожу на лице в одну сторону оттянули. Естественно, мужик перепугался, в последующие дни наводил справки, на весь город слушок пошёл — нет, не живёт у нас такой карлик, никто не в курсе.

А одна девушка видела там мужчину, у которого голова обгорела. Ну то есть в прямом смысле — свежеобгоревшая, волосы палёные, копоть, ожоги, а ему хоть бы что, идёт, руки в карманы, чуть ли не насвистывает. Девушка испугалась, обращаться к странному прохожему не стала, и тот просто мимо прошёл. Много подобных случаев было — видели и человека в два с половиной метра ростом, и женщину с такой страшной физиономией, что увидевший её человек бежать бросился, и полуголого жирдяя под 150 кило весом. И всё это в радиусе пары сот метров от одной остановки — больше нигде в городе эту кунсткамеру не замечали.

Ну и напоследок одна из самых жутких историй. Эту историю приписывают водителю маршрутки. Поехал на последний рейс вечером, автобус пуст, так как всего две остановки с конечки. С «Дома пенсии» никто не сел, но водитель всё равно там остановился — может, какие-то дела делал, пользуясь остановкой. Уже хотел тронуться, но тут в свет фар попала — точнее, вползла — какая-то девушка лет пятнадцати на вид. То есть она натурально ползла по дороге, как червяк, даже руки не использовала, хотя и руки, и ноги у неё были. Водитель охренел, а когда опомнился, выбежал к ней — подумал, может, плохо ей стало или парализовало её. Спрашивает девушку, мол, что с вами, а та смотрит на него и рот раззевает, мычит что-то бессвязное. А во рту НИ ОДНОГО ЗУБА — всё выбито или выдрано, и кровь течёт. Водитель совсем уже в ауте, нагнулся, хотел хотя бы помочь ей подняться для начала, и тут охренел уже полностью — вблизи оказалось, что это не девушка никакая, а мужчина. С короткими волосами, здоровенный, хотя пару секунд назад он точно видел девушку. Схватился человек за одежду водителя и давай тянуть к себе. Тот упёрся, а противник сильный, чуть не свалил его, и смеётся беззвучно своим ртом беззубым, и глаза совсем дикие. В общем, еле водитель отбился от него, да и то потому, что рубашка его порвалась, и часть осталась в руке у этого дево-мужика. Увидев, что мужчина опять превратился в молодую девушку с длинными светлыми волосами, водитель быстренько залез в автобус, дал задний и уехал на хорошей скорости. Не знаю, он эту историю потом милиции пересказывал или дома своим родственникам, но через неделю весь город знал о новом происшествии на «Бюджете».

Сейчас в том районе уже давно ничего не происходит — в начале 90-х вся чертовщина прекратилась. Но всё равно, как говорится, осадок остался, и городская легенда до сих пор в ходу. Меня-то лично ни за какие коврижки не затащишь на этот «Дом пенсии» в одиночку в тёмное время суток.

@темы: рассказы, мистические и аномальные места, не своё

---

"Кушать"

[Скрёб-поскрёб]

Люди ужасающе эгоцентричны. В большинстве своем кого ни спроси, практически каждый будет колотиться с пеною у рта в категорическом убеждении исключительного одиночества нас во Вселенной, приводя научные доказательства сему и в кровь расшибая все «псевдонаучные» предположения о чем бы то ни было ментально-потустороннем. У меня лично на сей счет была своя точка зрения: я допускала возможность существования чего-то, но задумывалась об этом ввиду занятости крайне редко. Так что ярым мистиком или исключительным скептиком я не была, скорее, я была глубоко безразличным жителем этого мира, иными мирами не замороченная. Утро мое начиналось с мысли о работе и лошадиной дозе кофе, а не об обитателях тонкого мира. Утра эти были близнецовыми. Кофе, впрыгивание в одежду, водружение в автомобиль и погружение в рабочий процесс.

В одно такое утро мартовским вторником меня разбудил не будильник, а звонок моей коллеги, печальным голосом сообщавшей мне о кончине нашей главного бухгалтера. Весть меня расстроила, но не удивила: Инна Александровна болела раком двенадцатиперстной кишки, и кончина ее была предначертана еще в декабре, когда врачи развели руками. На работе все только и говорили, что о траурном долге коллег — венках, финансовой помощи и прочей дани памяти, после чего день пошел своим чередом — живым, как говорится, живое.

Похороны были в четверг. Ветреный март, снежно-слякотная шаль на кладбищенских дорожках, серое низкое небо. В этом году март выдался совершенно дрянным — полным филиалом февраля, за исключением пронизывающих ветров. Похоронная процессия была скромной. Коллег было больше, чем родственников. Прощание прошло стремительно: дань холоду куда выше дани памяти, увы, но подхватить пневмонию или даже насморк никому совершенно не хотелось.

После погребения я двинулась к машине, погрузившись в размышления о тщете сущего и неотвратимости кончины. Проходя мимо кладбищенской часовни, я заприметила фигуру на самой первой линии захоронений, той, что прилегает к стене часовни. Фигура меня удивила. Стоял ребенок, маленький, лет шести-семи. Среди скорбящих я его не видела, а помимо нас на кладбище была всего одна процессия, но совсем малочисленная, и там были только старики. Ребенок смотрел в мою сторону, но лицо его было сокрыто огромной шапкой, поэтому проследить взгляд не удалось. Может, нищий с паперти? Да, вероятно.

Я зашла в церквушку. Поставив свечки и кратко поговорив со священником, я вышла и, повернув было к кладбищенскому выходу, вдруг заприметила того же ребенка — он стоял теперь за могильной плитой недалеко от выхода. Теперь он был виден совсем хорошо. Это был, как я уже говорила, мальчик. Голову венчало нечто, когда-то бывшее шапкой желтого меха, а ныне сбитый в монолитное мочало, огромный грязный мохнатый горшок грязно-бурого цвета; оно так внушительно было по размерам, что совершенно скрывало лицо ребенка. Верхней одеждой служило пальто — возможно, это была парка: фасон, равно как и цвет, угадывался весьма отдаленно — нечто буро-зеленое. Вся одежда была с чужого плеча, а штаны были просто огромные, они гармошкой собирались внизу и были выношены до крайности. Он всё так же смотрел на меня — хотя и не видела его глаз, но чувствовала его взгляд на себе. Я окликнула его, он не двинулся. Тогда я решительно пошла в его сторону. Тут стоит отметить, что хотя я являлась особой мизантропичной, мое пренебрежение никогда не распространялась на стариков, детей и животных. Я не выношу, когда люди равнодушны к тем, кто слабее. Мне было жалко мальчишку. Он явно был попрошайкой, возможно, беспризорником или из семьи алкоголиков.

— Мальчик, возьми деньги, — сказала я, параллельно извлекая кошелек из сумки.

Мальчуган не двинулся и только медленно качнул отрицательно головой.

— Могу тебе чем-то помочь?

— Кушать.

Он не попрошайка, он был голодным и замерзшим малышом. Что-то заныло у меня внутри (вероятно, редко участвующее в моей жизнедеятельности сердце).

Я судорожно стала перебирать варианты кормежки и поняла, что кроме церковных просвирок в данном квадрате ничего съестного изыскать не получится. В сумке валялась только жевачка, что отпадало как вариант. Но по дороге я видела небольшой магазинчик на остановке — там-то точно будет еда.

— Эй, малыш, идем со мной, сейчас что-нибудь придумаем, — выдавила я максимально приветливым тоном.

Он слегка кивнул и пошел к выходу. Я, приняв это за согласие, ускорила шаг и нагнала его. В ту минуту, как мы поравнялись, мальчик вдруг взял меня за руки. Окоченелые пальцы больно вцепились в мою ладонь — какая же холодная была эта рука! Должно быть, он до костей промерз.

Моя машина стояла у самых входных ворот. Я поторопилась открыть заднюю пассажирскую дверь и помогла моему маленькому спутнику забраться на сидение. Когда я закрывала дверь, взгляд невольно упал на ноги малыша. До этого не могла их видеть, так как они были сокрыты от меня складками штанов. Я увидела ноги.

Мальчик был бос. Белые, как снег, ступни. Все это время он стоял босиком в снегу. Меня взяли ужас и злость. Как такое может быть, почему с ребенком так поступает мир взрослых?!

— Где ты живешь? — спросила я.

— Здесь, — его голос звучал тихо и низко, как-то не по-детски холодно и отрешённо. Односложность ответов тоже удивляла, но в его ситуации, вероятно, состояние ступора вполне нормально.

Я быстро села в машину, врубила обогрев на +32 градуса и понеслась в сторону магазина. Я то и дело поглядывала в зеркало заднего вида, силясь рассмотреть его лицо или хоть бы его часть. Тщетно. Вдобавок малыш молчал — ни слова, ни звука. В шоке, помыслилось мне.

Когда мы подъехали к магазину, я, глядя в зеркало, спросила, что он любит и что ему купить, но он промолчал, пожав плечами.

— Подожди в машине, погрейся, я сейчас вернусь.

Я стояла в магазине, набирая все подряд от беляшей до коробок молока, но что именно я беру, не видела, в голове носились мысли, что произошло с мальчуганом, как ему помочь. Оплатив два пакета снеди, я понеслась к машине. Открыла дверь и оторопела: пусто. Машина была пуста, на заднем сидении никогошеньки. Смылся. Но куда? Ведь, по его словам, он живет в районе кладбища, а мы уехали достаточно далеко по меркам пешехода. Я расстроилась и растерялась. Решила проехать обратно — вдруг он идет вдоль дороги? Но в вечерних сумерках я никого не нашла, как ни искала. Вернувшись домой, я, очень расстроенная, легла спать.

Следующий день был насыщен делами, и я забыла о босоногом мальчишке. Замотанная и усталая, я вернулась домой и никуда не пошла вопреки правилам пятницы. Поужинала и завалилась спать.

Я редко встаю ночью, обычно походы в туалет, жажда и прочие нужды меня до утра не беспокоят, но в ту ночь я проснулась и лениво поплелась в туалет. Тут самое время сказать о планировке моего жилища. Туалета у меня два, один рядом со спальней, но с бачком приключилась какая-то беда, и мне приходилось пользоваться гостевым. Дабы до него дойти, нужно было выйти в коридор и пройти мимо входной двери. В полусне я дошла до туалета, а вот обратно возвращалась уже вполне проснувшись. Я поравнялась со входной дверью, и что-то, увиденное боковым зрением, мне показалось не таким. Посмотрев на дверь, я замерла. Ручка медленно и без звука опустилась и так же медленно вернулась на положенное место. Я было подумала, что это мне спросонья мерещится, но в это мгновение все повторилось. Кто-то там, в подъезде, медленно дергал ручку. Часы показывали 2:43, в моем подъезде имелся консьерж. Кто это? Мой бывший? Воры? Кто-то ошибся дверью? Все эти вопросы легко можно было развеять, ведь у меня имеется глазок, казалось бы — подойди и посмотри. Но какое-то чутье, предчувствие, интуиция, как ни называй — это что-то сразу дало мне ответ, что это нечто плохое, очень плохое. А тем временем ручка продолжала свое движение вверх и вниз. В этот момент я, крепко жалеющая, что живу одна, собрав мужество и скепсис в кулак, уверяя себя, что это кто-то из соседей после пятничной гулянки ошибся этажом (дело в том, что на моем этаже всего две квартиры, во второй идет ремонт уже полгода, там никто не живет), подошла к глазку и, затаив дыхание, глянула.

Я забыла, что дышать всё же нужно. Меня охватили ужас и чувство нереальности. Там, под дверью, стояла маленькая фигура в грязно-желтой шапке со снежно-белыми босыми ножками. Это был тот самый ребенок. Как? Как он мог быть здесь?

Он не двигался. Просто стоял.

Я отпрянула от двери. Может, сон? Я ощупала себя, глянула в громадное, во весь рост, зеркало. Нет. Не сон. Это я, с бледным лицом и округлившимися от ужаса глазами. Тем временем ручка снова пришла в движение, но на этот раз к этому прибавился стук. Легкий стук, как кулаком в дверь. Я снова вытаращилась в глазок. Стоит. Все там же, а от лифта до двери тянется цепочка мокро-грязных следов.

И тут случилось то, что развеяло все мои надежды на сон или какой-то розыгрыш. Маленький гость вдруг резко поднял голову и впервые посмотрел мне в глаза, точнее, в глаз. Большие белые глаза уставились на меня, не мигая. Они были просто белые, ни склеры, ни зрачка, как будто их начали рисовать, но нарисовали только контур. Этот невидящий взгляд уперся в меня. Он знал, что я вижу его, и знал, что я в ужасе. Лицо его было каким-то беловато-серым и сморщенным, как старое или высохшее, рот был непомерно велик и лишен губ. Только какая-то синева и неровное очертание вокруг. Он глядел на меня и вдруг резко склонил голову и прошептал:

— Кушать.

Рот этот вдруг открылся так, как это бывает у змей или крокодилов, то есть стал непомерно огромен, как будто нижняя челюсть вообще не связана с верхней. Обнажились обломки зубов; зубы были человеческие, но как будто обломанные или отгнившие.

Потом он схватился за ручку и, продолжая смотреть на меня, начал снова дергать ее. Я отшатнулась. Пятясь и спотыкаясь, я нащупала выключатель, но свет не загорелся. Я, больно ударившись о косяк, влетела в спальню, схватила телефон, чтоб позвонить хоть кому-то, но он был отключен. Просто не реагировал ни на что. Вечером он стоял на зарядке, значит, батарея не могла сесть. Сломался? Но он новый, что за ерунда?..

Выключатель всё так же беспомощно щелкал. Из коридора я слышала стук в дверь. Такого страха и отчаяния я не испытывала никогда. Я стала шарить глазами по комнате в ужасе и панике, и вдруг взгляд мой упал на балконную дверь. Я же всегда зашторивала окна — у меня большие окна и очень большой балкон, утреннего солнца я не люблю, посему шторы у меня плотные. Получается, вечером я выходила курить перед сном и по какой-то причине не зашторила окон? Понимая, что это физически невозможно (у меня пунктик на почве штор), я уставилась в дверной проем. И теперь в блеклом свете луны я отчетливо видела весь балкон и нечто темное в отдаленном его углу. Это нечто двинулось к балконной двери, и тут я снова увидела его. Мальчик или, точнее, то, что сперва показалось мне мальчиком, подошло к двери и, положив руки на стекло, толкнуло дверь. Она была заперта. Тогда он вновь возвел на меня эти свои глаза. От страха и паники я впала некое подобие ступора. Ни кричать, ни двигаться, ни говорить я попросту не могла. Вместо этого я только силилась втянуть воздух, который будто выкачали из комнаты, и легкие мои будто сдавил колючий ледяной трос. Мне показалось, что я упала лицом в снег и не могу вдохнуть, ощущая его удушающий холод. Я не могла отвести взгляда от окна и глаз за ними. А он вдруг вновь разинул свой безразмерный черный рот и протянул:

— Кууушать...

И вот это «ууу» он протянул так низко, будто какой-то инструмент вроде трубы. Этот гортанно-низкой звук вызвал во мне такой животный ужас, что окончание «шать» я слушала уже сквозь пелену. Я отключилась.

Пришла в себя я на полу у кровати. Рядом валялся телефон. Он был включен и заряжен полностью. Убеждая себя, что это сон, я уставилась на балконную дверь. Сперва все вполне подтверждало версию сна, но подойдя ближе, я увидела отпечатки двух маленьких рук с обратной стороны двери. Последняя ниточка здравого смысла оборвалась где-то в воспаленном и съежившемся от страха мозгу. Что думать, я не знала. Обследовала балкон, обнаружила грязные засохшие следы ног. За входной дверью было то же самое. Что делать и куда бежать, я не знала. Знала только, что если буду активно распространяться на сей счет, сильно рискую загреметь в психиатричку. Стала вспоминать все сначала. Прокрутила все происходившее в голове — картина вышла странная, но, как говорится, что имеем... Из информации, полученной от моего страшного немногословного гостя, я точно узнала только две вещи: что он голоден и где он живет. Живет?! Но он не живой — это я тоже могла утверждать вопреки здравому смыслу. Его холодная рука была вовсе не замерзшей, а мертвой. Изнутри ладошки не шло привычное тепло, она была как льдинка, а белые, как снег, бескровные ноги были ногами мертвеца.

Эти мысли роились в моей голове, когда я уже неслась по трассе в строну знакомого мне кладбища. Я не знала, кто он и зачем он ко мне приходил, но знала, где я его подобрала... или это он меня нашел?

Я повернула на указателе. Съезжая на прямую, ведущую прямиком к кладбищенским воротам дороге, я закономерно скользнула взглядом по зеркалу заднего вида. На заднем сидении был мой маленький преследователь. Теперь он смотрел на меня своими пустыми, как мартовское небо, глазницами. Они глядели через зеркало, через мое лицо, смотрели прямо в мою душу, сея леденящий страх и только чудом не заставив меня слететь в сугроб. В следующую секунду, когда я выровняла машину, его уже не было.

Оцепеневшая, с трясущимся руками, я влетела в кладбищенскую часовню. Батюшка встретил меня с изумлением. Мой сбивчивый лепет он разобрал не сразу, но выслушал внимательно и молча. Когда я умолкла, начал говорить уже он:

— Это произошло, когда здесь служил еще отец Алексий, в начале 90-х. Времена тогда, сами знаете, были тяжелые. Много всего было. Многие нуждались, паперть тогда здесь была внушительная. Детей много, беспризорники, у кого-то родители алкоголики, кто-то из дома убежал. Никто не помнит, когда появился здесь Малёк — вроде осень была, — откуда он и сколько лет ему, есть ли у него родители аль нет. Не знали, потому что Малёк не говорил, точнее, говорил он, но только несколько слов — «кушать», «мама», «спасибо». С таким нехитрым словарным запасом и побирался Малёк. Деньги он всегда приносил отцу Алексию, помогал в притворе, а тот кормил его и давал ночлег. Так и прижился мальчишка. Смекалистый, белокурый и синеглазый мальчонка, всегда готовый помочь. Прихожане и посетители кладбища часто просили его за скромное вознаграждение то траву на могилке прорвать, то цветы старые и венки убрать. Только однажды пропал Малёк. Как появился, так и пропал. День нет, два нет, неделю нет. Отец Алексий всю округу оббегал, все местные его искали своими силами. В милиции заявление не приняли — нет, говорят, не до того, удрал ваш бездомник, весной вот повеяло, вот он и удрал. А отец Алексий возмущался — какая, мол, весна, снег, мороз, марта начало... Но так ничего и не добился. Долго искали, но через пару недель, решив, что Малёк подался на вольные хлеба в город, поиски прекратили. А в мае-апреле пришел к Алексию милиционер. Нашли, говорит, Малька вашего. В лесу мужик какой-то нашел тело ребенка. Вызвал наряд. При осмотре постановили, что мальчик замерз. При жизни был истощен. Телесные повреждения в виде черепно-мозговой травмы, частичное отсутствие зубов от удара, перелома правой ноги и двух правых ребер. Это дало возможность утверждать, что ребенка сбила машина. Дойти до этого места сам мальчик не мог. Вероятно, сбивший его водитель завез ребенка в лесополосу и бросил. Мальчик пытался выйти из леса, но сильные травмы, голод и холод не дали добраться до трассы. Хоронил его отец Алексий на этом самом кладбище возле северной стены часовни. Но вот что странно — через пару месяцев пришел в милицию человек. Глаза впалые, бегают, руки трясутся. Мне, говорит, признаться нужно. Я ребенка убил. Оказалось, это тот самый водитель. Был на кладбище, брата могилу навещал. Зашел в кафе — раньше тут неподалеку кафе было. Выпил, так сказать, поминальных стопок, много стопок, потому как местные мужики подсели, беседа, компания... Когда вышел, был вечер уже. Он в машину сел, да спьяну от дороги отвлекся, как мальчика на обочине задел, сам не знает. Только снес он его на полном ходу. Вышел, смотрит — мальчик лежит, не шевелится. Он его взял, а тот шепчет что-то, прислушался, а он тихо так: «Кушать, кууушать». Кулачок разжал, а из него монетки посыпались. И все. Говорит, подумал, что умер. Смекнул, что за такое его точно посадят, а что пьяный, так и надолго. Вот и решил его в лесополосу сбросить, чтоб не нашли. Только вот стал он к нему приходить. Сперва во снах. А потом, говорит, ночью, только уже как живой. Стоит и смотрит. А теперь, мол, даже днем покоя нет. Везде и всегда то сам мальчик, то следы его. Не могу, говорит, делайте, что нужно по закону, только бы больше не мучиться так. Отец Алексий выслушал, прослезился. Ведь Малёк частенько в магазин бегал — денежки прособирает за день и в магазине еду покупает, все норовит Алексия угостить. Вот и в тот раз, видать, в магазин он шел. Шел и не дошел.

Я стояла в полном ошеломлении. Я больше не была саркастичным мизантропом. Слезы катились из глаз.

Чуть позже я уже стояла там, где впервые увидела Малька. Первая линия могил у северной стены церкви. Маленький памятник без фотографии, потому что у него не было фотографий. У него не было имени, не было прошлого. Но он — был. Добрый малыш, бессловесный, но открытый для всех.

— Отец Георгий, почему я его вижу?

— Этого я не знаю. Возможно, в тот момент ваш разум был открыт или ваши мысли были наполнены чем-то таким, что привлекло его к вам.

— А почему он за мной ходит?

— Но вы же сами предложили помощь, ведь так? Вот он и пошел.

Я вспомнила, как он вцепился в мою руку, как шел рядом. Вспомнила слова, которые знал Малёк при жизни. Он знал слово «мама». Значит, у него была мама. Это был чей-то сын, кто-то передал ему доброту и любовь к людям, отдал часть своей души. Возможно, неосознанно, но так уж вышло. Может, ему нужно было тепло? Простое душевное тепло — то, которого его лишили в жизни и в момент смерти, оставив наедине со страхом, болью и холодом.

— Как думаете, чего он хочет? Что мне сделать для него, если уместна такая формулировка вообще...

— Вполне уместна. Да вы и сами слышали, он же, если вы ничего не напутали, сам вам говорил. Кушать.

— Я ничего не напутала. Но только как же я его накормлю, если он, простите, умер?

— А вот так. Вы живых накормите, а мертвым им пища памяти нужна только.

... Продавщица в магазине взирала на меня, как на умалишенную, когда я возвращалась за четвёртым и пятым пакетами.

— Это вам, — сказала я, выгружая пресловутые пудовые пакеты около разношерстной серой толпы стоящих на паперти. Шебутной мальчик лет десяти помогал мне с разгрузкой. Я простилась с отцом Георгием, заказала заупокойную за раба Божьего Михаила — так его нарек отец Алексий, ибо нет в святцах такого имени, как Малёк.

Я больше никогда не видела Малька наяву. Только во сне, через неделю после всех происшествий он пришел ко мне. Все такой же, босой, все в том же пальто. Только тут он снял свою шапку, и на меня смотрели синие, как ручей, и чистые, как весеннее небо, глаза. Прекрасные и по-детски широко распахнутые. Он улыбнулся; все зубы были на месте, кроме переднего — он выпал и должен был поменяться на коренной. Малёк смотрел на меня и погодя несколько минут вдруг сказал: «Спасибо». Голос его был теперь настоящим, детским. А потом он обернулся и, показывая куда-то вдаль, куда моего взора не хватало, сказал: «Мама». Как мало нужно слов — в этом одном слове было все. Я поняла, что теперь он со своей мамой, что он не мерзнет больше в лесу у трассы, остекленело глядя вымерзшими глазами в мартовское небо.

Я часто проведываю Малька, привожу ему конфет и шоколада. Но больше я никогда никого и ничего не видела и не чувствовала необычного. Я несколько раз говорила с отцом Георгием — почему он вдруг так появился в таком ужасающем (а точнее, последнем реальном своем) облике? Точного ответа мы не нашли, но сошлись на том, что, вероятно, кому-то из беспризорников было так же голодно, как ему когда-то и, возможно, ему грозила какая-то беда, поэтому так он и просил помощи.

А может, это не ему была нужна помощь, а мне. Может, мне нужно было чудо, чтобы стать чуточку добрее и отзывчивее, чтобы понять, что есть не только мир материальных, бесполезных ценностей, и что жизнь не заканчивается смертью.

Автор: arxangel-jul

@темы: дети, рассказы, не своё, мертвецы

---

За дверью

[Скрёб-поскрёб]

Проснулся я посреди ночи — меня разбудили какие-то странные звуки.

Я всегда закрывал дверь, ведущую из коридора в мою комнату. Не знаю, почему я это делал. В первую же ночь после переезда в эту квартиру что-то подсказало мне на интуитивном уровне закрыть дверь — не просто прикрыть, а закрыть прямо на щеколду. Возможно, это и спасло меня от чего-то, что до сих пор приходит ко мне в ночных кошмарах.

Я был простым студентом, в то время меня уже ждала защита диплома. Так как основная учёба благополучно закончилась, я решил потратить свободное время на то, чтобы немного подзаработать, но интересующая меня работа была в соседней от университета станице, так что мне пришлось туда переехать, сняв там квартиру.

В первое время проживания на моей новой съёмной жилплощади всё было, в принципе, нормально, однако меня не покидало чувство, что я в ней живу не один. Будто я всего лишь гость, которого принял на ночлег некий хозяин, но не более, а я же начал наглеть и возомнил себя владельцем. Это странное чувство доставляло мне беспокойство, и с каждым днём всё сильнее. Ближе к заходу солнца мне начинало становиться не по себе: непонятный страх заставлял меня постоянно прислушиваться к тому, что происходит в квартире, оглядываться, когда я сидел за ноутбуком, всякий раз ожидая увидеть «его». Кого? Или что? Не знаю, но что-то наблюдало за мной, и моё присутствие в этой квартире, видимо, раздражало его всё больше с каждым днём.

Я думал, что, может, мне всё это лишь казалось. Убеждал, что одинокая жизнь в квартире сильно действовала на мою буйную фантазию, щекоча мне нервы. Наш внутренний голос порой пытается нас предостеречь, предупредить о некой угрозе, которую наш рациональный разум даже представить не может. Я не хотел прислушиваться к нему, ведь мне уже давно не пять лет, и стыдно было бояться всяких бабаек.

Однако я перестал спокойно спать, мне стали сниться кошмары, но каждый раз, просыпаясь, я не мог толком вспомнить, что же ко мне приходило во сне, что так сильно меня пугало. И от этого всего становилось ещё более не по себе. Я помнил лишь то, что это нечто всегда гналось за мной до того момента, когда мне удавалось забежать в свою комнату и закрыть дверь. Эта сущность не могла открыть её — понятия не имею, почему, но эта дверь была барьером, который каждый раз спасал меня. Просыпаясь по ночам, я долго лежал и смотрел на закрытую дверь, всё пытаясь успокоиться и убедить себя, что всё это лишь дурной сон и ничего более, что за ней сейчас никто не стоит и ничто мне не угрожает. Всё это время я старательно отмахивался от всяких наваждений и чувства чужого присутствия. У меня получалось, но лишь до той злополучной ночи.

Проснувшись тогда и не осознавая, что же меня разбудило, я спокойно посмотрел время на телефоне. Было около трёх часов ночи. Я перевернулся на другой бок и попытался уснуть. Но я опять услышал этот звук, теперь уже не сквозь сон, а наяву: о дверь что-то скреблось, звук был негромкий, но посреди ночной тишины был очень хорошо различим. В тот момент я сильно пожалел, что не завёл кошку, тогда бы можно было всё это спихнуть на неё, но, увы, в квартире, кроме меня, никого больше не было. Я весь обратился в слух. Я слышал своё дыхание, слышал, как часто бьётся моё сердце, как где-то вдалеке воет собака и как что-то медленно скребёт ногтями или когтями, чёрт его знает, об дверь в мою комнату.

Не знаю, сколько я так пролежал на кровати, слушая этот мерзкий звук — может, минуту, пять минут или полчаса: я потерял счёт времени. Мой мозг отчаянно пытался найти всему этому логическое объяснение, которое бы помогло справиться со страхом. Быть может, просто какой-то человек залез в квартиру и решил меня так незатейливо попугать? Знаю, что мысль дурацкая, но я тогда хватался за любую соломинку. Однако я точно помнил, что запер входные двери на все замки — взломщику пришлось бы нехило попотеть, чтоб попасть в квартиру, и я бы точно расслышал подобную возню. Нет, не то. Что же это тогда? Что? Может, кто-нибудь другой на моём месте спокойно бы встал, открыл дверь и посмотрел бы уже наконец, что там такое. Но я не мог — всё тот же внутренний голос отчаянно уверял меня, что этого делать не стоит, не стоит и точка.

И тут я в темноте заметил какое-то движение внизу в проёме между дверью и полом (он был достаточно большой). Я осторожно, стараясь не шуметь, взял телефон и посветил им туда, лучше бы этого не делал. Там были пальцы, человеческие пальцы, чёрные человеческие пальцы, они просунулись под проёмом и мерзко скребли ногтями о дверь уже с внутренней стороны. Дальше всё было как в тумане — я что-то закричал благим матом, выбежал на балкон и спрыгнул с него на землю. Слава богу, жил я на втором этаже.

Немного придя в себя, я обошёл пятиэтажку, сел на лавку возле своего подъезда и просидел там до самого рассвета, пытаясь думать о чём угодно, но только не о том, что только что случилось. Хорошо хоть кто-то забыл забрать штаны, сушившиеся на верёвке за домом, а то бы так в одних трусах и сидел бы. Когда наступило долгожданное утро, я позвонил хозяйке квартиры, сказал, что потерял ключи, и попросил привезти запасные. Разумеется, когда она приехала, мой вид её, мягко говоря, удивил. Я не стал ей ничего рассказывать, она бы меня точно за психа приняла. Наврав что-то про неудачную ночную гулянку, просто попросил открыть квартиру. Осмелился я туда зайти только после неё. В квартире вроде всё было нормально, кроме одного — следов царапин на двери в мою комнату.

В тот же день я плюнул на всё и съехал оттуда. Я не стал расспрашивать хозяйку о каких-нибудь смертях в той квартире или странных случаях. Не хочу я знать, что это было, мне плевать. Я хочу лишь одного — забыть ту ночь, забыть как страшный сон.

Автор: Faust92

@темы: рассказы, сущности, не своё

---

[Beyond the Mirror]

@темы: картинки, не своё

---

Я просто оставлю это здесь...

[Fess Redfern]

Не для слабонервных

@темы: картинки, предметы и вещи, не своё

---

Из невыдуманного

[Скрёб-поскрёб]

Со мной, если не изменяет память, ничего сверхъестественного никогда не происходило. Что самое обидное, многие рассказывали мне о паранормальных и пугающих событиях, случившихся с ними, но, увы, вряд ли многое вспомню. Кое-что из последнего в памяти сохранилось.

∗ ∗ ∗

Известные многим истории о Бухте Кэндл, БЕЗНОГNМ и Вайомингском инциденте совершенно меня не затронули, потому что в детстве я испытал не менее интересный опыт приобщения к альтернативному кинематографу. Будучи младшеклассником, проживал в украинском городе-стотысячнике, известном на советском пространстве своим заводом по производству кинопленки. Помимо центральных каналов типа "Iнтера" и "1+1", в городе вещал местный, название которого даже запомнил. Не суть. В дневное время по нему транслировали передачи об унылых городских событиях, после обеда крутили американские мультики, а по вечерам - американские же кинофильмы: как правило, ужасы, причем, надо отдать телевизионщикам должное, свежие. Но главное блюдо подавалось ночью. По ночам на этом канале крутили откровенную гурятину. Именно тогда я впервые приобщился к "Ликам смерти", "Конструктору красного цвета", "Аду каннибалов", "Некромантику" и иностранным фильмам по криминалистике. Что интересно, страха или отвращения при просмотре не испытывал, только любопытство, - куда больше тогда пугали "Птицы" Хичкока, "Хихикающий доктор", "Князь тьмы" Карпентера и "Кошмар на улице Вязов". Тем не менее, не покидало ощущение неправильности происходящего. Идентифицировал репертуар телеканала уже в сознательном возрасте, пересматривая эксплотейшны и сопоставляя увиденное с врезавшимися в память сценами из детства.

∗ ∗ ∗

Опять же, из украинского детства. Вообще, знакомые мне товарищи малороссы в большинстве своем весьма суеверны и обожают байки о нечисть, верят приметам, гаданиям. Не суть. Как и многие младшеклассники, обожали пощекотать нервы страшилками, а уж когда в нашей компании появилась книжка Эдуарда Успенского про Черную Руку и Красную Простыню, ажиотаж вокруг сверхъестественной темы зашкалил. Книжка пошла по рукам и была едва ли не зачитана до дыр. Немедленно возникла мысль вызвать Пиковую Даму. Конечно, все отдавали отчет, что это крайне опасный персонаж, и лучше бы с ним не шутить, но детское распиздяйство оперлось на железный аргумент - "авось пронесет". Компания человек из пяти-семи расположилась на пустыре за домом и принялась вызывать. Уж не помню, в чем заключался ритуал, но в какой-то момент все сели в круг и затихли, прислушиваясь. Вдруг ни с того ни с сего неподалеку образовался небольшой, по колено, пыльный вихрь, и медленно начал приближаться к нам. Выглядело это зловеще, ведь не было ни ветерка. Все высрали и дали деру во двор, решив с Дамой больше не связываться.

Связаться решили с Матерным Гномиком. Вызывали его на улице в полнолуние - без этого магии бы не получилось. Помню, вызов строился на игре с перспективой: самый отважный брал маятник, сооруженный из нитки и конфеты, поворачивался лицом к луне, поднимал нитку на уровень глаз и повторял: "Матный Гномик, приди, приди". Считалось, что оный гномик в какой-то момент слезет с луны и поползет вниз по нитке, лол. Вызывал я; как ни стремился убедить себя в том, что ритуал удался и вот он, уже показался, уже колпак выглядывает из-за темной стороны, - ничего, кроме неловкости, не испытывал. Друзья тоже приуныли. В итоге решили пойти в подъезд и потравить там страшилки - короче, хоть как-то утолить свою потребность в острых ощущениях. А подъезды в небольшом городке середины девяностых - это место гиблое, хардкорное: ни домофона, ни освещения, ни единой несожженной кнопки вызова лифта. Да и сами лифты чаще напоминали душегубки. Редкому удальцу доставало храбрости предпочесть ржавый катафалк заблеванной и обоссанной лестнице. Наша дворовая команда уединилась в предбаннике именно такого подъезда и принялась оживленно обсуждать неудавшийся вызов, попутно награждая гномика многоэтажными титулами.

Внезапно одна из девчонок кааак завизжит. И это в полной темноте, когда и свои руки-то не видно. Все притихли, отложили по камушку и начали расспрашивать - что такое, мол. Девчонка, запинаясь, призналась, что слышала дробный стук где-то у лестницы в подвал. Будто бы топот маленьких ножек, заявила она. Само собой, все решили, что это такая беспомощная попытка нагнать страху, и девчонку подняли на смех. Что понятно, ведь смех - защитная реакция организма. Но тут случилось странное.

Стоя впотьмах, я ощутил порыв ледяного (именно ледяного, а на дворе стояло лето) воздуха откуда-то со стороны подвала. Спросить, почувствовал ли это кто-нибудь еще, не успел, потому что в тот же миг услышал в двух шагах от себя тихий-тихий мерзкий смешок. Лилипутский такой. Сказать, что стало страшно, значит сильно преуменьшить. Не успел ничего подумать, как тело на автопилоте вынесло меня на улицу. Остальные бросились следом.

Дальше непонятное. Один мальчишка сказал, что в подъезде ему вдруг стало тревожно, а когда я ломанулся наружу, нервы сдали совсем. Другая девчонка утверждала, что слышала позади чье-то тихое дыхание, хотя стояла спиной к стене. Тян, которая слышала шаги, настаивала на том, что ей ничего не померещилось, и зареклась вызывать еще кого-либо. Еще один пацан сказал, что кокок, все дураки, надули в штаны, и ему вообще стыдно с такими ссыкунами водиться. Такие дела. Историю эту запомнил хорошо, но сам к ней отношусь спокойно - какие, к черту, гномики. Не исключаю, что услышанный смех это ложное воспоминание: психика любит выкидывать такие трюки. Но чувство панического ужаса в том подъезде помню отчетливо.

∗ ∗ ∗

Один мой товарищ, будучи ребенком лет четырнадцати, пошел с другом гулять в лес, стоящий по соседству с жилым массивом в Северо-Восточном административном округе Москвы. Мальчишки углубились в лес, который в те годы еще не был благоустроенным парком, и на одной из полян обнаружили прозрачные пакеты из плотного пластика, сопоставимые по габаритам с холщовым мешком для картошки, например. Каков же был ужас детей, когда они поняли, что в пакетах лежали части человеческих тел. Руки-ноги, торсы, головы. Ребята обалдели и бросились бежать. О своей находке никому ничего не сказали. До сих пор непонятно, кто и зачем оставил эти останки на поляне близ жилых домов.

Видимо, это событие оставило глубокий отпечаток в душе товарища, поскольку я запомнил его весьма угрюмым и немногословным. Историю эту он рассказал лишь однажды, попросив никогда к ней больше не возвращаться.

∗ ∗ ∗

У друга на работе - а работает он на автозаправочной станции, - по ночам (и только по ночам) сами по себе открываются двери на фотоэлементах. Раз по пять за ночь. Кроме того, однажды он написал вот что:

"Помнишь, я про самопроизвольно открывающиеся автоматические двери рассказывал? Ну, которые ночью сами открываются. Так вот, также по ночам я регулярно я краем уха слышу посторонний шум с улицы. Улица, хуле. Машины, алкаши. Животные.

И тут до меня доходит, в этот самый момент, ЧТО это за звук. Это ролет открывающийся или закрывающийся. ЭТО НАШ РОЛЕТ, БЛЯТЬ, НАШ. Который закрывает "хлебницы" с омывателями и углями, которые, в свою очередь, стоят рядом со входом, и на камерах их не видно. ОТКРЫВАЮТСЯ РОЛЕТЫ НА ХЛЕБНИЦАХ. Они (хлебницы) у нас открыты всегда. Но сам ролет опускается! Походил, поопускал их. За ночь два раза слышал".

∗ ∗ ∗

Еще одна история от того же друга:

"Пересматривал видеозаписи, искал пидора, который украл дорогущие освежители воздуха в авто. А смотрел не конкретную камеру, а все разом. И вот при прокрутке в х16 в воздухе над ёмкостью с топливом (а это была ночь) огромная белая тень пронеслась зигзагом. И это было явно не насекомое. Я раз двадцать перематывал на самой низкой, по кадрам - пытался понять, как близко оно к камере. То есть, создается ли иллюзия больших размеров из-за слишком близкого расположения к камере, или это реально большая тень? Серьезно - неведомая хуйня это была.

∗ ∗ ∗

Знакомый рассказывал, что видел (по накурке, правда), как из стен его квартиры вылезли длинные черные руки и начали извиваться, пытаясь дотянуться до него. При этом в комнате стоял такой топот, будто по ней носилось стадо динозавров.

∗ ∗ ∗

Вот, вспомнил странную историю, которая произошла со мной в декабре прошлого года. Процитирую её.

Скукота на работе. Сидим ночью с коллегой одни на восьмом этаже, в огромной-преогромной комнате, и пишем всякую ересь. Тут она подпрыгивает на стуле и спрашивает:

- Ты это слышал?

- Нет, - говорю. - А че такое-то?

Она, напряженно вглядываясь в конец зала:

- Там кто-то есть.

Прислушиваюсь. И действительно: в противоположном конце зала, метрах в десяти от нас, кто-то ходит. Шаги еле-еле, но слышно. Обычные шаги, как если бы кто-то шагал туда-сюда в обуви. Не приближаются и не отдаляются, будто кто-то топчется на месте. Через пару минут все прекратилось.

Тут надо сказать, что дверь в зал оборудована электронным замком, который при отпирании издает редкой противности писк. Эту истошную трель слышно на весь этаж даже днем, не говоря уже о ночной тиши. Так что зайти к нам незамеченным никто не мог, а, как сказал прежде, кроме нас на этаже не было ни души.

Как ни странно, мне абсолютно не страшно, а сменщица жуть как всполошилась. Но она и прежде боялась оставаться ночью одна, так что ее испуг в расчет не взял.

Когда пошел на улицу курить, порядка ради обошел дальние комнаты на этаже. Разумеется, в них никого не было.

∗ ∗ ∗

Вот такие истории. Не повергают в пучину ужаса, зато, и это важно, невыдуманные. Может быть, еще что-нибудь запишу. Если вспомню.

Автор: Thronde

@темы: дети, рассказы, сущности, это случилось на самом деле, не своё

---

[Алонсо Кехана]

@темы: видео, рассказы, не своё

---

Экзорцизм (комикс)

[Скрёб-поскрёб]

Автор: Автор: TotesFleisch8

@темы: картинки, сущности, не своё

---

Существо со стройки

[Скрёб-поскрёб]

Лет пять тому назад я проживал на съёмной квартире. Дом, где была эта квартира, располагался на окраине города. Обычный тихий двор, рядом ларёк и автобусная остановка. И всё бы ничего, если бы не вид из окна. Выглянув в окно или выйдя на балкон (снимал квартиру я на третьем этаже), я упирался взглядом в уродливую стройку.

Стройка была заброшена ещё в лихие девяностые. Фирма взяла с людей деньги, наняла подрядчиков, те рьяно взялись за дело, и потом резко всё заглохло. Подрядчики пропали, хозяин фирмы пропал, деньги люди тоже не вернули (да таких случаев в то время было полно). Всё что успели построить, это фундамент, первый этаж и часть второго этажа. Раньше на этой заброшенной стройке «тусили» всякие наркоманы да бомжи, но потом милиция вроде взялась за дело, и их и след простыл. Молодёжь эта стройка как место тусовок не привлекала, ибо той молодёжи в данном районе раз два и обчёлся, одни старики да работяги заводов.

В общем, как-то раз летним вечером я засиделся допоздна за телевизором. Как сейчас помню, на часах было 2:35 ночи. Сон никак не шёл. Решил я выйти на балкон подышать свежим воздухом. Вышел, стою размышляю о бренности бытия, как вдруг замечаю взглядом на стройке какое-то движение. С балкона мне особо было не видно, что там происходит, так как света единственного фонаря во дворе не хватало, чтобы осветить этот самый двор. Эх, снова нарики вернулись, подумал я, и пошёл обратно в комнату.

Тут я решил, что перед сном неплохо бы было выпить чайку. Захожу на кухню, ставлю чайник на плиту, и вдруг слышу за окном странный звук. Звук был похож на то, как трут пенопластом по стеклу, только ещё противнее, меня аж передёрнуло. Выглянув в окно, я опять толком ничего не увидел.

Решил я выключить на кухне свет и посмотреть повнимательнее. Где то минуты через две мои глаза адаптировались к темноте, и я стал уже видеть лучше, что там, собственно, происходит.

С недостроенного второго этажа стройки вдруг выпал какой-то мешок. То есть не сам мешок (я различал только формы и силуэты), а нечто похожее. Чтоб вы представляли, это выглядело, как-будто бы кто-то выкинул либо мешок с картошкой, либо свёрнутый ковёр, вот в общем что-то в этом роде. Я уж даже стал думать, а не человека ли это выбросили.

Дальше события начали развиваться ещё стремительнее. Сначала я ничего не видел, но вот в отсветах фонаря показалась какая-то тень. Я поначалу решил, что это собака, но нет, оказалось что это тот самый «мешок».

И чёрт возьми, он полз!

Его движения напоминали движения гусеницы, а если точнее, какой-то толстой личинки. Но то, что я увидел дальше, повергло меня в ужас. Тот странный «мешок» на мгновение замер, потом затрясся в судорогах, а потом из него резко появились четыре конечности и ЭТО быстро побежало на них.

Оказавшись в свете фонаря эта штука начала то ли осматриваться, то ли принюхиваться. Сказать точно, что это существо делало, я не могу, ибо головы (морды или ещё чего) как таковой у него не было. Выглядело оно просто как прямоугольник с четырьмя конечностями. И вдруг передняя часть этого «мешка» как-то странно повернулась в сторону моего окна.

В этот момент я, как маленький мальчик, сел на корточки, чтобы спрятаться, только всё же напоследок выглянул. Естественно поле моего обзора в таком положении стало меньше, но как это существо метнулось в сторону моего подъезда, я успел заметить очень хорошо. Я чуть ли не ползком, соблюдая придельную тишину, направился в спальню. Лёг на кровать, лежал очень тихо, дабы не привлекать внимания и слышать, что происходит на улице.

А там были слышны странные звуки, какое-то сопение, чавканье, и кто-то шуршал кустами сирени, произрастающими около подъезда. Но вскоре усталость взяла своё, и я заснул.

После этого случая я боялся лишний раз мимо этой стройки ходить, да и вообще как минимум месяца на три стал пугливым и раздражительным. Благо, скоро мне посчастливилось купить свою собственную квартиру, и я был очень рад съехать из этого двора и от этой проклятой стройки подальше. До сих пор не могу логически объяснить, что (или кто) это было. Вот такая вот история.

P.S. На днях узнал что стройку эту решили завершить, кто то выкупил этот объект. Будут строить магазин «Магнит». Постараюсь как закончится стройка разузнать подробности. Может что интересное там найдут, то что прольёт свет на тот случай.

Автор: Nekrorys

@темы: рассказы, сущности, заброшенные дома и недострой, не своё

---

Купе № 7

[Питер Меркель]

— Да, конечно. Разумеется…
Антон замедлил шаг, откровенно недовольным взглядом провожая людей, спешащих к плацкартным вагонам. Поодиночке и по двое, те ломились к поезду, словно торопились на проходящий, где удобные места занимают только быстроногие счастливчики. По асфальту перрона громыхали колеса тележек.
— Нет, не помню точно, кажется, где-то в шесть утра… Да, разница у нас в час, в пять по новосибирскому. Конечно, перезвоню. — Зажав мобильный телефон между щекой и плечом, он вынул из внутреннего кармана куртки паспорт и сложенный вдвое билет. — Все, уже сажусь, созвонимся позже. Хорошо, пока.
Неуклюже перехватив паспорт левой рукой, при этом едва не уронив сумку с вещами и ноутбуком, он выключил телефон и спрятал в поясной чехол. Улыбаясь проводнице, протянул паспорт, раскрывая на странице с фотографией. С желтого разворота на работника российских железных дорог взглянул хмурый молодой человек. Антон Туманов, восемьдесят третьего года выпуска, сходство с фотографией практически полное, не то что у некоторых. Проводник, симпатичная женщина лет сорока, машинально улыбнулась в ответ, принимая документы и раскрывая билет.
В морозном ночном воздухе вились легкие облачка пара, вылетающие при дыхании. Наблюдая, как проводница вчитывается в цифры, Антон поймал себя на мысли, что возбуждение, охватывающее его перед любой поездкой, становится все сильнее. А еще подумал, что симпатичные молодые проводницы, должно быть, существуют только в неприличных фильмах Для взрослых. Хорошего дизайнера часто отправляют в командировку, но за годы поездок по стране Туманов так и не встретил хорошенькой юной проводницы. Размышляя об этом, он скрыл невольную улыбку.
Неторопливо сверив данные, проводница ловким движением отклеила вторую страницу билета, надрывая золоченый штамп РЖД в верхнем левом углу.
— Вы сразу гасите? — Антон наблюдал за ее пальцами. Забрал протянутый билет, убирая в карман.
— Народу-то нет, — рассудительно пояснила проводница, сделав небрежный жест. — Пустой вагон, считай. Только после Ачинска подсаживаться начнут…
Перрон и правда был пуст, если не считать двоих стражей порядка у подъема на пешеходный мост и редеющего ручейка пассажиров, торопящихся к плацкартным вагонам.
— Тринадцатое место в каком купе?
— Там на дверях написано все, — безразлично ответила женщина, бросив взгляд на цифровые часы, установленные за спиной Туманова. — Заходите, через две минуты отправляемся.
— Спасибо, Алла Сергеевна, — без улыбки ответил он, прочитав пластиковый бейдж, прикрепленный к суконному лацкану ее темно-синей формы.
Перехватив сумку, Антон ухватился за желтый поручень и шагнул на высокие металлические ступени, поднимаясь в поезд. Над лестницей работали два светильника, по форме напоминавшие гротескные чашки женского лифчика, и Антон во второй раз едва сдержал улыбку.
Уютное тепло вагона встретило его сразу, как только он закрыл за собой дверь в тамбур, отрезая доступ пронзительному октябрьскому воздуху. Держа сумку перед собой, он миновал короткий коридор, ведущий мимо туалета и купе дежурного к четырехместным комнатам пассажиров. Слева, на стене закрытого купе со странной табличкой «38, 39» под тонким прозрачным пластиком красовались фотографии упаковок «Ментос» и «Меллерс», а также распечатанные на принтере расценки на чай, кофе и минералку. Пузатый титан, как мельком отметил Антон, уже был нагрет.
Вагон порадовал с первого взгляда — современный, чистый, с новенькой ковровой дорожкой, убегающей вдаль. Светлый, почти белый пластик сиял, на окнах виднелись массивные рамы. Узкое электронное табло, висевшее над головой, услужливо подсказывало московское время, температуру в вагоне и его номер. В правой части табло размещался индикатор, указывающий, закрыты ли туалеты. Если табло не обманывало, вагон имел десятый номер и сейчас в нем было плюс 22 по Цельсию, а в Москве почти пробило три ночи.
Ровный ряд закрытых дверей создавал ощущение размеренного уюта и сразу же рождал мысли о дорожной романтике. Пассажиры, в отличие от него прибывшие на посадку заранее, уже закрылись в своих камерах, устраиваясь досматривать сны — неудивительно, если учесть, что поезд стартовал почти в шесть утра.
Задевая плечом шторки на окнах, Антон двинулся вперед, всматриваясь в таблички на стенах. Тринадцатая полка, купе номер четыре. Взявшись за прохладную ручку, Туманов потянул дверь вправо. С характерным металлическим перестуком та подалась, отползая. К его облегчению, три остальных места пустовали, что не могло не радовать. Ехать почти сутки в компании орущих детишек или гадящих в подстеленные памперсы котят — удовольствие сомнительное. Нужная полка оказалась нижней слева, и Антон тут же опустил на нее увесистую сумку. Затем нащупал выключатель, наполнив купе мертвенным, но ярким светом. Оперся руками на застеленный скатеркой столик, выглядывая в окно. Ночной вокзал гудел своей размеренной, дремотной жизнью.
Было слышно, как захлопнулась вагонная дверь и лязгнул замок, но Антон не торопился присаживаться или снимать куртку. С легкой тоской и неожиданной тревогой он смотрел на перрон, освещенные фонарями ларьки со снедью, зеленые мусорные баки. И, словно в ответ на его ожидание, через несколько секунд вагон мягко качнуло. Поезда и электрички, заполняющие десятки путей, киоски и люди на перроне двинулись влево, постепенно набирая скорость. Поезд отправился точно по расписанию.
Незаметно для себя шумно вздохнув, Туманов опустился на свою полку, придвигая сумку. Нужно достать плеер, зубную Щетку, дорожное чтиво. Может быть, еще ноутбук, хотя это Можно сделать и после того, как он наконец выспится.
В проеме появилась Алла Сергеевна, еще шире открывая дверь.
— Нашли свое место? — поинтересовалась она, с вежливой улыбкой протягивая запаянный пакет с постельным бельем.
— Да, спасибо, — кивнул Антон, принимая белье.
— Чай, кофе?
— Нет, спасибо. Может быть, позже.
— Как скажете, — кивнула проводница, удаляясь.
Уставившись на прозрачный мешок, хранящий застиранные простыни, наволочку и полотенце, Антон не торопился вскрывать упаковку. С каждой секундой, ощущая легкую качку и вслушиваясь в стук железных колес, он все более жадно глотал чувство дороги, щемящее, пронзительное, зовущее вперед и вперед, сквозь поистине необъятные просторы.
А еще он думал о том, что, если командировка окажется удачной, он сможет несколько месяцев не работать. Будет предоставлен сам себе, и никакого счета деньгам, никаких копеечных проектов по разработке сайтов или верстке рекламных макетов. Может быть, наконец-то закончит ремонт мотоцикла. Возможно, на пару недель уедет в Шерегеш. А то и вовсе в Таиланд, например, а то даже и на Новый год… Поедет к Славке, в конце концов, и продолжит работу над компьютерной игрой, сроки сдачи которой и так безбожно затянуты. Сделает апгрейд компьютера. Нет, просто купит новый, двуядерный, с самой мощной видеокартой — настоящую графическую станцию, которая не состарится еще как минимум пару лет.
А еще цифровую видеокамеру, как давно хотел. Фотоаппарат с мощнейшим разрешением. И новый сотовый, скорее всего коммуникатор… И ноутбук, конечно, новый, тоже самый мощный. И пусть переносной компьютер необходим ему только как инструмент предварительного анализа изображений, недельные командировочные «запои» игры в «Варкрафт» еще никто не отменил…
Кстати, и ремонт сделает в квартире. Разумеется, после того, как рассчитается с долгами за коммунальные услуги. А может быть, имеет смысл старую квартиру и вовсе продать, добавить заработанное и купить новую, пусть даже и в новостройке…
Антон вздрогнул, заставив себя прекратить мечтать. Загадывать — последнее дело, того и гляди сглазишь все к чертям. И пусть дележ шкуры неубитого медведя не был любимым занятием Туманова, вот именно сейчас, на пороге новой работы, этой октябрьской ночью он не мог совладать с собой.
Распечатав пакет, Антон повесил крохотное полотенце на поручень, вынул простыни. Вспомнил, что так и не снял куртку, и отложил белье. Набросив верхнюю одежду на легкую пластмассовую вешалку, переложил сумку на столик, потянулся к верхней полке, стащил матрас и бесформенную подушку. Мысли, как он ни силился, продолжали скакать вокруг предстоящего заказа, заставляя думать только о хорошем. Например, о дорогих женщинах, ночных клубах и прочей яркой чепухе…
Заталкивая в наволочку набитый перьями мешок, считающийся подушкой, он неожиданно замер, размышляя над тем, что невольно привлекло его внимание. Чувство было схожим с тем, что испытываешь, встретив на улице смутно знакомого человека. Проходишь мимо, силясь вспомнить имя, не без труда вспоминаешь, но, когда оборачиваешься, чтобы окликнуть и поздороваться, тот уже садится в автобус. Вот и сейчас, согнувшись над почти одетой подушкой, Антон размышлял, что именно его заинтересовало. Поезд принялся раскачиваться чуть сильнее, набирая скорость, и Туманову пришлось вытянуть руку, опираясь о край верхней полки.
Выпрямившись, он бросил еще один взгляд на четырнадцатое место, расположенное ровно над его. Еще два свернутых рулетами матраса, подушка — сестра-близняшка выбранной им. И бумажный треугольник, лукаво выглядывающий из-за края лежанки. Листок, завалившийся между полкой и стеной. Мусор, упущенный проводниками при уборке вагона. Едва угадывающиеся на листе яркие линии говорили о том, что это рисунок.
Сбросив правый ботинок, Антон поставил ногу на соседнюю полку, подтягиваясь на руках. Прохладный кожзам, обтягивающий спальное место, приятно коснулся ступни. Отодвинув матрасы, Туманов ухватился за уголок листка, осторожно вытягивая рисунок. Держа лист в руках, спрыгнул в проход, едва не стукнувшись головой, и, не глядя, нащупал босой ногой ботинок. Уселся напротив своей почти застеленной кровати, с легкой улыбкой рассматривая находку.
Рисунок, по горизонтали занимавший почти весь альбомный лист, был детским, обаятельно наивным, простым и теплым. Ребенок, во время длительной поездки уговоривший маму достать из сумки цветные карандаши, явно старался, но вышло все равно коряво до умиления. В правой части листа был нарисован дом — простенький дом с дверкой, ступеньками и неизменной печной трубой. Над дверью даже присутствовал номерок, старательно выведенный детской рукой, — семерка. За домиком виднелся палисад, отгораживающий зрителя от ровных рядов грядок, засеянных морковкой и капустой.
Почему Антон решил, что в этом крохотном огороде растут именно капуста и морковь, он не понял и сам, но невольно улыбнулся догадке. Желтая песчаная дорожка убегала от ступенек крыльца куда-то за край листа. Слева, зеленея пышной кроной, высилось дерево, и Туманов снова улыбнулся, предположив, что это дуб. В левом верхнем углу, почти над ярко-зеленой листвой, по всем законам детского рисунка было изображено солнце — желтое, с множеством черточек-лучиков, рассыпанных в разные стороны. А в самом центре картины, стоя на песчаной дорожке, был нарисован человечек. Улыбающийся до ушей, с непропорционально огромной головой, он был набросан совсем небрежно, отчего казалось, что это Страшила из сказки об Изумрудном городе. Простоватый весельчак, набитый торчащей во все стороны соломой.
Мерное покачивание вагона усыпляло, и Антон отложил рисунок на стол, рядом с сумкой. Встал, продолжил борьбу с непокорной наволочкой. Застелив постель, он еще плотнее прикрыл дверь, щелкнув специальным рычажком, не позволяющим открыть ее снаружи. Посмотрелся в зеркало, укрепленное на внутренней стороне выдвижной створки, пригладил русые волосы. Вынул телефон, сразу же переставил время на час вперед, установил будильник и оставил мобильник на самом краю стола, под подоконником.
Переложив из сумки на личную полочку-гамак книгу и футляр со щеткой, Туманов скинул ботинки и разделся. Привычно сунув под подушку джинсы и легкий свитер, убрал сумку под лежак и погасил свет. Вновь чуть не приложившись головой на очередном рывке состава, заполз под колючее шерстяное одеяло. За окном, едва прикрытым тонкими голубыми шторами, мелькали фонари, наполняя погруженную во тьму комнатку белыми сполохами. Поезд катил вперед, на восток, где Антона ждала новая работа. Высокооплачиваемая работа.
В голове, подобно вспышкам дорожных фонарей, мельтешили мысли о том, что через пару месяцев все станет хорошо. Лучше некуда. Мечтай — не хочу… С тягучими размышлениями о том, что мечтать иногда бывает очень даже вредно, Туманов ушел в тревожный и шаткий сон пассажира железных дорог.

Люди, которые следят за собственными эмоциями, часто рассказывают, что многое в их жизни происходит под аккомпанемент целой гаммы ощущений. Антон Туманов не относил себя к таким людям. Однако, едва открыв глаза, он мгновенно ощутил легкую тревогу, словно это она и разбудила его, несильно толкнув в бок.
В купе царил сумрак, лишь из освещенного коридора через узкую щель между дверью и косяком пробивался тонкий лучик, да в окно заглядывала то ли луна, то ли очередной фонарь. Облизнув пересохшие губы, Антон постарался понять, что именно послужило причиной его внезапного пробуждения и как долго он вообще спал.
Туманов сел, поправляя сбившееся одеяло. Теперь, даже не выглядывая наружу, он мог с уверенностью назвать причину пробуждения. Поезд стоял на месте. Не было слышно ни перестука колес, ни мерного гудения, не ощущалась качка. Значит, состав прибыл в какой-то городишко. Стоянка от пяти до тридцати минут. Кстати, можно сходить и принести чаю, чтобы на ходу не расплескать, — к утру остынет, можно будет спокойно выпить залпом, как он любил. Потирая глаза ладонями, Антон сладко потянулся. Опираясь о столик, подобрался ближе к окну, отодвинул штору и уперся лбом в толстое холодное стекло.
Светила все-таки именно луна. Пробиваясь сквозь лысые ветки густого тополя, она подмигивала из-за облаков, холодная и пугающая. Почти полная, если познания Туманова в астрономии были верны. Однако и ее скудного света хватало, чтобы понять, что поезд встал не на станции. Значит, решил Антон, они кого-то пропускают, на железной дороге такое сплошь и рядом… За окном раскинулась невзрачная степь с массивами черных лесов вдалеке, а единственным украшением пейзажа служил разлапистый тополь слева да какая-то железнодорожная прилада впереди по ходу движения — то ли механизм для перевода стрелок, то ли выключенный семафор, то ли колонка; двухметровая конструкция смутно белела в темноте, сгорбившись у самого края полотна.
Тревога, нежданно поселившаяся в груди, постепенно развеивалась, оставляя после себя неприятное послевкусие дурного сна, не осевшего в памяти. Взбив подушку, Антон опять прилег, легко проваливаясь в дрему. Засыпая на этот раз, он успел подумать, какая густая тишина наполняет десятый вагон…

Темнота. Нет, не совсем… Все тот же бедный свет, проникающий через окно, все тот же лучик справа от двери. Антон подтянул колкий плед на грудь, понимая, что на этот раз проснулся от озноба. Какое-то время неподвижно лежал в тишине, разглядывая освещенный зазор между дверью и косяком, и во второй раз пожалел, что не купил в дорогу ничего попить. Конечно, можно было пойти к Алле Сергеевне и купить у нее бутылочку «Бонаквы», но выползать из-под одеяла решительно не хотелось.
Не поворачивая головы, Антон скосил глаза вверх и влево, пытаясь рассмотреть, какая станция на этот раз стала причиной остановки поезда. Неожиданно для себя заметил фрагмент красной надписи, трафаретом выведенной на ручке плотной мембраны над окном: «мещения шторы нажа профиль вни».
И вновь, всматриваясь в гипнотический танец тонких теней, созданных на стекле тополиными ветвями, Туманов ощутил смутное беспокойство. Ему вдруг вспомнились слова, брошенные одним из приятелей на какой-то из вечеринок. Нетрезвый разговор тогда шел о предчувствии, способности видеть будущее и шарлатанах, а друг в свободное время баловался написанием фантастических рассказов, в подобных диспутах чувствуя себя как рыба в воде. Так вот именно тогда тот приятель, подливая себе вина, и шепнул на ухо Антону (предельно серьезно, как это умеют делать только пьяные люди), что зло приходит на землю, когда ты видишь в окне тени переплетенных ветвей, озаренных светом стареющего месяца.
Невольно нахмурившись, Туманов подобрался к окну, подхватив готовый упасть на пол край одеяла. И нахмурился сильнее. Картина, развернувшаяся за бортом скорого поезда, уже была ему знакома. Тополь. Луна, казалось, не сдвинувшаяся по ночному небосклону ни на сантиметр. Тощий семафор справа. Снова откидываясь на подушку, Антон подумал о тех, кто будет встречать его в Абакане. Если поезд придет с опозданием, он обязан их предупредить…
Протянув руку, он нащупал на краю стола мобильный телефон и активировал дисплей. Вспыхнув ярким холодным светом, электронные часы услужливо подсказали, что сейчас без четверти десять. Если по новосибирскому часовому поясу, то без пятнадцати девять. Это значило, что в пути он находится меньше трех часов. Все еще собираясь с сонными мыслями, Антон вновь взглянул в окно.
Он не помнил точного маршрута поезда, но мог предположить, что тот встал либо сразу после Тайги, либо немного не добравшись до нее. Мысли о возможном опоздании вновь постучались в сознание. Отложив телефон на стол, Туманов нагнулся вперед, нашаривая выключатель на стене под висящей курткой. По данным внутреннего хронометра, во второй раз он проспал никак не меньше получаса, а это означало, что незапланированная стоянка поезда несколько затянулась.
Щурясь от яркого света, затопившего купе, Антон заставил себя отбросить теплое одеяло. Встал с полки, разглядывая свое помятое лицо в зеркале, закрыл дверной стопор и как был, в майке, трусах и носках, осторожно выглянул в коридор. Взгляд наткнулся на ряд одинаковых закрытых дверей — три по правую руку и пять по левую, цифровое табло, подтверждавшее время на мобильнике, и блестящий титан в конце коридора. За окнами, выходящими на другую сторону вагона, наблюдалась все та же безрадостная картина.
В полнейшей тишине Антон вернулся в купе, прикрывая Дверь. Теперь он убедился, что в вагоне действительно похолодало — табло показывало всего девятнадцать градусов.
Путаясь в штанинах, надел джинсы, сунул ноги в удобно разношенные ботинки. Пятерней пригладив растрепанную шевелюру, вышел из купе. Взгляд Антона не задержался на планшете с правилами проезда пассажиров, висящем на противоположной стене между окнами, бегло скользнул по шторам, рядам плотно закрытых дверей. Невольно прислушиваясь к тишине, царящей за дверьми купе, Туманов двинулся по коридору, машинально стараясь ступать мягко и бесшумно. В какой-то момент он так ясно ощутил нереальность происходящего, что едва не остановился. Светлые пластиковые стены и потолок бесстрастно отражали мягкий свет потолочных ламп.
Перед купе дежурного проводника Антон замер, незаметно для самого себя хмуря лоб и потирая щеку. Купе, которому по правилам полагалось быть открытым круглые сутки, купе дежурного с табличкой «Вас обслуживает проводник» и съемной вставкой «Алла Сергеевна Петрова», было закрыто. И отчего-то Туманову показалось, что его ждет не просто прикрытая дверь, задвинутая уставшей Аллой Сергеевной, решившей вздремнуть, а запертый замок. Подняв глаза на табло и убедившись, что под аббревиатурой WC горит зеленый огонек, Антон решительно прошел мимо дежурного поста и вошел в туалет.
Щелчок задвижки показался оглушительно громким и вызвал неуловимое чувство стыда. Виновато оглянувшись на себя в широкое зеркало, Антон навис над унитазом, пытаясь решить, как быть дальше. С одной стороны, если проводница сообщит ему о задержке, это никак не ускорит его прибытия в Абакан. С другой стороны, если он точно узнает, на сколько опаздывает, то будет обязан позвонить встречающим. Но это означало, что Аллу Сергеевну придется будить. А если та по какой-то причине отсутствует в вагоне? Вышла вынести мусор? Наведалась в соседний вагон? Отправилась в ресторан за упаковкой минералки? Что делать тогда?
В том, что существует необходимость будить второго проводника, сейчас мирно спящего в своем купе № 1, Антон был сильно не уверен. В конце концов, вынужденные остановки поездов случаются едва ли не каждый день. Особенно сегодня, когда нет-нет да и произойдет авария… А может, и теракт… От мыслей о чем-то недобром в груди неприятно заныло, и Туманов решительно заглушил этот стон шумом спускаемой воды.
Отпустив П-образную педаль, он наспех сполоснул руки холодной водой. Тыльной, сухой стороной запястья открыл задвижку, возвращаясь в коридор. Нет, он не станет будить второго проводника. Еще немного подождет, и Алла Сергеевна лично ответит на все его вопросы.
Он пошел обратно, рассматривая информационные таблицы, украшающие стены вагона. Тишина, по-прежнему наполнявшая коридор, добавляла происходящему оттенок странности, какой-то удивительной загадочности. В эту минуту Туманов вдруг подумал, что вообще мог оказаться единственным пассажиром десятого купейного вагона. Это, кстати, вполне объясняло бы и отсутствие на посту дежурного проводника… Миновав объявления с прейскурантами и временными интервалами санитарных зон, требования к безопасности и карту следования, Антон остановился перед листовкой, в оглавлении которой значилось: «Расписание движения скорого пассажирского поезда № 068/067». Бросив еще один взгляд на табло, он принялся вычислять, в какой точке своего маршрута поезд должен был оказаться в шесть часов московского времени.
— Вы тоже не нашли проводника?..
Сначала Антон даже не понял, что произошло. Просто сердце вдруг прыгнуло вверх, едва не застряв в глотке, затем рухнуло в желудок, а колени стали мягкими, будто сделанными из сахарной ваты. Он негромко охнул, качнувшись вперед, и левой рукой уперся в расписание поезда. Повернул голову вправо, стараясь унять дрожь в коленках, и только тогда осознал смысл вопроса. Тишина, царившая в вагоне, была столь резко и бесцеремонно разрушена сказанными вслух словами, что в голове у Туманова словно разбилась огромная хрустальная люстра.
— С вами все в порядке?..
Теперь он понимал, что голос женский. Смотрел на девушку, выглядывающую из второго купе, и еще какое-то время не мог сопоставить звук и изображение. Вспышка страха, охватившая сознание, заставила Антона побледнеть, и он против воли опустился на откидное сиденье, что в изобилии крепились к стене коридора.
— Я вас напугала? Извините…
Несколько секунд, понадобившихся Антону, чтобы прийти в себя, показались вечностью. Однако теперь он вновь научился дышать и наконец мог рассмотреть девушку. Невысокая, фигуристая, с длинными каштановыми волосами, симпатичная студентка любого гуманитарного вуза страны — она стояла в дверях своего купе, а в глазах ее читалась тревога.
— Вы извините меня, пожалуйста, просто я подумала, что вам удалось найти проводника… Я вас так напугала…
Теперь он понимал, что девчонка, словно чертик из табакерки выпрыгнувшая из-за спины, обладает приятным низким голосом.
— Ничего страшного. — Антон с усилием улыбнулся, заставляя себя встать с мягкого красного сиденья. — Это вы меня извините, в вагоне было так тихо, что я уже подумал, будто еду в нем один…
Она улыбнулась, очень обаятельно, и от этой улыбки у Туманова мигом потеплело на душе.
— Ну так что?
— Что? — глупо переспросил он, слушая марафонский темп собственного сердца.
— Проводница. Вы ее нашли? Я выходила минут пятнадцать назад, но купе проводников было закрыто.
— Нет, не нашел, — стремительно краснея от собственной глупости, сознался он. — Все так же заперто, и никаких записок.
— Мы ведь выбиваемся из расписания, так? — с тоской спросила она, хотя ответ был очевиден. Шагнула в коридор, с глухим дребезжанием прикрывая за собой дверь.
Теперь Антон смог еще лучше разглядеть ее. Лет двадцати, вряд ли больше, синие глаза, одета неброско, но со вкусом — свитер, тертые джинсы, из-под штанин которых виднеются яркие кеды с высоким голенищем. На шее у девушки цифровой плеер, а вязаный нагрудный карман плотно охватывает коробочку мобильного телефона.
— Думаю, не меньше чем на час, — ответил Туманов, облизывая сухие губы.
— Вы знаете, может быть, это и глупо, — она уставилась на простенькие узоры ковровой дорожки, старательно не поднимая взгляда, — но я как-то странно волнуюсь… Это, конечно, чепуха и глупости, но когда вас увидела, сразу поняла, что вы проводницу не нашли, и как-то вмиг разволновалась… Как вы думаете, что-то случилось?
Странное дело, но, когда девушка заговорила о тревоге, напряжение самого Антона неожиданно начало спадать. Туманов ощутил какое-то подлое облегчение, вдруг осознав, что кто-то волнуется больше, чем он сам. Улыбнулся, стараясь, чтобы это выглядело уверенно.
— Я убежден, причин тревожиться нет, — заявил он. — Думаю, что самое неприятное, что могло произойти, это повторение сценки Альтова про поезд, к которому прицепили два девятых, кажется, вагона. Может, помните, там еще много раз невозмутимым голосом повторялась фраза: «В это время пассажиры второго девятого вагона…»?
— А я думала, что этот монолог Задорнов читал, — ответила она, и Антон вдруг понял, что попал в точку. Девушка подняла глаза и осторожно ответила на его улыбку. — Меня Лена зовут.
— Антон, — представился Туманов, чувствуя себя несколько неловко. — Предложил бы вам чаю или кофе, но проводница, наверное, решила, что это лишнее…
Улыбка Лены стала чуть шире и менее напряженной.
— Если что-то узнаете, не могли бы вы заглянуть ко мне и рассказать, на сколько мы задержимся? Я все равно не усну…
— Конечно, — воодушевленно кивнул Антон, запоздало осознав, что слишком явно демонстрирует свою симпатию к этой милой особе.
Постарался перевести дух и зачем-то уставился на картинку с черным человечком, лезущим в какой-то лаз. Картинка располагалась над окном напротив третьего купе, а сухая подсказка гласила, что данное окно — аварийный выход. Поясняющая табличка над окном красными буквами: «При аварии», а черными в следующей строке: «потянуть за ручку полностью выдернуть шнур». Именно так, без знаков препинания, сухо и сжато. Схематический человечек, спасающийся из вагона, невольно заставил Туманова вспомнить о детском рисунке, найденном на четырнадцатой полке. Он снова взглянул на девушку.
— А я никого не разбужу?
— Нет, я одна в купе.
— Конечно, если что-то узнаю — сразу расскажу.
Лена благодарно улыбнулась, вынимая из кармана телефон. Каждый жест девушки говорил о том, что предстоящий разговор будет непростым. Когда в жизни человека что-то идет вразрез с расписанием или старательно разработанными планами, хорошего настроения не жди.
Антон уже приготовился вернуться в свое купе, когда Лена замерла на пороге, опять поворачиваясь к нему.
— И связи нет, — с обидой в голосе поделилась она. — Как назло, да?
— У вас какой оператор? — Антон изо всех сил старался не показать, что рад этой заминке, дающей возможность перекинуться с Леной еще хоть парой слов.
— Желто-черный полосатик. А у вас?
— У меня моторно-тракторная… Может быть, ловит? Я сейчас уточню и, если да, дам позвонить.
Девушка не ответила, лишь благодарно кивнула.
Туманов юркнул в купе, подхватывая со стола мобильник. Поднес к лицу, не без радости рассматривая все пять «палок», сообщавших об устойчивом приеме. Но уже в следующую секунду «лесенка» сигнала побежала вниз, мгновенно сойдя на нет. Нахмурившись, Антон по привычке приподнял телефон над головой, но равнодушная надпись на экране «только SOS» так и не уступила место названию оператора.
— У вас тоже, да?
На этот раз Антон испугался не так сильно, но появление девушки за спиной чуть не заставило его уронить телефон. Лена стояла в дверях четвертого купе, понимающе покачивая головой.
— Все равно спасибо. Кстати, вы тоже один едете?
— А?.. Ах да, тоже один. Думаю, что с таким количеством пассажиров тут на каждого выделили целое купе.
— А можно, я с вами посижу? — неожиданно спросила она, тут же очаровательно смутившись. — Ну, то есть, конечно, если вы спать не собирались… Просто, общаясь в коридоре, можно перебудить всех, а я пока не узнаю, где мы, не усну… Ну, то есть я, конечно, могу и в своем посидеть, просто…
— Да нет, что вы, конечно, проходите. — Антон мысленно проклинал себя за неловкость, прозвучавшую в собственных словах. — Присаживайтесь. Я тоже не собирался спать, честное слово, — уже более уверенно соврал он, — так что давайте и правда поболтаем. Глядишь, услышим, как Алла Сергеевна вернулась…
— Кто?
— Ну… дежурный проводник, я хотел сказать. Я у нее на бейджике прочитал… — Он замолчал, не зная, о чем говорить дальше.
Лена уселась на свободную нижнюю полку, задумчиво глядя в темное окно. Антон отодвинул застеленный простыней матрас, присаживаясь напротив. Вновь пожалел, что не может предложить девушке даже стакана минеральной воды.
— Вы далеко едете?
— До Абакана. По работе… В командировку, если так можно сказать.
— Ясно. А я в Ачинск, к друзьям. Все лето не могла вырваться, и вот теперь представилась возможность.
Они снова замолчали, прислушиваясь к окутывающей купе тишине. Не было слышно ни храпа, ни звона подстаканников, ни шуршания газет. Возникало уверенное чувство, что они действительно остались в вагоне одни. Совсем одни.
— Как вы думаете, нас и правда могли… ну, например, отцепить? Я понимаю, что это звучит глупо, но ведь бывают в жизни такие дурацкие ситуации…
— Думаю, нет.
Однако против воли Антон тут же вспомнил сразу несколько художественных фильмов о железнодорожных происшествиях. Например, старый советский фильм-катастрофу, где трое молодых безбилетников оказались в заложниках у поезда, в кабине которого от приступа умер машинист. На огромной скорости, нужно заметить.
— Логично предположить, что мы просто кого-то пропускаем. Товарняк, например.
— Просто у меня такое ощущение, что мы потерялись, — смущенно улыбнулась Лена, поправляя прядь и одновременно пряча за ней глаза. — Весь поезд, вместе с нами. Как в «Лангольерах»… Вы читаете Стивена Кинга?
— Да, приходилось. Раньше, пока он писал нормальные рассказы ужасов, а не мутные романы о человеческой душе. Но эту книгу не читал, нет.
— Ясно, — кивнула она. — А еще, наверное, на меня так действует окружающий пейзаж. Это бескрайнее поле, убывающая луна, жуткая конструкция возле вагона…
— Убывающая? Я полагал, что она только готовится стать полной.
— Нет, полнолуние было пару дней назад, мы недавно с подружками обсуждали. Сейчас она как раз стареет…
Антона словно ударило током, спина покрылась наждаком гусиной кожи, а ладони внезапно вспотели. Чтобы скрыть нахлынувшую тревогу, он взглянул в окно, но девушка, казалось, не заметила его реакции. Туманов внезапно подумал, что Лена права и их действительно отцепили, потеряв в пути. Он постарался вспомнить, не последним ли был его вагон, а в голове все крутилось и крутилось отрицание недоброго предчувствия.
— Мрачная картина, правда?
— Ага. — Туманов заставил себя избавиться от дурных мыслей. Господи, да тысячи людей используют именно этот оборот речи, и чего он так разволновался? — Но тревожиться все равно нет причины. Поезд — не самолет, способный упасть там, где его никто не найдет, — зачем-то добавил он.
Но Лена уже переключила внимание, забирая со стола детский рисунок.
— Ой, какая прелесть! Чудесный рисунок! — Она принялась увлеченно рассматривать картинку, улыбаясь увиденному. — Это ваш? У вас есть дети?
— Что? О, нет, я не женат. — Антон смотрел на девушку, держащую альбомный лист ровно перед своим лицом. — Я нашел его. Здесь, на верхней полке. Остался от предыдущих пассажиров…
— Я считала, что купе прибирают после поездки.
— Я тоже так думал. Видимо, не заметили…
Туманов слышал свой голос словно со стороны, машинально продолжая отвечать Лене, но внимание его было полностью приковано к альбомной странице. Странная тревога, рожденная этой нелепой остановкой поезда, усиливалась. Он смотрел на рисунок (точнее, на его обратную сторону), и ладони потели все сильнее. Возможно, переверни он листок сразу же, такого эффекта тот бы не оказал, но сейчас…
По обратной стороне листа огромными корявыми буквами неуверенная детская рука старательно вывела:
Соломенный человечек живет в купе № 7
Красным карандашом. Неаккуратно, но без ошибок.
И отчего-то Антону показалось, что первобытного страха в этой надписи куда больше, нежели в мрачном пейзаже вокруг поезда, полной луне или когтистом тополе.
— Смотрите, Лена, произведение еще и подписано, — чужим голосом произнес Антон, поднимая указательный палец.
— Ой, действительно, — девушка перевернула лист, — какая прелесть! Думаю, в этом седьмом купе ехал колоритный пассажир, если произвел на ребенка такое впечатление…
— Пожалуй, — машинально ответил Антон, хотя мысли его сейчас были заняты совсем другим.
Прислушавшись к ним, он вдруг понял, что продолжает убеждать себя, что с поездом и вагоном все в порядке. Мысленно проговаривает фразу раз за разом, словно это могло как-то уменьшить время стоянки или заставить состав двигаться дальше.
Придвинувшись к окну, он с тоской вгляделся в даль, скрытую во тьме. Луна, как бы ярко она ни светила, не могла пронзить темень, делая далекие леса еще более таинственными и мрачными. Антон перевел взгляд направо, силясь все же рассмотреть, что же за странная установка расположилась буквально в метре от рельсов, но тут его парализовало.
Он хотел сдвинуться с места, отшатнуться или хотя бы вскрикнуть, но силы оставили его, как вино покидает треснувшую бутылку. Шевелились лишь волосы на руках и загривке, реагируя на опасность так же, как это происходило у далеких пещерных предков. Онемели даже веки, и, как ни старался Антон отодвинуться или хотя бы просто закрыть глаза, взгляд его оставался прикован к молочно-белесой конструкции, смутно виднеющейся впереди по ходу поезда. Страх, дичайший страх (не сродни тому, что он испытал, когда его в первый раз напугала Лена) охватил Туманова, лишая способности думать и действовать. Стало холодно, словно кто-то повернул рубильник, включая январскую стужу.
Потому что прямо на глазах Антона бледная двухметровая конструкция пошевелилась, и ровно через мгновение он понял, что это не просто нагромождение трубок и прутьев. Понимание, что смутный силуэт во тьме — человек, пришло неожиданно, почти как озарение, что посещает, когда смотришь многослойные картины Сальвадора Дали. Высокий долговязый человек, неподвижно простоявший возле вагона не один час, поднял голову, делая шаг назад и в то же мгновение исчезая во тьме.
— О господи…
Шипение, вырвавшееся из пересохшей глотки Антона, мало походило на связную речь. Но Лена услышала не слова — она уловила отчаянье, сквозившее в этом стоне. Листок с детским рисунком выпал из ее пальцев, мягко спланировав на лежанку, а лицо девушки приобрело молочный оттенок.
— Что случилось? — только и смогла спросить она, заранее испугавшись ответа.
— Там, в темноте, возле поезда… Там кто-то есть… Там человек, он стоял у самого края вагона… Как же он меня напугал. — Ледяные тиски, сковавшие мышцы Туманова, медленно разжимались. — Он отошел в темноту… Он… он очень странный.
Девушка медленно придвинулась к окну, с опаской выглядывая в ночь. Казалось, она откровенно боится прикоснуться к стеклу.
— Та конструкция, — Антон заметил, что его пальцы дрожат, — это и был человек… Не семафор, нет. Странный человек.
— Может быть, обходчик? Ну, знаете, которые работают и живут в этих крохотных домиках, что расположены почти на каждом переезде? — Голос девушки подозрительно вибрировал. — А может быть, вам просто показалось?
— Может быть, — рывком кивнул Туманов, искренне молясь о том, чтобы так оно и было. — Но можете посмотреть сами, странная штуковина исчезла. Я иду к проводнице.
И встал, как ему показалось, предельно решительно. На самом же деле тяжело поднялся с застеленной кровати, почти не чувствуя ног. Лена немедленно поднялась следом.
— Я иду с вами.
Антон позавидовал твердости ее голоса.
— Хорошо, — и первым вышел в коридор.
На этот раз светлые стены вагона уже не светились уютом и белизной. Сейчас они казались игрушечными, ненастоящими, поддельными, словно весь вагон был не более чем декорацией к кинофильму. Широкими шагами Антон двинулся в сторону купе проводников, минуя крохотные откидные сиденья на стенах, ряды закрытых дверей (приоткрытым оставалось только второе купе Лены) и развешанную между окнами справочную информацию открытого акционерного общества «Российские железные дороги». Лена, едва не наступая ему на пятки, шла следом.
Купе дежурного проводника, как и пятнадцать минут назад, оказалось запертым, но сейчас Туманов не довольствовался кратким ожиданием. Взявшись за железную ручку, неожиданно холодную, он постучался в купе левой рукой. Глухой стук по пластиковому покрытию разлетелся вдоль коридора, но Антон даже не обратил на это внимания.
Выждал несколько секунд, постучался вновь, но уже более настойчиво, неловко отбив костяшки двух пальцев. Зерна тревоги, упавшие в душу еще во время первого пробуждения, проклюнулись, стремительно прорастая. Не прекращая стучать, Антон потянул дверь вправо. Потянул сильнее, но и на этот раз не сдвинул ни на волосок. Казалось, что та не просто заперта на простейший замок, но едва ли не приварена к дюралевым косякам.
Лена, не дыша замершая за его спиной, не издавала ни звука.
Шагнув вправо, Антон невольно отодвинул девушку к окну, принявшись стучать в купе со странной маркировкой «38, 39». Сместившись еще правее, он чуть ли не в полную силу забарабанил и в купе отдыха проводников. Перестук летал по коридору, но ни одна из дверей не распахнулась, не прозвучали гневные возгласы разбуженных. Тогда Туманов поочередно попробовал открыть двери подсобных помещений, дергая за ручки уже без всякого стыда или опаски. Те, будто нарисованные на кирпичной стене, не поддались.
— Так же не может быть? — Антон далеко не сразу сообразил, что разговаривает сам с собой, бормоча под нос. — Кто-то из проводников в любом случае должен оставаться в вагоне, так? Не могли же они взять и сойти на полустаночке, оставив в вагоне пассажиров? Бред какой-то…
Он обернулся к Лене, спиной прислоняясь к двери купе отдыха. Пластик оказался холодным, сразу пробирающим через легкую ткань футболки. Слова были не нужны, девчонка понимала все и так, затравленно глядя в его глаза.
— Этого не может быть… — медленно повторил Антон, стараясь не обращать внимания на мерзнущую спину. Скользнул затравленным взглядом по титану, двери туалета, крану с питьевой водой, вмонтированному в стену слева от дежурного купе.
— Соседний вагон…
— Что?
— Нужно сходить к проводникам соседнего вагона.
Глаза Антона распахнулись, словно Лена только что доказала ему теорему Ферма. Разворачиваясь к тамбуру, он проклял себя за то, что эта мысль не возникла у него до того, как он принялся отбивать костяшки пальцев. И пришел в себя только через пару минут, когда испуганная Лена повисла на его руке, яростно ее теребя. Антон мотнул головой, понимая, что залип, вцепившись в ручку двери, ведущей в соседний вагон. В ручку наглухо запертой двери.
За крохотным оконцем поблескивала перегоревшая лампочка, но больше ничего Антон уже рассмотреть не мог — в кромешной тьме ему было видно лишь собственное отражение в стекле.
— Я точно знаю, — выдавил Туманов, отпуская дюралевую ручку, — что следующий вагон — не ресторан, чтобы его закрывали на ночь. — В морозном воздухе тамбура из его рта вырывались струйки пара. — Пойдем, здесь холодно.
Захлопнув за собой дверь, они вернулись в коридор десятого вагона.
— Нужно проверить вторую, — уверенно произнес Антон, даже не удивившись, как мрачно звучат его слова. Звучат как слова человека, угодившего в западню.
Лена молча кивнула.
Быстрым шагом они вновь миновали коридор. Листовки, притаившиеся в пластиковых конвертах, продолжали рассказывать об изменениях тарифов стоимости проезда по маршруту Абакан — Москва, пестрели логотипами и графиками, однотипно озаглавленными массивными и нечитаемыми шапками вроде: «Федеральная-пассажирская-дирекция-Енисейская-региональная-дирекция-по-обслуживанию-пассажиров-пассажирское-вагонное-депо-Абакан».
За окнами продолжала густеть ночь.
Ко второму туалету вела дверца, не имевшая замка, — эдакая вертушка с окном по центру, открывающаяся в обе стороны. Туманов распахнул ее ударом ладони. Он почти не отдавал себе отчета, сколь молниеносно недоумение его протестующего сознания сменилось злобным шипением угодившей в мешок змеи.
Опасения подтвердились — тяжелая дверь, ведущая из курилки в соседний вагон, была заперта, как и предыдущая.
— А вдруг у нас просто вагон последний? — спросила Лена, но теперь уверенности в ее голосе поубавилось.
— Вдруг. Но эта дверь ведет вперед по ходу движения, а не назад. А в прошлый раз я не заметил сказочного пейзажа, простирающегося за нашей кормой…
Заскрипев зубами, Антон отошел на полшага и грохнул по замку ботинком. Металлический звук удара раскатился по тамбуру, а Лена вскрикнула. За мутным дверным оконцем виднелась еще одна перегоревшая лампа, остальное скрывала равнодушная тьма.
— Это что, какой-то розыгрыш?! — рякнул Туманов. — Что-то вроде «Скрытой камеры»? «Подставы», «Жестоких игр» или «Розыгрыша»?! Где тут у вас камеры?..
И осекся, проследив за взглядом Лены. Обернулся к окну на левой стороне. И успел заметить молочный силуэт, промелькнувший за стеклом, — словно кто-то подтянулся, заглядывая в вагон, но в последний момент торопливо спрыгнул с подножки.
— Пойдем в купе? — Лена, казалось, сейчас упадет в обморок.
— Немедленно, — сипло согласился Антон, покидая тамбур.
И едва не вскрикнул, отшатываясь от собственного отражения в зеркале напротив. Широкое зеркало, занимавшее стену слева от туалета, было перечеркнуто широкой вертикальной трещиной, раскалывающей и отраженного Туманова. За своей спиной он увидел испуганные глаза Лены, чуть не уткнувшейся ему в спину.
— Да это же просто бред какой-то, — зло пробормотал Антон, снова врезав по ни в чем не повинной дверце-вертушке. — Какого черта тут происходит?
Лена, не отстававшая от него ни на шаг, подавленно молчала. Было сложно понять, о чем думает девушка, но одно казалось очевидным: она до икоты напугана, причем как ненормальностью ситуации, так и поведением самого Туманова. В дверях четвертого купе тот замер, раскинув руки и упираясь в косяки проема.
— Я собираюсь разбудить кого-нибудь из пассажиров, — уже гораздо мягче, успешно подавив эмоции, процедил он. Прищурился, гоня прочь мысль о том, что на производимый им грохот уже давно должен был выглянуть хоть кто-то. — Что скажешь?
Вовлечение девчонки в процесс принятия решения помогло привести ее в чувство, в ее глаза вернулся рассудок.
— Думаю, стоит попробовать… — сказала она, осматриваясь. — Я готова извиняться первой.
Первое купе принадлежало проводникам, во втором ехала Лена. Застыв на несколько мгновений перед дверью третьего, Антон глубоко вздохнул. Сдержанно, осторожно постучал.
Тишина, ставшая ответом, длилась бесконечность. Он постучал еще раз, хоть уже и успел понять, что купе пусто. Подергал ручку, но, как и ожидалось, дверь оказалась заперта на внешний замок. Заперта проводниками, исчезнувшими из вагона. Чувствуя стремительно нарастающий озноб, Туманов потер леденеющие плечи, постучался еще раз. Не оборачиваясь к девушке, перешел к двери пятого купе.
Стук. Ожидание. Тишина.
Антон перешел к шестому купе. Лена следовала за ним. Стараясь сдерживать злость, на этот раз Туманов попробовал сразу открыть дверь, ответившую отказом. Теперь он стучал кулаком — широко размахиваясь, надеясь одним махом перебудить весь вагон. Не дождавшись, пока стихнет эхо, шагнул к двери следующей комнатушки… И замер.
Соломенный человечек живет в седьмом купе.
Плашка слева от входа указывала, что за дверью находятся места с 25-го по 28-е.
Соломенный человечек в седьмом купе.
Озадаченная Лена постаралась заглянуть ему в лицо, но и тогда Антон не поторопился потревожить сон пассажиров купе № 7.
Потревожить сон соломенного человечка.
Наконец поднял руку, последними словами ругая себя за странные мысли, упорно лезущие в голову. Тревога сменилась полным нежеланием верить в происходящее. Отрицание, в свою очередь, превратилось в гнев. Сейчас, неожиданно остыв, Туманов чувствовал, что готов признать всю нелепость своего поражения (это ловушка, точно ловушка), а в странном реалити-шоу множества скрытых камер пора ставить точку. Даже если для этого придется повернуться лицом к невидимым зрителям и признать, что тебя сумели напутать и облапошить…
Попробуй договориться с соломенным человечком. Он как раз живет здесь, в купе № 7.
Побелевшие костяшки опустились на светлый пластик двери. Еще раз. И еще. В следующую секунду Антон почувствовал, как холодно стало в вагоне.
— Ты чувствуешь, как?.. — Он обернулся к Лене, но продолжать вопрос не стал — это было излишне. Она стояла позади, обхватив себя руками за плечи, а из ее рта вырывался пар.
Глядя на собственное дыхание, Туманов обернулся к мудрому табло, нависавшему над легкой дверью-вертушкой. И едва не открыл от удивления рот, ощутив новый приступ едкого страха. Надменные красные цифры показывали, что температура в вагоне составляет 13 градусов тепла, московское время равняется 91:91, номер вагона вовсе исчез, а индикатор WC горел в режиме «закрыто».
— Лена, — сухо сказал Антон, старательно не глядя на девушку. — Послушай меня внимательно. Мы с тобой находимся в запертом вагоне скорого поезда, вставшего неизвестно где. Кроме нас, как я уже догадался, в вагоне никого нет. Тут вообще никого нет, если не считать тупоумного обходчика, умеющего путать людей… Что-то происходит с температурой, что-то происходит с сотовой связью. Поэтому я задам тебе всего лишь один вопрос, и ты должна мне честно на него ответить. Лена, если ты являешься актрисой какого-то реалити-шоу, самое время признаться в этом. Потому что, если ты не сделаешь этого, может произойти неприятность. Так что давай я признаю свое поражение, а ты сейчас сообщишь в секретный микрофон, что съемка завершена и еще один выпуск вашего конченого шоу готов, ладно? Либо поклянись мне своей матерью, что не имеешь к этому никакого отношения…
Все время своей неторопливой вдумчивой речи Антон не сводил взгляда с электронного табло. Девятки и копейки на часах пару раз мигнули, но не изменились. А вот датчик температуры теперь показывал цифру 12.
Сообразив, что так и не услышал ответа, Туманов повернулся к девушке. И прикусил губу, увидев, как бесшумно, но безудержно та плачет, глядя ему прямо в лицо. Она ничего не ответила, лишь глотала слезы и старалась не всхлипывать, но Антон и так все понял. Почувствовав боль, расслабил челюсти, ощутив на языке привкус крови.
— Лена… прости…
— Я понимаю, — наконец всхлипнула она, и на этот раз слезы прорвались потоком. Она качнулась вперед, утыкаясь ему в плечо, и Антон бережно обнял ее.
— Ты вся дрожишь, пойдем в купе, я дам тебе свитер…
— У меня есть куртка…
— Хорошо, пойдем, наденем куртку.
По-прежнему придерживая девушку за вздрагивающее плечо, он повел ее во второе купе. Снял с пластмассовой вешалки белую синтепоновую куртку, разворачивая и помогая попасть кистями в рукава. Теперь Лена справлялась со слезами, размазывая их по лицу. Несколько раз тяжело вздохнула, восстанавливая дыхание, и вынула из кармана мобильник, вновь проверяя связь. Ругнулась сквозь сжатые зубы, убрала телефон обратно.
— Пойдем к тебе в купе, — дрогнувшим голосом предложила она, и Антон кивнул.
Он подумал, что и сам был бы не прочь накинуть свитер. Термометр в конце коридора равнодушно сообщал, что температура опустилась еще на градус.
Стены, казалось, сжимаются, превращая некогда светлый и уютный коридор в опасное ущелье, населенное ядовитыми тварями. Никогда в жизни не испытывавший клаустрофобии, Туманов вдруг ощутил, как замкнутое, закрытое со всех сторон помещение давит на его сознание, как наваливается потолок, каким нестерпимо ярким кажется свет ламп.
Они вошли в купе, и Лена опустилась на прежнее место. Антон торопливо вынул из-под подушки свитер, влезая в его сомнительное тепло. По привычке прикрыл дверь, но створка застыла на полпути. Не отпуская дверной ручки, Туманов смотрел на глубокую вертикальную трещину, раскалывающую прямоугольное зеркало почти пополам. Сглотнув комок, он задвинул створку обратно в стену, оставив купе открытым. Шальная мысль о том, что в туалетах зеркала теперь тоже украшены зловещими трещинами, промелькнула испуганной птахой.
— Я сдаюсь, — прошептал он, с опаской взглянув на девчонку. Прекратив плакать, та неподвижно сидела напротив, глядя в пустоту. — У меня нет ни единой версии, что тут происходит. Холодает прямо на глазах, странный мужик бегает вокруг вагона, в запертых купе никого нет…
— Лангольеры, — почти прошептала Лена.
— Что? — Антон наклонился вперед, следя за ее губами. — Я не разобрал.
— Я говорю, это лангольеры. В точности как у мистера Кинга. Или что-то подобное, наверняка. — Девушка говорила едва слышно, но уверенно. — Знаешь, Антон, иногда творческие люди выплескивают на бумагу не только свои фантазии. Я верю, что иногда они лишь транслируют чужие мысли. Чуткие истории. Рассказы, предупреждения. Транслируют их откуда. С той стороны. Откуда-то извне…
— Лена, не надо. — На самом деле Туманов хотел сказать ей, чтобы она немедленно заткнулась и перестала нести чушь, но вовремя вспомнил о потоках горьких слез. — Не нужно так думать. Сказки остаются сказками, а мы живем в реальном мире. Перестань, ладно?
— Сказки? — задумчиво протянула она. Взгляд ее сместился на стол, рука словно во сне протянулась вперед, а пальцы сомкнулись на листке с забытым детским рисунком. — Ну тогда расскажи мне, откуда берутся суеверия и приметы. Откуда берутся мифы и легенды? — казалось, она разговаривает сама с собой, едва ли замечая присутствие собеседника. — Например, откуда взялась примета не загадывать наперед? Откуда в человеке живет страх сглазить самое лучшее в своей жизни? Привлечь к своему счастью нечто неправильное, приносящее беду? Откуда?.. — Ее голос превратился в едва различимое бормотание, а затем и вовсе пропал — только беззвучно шевелились распухшие губы.
Антон, выслушавший ее монолог в полном молчании, заметил, что все это время просидел, до боли сцепив кисти рук. Лена, переместив взгляд, вновь принялась рассматривать рисунок. Перемещая взгляд с домика на дерево, она натянуто улыбалась. Улыбалась, как человек, перечитывающий свое заявление об увольнении. Как человек, получивший телеграмму о пожаре своего дома или угоне машины. Как человек, осознавший беду, но не способный справиться с ней.
Туманов отвернулся, безуспешно пытаясь заставить свои мысли работать. Если девчонка напугана и впала в ступор, он и в одиночку должен найти выход. Конечно, вышибать казенные окна немалой стоимости — дело ответственное, но если он ничего не придумает, придется пойти и на это. Он уже присмотрел увесистый огнетушитель, закрепленный возле крана с питьевой водой.
Антон встал, задумчиво снимая с верхней полки еще два шерстяных одеяла. Набросил одно на плечи Лене (она даже не пошевелилась), во второе укутался сам. Выбираться из вагона в такую морозную октябрьскую ночь — тоже не лучшая идея…
И тут его взгляд вновь упал на рисунок.
Соломенный человечек живет в купе № 7.
Казалось, холодеть больше некуда, пальцы и так замерзли, а изо рта вырывался пар, но на этот раз Антон буквально оледенел. Всматриваясь в детские каракули, он кипел и затухал одновременно, не зная, что думать и говорить, как быть дальше. Не верил себе, не верил Лене, не верил в происходящее. Он просто смотрел на альбомный лист, размалеванный цветными карандашами, и холодел все сильнее.
Рисунок остался прежним, но теперь Антон понимал, чему так загадочно улыбалась девушка. Потому что картинка изменилась. Там, где в первый раз Антону привиделся садик с засеянными грядками, теперь чернели могильные холмы. Веселое желтое солнышко превратилось в ущербный месяц, из трубы домика валил густой дым — спиралькой, как рисуют все дети планеты. Там, где раскинул свои густые ветви дуб (именно дуб, да), возвышалась массивная виселица, ожидающая нового гостя. Но главное, что сильнее всего напутало Антона, — это лицо забавного страшилы (соломенного человечка), изменившееся вместе с картинкой. Там, где еще час (два, три, вечность?) назад сияла улыбка, теперь находился злобный звериный оскал.
Вырвавшись из липкого оцепенения, в которое рухнул, увидев рисунок, Антон резко нагнулся, вырывая листок из рук девушки. Одеяло, наброшенное на его плечи, соскользнуло в проход между полками.
— Ты что, сука, идиота решила из меня сделать?! — закричал он, наклоняясь прямо к ее уху. — Я же тебя, дура, сразу предупредил, что если вы не прекратите, добром это не кончится! Поиметь меня решили?! Попутать?! Твари!
Он тяжело грохнулся напротив Лены, тряся рисунком перед ее лицом. Та же, словно в трансе, казалось, вообще не слышит криков Антона, наполнявших купе. Смотрела в одну точку, скупо улыбаясь, а пальцы даже не разжались, как будто девушка до сих пор сжимала в них лист бумаги.
— Немедленно прикажи своим ублюдкам открыть двери! В каком купе прячутся помощники? В третьем? В седьмом? Ну, давай, напугай меня еще раз! Чего ты молчишь? Второй раз я на твои слезы не куплюсь!
Лена и правда расплакалась вновь. На этот раз тихо-тихо, Как делают смирные умалишенные. Слезинки медленно катились по ее бледным щекам, но ни тени эмоции не промелькнуло на осунувшемся лице.
— Добром не кончится, — шепотом произнесла она, повторяя слова Антона, и на этом замолчала.
— Сука! — рявкнул Туманов, швыряя рисунок на стол. — Дрянь! Все вы сволочи!..
И захлебнулся бранью, потому что увидел, что с первого взгляда заметил далеко не все изменения в безобидной детской картинке. Альбомная страница упала на пустой столик лицевой стороной вниз, и теперь Антон мог еще раз прочитать надпись на обороте. Точнее, надписи, потому что к прежней добавилась еще одна.
Соломенный человечек живет в купе № 7
Он уже дома
Красным карандашом. Неаккуратно, но без ошибок. Под аккомпанемент густого дыма, поднимающегося над трубой-прямоугольничком на крыше нарисованного домика.
Схватив рисунок, Туманов принялся рвать бумагу на мелкие клочки, швыряя их по всему купе. Лена, не обратившая на этот поступок никакого внимания, продолжала рассматривать пустоту.
— Хрена с два! — Антон сплюнул на пол коридора, хрустнув костяшками пальцев. — Вы у меня узнаете, что такое хорошие прокуроры!
Идея пришла к нему неожиданно, как мелькнувший в окне жуткий белесый силуэт, вспышкой, обнадеживающей и доброй. Она скорее всего не сработает — зоны покрытия наверняка нет, — но это лучше, чем покорно висеть на удочке сумасшедших телевизионщиков. Нагнувшись, Антон выдернул из-под тринадцатой полки сумку. Поставил прямо на смятое постельное белье. Открыл, чуть не сломав замок-молнию. Холодными пальцами вынул из сумки тяжелый короб ноутбука.
— Этот сигнал, полагаю, вы заглушить не додумались! — торжествующе рявкнул он в сторону девушки, разматывая шнуры.
Шагнул в пустой (как старое заброшенное здание, как покинутый дом) коридор, направляясь к розетке. Откинул дерматиновое сиденье, встав на него ногой, умостил компьютер на коленке, открыл крышку.
— Давай, старушка, не подведи… — Бормоча, он кусал губы. Ему было не до того, чтобы заметить, как на электронном термометре зажглась цифра 7. — Выручай…
Розетка с подписью 220В располагалась примерно на уровне глаз, как раз над табличкой со схематично нарисованной электробритвой. Тут же, сбоку от яркого опломбированного стоп-крана, висело объявление, что пассажиры могут пользоваться данной розеткой для подзарядки сотовых телефонов, но точка не предназначена для этих целей, а потому всю ответственность они несут сами. Ниже, за коленкой, белела еще одна розетка и плашка с маркировкой 110V.
Подхватив упавшую до пола вилку, Антон вонзил ее в источник питания.
Загрузка «Виндов», казалось, растянулась лет на триста, но уже через минуту пальцы Туманова привычно запорхали над клавиатурой, мгновенно забыв про холод. Подключая беспроводной модем, он ни на миг не прекращал что-то беззвучно нашептывать.
И тут же подумал, что найти сеть и подключиться ему помогла именно эта своеобразная молитва. Запустился QIP, система передачи мгновенных печатных сообщений. Развернулся список контактов, большая часть которого была окрашена в красное — состояние offline. Но когда на настойчивый вызов ответил один из друзей, все еще (либо уже, с самого раннего утра) сидящих в сети, Антон едва не закричал в полный голос. И победно взвыл, когда Славка сам, опередив на несколько секунд, первым бросил ему сообщение:
«Антоха? Твою мать, ты чо, совсем с катушек ку-ку?!» Антон очень боялся, что в любую минуту связь может упасть. Печатать приходилось одной рукой, второй придерживая на коленке ноутбук, но обращать внимание на опечатки не было ни времени, ни желания. Зажав большим пальцем клавишу Ctrl, Туманов средним утопил Enter, бросая другу второпях набранный текст:
«у меаня проблемы, нужна помощь, ка кможно скорее». Несколько секунд напряженного ожидания. Ответ:
«Это и так понятно, что проблемы. Мы тут уже все на ушах. Сейчас расскажу, что тут пацаны устроили по твоему поводу, ты им в глаза потом смотреть не сможешь».
«да заткнист твы, наконец и зщапоминацй, что яч пишу! я кажется попад на какое-то конченное реалити-шоу… блин, я дапже объяснить толком не могу… выфехал сегодня в ночь на 68-м дро абакана, как и плани ровал… тгде-то перед Тайгой вагон отцепили и теперь меня пытаются поиметь в мозг, подстраивая всякую страшенную хернбю!»
Отправив сообщение, Антон замер, задержав дыхание. Несколько томительных секунд ничего не происходило, лишь в правом верхнем углу окна светилось сообщение, что друг печатает ответ.
«Ты чо несешь-то?»
«заткнись, твою мать… короче, я тут в пустом вагоне с одной совершенноь ибюнутойц актриской… стоим ихр знает где, в каких-то полях… связи нет, проводники свалили, на встречу в абакан опоздал уже мчасов нга пять! полный абзпц. вали срочно на вокзал, поднимай всех на уши, этисуки меня хотяти тут до белого каления довести».
Мерцание курсора, взгляд прикован к окну переписки. Индикатор связи со Славкой горит таким добрым зеленым светом, сообщая, что связь все еще есть…
«Антоха, а теперь ты заткнись, ладно?»
И прежде чем Антон успел еще хоть что-то напечатать, второе сообщение:
«Ты чо, брат, в запое? Или обкурился? Ты себя сам послушай, ладно? Мы тут уже полстраны перерыли, а он всплыл и про телешоу мне впаривает. Ты где, урод моральный?»
— Ты что, Славик, слышишь меня плохо?! — Туманов заорал это прямо в монитор ноутбука, брызжа слюной на жидкокристаллическую пластину. — Уши протри, козел! Я сказал тебе, на 68-м я, куда и садился!.. — И, спохватившись, ударил по клавишам:
«я же сказал… бл, я на 68-м куда и сел застрял в какой-то жопе!»
Щелчком по двум заветным клавишам отослал текст, не чувствуя и не замечая, как капли пота бегут по виску, падая на открытый компьютер.
Связь оборвалась неожиданно, просто мигом.
В левом нижнем углу монитора оперативно всплыло розовое окошечко сервисного сообщения с информацией о том, что связь была прервана и необходимо проверить настройки подключения. «Connect Failed», сообщал ноутбук, но Антон не смотрел на предупреждение о разрыве. Его глаза были прикованы к последнему текстовому сообщению Славика, успевшему пройти на его компьютер за мгновение до того, как ноутбук потерял сигнал. Индикатор на верхней части диалогового окна горел красным (туалет вагона закрыт, извините).
«Какой 68-й, твою мать?! Да мы твой 68-й скорый еще вчера утром встретили, до последнего купе все перерыли! Тут уже два города на ушах стоят! Ты куда девался? Козлина, немедленно мне позвони!»
В душе Туманова что-то оборвалось, а из легких разом вышибло последний воздух.
Встретили еще вчера утром. Перерыли все, до последнего купе. Вчера утром. Встретили.
За левым плечом Антона Туманова с грохотом отворилась купейная дверь. Дребезжа, поползла по салазкам, пока не уперлась с лязгом металлической ручкой в косяк, покорно остановившись. Антон безвольно наблюдал, как с его колена медленно соскальзывает ноутбук. Как падает на пол, раскалываясь на две равные половины, как с прищелком вылетает из розетки шнур. В наступившей абсолютной тишине.
Не глядя под ноги, хрустя обломками любимого портативного компьютера, он медленно повернулся налево. И равнодушно уставился на черный провал, образовавшийся там, где еще секунду назад белела дверь купе. Купе номер семь.
Не чувствуя ног, Антон шагнул вперед, осторожно и со страхом, но все же стараясь хоть краешком глаза заглянуть внутрь. Замешкался в дверях собственного купе, скосив глаза на Лену, так и не изменившую позы. Казалось, за последние четверть часа девчонка постарела лет на двадцать.
— Седьмое купе… — зачем-то сказал ей Антон, уже зная, что его не слышат. — Оно открылось. Слышишь, Лена? Оно открылось…
А еще Туманов понял, что девчонка на самом деле не разыгрывала его. Никто не разыгрывал. Не было ни скрытых камер, спрятанных на багажных полках, ни помощников, подбрасывающих новые рисунки, ни специального телешоу, ни запасного пути, куда можно отогнать вагон. Была только густая ночь, холод, двухметровое существо с кожей цвета протухшей манной каши и купе № 7. Купе, где живет соломенный человечек.
Он уже дома.
Не в силах приказывать собственным ногам, Антон наблюдал, как те несут его все ближе к распахнутой двери странного купе. Сердце замедлило темп, кровь отхлынула от лица.
Туманов не чувствовал холода, теперь ему казалось, что он сам состоит из чистого горного льда, хрупкого и звенящего. Из сотен тысяч листков тончайшей стеклянной бумаги, рвущейся при каждом шаге. Он словно стал частью этой продрогшей ночи, бестелесным лучом стареющей луны, ранимым и бессмертным одновременно.


Продолжение в комментах

@темы: транспорт, рассказы, сущности, не своё

---

Предметы из подвала

[Скрёб-поскрёб]

Так уж вышло, что в нашем подмосковном посёлке я оказался на год-два младше всех, с кем мог дружить, поэтому июнь 2005 года оказался одним из самых скучных месяцев моей жизни. Вернее, мог бы оказаться, кабы не один странный случай. Чертовски странный.

В нескольких километрах от моего дома раскинулся пустырь, на котором, наверное, уже лет семь медленно погружались в землю руины снесённой то ли гостиницы, то ли больницы сталинских времён. Я честно не знаю, что там произошло — какая-то мутная юридическая история с примесью криминала. Сейчас на этом месте, кстати, стоит оздоровительный лагерь, куда меня едва ли пустят. В общем, остались от здания рожки да ножки, всё мало-мальски ценное оттуда давно вывезли или растащили позднее, так что особой популярностью это место не пользовалось. Впрочем, совсем заброшенным тоже не было — на замшелых бетонных блоках периодически появлялись новые надписи, а кругом валялись пустые бутылки и окурки урожая каждого прошедшего года. Слоняясь без дела, я время от времени навещал эту локацию и вскоре уже мог безошибочно указать каждый хоть чем-то примечательный кирпичик.

Где-то на третьей неделе каникул, однако, мне удалось обнаружить нечто новое. Бродя по этому кладбищу камней после ночного ливня, я случайно обратил внимание на угол одного из кусков стены. Под своим весом он опустился почти на полметра вниз, оказавшись посередине широкой ямы. По логике, там должна была образоваться огроменная лужа — но её не было! Вся вода утекла куда-то вниз.

В тот момент я сообразил, что подвал снесённой постройки вполне мог уцелеть — строили раньше на века. Обрадовавшись хоть какому-то шансу разнообразить невыносимо скучные дни, я начал искать путь в таинственное подземелье. Это заняло ещё дней десять и потребовало неоправданно больших усилий, но в итоге у меня получилось раскопать насквозь ржавый люк, прикрывавший то место, где раньше проходила нормальная лестница.

Раздобыв кое-какое снаряжение и преодолев свой страх перед пауками, я отправился на разведку. В подвале было темно, сыро, промозгло и вообще совершенно отвратительно, но мне грела душу мысль о том, что я, простой школьник, первым иду туда, где со времён царя Гороха не ступал ни один человек. Фонарик едва разгонял вязкую смесь плесени, пыли и тумана, которая здесь заменяла атмосферу — однако я, ежеминутно протирая глаза, с упорством, достойным лучшего применения, продвигался всё дальше вглубь земной коры.

Примерно через двадцать с чем-то ступенек мои резиновые сапоги, наконец, радостно плюхнули об довольно глубокую лужу, ещё не ушедшую через трещинки в бетоне. К счастью, комары не успели облюбовать это место, зато кругом плавали сотни всяческих червей разной степени дохлости. Впрочем, к ним я относился равнодушно, поэтому, не теряя времени, приступил к разведке.

Подвал оказался довольно маленьким. Вернее, он состоял из множества отдельных комнат, в основном крепко запертых или заваленных горами хлама. Кругом были старые стулья, сваленные грудой сломанные табуреты, массивный запылённый комод, штабеля досок разных размеров и прочие малоинтересные вещи, практически сожранные гнилью. Подойдя к комоду как самому многообещающему месту, я принялся осматривать его ящики и шкафчики. Они оказались забиты невнятными остатками тряпок и пыльной стеклотарой, но, уже почти забросив поиски, я нашёл нечто более интересное — плотный пластиковый пакет с чем-то тёмным внутри.

Находка оказалась книжицей в мягком чёрном переплёте, наподобие ежедневника, без единой закорючки на обложке. В тусклом свете фонаря я принялся перелистывать чудом сохранившиеся страницы, и постепенно мой интерес сменился удивлением, а затем смутной тревогой. Все записи были сделаны обычными фиолетовыми чернилами, но мне не удалось разобрать ни единой буквы — они напоминали помесь арабской вязи и перевёрнутых вопросительных знаков, а некоторые вообще состояли из обычных вопросиков. Более того, отпечатанные строки имели такой же точно вид, хотя выглядели, ну, изготовленными на официальной фабрике. На многих страницах я также видел причудливые схемы — не чертежи, не графики, не рандомные почеркушки... Затрудняюсь их описать, уж простите меня. Положив нечитабельную книжку обратно в шкаф, я отправился дальше, тормошить закрытые двери.

Одной из первых оказался вход на лестницу, ведущую вниз. Сейчас я понимаю, как же мне тогда повезло обнаружить хороший коридор, а не какую-нибудь канализационную дырку, через которую пришлось бы лезть задницей вверх — но в то время я воспринял это, как само собой разумеющееся. Все двери в том подвале были оборудованы очень высокими порогами, поэтому вода не стекала дальше верхнего уровня, перенаправляясь, наверное, по дренажной системе. Короче говоря, путь мой продолжился в том направлении — нормальный воздух, сухость и любопытство единогласно указали, что мне лучше пойти именно туда, чем рыскать поверху.

Минус второй этаж действительно оказался весьма приятным местом, если не считать кромешной тьмы и кучи торчащих отовсюду углов. Не будучи особенно оригинальным, я принялся точно так же исследовать эти помещения... Однако буквально через пару минут что-то меня остановило и заставило внимательнее всмотреться в пятно фонарного света.

На полу лежал непонятный тёмный предмет. Я наклонился, чтобы рассмотреть его получше. Перчатка? Резиновая перчатка? Вполне может быть — если допустить, что она сделана на руку с двумя одинаковыми пальцами. Я затравленно огляделся.

Представьте, например, почти полутораметровой высоты мягкое кресло крестообразной формы, шириной в две ладони и изогнутое на манер воронки. Или другое, у которого четыре подлокотника, а сиденье находится прямо на полу. Или резной стол с кучей лакированных поверхностей, расположенных под самыми невообразимыми углами. Или округлые шкафчики, напоминающие пчелиные ульи и открывающиеся вертикально вниз.

Мебелью дело далеко не ограничилось — кругом валялись десятки предметов неведомого мне назначения или пугающе неправильного облика. Что-то вроде свитой спиралью деревянной курительной трубки с кучей выступов, похожих на зубы. Маленькая клетка со скелетом животного в виде колеса телеги — загнутый бубликом позвоночник, отходящие от него спицы и какая-то косточка по центру. Металлический инструмент вроде ножниц с тремя параллельными ручками. Карандаш, заточенный посередине. Целая коробка изношенных шляп, которые можно натянуть разве что на сливу, зато с парой рукавов. Пучок погрызенных стеклянных палочек. Очки, у которых левое стекло закреплено сбоку, а не направлено вперёд. Конверт с чёрной маркой и полустёртыми надписями, сделанный из квадратной двустворчатой раковины...

Возможно, это был склад существ с совершенно иной анатомией, или же просто причуда заказчика. В любом случае я был жутко напуган этим открытием и разыгравшимся воображением. Обстановка напоминала самый обычный подвал или старенький чердак, куда относят ставшие ненужными вещи, если их жалко выбрасывать, и пугала именно сочетанием дикой неестественности с зауряднейшим антуражем.

Наплевав на стремление разнообразить свою жизнь, я быстрым шагом направился к выходу, но второпях ошибся дверью.

Первым, во что я врезался, был расшатанный стул. Вполне человеческой конструкции и нормальной высоты, что поначалу смутило меня ещё сильнее — откуда бы ему взяться в этом царстве абсурда? Впрочем, я быстро успокоился, ухватившись за спасительную соломинку.

Стоп. По моей спине медленно побежали мурашки. У него не было ножек. Совсем. Я медленно обошёл его по кругу. С другой стороны всё-таки обнаружилась одна-единственная нога — та, что ближе к спинке, слева. Стул, однако, непостижимым образом не падал. Я осторожно толкнул его, и он с тихим скрежетом двинулся по грязному полу, как нормальная мебель, продолжая балансировать на одинокой угловой опоре. Пошарив под сиденьем, я не нашёл никаких замаскированных подставок или волшебных механизмов. Пустота — и ничего более.

Это оказалось для меня слишком круто. Я глубоко вдохнул и стремглав кинулся наверх, даже не удосужившись прихватить ничего в качестве трофея. Преодолев весь путь до поверхности за несколько секунд, я сел на ближайший кусок бетона, перевёл дух, с радостью посмотрел на обычную подмосковную природу, тоскливо пересчитал полученные за время этой недолгой вылазки синяки, после чего накрыл люк крышкой и тщательно замаскировал его. С тех пор я больше никогда туда не возвращался и хранил молчание о том, что видел.

А знаете, почему? В начале вылазки мой фонарик был стальным, а наружу я выбрался с пластмассовым.

@темы: рассказы, заброшенные дома и недострой, предметы и вещи, не своё

---

Он остался ждать

[Скрёб-поскрёб]

Эту историю рассказывал мне мой дед, царство ему небесное. Это было во время войны во Вьетнаме. Отряд моего деда летел на военную операцию, где они должны были высадиться как десант и укрепиться на позициях. Я пересказываю рассказ своими словами, так как деталей не знаю и моментами могу ошибаться. Их десантный самолет был подбит ПВО и поэтому выжившие во время подрыва начали прыгать вниз. Так как самолет был подбит на огромной высоте, солдаты разлетелись на парашютах в огромной дистанции друг от друга по незнакомому лесу.

Во время приземления мой дед сломал ногу. Кричать было опасно, так как вражеские силы могли прийти на крик и добить его. Пришлось терпеть. Во время полета он врезался в дерево, которое завалилось и накрыло его, и он лежал беспомощный долгое время. Все, что у него оставалось — это запас воды размером в литр да сухой паек.

Ночи сменялись днями, дед по глотку в день отпивал воду, раз в 3-4 дня жевал хлеб, точнее сказать, сухари. Ужасная дождливая погода, наоборот, помогала ему опомниться и слегка взбодриться, плюс, таким образом, он мог по капле собирать будущее питье.

Потеряв уже надежду на выживание, он внезапно заметил кого-то в лесу — тот приближался к нему из глубины леса. Неровно идущее потрепанное тело глядело по сторонам, будто бы пугаясь чего-то, да еще бы — вокруг вражеская территория. Это был пилот того самого самолета, и дед снова почувствовал себя живым. Правда, пилот был весь ободранный, с наполовину оторванной рукой, в крови, но на своих ногах стоял стойко.

Дед начал просить о помощи, чтобы пилот дерево сдвинул и помог подняться, на что тот ответил, что ему это не по силам. Он сидел рядом с дедом всю ночь, сидел молчаливо, погрузившись в свои мысли. Все попытки деда узнать хоть что-то были тщетны — пилот только иногда что-то глухо бормотал в ответ. Под утро пилот встал и сказал, что ему нужно уходить. Не обращая внимания на протестующие слова моего деда, он удалился в лес.

Самое страшное, что так происходило каждую ночь. Пилот самолета снова и снова приходил на место, где застрял дед, и сидел молча, словно ожидая чего-то. Дед устал с ним разговаривать и, истощенный обезвоживанием, постепенно умирал.

В очередную ночь пилот пришел не сам. Рядом с ним, прыгая на одной ноге, шёл десантник, его знакомый. Подумав, что хоть этот-то не «съехавший», дед пытался с ним говорить, но картина была та же. Они приходили, садились рядом и молчали. В середине этой же ночи к этому месту, где застрял мой дед, пришел еще один солдат. И вот тут-то моему деду уже на самом деле стало жутко: у солдата не было половины головы, и он по всем законам природы не мог бы ходить, даже дышать.

Картина повторялась изо дня в день. Пока солнце освещает лес дед умирает в одиночестве, когда выходит луна, к месту блокады приходят его друзья и молча сидят. Позже присоединился техник самолета, который выглядел жутко уставшим, с пересохшими губами, подошли еще два десантника с разными рваными ранами. Но когда на следующую ночь они принесли с собой по частям тело его друга, притом голова, которая находилась в руках пилота, была с открытыми моргающими глазами, дед уже просто хотел быстрее умереть. Но даже умереть по собственному желанию было невозможно — ведь тело наполовину было парализованным. Оставалось ждать.

На следующий день у деда закончился последний глоток воды. Как он ни пытался достучаться до команды, которая сидела вокруг него, ни одного ответа он, естественно, не услышал. Зато вдали в лесу (возможно в километре или полтора) он начал отчетливо слышать суматоху. Кто-то был по лесу, но дед кричать забоялся, да и не мог уже физически. Все, кто сидел вокруг него, не обращали внимания не лесную суматоху, а всё так же молча сидели рядом и чего-то ждали. Наконец, дед услышал, как кто-то из этих гостей сказал ему, что пора выбираться. Теряя сознание, дед чувствовал, как его вытаскивают из-под дерева, но силы его покинули, и сознания как такового в нем уже не присутствовало.

Очнулся он уже во вьетнамской больнице, где врачи лечили наших раненых солдат. Долгое время он поправлялся уже на больничной койке. Врачи сказали, что он лежал в коме около двух месяцев. Когда он уже понял, что слышит, дышит, может мыслить и в полной мере соображает, то поинтересовался про судьбу его команды и о том, где его нашли. Врачи сказали, что нашли его наши солдаты в глубине леса. Он лежал парализованным, был прижат огромным деревом к земле, был без сознания и еле-еле дышал. Его оперативно доставили в больницу, и врачи начали спасать его жизнь.

Но самое страшное дед услышал потом. Из команды выжило 14 человек — некоторые из них сами добрались до базы дислокации наших войск, некоторых нашли живыми, как и его. Но не всем так крупно повезло. Первым наши солдаты обнаружили тело пилота, который умер, скорее всего, еще во время взрыва самолета. У него оторвало руку, и еще было обнаружена пара рваных ран на теле — скорее всего, он уже мертвым долетел до земли. Вторым обнаружили солдата с оторванной ногой, который умер от потери крови уже на земле, судя по следам, которые тянулись за ним. Тело следующего солдата лежало на окраине леса — взрывом ему оторвало полголовы. Техника самолета не успели спасти — хоть он и приземлился живым, но от истощения организма умер через пару недель. Следующей находкой стали два солдата, которые лежали на земле рядом друг с другом в обнимку (знаете, как крепко братья обнимаются, когда они покидают друг друга на долгое время). На телах было много рваных ран, но умерли они уже на земле. Последней находкой стала нога друга моего деда, а в радиусе 50 метров от ноги были раскиданы куски тела — он находился в самом эпицентре взрыва, и его разорвало на части.

Дед был шокирован. Он видел их всех. Всех, кого только что назвали. Видел в тех же состояниях, как было описано. Они приходили к нему в такой же очередности. Они были все мертвы на момент своего явления. И только в конце он вспомнил, как в последний момент они ему сказали, что пора и деду уходить, отодвинули дерево и начали поднимать его.

Но он не ушел. Он остался ждать. Ждать живых.

Автор: Феномен Страха

@темы: рассказы, не своё, мертвецы

---

Дайри-страшишки

[Алэй Лан]

Страшилка раз

Одна девочка вела дневник. Проверяет она как-то свой профиль, а у нее там ПЧ новый. Только не красным выделен, как это обычно бывает, а зеленым. Девочка удивилась, думала в техподдержке спросить, что это за нововведение такое, но забыла. И ПЧ не поприветствовала. У нее тогда сессия была, так что времени было мало на всякие глупости. Утром ей умыл пришел анонимный: "Девочка-девочка, зеленый ПЧ читает твой дневник. Десять страниц осталось". Девочка прочитала, посмеялась и пошла с подругой гулять. На следующий день еще один умыл - "Девочка-девочка, зеленый ПЧ читает твой дневник, всего пять страниц осталось." Девочка только плечами пожала и давай дальше к экзаменам готовиться. На третий день еще один умыл пришел: "Девочка-девочка, зеленый ПЧ читает твой дневник, всего одна страница осталась." Девочке немного не по себе стало, она спать легла - утром как раз экзамен был. Только на экзамен она не пришла, и дома ее потом не нашли. Так и пропала. А дневник через месяц в архив ушел. . .

Страшилка два

Одна девочка вела дневник. И всегда картинки постила без ката. Ее и по-хорошему просили, и ругали, некоторые отписывались даже из-за этого, но все бестолку. Вот как-то сделала она пост с тринадцатью картинками без ката и легла спать. Приснилось ей, что поймали ее двое. И стали за руки-ноги в разные стороны тянуть и приговаривать "Как ты нашу френдленту растягиваешь, так мы и тебя растянем". Проснулась девочка, руки-ноги болят, и встать сил нет. Так на работу и опоздала. А вечером опять пост сделала и картинки под кат не спрятала. Опять ей двое приснились и давай тянуть в разные стороны. Проснулась девочка, руки-ноги болят, встать сил нет. Но и в третий раз сделала она большой пост с картинками. Ночью снова двое приснились, да прежде чем тянуть-приговаривать, вставили ей спички в глаза, чтоб не закрывались. Ты нас, говорят, смотреть заставляла, и мы тебя заставим. Проснулась девочка, руки-ноги болят, сил нет встать. Опять на работу опоздала, ей выговор и влепили. С тех пор она даже текст длиннее одной строчки под кат прячет. Одна нога у нее короче другой, и глаз дергается. Но это у нее всегда было.

Страшилка три

Одна девочка вела дневник. Бродила она как-то ночью сначала по своей френдленте, потом по чужой, а потом кнопку "случайный дневник" нажала. Вынесло ее на какой-то дневничок с приятным оформлением. Читает первый пост, а там черным по зеленому написано "перечитываю свой дневник, решила повеситься". Нахмурилась девочка и давай дальше читать - любопытно ей стало. И чем дальше читает, тем страшнее становится. В дневнике вся ее жизнь описана в мельчайших подробностях. Как с мамой поссорилась, как платье новое покупала, как с Васей из соседнего подъезда целовалась. И такие вещи написаны, о которых никто кроме нее знать не мог. Она бы и рада окошко закрыть, да не может. Так весь дневник и прочитала, а потом выключила комп и за веревкой пошла. После того, как ее в петле родители нашли, стали, конечно, разбираться. Пригласили Васю из соседнего подъезда (он в компьютерах хорошо разбирался) - записки не было никакой, решили, может, среди файлов есть какое-нибудь объяснение. Ну, Вася, файлы посмотрел, потом решил журнал браузера проверить. И попал на дневничок с приятным оформлением. Читает первый пост, а там - "перечитываю свой дневник, решил вены порезать..."

Страшилка четыре

Одна девочка вела дневник. Проверяет она как-то статистику и видит, что кто-то под ником "няшная смертушка" к ней аж десять раз наведывался. Заглянула она полюбопытствовать, вышла по ссылке на готичный весь из себя дневник - фон темный, картинки мрачные, посты в основном про шутки патологоанатомов, да про обряды похорон в разных странах. Почитала девочка немного да и добавила дневник в избранное. Утром открывает френдленту, а там как раз пост от няшной смертушки, в котором она девочку приветствует. А под катом картинка - типа в подарок. Девочка под кат заглянула, а там фотка аварии - из под машины ноги женские в красные туфельки обутые торчат, и кровь вокруг. Испугалась девочка, стала на кнопку "удалить из избранного" нажимать, но сколько не нажимает не пропадает дневник из избранных. Тогда она взяла и комп выключила. А тут ее мама с работы пришла, коробку из сумки достает. Смотри, говорит, какие я тебе туфли на распродаже купила - красные, как раз твой размер. Тут девочка как закричит, как упадет в обморок, да как раз виском на угол журнального столика. Так и умерла.

@темы: своё, интернет, социальные сети

---

[Tan Ayran]

Нашлось вк

@темы: картинки, не своё