Чужая для дочери

[Astra.]

В 80-х годах работала я завмагом. По тем временам очень хорошая должность. Жили мы хорошо. 4-хкомнатная квартира в центре курортного городка, домик за городом, муж, дочь-красавица. Да-да, именно в таком порядке. Материальная сторона жизни меня интересовала больше всего. Всё и вся я мерила деньгами. Даже к матери своей я относилась плохо. Мама жила в деревне с мужем-пьяницей. Просила она меня забрать ее к себе, а я ей отказала. Стыдно мне было перед друзьями, что мама у меня деревенская, некультурная.

Поехали мы раз с семьей на выходные за город. Домик наш находился у леса, а в лесу колодец был, воду оттуда брали. Пошла я за водой и встретила там бабку, которая пыталась вытащить ведро из колодца. Я стою и жду, когда она ведро то вытащит. Бабка обратилась ко мне, даже не повернув головы в мою сторону.
- Ну что ж ты, Лена, стоишь-то и мне, старой женщине, не поможешь? Видишь, слаба я стала, ведро вытащить не могу.
- А ты полведра набери.
И тут до меня доходит: "Откуда она меня знает?" Бабка повернула голову, это была моя мать в старости, вся в морщинах. Матери моей тогда еще 50 лет не было. А бабке той на вид лет 90 было. Я стояла и не верила своим глазам! А бабка мне говорит:
- Полведра, говоришь? Вот теперь, Лена, ты будешь жить в полжизни!
Бабка с силой дернула за веревку и вытащила ведро, а в ведре вода какая-то мутная, серая. Я стояла как вкопанная. Бабка уходила в лес. По щекам у меня катились слезы. Я испугалась, я себя жалела в тот момент!
Не вдаваясь в подробности скажу, что через полгода я купила машину, денег на нее заняла под проценты у местных бандитов. Вскоре меня уволили с работы, и в тот же день муж попал в аварию и разбил машину. Платить бандитам было нечем, начали капать проценты. Пришлось продавать домик за городом. Но этих денег не хватило. Муж ушел от меня. Я искала приличную работу. Был 1991 год. Кто помнит то время, тот поймет, как сложно было устроиться, а мне непременно приличная работа нужна была. Короче, через полтора года я с дочкой уже жила у мамы, в деревне. Квартиру у меня отобрали бандиты. Из квартиры я ушла с дочкой в том, что было на нас и ВСЕ!
Недолго мы прожили у мамы, мой отчим по пьянке избил меня и мать и выгнал меня. Дочка осталась с ними, ее он не трогал, любил, своих детей у него не было, а он всегда о дочке мечтал. С дальнобойщиком я приехала в свой курортный городок.
Следующие 7 лет я жила на свалке. Да-да, жила на свалке, ела то, что находила в грудах свежеприготовленного мусора. С грустью вспоминая, что когда то я пользовалась только французской косметикой, носила шелковые халатики, частенько ужинала в ресторане. А теперь я ем хлеб с плесенью, хожу в выброшенном кем то нижнем белье и радуюсь, когда удается найти целые трусы моего размера, пью водку из кружки с отколотой ручкой. Я все еще жалела только себя!
Как то раз я поехала в город, там я попала под машину. В больнице я провела 1,5 месяца. Как-то раз привезли в больницу девушку , она была похожа на мою дочь. Девушке требовалась пересадка почки. От медсестер я узнала, что у нее нет близких, тех, кто мог бы отдать ей свою почку. В общем, теперь у меня одна почка.
После операции мне приснился сон, в котором я стояла на коленях у колодца в лесу . Спиной ко мне стояла бабка и пыталась вытащить ведро из колодца. Я предложила помочь ей. Она мне ответила:
- Ну что ты, сама справлюсь. Ты вот какая, посмотри на себя. Как ты мне можешь помочь? - и засмеялась.
Она с легкостью вытащила ведро. Повернулась ко мне лицом, а лицо у нее молодое. Прямо девочка совсем.

На ноги мне встать помогла Вероника (девушка, которой я отдала почку). На свалку я больше не вернулась. Жила сначала у Вероники, работала продавцом в магазине, потом сняла квартиру. Когда все наладилось, я поехала к маме в деревню. В доме моей мамы жили чужие люди, они мне рассказали, что мамы моей уже год как нет в живых, а отчим 5 лет назад умер. Дочка моя замуж вышла, дом продала и с мужем в город уехала.
Нашла я дочь 4 года назад. Пришла к ней, думала, не впустит она меня. Пустила. Посидели мы с ней, поговорили. Зла она на меня не держит. Спросила я у нее:
- Может, доченька, тебе что нужно? Так ты скажи, я все для тебя сделаю.
- Ну что ты, сама справлюсь. Ты вот какая, посмотри на себя. Как ты мне можешь помочь?
И у меня аж волосы на голове зашевелились от ее ответа...

@темы: сновидения, старики и старухи, не своё

---

Закрывайте двери

[Astra.]

У нас с женой была плохая глупая привычка – не закрывать за собой дверь на ключ, возвращаясь домой. Утром уходишь на работу и обнаруживаешь, что проспал всю ночь с незапертой дверью. Начинаются разборки, кто заходил последний и кто в большей степени «тяпа-растяпа». Один раз входная дверь распахнулась ночью от сильного сквозняка и начала хлопать. Мы изрядно перепугались в тот раз, но привычка все равно никуда не делась.

Но потом случилось нечто, что навсегда приучило нас закрывать дверь на все замки. И, черт возьми, я всерьез обдумываю идею настоящего дверного засова...

Мой дом - моя крепость и зачем нужны стены, если ворота распахнуты?

В тот раз мне долго не спалось. Внезапно я решил проверить входную дверь, вставать было лень, но желание было навязчивым и неотступным. Я побрел в коридор, попробовал дверь и …точно, опять не закрыли! Я повернул один ключ на 4 оборота и зачем-то второй, нижний, которым мы вообще никогда не пользовались. Я сделал буквально два шага в сторону комнаты, когда услышал необычные странные звуки за дверью. Было ощущение, что кто-то водит ладонями по двери с той стороны, ощупывает ее, как будто слепой натолкнулся на препятствие и пытается понять, что это.

Хоть и вздрогнув от неожиданности, я развернулся с намерением как минимум посмотреть в глазок. Я подошел к двери вплотную и заметил, что ручка стала поворачиваться вверх-вниз, как будто пробовали открыть дверь. Затем раздался странный неритмичный стук. Мне стало внезапно холодно, заныло сердце, не страх и не ужас, а какая-то черная тоска, мутная непонятная тревога полезли в душу. В глазок я смотреть расхотел. Тихо стал отходить в комнату, жена проснулась и уже что-то собиралась сказать. Я знаком попросил ее молчать, она сразу поняла, что что-то не так. Глаза ее округлились.

Надо сказать, что есть у меня один девайс, которым я почти никогда не пользовался. А именно, видеокамера, смотрящая на площадку и подключенная к компу. Ее притащил в подарок мой братец, работавший в то время в конторе, занимающейся установкой систем видеонаблюдения.
Посмотрели, поигрались пару раз и про камеру забыли. Сейчас я про нее вспомнил. Не знаю, какая черта человеческого характера заставляет нас смотреть в глаза Вия? Вот и я подсел к компьютеру и запустил изображение площадки.

Что это было? Не знаю, но я это видел и жена видела. Нечто, замотанное в какие-то темные лохмотья, неестественно изгибаясь и вихляя, бродило по площадке, скребясь в двери, дергая ручки, припадая и прислушиваясь к звукам в квартирах, заглядывая в глазки. Голова этого нечто также была замотана в тряпье, из тряпок торчали темные руки, длинные, узкие, с неестественно длинными, в два-два с половиной раза длиннее обычных, пальцами. Еще несколько раз это нечто подходило к моей двери и надолго припадало к ней. Казалось, сердце останавливалось, у жены текли слезы, она закусила край простыни, чтобы не издать ни звука. Я, путаясь и сбиваясь, читал про себя «Отче наш»…
Потом ЭТО уползло вниз. На улице забрезжил ранний июньский рассвет. Если бы мы жили в деревне, это наверное и были бы первые петухи. Еще через час мы пришли в себя.

Я жалею, что жена это видела, она все еще приходит в себя, я вижу, как ей все еще очень страшно. Вчера она попросила меня сменить квартиру. Что же - можно, все равно съемная. Да и мне здесь как-то уже не так.

А я вот думаю, что бы было, если бы я не закрыл дверь? Нас бы нашли с распоротыми внутренностями и кровь по стенкам, или как показывают в ужастиках, забившихся в угол с перекошенными от смертного ужаса лицами и остановившимся сердцем? Или это зло заползает в душу и человек с остекленевшими глазами идет на кухню за кухонным ножом…или делает шаг в окно? Не знаю, не хочу знать.

Закрывайте двери. Берегите себя. Мир вашему дому!

@темы: двери, сущности, не своё

---

by David Benoist

[Astra.]

@темы: картинки

---

Korn - Insane

[Sugizo Edogava]

С вашего позволения выставлю вам немного видео-музыкальной крипоты от группы "Korn"

@темы: видео, призраки и духи, предметы и вещи, жуткий саунд, мертвецы

---

Не страшитесь Жнеца

[Скрёб-поскрёб]

Пришло время признать это: я вырос в неблагополучной семье. Отец — пьяница. Мать — пьяница. Может, поэтому я никогда и не помышлял об алкоголе. Но теперь я и сам покатился по наклонной.

Большинству из вас знаком этот сценарий. Отец постоянно пьян и обвиняет мать во всех возможных проблемах. Она обычно запирала меня в комнате, пока… пока он творил то, чем обычно занимаются люди в сильном подпитии и расстройстве. Чаще всего моей колыбельной была смесь из маминых визгов и моих собственных рыданий. Затем моя мать сама начала пить, и ей стало наплевать на всё это. Поначалу отец продолжал колотить её, пока я всхлипывал в комнате. Но скоро ему, похоже, стало скучно, и спустя три дня после моего пятого дня рождения он впервые вломился ко мне. Мать закрыла меня собой. В ту ночь он сломал мне нос. В больнице я сказал доктору, что упал с лестницы. Он, вроде бы, поверил.

А потом это превратилось в обыденность. По понедельникам отец работал допоздна, и мы были предоставлены сами себе. Вечера вторников и четвергов он просиживал в баре, и я мог спать спокойно. Среды выдавались самыми тяжкими. По пятницам случались редкие приступы злости, в которые он порол меня. В выходные он просто напивался до такого состояния, что засыпал уже около четырёх часов дня.

Но вот среды… Он приходил в мою комнату и делал всё, что ему заблагорассудится. Когда я запирался изнутри, он нарезал круги перед моей комнатой с ремнём в руке. Случись мне заплакать — я получал удар за каждую пролитую слезу. Но если я был покорен и терпел удары его кастета в челюсть и позволял ему таскать меня за волосы, мне никогда не приходилось придумывать отговорки в школе. Я был активным ребёнком, постоянно попадающим в разные передряги и никого было не удивить лишней царапиной на моей руке или синяком на щеке.

Два года я существовал в страхе, что в один прекрасный день отец ударит меня так сильно, что я отправлюсь к праотцам. Да, я боялся смерти. В одну из проклятых сред я прятался в своём углу, когда увидел его, — высокого мужчину, — в своей комнате.

Сначала я подумал, что это женщина. Казалось, будто черное платье ниспадало с фигуры под её тёмным лицом. Только потом я понял, что это балахон. По правде говоря, это была мантия, но я узнал это слово лишь годы спустя. Но уже тогда я знал, что это такое. Из фильмов и из книг, которые показали мне, как должна выглядеть Смерть.

Но я не мог позволить себе заплакать. Тогда отец нашёл бы меня. Он бы взял свой ремень, и тогда эта Смерть забрала бы меня с собой. Но во имя всего пережитого мной, я знал, что я обязан выжить.

Той ночью я уснул прямо на полу, вжавшись в угол комнаты, освещённой сиянием луны, заглядывавшей в окно и серебрившей пол у самых моих ног. Смерть продолжала спокойно выжидать в самом тёмном уголке, у двери, ведущей в коридор.

Так было в каждую из последующих худших ночей. Всегда по средам. Иногда — по пятницам, когда папа бывал в плохом расположении духа. Каждую ночь Она подбиралась ближе. Через два месяца Это уже сидело на ящике с моими игрушками, в ногах кровати, опираясь спиной о стену и смотря в сторону, так что я всегда видел только профиль капюшона и тьму внутри него.

— Зачем ты здесь? — однажды спросил я.

Оно повернуло на меня свою голову, сидя там, на ящике, с коленями, прижатыми к груди, обнимая их руками, почти свернувшись в комок, в позе зародыша, хотя от той позы не веяло беззащитностью, только скукой.

— Я СМОТРЮ, — ответило оно мне.

Я шумно сглотнул, услышав эти звуки. То, что я видел по телевизору о подобных вещах, подготовило меня скорее к тихому скрипению, но ЕГО голос представлял собой нечто большее. В нём слышались и спокойный уверенный тон зрелого мужчины, и покровительственно-заботливые материнские нотки, а ещё — отдалённый смех безумца и отголоски детского хихиканья. Этот голос тревожил и успокаивал одновременно.

— Смотришь на что? — спросил я.

Оно взглянуло на меня в ответ. Это был первый раз, когда мне удалось увидеть его глаза. Я всегда ожидал, что на их месте окажутся два холодных бездонных провала, но снова не угадал. На меня смотрели две голубые сферы в выбеленном временем черепе. Заглянув туда, я увидел бесконечность времени и пространства галактик со всем, что в них существовало, а за ними — то, чего не существовало вовсе, Всё и Ничего, таившиеся вместе в тени под плащом.

— ПРИГЛЯДЫВАЮ ЗА ТОБОЙ, ДИТЯ, — ответила Смерть.

Я подумал, что она лжёт, и это огорчило меня. Я спросил, почему она тогда не остановит моего отца.

— Я НЕ ИМЕЮ ПРАВА ВМЕШИВАТЬСЯ В ЭТО.

— Как это "не имеешь права"?

Она сказала, что не сможет остановить его, даже если попытается. Смерть была здесь просто для того, чтобы увести меня, если мой самый страшный кошмар всё же обернётся реальностью.

После той ночи Жнец заменил мне отца, конечно, если забыть о том, что мой настоящий отец не выполнял своих отцовских обязанностей вовсе. Через неделю мой гость принёс с собой пухлый том в кожаном переплёте. Это оказались сказки, добрые и злые, обо всём на свете, на языке, не принадлежавшем ни одной стране. Он читал мне голосом моего дедушки, который умер, когда мне было четыре года. Я рос, и Жнец перестал приносить книгу, теперь мы просто беседовали до самого рассвета. Я спрашивал о жизни по ту сторону и о том, почему мир устроен так, как он есть. Его ответы всегда были туманными, с оговоркой, что я пойму сам, когда придёт время. Он успокаивал меня своими разговорами и присутствием, пока солнце не показывалось над крышей соседского дома. Когда оно касалось его плаща, он становился ослепительно-белым, а потом Смерть исчезала. Я знал, что она обязательно вернётся на следующей неделе, и спокойно начинал собираться в школу. Я никогда не уставал после таких бессонных ночей.

Жизнь шла своим чередом. К моменту, как мне исполнилось двенадцать, доктор в третий раз вправил мой нос и начал задавать наводящие вопросы. Через три недели меня изъяли у родителей и отправили в приют. Как в голливудском кино, мой семейный врач услышал о происходящем от своего друга в больнице и усыновил меня. Они с женой три года пытались завести детей, но ничего не выходило.
После того я зажил счастливо, хотя был не в силах забыть о тех ужасных мгновениях из своего детства. Пойдя по стопам своего приёмного отца, я стал терапевтом. К сожалению, работу по специальности оказалось найти не так легко, и мне пришлось занять должность в морге. Все эти годы Смерть помогла мне справляться с работой, и я полюбил своё дело.

Но несчастный случай с приёмной матерью разбил моё сердце. Я был тем, кому пришлось повесить бирку на её большой палец. Я вынужден был взять отгулы на весь остаток недели, но в тот день Смерть была со мной. Она стояла в углу хранилища, пока я закатывал ящик с телом матери в ячейку, держа за руку маленькую девочку с зелёными глазами и каштановыми волосами. Я видел мамины семейные фотографии и знал, что она выглядела так в семь лет. Видеть её было болезненно, но Жнец молча кивнул мне, напоминая, что позаботится о ней.

Четыре раза в своей жизни мне пришлось закрывать ячейки с телами моих родителей. Мой родной отец врезался в стену, когда вёл машину пьяным. Я выскочил из комнаты, едва медбратья вкатили стол с ним внутрь, иначе меня бы стошнило прямо на то, что осталось от его тела. Моя родная мать спилась до смерти через год после того. Жалость разрывала моё сердце при последнем вгляде на неё. Он сломал её, и она умерла от причинённой боли. Моя мать покинула этот мир так же мирно, как и приёмная, но мне никогда не забыть, как кричал мой родной отец, когда Жнец тащил его по полу, на раскалённой докрасна цепи, захлестнувшейся на его шее.

Мой же приёмный отец, человек, спасший мне жизнь, умер четыре года назад. Ушёл тихо, прямо во сне. Я сам вызвался проводить его тело в предпоследний путь в хранилище. Когда я закончил с этим, то увидел, как Смерть уводит маленького мальчика с синими глазами и тёмной шевелюрой.

Вы, наверное, гадаете, зачем я пишу это. На самом деле, я и сам не уверен. Думаю, просто чтобы сказать людям, что не стоит бояться Жнеца. Это мягкосердечное существо, занимающееся поганой работой. И оно, по иронии судьбы, сохранило мне жизнь.

Я женился, вырастил троих детей — двух девочек и мальчика, как две капли воды похожих на их мать, и всё это время Смерть поддерживала меня. У меня девять внуков и два правнука, с намечающимся третьим. В прошлом году моя жена умерла от сердечного приступа. Болезненно вспоминать об этом, но я знаю, что она не боялась смерти. Она знала мою историю и ушла спокойно, во сне, сжимая мою руку.

Пока я дописывал эти строки, мой взгляд упал на силуэт за окном — его чёрная мантия была вся в снегу. Только что я распахнул окно ему навстречу и пригласил внутрь: когда живёшь так долго, как я, успеваешь научиться принимать гостей с должным уважением.

Теперь она стоит в углу, терпеливо выжидая, как в день нашей первой встречи. Когда я допишу это, то выключу компьютер и возьму на коленки девочку, которую она привела за собой — мою жену. Мы вместе закроем глаза и девочка прижмётся ко мне, щекоча подбородок своими огненными локонами. Я испущу последний вздох и спокойно засну, а когда проснусь, то окажусь в кругу семьи. Я наконец увижу приёмных родителей и мою родную маму, куда счастливее, чем она была при жизни. Надеюсь, четыре пса, которых я последовательно приютил при жизни, тоже будут там.

"МОРТИМЕР", — зовёт Смерть из своего тёмного угла. Мне остаётся лишь вздохнуть и печатать побыстрее. Если позволите, я хотел бы закончить цитатой группы Blue Oyster Cult: «Не страшитесь Жнеца». Ведь, если подумать, люди порой куда больше него походят на монстров.

Источник

@темы: рассказы, сущности, не своё

---

Кавказская петля

[Скрёб-поскрёб]

История, претендующая на реальность — рассказана знакомыми любителями эзотерики. Пара ехала на автомобиле в горах Кавказа. Наступал вечер, им надо было где-то остановиться. Они переезжают какой-то мост, и тут в их головах как бы щелкает — что-то не так... Они переехали мост и встретили человека, который пообещал им показать дорогу до города. Въехали они в город, остановились около гостиницы, начали оформляться, а их спрашивают, а что это у вас за паспорта (они россияне). Они отвечают — российские. Им — странно, мы таких раньше не видели... Ну, в общем, непонятка возникла. С деньгами то же самое, но как-то они там столковались, и их поселили в номер.

Жена осталась в номере, а мужчина пошел парковать машину. В это время к жене в номер пришел тот человек, который им показал дорогу в город. Муж вышел к машине и спрашивает, куда её поставить, ему отвечают — ставьте где угодно, у нас тут нет машин. Он поставил за гостиницей, возвращается и слышит за дверью разговор жены с тем мужчиной, начиная приходить в ужас, так как голос жены стал таким, как он был в её 19 лет. Он вбегает в номер, хватает вещи, забирает жену, они садятся в машину. Тот мужчина-проводник просит их не уезжать на ночь глядя, а остаться переночевать. Муж всё же отъезжает, они едут по дороге к мосту.

При подъезде к мосту на дорогу выбегает человек и машет руками. Они останавливаются. Он, повернувшись к ним боком, просится в машину со слезами в голосе: «Заберите меня отсюда». Поворачивается лицом — а у него нету половины лица. Водитель нажимает на газ, они переезжают мост, и опять возникает странное чувство, на этот раз, что уже все в порядке. Они возвращаются обратно, останавливаются в первом же населенном пункте начинают расспрашивать, что там за поселок дальше по дороге за мостом, на что в ответ им показывают карту, на которой нет никакого моста.

Я не знаю, верить или нет этой истории, но когда мне это рассказали, испугался я порядком. И почему-то я верю.

@темы: рассказы, мистические и аномальные места, искажения времени и пространства, не своё

---

Заклинание земли и воды

[Therkjer]

Я хочу, чтобы в утро, когда боги придут за вами, вы проснулись от воя собак во всех дворах. Будет три или четыре часа утра, когда вы встанете и подойдете к своим окнам, чтобы разглядеть в мутных сумерках, что встревожило животных. Так и не поняв, что изменилось, вы закроете окно и, пока есть электричество, включите кондиционер. С кухни будет уютно пахнуть разложенными на марле абрикосами, кто-то в высотке напротив будет вопить и грозить выбросить своего визави с балкона, и кухонное окно вы закроете тоже. Вас не встревожит то, что с улицы не слышно чаек.
В шесть утра вы проснетесь оттого, что стало душно: электричество все-таки отключили, и кондиционер умер с распахнутыми шторками. Проходя мимо шкафа, чтобы распахнуть окна, вы услышите, как тихо зудит посуда.
Толчки не покажутся вам сильными, они будут в половине восьмого и в десять. Первый застанет вас в туалете, и вы его не заметите. Второй - на лестнице, когда вы будете спускаться, чтобы сесть в маршрутку и ехать в контору (у вас сокращенный рабочий день, можно приехать к половине одиннадцатого). Вам покажется, что у вас закружилась голова, и поэтому вы ухватились обеими руками за перила. Внизу что-то звякнет. Выходя из подъезда, вы заметите осколки на асфальте.
Уже в конторе, пролистывая ленту новостей, вы увидите сообщения о толчках. Журналисты не добьются комментариев от метеостанции, но снимут фоторепортажи: закрылась канатная дорога из-за смещения опор (бригада ремонтников уже в пути); на Спартаке - мощный порыв водовода, басики плавают по бампер в воде; говорят, упал крест на Александре Невском, но пресс-служба РПЦ не подтверждает.

Они идут с моря и с гор, и скоро встретятся. У них нет тел - они не понимают, что вам больно. У них нет ушей - они не слышат, что вы называете их землю своей и даже приводите многословные аргументы. У них нет глаз - они не видят, что у вас есть дети, и ради детей вас следует пощадить. Что же у них есть? То, что заставляет деревья расти, а воду - кипеть рыбой. Вы рубите их деревья, вы оскорбляете их источники, вы убиваете их птиц. Вы им мешаете. Они уже идут, и я хочу, чтобы они пришли поскорее за каждым из вас.

В тот день, когда боги придут за вами, вы увидите все от начала до конца, но не с первой минуты поймете суть происходящего. Вы выйдете прогуляться на крышу своей конторы прогуляться около полудня, встанете в тени растяжки с политическим лозунгом и постоите, щурясь на море (люди платят большие деньги, чтобы две недели в году смотреть на море, а у вас - вот оно, море, так что пусть зарплату задерживают, пусть, ничего). Вы уже соберетесь вернуться в помещение, где пока есть свет и работает кондиционер, когда заметите серебряную нить на горизонте. Она будет переливаться живой чешуей и быстро катиться на берег, становясь шире, выше, наполняясь тенями и блеском маленьких гребней. Вам она покажется красивой, и в этом вы будете правы, хотя вы редко бываете правы.
Пройдет меньше минуты, и волна встанет за маяком так, что тень от него ляжет на ее крутой склон, давая понять, как близко она подошла. Одновременно редкие яхты и кораблики у берега вдруг приподнимутся и тихо выйдут на набережную. Именно тогда вы схватитесь за телефон.
Вы не успеете захватить момент, когда маяк исчезнет в стене воды, но снимете, как с достоинством уходит туда несколько лет пустующее здание бывшего горного клуба, как яхты поднимаются выше и втыкаются в витрины на первой линии - только пиксели разлетаются, автомобили кружатся в потока воды как спичечные коробки и исчезают под мутной поверхностью.
Вы будете радостно хохотать: вы на крыше хорошего крепкого здания далеко от берега, ваши малыши - в детском саду за автовокзалом. Все в безопасности, всё в порядке, и вы уже начнете представлять, как выступите на первом канале и на втором тоже.
Вода накроет первую линию домой и наполнит улицы, подхватывая бегущих людей. Она разобьется и затопит Пушкинскую, Екатерининскую, Морскую, поднимется тихо и внезапно до крыш, выше, еще выше.
"Батюшки мои!" - закричите вы, чтобы запись можно было пускать в официальный эфир без обработки.
Несколько минут - и волна отступит, оставляя перевернутые автомобили, лодки посреди площади с памятником Ленину и водоросли на крышах. Появятся тела людей - кто распластался посреди тротуара, кто повис на распахнутой двери. Чудо! Почти все, кто начнет уходить вода, зашевелятся, выплывут, встанут, начнут озираться, хлопать себя по карманам.
"Нашего человека так просто не возьмешь!" - закричите вы и будете вполне искренни.
Но вы не будете знать, что произойдет дальше. Это лишь начало заклинания.
Вы обернетесь на неясный гул, подобного которому еще не слышали. Даже когда над вашим домом летали бомбардировщики, от которых лопалось остекление балкона, вы не чувствовали своим чувствительным животом такой силы. Вы обернетесь на гул и не сразу поймете, почему кварталы, целые кварталы Дарсана и Чайной горки двинулись на вас, словно Бернамский лес.
Два года в карстовом кармане под руслом Учан-Су копилась дождевая вода. Вы сами обращали внимание, что дожди идут один за одним, зимы снежны как по заказу, но в водохранилище не притекает вода и река не полноводна. Вся вода там, скрыта от вас, но копит себя специально для вас. Боги сидят, согнувшись, в каменных карманах и точат обсидиановые ножи.
Движение пластов ослабит известняковое дно резервуара, и в нем найдется слабое место. Все утро давление будет нарастать, пока не разрешится. Вниз потечет уже не вода - потекут камни, стекло и металл, резина, баннеры, пластмасса, сайдинг и алюминиевые швеллеры. Все это будет перемешиваться и кипеть, стремясь вновь стать первоматерией и в будущем воплотиться во что-то менее уродливое.
Ища спасения, вы обернетесь к морю и увидите, как море отступит. Оно вернет маяк без стекол и крыши, обнажит дно с баррикадами ржавого мусора, а впереди встанет вторая, отвесная стена воды и ослепительно засияет на солнце.
Вы упадете навзничь, закрыв голову руками, и здание будет сотрясаться от фундамента до того лепестка железобетона, на котором лежите вы. А подняв голову между сокрушительными волнами, и увидите, как на вас вначале медленно, а затем все быстрее будет падать закрепленный на стальном каркасе монументальный плакат с бесцветным человеком на нем. Полотнище разорвет пополам, оставив большую часть лица и черные буквы "одине". Вы увидите, как стремительно приближаются старчески опухшие нос и губы.
Вы очнетесь к вечеру и будете подслеповато щуриться на красное солнце. Встать не получится, и ваш горизонт сократится до нескольких метров, окруженных бортиком крыши. За ними вы сможете разглядеть верхушки холмов - отрогов яйлы. По ним вы не сможете понять, что случилось с городом: они будут зелены и безмятежны, как до вашего рождения, как до переезда под их тень ваших родителей, белокурых мальчика и девочки в пионерских галстуках, которые бегали, шальные от счастья, и кричали: "Нам дали квартиру, там есть скатерть и на ней ложки!" "А у нас в сенях велосипед! Велосипед!"
Вы будете хотеть пить.
Вы не увидите, но на рассвете на траверсе залива пройдет корабль. Люди в белых кителях на палубе будут вырывать друг у друга бинокли, чтобы рассмотреть берег, и возгласами на неизвестном вам языке выражать восторг и ужас. Капитан будет вызывать местную частоту, крутить пальцы узлом и спрашивать раз за разом, есть ли кто-то. "Мы дадим еды, мы дадим воды, мы дадим помощь в эвакуации, ответьте". Ему ответят с военного корабля, который будет стоять на расстоянии выстрела. Ему скажут, что помощь не нужна, и потребуют уйти.
Когда встанет солнце, вы будете слизывать росу с баннерной ткани. На запах она будет как долго висевший в шкафу пиджак. Раз в неизвестно сколько времени вы будете включать телефон, чтобы набрать 112. Когда наступит полдень, вы решите поискать радиоволну. Как ни странно, это удастся с первой попытки. Вы прослушаете рекламу средства от аллергии, а затем диктор скажет: "По последним данным, пострадало не более 3% жилых и общественных зданий. Разбор завалов осуществлен на 98%. Подвоз питьевой воды, обеспечение население горячим питанием и электроэнергией осуществляется в полном объеме".
Когда солнце двинется к закату, вы проснетесь и включите телефон еще раз. Он еще будет работать, а радио - уже нет.
Наступит ночь, и вы, не ощущая удивления, поймете, что прекрасно видите в темноте. В темноте на вашу крышу прыгнет животное, которое вы не видели ни в кино, нив книгах. Его шерсть будет переливать перламутром на высокой холке, а восемь ног оканчиваться кистями с тонкими пальцами и запястьями. Животное будет подходить ближе, и на длинной розой морды улыбнутся человеческие губы.
- Небо пусто, - скажет оно. - Горы - нет.
- Небо пусто, - скажет оно. - Море - нет.
- Мы вернемся, - скажет оно. - А вы - нет.

источник

@темы: ссылки, животные, рассказы, сущности, призраки и духи, не своё, мертвецы

---

"Самая странная запись с камеры наблюдения" (перевод)

[loony_spectre]

Я работаю на заправке в пенсильванской глухомани. Скучная работка, но простая, и платят неплохо. Несколько недель назад к нам пришел новенький, назовем его Джереми.
Джереми странный. Ему лет двадцать пять, он почти не говорит, но смех у него страшноватый. Мы с боссом это заметили, но никаких проблем с этим не было, да и сделать мы с этим ничего не могли. Клиенты никогда на него не жаловались, работал он хорошо. Ну, по крайней мере, до того, как начали пропадать вещи. Сотрудники-воры - это проблема для любого места, где что-то продают, а всю заправку у нас обслуживает только один человек - она маленькая.
Пару недель назад босс заметил, что у нас стало пропадать машинное масло. Сначала - по несколько контейнеров за раз, но потом - целыми полками и даже коробками со склада. Вскоре у нас стало пропадать вообще все, что нам привозили, причем неизменно после смен, когда работал Джереми. Босс проверял записи с камер наблюдения после всех его смен, но так ни разу и не застал его на месте преступления. Джереми запирал заправку на ночь, а на следующий день масло пропадало.
Обычно босс забирал записи с камер с собой, но в тот вечер у его дочери был бейсбольный матч, так что он попросил меня пересмотреть запись вместо него. Он предложил мне сверхурочные в конвертике, и, конечно, я согласился. У нас три камеры, так что он дал мне три кассеты. Я понял, что ночь мне предстоит долгая, но я пытаюсь поднакопить хоть немного к отпуску, так что любые деньги будут не лишними. Я взял кассеты домой, вставил их в старый видеомагнитофон и стал смотреть.
Позавчера (в последнюю свою смену) Джереми начал работать в четыре часа дня. Поначалу все выглядело совершенно нормально. Он пересчитал деньги в кассе, поболтал с девушкой, которая работала перед ним, и стал ждать покупателей. Первой пришла миссис Темплтон (на кассете было время 16:03), она к нам ходила регулярно. Миссис Темплтон купила сигарет и газету и расплатилась 20-долларовой купюрой. Ничего особенного. Потом пришел какой-то местный парень по имени Рон. Он ездит на мотоцикле, обычно заходит каждые несколько дней. Он заполнил бак, купил солонины к пиву, расплатился кредитной картой и ушел. Потом зашел мужик в ковбойской шляпе. Я его ни разу раньше не видел, но к нам часто заходят незнакомые люди - как и на любую заправку. Он купил дизельного топлива на сорок долларов, расплатился 100-долларовой купюрой и уехал. Я тихо вздохнул. Есть лишь одно дело скучнее, чем работать продавцом на заправке: наблюдать за работой продавца на заправке.
Впрочем, босс предложил мне достаточно денег, чтобы я не бросил смотреть сразу же. Все выглядело вполне нормально. Мне казалось, что если Джереми действительно воровал машинное масло, то уже знал, что мы его подозреваем. Я сомневался, что он настолько глуп, что станет воровать под камерами. Часов до пяти все было совершенно скучно и рутинно.
В 17:03 снова пришла миссис Темплтон - должно быть, она что-то забыла. Но нет. Она купила пачку тех же сигарет и ту же самую газету и расплатилась еще одной двадцаткой. Странно, подумал я. Но, с другой стороны, она довольно рассеянна. Джереми, наверное, мог бы и сказать, что она уже покупала сегодня сигареты, но, с другой стороны, в правилах нигде не сказано, что нельзя продавать что-то одному и тому же клиенту дважды. И тут снова пришел Рон. Он оплатил еще один полный бак бензина (снова для мотоцикла - позже я проверил уличную камеру, потому что сначала подумал, что Рон хочет, например, заправить еще и машину) и купил еще одну пачку солонины, снова расплатившись кредитной карточкой.
Ну, это еще ладно, подумал я. Наверное, какое-то странное совпадение. Миссис Темплтон довольно забывчива, а у Рона, скорее всего, не один "Харлей" в гараже. Но тут снова зашел мужик в ковбойской шляпе. У меня по спине пробежал холодок. "Не покупай дизельное топливо, не покупай дизельное топливо", - шептал я, обращаясь к своей пустой комнате... но именно его он и купил. Дизельное топливо на сорок долларов. И снова расплатился сотней. Он и двигался ровно так же, как во время первого визита - даже точно так же почесал нос, выходя на улицу. Либо этот мужик очень богат, у него куча грузовиков, и он только что переехал в наш город, либо творится какая-то чертовщина. Я продолжил смотреть.
Все покупатели, которые приходили на заправку между четырьмя и пятью, пришли и между пятью и шестью. Я уже всерьез перепугался, и тут в 18:03 вошла миссис Темплтон. Она снова купила газету и сигареты и расплатилась двадцаткой. Мне показалось, что я сейчас с катушек слечу. Я начал перематывать кассету вперед - и там все было одинаково. Все покупатели приходили точно в одно время, с разницей ровно в час.
Я знаю, что вы уже подумали. Хитрый подонок Джереми просто подменял кассеты - ставил первый час своей работы на повтор. Но нет, все не так. Рядом с кассой есть окна, которые видны на камере, и я видел, как постепенно наступают сумерки. И работа Джереми тоже не была закольцована: он подметал, мыл пол, выкладывал новые товары - все как обычно. Тем не менее, на заправку постоянно приходили одни и те же клиенты.
Я уже паниковал. Что-то здесь было не так, и я не мог объяснить, что и почему. Я перемотал кассету на то время, когда он запер дверь заправки и пошел к своей машине. Он ничего не украл, но я на всякий случай продолжил смотреть. Я перемотал кассету в последний раз - примерно до полуночи.
Ровно в 0:03 на камере из ниоткуда появилось лицо Джереми. Нет, он не просто вошел в зону обзора камеры: в один момент магазин был пуст, а в следующий - всю камеру заполнило его лицо. Он смотрел не на камеру, а на меня, я был в этом уверен. Я закричал и потянулся к пульту. Когда я схватил пульт, Джереми уже исчез - так же внезапно, как и появился. Буквально один кадр он там был, а потом - нет. У меня руки тряслись, но я поставил другую кассету. Вторая камера показывает кассу сзади, так что я бы увидел, как ему удалось вот так влезть в камеру. Я перемотал на 0:03, но там ничего не было. Я должен был увидеть его стоящим на кресле или еще что-нибудь такое, но его не было. Он вообще не возвращался на заправку после того, как ушел. Его вообще там не было. Кода от сигнализации он не знает, а в ту ночь сигнализация не срабатывала.
Впрочем, кое-что я увидел: ровно в 0:03 машинное масло исчезло с полки. Вообще все. Получилось как с лицом Джереми: в один момент оно стояло на полке, а потом исчезло. Я выключил кассету и лег в постель, но так и не смог заснуть. Я очень устал, но мысли путались. Эта кассета была, пожалуй, самой страшной и пугающей вещью из всех, что я видел в своей жизни.
Через несколько часов мне идти на работу. Босс попросил принести кассеты обратно и рассказать, что я увидел, но, блин, что мне ему рассказать? Джереми сегодня работает в вечернюю смену, сразу после меня, и план у нас был такой: босс приходит незадолго до того, как ухожу я, и мы вместе выясняем отношения с Джереми (в конце концов, это я вроде как его застукал за воровством). Я не представляю, что мне делать. Думаю, придется показать боссу кассеты, но я не хочу пересматривать их еще раз. Не хочу больше никогда видеть ничего подобного. Не могу забыть лица Джереми, улыбающегося прямо в камеру; это самое жуткое лицо, что мне доводилось когда-либо видеть.
Ладно, попробую все-таки немного поспать, прежде чем со всем этим разобраться. Расскажу потом, что произошло...

UPD: 14:49. Пишу с телефона, заранее извиняюсь за опечатки. Босс только что досмотрел последнюю кассету. Я рассказал ему, что там будет, но к такому приготовиться невозможно. Он перепуган до усрачки (и я тоже), а Джереми должен прийти к четырем. У нас чуть больше часа, чтобы прийти в себя, но никто из нас не знает, что же ему сказать. Кто он? Просто долбанутый парень, которому нравится воровать машинное масло и пугать людей? Или?.. Не знаю, может быть, это звучит безумно, но он ведь может быть как-то связан с временной петлей? Босс рассказал, что на других кассетах ничего подобного не видел, но, судя по тому, как он выскочил на этой кассете, он знал, что ее буду смотреть именно я. Он словно хотел показать мне, какой он крутой. Выпендриться передо мной, что ли. Он улыбался в камеру, словно малыш, который только что сделал куличик и хочет тебе его показать, или еще что-то такое. Не знаю, наверное, звучит безумно. Мне реально кажется, что я с ума схожу. Надо бы еще раз поговорить с боссом. Нужно успокоиться и решить, что с этим делать. Я напишу еще раз сегодня вечером, но у меня очень плохое предчувствие.

UPD: 16:33. Джереми не пришел. Попытался ему позвонить, но у него отключен телефон. Мы вызываем полицию.

UPD: 17:33. Джереми не пришел. Попытался ему позвонить, но у него отключен телефон. Мы вызываем полицию.

UPD: 18:33. Джереми не пришел. Попытался ему позвонить, но у него отключен телефон. Мы вызываем полицию.

UPD: 19:33. Джереми не пришел. Попытался ему позвонить, но у него отключен телефон. Мы вызываем полицию.

UPD: 20:33. Джереми не пришел. Попытался ему позвонить, но у него отключен телефон. Мы вызываем полицию.

UPD: 22:58. Твою мать. Твою мать! Я только что вернулся домой и увидел свои предыдущие обновления. Вообще ничего не понимаю. Вот что помню я. Я пошел на работу, Джереми так и не пришел, мы с боссом решили позвонить в полицию - это вы знаете. Когда я взял телефон, чтобы позвонить, солнце погасло. Я не вру, мне так показалось. Похоже, я вырубился ровно на пять часов, потому что когда я посмотрел на часы, на них было 21:33. Я, по ходу, застрял во временной петле Джереми, а потом вышел из нее в тот самый момент, когда упал в обморок, если это кажется хоть сколько-нибудь понятным. Но вот после этого началось вообще что-то странное.
Босс стоял прямо рядом со мной, когда я отрубился - он был готов подтвердить мой рассказ для копов. Когда я пришел в себя, мой телефон был у меня в руке, но он вообще умер. Даже гудка не было. Босс по-прежнему был рядом, но не двигался. Стоял, словно замороженный. Я еще раз посмотрел на часы - они не шли. Секундная стрелка остановилась на 12. Было ровно 21:33. Электронные часы на кассе тоже не шли. Мой телефон отключился. У кассы стоял покупатель и ждал, когда босс даст ему сигареты. Готов поспорить, это была его пятая пачка за день.
Я сразу же оттуда сбежал. Не закрыл дверь, не выключил свет, и - извините, ребята - не захватил с собой кассеты, чтобы выложить в Интернет. Поверьте, уж об этом я думал меньше всего. Заправка стоит на крупном шоссе, и на нем стояла куча машин, только вот они были не припаркованы, а просто замерли на месте. Люди в них сидели неподвижно, как восковые фигуры. Я сел в машину, молясь, чтобы она завелась. К счастью, она завелась.
Примерно на полпути к дому время запустилось снова. Помехи на радио превратились в музыку - ну, все вроде нормально, а судя по тому, что ведущий говорил между песнями, никто не заметил, что время остановилось, ну, или еще что-то такое. Я был единственным. Ну, еще Джереми наверняка заметил. Я до сих пор не знаю, где он и что делает. Я спрячусь в своей комнате, а утром снова позвоню в полицию. Я не знаю, удалось ли мне дозвониться до них раньше, и, если да, восприняли ли они меня всерьез. Я уже боюсь за свою жизнь. Завтра, если получится, снова отпишусь.

UPD: 10:33. Я наконец сумел уснуть около четырех утра. Не знаю, как мне это удалось, наверное, я просто уже слишком устал. С утра я проснулся от телефонного звонка - это был босс. Он звонил мне часов с шести. Он пришел в себя, когда время запустилось вчера вечером, и тут же позвонил копам. Они приехали, и он выложил им все. Местная полиция занимается мелкими делами, их больше интересовало украденное машинное масло, чем что-либо еще, но босс все-таки их убедил поехать на поиски Джереми.
Мы держим все резюме наших сотрудников в картотеке; Джереми совсем недавно начал у нас работать, так что его резюме мы нашли легко. Они проверили адрес и поехали к нему домой. Вы не поверите, что они нашли.
По адресу, который дал Джереми в резюме, было пустое место. Когда-то там стоял дом, но он сгорел еще в девяносто третьем. У нас городок маленький, почти все помнят этот пожар. В то время там жила семья из четырех человек. По слухам, у них был сын, который когда-то сбежал, и они предпочитали о нем не говорить, но я не знаю, правда ли это. Впрочем, я знаю, что точно правда: когда страховая компания провела расследование, то обнаружила, что пожар возник в результате поджога. Весь дом облили машинным маслом и подожгли коктейлем Молотова. Когда это произошло, вся семья спала; никто не выжил.
Поджигателя так и не поймали. По слухам, полиция пыталась связаться со сбежавшим сыном, но у них ничего не получилось.
В общем, босс позвонил и рассказал мне все это, и я перепугался. Потом он попросил меня приехать на заправку. "Вы что, с ума сошли?" - спросил я, но он заверил меня, что с ним там полиция. А потом была вообще бомба: он сказал, что ФБР тоже в городе и собирается со мной так или иначе пообщаться, так что лучше мне будет приехать. Было где-то 7:15, мне очень не хотелось вылезать из постели, но я понял, что поспать все равно уже не получится, так что поехал на работу.
Меня поприветствовали четыре человека в костюмах и попросили сесть. Мы два или три раза обсудили все произошедшее, до мельчайших деталей. Я рассказал им о Джереми, кассете с камеры наблюдения и вчерашнем рабочем дне. Вообще все. Когда я закончил, один из агентов сказал: "О господи, еще одно такое же дело". Потом они заставили меня подписать кучу бумаг, в которых я обязывался никому и никогда не рассказывать о произошедшем, так что больше ничего особенного не расскажу. Возможно, я уже этим постом нарушаю закон.
Итак, я дома. Я не знаю, что дальше делать. Слова агента, которые он сказал после рассказа, будут меня преследовать всю оставшуюся жизнь.
Ладно, мне пора идти. У меня есть кое-какие дела, а потом надо будет поехать на работу и взять кассеты с камер наблюдения. Нам с боссом кажется, что новичок по имени Джереми (жутковтый парень) ворует машинное масло, и мне нужно посмотреть эти кассеты - может быть, я смогу заметить, как он ворует масло. Я, конечно, с удовольствием бы сделал что-то другое, но босс предложил мне сверхурочные в конвертике, а я пытаюсь поднакопить хоть немного к отпуску, так что любые деньги будут не лишними. Вроде бы все просто: масло всегда пропадает после его смен. Посмотрю кассеты, застану его на месте преступления, и все будет отлично.

@темы: рассказы, наши переводы, искажения времени и пространства, не своё

---

Собеседник

[Скрёб-поскрёб]

Катю однажды отправили из офиса с поручением — отвезти документы клиенту.

Отправили ее в середине дня, и шеф сказал, что, как отвезет, может с чистой совестью ехать домой. Ради пары часов смысла нет туда-сюда кататься.

С курьерским поручением Катя справилась быстро. Вышла от клиента. К метро идти через парк. Торопиться некуда. Разгар июня, погода отличная. Шла Катя, не спеша, гуляла.

Купила мороженое, присела на скамейку — хорошо.

И вот сидит она, наслаждается мороженым и полной свободой и слышит голос, причем вроде знакомый. Повернула голову, а на другом конце скамейки сидит действительно знакомый парень. То ли Юрка, то ли Мишка. То ли учились вместе, то ли работали где-то. В общем, вылетело из головы.

Парень симпатичный, одет хорошо, улыбка приветливая. Спрашивает, что да как, про себя рассказывает, про общих знакомых. Катя даже стала припоминать, что он все-таки Мишка, и они вместе все-таки учились.

Рассказывает интересно, шутки шутит смешные. Вопросы задает правильные. Катя довольно быстро в беседу втянулась, увлеклась.

В общем, через какое-то время парень уже как будто сто лет знакомый. И улыбается так обольстительно, и намекает, что на вечер у него планов нет… У Кати и у самой планов не было. Да и одна Катя уже полгода как… А тут такая встреча — судьба, можно сказать.

В общем последовало приглашение на бокал вина, отметить встречу. Оказалось, парень живет недалеко, всего лишь через парк пройти. Катя согласилась…

Она уже хотела подняться со скамейки, как в голову ей прилетел футбольный мяч. Прилетел не сильно — мяч уже был на излете, и попал не в лицо, а по затылку. Максимум слегка прическу помял. И тут же издалека какой-то подросток крикнул: «Извините!». Видимо, футболист.

Катя сперва повернулась взглянуть на прыгающий по траве мячик и маячившую вдалеке фигуру будущего Марадонны.

А потом повернулась к собеседнику, ища поддержки в неловкой ситуации. И пока она вертела головой, до Кати дошло несколько вещей.

Во-первых, во рту у нее очень сухо и страшно хочется пить.

Во-вторых, в висках у нее будто стучат молоточки. И стучат очень давно. Еще до попадания мячиком.

В-третьих, все руки и значительная часть юбки у нее в растаявшем мороженом, а размокший в кашу вафельный стаканчик она все еще держит в руках.

В-четвертых, и, пожалуй, самых главных: никакого Юрки-Мишки не было. В смысле такой парень с ней не учился. И не работал. А если бы учился или работал, то на скамейке с Катей сидел явно не он.

Рядом с Катей сидело завернутое в грязные вонючие лохмотья высохшее создание с провалившимся носом, лишенное губ. Единственное, что в нем было от живого человека, это круглые выпученные глаза, которые, не моргая, уставились на Катю.

«Как я не замечала эту вонь?» — пронеслось в голове у девушки. «Как я вообще с ним говорила?». И тут же она ответила сама себе, подхватывая со скамейки сумочку липкими от мороженого руками: «А ты с ним и не говорила, подруга, он тебя завораживал, а ты просто сидела, пуская слюни». Эту мысль она додумывала уже на бегу — удивительно быстром, учитывая то, что ноги не слушались, а туфли были на каблуках.

С тех пор Катя огибает это место десятой дорогой. И стала любить футбол.

Автор: Bladerunner42

@темы: рассказы, сущности, не своё

---

Лавка времени

[Скрёб-поскрёб]

— Что вы там стесняетесь? Заходите, раз пришли, — выкрикнул хозяин магазина в сторону приоткрытой входной двери.

— Да я не стесняюсь, — смутился парень и переступил через порог, — я просто вывеску читал. Оригинальное вы название придумали для магазина: "Лавка Времени". Звучит интересно. Даже как-то мистически.

— Спасибо, — улыбнулся хозяин и вопросительно посмотрел на молодого человека, — что у вас?

— У меня часы... Вот, — он достал из кармана красивые наручные часы и протянул их продавцу, — недавно заметил, что отставать начали.

— Интересные часики. Первый раз вижу часы с треугольным циферблатом. Механика? — хозяин взял часы, близоруко прищурился и поднес их к самым глазам.

— Да, механические. Никогда не подводили, а недавно опоздал из-за них на встречу аж на полчаса. Сможете починить?

— Отличные часы, грустная история, — кивнул продавец и протянул их обратно.

— Так вы сможете их починить?

— Я не ремонтирую часы, — равнодушно ответил мужчина за прилавком.

Парень, в легком замешательстве огляделся вокруг. По периметру стен стояли застекленные прилавки. В каждом из них ровными рядами лежали самые разные часы.

— А, — молодой человек хлопнул себя по лбу, — вы их продаете? А я просто увидел вывеску и подумал, что вы и ремонтом занимаетесь. Простите тогда... Кстати, а сколько стоят вот эти?

С этими словами он ткнул пальцем в витрину.

— Я не продаю часы, — пожал плечами хозяин магазина и, сев на стул, взял в руки газету. Встряхнув ее резким движением, он открыл ее на середине и погрузился в чтение, — к тому же, эти часы спешат.

Молодой человек посмотрел на продавца и заинтересованно наклонил голову.

— Извините, что отвлекаю вас...

— За последнюю минуту вы уже извинились два раза, — не отрываясь от газеты, буркнул мужчина, — знаете такую поговорку: "Если долго кланяться, голова отвалится"? Я вам скажу — пренеприятнейшее это занятие, ходить по улице без головы. То и дело, натыкаешься на прохожих или фонарные столбы. И если последние, как правило, молчаливы, то люди обязательно скажут вам какую-нибудь гадость. Единственный плюс во всем этом — вы их не услышите, потому что уши тоже находятся на голове, которой у вас нет.

Парень провел ладонью по своей шее, как-будто пытаясь убедиться, что его голова еще на месте, но тут же одернул руку, смутившись своей излишней впечатлительности.

— Я просто хотел спросить. Вы не ремонтируете часы и не продаете их, но у вас их здесь так много... Чем вы занимаетесь?

— Я продаю время, — обыденным голосом произнес хозяин магазина, — там же написано: "Лавка Времени". Если бы я продавал часы, я бы написал: "Магазин часов", а если бы ремонтировал, то "Ремонт часов".

— Продаете время? — ухмыльнулся парень.

Продавец отложил газету и внимательно посмотрел на посетителя.

— Ну вот... Видимо я был прав.

— В чем?

— Скорее всего, у вас все-таки отвалилась голова и вы потеряли слух. Иначе, зачем вы по два раза переспрашиваете одно и то же? Я же вам сказал — я продаю время.

— Как можно продавать время? Что вы несете?

— Примерно так же, как некоторые продают картошку или любовь.

Парень рассмеялся и облокотился о прилавок. Его начал веселить этот странный человек.

— Ну, с любовью вы перегнули. Нельзя купить любовь за деньги.

— У вас определенно, что-то со слухом. Я не говорил о деньгах.

— А за что еще можно ее купить?

— Вы можете рассчитаться за нее своим умом, красотой, опытом, силой.. Некоторые, кстати, принимают к оплате даже обещания. Эдакая любовная ипотека получается... Впрочем, это не важно. Вы хотите купить время или нет? Если нет, то не отвлекайте меня от работы, пожалуйста.

— Таких оригинальных мошенников я еще не встречал, — парень восхищенно покачал головой, — интересно послушать, сколько стоит это ваше время и что входит в эту услугу.

— Вот это другой разговор, — продавец поднялся со стула и подошел к прилавку, — оплата только по факту, после оказания услуги, никаких предоплат. Сама услуга заключается в следующем. Я отправляю вас в нужную точку времени, которую вы укажете. Сразу говорю — работаю только с прошлым. Будущее не продаю. Всё.

Молодой человек протер ладонью лоб и несколько секунд молча смотрел на продавца. На первый взгляд, он не был похож на психически больного человека. К тому же, вряд ли кто-то сдал бы психу это помещение в аренду. Конечно, оно могло быть его личным, но все же, людская молва уже давно разнесла бы вести о сумасшедшем и о его магазине. Но люди за окном спокойно проходили мимо витрин, не обращая внимания на это логово идиота. Оставалось надеяться только на то, что это какая-то глупая шутка.

— Вы шутите, да? — с надеждой в голосе спросил он.

— Бывает. Невозможно всегда ходить с каменным лицом, поэтому иногда я шучу, да. Но только не в тех случаях, когда это касается моей работы.

— У меня даже слов нет, если честно, — развел руками парень.

— Слова — это имущество общественное, поэтому их у вас и не должно быть. Вы можете только брать их из общей кучки и использовать их по назначению. Желательно по делу. Иначе от них нет никакого толка.

Молодой человек стоял у прилавка с широко открытыми глазами и смотрел на продавца.

— Я удивляюсь вашей непробиваемости. Вы втираете мне такую редкостную чушь с таким честным лицом, что я просто поражен. Вы, случайно, не бывший политик?

Продавец отрицательно покачал головой и даже поморщился.

— Хорошо, — парень кивнул и решительно хлопнул ладонью по прилавку, — я согласен. Давайте, отправляйте меня в прошлое. Мне просто интересно, каким образом вы меня обманете.

— Вот и отлично, — потер руки продавец, — выберете временную точку, пожалуйста.

— И на сколько же лет обычно отправляются в прошлое ваши клиенты?

— Все по-разному, — пожал плечами продавец, — как правило, все хотят что-то изменить в своей жизни и отправляются туда, где это еще возможно. Согласитесь, зачем человеку, у которого всё хорошо, менять свою жизнь?

— В этом вы правы, — задумался парень.

— Вспомните, был ли у вас момент, где вы ошиблись, свернули не туда, совершили поступок, который не нужно было совершать?

Посетитель ненадолго погрузился в воспоминания, затем, вынырнув из них, посмотрел в глаза продавца.

— Я понимаю, что вы меня обманываете, но... Чем черт не шутит... Да, у меня есть такая точка. Шесть лет назад. Если бы это было возможно, я бы вернулся в то время и многое изменил. Возможно, что я сейчас был бы счастлив...

— Любовь, любовь... — усмехнулся продавец, разглядывая лицо парня, — в этом вы не уникальны. Как правило, девять из десяти моих клиентов возвращаются в прошлое именно за ней. Ну что ж, говорите дату и вперед.

— Ну, допустим, 17 декабря.

— Как скажете, — кивнул продавец, — 17 декабря, шесть лет назад.

Он закатал рукав на левой руке и показал посетителю часы с кожаным ремешком. На циферблате отображалось время, а в специальном окошечке — дата.

— Ну что? Готовы?

— Готов, — улыбнулся парень.

— Тогда, в добрый путь, — продавец нажал на кнопку, и даты в окошке замелькали в обратную сторону.

***
Солнце уже клонилось к закату. Продавец, потянувшись на стуле и сладко зевнув, отложил в сторону газету. Бросив взгляд на часы, он покачал головой. Уже давно нужно было закрываться. Он только успел подняться со стула, как дверь в магазин распахнулась и внутрь вбежал запыхавшийся человек. Оперевшись на прилавок, он блестящими глазами смотрел на хозяина магазина, не в силах выговорить и слова. Немного отдышавшись, он схватил руку продавца и принялся трясти ее.

— Вы... Вы просто волшебник! Простите, что я не поверил тогда вам! Вы не представляете...

— Тише, тише, — улыбнулся продавец, — я так понимаю, что у вас все получилось?

— Да! Да! Простите меня, что я вам не поверил! Мне очень стыдно!

— Да успокойтесь вы, это нормальная реакция. Лучше расскажите, помогло ли вам время, которое вы купили?

— Да я просто счастлив! — выкрикнул парень, — я изменил свою жизнь! Она теперь со мной, у меня родилась дочь, мы строим дом, я работаю на другой работе, все просто отлично! Я уже несколько лет прихожу сюда, чтобы поблагодарить вас, но ваш магазин появился только сегодня, до этого здесь было пустое помещение. Я так рад, что встретил вас!

Он извлек из внутреннего кармана куртки толстый кошелек, и принялся доставать из него купюры.

— Сколько я вам должен за эту услугу? За это я готов заплатить сколько угодно! Вы просто спасли меня!

— Очень радует, что вы помните про вознаграждение, — одобрительно кивнул головой продавец, — как мы и договаривались, оплата только по факту.

— Если бы я тогда не был таким дураком, я бы расплатился с вами еще шесть лет назад, — засмеялся молодой человек, — сколько я вам должен?

— Вы хотите расплатиться деньгами? — нахмурился мужчина, — вы действительно считаете, что время можно купить за деньги?

— Нет? А что вы хотите? — растерялся парень.

— Вы знаете, когда я открывал свой бизнес, я не думал что он будет настолько убыточным, но я не бросил его только лишь из своих добрых побуждений. Ведь я могу помочь стольким людям обрести свое счастье... Вы купили шесть лет времени и прожили их счастливо. Я думаю, что это того стоило, правда? — продавец взглянул на парня, — вы никогда не сможете купить ни секунды времени за все сокровища Вселенной, поэтому мне приходится принимать к оплате только самые дорогие вещи, которые есть у моих клиентов.

— Так как мне с вами рассчитаться?

— Сочтемся, — подмигнул продавец, — а пока можете оставить мне в залог свои часы.

— И всё? — парень принялся расстегивать ремешок на запястье.

— Почти, — усмехнулся продавец, — почти всё.

***
— Скажите, а сколько стоят эти часы? Интересные такие, треугольные, — женщина ткнула пальцем в витрину, — хочу сделать подарок своему другу.

— Я не продаю часы, — послышалось из-за газеты, — к тому же, эти часы отстают.

— А чем вы здесь тогда занимаетесь? — женщина озадаченным взглядом посмотрела на витрины.

— В данный момент, читаю газету.

— Неужели? И что пишут?

— Пишут, что один мой клиент вчера оплатил мои услуги.

Продавец встал со стула, подошел к прилавку и положил газету на край.

— Ой, уже написали про вчерашнюю аварию? — взглянув на фотографию на первой полосе, вздохнула женщина, — это ужасно... Говорят, одному водителю при столкновении оторвало голову.

— А я ведь его предупреждал, — буркнул себе под нос продавец.

— Что вы сказали?

— Ничего. Слышали такую поговорку: "Любопытной Варваре на базаре нос оторвали"? Я вам скажу — пренеприятнейшее это занятие, ходить по улице без носа...

Автор: Евгений Чеширко

@темы: рассказы, мистические и аномальные места, искажения времени и пространства, не своё

---

Заводские истории

[Danny Ocean]

Сегодня случайно услышал старую песенку девчачьей группы «Фабрика». Невольно вслушался в текст «У Оксаны металлург (уголь на гора)...» Понятно, что кегли пустоголовые споют что угодно, для них металлург и шахтёр – одна шняга. Но тексты-то им, наверное, мужики пишут. Неужели и эти не разбираются – что такое металл и что такое уголь?!.. Значит, такие «мужики». Но не про этих «мужиков» хочу рассказать, а про реальных металлургов, о которых напомнила тупая песенка. И не только о них.

В разное время своей трудовой деятельности мне довелось работать на металлургических и машиностроительных заводах. Правда, не металлургом. Но с заводской жизнью я знаком не понаслышке. И, хочу заметить, случаи в этой жизни происходят куда более интересные и жёсткие, чем у гламурной богемы. Предлагаю на ваш суд первые три реальные истории.


Сталевар Илюха


Это произошло на одном из металлургических заводов Урала. Конкретизировать не буду, чтобы не создавать нехорошее отрицательное мнение у читателей о данном заводе. Ибо подобное происходит с регулярным постоянством на всех производствах.

В общем, в мартеновском цехе этого завода уже давненько ходила легенда о призраке сталевара, который периодически возникал в гудящей огнём печи. И появление его всегда считалось предзнаменованием несчастья или серьёзной аварии. На памяти у старожилов-мартеновцев были и работяги, сгоревшие в брызгах расплавленной стали, и бедолаги, похороненные под обвалившимися перекрытиями при строительных работах в цехе, и просто умершие от сердечной недостаточности на рабочем месте в нестерпимой жаре и копоти. Не забывались и случаи аварийных остановок плавки, когда расплавленный металл застывал в печи или ковшах. И всегда перед очередным таким ЧП кто-то из смены видел силуэт сталевара в робе и с длинной кочергой-«ложкой», который недвижно стоял в огне топки, как стойкий оловянный солдатик.

Ему даже имя придумали – Илюха. Был давнишний случай, когда один плавильщик, Илья, погиб в свою последнюю перед выходом на пенсию смену. Его сильно обрызгало раскалённым металлом, да так, что руки приварились к «ложке», которой плавильщики сталь проверяют. Но умер он на руках товарищей не сразу, а жил ещё в полном сознании полчаса или больше. Не кричал (видимо, из-за сильного шока), но всё хрипел, что не хочет умирать. Вот в память о погибшем металлурге и дали призраку его имя.

Но всё идёт, всё меняется, прогресс не стоит на месте, и мартеновский цех в конце концов закрыли, перейдя на конвертерное производство стали. Старый мартен, после долгих десятилетий непрерывного горения, погас. А громадина цеха, с полуразобранными и затихшими печами, мрачно возвышалась посреди завода.

И вот, каким-то вечером, идя со смены мимо погруженного во тьму (электричество там давно отключили) здания мартена, двое молодых рабочих из любопытства заглянули внутрь. Пошли по заваленному битым кирпичом и строительными обломками цеху вдоль грозно стоявших в ряд чёрных от копоти печей. У одного с собой был обычный фонарик, им и высвечивали все тёмные закоулки и углы. Подойдя к топке очередной печи, так же направили внутрь её луч фонаря и... оба замерли, как вкопанные. В глубине заваленной шлаком печки стояла человеческая фигура в сталеварской робе и с ломом-ложкой в руках! Но не это вызвало у парней внезапную оторопь. У страшного сталевара не было головы!

Парни покричали незнакомцу, но тот стоял молча и не двигался с места. А потом фонарик вдруг потух. Больше не задерживаясь в жутком месте, молодые рабочие поспешно покинули мрачный цех. Выйдя наружу, пошли вдоль края здания мартена и уже посмеивались друг над другом, поминая зловещее привидение. Как вдруг, на глазах у одного из парней, голова второго скатилась с плеч! Обезглавленное тело обмякло и рухнуло на землю, заливая всё вокруг тёмной кровью. Онемевший от ужаса рабочий пустился во весь дух к спасительной проходной. Там, конечно, подняли всех по тревоге, мигом прилетела милиция (благо был свой участок на заводе).

А когда внимательно осмотрели труп и место происшествия, всё стало ясно. Сверху на несчастного упал, вырванный ветром, лист наружного остекления мартеновского цеха, аккуратно, как бритвой, срезав ему буйную голову. Парень погиб на месте, так ничего и не поняв.

После этого случая работы по разбору старого здания и печного оборудования заметно ускорились.

Предсказание

Второй случай произошёл с моим товарищем и коллегой по работе, Борей. Начну с того, что у меня среди знакомых была пожилая дама Зинаида Григорьевна. Старше меня раза в три, наверное, но тётка с юмором и хорошим характером. Раньше вместе бились за товарооборот в одном магазинчике. Вот эта дама в самом расцвете сил, в свободное от трудовых подвигов время, гадала всем желающим на своих простых картах прямо с удивительными совпадениями. Всё, что мне лет на пять вперёд предрекла – сбылось, вплоть до мельчайших деталей. Когда я обмолвился случайно об этом Боре, он тут же захотел, чтобы ему непременно тоже погадали. Зинаида Григорьевна и погадала. Денег она никогда не брала, занималась этим делом чисто любительски. Хобби.

Раскинула свои карты. Сначала говорила самые обыденные вещи, подходящие для каждого. А потом вдруг остановилась и спрашивает Бориса:

- Баню уважаешь?

- Да, конечно! Кто ж на Руси баню стороной обходит, особенно зимой! – смеётся Борька.

- Вот ты и обходи лучше, - с серьёзным лицом заявляет Григорьевна.

На том гадание закончилось. И никаких пояснений наша гадалка давать не стала.

Мы с Борюсиком, несколько озадаченные, удалились.

Вообще, легко сказать «обходи баню стороной»! Это когда тебе нет ещё и тридцати, а на заводе, где у тебя полно весёлых дружбанов и в каждом цехе есть своя (цеховая), одна другой краше, банька!

В ту пору я, да и Борька тоже, ходили париться чуть ли не каждую неделю, а по поводу – и чаще.

Естественно, процесс парения и омовения сопровождался полным джентльменским набором. Поэтому отказаться, по совету какой-то гадалки, от радостей земных, коих и так негусто в уральском городке, было просто немыслимо. Так что, как ходил, так и продолжал Борис ходить по баням. В очередной раз разнополой компанией человек в восемь мы завалились на всю ночь в шикарную баню доменного цеха. Двухуровневая, два бассейна, сухая и русская парилки, не считая помещений для культурного отдыха... По тем временам (а было это в середине 1990-х годов) отдых – лучше и не надо!

Ко мне тогда как раз приехала (инкогнито от своего супруга-банкира) приятельница в гости из Екатеринбурга. Вот с ней мы и влились в эту весёлую ночную компанию. Ночную, потому что обычно мы бронировали через друзей цеховые баньки на всю ночь до утра. Часов с восьми до восьми.

В общем, паримся, отдыхаем, общаемся. Всё классно. И вдруг посреди самого разгара веселья, часа в два-три ночи, громыхает стук в железную входную дверь!

- Кто там?

А снаружи мат и угрозы с пожеланиями в две секунды освободить помещение. Глянули в щель – возле подъехавших крутых (по тем временам) тачек толкётся братков в косухах человек пятнадцать, и девок несколько с ними. Тоже приехали париться, да вот нестыковочка по времени вышла. Друзья-организаторы что-то напутали, видимо. А мы только во вкус вошли!

Кстати, не удивляйтесь, что ночами по почти режимному предприятию братва на своих мерсах и бумерах рассекала. Всё так и было. Тогда на проходных обычные вневедомственники, в основном, женщины да пожилые мужички стояли. А машины, особенно блатные и бандитские, пропускали, даже пропуска не спрашивая.

Ну, это к слову, чтоб понятнее было. А у нас в компании тоже не ботаники. Не открываем, конечно, паримся и гуляем дальше. Дверь железная, небось, выдержит натиск врага! Но вражины уж больно распоясались (тоже уже пьяные все!). Дверь курочат, угрозами сыплют – одна страшнее другой. И подмогу не вызвать – телефонов сотовых ещё не придумали для всех, а тот, что в бане стоит – только по внутренней заводской связи работает. Приятельница моя и заволновалась. Не из-за того, что неравный бой вот-вот начнётся, а из-за того, что скандал междугородний может произойти с её участием. Мало того, что у неё муж - шишка в одном очень крупном банке, так ещё и сама в милиции служит. За такой адюльтер с кровью там точно в звании не повысят! Вот я и стал искать путь к отступлению. Через главную дверь прорываться – всё равно что на амбразуру броситься, пошёл шарить по закоулкам огромной бани. И обнаружил-таки запасной выход, заваленный старым хламом, ящиками и бочками, и запертый на обычную железную задвижку.

Другие ребятки с нами идти отказались – разгулялись, не хотят кайф ломать, даже под угрозой побоища. Я к Борьке – забыл, что тебе Григорьевна нагадала? Тут, похоже, как раз тот самый случай! Уходим подобру-поздорову с нами! Но Боря, хоть и дохляк, выпимши страх начисто теряет. Идите, мол, а я остаюсь догуливать. Как сейчас пешком до дома по ночи шлёпать? На работу к восьми, вот отсюда сразу и пойду, тут до конторы пятнадцать минут ходу всего. Остался, короче.

А мы вдвоём вылезли на задворки, пробрались по стеночке мимо буянивших быков и поспешили к проходной сквозь ревущие огнём цехи.

Борю и остальных я, на полном серьёзе, уже не чаял больше увидеть. Вот совершенно без шуток. В те годы много моих знакомых полегло почём зря. Это не считая мордобоя. А от трупов избавлялись тоже в горячих цехах – по частям или целиком в топку - и вся недолга. Ищи-свищи следы преступления.

Утром прихожу на работу, а тут вскоре и Боря заваливается. Причём, даже без синяков, мятый лишь с похмелья. Как-то по-мирному всё разрулилось там. Везунчик!

Но везения хватило ненадолго. Через месяц у Борьки остановилось сердце. Прямо в парилке. И в бане-то был один (на даче у себя), но выпимши. Так и пролежал на полке до утра, пока не нашли. Не ошиблась, значит, Зинаида Григорьевна...

Подстанция № 69

Третья «заводская» история приключилась ещё на одном большом предприятии, где я начинал свою «фабричную» деятельность. Только завод не металлургический, а другой... Не буду уточнять детали, а то сразу станет понятно. Боюсь, близким героев того загадочного случая (если прочитают вдруг) тяжело будет вспоминать трагические подробности. Но имена оставлю подлинные.

В релейной группе электроцеха, куда я трудоустроился, был один интересный парень, Серёга. Лет тридцати трёх отроду. Приколист (хотя раньше не употребляли это сленговое словечко), юморист, да ещё на гитаре игрец и певец. Причём, своих песенок. Но раздолбай, любитель выпить и убеждённый холостяк. К своим годам ни разу не женатый, да и с зазнобой вроде даже не был замечен. Некоторые общие знакомые отзывались о Серёге не очень лестно, но мне он нравился. Я любил ходить с ним в бригаде по подстанциям. И посмеёшься, и в картишки поиграешь. Мы тогда всё на «тыщу» налегали. Забуришься в закуток на какой-нибудь дальней подстанции, подальше от начальства, и режешься втроём, вчетвером. Я-то совсем молодой тогда был, сразу после армии.

Хоть и считался Серёга чуть ли не женоненавистником, который при любом случае в разговоре не упустит возможности едко подначить слабый пол, но и он всё-таки оказался бессилен перед природой. Не знаю, давно или нет, но очень неравнодушно относился Серый к дежурной на электроподстанции № 69. Ту женщину, примерно его же возраста, звали Анна. Она, кстати, тоже неплохо побренькивала на гитаре. Гитара даже висела у неё на стене на подстанции. Когда в релейную группу поступал наряд на эту подстанцию, Серёга всегда сам просился туда, хоть и заметно стеснялся своего энтузиазма. Я с ним несколько раз бывал на той подстанции на нарядных работах. Когда освобождались, Анна всегда угощала всех чайком с разными вареньями из сада. Но я подозреваю, это лишь из-за Серёги. Так бы с чего ей поить чаем всех чужих мужиков?

А потом Серый брал в руки гитару и начинал петь свои песенки. Они, в основном, были шуточные. Но одну, очень лирическую, про Новый год и про лубофф, Серёга с Анной исполняли вместе на два голоса. Заслушаешься! В новогоднем цеховом КВН-е эту песню они на бис раз десять исполняли.

По глазам женщины, даже мне молодому, было, как в зеркале, видно, что баба влюблена.

Но, похоже, красивую и чистую любовь на этом свете всегда сопровождают трагедии. Как-то, находясь с нарядом на подстанции № 69, Серёга с Анной оказались вдвоём. Вне работы, мне кажется, они не встречались, да она, похоже, ещё и замужем была.

Что там точно произошло, никто, кроме них, никогда не узнает. Но Анну убило током. События восстановили со слов обезумевшего и перепуганного Сергея, позвонившего с подстанции на центральный пульт управления цеха.

Он давно ждал случая, чтобы объясниться ей в любви без свидетелей и сделать дорогой подарок. Купил и в тот день подарил золотой кулончик на длинной цепочке. Женщина с радостью приняла амурный презент и надела на шею. Но после, через какое-то время, в фидерной нагнулась над высоковольтными шинами, кулончик выскочил из декольте и угодил прямо под напряжение в 6 киловольт. Рассказ Серёги подтверждали вварившиеся в шею погибшей Анны оплавленные звенья золотой цепочки... В общем, порадовалась дорогому подарку женщина не более часа.

Элементарное несоблюдение техники безопасности дежурной электроподстанции.

После этого несчастного случая дежурных с подстанции № 69 убрали. Она находилась на самом удалённом краю обширной территории завода, обслуживала половину какого-то цеха и особой важности в производственном цикле не представляла.

Серёга, полгода где-то, ходил, как в воду опущенный. Шутки-прибаутки свои фирменные совсем позабыл, почти не смеялся. В картишки только продолжал резаться, да песни стал грустные сочинять.

А однажды, когда попал на дежурство в ночную смену, случилось вот что.

Среди ночи на центральный пункт пришёл сигнал о внезапном полном отключении электроподстанции № 69. Что там произошло - непонятно, дежурной на подстанции нет, по телефону не с кем связаться. Надо срочно бригаду посылать. А то производство в обслуживаемом цехе встало.

Начальник смены отправил на выяснение и устранение неисправности электромонтёра-релейщика Серёгу и электромонтёра-ремонтника Семёныча, опытного старого рабочего. Аварийной машины нет, а путь до подстанции неблизкий, завод-то огроменный. Дело было под Новый год, 31 декабря. Ветер, снегу навалило, но идти надо. Серёга на подстанции № 69 с того несчастного случая так ни разу и не был. Не мог. Да его и не посылали, понимая. А тут куда денешься, больше некому. Пошли. Пешкодралом.

Добрались до места уже за полночь. Новый год, считай, встретили на пустынных тропинках погруженного во тьму завода. Когда подошли ближе к заметённой снегом подстанции, обоим показалось, что в тёмном окошке комнаты дежурной свет мигает. Да не обычный, а разноцветный, будто ёлочка новогодняя огоньками посверкивает. Не может быть! Там ведь уже полгода как никто не дежурит, да и вызовов на эту подстанцию месяца три как не было! Ближе подходят - нет, вроде показалось. Темно за окошком. Да и дверь входная по пояс почти заметённая. Раскопали кое-как, но только сунули в замочную скважину ключ-журавлик, как оба замерли. Из-за закрытой двери тихо-тихо послышалась напеваемая женским голосом песня. Стоят, как вкопанные, онемевшие от неожиданности мужики, слушают и друг на друга выпученными глазами глядят. А женщина всё громче напевает. Вот уже и некоторые слова можно разобрать. Семёныч шепчет: "Серёга, а это не та твоя песня, с которой вы на КВН-е выступали?! С Аней!" Вместо ответа релейщик судорожно стал ковырять "журавликом" в замочной скважине, изо всех сил пытаясь расшевелить примёрзшую задвижку. Минут десять на это понадобилось. А песня стихла.

Наконец запор поддался и дверь открылась. Входят. Тишина, темнота. Посветили фонариками - кругом запустение и мусор на полу. Нет никого. Нигде. Опять показалось? Обоим?!..

Когда немного оправились от пережитого, принялись за работу. Скорее всё закончить и обратно из этого глухого и непонятного места! Да и намёрзлись уже, не месяц май.

Электричество полностью на всю подстанцию отрублено с центрального пульта. Хотели позвонить с телефона, но аппарат не работает. Хреново без связи у чёрта на куличках (молодежи напоминаю, сотиков тогда не было!).

Пошли первым делом на фидер, цепь проверять. Лазили везде без опаски. У начальника смены в цехе на пульте же табличка вывешена на рубильнике «Не включать! Работают люди!»

Пока ремонтник инструмент в сумке искал, Серёга уже на шины залез с «аркашкой», контакты проверить... А через пару секунд раздался резкий громкий звук «Трррррррррррррр!!!!» - и Семёныч зажмурился от брызнувшего в глаза яркого света искрящихся вспышек. Кто-то подал напряжение на фидер, и через тело Серёги закоротило высоковольтные шины. Тот страшный звук Семёныч запомнил на всю жизнь и позже с ужасом нам его повторял, рассказывая о смерти релейщика.

От короткого замыкания цепь снова вырубило, но то, что осталось от Серёги, уже напоминало лишь раскуроченную большую куклу.

Через час дрожащий от стресса ремонтник вернулся на пульт и рассказал о случившейся трагедии. Все были в шоке. Давай разбираться. Оказалось, что напряжение на фидер трансформаторной подстанции подал помощник-стажёр начальника смены. Со слов перепуганного насмерть парня выходило, что он принял телефонный звонок от дежурной подстанции № 69 как раз в тот момент, когда начальник смены отлучился по нужде. Женский голос сообщил, что бригада неисправность устранила и готова к проверочному включению. Ну, он и включил, как положено по инструкции! Он и не знал, что на подстанции нет никакой дежурной!

Если парнишка ничего не перепутал, и его рассказ – правда, остаётся одно объяснение. Значит, очень хотелось Аннушке на том свете встретиться с любимым! И ещё раз вместе с Серёгой спеть на два голоса его такую трогательную лирическую песню!

@темы: призраки и духи, не своё

---

Бессмертный

[Erendis]

- Проходите, Иван. Курите? Нет? Ну и правильно, я тоже не курю, - начал разговор сидящий за столом мужчина - следователь из ФСБ, как он представился ранее. Правда, Ивану его первая фраза показалась неуместной. Лубочной какой-то. Ей, этой фразе, самое место было в каком-нибудь пафосном фильме про войну, а не в маленьком кабинетике где-то на задворках здания на Лубянке. Будто не двухтысячные годы на дворе, а самый что ни на есть 1941-й год, и сидит он не перед неприметным человеком в аккуратном костюме-двойке, а перед краснорожим чекистом в фуражке с синим околышем.

- Зовите меня Виктор, - улыбнулся меж тем Ванин собеседник, будто понял, о чем тот думает. – Фамилия, звание, прочая лабуда вас интересует?

- А разве не секретно? – нервно усмехнулся Иван.

- Секретно конечно же, - снова улыбнулся в ответ Виктор. – Тогда, пожалуй, начнем.

С этими словами он поставил на стол маленькую черную коробочку и нажал на ней неприметную кнопку.

- Итак, Царьков Иван Васильевич, 1976 года рождения, помощник следователя N-ского отдела милиции Тверской области. Нареканий по службе… не имеете, да. Ого, даже отмечены благодарственной грамотой! – все это время эфэсбэшник листал какую-то папку, извлеченную из недр его стола. Наконец он захлопнул её и повернулся к Ване, деланно вздернув бровь: - Как же это вы, Царьков, докатились до жизни такой?

- Так я…, - только и смог выдавить Иван в ответ. – Владимир Иванович то дело вел, ну я и…

- Шли, стало быть, в фарватере, - понимающе вздохнул допрашивающий. Затем, будто только что об этом вспомнив, он достал из небрежно закрытой папки пачку скрепленных меж собой листков. – Но, как мне кажется, вы все же имели определенное мнение на счет данного дела? – поднял он глаза на побледневшего собеседника.

- Т-товарищ следователь, да я ж…

- Да не нервничайте вы так, - успокаивающе поднял ладонь Виктор, откидываясь на спинку кресла. – Если бы вас действительно подозревали в причастности к данному… инциденту, то беседа бы наша протекала в совершенно другой обстановке.

Про себя Ваня снова поморщился. Если этот эфэсбэшник ввернет фразу про «то, что вы еще не посажены, следствие не вашей невиновности, а нашей недоработки» - он окончательно решит, что попал на съемки фильма или в какое-то реалити-шоу. И так с момента того злосчастного происшествия окружающая действительность немного «плывет», кажется какой-то нереальной. Будто вот протяни сейчас руку к сидящему напротив следователю и наткнешься пальцами на ткань занавеса, за которым скрывается настоящая реальность.

Разумеется, ничего такого он делать не стал.

- Итак?... – сделал приглашающий жест Виктор.

- Да что рассказывать-то? – вздохнул Иван. – Вы, наверное, уже и с моим отчетом ознакомились, и протокол допроса читали…

- Разумеется, читал. Но мне бы хотелось услышать всю историю, от начала и до конца. От вас.

- Ну… ладно. Началось все вроде нормально…



Убийца, тем более с такой легкостью проворачивающий свои дела в небольшом городке, где все друг друга знают – добыча опасная. Никогда не знаешь, что он выкинет во время ареста, сколько у него сообщников прячется в темных углах дома и какое у этих сообщников оружие. Тем более в таком доме: трехэтажном особняке из мрачного серого камня, раскинувшемся на довольно немаленьком участке и окруженном высокой серой же стеной.

А потому брали его по всем правилам. Отряд местного СОБРа начал штурм ровно по часам, перекрыв все выходы из здания и быстро завладев первым этажом.

Ванин начальник, ведущий это дело, стоял рядом с милицейским уазиком и нервно жевал потухшую сигарету. Сейчас он был на пороге, считай, главного триумфа своей жизни! Взять одиночку-маньяка – это конечно хорошо. Вот только никто не верил, что Черный Хирург (так его прозвали в СМИ) действовал в одиночку. Это было просто невозможно! А потому Владимир Иванович Панкраткин рассчитывал сегодня накрыть целую преступную группировку!

Иван по большей части отмалчивался. Знал, что, если начальство вбило себе что-то в голову, то спорить бесполезно. Хотя он многое мог бы сказать! Что для торговцев донорскими органами (а именно такой версии придерживался следователь Панкраткин) убийцы или убийца были слишком уж неорганизованны, слишком безалаберны и вообще мало походили на обычную ОПГ. Скорее уж и правда маньяк, получающий извращенное удовольствие от аккуратного расчленения своих жертв.

Ваня вспомнил прочитанную как-то статью про маньяка-хирурга, ампутировавшего своим жертвам – молодым девушкам – все конечности. По всем правилам, аккуратно так, с анализами, анестезией и прочим. А потом вешал их – безруких, безногих, с аккуратно удаленными голосовыми связками – в галерее, будто некие экспонаты. И ведь как-то справлялся сам, попавшись чисто случайно. Может, и теперь?...

Он вздохнул. Если внутри особняка будет что-то подобное, никто не вспомнит, что он, помощник следователя, уже выдвигал подобную версию. Вся слава должна была достаться начальнику – и точка.

Тяжело, имея два высших образования, зная несколько иностранных языков, в том числе арабский и японский, работать простым следаком. Тем более – помощником следака. Тем более – помощником столь упрямого и прямолинейного следака! Но, увы, филологи нынче ценились куда меньше, чем помощники следователей.

- Сейчас, сейчас, - пробормотал Панкраткин, вслушиваясь в донесения собровцев по рации. – Сейчас мы этих гнид… к ногтю…

Иван слегка тряхнул головой, возвращаясь к действительности. Надо было тоже сосредоточиться на рации, слушать, быть в курсе, но… Но голова помощника следователя с утра была мутной, больной и тяжелой. Сказывалась погода: густая осенняя пасмурность, никак не могущая пролиться дождем, сдавливала виски и не давала нормально сосредоточиться.

Наконец Ивану усилием воли удалось сфокусировать слух на донесениях. Как он понял, что-то пошло не так…

- Как это никого нет?! – орал в рацию Панкраткин. Широкое простоватое лицо следователя быстро наливалось красным. – Да быть того не может! Вы ох…и там совсем что ли?!

А вот говорить в таком тоне с командиром СОБРа не стоило, ох как не стоило! Он-то сам промолчит, но запомнит и до своего начальства донесет. И в следующий раз, когда надо будет припрячь бойцов СОБРа не по какой-то сильной необходимости, а «для престижа», скандалист Панкраткин рискует нарваться на жесткое бюрократическое противостояние. Но Ивана это не касалось, и он лишь чуть заметно покачал головой.

Настоящие проблемы начались, когда один из бойцов нашел стальную дверь в подвал.

- Ну! Что я говорил? – ликующе воскликнул следователь, а Иван весь подобрался, предчувствуя неприятности.

И они не заставили себя ждать.

Сначала, когда спустившиеся в подвал собровцы разделились (как понял Царьков, там было несколько ответвлений коридора), с одной из групп резко пропала связь. Посланные за ними бойцы доложили что-то, но из-за помех Иван не расслышал что именно.

А затем раздалась автоматная очередь. Сначала одна, потом вступило еще несколько. А затем звуки по рации слились в одну большую какофонию.

Крики, прерываемые рваными помехами, сквозили сначала боевым азартом, но постепенно переросли в крики ужаса и боли. Таких леденящих душу звуков помощник следователя никогда еще не слышал! Иван почувствовал, как волосы начинают шевелиться на голове. Человек не может так кричать. Да он вообще не мог представить себе ни одно живое существо на Земле, которое бы могло производить столь жуткие вопли!

Наконец из звуков остался только один: хриплое дыхание бегущего человека.

- Баргузинов! Баргузинов! – безуспешно пытался дозваться Владимир Иванович. Наконец в рации послышался голос:

- Черт! Они дверь заблокировали! Они заблокировали дверь!!

- Баргузинов! – снова рявкнул Панкраткин, убедившись, что на связи именно командир отряда. – Что за х.…я у вас там происходит?!

- Дверь! Откройте дверь! Откройте!!! – до этого момента Иван не мог даже в самой бредовой фантазии представить, что спокойный, несуетливый и такой уверенный в себе собровец начнет так истерично орать и молить, будто обезумевшее от страха животное.

Наконец в рации раздался последний истошный крик:

- Аааа, твари!! Получайте! – и длинная очередь прогрохотала в рации. Быстро захлебнувшись истошным вскриком и хрипом, впрочем.

Какое-то время они стояли молча, потрясенные услышанным. Водила грузовика, в котором прибыл СОБР, мирно дремал на сиденье на соседней улице, безучастный ко всему. С неба упали пара капель.

«Будет дождь» - отстраненно подумал Царьков. Надо было вызывать подкрепления, звонить, требовать, но мысли об этом как-то терялись, поглощенные тяжелым свинцовым небом.

- Царьков. Царьков!

Иван вздрогнул. Оказывается, Владимир Иванович уже около минуты сверлит его требовательным взглядом и что-то говорит.

- Эээ… что? – только и смог родить Царьков.

- Тьфу ты, - досадливо сплюнул следователь. – Оружие табельное у тебя при себе, спрашиваю?

- Э… да. Да, конечно! – нащупал кобуру под мышкой Иван.

- Отлично. Мы идем внутрь! – махнул рукой Панкраткин.

- Что?! Но, Владимир Иванович…, - начал было возражать Иван, но быстро умолк, наткнувшись на взгляд начальника. Знакомый такой взгляд, означавший, что у Панкраткина начался очередной приступ упрямства, когда, добиваясь своего, он мог даже применить к подчиненным физическую силу. А учитывая, что он уже вынул пистолет…

Дверь в подвал они нашли не сразу: она почти сливалась с голыми каменными стенами, не покрытыми даже обоями. Стальная плита двери не имела ручки, лишь круглое отверстие с ржавыми краями на её месте.

- Замка нет, ничего нет! Толкни и вот оно – сим-сим откройся. Если это хохма такая, Баргузинову она дорого обойдется, ой дорого! – приглушенно ворчал следователь, прислоняясь спиной к стене по одну сторону от двери.

На счет три Иван рванул дверь на себя и… чуть не растянулся на бетонном полу. Она распахнулась так легко, будто была сделана не из толстенной сейфовой стали, а из фанеры! В дверном проеме колыхалась тьма, уходящая вниз вслед за ступенями в подвал.

- А это еще что такое? – пробормотал Панкраткин. И Иван готов был поклясться, что только что стал свидетелем того невероятного случая, когда его начальник был по-настоящему ошарашен.

С другой стороны дверь была измазана кровью. Ближе к середине виднелся кровавый отпечаток человеческой руки, а по ступенькам, уходящим вниз, тянулась кровавая линия, будто кто-то волочил по ним чье-то тело.

- Прям как в триллере каком-нибудь, - пробормотал под нос Царьков, чем заслужил яростный взгляд начальника.

Светя по сторонам фонариками и дергая стволами пистолетов на каждый шорох, они спустились до самого низа, оказавшись в начале длинного бетонного коридора, по стенам которого вились какие-то то ли шланги, то ли провода, в свете фонариков влажно блестевшие.

Впереди был слышен гул какого-то механизма, по звуку то ли трансформатора, то ли мотора, похожего на ритмичный перестук вагонов поезда. Панкраткин уверенно двинулся по среднему проходу, выставив руки с табельным оружием. Иван, не имея других вариантов, двинулся следом…



- И вас нисколько не насторожило, что вы идете туда, где только что сгинул взвод спецназа в полном боевом снаряжении, вооружившись парой табельных пукалок? – удивленно вскинул брови Виктор.

- Ну… голова к тому времени совсем чугунная стала. Еще и механизм этот в темноте… Чух-чух-чух, ритмично так, будто гипнотизируя.

- Угу. Ясно, - рассеяно ответил следователь, что-то чиркая в своем блокноте. – А вы видели портрет того, кого шли брать? Досье там, брифинг предварительный?

- Эээ… Вы планерку перед операцией имеете ввиду? Ну да, было. Шутка ли! Полгода весь город на ушах: пропадают молодые девушки от 16 до 25! По началу-то в основном проститутки – ну да, их-то легче подловить и подчас никто и не хватится. А потом всех подряд начали мести.

- И как выглядел преступник? – вкрадчиво заглянул в глаза Ивану эфэсбэшник.

- Обычно выглядел, - нахмурился Иван. Он не понял вопроса.

- Опишите его.

- Ну, он, - начал Царьков и… запнулся. Он совершенно не помнил внешности преступника.

- Ну что же вы? – «приободрил» его Виктор. Он достал сигарету и зажигалку. «А говорил, что не курит» - мелькнула у Ивана раздраженная мысль.

А потом углом глаза он заметил сбоку какое-то шевеление. Он не знал, почему оно его так напугало, но он резко дернулся влево и… не увидел ничего, кроме все той же деревянной панели на стене кабинета.

- Что-то случилось? – спросил Виктор.

- А… нет, ничего, просто… Ничего, - напряженно кивнул Иван. Видение не то чтобы исчезло, оно будто бы затаилось там, на грани зрительного восприятия.

- А вы рисуете в блокноте во время совещаний? Только не отпирайтесь! Конечно рисуете. А что, если не секрет?

- Эм,… - Иван почувствовал, как щеки порозовели. – Фигуры в основном. Геометрические, - уточнил он и… вспомнил.



Он как раз со скукой рисовал объемный куб, намереваясь потом превратить его в более сложную фигуру, когда на экране появился слайд с лицом предполагаемого преступника.

- Кощин Казимир Вийяминович. Да, Крылов, именно Вийяминович, по базе проверь, если не веришь! Особые приметы…

Со слайда смотрело жуткое лицо, больше похожее на обтянутый бледно-желтой кожей череп. Нос был такой вдавленный и маленький, что создавалось впечатление, что это скорее носовое отверстие в кости, стыдливо прикрытое сухим кусочком плоти. Глубоко посаженные угольки глаз были окружены синюшными кругами, довершая образ голого черепа. И глаза…

На фотографии это было, конечно, не так видно, но впечатлительного Царькова проняло даже изображение. Два злобных маленьких огонька бледного, серо-голубого цвета, напоминали острые льдинки и их взгляд проникал, казалось, прямиком в мозг. И это только на фото!



- Ну вот видите! Нехитрый психологический прием и вы все вспомнили, - дружелюбно улыбнулся следователь.

- Д-да… Спасибо, - нервно улыбнулся в ответ Иван, снова дернув головой в сторону. Боковое зрение чем дальше, тем больше раздражало его и так гипертрофированное воображение.

- Так что же было дальше? – вернул его к действительности Виктор.

- А дальше… Дальше потерялся Владимир Иванович.



В какой момент это произошло, Иван не помнил. Вот они шли, светя фонариками по сторонам и под ноги – искали следы драки, стреляные гильзы, трупы – и вот уже он остается один посреди все того же коридора.

Он поначалу даже думал, что они пропустили какой-то боковой проход, попытался вернуться назад… Но его отвлек тонкий вскрик впереди. Девушка?!

Он рванул вперед без раздумий, кое-как светя перед собой. Коридор, казалось, тянулся бесконечно – уж всяко дальше, чем можно было предположить из величины участка, на котором стоял особняк – но вот где-то вдалеке забрезжил неверный, гнилостно-желтый свет.

Иван остановился и постарался отдышаться. Чем дальше он двигался, тем больше сгущалась влажная духота. Девичий стон доносился куда явственней, да и стук механизма приблизился, но он уже взял себя в руки. То, что, хотя бы одна из жертв еще жива, уже хорошо. Но для того, чтобы её спасти, было крайне необходимо прийти в себя и сосредоточиться. Хватит действовать на эмоциях, Панкраткина эта привычка уже подвела под монастырь! Он успокоится и не спеша, по всей науке, войдет туда и… Только вот куда – туда? Он только криво усмехнулся: там видно будет.

Дверной проем был довольно необычен: окованный по периметру пластинами желтоватого металла, испещренного какими-то надписями на непонятном языке. Впрочем, почему непонятным, вот на одной из пластин он различил пару слов арабской вязью. Что-то совершенно непроизносимое, что надо было долго изучать и всматриваться. А времени на это не было!

Судя по всему, шланги и провода, шедшие вдоль стен коридора, вели именно сюда. За аркой, закруглявшейся сверху, струился желтоватый туман, видимо подсвеченный электрическими лампами, какие обычно ставят в бункерах. В его клубах Царьков различил какие-то то ли столы, то ли стойки с лежащими и висящими на них предметами.

И лишь приблизившись вплотную, он с ужасом рассмотрел, ЧТО это за предметы!

На странном устройстве, представлявшем собой смесь дыбы и гинекологического кресла, лежало… нечто. Когда-то оно, видимо, было девушкой, причем молодой. Но от девушки в этом существе осталось немного. Пожалуй, только торчащие по бокам чудовищно раздутого живота стройные ноги, покрытые синяками и ссадинами, да голова в обрамлении длинных темных волос. Лицо девушки было накрыто какой-то маской из того же металла, что обрамлял дверной проем, к которой крепились несколько влажно поблескивающих шлангов, идущих от стен. Такие же шланги были присоединены к неестественно огромному животу, изредка пульсирующему в такт звукам странного механизма.

Иван почувствовал, как желудок подступает к горлу, но он сдержался. Ровно до того момента, пока его взгляд не упал правее. Сбоку на раздутом животе было сделано что-то вроде отверстия, растянутого несколькими крючками из все того же металла. В отверстии будто копошился клубок склизких червей, побулькивающих и пульсирующих.

«Кишки» - догадался Царьков, сгибаясь в приступе жестокой рвоты.

Он все же кое-как выпрямился и, стараясь не глядеть в сторону изуродованной туши с ворочающимися кишками, двинулся вглубь помещения.

Но легче не стало. На каждом шагу попадались новые станки разной формы с клубками проводов и медных шлангов на них, испещренные странными символами. И на каждом – распростертое изуродованное тело.

Попадались и мужчины, и женщины. Все, как понял Иван, в том же возрасте, что похищенные за последние полгода. И все как один – с огромной опухолью на одном из боков. Возле одного тела с кожистым мешком на правой половине тела, на аккуратно придвинутом то ли столике, то ли алтаре, были разложены зловещего вида инструменты. А в их окружении – темный мясистый шмат. К лежащей на «алтаре» печени были подключены провода-шланги поменьше.

Наконец, не выдержав увиденного, Царьков побежал. Он старался не глядеть особо по сторонам, лишь фиксируя возникновение препятствий перед собой. И наконец…

…И наконец выскочил в широкий круглый зал, наполненный все тем же желтоватым туманом.

Идущие от стен шланги сходились в центре зала, подключенные к непонятному прибору в форме неправильного куба. Он-то и исторгал этот странный, ритмичный звук, а также желтушное свечение.

Оглядевшись, Иван в первую очередь заметил ряд очередных станков с присоединенными к ним телами. Только в этот раз никаких вздутий он не заметил. Но тела явно носили следы чудовищного хирургического вмешательства: у многих не хватало конечностей, почти у всех удалены части головы – и тем не менее Царьков готов был поклясться, что все они, что эти, в зале, что те, кого он оставил позади – все еще были живы!

- Я вынужден просить вас бросить оружие, - раздался холодный голос со стороны кубического прибора в центре зала.

Из тумана выступила высокая тощая фигура, в которой Иван без труда узнал того, за кем они все сюда пришли. Одетый в строгий черный костюм, скелетообразный человек стоял по стойке смирно прямо напротив Ивана и бесстрастно наблюдал за ним своими льдистыми гляделками.

Помощник следователя вскинул пистолет.

- Н-ни с места! – взвизгнул он. По щеке вниз скользнула противная капля пота – здесь по-прежнему было чудовищно душно.

- Мы ждали вас, господин Царьков, - все так же равнодушно проинформировал собеседник Ивана. – Мы даже подготовили для вас место.

С этими словами тощая фигура указала рукой куда-то в сторону, где высился что-то вроде пьедестала с маленькой подставкой, как для тростей или зонтов.

- Чего?! – ошалело прохрипел Иван. – Руки, говорю, поднял так, чтобы я их видел!

- От вас больше ничего не требуется, Иван Васильевич. Просто не сопротивляйтесь, - с этими словами тощий подобрался и прыгнул!

И упал, остановленный пулей на середине пути.

А Иван без сил опустился на пол, тяжело дыша и что есть сил стискивая зубы. Для него этот прыжок был последней каплей.

И тут таинственный куб… ожил. А прямо в голове у Ивана зазвучал голос. Его, пожалуй, можно было назвать скрипучим, или прерывистым, или вовсе не голосом, а просто ультразвуковым сигналом – трудно найти в человеческом языке такое определение, чтобы оно описывало хоть часть того, что вторглось в разум помощника следователя. Череду картин, представшую перед ним, можно было вкратце озвучить так:

«Инициация протокола открытия. Внимание! Код «сундук» введен. Внимание! Код «медведь» введен. Внимание! Код «заяц» введен. Внимание! Код «утка» введен. Внимание! Код «яйцо» введен. Протокол окончен. Игла обнажена!»

Впрочем, возможно это просто он, защищаясь от совершенно чуждых человеческому разуму образов и звуков, перевел часть рвущейся ему в мозг информации именно так.

А потом куб… раскрылся.

Стон, который он слышал все это время, тут же прервался.

«Так это механизм» - досадливо подумал Царьков. «Это он издавал этот звук. Чтобы заманить меня. Для чего? Что ты такое?!»

Клубы тумана, взвившиеся на месте открывающегося прибора, тем временем расступились, явив странный веретенообразный предмет в своих недрах. Он пульсировал желтым светом и, видимо, порождал этот туман.

Иван осторожно, шаг за шагом, приблизился к странному стержню, держа оружие на изготовку. Когда до него оставалось меньше метра, «игла» запульсировала и загудела, исторгая потоки информации. Голову Ивана заполнила жестокая боль, а перед глазами мелькали странные образы: планеты, растущие друг из друга, невообразимые по величине и очертаниям корабли, одиноко и мертво дрейфующие в пустоте, медленно разваливаясь, растворяясь… И искорки света, подобные тому, что предстал перед Иваном. Медленно плывущие во мраке и гаснущие одна за одной…

- Что ты… Нет! Три тысячи оборотов вокруг звезды?... Выращивание. Лучший образец. Последний элемент? Сердце. Легкие. Кишечник. Печень… Ыыых! А ну, прочь!!... Специализированные инкубаторы. Последний элемент. Изучение. Бессмертие…

В исступлении он сделал шаг вперед, инстинктивно хватаясь за пульсирующую «иглу», сжимая её… и ломая.

Последняя вспышка в мозгу: недоумение, гнев, ужас!…

И мрак.



- Ого, - усмехнулся Виктор, затягиваясь. Он приканчивал по меньшей мере пятую сигарету. Он уже, по всей видимости, не особо прислушивался к рассказу Ивана. Так, вел запись для отчета, но не особенно веря в то, что слышал. – Занятно. Не пробовали себя на ниве писательства? – осведомился он вполне вежливо, но Ивана передернуло.

- Вы мне не верите…

- Отчего же, - проговорил следователь. – Вполне верю. Много таких историй довелось выслушать, - он затушил сигарету и, встав, прошелся туда-сюда по комнате. – Но вот в чем загвоздка, Царьков: посланная следом за вами группа не нашла в том доме ни описанного вами коридора, ни тем более зала со зловещими… экспонатами. Только подвал с генератором, кучу трупов в нем. И вас, в бессознательном состоянии. Вы это как-то можете объяснить?

Иван сглотнул.

- Нет, не могу.

Он снова запнулся. На миг ему показалось в глазах Виктора… Ну да, вот этот странный льдисто-голубой отблеск! Или показалось?...

- Ну вот что, Царьков, - устало выдохнул эфэсбэшник, кладя перед Иваном стопку анкет. – Заполняйте-ка.

- А… что это? – прищурившись, пытался сфокусировать взгляд на бумагах Иван.

- «О неразглашении», «О невыезде», другие… необходимые обязательства, - посмотрел в глаза Ивану следователь.

Тот начал подписывать, стараясь смотреть прямо перед собой. Больше он не отвлекался на посторонние образы, рвущиеся в сознание посредством бокового зрения.

Эфэсбэшник некоторое время смотрел на Ивана, а потом отвернулся…



…И отошел от станка, похожего на подставку для тростей. На которой был установлен человеческий череп со спиленной крышкой и отходящем от него позвоночником. Из плоти в нем оставались лишь налитые кровью, рефлекторно дергающиеся глаза и пульсирующий мозг, соединенный бесчисленными проводами и шлангами с яйцеобразной капсулой, висящей в центре зала. В капсуле виднелся стержень из светящегося металла, испускающий пульсирующий желтушный туман.

- Разум донора зафиксирован в ограниченном кластере подсознания. Последний элемент установлен, - голосом, лишенным эмоций, произнес Кощей, выпрямляясь. – Можно начинать процедуру обновления физической оболочки.

С этими словами он шагнул в сторону капсулы и, раскинув длинные тощие руки, погрузился в неё…

@темы: рассказы, сущности, искажения времени и пространства, не своё, серийные убийцы

---

[Astra.]

Картиночка

@темы: картинки

---

И гаснет свет.

[Fess Redfern]

Не паста, а скорее вопрос. Не хочет кто-нибудь из москвичей сходить на фильм "И гаснет свет", побояться вместе )

Заранее прогу прощения у администрации за оффтоп )

@темы: вопрос

---

Бабай-амбар

[Скрёб-поскрёб]

Отец моей двоюродной бабки всю молодость умело лавировал между красными и белыми, выполняя всякие мелкие поручения. Там, где одного безоружного человека было мало, а вооруженного отряда — много, N приходился как нельзя лучше. Посторожить склад, сопроводить дочку комдива до соседнего города, выследить воришку зерна или, наоборот, стащить пару мешков. Репутация исполнительного и в меру честного лиходея играла N на руку — работы всегда хватало, а за собственную шкуру он дрожал чуть меньше, чем все остальные.

Окончательный триумф и респект пришёл к N внезапно, после успешного выполнения примитивного, казалось бы, «квеста». Был в одном туркменском селе большой склад, где красноармейцы хранили оружие. Басмачи, едва пронюхав о таком сокровище, потянулись со всех окрестных поселений. Но — вот странность! — ни одного успешного ограбления эти местные ассасины так и не совершили. Пропадали, не дойдя двух дворов до заветного амбара. Будучи по природе и профессии суеверными, разбойники вскоре плюнули на свою затею и пошли дальше на северо-запад, перехватывать идущие в Кара-Богаз поезда.

Но безопасность — прежде всего. Прогнав остатки беляков, коммунисты решили разобраться с суеверными слухами, которые ходили, летали и бегали вокруг оружейного склада. Виданное ли дело, жители покидают насиженные места! Из центра чётко сообщили: укрупнять сельское хозяйство! Что это за самоволочки тут?

Но бородачи упёрлись. Говорят, что это не просто амбар, а бабай-амбар. И боятся тут все, мол, амбар-бабая. Комиссар поначалу возмутился — самого бабайкой в детстве пугали. Дошло бы до показательных расстрелов, да только N здесь вовремя вмешался. Объяснил комиссару, что бабай — это по-местному «дедушка». Стало быть, амбар раньше принадлежал уважаемому роду, вот старики и ворчат.

Всякая инициатива наказуема. Вот N и поручили сторожить склад. Заткнув за пояс топорик и наган, прихватив ломоть солонины и чайник с крепким зеленым чаем и позвякивая стальными яйцами так, что местные с уважением смотрели вслед, N двинулся к наблюдательному пункту. Скромную заброшенную мазанку N заприметил ещё за неделю до дежурства.

Как и другие окрестные дома, мазанка была покинута хозяевами. Не брошена, а именно покинута: всё её скромное убранство ждало возвращения жильцов из безвременной отлучки. Отсюда были видны двери амбара, запертые на большой ржавый замок. Ключ новоиспеченному часовому не полагался. Гораздо важнее обзора была слышимость. Степная ночь, абсолютно прозрачная для посторонних звуков, выдала бы любого воришку с потрохами, даже опытного басмача.

Ползли часы, долгие и монотонные. Тишина из помощницы превращалась в навязчивого тур-агента, втюхивающего путёвки в царство Морфея. Запас крепкого чая быстро истощался. Небо светлело, пряча от смертного взора звездные дворцы древних. Решив, что в такое время грабители уже не сунутся, N прогулялся по соседним дворам. В каждом — пустая собачья будка. В Средней Азии без собаки жить опасно. Псы хорошо чувствуют частые землетрясения и предупреждают хозяев жалобным протяжным воем.

Потянуло крепким табачным дымом. N повернулся против направления ветра. У поваленной изгороди сидел дедок и, кряхтя от удовольствия, курил длинную трубку. Дедок зарос волосами и бородой настолько, что лица его было толком не разглядеть. Только сверкали из-под седых косм узкие, с хитрым прищуром, глаза.

— Промышляешь, товарищ? — прокашлявшись, спросил единственный в округе абориген.

— Сторожу, дедушка, — честно ответил N.

— А, ну это хорошо. Сторожи, сторожи. Я вот тоже сторожу. Кости свои сторожу.

Довольный собой, старичок разразился каркающим смехом и едва не скатился со своего возвышения. «Недолго ему осталось», — подумал N.

— Мне всё равно недолго осталось, — старик прочитал очевидные мысли своего собеседника. — Вот я и решил поближе к дому.

— А почему люди отсюда ушли?

— Хех, а кто бы в здравом уме не ушёл?

— Неужто большевиков испугались?

— Насмешил! — дедулька выдал новую порцию смеха и кашля. — Чего мы, людей с ружьями не видели? А вот чтобы за ночь все собаки сбежали — такого на нашем веку не было.

— Как сбежали? Они ж на цепи сидят, нет?

— Эх, товарищ молодой, собаки — они только с виду дурные и брехливые. Ежели настоящий зверь захочет вырваться, то никакая цепь не удержит.

Сделав последнюю затяжку, старичок привстал и с неожиданной прытью скрылся в доме. «Надо осторожнее тут. Вдруг ряженый!» — подумал N и вернулся к своей сторожке.

У задней стены дома обнаружились и глиняная печь, и запас бурдюков с водой, и мешок старой муки. Испечь пару тонких лепешек для любого, кто прожил в Туркмении хотя бы месяц — не проблема, поэтому довольствоваться одной лишь солониной не пришлось. Обед, о котором в осаждённом Царицыне могли только мечтать! Всё-таки бывают ситуации, когда лучше держаться подальше от родной земли. Впрочем, N никогда не был привередлив в пище. Вот и сейчас он аккуратно спрятал в мешок запас съестного и закопал тут же, в холодном глиняном полу. Должно хватить ещё на пару дней.

Вскипятив в чайнике воду, засыпав свежий чай и оставив завариваться до вечера, N наконец-то прилёг на узкий топчан и сам не заметил, как уснул. Во сне он снова бродил по деревне, где на сей раз кипела жизнь. Ему удалось обойти каждый двор и душевно пообщаться с несколькими жителями. Проснулся N уже на закате и с неудовольствием вспомнил, что во сне все деревенские обитатели бегали на четвереньках и не то лаяли, не то смеялись, не то кашляли.

Пробуждение было не из приятных. А кому приятно осознавать, что в твоём временном жилище кто-то рылся? В буквальном смысле: выкопал, понимаешь, нычку с солониной и всё сожрал. И чайник опрокинул. Ну что за люди? Придётся завтра идти в ближайший город за провиантом.

Чтобы не уснуть без чая, N принялся разгуливать по покинутым дворам, стараясь не выпускать из виду амбар. Стоит ли говорить, что ноги сами каждый раз приносили сторожа прямиком к охраняемому объекту? Склад высился над степной кожей гигантским дощатым нарывом, продавливая ткань привычных маршрутов, создавая центр притяжения. Вот N туда всё время и притягивался.

Когда рассвет уже перешёл от осады небосклона к штурму, N собрался проведать местного старика и попросить у того чего-нибудь съестного. Как раз для таких случаев N всегда носил с собой универсальную валюту: кисет первосортного табака.

Но во время контрольного обхода вокруг амбара мужчина кое-что услышал. Там, внутри склада, за закрытой навесным замком дверью, кто-то ходил. Тяжело, размеренно, строевым шагом, строго по периметру. Выходит, не так уж сильно доверяли товарищу N красноармейцы, раз решили второго сторожа внутрь поместить!

— Революционный привет, товарищ, — прислонившись спиной к бревенчатой стене амбара. — Сторожишь?

В ответ пробурчали что-то неразборчивое.

— А тебя надолго внутри заперли? — N не сдавался, его беспокоил один насущный вопрос. — Скоро сменщик-то придёт?

Но вместо ответа в стену гневно ударили. Мол, нечего солдата на посту отвлекать. Оно и понятно — кому понравится сидеть внутри тёмного склада и ждать, пока придёт смена. А попробуй, оставь пролетария наедине с ценным грузом! Ищи потом ветра в поле.

Махнув рукой на неразговорчивого солдата, N побрёл по привычному маршруту. Старичок сидел на своём пригорке и курил. И как будто заранее готовился к новой встрече.

— Слушай, сынок, а нет ли у тебя табачку? А то я весь запас уже израсходовал. В долгу не останусь, балыком угощу. У меня зубы один чёрт выпали, чтобы вяленое мясо жевать.

N не стал торговаться и щедро пожаловал старику весь кисет. Тряпица, в которую был завернут провиант, показалась сторожу смутно знакомой. Только вернувшись в наблюдательный пункт, при утреннем солнечном свете, мужчина понял — это та самая ткань и та самая солонина. Что за чертовщина?

Под окном захихикали. Жертва обмана выскочил во двор и с изумлением увидел, как прочь улепетывает старичок. Ловко, прытко, но всё равно по-старчески. Как будто обычного ковыляющего шаркающей походкой деда показывают в старом кино, но на новом фильмоскопе. N помотал головой и вернулся к столу, в надежде немного перекусить. Но вместо солонины обнаружились куски влажной глины.

Мужчина прилёг на топчан, пытаясь унять головокружение.

В дверях показалась крепкая фигура в военной форме. N почувствовал на себе пристальный недружелюбный взгляд.

— На смену пришёл, товарищ? — вопрос вылетел сам собой. — Вовремя. Ты проверь, как там дела у часового внутри склада. Ему же там, поди, скучно взаперти целый день сидеть.

Сменщик не отвечал и всё стоял неподвижно, буравя N взглядом. От этого стало так неуютно, что мужчина проснулся.

Солнце садилось, переливаясь всеми оттенками алого. Ночь будет ветреной.
Поблизости залаяли собаки, и их лай казался многоголосой праздничной песней. Совсем дедулька заврался. Никуда псы не убегали.

Весёлый дедушка, как выяснилось, успел раскидать муку из мешка и продырявить бурдюки с водой. Гражданская война научила N обходиться без еды продолжительное время. Поэтому вчерашний план — дождаться рассвета и отправиться в ближайший горком — корректировке не подвергался.

Быстрая ходьба помогала не засыпать на ходу. Ноги, как им и полагалось, сами принесли сторожа за амбар. Внутри по-прежнему раздавались мерные тяжёлые шаги. Нет, это не дело! Нельзя оставлять человека взаперти на такое долгое время.

— Эй, товарищ! Хватит там ходить! Выходи уже, — в шутку бросил N и услышал, как падает в пыль большой навесной замок.

Обежав вокруг здания и не обнаружив никого и ничего, кроме распахнутой настежь двери, сторож сунулся внутрь. Большевики запаслись оружием на совесть. Но куда большее впечатление, чем пулеметы и гранаты, на N произвели вилы. Обычные вилы. Воткнутые с чудовищной силой прямо в стену, насколько хватило зубьев. В ту самую стену, к которой вчера по-товарищески прислонялся N! (что за эн-факториал?). Если бы брёвна были чуть-чуть тоньше…

Кого бы ни заперли красноармейцы в амбаре, сидеть под замком тому не понравилось. Сторож отбежал от амбара подальше, выхватил из-за пояса топорик и заозирался. Пару раз на краю зрения промелькнул силуэт не в меру шустрого косматого дедушки. Завыли собаки. Завыл ветер, поднимая пыльные облака. Разобрать что-либо в двойном мраке было невозможно.

Блуждать среди бури, пугаться каждой тени, всюду видеть этого странного старика — не каждый выдержит. N бы точно не выдержал, если бы не пение. Он вдруг услышал, как несколько голосов затянули мелодичную руладу: то ли свадебную, то ли заупокойную. Тут не до жанра, главное — добраться до людей. Но, какая ирония, люди эти почему-то жили в доме за той самой изгородью, где произошла первая встреча со стариком!

А вот и он сам, сидит, курит трубку, улыбается. Или хмурится, или ухмыляется — не разглядишь за его седыми космами. Но смотрит пристально, пронзительно — это чувствуется. А в доме поют, звенят бокалами, танцуют…

— Ты, мил человек, заходи, не стой у порога, — подначивает дед.

— Неужто вернулись жители? — удивляется N, а сам уж руку тянет к покосившейся калитке.

— А мы и не уходили! Вот кто вернулся, так это сынок мой старшой. Когда революция грянула, его местные убили и в амбаре под полом похоронили. Да что я жалуюсь? Тут все друг друга резать начали, злее собак, честное слово.

— Погоди, старый, — N начинает о чём-то смутно догадываться. — Если тут резня была, то зачем ты мне про собак врал?

— А я и не врал! — обиделся дед. — Собаки за неделю большую кровь почуяли и сбежали.

— А жители за ними ушли!

— Не все! Не все! Те, кто поумнее, ушли. Да только умных мало. Поэтому ушли не все. Не все. Хе-хе-хе. Вот я и сторожу оставшихся.

«Я тоже сторожу. Кости свои сторожу», — вспомнил N чёрный юморок старика.

— И не только свои, — закончил дед чужую мысль. — И не только сторожу. Но и новые собираю. Ох, и подсобили мне большевики с этим складом! Сколько бандитов ко мне в гости пожаловало! Как раз к сыночку на свадьбу. Слышишь, как поют?

Голоса в хоре путались, расслаивались, плыли, чтобы в конце концов оказаться воем и лаем большой собачьей стаи.

— Я бы и тебя за стол усадил, да только порадовал ты старика. Ты же тоже сторож, как и мой сын старшой. Ты амбар сторожил снаружи, а он изнутри.

— Так это твой амбар? Бабай-амбар? А ты сам — амбар-бабай!

— Эхма! Дошло! Ну, какой сообразительный, даром что большевикам помогаешь! Эй, гости дорогие, выходите посмотреть на энтого мудреца.

И из дома вышли гости…

Красноармейцы, обеспокоенные пропажей сторожа (точнее, возможной пропажей оружия), послали за N целый отряд. Прибывшие товарищи сняли N с крыши амбара. Мужчина был сильно истощён и что-то бормотал про людей, которые бегали на четвереньках и лаяли как собаки. И вместо ног у многих были или руки, или обглоданные мослы, или вовсе какие-то палки.

N спасло только его доброе имя. Солдаты решили проверить его бессвязные речи и вскрыли подпол амбара. Там обнаружился скелет неестественно крупных размеров, словно после смерти выросший из мышечной одежки.

Что касается дома за покосившейся изгородью, то его убранство грозило одержать сокрушительную победу над армиями воинствующих материалистов. Несколько десятков тел, разной степени разложения. Точнее, обглоданности. Свалены в кучу. И на вершине этой пирамиды, этого локального апофеоза гражданской войны, гордо восседала бездыханная мумия старика, заросшего седыми космами, сжимающего в зубах длинную трубку, замершего в последней затяжке.

Автор: Василий Чибисов

@темы: рассказы, старики и старухи, мистические и аномальные места, не своё, мертвецы

---

Пока горит свет, чудовища исчезают

[Скрёб-поскрёб]

Тепло.

Когда Мила переехала в съемную комнату на Обводном, сосед уже был там. Он стоял в дальнем углу, повернувшись лицом к стене, уперевшись в нее лбом, словно наказанный ребенок, и тихо пошатывался, нервно шевеля тонкими пальцами. Дорожная сумка звякнула карабинами, и девушка оглядела свое новое жилище. Только подумать, ее первая съемная квартира! Ну, пусть и не квартира, а комната в коммуналке, зато где! В Петербурге, с окнами, выходящими в знаменитый двор-колодец, посреди которого растет раскидистая береза.

Мила открыла окно, и в нос ударил запах реки и чего-то кислого, похожего на подгнивающие арбузные корки. Зато мусорный контейнер прямо во дворе, не надо идти далеко. Комнату эту девушке удалось получить очень дешево, и теперь она в полной мере оценила, почему. Под ногами скрипел выщербленный, побледневший паркет времен СССР, стены были выкрашены в бледно-серый цвет, а старые потолки, метра четыре в высоту, давно покрылись сетью мелких трещин и паутиной кое-где по углам. Само помещение было вытянутым, не очень удобным для проживания, с двумя большими старыми окнами, одно из которых находилось прямо напротив двери. Из мебели только скрипучий диван, крохотный шкаф для одежды, да старинный трельяж с большим зеркалом. Странный набор, но сойдет, Мила все равно не собиралась часто находиться дома — в большом городе нужно много работать, чтобы выжить. А молодость требует много развлекаться, чтобы жить.

— Ну, сначала сделаем уборку, а там посмотрим, — бодро заявила она четырем стенам, хватая специально купленную по дороге швабру.

И сразу все закипело, зашевелилось, воздух наполнился запахами моющего средства и девичьего пота. Она терла паркет изо всех сил, ругала предыдущих хозяев, размашистыми движениями, до блеска, отмывала серые стены и причитала. Черная вода выходила из щелей на полу, комната будто вздрогнула от такого напора, затхлый воздух спешил убраться через открытые окна, электрический чайник на трельяже надрывно бурлил, и вскоре Мила довольно вдохнула горячий пар свежего чая. Самым сложным было отмыть тот угол, который находился возле дальнего окна, потому что, несмотря на теплую погоду, из него дуло так, что мерзли пальцы. Комната на первом этаже, так что не удивительно, скорее всего, несло из подвала.

Сосед стоял в углу и, казалось, не обращал внимания на нового жильца. Он продолжал покачиваться, отстукивая лбом какой-то одному ему известный ритм. Бум. Бум. Бум. Его окружала спокойная, зыбкая темнота и смертельный холод, когда вдруг затылок опалил жар человеческого тела, который лишь на мгновение показался теплым прикосновением и тут же угас в глубокой тишине. Что это? Сосед с трудом оторвал лоб от стены и дернул головой, улавливая движение. Ему чудились шаги. Ему чудилось тепло. Мягкое и влажное как банное полотенце. Снова! С другой стороны.

Мила закончила перерыв на чай и носилась по комнате, теперь уже насухо вытирая злосчастный паркет. Она довольно шлепала босыми ногами и мурлыкала себе под нос какую-то песенку. Сосед дергался, поворачивая голову вслед ее силуэту, как будто старался уловить мимолетное и размытое движение человеческого тела. Он спиной чувствовал, спиной чувствовал, что… Все прекратилось. Девушка уселась на диван и устало огляделась. Надо было еще сходить за продуктами, купить посуду и предметы первой необходимости, потому что завтра уже на работу. Она быстро допила чай из пластикового стаканчика и, надев старые сандалии, выскочила за дверь. Показалось… откуда здесь взяться теплу? Он какое-то время еще подрагивал от неприятного ощущения разочарования, хрустел длинными фалангами пальцев, пока снова не прислонился лбом к холодной стене. Бум. Бум. Бум.

Слух.

За окном серебрился пасмурный питерский вечер, Мила залетела в комнату и, раскрыв новый крохотный нетбук, купленный в кредит, включила музыку. По коммуналке разливалась веселая попсовая песня, пока девушка переодевалась в домашний халат. Она чувствовала ту самую эйфорию, которую ощущают все приезжие из маленьких городов. Мир кажется им очень большим, а люди — такими разными до тех пор, пока мегаполис не сжимается за каких-то пять или шесть лет до такого же обычного города, из которого перебрались они сами.

Сосед остановился. Он был в замешательстве, через ступни в тело проникали незнакомые доселе вибрации, наполняли хрупкие кости и отдавались в ушах странным звоном. Он машинально прикоснулся к гладкой голове, к тому месту, где у людей обычно находятся уши, и провел пальцем по ровной коже. Снова тепло. Теперь неотступное, настойчивое, приятное.

Мила улеглась на диван, закинув ноги на стенку. Она звонила лучшей подруге Соньке, чтобы рассказать, как устроилась, и уговорить покинуть бесперспективный Орел.

— Да, все круто, комната шикарная, такие потолки высокие, — звенел девичий голос.

— Ну, хорошо, что тебя не кинули с такой-то ценой, — донеслось из трубки.

— Я же тебе говорила, везение есть. Правда, жильцов еще не видела. Тут четыре комнаты, из двух других люди в отпуске до зимы, а в последней тусит какой-то мужик. Видела его пару раз. Риэлтор сказала, что он нормальный. Ты приезжай, Питер тебе покажу.

Звуки. Обрывки каких-то фраз. Обрывки интонаций. Эмоций. Реальность слышалась словно сквозь землю, и холод отступал, боялся и ежился в углах крохотной комнаты, согретой долгожданным теплом. Сосед еще раз провел пальцами по голове и обнаружил два небольших отверстия, в которые залетали обрывки человеческого разговора. Он конвульсивно дернулся, будто в припадке, замычал, зажимая дырки в голове руками, и забился о стену, ломая закоченевшие суставы. Все четче и четче становилась чужая речь, пока, наконец, не превратилась в осмысленный разговор. Теперь он слышал. Слышал эти чудные звуки, с упоением пил каждую гласную, словно голодный зверь, с вожделением смаковал обыденные фразы.

— Да, завтра работаю. И послезавтра. И после, — Мила беззаботно хохочет. — Я тебе звякну еще на днях, расскажу, что здесь и как. Сонька, если ты переедешь, это будет просто зашибенски!

— Хорошо, давай, удачи на работе.

— Окей.

Девушка вышла на кухню, намереваясь принять душ. Коммуналка, в которую она вселилась, была образцовым строением далеких времен Советского союза. Грязная и пыльная, со звенящими, еще деревянными ставнями, она состояла из четырех комнат, соединенных длинным, темным коридором с антресолями, на которых, за крошечными скрипучими дверцами, хранился всякий хлам. Освещала коридор одна-единственная лампочка без абажура, по границе потолка и стены тянулись пожелтевшие провода старинной электропроводки, казалось, тронь их пальцем, и они рассыпятся мелким крошевом. В общем, квартира создавала гнетущее впечатление заброшенного помещения, которое время навязчиво обходило стороной, пока снаружи люди покупали айфоны и ездили на блестящих иномарках.

На кухне девушку позабавила душевая кабина, которая примостилась между мойкой и видавшей всякое стиральной машинкой. Ее мать не могла понять, почему дочь переехала из огромной двухкомнатной квартиры в Орле в грязную питерскую коммуналку и, наверное, никогда не поймет. Мила запахнула халат на влажном теле и включила конфорку. На кухне стояли три газовые плиты, но использовалась только одна — на остальных виднелся толстый слой жирной пыли, а прямо над ними, на пожелтевших газетах и журналах, громоздились какие-то старые кастрюли и плошки. Девушка обернулась на звук чьих-то шагов в коридоре и вздрогнула, столкнувшись взглядом с соседом.

Это был обычный мужичок лет сорока, в грязных спортивных штанах с растянутыми коленками и шлепанцами на носки.

— Ой, — вскрикнула она. — Здрасте!

— Привет. Недавно заехала? — из его рта пахнуло древним перегаром.

— Сегодня утром.

— Меня Леха зовут, если чо.

— Мила.

Леха прошел к окну и, выудив из рваного кармана смятую пачку сигарет, смачно затянулся. Девушке он сразу не понравился, сутулый и худой, с синеватыми пятнами на небритом лице и побитыми костяшками, на которых виднелись поблекшие наколки, мужчина имел недобрый бегающий взгляд и кривую усмешку.

— Чо, откуда ты?

— Из Орла.

— Уууу, далеко, — протянул он. — Родственники, знакомые тут есть?

Последний вопрос заставил Милу легонько вздрогнуть, она обернулась и обнаружила, что сосед пристально разглядывает ее фигуру, скрытую коротким домашним халатом. Девушка машинально затянула пояс еще туже. От этого человека пахло сигаретами и перегаром, под его взглядом моментально возникало какое-то тошнотворное давление, сердце начинало биться быстрее, как случается, когда идешь одна поздно ночью по темному переулку.

— Есть парень и друзей куча, — выпалила она быстрее, чем следовало.

— Понятно, — кривая усмешка. — А синяк откуда? Лупит ухажер тебя?

— Нет, это я о столешницу ударилась, когда поднос несла.

— Официантка что ли?

— Да.

Мила выдавила последнюю фразу, натянуто улыбнулась и, схватив недоваренную гречку, отправилась в комнату, бросив отрывистое «мне пора». Она чувствовала себя неуютно, колко, как будто снаружи стоял густой мороз, и больше всего ее бесило то, что синяк находился высоко на бедре, а этот мерзавец его сразу же заметил. Разве прилично вот так осматривать человека, будто кусок говядины? В этом доме она будет носить только штаны.

***

Мила резко села на кровати, и за ее спиной, отражаясь в многочисленных окнах многоэтажек, сверкнула размашистая молния. Удар! Гром пронесся над серыми крышами, затихая, а затем вновь накатывая откуда-то издалека. Пасмурный вечер превратился в многогласную бурю, и девушка потерла холодный от пота лоб, соображая, что же ее разбудило. Воздух в комнате, казалось, был недвижим, несмотря на открытое окно. Мила натянула одеяло повыше, до самого подбородка и принялась тереть одну ладонь о другую. Это не помогало, температура опустилась очень сильно, заставляя все тело подрагивать от зыбкого ощущения и сырости. Чай, пожалуй, мог бы помочь, все равно не удастся заснуть в таких условиях.

Закрыв дребезжащие ставни, девушка направилась к трельяжу, и вскоре вода в чайнике надрывно зашипела, пошел пар. Кипяток мгновенно согрел руки, стало казаться, что буря за окном притихла, и хотя слышались еще раскаты грома, и крупные капли барабанили по крышам, отдавая в воздух металлический звон, горячая жидкость согревала тело и унимала мелкую дрожь. Мила аккуратно поднесла чашку ко рту и застыла. В воздухе повисло напряжение, какое ощущается, когда темные тучи только собираются на небе и закрывают солнце, наступает внезапная темнота, даже посреди дня, вся реальность замирает на несколько минут, птицы прячутся по своим гнездам, ветер боязливо прижимается к траве и дышать становится тяжело, а в следующую секунду… Удар! Огромная молния блеснула высоко в небе, наливая пространство в комнате яркой вспышкой и выхватывая на поверхности черного старого зеркала чужое бледное лицо. Лицо с натянутой кожей без следов носа или глаз, лишь на секунду появилось в зеркале и исчезло. Мила вскрикнула, от испуга выронив чашку. Даже не почувствовав ожог от кипятка, она подскочила к выключателю и со всей силы ударила по нему ладонью. Никого. Тот угол, в котором должен был стоять незнакомец, пустовал.

— Что за черт, — пробормотала она.

В дверь настойчиво постучали, на пороге стоял сосед.

— Ты чего орешь? — грубо спросил он, бесцеремонно проходя в комнату.

Девушка пыталась преградить дорогу, но он грубо оттолкнул ее и сделал шаг вперед.

— Какого хрена ты делаешь? — возмутилась она.

— Смотрю, может, гости тут у тебя. Нехрен по ночам таскать, кого попало. То музыку врубишь, то носишься ночами.

— Я работаю допоздна, а теперь вали из моей комнаты!

Он еще какое-то время потоптался, выискивая взглядом несуществующих друзей своей соседки. Когда Леха, наконец, ушел, запах немытого тела и перегара надолго остался в комнате, даже пришлось открыть окно, несмотря на лютый холод, к которому девушка уже начинала привыкать.

Запах.

Жизнь девушки являла собой веселую, но повседневную рутину, состоящую из работы на износ по пятнадцать часов и частых загулов с друзьями по местным барам. Ночной Петербург притягивал ее светлыми ночами и горящими набережными, отбрасывающими свет на черное зеркало Невы. Мила приходила домой поздно и сразу же падала в объятия мягкого дивана. Что это было за чувство — протирая большим пальцем запотевшую бутылку пива, гулять по городу до самого утра, смотреть на памятники и красивые здания, освещенные разноцветными прожекторами. Большие города хранят много секретов, и Мила непременно хотела познать их все.

Он ждал ее прихода. Сначала настороженно, тревожные мысли о том, что девушка может не вернуться никогда, сводили его с ума. Затем ожидание стало привычным и в какой-то мере даже приятным. Вот она зашла в комнату, устало сняла обувь и плюхнулась на постель, бормоча что-то себе под нос. Сосед повернул голову, чтобы лучше слышать звук шагов, размеренное дыхание и трепетное биение сердца. Его начало трясти от нетерпения, он бился в своем углу, но нестерпимый холод все еще сковывал его движения, все еще держал дрожащие ноги, так что невозможно было сделать даже шаг. Хорошо было бы, если бы она вообще не уходила из комнаты, а осталась вместе с ним навсегда. Хорошо было бы…

Прошло около двух недель беззаботной, но трудной жизни в новой комнате, когда до Милы донесся тихий скрип половиц где-то в коридоре. Затем еще и еще, это продолжалось несколько минут. Она напряглась, кажется, даже задержала дыхание и, аккуратно подойдя к двери, резким движением толкнула ее от себя. Послышался удар, а затем громкое ругательство. В коридоре стоял Леха, потирая ушибленную голову.

— Что ты делаешь?! — вскрикнула она, широко раскрывая глаза от возмущения.

— А чо, нельзя по коридору ходить? Комната-то твоя, а коридор, глядишь, общий.

И тут на нее напал ступор. Не было никаких сомнений, что этот мужик, этот небритый уголовник топтался возле ее двери. Что он делал там? Подслушивал? Она в свои девятнадцать лет еще не сталкивалась с подобным и не имела представления, как надо себя вести с такими представителями человечества. Девушка мотнула головой и попыталась изобразить ледяную уверенность.

— Коридор общий, а дверь моя! Так что не ошивайся возле нее.

— Ты мне тут не зубоскаль, — рыкнул мужчина. — Не гони волну, нужна мне твоя дверь, я мимо проходил.

С этими словами Леха сунул мозолистые ладони в карманы спортивок и направился в кухню. Девушка захлопнула дверь и опустилась на кровать. Риэлтор говорила, что соседи хорошие, а этот ведет себя как засранец, стоит с ним встретиться, сразу же начинает ее рассматривать, как будто женщины ни разу не видел. А может точно — не видел! Из тюряги только откинулся, и теперь ходит, приглядывается. Эта мысль заставила Милу сглотнуть слюну. И не скажешь ничего, договора-то не было на квартиру, так, на словах решили, а тетка за это скидку в два раза сделала. Внезапно у девушки защипало в носу. Лицо стало красным, из глаз покатились горячие слезы. Ей стало казаться, что она совсем одна, абсолютно беззащитная, и ни человеческая сила, ни законы этой страны не смогут защитить ее от навязчивого внимания уголовника. Сколько в этом городе таких, как она? Таких, которые приезжают в поисках лучшей жизни с чемоданами и без гроша за душой, пропадая затем бесследно, словно их и не было никогда?

Сосед стоял в углу, замерев, словно каменное изваяние. Он слышал этот странный разговор, когда в комнате повис и остался навсегда человеческий страх. Старые выцветшие обои впитывали его как губка, набухали от этой новой, потрясающей эмоции. Сосед прикоснулся к стене пальцами, а затем и гладким лицом, чтобы лучше ощущать ее. Внезапно в голове помутнело, потрясающее чувство закружило его, проникая в каждую клеточку тела. Он набрал вовнутрь спертого воздуха и уронил голову на грудь, втягивая вновь и вновь чудесный запах девичьих слез вперемешку с дешевыми духами. Невероятно. Аромат пьянил, вызывал зверский аппетит и колючую истому где-то в середине груди. Воздух со свистом и скрипом выходил из новых, только что появившихся отверстий на гладком, как яичная скорлупа, лице.

Мила вздрогнула и замолчала, прислушиваясь. Ей показалось, что где-то возле окна она уловила чужое дыхание. Быстрое, надрывистое, как будто незнакомец дышал сквозь бумажную салфетку. Оно появилось на несколько секунд и затихло. Может, это сосед стоит под дверью и дышит? Ей тут же представилось, как этот самый Леха скорчился там, в темном коридоре и, запустив грязную лапу в штаны, хрипит от удовольствия.

— Фу ты, — сморщилась она. — Почудится же такое.

Несмотря на все произошедшее, вскоре усталость взяла свое, и сон сморил ее. Постоянно ворочаясь в кровати, кутаясь в большое одеяло, как будто это могло уберечь ее от холода, она краем уха улавливала прерывистое дыхание и просыпалась, сонно оглядывала пустую комнату, чтобы вновь погрузится в беспокойные грезы о доме и каких-то далеких людях.

Сосед слушал ее внимательно до тех пор, пока молодая грудь не перестала судорожно сжиматься при каждом вдохе. Он ждал еще какое-то время, словно надеясь, что беспокойство девушки возобновится, заставит ее вертеться и просыпаться от мимолетного страха, но тщетно. В комнате повисла глухая тишина, темнота сгустилась вокруг него, обволокла, словно пушистая вата. Он шевелил пальцами, как будто желал прикоснуться к прохладной коже, но вскоре замер в своем холодном углу.

Бум. Бум. Бум. Мила дернула бровью, повернулась на другой бок и открыла глаза. Она прислушивалась какое-то время, затем села на кровати, потирая припухшее ото сна лицо. Прямо перед ее диваном, нервно дергая руками, стоял высокий мужчина и бился лбом о стену. Бум. Бум. Бум. Звучал устрашающий ритм в ночной тишине. Девушка зажала рот руками, мышцы напряглись, когда невероятный страх парализовал ее тело. Высокая худая фигура незнакомца выглядела размытым пятном в пасмурном свете питерских белых ночей. Бум. Бум. Бум. Ударялась лысая голова с серой, пересеченной крупными венами кожей. Мила не шевелилась, застыла, словно статуя, а на щеки текли соленые слезы, голова кружилась от боли. Девушка медленно откинула одеяло и поднялась на ноги. Скрип паркета. Бум. Бум…Человек остановился, повернулся и наклонил голову, стараясь уловить мимолетное движение. Больше она не выдержит! Мила бросилась к двери, к выключателю, споткнулась, больно упала на колени, но быстро вскочила, и свет лампы залил комнату от пола до потолка. В последнюю секунду она увидела, как сосед стоит, повернув безглазое лицо в ее сторону.

Всю ночь девушка просидела на кухне, облокотившись о какую-то грязную тумбу. Она все проворачивала в голове ночное происшествие и плакала. Что это? И не скажешь уже, что показалось. И не спишешь на ночные шорохи и страхи или на покровы темноты. Он, этот человек, стоял там и смотрел на нее, он знал, где она находится.

— Что же мне делать? — шептала она, строча сообщение подруге.

— Ты хули тут делаешь посреди ночи?!

Леха стоял, как всегда, в проходе, сложив руки на груди, его маленькие глазки раздраженно ощупывали фигуру девушки.

— Нехрен на кухне сидеть, у тебя своя комната есть.

У нее не было сил отвечать, но внутри скопилось столько страха, столько боли и отчаяния, что ей хотелось броситься к этому убогому человеку и, вдыхая запах старой одежды, разревется у него на плече. Но взгляд Лехи, холодный и колкий, не позволил этого, он стоял и ждал, когда она уйдет в свою комнату к страшному человеку в углу. Мила ничего не сказала. Она поднялась, вышла, оделась, и всю ночь провела на улице, раскупоривая бутылку за бутылкой.

Голос.

Свет в комнате горел постоянно, Мила не выключала его, потому что до дрожи боялась остаться в темноте. Вскоре она заболела. Точнее, не то чтобы заболела, скорее, чувствовала постоянную усталость и слабость. Это не казалось ей странным, спала она мало, просыпалась от малейшего шороха, сжимая похолодевшими пальцами мобильный телефон. Конечности стали тяжелыми, голова кружилась, и работать было совсем невыносимо. Она начала брать меньше смен и чаще оставаться дома. К ее сожалению, Леха тоже не работал. Только он вообще не работал, постоянно ошивался возле ее двери — его с головой выдавал тихий скрип половиц, а однажды, рано утром, только сняв ночную футболку, она поймала его взгляд в замочной скважине.

— А ну, отвалил отсюда!!! — вопила девушка, размахивая руками у себя на пороге. — Ментов вызову!!!

— Давай, зови, и что предъявишь мне? Я же тебя не трогаю, а у самой регистрация есть? На каких основаниях живешь-то? — нагло улыбнулся он.

С тех пор Мила вешала на ручку двери кухонное полотенце и закрывала замок. Из веселой и беззаботной хохотушки она превратилась в постоянно обеспокоенную, уставшую и побледневшую женщину.

— Все у тебя хорошо? — звенел в трубке взволнованный говор матери. — Деньги, может, нужны? Ты так далеко, я очень волнуюсь. А сегодня сон такой плохой приснился.

— Все хорошо, мам, — на автомате отвечала она, стараясь, чтобы ее собственный голос звучал непринужденно и весело.

Соседу нравилось, что его гостья больше времени проводила с ним. Он упивался ее теплом, с вожделением слушал разговоры и вдыхал ароматы живого человеческого тела, которое пахло словно парное мясо. Еще, еще больше тепла, пусть оно перетекает оттуда, из яркой девичьей реальности в его мир, холодный и мутный, будто утренняя дымка. Пусть наполняет окоченевшие пальцы с длинными и хрупкими суставами, пусть заставляет тело дрожать от истомы. Запахи, звуки, все это принуждало его чувствовать себя живым, а где-то в темной комнате, освещенная желтым лучом фонаря, куталась в одеяла одинокая девушка и плакала, сама не зная от чего. Было так паршиво и страшно, так сильно дуло холодом из подвала, что, казалось, пар вырывается изо рта и повисает в комнате мимолетным облачком.

Сосед внимательно слушал ночное копошение девушки в постели, которая намокла от холодного пота. Сон больше не избавлял Милу от постоянного страха, который она испытывала, находясь у себя в комнате, теперь эти ощущения преследовали ее и во сне. Ей снилась ночная дорога, по обочинам окруженная заброшенными домами без дверей и стекол. Вот она меряет шагами потрескавшийся асфальт, когда впереди появляется высокая смутная фигура какого-то человека. Да, эта фигура отдаленно напоминает человека, но не является им. Замотанная в черные лохмотья, с удлиненным телом и абсолютно гладким лицом, пересеченным россыпью желтоватых вен, на котором, словно сделанные дрелью, зияют два круглых отверстия. Существо втягивает ночной воздух и идет к Миле, а та убегает в один из домов. Тихо скрипят половицы заброшенного жилища, девушка прячется за сгнившей стеной и слушает, как снаружи ходит этот человек, слушает его хриплое дыхание, слушает дрожащий голос.

— Где же ты? Где же ты? Я найду тебя. Найду. Найду тебя. Где же ты? Я чувствую твой запах. Я знаю, как ты пахнешь, я знаю, каково ощущать твое тепло. Теперь я найду тебя. Я слышу твой голос. Я знаю тебя. Теперь я знаю тебя. Где же ты?

Она проснулась с негромким окриком, одеяло валяется на полу, ноги запутались в смятой простыне. Девушка заморгала, сбрасывая внезапно нахлынувшие слезы, и зажала рот рукой, чтобы не закричать во весь голос. Где-то в комнате, под высокими потолками, будто вытекал из стен чей-то тихий шепот.

— Где же ты? Я найду тебя. Теперь я знаю тебя. Теперь я знаю тебя…

Мила подорвалась и включила свет, лампы вспыхнули, заливая пространство мертвым холодным светом. Шепот заглох где-то в стенах, рядом с подоконником. За дверью слышался тот самый скрип половиц, что был во сне. Так это сосед стоит под дверью и несет эту чушь! Больше она не может терпеть, больше нет сил! Что делать?! Она схватила телефон и выбежала из комнаты в кухню, оставив дверь открытой. Ну конечно. Леха опять там, в темном коридоре, опять наблюдает и подслушивает. Он отскочил к стене и проводил удовлетворенным взглядом растрепанную и заплаканную девушку в нижнем белье. Мила пыталась звонить риелтору прямо сейчас, посреди ночи. Но та не брала трубку. Она вообще перестала брать ее, как только получила деньги за два месяца. Эта старая тварь намеренно сдала чертову комнату и исчезла.

— Чтоб ты сдохла! Чтоб ты сдохла, сука ты! Тварь! Блядь, чтоб дети твои сдохли! — девушка истошно вопит в безучастный телефон и плачет, лицо покраснело от истерики.

— Тебе что, по морде заехать? Нахрен ты орешь опять посреди ночи? Я спать не могу! — нашелся Леха, преграждая путь в коридор.

Он стоял, облокотившись о косяк, и наблюдал за происходящим, кажется, для него это обычное дело. Темный взгляд скользил по полуобнаженной фигуре девушки, пока она, часто моргая, пыталась переварить его слова. Вот тварь! Он еще хуже этой суки из агентства.

— Отвали от меня, понял?! — закричала она и, оттолкнув сутулого мужчину, проскальзывает в коридор.

— Ну, сама смотри, — бросил ей вслед уголовник.

Тело.

Мила несколько дней уже не была на работе, да и сил пойти туда больше не хватало, их едва доставало, чтобы встать с кровати и, кутаясь в мамин свитер, приготовить себе немного еды. Температура тела повысилась до тридцати восьми, и старинный трельяж с большим зеркалом, словно грибами, обрастал баночками и таблетками. Леха все предлагал угостить чем-нибудь, но каждое его слово вызывало в девушке еще больший ужас. Она не знала, куда ей деться, оставаться ли на кухне под пристальным взглядом небритого мужика или валяться в постели, ожидая, пока появится тот, другой. Эта тварь, что она такое? Что ей нужно?

— Уходи! — крикнула Мила, кидая в угол подушку. — Вали отсюда!

Нужно подождать только капельку. Еще половинку месяца этого кошмара и будет достаточно денег, чтобы переехать. Пусть этот ублюдок шепчет себе, что хочет, пусть он подглядывает и подслушивает, ему не победить. Мила звонила Соньке и жаловалась, намеренно опуская самые жуткие подробности. К ее большой радости, подруга решилась на переезд, какая разница, где работать за копейки? Вместе снимут другое жилье, пусть дороже, но без соседей зато. Чуток потерпеть. Лучше уж здесь, лучше уж здесь. Лучше? На минуту ей почудился запах дома. Каждый знает, как пахнет родная квартира, в которой провел детство. Каждый помнит, как над маминым борщом поднимается ароматная дымка, как выглядит потолок в собственной спальне, когда не можешь уснуть и наблюдаешь за отсветом от фар автомобилей. Как журчит вода на кухне, и мама гремит посудой, как звучит стиральная машинка, когда отжимает белье. Пока живешь беззаботно и весело, не замечаешь всех этих чудных подробностей, кажется, мозг не обращает на них внимания, не запоминает, и только когда плохо, когда остаешься один, в полном отчаянии понимаешь, что в голове зафиксирован каждый, каждый крохотный момент из собственного детства.

— Мама. Мамочкааааа, — ревела она в подушку, хрупкие плечи вздрагивали и опускались.

Сосед настороженно слушал. Ему казалось, горячие слезы девушки падают на лицо и оживляют сероватую кожу. Тьма отступала. Холод боялся этого тепла, боялся человеческого страха. Холода больше нет, теперь его ничто не держит. Он отошел от стены, покачиваясь на полусогнутых ногах, делая рваные, тяжелые шаги по направлению к горячему дрожащему комочку, что так влек его. Сосед облизнул тонкую прорезь, заменяющею ему рот и сделал еще шаг. Еще. Мила слышала смутные стуки сквозь температуру и пелену истерики. Дверь закрыта на замок. Мужик не войдет сюда. Ему сюда не попасть. А вдруг у него есть ключ?

Ей было сложно определить, откуда доносятся эти звуки, снаружи или изнутри, но в комнате никого не было, горел свет. Все хорошо. Пока горит свет, все хорошо. Пока горит свет, чудовища исчезают. Девушка сидела на кровати и вытирала руками слезы. Последнее время она ревела каждый день, и от этого постоянно болела голова. Пока горит свет, она в безопасности. Сосед стоял совсем рядом, протяни руку — и почувствуешь студенистый холод его тела. Он сделал надрывный шаг и остановился, втягивая воздух. Так близко к этой чудесной женщине он не был еще ни разу. Так рано забирать ее, так мало сил, но он не мог удержаться. Это сводило его с ума, пальцы начинали дрожать, дыхание учащалось. Мила оглянулась через плечо, мгновенно замолкая, сглатывая налипший в горле ком, но никого не было. В комнате только она со своими отчаянием и страхами. Сосед, не в силах больше терпеть, раскрыл рот так широко, как мог, высунул длинный язык и прикоснулся им к горячему плечу, медленно провел вверх, когда девушка в страхе отскочила на другую сторону кровати. Она не понимала, что происходит, сердце кувалдой стучало в висках, в комнате было пусто. Пусто. Пусто в этой чертовой комнате!

— Мамочка, мамочка, родная, помоги, — шептала она, сползая на холодный пол и прижимая колени к груди.

Сосед медленно шевелил языком во рту, смакуя чудесный вкус человеческой кожи.

Зрение.

Сначала Мила металась из кухни в комнату, но Леха каждый раз появлялся в коридоре и грубо прогонял ее. Казалось, он вообще не спал.

— Вали к себе, шалава! — кричал он, размахивая пустой бутылкой пива. — Я тут тоже живу, не хочу рожу твою опухшую видеть!

Он казался ей ничуть не менее страшным, чем тот, другой, в холодном углу. Только этого небритого и пьяного ублюдка не отгоняет свет, он не исчезнет, едва вспыхнет лампочка. Девушка уже перестала надеяться на какое-то сострадание с его стороны, уже не чаяла найти искру какого-то человеческого чувства в темном взгляде этого мужчины. Взгляде, наполненном непонятной ненавистью к ней и всему живому. Она запиралась у себя в комнате, погружаясь в электронное пространство сериалов и сообщений, потому что не хотела существовать на самом деле.

«В Питере опять дождь=)», — гласила надпись на ее стене, а снизу красивая картинка с мокрой крышей Исаакия, поддернутой легкой утренней дымкой.

В какой-то момент все стало размытым и маловажным, температура держалась уже который день, с трудом хватало сил подняться и доползти до туалета, который находился возле кухни. Мила позвонила матери и попросила денег, чтобы снять новую квартиру. Через пару дней они поступят на счет и все закончится. Мама пугала ее, что в большом городе все не так просто и не так весело, как кажется, что там по улицам бродят маньяки и наркоторговцы, что все вокруг обманщики и барыги, и никому нет дело до тебя. Кое в чем она была не права — она и представить себе не могла, что способно происходить в этом городе на самом деле. Даже в самых худших кошмарах мать девушки не смогла бы увидеть весь ужас реальности, который обрушился на ее дочь.

Даже после всего, что произошло с ней, Мила не хотела просить денег, пока совсем не выбилась из сил. Мать работала за копейки, едва хватало денег на жизнь, а девушка для того и уехала, чтобы устроиться как-то получше. Хотела помогать. И вот, попросила у бедной женщины денег, зная, что та побежит по знакомым занимать, будет меньше есть и меньше спать, потому что теперь не скроешь свое бедственное положение, не скажешь, что «все хорошо, мам».

Мила сглотнула слюну, лайкая какую-то бессмысленную новость, и по ее щекам вновь покатились слезы. Волна отчаяния и боли расходилась по комнате, сосед открыл рот, достал длинный язык и пошевелил им в воздухе, чтобы не проронить ни крупицы этого чудесного аромата. Человеческое отчаяние. Пища богов. Оно наполнила его невиданной силой, лицо горело, кожа набухла и лопалась в местах, где когда-то находились глаза. Черная жижа текла по подбородку, крупные комочки беловатых нервов с огромными радужками пульсировали, улавливая очертания комнаты, залитой искусственным светом. Эта женщина, которая пришла к нему, очень красива и сильна. В ней столько жизненной силы, что хочется выпить ее всю без остатка. Мокрые от пота волосы пахнут словно увядающие цветы, приторно и ярко.

Мила вскрикнула, обессилено сползая на пол. Прямо посреди комнаты она увидела неясный силуэт с ужасным лицом и глазами навыкат, с кривой рваной усмешкой и острыми зубами. Она хотела кричать, правда, хотела, но горло сжал дикий страх, и из него доносились лишь сдавленные отчаянные хрипы. Каждая секунда человеческого ужаса делала его сильнее. Каждый судорожный вдох наполнял его эфемерное тело реальностью. Силуэт больше не дрожал, был четок и ясен, в два прыжка оказался возле девушки, длинные руки с тонкими пальцами вонзились в горло и давили изо всех сил.

Мила схватила ртом воздух, хрупкие пальцы не способны были разжать ледяную хватку, за несколько секунд она почувствовала, как ужасающий холод пожирает ее тело, а собственное тепло уходит куда-то вовне. Сердце бешено колотилось в груди, белки глаз покраснели от приливающей к голове крови.

— Я нашел тебя. Я нашел тебя. Я нашел тебя, — быстро шептал убийца, его широкий рот исказился в хищном оскале.

Последние крупицы жизни покидали девичье тело. Оно больше не болело. Все уходило, опускалось в непроглядную темноту, все случится даже раньше, чем закончится кислород в клетках. Мила больше не сопротивлялась. Все… В замке быстро повернулся ключ, Леха влетел в комнату, словно дикий зверь, и заорал что-то нечленораздельное. Он замахнулся, что есть сил, и в прыжке нанес удар монтировкой по голове соседа, опрокинул его на пол, остервенело и жестоко опуская свое оружие в студенистое тело. Тот кричал, визжал и хрипел, пытаясь отползти в свой угол, в спасительную темноту и холод. Но человек не пускал его, схватил за ногу, подтянул к себе и вновь нанес несколько размашистых ударов. Больно! Как же больно!

— Это я нашел тебя, ты, мразь! Сдохни! Сдохни!

Кости хрустели под напором металла, на пол лилась черная вонючая жижа. Леха ломал твари руки, бил по ногам, на его лице проступил жуткий оскал, пока монтировка вновь и вновь входила в мягкое тело мертвеца. Тварь лежала на боку, тонкие пальцы выворачивали доски паркета, пока, наконец, все не стихло. Скорчившись в луже собственной крови, убийца сипел и шептал какие-то одному ему слышимые слова. Последняя судорога заставила худое тело изогнуться и вздрогнуть, чтобы затем, кусок за куском, разложится на полу питерской коммуналки и навсегда уйти в темноту.

«У него все-таки был ключ», — мелькнула в голове девушки последняя мысль, прежде чем она потеряла сознание.

Сосед.

Мила сидела на диване в комнате Лехи, дрожащими руками сжимая чашку теплого чая. Горло нестерпимо болело, на коже чернели громадные синяки. Она смутно припоминала события последней недели и теперь, когда с глаз будто упала пелена, мозг по крупицам восстанавливал детали. Если бы кто-то рассказал ей о подобном, она бы хохотала как умалишенная, и потому никто и никогда, кроме нее и Лехи, не узнает, что произошло на первом этаже старенького домишки. Никто не узнает, каково это, ощущать дикий холод в самой сердцевине собственных костей и понимать, что умираешь, еще не расставшись с жизнью. А затем, погружаясь в неизмеримую пустоту, возвращаться обратно, к теплу и солнечному свету.

Мужчина мерил собственную комнату быстрыми шагами, делая глубокие и порывистые затяжки сигаретным дымом. Его все еще трясло, руки сжимались в кулаки, а на шее пульсировала крупная вена. Казалось, он все еще находится там, с монтировкой в руках, все еще наносит удары и неистово кричит, верша справедливую месть. Словно являясь его отражением в кривом зеркале, Мила спокойно пила чай и молчала.

— Ты прости, что сдал тебе такую комнату. Я пробовал мужиков селить, так этот гад на них вообще не реагирует, только всякая чушь снится. Баб ему подавай, — быстро проговорил Леха, не посмотрев на девушку.

— Мудак ты, — безучастно заявила она и сделала крохотный глоток.

Теплая жидкость провалилась в желудок, жизнь медленно, но верно возвращалась в измученное тело. Не было сил злиться. Не было сил бояться. В голове звенела пустота, прозрачная и ясная.

— Так ты ждал его?

— Да, — мужчина нервно закурил еще одну сигарету. — Нам эта хата досталась по наследству. Ну, моей покойной матери досталась от отца. Он жил тут, а как откинулся, так хата и опустела. Мы сразу заселились, обрадовались тогда очень. Хостел хотели сделать, — кривой смешок. — А потом Таська умерла. Я в комнату ворвался, когда эта сука ее душила. Хвать его, а он уже прозрачный. А жена мертвая. Так и сгинул в углу. Не успел тогда. Тринадцать лет отмотал на зоне за него. Это я потом уже узнал, что эта тварь тут не одну бабу извела, потому и не жил никто, только дед. А мать все обижалась на него, что в гости не звал, причитала, что старый хрен хату в Питере зажал и живет один в четырех комнатах.

С этими словами он протянул девушке старую, измятую по краям фотографию, с которой смотрела счастливая пара молодых людей. Раньше, много лет назад, во времена беззаботной молодости, Леха был другим, тогда еще просто Алексеем Антоновичем, ладным и крепким парнем с широкой улыбкой и непослушными, встрепанными волосами.

— А откуда ты знал, что успеешь в этот раз? — фото вернулось обладателю.

— А я и не знал. Сторожил тебя, думал, как синяки появятся, так уже скоро, у Таськи так было, сначала синяки по всему телу, потом слабость, ну и дальше… Дальше ты уже знаешь.

— И агента даже нанял?

— А кто к такому, как я, вселился бы?

Мила внимательно рассматривала мужчину, который выглядел гораздо старше своего возраста. Жизнь изрядно потрепала его, сделала глаза мутными, а движения дергаными. Он, конечно, не мог предвидеть все действия этого существа, и ему было плевать на последствия. Ненависть и жажда мести, вкупе с тринадцатилетним заключением выжгла все нутро, выдавила человечность по капле. Если копнуть глубже, приходило понимание, что этот Леха не так уж и отличался от призрака или кем тот был на самом деле.

Девушка поднялась на нетвердых ногах и, прежде чем покинуть комнату соседа, сказала:

— Ты же хозяин квартиры, да? Деньги верни мне, не то в ментовку пойду, а уж синяки они найдут.

Леха колеблется. Он неотрывно смотрел ей в глаза и отчего-то вспоминал, как она бесила его в первые дни своего приезда. Раздражала бесконечными и бессмысленными разговорами по телефону, постоянным смехом и музыкой в комнате. Он не трогал ее, старался не мешать, потому что хотел отомстить. Может быть, когда-нибудь, через много лет, Леха признается себе, что его злило собственное отчаянное желание прикоснуться к этой невинной молодости, снова почувствовать себя живым и новым, таким, каким он был до тюрьмы и каким уже не будет никогда. Мила не отводила взгляд. Это уже не та девочка, которую он обескуражил бесстыдным взглядом тогда, на кухне. Это взрослая женщина, в чьих каштановых волосах виднеются крупные седые пряди, и чьи зеленые глаза стали спокойными и холодными, словно бутылочное стекло. На припухшем лице не было видно и следа недавней истерики, она смотрела, молчала и читала душу Лехи как детскую книжку. Она словно видела, как он сидит в камере, перебирая события из жизни, которую уже никогда не вернуть, как он дрожащими руками, поздно ночью, скоблит ложкой обшарпанную стену и сжимает зубы от бессилия.

— Деньги верну, — хрипло сказал он, внезапно отводя глаза. — Ты же была там, за гранью, да? Ты что-нибудь видела?

Мила кивнула и улыбнулась, от нее веяло ледяным холодом. Может быть, этот невиданный монстр и вернул ей жизненную силу, но детскую непосредственность, веру в лучшее и свойственную только молодым беззаботность он унес с собой в темноту.

— Да, — тихо сказала она. — Только это секрет.

Источник

@темы: рассказы, сущности, не своё

---

Лето пришло

[Скрёб-поскрёб]

Дрожит руль под ладонями, пылит зажатая между картофельными полями июльская дорога. Солнце жарит, повиснув над сосновой рощей Грез.

— Эге-гей! — кричит Еремей, изо всех сил крутя педали. Скрипит несмазанная цепь, стрекочет по спицам пластиковый красный флажок, а с полей вторят ему вездесущие цикады.

Лето пришло. Теперь можно точно сказать: лето пришло. Два дня назад Еремей приехал в деревню на старом, вечно чихающем пикапе Мориловых. Всю дорогу от станции в голове роились восторженные мысли и мечты. Лето... Еще одно лето! Мимо проносились такие знакомые, такие родные дома. Заброшенная бензоколонка, тайное место встреч Клуба Четырех. Спрятавшееся среди зелени тополей унылое здание администрации в ста метрах от магазина «Рдукты». О, сколько Еремей повидает в этот раз! Проверит все свои древние закутки и закоулки. Обязательно наведается к Пяти Мостам, спрятанным в чаще Дядюшки Тома. Прогуляется по ночным полям в компании с Джекки Соломенная Шляпа, который вечно заикается и боится котов. Будет вставать рано-рано утром, чтобы взяв бамбуковую удочку в руку — уехать на ближнее озеро и ловить там окушков. А потом, когда вода согреется, купаться-купаться до того момента, когда не останется никаких сил. И вместе с Рианом Добрословом они будут валяться на песке и смотреть в небо, болтая обо всем на свете. Об инопланетянах и призраках, о коллекции вкладышей и школе, о любви и летних лагерях.

Риан едет чуть впереди, его велосипед очень стар, но у него замечательный спортивный руль — рожками-барашками, украшенными синей изолентой. Солнце блестит на загорелой спине Доброслова.

— Эй-е-ей! — кричит он. Пластиковое ведерко для рыбы висит у него на руле слева и качается из стороны в сторону. А бесстрашный велогонщик смотрит через плечо на Еремея и восклицает:

— Ты надолго к нам?!

— На целый месяц!

— О! Добро! Добро! Тобби на следующей неделе хочет поехать на дальние озера в Большой Поход! Ты как?!

— А его отпустят?!

— Кто же удержит Большого Тобби?! — смеется Риан.

Тобби, улыбчивого мальчика лет шестнадцати, действительно невозможно остановить. Если он за что-то берется, то это получается именно Большим, и всегда, абсолютно всегда остается в памяти до следующего лета. Родители Тобби так и не смирились с его затеями, пытаясь уберечь сына от придуманных опасностей, и потому иногда, у костра, создатель Клуба Четырех рассказывал забавные истории об очередном «сражении с родаками».

Но Большой Поход! О, как это будет здорово!

— Будем жарить сосиски и играть в карты! Да здравствует Большой Поход! — душу Еремея переполняет счастье. Все будет хорошо. И даже если Тобби опять посадят под домашний арест за день до путешествия — то ранним утром, еще до восхода солнца, мальчик все равно выберется из запертого дома через окошко, пройдет вдоль живых изгородей до дачи Риана, у которого в сарае стоит запасной велосипед, — и они вчетвером поедут на дальние озера, увозя в рюкзачках заготовленные вечером бутерброды, сосиски, спички и самый настоящий термос (подарок дяди Доброслова) с горячим чаем! А там, на дальних озерах, Джекки будет рассказывать про книги, которые читал, Тобби громко смеяться, а Риан задумчиво улыбаться, глядя на друзей.

Лето...

— Кто последний у пляжа — тот хвост дохлой кошки! — кричит Еремей, и Риан склоняется чуть ниже, бешено вращая педали. Он выигрывает. У самого пляжа Еремей почти догоняет загорелого приятеля, но Доброслов опережает его, тормозит, совсем как полицейские в американских фильмах, и как-то странно смотрит на Еремея.

— У меня нога сорвалась, — пытается оправдаться тот.

— Поехали на Звездочку? — говорит вдруг Риан, и Еремею становится страшно. По картине мира пробегает рябь, за которой нет лета. Словно помехи на экране телевизора.
Он дико боится этого изгоя среди озер. Мимо Звездочки проходит шоссе. Когда-то он там был. Когда-то он…

— Я не хочу… — вырывается у Еремея.

— Там доброго подлещика можно поймать!

В глазах Риана появляется непонятный огонек.

— Поехали, Еремей! Пожалуйста!

— Давай завтра? — там, на Звездочке, живет зло. Еремею стыдно признаваться в своем страхе перед приятелем, но ноги становятся ватными. Он готов на все, лишь бы отодвинуть час встречи с демонами темного озера.

— Надо сегодня, — очень серьезно говорит Риан и улыбается. — Струсил?!

Еремею хочется ответить: «Да!», но он знает, что никогда так не сделает. Вместо этого с губ срывается:

— Еще чего! А подлещик на тесто клюет?!

Еремей садится на велосипед и обреченно крутит тугие педали, направляясь к шоссе.

— Клюет! — Риан чудесным образом оказывается впереди.

***

Над озером носятся стрижи, иногда чуть не задевая воду. Еремей и Риан сидят на поваленном дереве, уткнувшись взглядами в поплавки. За их спинами вздымается склон, ведущий к шоссе и таящий в себе несколько темных уголков. По краям шумят кусты, скрывающие рыбаков от лишних глаз. У каждого в руках по пучку пахучей травы, которой они отгоняют комаров и противную мошкару. Не клюет. Жара загнала рыбу на глубину, и Еремей то и дело касается кончиком удилища своего поплавка, то притапливая его, то склоняя набок. Безмятежное озеро быстро гасит круги, расходящиеся по сторонам.

— Джекки вчера под домашний арест посадили, — делится Риан. — А еще его батя забрал шнур от магнитофона.

— Ого! — удивляется Еремей столь суровому наказанию. — А за что его так?

— Не знаю. Да только Джекки этой ночью на поле выходил все одно, картофельных воров с дедом Пантелеем гонял. Но вот магнитофон, по добру, зря. Он же собирался записывать хит-парад этого лета!

— Самый летний хит-парад! — хором воскликнули они любимую присказку Джекки и рассмеялись.

Наверху раздался шум колес, короткий гудок. Вниз по склону посыпались мелкие камушки. Приятели ненадолго замолчали, переглянулись и через пару минут уже весело вспоминали как Тобби и Джекки ругались в прошлом году о первом месте хит-парада. Джекки раскопал где-то странную музыку без слов, и говорил что это будущее, а Тобби уверял, что нет ничего сильнее группы «Кино». Еремею же нравились обе песни.

На пляж, метрах в трехста от рыбацкой засады, выехала большая машина.

— Смотри-смотри! — зашептал Риан, потянув приятеля за рукав. Еремей отвлекся от поплавка и посмотрел на черный, забрызганный грязью автомобиль. С водительского места выпрыгнул крупный мужчина средних лет с длинными седыми волосами, собранными в хвост. В сердце больно кольнуло. Еремей узнал водителя. Он не мог назвать его имени, и ему никак не удавалось вспомнить, где же он видел этого человека со стальными зубами (откуда?! Откуда он знает о его зубах?). В животе стало очень холодно и больно.

Незваный гость огляделся по сторонам, посмотрел на озерную гладь и открыл пассажирскую дверь. Еще раз обернулся и потащил наружу...

Еремей задохнулся, забыв обо всем.

Незнакомец подхватил тело подмышки и дотащил его до берега, затем столкнул в воду, еще раз огляделся по сторонам и зашагал куда-то вдоль озера, прочь от сокрытых кустами рыбаков.

— Что это, Риан? Что это? — прошептал Еремей. Но приятель не ответил. Мир словно повернулся. Дернулся и стряхнул с себя привычную реальность, в которой не было удочек, не было стрижей. По ту сторону озера дымил завод, и радужная пена грязных вод оседала на мертвых черных корнях прибрежных деревьев.

Здесь же не было и Риана. Поднявшись, Еремей как сомнамбула пошел к машине.
Когда он добрался до внедорожника — незнакомец вернулся. Теперь он сидел в лодке, неторопливо взмахивая веслами. Увидав Еремея, мужчина дернулся, но затем видимо узнал его и расслабился, продолжая заниматься своими делами. Подгреб к сброшенному телу, склонился над ним, держа в руках моток веревки. Седовласый хозяин внедорожника то и дело смотрел на Еремея, и в глубине его бороды таилась насмешливая улыбка стальных зубов.

Но откуда, откуда Еремей о них знает?!

— Что вы делаете?!— севшим голосом спросил он.

Седовласый перестал улыбаться, внимательно посмотрел ему в глаза, а затем, обвязав ногу скрытого под водой покойника, погреб прочь от берега. Там, на глубине, он привязал к веревке кусок тракторного трака и сбросил вниз. Булькнула вода, навеки приняв в себя мертвеца. Убийца закурил, глядя на Еремея, и вернулся на берег.

— А ты чего это... Очухался?! — спросил он.

— Вы... вы убили?! Вы убийца?

— Ну надо же... Очухался все-таки... — задумчиво пробормотал мужчина, покачал головой и погреб к заброшенному причалу. Еремей побрел следом. Ему было неуютно здесь, на холодном берегу, среди останков резины и ржавеющих бочек. У него болело в груди и ныло колено. На небе за плотными облаками едва угадывалось пятно солнца. Июль окончательно растворился.

— Это будет даже интересно, — проговорил убийца, не сводя глаз с преследующего его Еремея. Скрипели весла в уключинах, постукивало что-то о днище лодки. — Показать бы тебе щекотку, от греха. Ну да кто тебе поверит, Еремей-дурачок. Еремей-безумец. Слабак и трусишка. Твои дружки были сильнее.

Мир сжался еще больше. На пристани из прогнивших досок сидела, поникнув головой, фигурка, лицо которой закрывала широкополая заплесневевшая шляпа. Еремей понял, кто это.

— Пожалуйста, нет... — прошептал он.

Джекки поднял голову. Распухшее синюшное лицо едва ли не лопалось от скопившейся в теле воды. Вместо глаз чернели провалы, из которых сочилась слизь.

— Он поймал меня в поле. Ночью. Вы ждали меня у костра, а я не дошел. Он держал меня у себя в подвале неделю, прежде чем убил. Ты помнишь Николаевых у Северяг? Он каждый год снимал там дачу. А потом он привез меня сюда. Он всех привозил сюда. И привозит до сих пор.

— Я хочу назад... В лето... — проговорил Еремей. Глаза защипало, к горлу подкатил комок горьких воспоминаний. — Назад.

Убийца причалил, не замечая понурого Джекки. Привязал лодку к цепи, навесил замок и остановился, мусоля губами мятую сигарету.

— Может, все-таки пощекотать? А? Понимаешь меня, дурачок?

Сзади зашевелились кусты, послышалось тихое «Добро...». Риан с разрезанным горлом стоял у скрюченной березы и смотрел на Еремея. Старинный друг булькал кровью и сдавленно хрипел, пытаясь сказать что-то еще. Он был так не похож на Риана Доброслова, оставшегося в далеком июле очередным пропавшим мальчишкой. Мертвый мальчик показывал черными пальцами в сторону водителя внедорожника.

Убийца с притворной ленцой сошел с мостков и подошел к Еремею, глядя на него сверху вниз. Толкнул легонько в грудь.

— Ну так что, понимаешь?

Еремей отшатнулся, не сводя взгляда с Риана. Губы задрожали.

— Или опять потерялся, а? — продолжал мужчина. Он постоянно оглядывался по сторонам, словно боялся свидетелей. — Ау?

Следом за ними шел Джекки, и с рукавов рубахи капала на старые доски вода. Джекки Соломенная Шляпа, Ди-Джей Джекки… Четырнадцатилетний Евгений Куреев, пропавший там, в другом мире без июля, много-много лет назад. Первая жертва.

— Я хочу обратно... — опять вырвалось из груди Еремея. У него хриплый голос. У него другие руки. Он посмотрел на бледные ладони, на грязную и потасканную одежду. На правом запястье красовался зеленый браслет с вложенной запиской. Трясущимися пальцами он развернул бумажку.

«Здравствуйте. Меня зовут Еремей Савушкин, к сожалению, я очень болен и могу не понимать вас. Если вы видите, что рядом со мною никого нет, то, пожалуйста, отведите меня по адресу...». В горле щелкнуло, земля поплыла перед глазами, а на лбу выступил холодных пот.

— Ладно, дурачок. Живи, — улыбнулся стальными зубами расслабившийся мужчина. — Ты неинтересный. Твои дружки были вкуснее.

Словно кукла, Еремей побрел вслед за убийцей. Позади хлюпал Джекки, слева ломился сквозь кусты молчаливый Риан.

— Пошел вон, — оглянулся на него мужчина. — Уйди от греха! А не то все-таки проверю тебя на щекотку.

Еремей его не слышал.

У внедорожника, у пассажирской двери, стоял Тобби. Из вырезанных глаз сочилась кровь, бурыми дорожками рассекая его белое лицо на части.

— Ты помнишь тот день, Еремей? Ты помнишь? — пошевелил губами мертвый друг.
Еремей пошатнулся от черной волны памяти.

***

— Пожалуйста, не надо. Пожалуйста! Помогите! — слышен детский крик в темноте затхлого подвала. Здесь воняет гнилью и страхом. Сквозь узкую щелочку Еремей видит залитую солнцем лужайку «по ту сторону мира».

— Заткнись, щенок. Заткнись! А ты смотри, смотри! Вот что такое щекотка. Ты боишься щекотки? Боишься?! — он ненавидит этот хриплый голос невидимого человека. Ангела тьмы, схватившего их на дороге.

— Еремей, пожалуйста! Помоги!

— Тобби, не трогайте Тобби! — кричит Еремей, не в силах оторвать глаз от сломанного велосипеда Тобби, валяющегося у дороги и едва прикрытого грязным мешком из-под картошки...

— Заткнись, щенок! До тебя очередь дойдет. Я еще проверю тебя на щекотку! — Еремей не видел того, кто их схватил. Не видел. И не хотел видеть. Но он слышал, как клацали стальные зубы, вонзаясь... О нет, он не хотел об этом думать, не хотел!

Крик Тобби превратился в дикий вой, и Еремей вдруг шагнул в спасительное лето.

Сегодня же он вернулся. Спустя годы.

— Пусти нас, Еремей, — сказал Джекки. — Пусти.

Что значит «пусти»?

— Я не могу. Я…

Убийца остановился, обернулся. Тобби, переваливаясь с ноги на ногу, будто ему сильно натерло в промежности, подошел к мужчине и встал по левую руку от него. Еремей чувствовал взгляд Миши Тоббова. Это был его прежний, такой знакомый взор, вселяющий уверенность в праведности любых проделок.

— В озере становится тесно, — вместе со словами изо рта Тобби стекает черный ил.

— Я не хочу…

— Чего ты бормочешь, а? — убийца скрестил на груди руки. Облизнулся нервно, посмотрел по сторонам. Где-то наверху шумело шоссе. Гудели дикие механизмы загадочного завода на той стороне озера. Пахло грязью и затхлостью умирающего водоема.

Озера — хранящего совсем не детские тайны.

— Ты их не видишь? — спросил Еремей у мужчины. Тот усмехнулся, махнул рукой и попытался сесть в машину.

— Стой! Разве ты их не видишь?

Убийца обернулся, совершенно не замечая окруживших его мертвых мальчиков.

— Знаешь, — спустя паузу произнес мужчина. У него был приятный, глубокий голос. — Все эти годы я наблюдал за тобой. Это возбуждало. Ты единственный, кого я отпустил. Маленький безумец, которому пришлось наблюдать за тем, как я играюсь с его дружком, как топлю эту слепую тварь. Ты тот, кто знает правду. Это действительно заводит. Стоишь в очереди за молоком, с бидоном, посреди этих тупых свиней и коров, не знающих ничего кроме жратвы и отдыха, и слушаешь их разговоры.

Он залез в карман и вытащил оттуда мятный леденец. Развернул обертку, не сводя глаз с Еремея, и отправил конфету в рот, а затем радушно улыбнулся:

— Они любят поговорить, поверь. Например, о Еремее Дурачке. О его тетке, что привозит бедолагу каждое лето, и тот бегает по дорожкам, словно он все еще ребенок. Слушаешь, смотришь — и знаешь правду. Знаешь что этот вот дурачок единственный, кто может показать на тебя милиции. Единственный, кто знает больше всего этого быдла, до сих пор убежденного, что мальчики утонули. Что девочка сбежала в город, что мужчина переехал к любовнице, что женщина ушла во все тяжкие. Это восхитительно, наблюдать за ними и знать, что этот вот дурачок видел гораздо больше чем они. Что обо всех тех мертвецах знает кто-то еще, кроме меня. Но сейчас, я смотрю, что ты стал слишком болтлив.

Он вытащил из машины бейсбольную биту.

— Мне кажется, теперь я все-таки рискую, отпустив тебя. Так что пора присоединиться к друзьям, малыш. Спустя двадцать лет….

— Дай мне руку, — говорит Тобби и протягивает обглоданную стальными зубами кисть.

— Дай мне руку, — хлюпает Джекки.

— Добро… — хрипит Риан.

Еремей зажмуривается. Он не понимает, чего хотят его друзья. Он не понимает слов убийцы. Но протягивает в сторону мертвецов трясущиеся руки и чувствует, как его касается холодное, мерзкое, тягучее нечто. Как немеют пальцы, и ледяные волны распространяются по телу.

Еремей падает на колени, чувствуя, как режет горло жуткая память, как горит в паху, и жгутся огнем глаза, как легкие наполняются водой. Открыв глаза, он видит, что его руки сами перехватывают биту убийцы. Сейчас он Тобби, он Джекки, он Риан, но никак не Еремей. Он отмщение мертвых и беспомощных детей.

Глаза мужчины расширяются в изумлении и ужасе. Изо рта Еремея стекает ил, а глаза переполняют кровавые слезы. Убийца пятится, спотыкается и падает возле своего автомобиля. Пытается отползти прочь от приближающегося к нему Еремея-Тобби-Джекки-Риана.

— Кто ты? Мать твою, кто ты такой?!

Из темного озера выходят мертвецы. Один за одним они настигают Еремея. Он становится Светой и Николаем Дмитриевичем, Машенькой и Еленой Петровной. Он впитывает в себя каждую жертву, обрастая их чертами и ранами. Тело рвется на части от невыносимых мук. Но боль скоро должна уйти. Еще секунда, еще две. Руки Еремея все ближе к убийце.

Все меркнет. Мир становится черно-красным, на грязь внедорожника липнут алые капли, и дикий визг умирающего мужчины бьется в оврагах и повисает над затхлой водой. Где-то наверху шуршат колеса пролетающих мимо автомобилей. Гудит по ту сторону Звездочки завод.

Крик превращается в бульканье. Еремей чувствует теплое и мокрое в своих руках, отбрасывает его прочь. Ему хочется плакать, хочется забыть обо всем, что он вспомнил. Он смотрит в небо и видит, как солнечный луч прорезается сквозь угрюмое небо. Он хватается за него взглядом, чтобы оторваться от зрелища растерзанного голыми руками мужчины со стальными зубами.

С каждой секундой свет становится все ярче. Все нестерпимее. Еремей улыбается.

***

— Поехали отсюда, — говорит Риан. Он выглядит довольным, несмотря на отсутствие поклевок. — Недоброе тут все. Надо на ближнее. Зря я тебя сюда вытащил.

Еремей сидит на бревне, уставившись испуганным взглядом на поплавок. Ему почудилось? Ему показалось?! В горле сухо, словно в африканской пустыне.

Ну, конечно, показалось! Жара! Напекло голову и все.

От этой мысли хочется улыбаться и кричать во все горло от радости. Одна простенькая идея — и мир становится прежним. Среди кувшинок играет рыбешка, от лилии к лилии носятся стрекозы. На далеком пляже стоит черный и большой автомобиль. Наверное, кто-то из соседней деревни приехал. Но клева тут нет, Риан прав!

Еремей сматывает удочку, тщательно, и непонятно зачем, моет руки, а затем идет к велосипеду. Риан ждет его наверху, смотрит испытующе и настороженно улыбается:

— Скоро Большой Поход! Вот там мы оторвемся! Ух!

Что-то в этих словах кажется Еремею неправильным, но он старательно гонит прочь странные мысли. Он умеет не думать о плохом. У него такой дар.

— Это если Тобби отпустят, — с трудом говорит он.

Взгляд Риана теплеет, друг оглядывает приозерные заросли, задержав взгляд на машине. Касается рукой горла, будто оно у него заболело.

— Кто же его удержит… — произносит он, наконец.

Июль продолжается.

Автор: Юрий Погуляй

@темы: дети, рассказы, не своё, серийные убийцы, мертвецы

---

Alessandro Zannier

[di carne e sangue]

Храм сидящих в интернете – 2009

+8

Химера 7 – Little Boy – 2015

Химера 1 – Искусство войны, 2013

Химера 2 – Вечная молодость, 2013.

Химера 3 – Утопия стабильности, 2014.

Химера 4 – Утопия цивилизации, 2014.

Химера 5 – Утопия вечного роста, 2014.

Химера 6 – Утопия соперничества, 2014.

Источник.

Вопрос: Любопытно мнение аудитории.

1. Местами крипануло.		81	(32.02%)
2. Местами понравилось.		119	(47.04%)
3. Неинтересно.		53	(20.95%)
Всего:		253 Всего проголосовало: 212

@темы: голосование, не своё

---

Город

[Tan Ayran]

Не знаю, насколько это жутко, но я пытался

@темы: картинки, своё, сущности

---

[анонимный комментарий]

Аноны, нид хелп!
Какие самые страшные крипи вам вспоминаются?
Ребенок идет с друзьями в поход с ночевкой, в программе страшилки у костра. Нужны такие истории, которые может рассказать подросток 14 лет аудитории возраста 12-14. То есть тема секса сразу мимо и сложнозапутанные истории тоже мимо.
Любые страшилки, которые реально вас напугали, отдельно очень благодарна буду за крипи на природе.
Помогите запугать детишек так, чтобы всю ночь от любого шороха тряслись в палатках

@темы: дети, вопрос, рассказы, детские страхи