[Alice_Gustaw]

Сегодня вечером, в пятницу 29го, нас с вами ожидает путешествие в самые страшные сны, самые жуткие фантазии и самые опасные игры воображения. Крипи-тайм, господамы. С десяти вечера по московскому времени мы окунёмся в мир страшных историй. Готовьте кирпичики.
На волне с alice.gustaw

плейлист тут(качаем, запускаем в плеере, как плейлист) jr-broadcast.net:8000/live.mp3.m3u
слушать в браузере тут jr-broadcast.net:8000/live.mp3

Господамы, в эфир можно будет ЗВОНИТЬ и рассказывать душещипательные и жопораздирающие крипотульки, которые с вами случались.
Звоним через скайп по этой ссылочке!

@темы: картинки, ссылки, своё, рассказы, жуткий саунд

---

Эверест

[Элайджа Бейли]

Не знаю, попадает ли это под формат сообщества, но лично меня припугнуло.

На вершине Эвереста находится около двухсот трупов, поскольку транспортировать их практически невозможно - во-первых, это рискованно, во-вторых, экспедиция на вершину стоит от 25 000 до 60 000 долларов.
"Смертельная зона" находится примерно на высоте в 26 000 футов (почти 8 километров). На такой высоте воздух становится очень разреженным, из-за чего на человека нападает состояние замешательства и сонливости. Причиной смерти чаще всего является холод: альпинисты засыпают и замерзают насмерть.
Трупы остаются в одних и тех же позах и частенько служат для путешественников ориентирами. К примеру, это тело называют "зелёные ботинки":

Иногда альпинисты натыкаются на людей, которые умирают и просят о помощи, но живые не могут позволить себе помочь - это может повлечь за собой и их гибель тоже.

ссылка на англосайт с фотографиями

@темы: картинки, ссылки, это случилось на самом деле

---

История №1. "Странное Рождество"

[Fujiwara Sayuri]

Сообщество – настоящая находка, три ночи подряд запоем зачитывалась, без еды и воды
Признаться, никогда не увлекалась крипипастами в связи с надуманностью большинства, но если речь идет о правдивых историях, тут уж за уши не оторвать.В свое время даже собирала такие, заносила в вордовский файл на протяжение 7лет, пока жесткий диск благополучно не отдал Матрице «душу». С удовольствием воспроизведу часть из них здесь, но, достоверности ради, ограничусь лишь теми,очевидцем которых или сама стала, или услышанные от лиц, заслуживающих 100%доверия. Большинство историй связано или с моей семьей, или с домом, в которым живу уже 8 лет, или с близкими друзьями семьи. Справедливости ради, замечу, что являюсь большим скептиком и, несмотря на увиденное до, не поверю ни во что, пока не ткнут носом. Видимо эта черта и служит причиной, почему мой нос, с благоволения судьбы, с детства пребывает в самых неожиданных местах без моего на то особого желания. Сразу оговорюсь, никогда не умела ни писать, ни рассказывать страшные истории, поэтому сразу делаю акцент на детальное описание увиденного, а не на антураж. Прошу прощения за столь долгое и нудное представительное вступление, перехожу, собственно, к первому рассказу.

"Странные праздники... что-то меня знобит от этого веселья"
(с)

Простой русской душе (в данном случае – украинской, но разницы особой нет), для хорошего времяпровождения в дружной компании не нужно особого повода. А если уж и с этим все складывается, так вообще, любо-дорого собраться и погудеть. Моя семья – обычные люди, не шибко верующие, но и не ярые атеисты, скорее, мы с уважением и терпимостью относимся к любым человеческим убеждениям, если это не отравляет нам жизнь и не приносит в мир еще больше насилия.Мы крайне гостеприимны и наши двери всегда открыты для друзей, друзей наших друзей и всевозможных посиделок. Тем не менее, церковные праздники (Рождество,Пасха) мы с некоторых пор не отмечаем и не пускаем к себе никого на порог в эти дни, стараясь прожить их как можно тише.

Все свое детство, сколько себя помню, мы переезжали с одной съемной квартиры на другую, не задерживаясь нигде дольше 2-х лет, в среднем –полгода-год. И так вплоть до моего пятнадцатилетия.Никаких мистических причин для столь частой смены места жительства не было,обычные бытовые вопросы: то хозяева квартиру продают, то у нас появилась собака, наличие которой их не устраивает, то просто доводят до белого каления еженедельными визитами с проверками и тотальным шмоном. Соответственно, и друзей особых у меня тоже не было, чаще всего я их попросту не успевала завести. Единственным местом, где таковые водились – был бабушкин двор, в котором я росла до семи лет, пока и она оттуда не съехала. Таким образом прикрылась единственная «лавочка с друзьями» и хватило года, чтобы я откровенно приуныла. Глядя на аутичный образ жизни своего драгоценного чада и его откровенные страдания по этому поводу, матушка решила осчастливить меня – сняла квартиру в том же дворе, только в доме напротив. Как-то все очень здорово сложилось тогда: надо было быстро съезжать, ибо квартиру, где мы жили до этого, неожиданно продали, а тут и цена ниже некуда, и против кота с собакой никто не возражал, да еще и садик для сестренки хороший рядом (в который я же и ходила раньше), и лица все знакомые (как-никак, мама сама в том дворе выросла). В общем, через три дня, ясным ноябрьским выходным утром, я уже во всю жала на звонок квартиры лучшей подружки и счастью моему не было предела.

Квартира была типичной хрущевкой, двухкомнатная, на пятом этаже, с гигантскими тараканами, неисправной сантехникой, обветшалой мебелью и выцветшими обоями. Поселили меня в гостиной, проходной комнате, в спальне же обустроились мама с годовалой сестрой (папа на тот момент плавал по 9-14 месяцев, так что жили мы, можно сказать, втроем, не считая животных). Пока мама приводила в порядок жилье (меняла обои, сантехнику, травила насекомых), я целыми днями с сестрой и псом гоняла по дворам в поисках приключений. И вот, наступило Рождество, матушка как раз накануне ремонт закончила. Уже не помню точно что там было, помню, что бегала несколько дней по колядкам и сосед взял меня на службу с собой. Поскольку до этого в церкви я была только на крещении сестры, для меня это было крайне увлекательное и непознанное доселе мероприятие. По возвращению домой, не прошло и двух часов, как начался сильнейший пожар, в результате которого мы все втроем едва не погорели,единственные, вместе с соседкой этажом ниже, не выбравшиеся вовремя. Соседка умерла до приезда пожарников. Две недели потом жила у бабушки, пока разбирались с проводкой, отмывали гарь и переклеивали обои заново. С тех пор вплоть до весны в квартире не было особых происшествий. Так, по мелочи: то дверца шкафчика хлопнет, то вещь куда-то задевается, то стул сдвинется. Это было и раньше, на других квартирах, и уже воспринималось как нечто само собой разумеющееся. Единственной досадой были периодические самопроизвольные повороты кранов, тотально затапливающие соседей снизу, за что нас, собственно, очень быстро невзлюбили. Тем не менее, тенденцию тогда еще не смогли отследить. И вот, наступает Пасха. И снова сосед приглашает меня на службу, да еще и посвятят мне там куличи и писанки, которые мы с мамой так кропотливо расписывали… ясное дело, что помчалась я туда вприпрыжку. Далее, как и положено, все собрались у нас и отметили чудесное воскрешение бурным застольем.

Сейчас уже не могу сказать, началось ли это сразу или прошло несколько дней. Первым звоночком была сестра: никогда не боявшаяся темноты и одиночества, она начала плакать, стоит только выйти за порог спальни. Через пару дней дикий крик и истерические конвульсии начинались, стоило её только поднести к дверям. Это не были капризные детские слезы, нет. Это был испуг,плач ужаса самый настоящий, но никто не мог понять причину её беспокойства. Так длилось какое-то время, пока мама не заметила, что за все это время сестра никогда не плакала лёжа – она всегда стояла зареванная в кроватке, вцепившись в прутья, отчаянно пытаясь из неё выбраться. Более того, она постоянно с опаской поглядывала на одно и то же место возле стены (разумеется, пустое), тыкала в него ручонкой и кричала еще больше, явно не зная как описать то, что её так пугает. Тогда же, не могу сказать точно откуда, в её словарном запасе и появилось слово «бабайка». Иногда «бабайка» перемещался по комнате, судя по направлению её руки, но при нас никогда ничем не выдавал свое присутствие. Разумеется,детскую истерику всерьез не воспринял никто, мало ли что она по телевизору увидела или что рисует детское воображение. Мама стала брать её с собой в кровать, не выпуская её всю ночь из объятий, чтобы ей было спокойнее. Но и это не помогло. Сестра поначалу засыпала, но ночью снова начиналась истерика,вжимания и цепляния в маму и дерганье ногами со словами сквозь слезы: «Уйди,бабайка!». Как рассказывала мама, в какой-то момент тогда ей и в самом деле показалось, что ребенка кто-то дергает за ноги, так как она в буквальном смысле едва не выскользнула из её рук вниз, как если бы её протащили по постели. Единственное, что я заметила – днем, за закрытой дверью спальни, в просвете между ней и полом иногда была отчетливо видна тень двух ног, как если бы кто-то стоял по другую сторону и прислушивался.Помню, я на цыпочках однажды подкралась ближе и хотела прильнуть щекой к линолеуму, чтобы посмотреть, но пока наклонялась, ноги медленно утопали в сторону шкафа, прочь из поля зрения. Мама и раньше сталкивалась с разным-всяким, но с таким – впервые, и не нашла ничего лучшего, как вызвать священника,чтобы освятил квартиру. Сказано-сделано. Не помню точно что происходило тогда,помню только, что дядька с огроменным крестом на груди не задержался у нас дольше пятнадцати минут и выбежал из дома весь взмокший, так и не закончив. Теперь я понимаю, что этим мы сделали только хуже. На следующий день, пока я гуляла с собакой, а мама кормила сестру на кухне, на её глазах с посудной полки вылетает тарелка, описывает круг почета по кухне и падает в собачью миску (у нас был немецкий дог, так что миска была внушительных размеров и стояла на табуретке), после чего снова вылетает оттуда и летит аккурат матери в голову. Благо, будучи мастером спорта по фехтованию и обладая впечатляющей реакцией, мама вовремя увернулась и посуда разбилась о стену над головой. Наступила пауза, за время которой матушка переваривала что только что произошло, сестра сидела с раскрытым ртом, а неизвестный, видимо, раздосадовано чесал репу. Потому как в следующий миг на них осыпался град из всевозможных чашек, стаканов, тарелок и даже кастрюли с молоком, стоявшей на плите. Быстро ухватив ребенка, мама выбежала из кухни и захлопнула дверь, а через минуту – и входную. С улицы по-прежнему был слышен звон бьющейся посуды, лязг вилок и ножей. Погуляв какое-то время (а заодно выцепив меня с собакой и вручив мне сестру вдовесок), мать все же решила вернуться. Дома было тихо,разве что на кухне погром с тысячами осколков и перевернутыми стульями. В течение двух дней мы съехали.

Задумываясь сейчас, до сих пор не могу сказать что точно там было. Сестра помнит детский страх, но не помнит кого же именно видела. Кто бы то ни был, сгоревшая соседка или полтергейст, привязано оно было именно к ребенку, как мне кажется. Может, из-за её детской восприимчивости, а может и по более страшной причине. Сейчас, когда она уже подросток, мне до сих пор кажется, что какая-то невидимая сила неустанно следует за ней и притягивает к ней самые нелепые неприятности.

С праздниками мы стали осторожнее. Но прежде, чем понять это окончательно, пришлось пережить еще одно Рождество и Пасху. Весной следующего года, опасаясь прошлогодней истории, мать наотрез отказалась отмечать Пасху дома и они с отцом пошли в гости. Вернувшись ночью домой, отец в темноте наклонился снять ботинки и в это время мать включила свет в коридоре. Как-то так совпало, что именно в эту секунду отец поднял голову и столкнулся нос к носу с черной фигурой, которая нависала над ним. Тень тут же ушмыгнула куда-то в потолок, а папа так и остался стоять в позе «зю» с открытым ртом,приговаривая «Да-а…». В последующие несколько недель я иногда просыпалась ночью от непонятного ощущения, словно кто-то на меня пристально смотрит. И обнаруживала у подножья кровати ту самую фигуру, которую описывал отец. Это было нечто вроде мужчины, под два метра ростом, с широкими, даже несколько квадратными, плечами и короткой шеей. Оно стояло на фоне окна, так что силуэтом его можно было налюбоваться вдоволь. От него не веяло страхом, скорее, каким-то унынием… Оно молча стояло и просто смотрело, но ощущение было, что из тебя вытягивают душу, оставляя лишь пустую оболочку: полная скованность, неприятный холодок по ногам, словно скольжение шелка, и чувство медленного опустошения внутри с мерзким посасыванием в подложечной области. Разум был окутан туманной дымкой, как будто все еще находишься в полусне и все рефлексы, чувства притуплены. Так и проваливалась обратно в сон, а на утро именно за него и принимала ночное происшествие. Пока не оказалось, что с матерью творится то же самое. Может, и с отцом было, но он по обыкновению так спал,что можно было хоровые репетиции устраивать у него над ухом - даже не шелохнется. Переждали – прошло.

А следующим Рождеством к нам неожиданно нагрянули друзья,приехавшие из другой страны. И как мама ни уговаривала их не пить, не шуметь,веселье шло полным ходом. Последствий не было. Вот только, стоило начаться застолью, моя молодая и абсолютно здоровая догиня неожиданно начала чахнуть на глазах. Был вызван ветеринар, который, осмотрев её, только развел руками и не нашел патологии. А гости не уходили.. так я и проревела в подушку полночи, пока не заснула, а она лежала возле моей кровати, выбегая из комнаты только при очередном приступе кровавой рвоты. Ушли они около 3-х ночи. Около четырех утра проснулась от того, что собака вылизывала мне руку и снова вышла из комнаты.Через полчаса я обнаружила её на подстилке, еще теплую, но уже бездыханную.
С тех пор все гости идут темным лесом, стоит имтолько появиться на пороге с алкоголем и весельем в эти дни.

@темы: своё, сущности, это случилось на самом деле

---

15 лет

[mmuha]

Однажды ты проснешься прибитый к инвалидному креслу гвоздями.

Ты абсолютно ничего не будешь понимать. Тьма. Затем появляется, Он, в маске. И не говорит ни слова. Выкатывает тебя на кухню, где ты видишь своих усыпленных родственников и, возможно, свою девушку. Он берет топор и перерубает вены, скажем твоей матери. Ты видишь как хлещет кровь, но ничего поделать не можешь, и это вызывает в тебе крайнее отчаяние. Деловито управляясь с топором, Он разделывает тела твоих родственников, на твоих глазах. Затем разогревает сковородку.

Следующие полтора месяца, ты питаешься только мясом своих родственников.

Но вот незадача, мясо твоих родных заканчивается. Что же делать? У Него есть на это ответ. Ножовка. Ведь тебе всегда мешали эти ноги? Он вкалывает тебе местное обезболивающее, что бы ты мог видеть, как Он ампутирует твои ноги. Как ножовка застревает в кости, и ему приходится напрягаясь ломать кость. Он не торопится с разделкой мяса.

Отрезает от твоих ног по равному блину, и скармливает тебе каждый день. Всеравно скелету вроде тебя, больше не нужно.

Затем наступает очередь рук.

На такой диете, Он держит тебя пару недель.

Последний кусочек твоего тела, сковорчит на сковородке. Он что-то напевает себе под нос. Ложечку за ложечкой скармливает тебе твои руки. Но что происходит? Впервые за полтора месяца тебя сдвигают с места. Он ведет тебя к твоему самому худшему врагу.

Твое отражение. Господи, как же тяжело видеть, что твое некогда прекрасное тело, теперь всего лишь мешок дерьма и мяса! Он все напевает себе этот идиотский мотив. Берет шприц с чем-то. Вкалывает тебе в лицо. Оно как-то сразу немеет. Ты видишь в его руках хорошее долото и нож. Он подносит долото к твоему носу. Приставляет. Аккуратно прицеливается. Удар! ты слышишь хруст твоих костей. В зеркало видно как он отрубает твой нос! Твой! НОС! Он хорошо поработал над тобой. Теперь у тебя нет ни ненужного носа, ни губ, ни щек, ни ушей. Твое отражение глядит на тебя с дьявольской ухмылкой, намекающей тебе что дороги обратно нет. Боже! Ведь он делал это, специально что бы ты увидел каждый момент, своего обезображивания.

Он щелкает зажигалкой, ты слышишь за спиной смутно знакомый звук горящей паяльной лампы.

Вот так! Несколько ловких движений, и вся растительность на твоем теле удалена. Портрет почти закончен!

Его руки поднимают тебя как куклу. Он выносит тебя в другую комнату. Вешает на каком-то устройстве. Перед тобой зеркало, дабы ты мог видеть себя в полный «рост». Он берет скальпель и резинку. Что же он будет делать дальше?

Ну ладно тебе, ведь член доставлял тебе одни только неприятности. Всего-то и делов, подрезать тут и там. В руках мастера не будет никакой крови.

Ах, да, видно как он спохватился! Как же так! Он забыл об этом! Ну ничего, сейчас все исправим. Надрез, вот так, по кругу. Прижечь немного. Вот и все, теперь у тебя нет и языка. Последний штришок, так, он выбивает остатки твоих зубов молотком. Ну кому они теперь нужны, подумай?

Видимо, Он хорошо подготовился. Под марлей лежат какие-то штыри и длинные иглы. Вот три шланга, а вот какие-то ремни. Тут не обошлось без тренировок. Методично, он протыкает твое тело в разных местах штырями. Хорошо дезинфицирует.

Странно, ты не умираешь. Наверное, он знает как проколоть, так, что бы ты не умер. Веселье только начинается.

Ну не надо плакать! Признайся себе, ты всегда хотел попробовать вставить что-то в свой анус. В нашем случае, это всего-то кусок шланга. Второй такой же прилажен, на место твоего члена. Третий он деловито проталкивает в твою гортань. Вот теперь-то не нужны никакие туалеты и ванные, какая красота!

Но для чего же нужны эти длинные иглы? Что? Он вводит тебе их прямо в уголки глаз. Наверное хочет добраться прямо до мозга.

Тебе все равно, ведь так хочется умереть.

Но. Ты еще жив? Что это!? Он переключает какой-то тумблер.

Как… больно…

Кажется каждая клетка твоего тела, испытывает неимоверные страдания.

Он хлопает в ладоши. Дело сделано.

Он снимает тебя с подвески. Спускается, с тобой куда-то в подвал. Снова вешает тебя. Как темно, только тусклая лампочка горит. Присоединяет шланги к каким-то кранам. Провод, идущий из твое головы, в какое-то гнездо. Все напевает эту мелодию... Отходит чтобы осмотреть свое творение. Идет к двери. Оборачивается. И ты слышишь первые слова от Него, за последние два месяца:"Через 15 лет. Я скажу тебе почему это сделал."

Ты уже не помнишь что такое свет. Ты не знаешь какое сейчас время суток, время года. Да ты даже не знаешь какой сейчас год.

Все что ты помнишь... Боль. Она не прекращалась ни секунду, с того момента как он вышел и погасил свет. Периодически она спадала, чтобы накатить снова жуткой волной.

Тебе не нужно есть. Тебе не нужно справлять нужду.

Только Боль и Ты. Ты и Боль. И один вопрос.

Который заполонил все то, что когда-то было твоим сознанием.

ЗА ЧТО?

Но вот , внезапно, боль прекратилась. Ты умер?

Нет, вроде все еще дышишь. Если бы ты мог видеть, то ослеп бы от такого яркого света.

Он вошел. Всеми остатками мышц подаешься вперед, чтобы услышать, что Он скажет.

"Я... Я сделал это просто так... Потому что мне захотелось."

=-=

С этими словами, ты захлопываешь дверь к Обрубку, выключаешь свет, и вкручиваешь переключатель боли на максимум.

Напевая свою любимую песню "Somewhere beyond the sea", поднимаешься на второй этаж своего дома, чтобы провести ночь в компании двух проституток и вина Шардоне.

Обрубок в агонии. Ты потратил 15 лет жизни не зря.

Жизнь удалась.

@темы: безумие, рассказы, не своё, серийные убийцы

---

[Danny Ocean]

На свой страх и риск...

@темы: картинки

---

[vei]

Ночь. На улице никого. Фонарей нигде нет. Поэтому я еле различаю что-то в этой темноте. Меня кто-то держит за руку. Я не знаю этого человека и не вижу. Держит крепко очень. Недалеко от нас находится какой-то подземный переход. Нам нужно идти и единственный путь - этот переход.
Мы недолго молчим, затем начинаем медленно спускаться по лестнице. Там ещё темнее. Мне становится очень страшно. Так страшно, что я еле иду, так дрожат ноги, руки, всё тело. Человек, который идёт со мной и держит меня за руку, будто ничего не замечает. Всё так же крепко держит мою руку. Но я и не думаю вырываться. Я чувствую, что моя рука в безопасности. Мы спускаемся очень медленно, чтобы не споткнуться.
Вдруг я услышала какое-то шуршание или движение в переходе. Там, в темноте. Мне стало ещё страшнее. Человек спокоен, ему приходится чуть ли не тащить меня в переход, потому что я сама не могу идти. Спускаемся. Я замечаю на стене выключатель. Взволнованным, прерывающимся шёпотом говорю этому человеку: "Включи свет, включи, пожалуйста. Скорей же, включи свет!" А он мне спокойно и громко отвечает: "Какой ещё свет? Мы в переходе. Нельзя". По голосу поняла, что парень какой-то. Но я его не знаю, голос мне не знаком. Я трясу его за руку. Показываю выключатель. Всё-таки включил свет. Лампы осветили только лестницу до конца. Дальше - темнота. Мне стало немного легче, но всё равно очень страшно. Прошу парня: "Когда мы спустимся, ты и там включишь свет. Правда же?" Он мне на это ничего не ответил.
Мы спустились и шагнули в темноту. Я чувствую, что парень потянул меня за собой к стене - ищет выключатель. Снова какое-то движение. Только на этот раз совсем рядом. Выключателя всё нет.
Вдруг парень отпустил мою руку. Я стала искать его в темноте, "ощупывать" руками воздух. Стоял же только что рядом. Нет никого, вокруг пустота и темнота.
Неожиданно - крик. Кричит этот парень. Страшно кричит, громко. Я замерла. Стояла так несколько минут. Еле дышу, не могу пошевелиться от страха, да и не очень-то хочется. Кажется, в темноте я могу спрятаться. Наступит утро и я смогу уйти. А пока - не шевелиться, не дышать.
Неожиданно что-то с силой выталкивает меня из темноты на лестницу. Я не смогла удержаться на ногах и упала на ступеньки. Стараюсь вглядеться в темноту, увидеть что или кто там. Через секунду появляется нечто. При всём желании я не смогу это описать. Я тут же закрыла глаза руками. Это нечто подошло близко-близко ко мне. Шуршит вокруг меня, издаёт странные звуки, царапает что-то...
Когда я открыла глаза, то чувствовала только боль. Я не могла пошевелиться. Любая попытка - невыносимая боль. Больно даже дышать. Уже было светло. Я лежала на той же лестнице и могла видеть только стену перехода, свои волосы, которые не могла убрать с лица, и огромную лужу крови.
Я закрыла глаза. Меня больше нет. Нигде нет.

@темы: сновидения, своё

---

Тайны брошенного здания

[Скрёб-поскрёб]

В Красноярске была такая очень богатая организация: «КАТЭКуголь». В конце 1980-х организация решила построить себе не какое-нибудь, а высотное здание, да еще в таком месте, чтобы все его оттуда видели, со всего города. Строить начали круглую башню высотой аж в 22 этажа. Построили каркас, возвели основные конструкции, пора переходить к отделочным работам… А тут – раз! И 1991 год.

«КАТЭКуголь» мгновенно перестала быть очень богатой организацией, и заканчивать работы ей стало совершенно не на что. Так и торчит до сих пор эта замечательная башня 22 этажного, но недостроенного здания посреди города безо всякого толку. В это здание очень полюбили лазить, во-первых, влюбленные парочки – выше второго этажа здесь полезет только тот, кому самому очень надо, и молодые люди оказывались практически в полной безопасности – никто подсматривать не будет.

А второй контингент понятен – это всякие темные личности, которым выпить особенно негде. Их вообще привлекают стройки, незаконченные строения, склады, строительные площадки, и понятно почему – тут легче затеряться и всегда валяется много всякого, на чем можно удобно присесть и поставить все, с чем пришли.

Но давно уже здание совсем не популярно у красноярских влюбленных и еще меньше популярно у красноярских бичей и пьяниц.

Началось, насколько мне известно, с осени 1995 года. Тогда мимо одной парочки, уютно пристроившейся на площадке четвертого этажа, со страшным криком пролетело что-то тяжелое и с грохотом упало. Молодые люди кинулись спасать упавшего, но никого внизу не обнаружили и сочли за лучшее уйти подобру-поздорову.

И это было только начало, потому что через две недели у одной девушки так вообще случился выкидыш. Она, бедная, мирно целовалась с будущим папой и никому ничего плохого не делала, когда где-то в черном провале, в шахте, предназначенной для лифта, высоко над ней раздался и стал приближаться, нарастать ужасный крик и вой. Кто-то пролетел мимо бедной Томочки, лязгая чем-то железным, высекая искры из стены и дико сверкая глазами, а вокруг него летели увлеченные им кирпичи. Не успел будущий папа вытащить будущую маму из проклятого здания, как начались преждевременные схватки.

В народе это явление стали называть «монтером Петровым». Как будто какой-то монтажник-высотник и правда погиб на высоте: сорвавшись с самой верхушки стройки, он пролетел в шахте лифта всю высоту здания и разбился насмерть. Ходят слухи, что в свое время, при строительстве здания, эту историю скрыли, чтобы у дома не появилось плохой репутации, и вывезли труп только ночью, а всем свидетелям хорошо заплатили за молчание. Но все это только слухи, а явление, судя по всему, существует. С особой, у которой приключился выкидыш, я лично знаком – эта девушка когда-то ходила на занятие моего археологического кружка.

У бродяг здание потеряло популярность по совсем другой причине. То ли у них нервы покрепче, то ли «монтер Петров» падает только для тех, кто проходит в самые глубины здания. С любителями выпить разбирается другой, некий «сторож Иванов». По легенде, какой-то сторож и правда был убит в вагончике при здании «КАТЭКугля» – охранял строительные материалы, в том числе струганые доски и даже электрические лампочки, и был убит ударом кастета при исполнении служебных обязанностей. Эта смерть – уже не легенда, а твердо установленный факт, но имеет ли этот сторож и его смерть прямое отношение к «сторожу Иванову», я не уверен.

Про «сторожа Иванова» рассказывают по-разному. Так что, очень может быть, речь вообще идет о совсем разных существах.

По одной версии, как только компания расположится на ящиках или на бетонных блоках, как неизвестно откуда появляется мужичок и заводит бодягу про то, что здесь вам стройка, а не пивная и что здесь выпивать не разрешается. Приходится ему налить, и незнакомец не отказывается; по некоторым версиям, он оказывается даже компанейским, веселым человеком, но с двенадцатым ударом часов вдруг растворяется в воздухе.

Иногда этот человек даже приносит закуску, но очень скверную – например, поджаренные на костре тушки крыс (он их приносит, держа за хвосты) или гнилые бананы с помойки. Если даже этой закуси никто не ест, большого вреда от этого «сторожа» никому нет ни малейшего, и единственный ущерб – это выпитая им водка. Конечно, на многих производит очень неприятное впечатление, когда их собутыльник растворяется в воздухе, но в целом это очень милое, непритязательное привидение, которое изо всех сил старается быть полезным.

А вот другой «сторож Иванов» несравненно неприятнее. Он-то появляется как раз позже, после двенадцатого удара часов, и все сразу видят, что он покойник: такой он зеленый, трупный, распухший. Иванов не балагурит и не приносит закуски, а с каким-то хрипом и уханьем тут же устремляется на людей. Что будет, если они не убегут, я не знаю, потому что никто не ставил такого опыта – все убегали. А «сторож Иванов» тут же выпивает всю водку, оставленную и в бутылке, и уже разлитую в стаканы. Что характерно, он никогда не берет закуски – или он не закусывает, или употребляет совсем другую пищу.

Этого «Иванова» наблюдало несколько компаний, и о нем мне подробно рассказывали двое: дворник Феликс Магомедович Потапов, метущий улицу возле дома моей мамы, в центре Красноярска, и мой ученик, которого я не буду называть. Этот парень однажды в пьяном виде подрался с постовым, а доставленный в суд, обругал судью «дохлой кошкой» и «сучьим выменем». За эти преступления он получил срок условно, но какое-то время находился в камере, и там ему рассказали эту историю. Кстати, в этой же камере вместе с ним сидели люди, лично видевшие «Иванова». Насколько мне известно, их срок не кончился, и если нужно, они могут дать свидетельские показания.

Фото

Автор: Андрей Буровский

@темы: заброшенные дома и недострой, призраки и духи, мистические и аномальные места, городские легенды, не своё

---

Подвал

[Скрёб-поскрёб]

Много лет назад, моя семья проводила каникулы в одном городке, и мы сняли маленький старый домик на две недели. На первом этаже была кухня, жилая комната и ванна. Спальни были на втором этаже. К подвальной комнате вела лестница, там была стиральная и посудомойная машины, диванчик и телевизор.
В первую ночь, мы проснулись от ужасного крика в комнате сестры. Когда отец ворвался в комнату и включил свет, он обнаружил её сидящей на кровати, кричащей и плачущей. Мои родители сели рядом с ней, и стали успокаивать её пока она не смогла рассказать, что её напугало.

Она сказала, что проснулась посреди ночи от ужасного зловония. Когда она открыла глаза, она увидела, что вся комната залита кровью. Кровь была на полу, отпечатки кровавых рук были на стенах, и брызги крови на потолке.

Мы все подумали, что у неё был простой кошмар, но она отказалась вернуться в её комнату, и осталась в комнате родителей, до конца каникул.

Однажды вечером, моя мать готовила ужин на кухне, а мой отец уехал по каким-то пустяковым делам в ближайший город. Я и моя сестра сидели в подвальной комнате, и смотрели телевизор, как вдруг, лампочка лопнула, и телевизор погас, и мы остались в полной темноте. Подвал был недостроенн, у него были старые каменные стены, что делало это место немного страшным. Несколько секунд мы просто не шевелились, не зная, что делать. Затем мы стали чувствовать что-то ужасное.

Это было ужасное зловоние, и когда оно ударило нам в нос, нас начало тошнить. Это пахло как разлагающаяся плоть. Вонь становилась всё больше и больше, и потом мы услышали, как кто-то скребётся в темноте. Что-то царапало пол или стены. Мы закричали и стали бегать в темноте, пытаясь найти дверь. Наконец, мы смогли открыть дверь и наверх к матери.

Мы стали рассказывать ей об ужасном запахе, и что слышали, как кто-то скрёбся там. Наша мать, в конце концов, согласилась спуститься в подвал, чтобы заменить сгоревшую лампочку, и проверить, откуда взялся ужасный запах. Она взяла фонарь и новую лампочку, и скрылась в темноте подвала, а мы остались ждать её на лестнице. Мы думали, что она скоро вернётся, но, кажется, прошла целая вечность.

Неожиданно, мы увидели, как она выскользнула из темноты, и побежала вверх по ступенькам. Она захлопнула дверь в подвал, и закрыла её на засов, так быстро, как это только было возможно. Она повернулась к нам, и мы увидели, что её лицо совершенно изменилось в цвете. Её глаза расширились от ужаса, и она лишь сказала "я не хочу, чтоб вы спускались туда снова”. Потом она побежала на кухню, и позвонила в полицию.

Мы слышали её разговор с полицией, и смоги понять, что она увидела кого-то в подвальной комнате. Пока мы ждали полицию, мы столпились в гостиной и смотрели на двери подвала. В любой момент мы были готовы, что кто-то начнёт в них стучать, или попытается сломать их. Наша мать отказалась рассказывать, что она увидела.

Когда прибыла полиция, наша мать встретила их у входной двери и впустила внутрь. Она открыла дверь в подвал, и они с фонариками вошли в темноту, с пистолетами наготове. Они обыскали весь подвал, но ничего не нашли. Из подвала не было выхода, не было окон и дверей. Кто бы ни находился в подвале, он мог выйти только через входную дверь.

Когда полиция уехала, наша мать, наконец, согласилась рассказать, что она увидела во мраке подвальной комнаты. Пока она говорила, она старалась говорить очень тихо. Она сказала, что меняла лампочку, когда почувствовала тот ужасный запах, о котором мы ей говорили. Потом она услышала слабый, царапающий шум. Она осветила фонарём комнату, и неожиданно наткнулась, на что-то согнутое между стиралкой и посудомойкой.

Это был человек, стоящий на четвереньках. Он был одет в лохмотья, его волосы были грязными и неухоженными, а лицо не было похоже на человеческое. Оно было искривлено выражением безграничной ненависти. В эту секунду, он взглянул на мою мать, его глаза отреагировали на луч её фонаря. Потом он неожиданно рванулся вперёд, и исчез в стене. Когда наша мать увидела, как он просто растворился в воздухе, она бросила фонарь и убежала.

После этого, никто из нас не спускался в подвал. Мы держали дверь в подвал на засове. Каждую ночь, мы спали в комнате наших родителей, и тоже закрывали дверь. Мы прервали наши каникулы через несколько дней, и вернулись домой.

@темы: рассказы, сущности, заброшенные дома и недострой, не своё

---

Рэй Брэдбери. Маленький убийца

[Ылище обыкновенное]

Крипи, которая изрядно подпортила мне нервишки в молодости.



Она не могла бы сказать, когда к ней пришла мысль о том, что ее убивают. В последний месяц были какие-то странные признаки, неуловимые подозрения, ощущения, глубокие, как океанское дно, где водятся скрытые от людских глаз монстры, разбухшие, многорукие, злобные и неотразимые.
Комната плавала вокруг нее, источая бациллы истерии. Порой ей попались на глаза какие-то блестящие инструменты. Она слышала голоса, видела людей в белых стерильных масках.
- "Мое имя? - подумала она. - Как же меня зовут? Ах, да! Алиса Лейбер. Жена Дэвида Лейбера."
Но от этого ей не стало легче. Она была одинока с этими белыми, невнятно бормочущими людьми. И в ней была жуткая боль, и отвращение, и смертельный ужас.
- "Меня убивают на их глазах. Эти доктора, эти сестры, они не понимают, что со мной происходит. И Дэвид не знает. И никто не знает кроме меня и него - убийцы, этого маленького убийцы. Я умираю, и ничего не могу им сказать. Они посмеются надо мной, скажут, что это бред. Они увидят убийцу, будут держать его на руках, и никогда не подумают, что он виноват в моей смерти. И вот я, перед богом и людьми чиста в помыслах, но никто не поверит мне, меня успокоят ложью, похоронят в незнании, меня будут оплакивать, а моего убийцу - ласкать."

настоятельно не рекомендуется читать беременным женщинам!

- "Где же Дэвид? - подумала она. - Наверное в приемной, курит сигарету за сигаретой и прислушивается к тиканью часов".
Пот брызнул из всего ее тела и с ним предсмертный крик:
- Ну же! Ну! Убей меня! Но я не хочу умирать! Не хочу-у!
И пустота. Вакуум. Внезапно боль схлынула. Изнеможение и мрак. Все кончилось. О, господи! Она погружалась в черное ничто, все дальше, дальше...
Шаги. Мягкие приближающиеся шаги. Где-то далеко глухой голос сказал:
- Она спит. Не беспокойте ее.
Запах твида, табака, одеколона "Лютеция". Над ней склонился Дэвид. А позади него специфический запах доктора Джефферса. Она не стала открывать глаза.
- Я еще не сплю, - спокойно сказала она. Это было удивительно: она была жива, могла говорить и почти не ощущала боли.
"Ты хотел посмотреть на убийцу, Дэвид? - подумала она. - Я слышала, ты хотел взглянуть на него. Ну, что ж, кроме меня тебе его никто не покажет."
Она открыла глаза. Очертания комнаты стали резче. Она сделала слабый жест рукой и откинула покрывало.
Убийца со своим красным маленьким личиком спокойно смотрел на Дэвида Лейбера. Его голубые глазки были безмятежны.
- Эй! - воскликнул Дэвид, улыбаясь. - Да он же чудесный малыш!
Доктор Джефферс ждал Дэвида Лейбера в день, когда он приехал забрать жену и новорожденного домой. Он усадил Лейбера в кресло в своем кабинете, угостил сигарой, закурил сам, пристроившись на краешке стола. Откашлявшись, он пристально посмотрел на Дэвида и сказал:
- Твоя жена не любит ребенка, Дэвид.
- Что?!
- Он ей тяжело дался. И ей самой потребуется много любви и заботы в ближайшее время. Я не говорил тебе тогда, но в операционной у нее была истерика. Она говорила странные вещи, я не хочу их повторять. Можно сказать только, что она чувствует себя чужой ребенку. Возможно, все можно уяснить одним вопросом. - Он глубоко затянулся и спросил. - Это был желанный ребенок?
- Почему ты это спрашиваешь?
- Это очень важный вопрос.
- Да, да. Это, конечно, был желанный ребенок! Мы вместе ждали его. И Алиса была так счастлива, когда поняла, что...
- Это усложнит дело. Если бы ребенок не был запланирован, все свелось бы к тому случаю, когда женщине ненавистна сама идея материнства. Значит, к Алисе это не подходит. - Доктор Джефферс вынул изо рта сигару и задумчиво почесал подбородок. - Видно, здесь что-то другое. Может что-нибудь захороненное в детстве, что сейчас вырывается наружу. А может просто временные сомнения и недоверие матери, прошедшей через невыносимую боль и предсмертное состояние, как Алиса. Если это так, то пройдет немного времени, и она исцелится. Но все-таки я счел нужным поговорить с тобой, Дэйв. Это поможет тебе быть спокойным и терпеливым, если она начнет говорить, что хотела бы, ну... чтобы ребенок родился мертвым. Ну, если заметишь, что что-то не так, приезжайте ко мне все втроем. Ты же знаешь, я всегда рад видеть старых друзей. А теперь давай-ка выпьем по одной за младенца
Был чудесный весенний день. Их машина медленно ползла по бульварам, окаймленным зеленеющими деревьями. Голубое небо, цветы, теплый ветерок.
Дэйв много болтал, пытаясь увлечь Алису разговором. Сначала она отвечала односложно, равнодушно, но постепенно оттаяла. Она держала ребенка на руках, но в ее позе не было ни малейшего намека на материнскую теплоту, и это причиняло Дэйву почти физическую боль. Казалось, молодая женщина просто везла фарфоровую статуэтку.
- Да, - сказал он, принужденно улыбнувшись.
- А как мы его назовем?
Алиса равнодушно посмотрела на убегающие деревья.
- Давай не будем пока решать этого. Лучше подождем, пока не выберем для него какое-нибудь исключительное имя. Не дыми, пожалуйста ему в лицо.
- Ее предложения монотонно следовали одно за другим. Последнее из них не содержало ни материнского упрека, ни интереса, ни раздражения. Дэйв засуетился и выбросил только что закуренную сигару в окно.
- Прости, пожалуйста, - сказал он.
Ребенок лежал на руках матери. Тени деревьев пробегали по его лицу. Голубые глаза были широко раскрыты. Из крошечного розового ротика раздавалось мерное посапывание. Алиса мельком взглянула на ребенка и передернула плечами.
- Холодно? - спросил Дэйв.
- Я совсем продрогла. Закрой, пожалуйста, окно, Дэвид.


Они ужинали. Дэйв принес ребенка из детской и усадил его на высокий, недавно купленный стул, подоткнув со всех сторон подушки.
- Он еще не дорос до стула, - сказала Алиса, глядя на свою вилку.
- Ну, все-таки забавно, когда он сидит с нами, - улыбаясь сказал Дэвид. - И вообще у меня все хорошо. Даже на работе, если так пойдет дальше, я получу в этом году не меньше 15 тысяч. Эй, посмотри на этого красавца. Весь расслюнявился.
Вытирая ребенку рот, он заметил, что Алиса даже не повернулась в его сторону.
- Я понимаю, что это не очень интересно, - сказал он, снова принимаясь за еду. - Но мать могла бы проявлять побольше внимания к собственному ребенку.
Алиса резко выпрямилась:
- Не говори так! По крайней мере, в его присутствии! Можешь сказать это позже, если необходимо.
- Позже?! - воскликнул он. - В его присутствии, в его отсутствии... Да какая разница? - Внезапно он пожалел о сказанном и обмяк. - Ладно, ладно. Я же ничего не говорю.
После ужина она позволила ему отнести ребенка наверх, в детскую. Она не просила его - она позволила.
Вернувшись, он застал ее у радиоприемника. Играла музыка, которую она явно не слышала. Глаза ее были закрыты. Когда Дэйв вошел, она вздрогнула, словно испугалась, порывисто бросилась к нему и прижалась губами к его губам. Дэйв был ошеломлен. Теперь, когда ребенка не было в их комнате, она снова ожила - она была свободна.
- Благодарю тебя, - прошептала она. - Благодарю тебя за то, что на тебя всегда можно положиться, что ты всегда остаешься самим собой.
Он не выдержал и улыбнулся:
- Моя мать говорила мне: "Ты должен сделать так, чтобы в своей семье было все что нужно".
Она устало откинула назад свои блестящие темные волосы.
- Ты перестарался. Иногда я мечтаю о том, чтобы все у нас было так, как после свадьбы. Никакой ответственности, никаких детей. - Она сжимала его руки в своих. Лицо ее было неестественно белым. - О, Дэйв! Когда-то были только ты и я. Мы защищали друг друга, а сейчас мы защищаем ребенка, но мы сами никак не защищены от него. Ты понимаешь? Там, в больнице, у меня было много времени, чтобы подумать об этом. Мир заполнен злом...
- Действительно?
- Да, это так! Но законы защищают нас от этого. А если бы их и не было, то защищала бы любовь. Я не смогла бы сделать тебе ничего плохого, потому что ты защищен моей любовью. Ты уязвим для меня, для всех людей, но любовь охраняет тебя. Я совсем не боюсь за тебя, потому что любовь смягчает твои неестественные инстинкты, гнев, раздражение. Ну, а ребенок? Он еще слишком мал, чтобы понимать, что такое любовь и ее законы. Когда-нибудь мы возможно научим его этому. Но до тех пор мы абсолютно уязвимы для него.
- Уязвимы для ребенка? - Дэйв отодвинулся от нее и пристально посмотрел ей в глаза.
- Разве ребенок понимает разницу между тем что правильно, а что нет? Нет, но он научит понимать.
- Но ведь ребенок такой маленький, такой аморальный. Он просто не знает, что такое мораль и совесть... - она оборвала свою мысль и резко обернулась. - Этот шорох! Что это?
Лейбер огляделся.
- Я ничего не слышал...
Она, не мигая, смотрела на дверь в библиотеку. Лейбер пересек комнату, открыл дверь в библиотеку и включил свет.
- Здесь никого нет. - Он повернулся к ней. - Ты совсем устала. Идем спать.
Они погасили свет и молча поднялись на верх.
- Прости меня за все эти глупости, - сказала Алиса. - Я, наверное, действительно устала, очень устала.
Дэвид кивнул. Они нерешительно постояли перед дверью в детскую. Потом она резко взялась за ручку и распахнула дверь. Он видел, как она подошла к кроватке, наклонилась над ней и испуганно отшатнулась, как будто ее ударили в лицо.


"Дэвид!"
Лейбер быстро подошел к ней.
Лицо ребенка было ярко-красным и очень влажным, его крошечный ротик открывался и закрывался, глаза были темно-синими. Он беспорядочно двигал руками, сжимая пальцы в кулачки.
- О, - сказал Дэвид. - Да он видно сильно плакал.
- Плакал? - Алиса нагнулась и, чтобы удержать равновесие, схватилась за перекладину кровати. - Я ничего не слышала.
- Но ведь дверь была закрыта!
- Поэтому он так тяжело дышит, и лицо у него такое красное?
- Конечно. Бедный малыш. Плакал один, в темноте. Пускай он сегодня спит в нашей комнате. Если опять заплачет мы будем рядом.
- Ты испортишь его, - сказала Алиса.
Лейбер чувствовал за спиной ее пристальный взгляд, когда катил кроватку в их спальню. Он молча разделся и сел на край кровати. Внезапно он поднял голову, чертыхнулся и щелкнул пальцами.
- Совсем забыл тебе сказать. В пятницу я должен лететь в Чикаго.
- О, Дэвид, - прошептала Алиса.
- Я откладывал эту поездку уже два месяца, а теперь это мне необходимо. Я обязан ехать.
- Мне страшно остаться одной...
- С пятницы у нас будет новая кухарка. Она будет здесь все время, а я буду отсутствовать всего несколько дней.
- Я боюсь, даже не зная чего. Ты не поверишь мне, если я скажу тебе. Кажется, я схожу с ума.
Он был уже в постели. Алиса выключила свет, подошла и, откинув одеяло, легла рядом. Ее хорошо вымытое тело источало теплый женский запах.
- Если хочешь, я могу попробовать подождать несколько дней, - неуверенно сказал он.
- Нет, поезжай, - ответила она. - Это важно, я понимаю. Только я никак не могу перестать думать о том, что сказала тебе. Законы, любовь, защита. Любовь защищает тебя от меня, но ребенок... - она глубоко вздохнула. - Что защищает тебя от него?
Прежде, чем он мог ответить, прежде, чем он смог сказать ей, как глупо так рассуждать о младенце, она внезапно включила свет - ночник, висевший над кроватью.
- Смотри! - воскликнула она.
Ребенок лежал и смотрел на них широко раскрытыми глазами. Дэвид выключил свет и лег. Алиса, дрожа, прижалась к нему.
- Это ужасно - бояться существа, тобой же рожденного. - Ее голос понизился до шепота, стал почти неслышным. - Он пытался убить меня. Я клянусь! - она разразилась рыданиями.
- Ну, ну! Успокойся! - обнял ее Дэвид.
Она долго плакала в темноте. Было уже очень поздно, когда они, наконец, уснули. Но даже во сне она продолжала вздрагивать и всхлипывать. Дэвид тоже задремал, но прежде, чем его ресницы окончательно сомкнулись, погружая его в глубокий поток сновидений, он услышал странный приглушенный звук: сопение маленьких пухлых губ. Ребенок...
И потом - сон.
Утром светило солнце. Алиса улыбалась. Дэвид крутил свои часы над детской кроваткой.
- Видишь, малыш? Что-то блестящее, что-то красивое. Да-да. Что-то блестящее, что-то красивое.
Алиса улыбалась. Она сказала ему, чтобы он отправлялся в Чикаго. Она будет молодцом, ему не о чем беспокоиться. Все будет в порядке.


Самолет взмыл в небо и взял курс на восток. Впереди было небо, солнце, облака и Чикаго, приближавшийся со скоростью 600 миль в час. Дэйв окунулся в атмосферу указаний, телефонных звонков, деловых встреч и банкетов. Тем не менее, он каждый день посылал письмо или телеграмму Алисе, а иногда и посылку.
На шестой день, вечером, в его номере раздался длинный телефонный звонок, и он сразу понял, что это междугородний. На проводе был Лос-Анжелес.
- Алиса?
- Нет, Дэйв. Это Джефферс.
- Доктор?!
- Собирайся, старина. Алиса больна. Лучше бы тебе следующим рейсом вылететь домой - у нее пневмония. Я сделаю все, что смогу. Если бы это не сразу после ребенка! Она очень слаба.
Лейбер положил трубку. Он не чувствовал ни рук. ни ног. Все его тело стало чужим. Комната наполнилась серым туманом.
- Алиса, - проговорил он, невидящим взглядом уставившись на дверь.


Пропеллеры замерли, отбросив назад время и пространство. Только в собственной спальне к Дэвиду начало возвращаться ощущение окружающей реальности. Первое, что он увидел - это фигуру доктора Джефферсона, склонившегося над постелью, на которой лежала Алиса. Доктор медленно выпрямился и подошел к Дэвиду.
- Твоя жена - слишком хорошая мать. Она больше заботится о ребенке, чем о себе...
На бледном лице Алисы еле уловимо промелькнула горькая улыбка. Потом она начала рассказывать. В ее голосе слышался гнев, страх и полная обреченность.
- Он никак не хотел спать. Я думала, что он заболел. Лежал, уставившись в одну точку, а поздно ночью начинал кричать. Очень громко, и все ночи напролет... Я не могла успокоить его и прилечь хоть на минутку.
Доктор Джефферс медленно кивнул.
- Довела себя до пневмонии. Ну, теперь мы начинили ее антибиотиками, и дело идет на поправку.
- А ребенок? - устало спросил Дэвид.
- Здоров, как бык. Гуляет с кухаркой.
- Спасибо, доктор.
Джефферс собрал свой чемоданчик и, попрощавшись, ушел.
- Дэвид! - Алиса порывисто схватила его за руку. - Это все из-за ребенка. Я пытаюсь обмануть себя, думаю, что может это все глупости. Но это не так! Он знал, что я еле на ногах стою после больницы, поэтому кричал каждую ночь. А когда не кричал, то лежал совсем тихо. Когда я зажигала свет, он смотрел на меня в упор, не мигая...
Дэвид почувствовал, что все в нем напряглось. Он вспомнил, что и сам не раз наблюдал эту картину: ребенок молча лежал в темноте с открытыми глазами. Он не плакал, а пристально смотрел из своей кроватки... Дэвид постарался отогнать эти мысли - они были безумны.
А Алиса продолжала рассказывать.
- Я хотела убить его. Да, хотела. Прошел день твоего отъезда. Я пошла в его комнату и положила руку ему на горло. И так стояла долго-долго. Но я не смогла! Тогда я завернула его в одеяло, перевернула его на живот и прижала лицо к подушке. Потом я выбежала из комнаты.
Дэвид пытался остановить ее.
- Нет, дай мне закончить, - хрипло сказала она, глядя на стену. - Когда я выбежала из комнаты, я думала, все это просто. Дети задыхаются каждый день, никто бы и не догадался. Но когда я вернулась, чтобы застать его мертвым, Дэвид, он был жив! Да, он перевернулся на спину, дышал и улыбался! После этого я не могла прикоснуться к нему. Я бросила его и не приходила даже кормить. Наверное, о нем заботится кухарка, не знаю. Я знаю только, что своим криком он не давал мне спать, и я мучилась все ночи и металась по комнате, а теперь я больна. А он лежит и думает, как бы убить меня. Проще - он понимает, что я слишком много знаю о нем. Я не люблю его, между нами нет никакой защиты и не будет никогда.
Она выговорилась. Бессильно откинувшись на подушку, она некоторое время лежала с закрытыми глазами, затем уснула. Дэвид долго стоял над ней, не в силах пошевелиться. Кровь застыла у него в жилах; казалось, все клетки замерли в оцепенении.
На следующее утро он сделал то, что ему оставалось сделать. Дэвид пошел к доктору Джефферсу и все ему рассказал. Ответ Джефферса был весьма хладнокровен:
- Не стоит расстраиваться, старина. В некоторых случаях матери ненавидят своих детей, и мы считаем это, совершенно естественным. У нас есть даже специальный термин для этого явления - амбивалентность: способность ненавидеть любя. Любовники, например, очень часто ненавидят друг друга, дети ненавидят матерей...
Лейбер прервал его:
- Я никогда не ненавидел свою мать.
- Конечно, ты никогда не признаешь этого. Люди никогда не любят признаваться в таких вещах. Да, зачастую, эта ненависть бывает абсолютно бессознательна.
- Но Алиса признает, что ненавидит своего ребенка.
- Точнее скажем, у нее есть навязчивая идея. Она сделала шаг вперед от примитивной амбвивалентности.
Кесарево сечение дало жизнь ребенку и чуть было не лишило Алису жизни. Она винит ребенка в своем предсмертном состоянии и в пневмонии. Она путает причину и следствие и сваливает вину за свои беды на самый удобный объект. Господи, да все мы так делаем! Мы спотыкаемся о стул, и проклинаем его, а не нашу неловкость. Если мы промазали, играя в гольф, то ругаем клюшку, мячик, неровную площадку. Или неприятности в бизнесе, мы обвиняем бога, погоду, судьбу, но только не самих себя. Я могу повторить тебе только то, что говорил раньше: люби ее. Духовный покой и гармония - лучшее лекарство. Найди способ продемонстрировать ей свои чувства, придай ей уверенность в себе. Помоги ей понять, какое невинное и безобидное существо ребенок. Убеди ее, что ради ребенка стоило рискнуть жизнью. Пройдет время, все уляжется, она забудет о смерти и полюбит ребенка. Если через месяц она не успокоится, дай мне знать. Я поищу хорошего психиатра. А теперь, иди к Алисе и преобрази свою унылую физиономию.
На следующий день Алиса решила сама отвезти его на работу. На пол-пути она вдруг свернула к обочине и затормозила. Затем медленно повернулась к мужу.
- Я хотела бы куда-нибудь уехать. Я не знаю, сможешь ли ты сейчас взять отпуск, но если нет, то отпусти меня одну. Пожалуйста. Мы могли бы кого-нибудь нанять присмотреть за ребенком. Но мне необходимо куда-нибудь уехать на время. Я думала, что отделаюсь от этого... от этого ощущения. Но я не могу, я не могу оставаться с ним в комнате. И он смотрит на меня, как будто смертельно ненавидит. Я не могу заставить себя прикоснуться к нему... Я хочу куда-нибудь уехать, прежде чем что-то случится.
Он молча вышел из машины, обошел ее кругом и знаком попросил Алису отодвинуться.
- Все, что тебе нужно, это побывать у психиатра. Если он предложит съездить в отпуск, я согласен. Но это не может так дальше продолжаться. У меня просто голова кругом идет. - Дэвид устроился за рулем и включил зажигание.
- Дальше я поведу машину сам.
Она опустила голову, пытаясь удержать слезы. Когда они приехали к конторе Дэвида, Алиса повернулась к нему:
- Хорошо. Поговори с доктором. Я готова поговорить с кем хочешь.
Он поцеловал ее.
- Вот теперь, мадам, вы рассуждаете разумно. Ты в состоянии добраться домой самостоятельно?
- Конечно, чудак.
- Тогда до ужина. Поезжай осторожнее.
- Я всегда так езжу. Пока.
Дэвид отступил на обочину и посмотрел вслед удаляющейся машине.
Первое, что он сумел сделать, придя на работу, это позвонить Джефферсону и попросить договориться о приеме у надежного психиатра.
День тянулся невыразимо долго, дела не клеились. Его сознание было окутано каким-то туманом, в котором ему виделось искаженное ужасом лицо Алисы, повторявшей его имя. Ей все-таки удалось внушить ему свои страхи. +Она буквально убедила его, что ребенок в какой-то степени ненормален. Он диктовал какие-то нудные письма, разговаривал с бестолковыми клерками, подписывал никому не нужные бумаги. В конце дня он был как выжатый лимон, голова раскалывалась от боли, и он был счастлив, что отправляется домой.
Когда наступило лето, страсти, казалось, действительно начали утихать. Дэйв, хотя и был поглощен работой, находил время и для своей жены. Она, в свою очередь, много время проводила на воздухе - гуляла, играла с соседями в бадминтон. Стала более уравновешенной. Казалось, она забыла о своих страхах...
Алиса проснулась, дрожа от страха. За окном лил дождь и завывал ветер. Она схватила мужа за плечо и трясла, пока он не проснулся и не спросил сонным голосом, что случилось.
- Что-то здесь в комнате. Следит за нами, прошептала она.
Дэйв включил свет.
- Тебе показалось, - сказал он. - Успокойся, все в порядке. У тебя давно уже этого не было.
Она глубоко вздохнула, когда он выключил свет, и внезапно сразу уснула. Дэйв обнял ее и задумался о том; какая славная и, вместе с тем странная женщина, его жена.
Прошло примерно полчаса. Он услышал, как скрипнула и немного отворилась дверь в спальню. Дэйв знал, что за дверью никого нет, а поэтому нет смысла вставать и закрывать ее. Однако ему не спалось. Он долго лежал в темноте. Кругом была тишина. Наверное прошел еще час.
Вдруг из детской раздался пронзительный крик. Это был одинокий звук, затерянный в пространстве из звезд, темноты, дыхания Алисы в его объятиях.
Лейбер медленно сосчитал до ста. Крик продолжался. Стараясь не потревожить Алису, он выскользнул из постели, надел тапочки и прямо в пижаме двинулся из спальни. "Надо спуститься вниз, - подумал он. - Подогрею молоко и..." Его нога поскользнулась на чем-то мягком, и он полетел вниз, в темноту. Инстинктивно расставив руки, Дэйв ухватился за перила лестницы и удержался. Он выругался.
Предмет, на который он наступил, пролетел вниз и шлепнулся на ступеньку. Волна ярости накатила на Дэйва. "Какого черта разбрасывать вещи на лестнице!" Он наклонился и поднял этот предмет, чуть было не лишившей его жизни. Пальцы Дэйва похолодели. У него перехватило дыхание. Вещь, которую он держал в руке, была игрушкой.
Нескладная, сшитая из кусков и лоскутов, купленная им в шутку для ребенка, кукла.
В лифте он подумал: А что, если бы я сказал Алисе про игрушку - про ту тряпичную куклу, на которой я поскользнулся на лестнице ночью? Бог мой, да это совсем выбило бы ее из колеи. Нет. Ни за что, мало ли что бывает..."
Уже начинало смеркаться, когда он подъехал к дому на такси. Расставшись с шофером, Дэвид вышел из машины и по бетонной дорожке двинулся к дому. Дом почему-то казался очень молчаливым, необитаемым. Дэвид вспомнил, что сегодня пятница, а значит кухарка со второй половины дня свободна. А Алиса, наверное, уснула, измотанная своими страхами. Он вздохнул и повернул ключ в замочной скважине. Дверь беззвучно подалась на хорошо смазанных петлях. Дэвид вошел, бросил шляпу на стул возле портфеля. Затем он начал снимать плащ, и тут, случайно взглянув на лестницу, замер...
Лучи заходящего солнца проникали через боковое окно и освещали яркие лоскуты тряпичной куклы, лежащей на верхней ступеньке. Но на куклу он почти не обратил внимания. Его взгляд был прикован к Алисе, лежавшей на лестнице в неестественной позе сломанной марионетки, которая больше не может танцевать. Алиса была мертва. Если не считать грохота ударов его сердца, в доме была абсолютная тишина. Алиса была МЕРТВА!!!
Он бросился к ней, сжал в ладонях ее лицо, он тряс ее за плечи. Он пытался посадить ее, бессвязно выкрикивая ее имя. Все было напрасно. Он оставил ее и бросился наверх. Распахнул дверь в детскую, подбежал к кроватке. Ребенок лежал с закрытыми глазами. Его личико было потным и красным, как будто он долго плакал.
- Она умерла, - сказал Лейбер ребенку. - Она умерла.
Он захохотал сначала тихо, потом все громче и громче. В таком состоянии и застал его Джефферс, который был обеспокоен его звонком и зашел повидать Алису. После нескольких крепких пощечин, Дэвид пришел в себя.
- Она упала с лестницы, доктор. Она наступила на куклу и упала. Сегодня ночью я сам чуть было не упал из-за этой куклы, а теперь...
Джефферс энергично потряс его за плечи.
- Эх доктор, - Дэвид улыбался, как пьяный. - Вот ведь забавно. Я же, наконец, придумал имя для этого ребенка.
Доктор молчал.
- Я буду крестить его в воскресенье. Знаете, какое имя я ему дам? Я назову его Люцифером.
Было уже одиннадцать часов вечера. Все эти странные и почти незнакомые люди, выражавшие свое соболезнования уже ушли из дома. Дэвид и Джефферс сидели в библиотеке.
- Алиса не была сумасшедшей, - медленно сказал Дэвид. - У нее были основания бояться ребенка.
Доктор предостерегающе поднял руку:
- Она обвиняла его в своей болезни, а ты - в ее смерти. Мы знаем, что она наступила на игрушку и поскользнулась. Причем же здесь ребенок.
- Ты хочешь сказать Люцифер?
- Не надо его так называть!
Дэвид покачал головой.
- Алиса слышала шум по ночам, какие-то шорохи в холле. Ты хочешь знать, кто его мог создавать? Ребенок. В четыре месяца он мог прекрасно передвигаться в темноте, подслушивать наши разговоры. А если я зажигал свет, ребенок ведь такой маленький. Он может спрятаться за мебелью, за дверью...
- Прекрати! - прервал его Джефферс.
- Нет, позволь мне сказать то, что я думаю. Иначе я сойду с ума.
Когда я был в Чикаго, кто не давал Алисе спать и довел ее до пневмонии? А когда она все же выжила, он попытался убить меня. Это ведь так просто - оставить игрушку на лестнице и кричать кричать в темноте, пока отец не спустится вниз за твоим молоком и не поскользнется. Просто, но эффективно. Со мной это не сработало, а Алиса - мертва.
Дэвид закурил сигарету.
- Мне уже давно нужно было сообразить, я же включал свет ночью. Много раз. И всегда он лежал с открытыми глазами. Дети все время обычно спят, если они сыты и здоровы. Только не этот. Он не спит, он думает.
- Дети не думают.
- Но он не спит, что бы там не происходило в его мозгах. А что мы, собственно, знаем о психике младенцев? У него были причины ненавидеть Алису. Она подозревала, что он не обычный ребенок. Совсем, совсем не обычный. Что мы знаем о детях, доктор? Общий код развития? Да. Ты знаешь, конечно, сколько детей убивают своих матерей при рождении. За что? А может это месть за то, что их выталкивают в этот непривычный для них мир? - Дэвид наклонился к доктору. - Допустим, что несколько детей из всех мальчиков рождаются способными передвигаться, видеть, слышать, как многие животные и насекомые. Насекомые рождаются самостоятельными. Многие звери и птицы становятся самостоятельными за несколько недель. А у детей уходят годы на то, чтобы научиться говорить и уверенно передвигаться на своих слабых ногах. А если один ребенок на биллион рождается не таким? Если он от рождения умудрен и способен думать? Инстинктивно, конечно, он может ползать в темноте по дому и слушать, слушать. А как легко кричать всю ночь и довести мать до пневмонии. Как легко при рождении так прижаться к матери, что несколько ловких маневров обеспечат перитонит.
- Ради бога, прекрати! - Джефферс вскочил на ноги. - Какие ужасные вещи ты говоришь!
- Да, я говорю чудовищные вещи. Сколько матерей умирает при родах? Сколько их, давших жизнь странным маленьким существам и заплативших за это своей жизнью? А кто они, эти существа? Над чем работают их мозги в кровавой тьме? Примитивные маленькие мозги, подогреваемые клеточной памятью, ненавистью, грубой жестокостью, инстинктом самосохранения. А самосохранение в этом случае означает устранение матери, ведь она подсознательно понимает, какое чудовище рождает на свет. Скажи-ка, доктор, есть ли на свете что-нибудь более эгоистическое, чем ребенок?
Доктор нахмурился и покачал головой.
Лейбер опустил сигарету.
- Я не приписываю такому ребенку сверхъестественной силы. Достаточно уметь ползать, на несколько месяцев опережая нормальное развитие, достаточно уметь слушать, уметь покричать всю ночь. Этого достаточно, даже более, чем достаточно.
Доктор попытался обратить все в шутку.
- Это обвинение в предумышленном убийстве. В таком случае убийца должен иметь определенные мотивы. А какие мотивы могут быть у ребенка?
Лейбер не заставил себя долго ждать и ответил:
- А что может быть на свете более удобным и спокойным, чем состояние ребенка во чреве матери? Его окружает блаженный мир питательной среды, тишины и покоя. И из этого, совершенного по своей природе, уюта ребенок внезапно выталкивается в наш огромный мир, который своей непохожестью на все, что было раньше, кажется ему чудовищным. Мир, где ему холодно и неудобно, где он не может есть когда и сколько захочет, где он должен добиваться любви, которая была его неотъемлемым правом. И ребенок мстит за это. Мстит за холодный воздух и огромное пространство, мстит за то, что у него отнимают привычный мир. Ненависть и эгоизм, заложенные в генах, руководят его крошечным мозгом. А кто виноват в этой грубой смене окружающей среды? Мать! Так абстрактная ненависть ребенка ко всему внешнему миру приобретает конкретный объект, причем чисто инстинктивно. Мать извергает его, изгоняет из своей утробы. Так отомсти ей! А кто это существо рядом с матерью? Отец! Гены подсказывают ребенку, что он тоже как-то виноват во всем этом. Так убей и отца тоже!
Джефферс прервал его:
- Если то, что ты говоришь, хоть в какой-то степени близко к истине, то каждая мать должна остерегаться, или по крайней мере, бояться своего ребенка.
- А почему бы и нет? Разве у ребенка нет идеального алиби? Тысячелетия слепой человеческой веры защищают его. По всем общепринятым понятиям он беспомощный и невиновный. Но ребенок рождается с ненавистью, и со временем положение еще больше ухудшается. Новорожденный получает заботу и внимание в большом объеме. Когда он кричит или чихает, у него достаточно власти, чтобы заставить родителей прыгать вокруг него и делать разные глупости. Но проходят годы, и ребенок чувствует, что его власть исчезает и никогда уже не вернется. Так почему бы не использовать ту полную власть, которую он пока имеет? Почему бы не воспользоваться положением, которое дает такие преимущества? Опыт предыдущих поколений подсказывает ему, что потом уже будет слишком поздно выражать свою ненависть. Только сейчас нужно действовать. - Голос Лейбера опустился почти до шепота. - Мой малыш лежит по ночам в кроватке с влажным и красным личиком, он тяжело дышит. От плача? Нет, от того, что ему приходится выбираться из кроватки и в темноте ползать по комнатам. Мой малыш... Я должен убить его, иначе он убьет меня.
Доктор поднялся, подошел к окну, затем налил в стакан воды.
- Никого ты не убьешь, - спокойно сказал он. - Тебе нужно отдохнуть. Я дам тебе несколько таблеток, и ты будешь спать. Двадцать четыре часа. Потом подумаем, что делать дальше. Прими это.
Дэвид проглотил таблетки и медленно запил их водой. Он не сопротивлялся, когда доктор провожал его в спальню, укладывал в кровать. Джефферс подождал, пока он уснул, затем ушел, погасив свет и взял с собой ключи Дэвида.
Сквозь тяжелую дремоту, Дэвид услышал какой-то шорох у двери. "Что это?" - слабо пронеслось в сознании. Что-то двигалось по комнате. Но Дэвид Лейбер уже спал.


Было ранее утро, когда доктор Джефферс вернулся. Он провел бессонную ночь, и какое-то смутное беспокойство заставило его приехать пораньше, хотя он был уверен, что Лейбер еще спит.
Открыв ключом дверь, Джефферс вошел в холл и положил на столик саквояж, с которым никогда не расставался. Что-то белое промелькнуло наверху лестницы. А может ему просто показалось. Внимание доктора привлек запах газа в доме. Не раздеваясь он бросился наверх, в спальню Лейбера.
Дэвид неподвижно лежал на кровати. Вся комната была наполнена газом, со свистом выходящим из открытой форсунки отопительной системы, находившейся у самого пола. Джефферс быстро нагнулся и закрыл кран, затем распахнул окно и бросился к Лейберу. Тело Дэвида уже похолодело - смерть наступила несколько часов назад. Джефферса душил кашель, глаза застилали слезы. Он выскочил из спальни и захлопнул за собой дверь. Лейбер не открывал газ, он физически не мог бы этого сделать. Снотворное должно было отключить его по меньшей мере до полудня. Это не было самоубийством. А может осталось какая-то возможность этого?
Джефферс задумчиво подошел к двери в детскую. К его удивлению, дверь оказалось запертой на замок. Джефферс нашел в связке нужный ключ и, отперев дверь, подошел к кроватке. Она была пуста.
С минуту доктор стоял в оцепенении, затем медленно произнес вслух:
- Дверь захлопнулась. И ты не смог вернуться обратно в кроватку, где ты был бы в полной безопасности. Ты не знал, что эти замки могут сами защелкиваться. Маленькие детали рушат лучшие планы. Я найду тебя, где бы ты не прятался, - доктор оборвал себя и поднес ладонь ко лбу. - Господи, кажется я схожу с ума. Я говорю, как Алиса и Дэвид. Но их уже нет в живых, а значит у меня нет выбора. Я ни в чем не уверен, но у меня нет выбора!
Он опустился вниз и достал какой-то предмет. Где-то сбоку послышался шорох, и Джефферс быстро обернулся.
"Я помог тебе появиться в этом мире, а теперь должен помочь уйти из него", - подумал он и сделал несколько шагов вперед, подняв руку. Солнечный свет упал на предмет, который он держал в руке.
- Смотри-ка малыш, что-то блестящее, что-то красивое!
Скальпель.

@темы: дети, рассказы, не своё

---

Жуткий этаж

[Скрёб-поскрёб]

Эту историю мне рассказала одна из моих подружек. Этот случай произошел с ней в детстве, не отрицаю, что это все могло ей и причудиться, она и сама этого не отрицает, но все же история мне оказалась интересной и местами жуткой… Повествование буду ввести от первого лица.

Жаркий августовский день, мы с подругой гуляли во дворе, и решили зайти домой на обед и вот когда поднимались на лифте, это и случилось…Начали баловаться на кнопки разные тыкать, какие нажимали, сейчас уже не помню. Лифт поехал, остановился и снова поехал, как мне казалось куда-то вверх, сразу говорю все этажи выше 7, на котором я и жила, я не видела. Лифт остановился, двери открылись со скрипом…

- Катя, я не знаю этот этаж, давай посмотрим?
Выходим, двери как то быстро закрываются и лифт сразу уезжает, подбегаю нажимаю на кнопку ни какой реакции, лиф не реагирует, мы с ней стали оглядываться, этаж этот какой то странный был, не могу объяснить в чем, но становилось не по себе, и к тому же свет на площадке был какой то тусклый…

- Ладно, пойдем по лестнице.

Двери на лестницу у нас были обычно со стеклом. Подходим к двери вместо стекла доски, и не буду врать точно не помню, но мне кажется что дверь забита тоже, эти ми же досками…Мы всячески пытались толкать и колотить по двери, но все попытки были тщетны. Мы заметили что там было как то холодно и неуютно и что-то как будто давило сверху. Начинаем осматриваться, на этаже тишина, слышно лишь лифт который ездит туда и обратно. квартиры есть, но такое ощущение что там никого нет и не было никогда, начинаем звонить в квартиру, первой была та что расположена как и моя, звонок слышно, но вокруг опять такая бездонная тишина, начинается паника, я кричу Кате чтоб звонила во все квартиры,… и опять звонок слышно, но там за дверью будто пустота, да и вот еще деталь, все номера квартир были подпалены, так что мы не знали на каком мы этаже!
Было жутко… но тут я услышала что лифт где-то близко, будто на этаж ниже, рядом, я кричу кате чтоб она нажимала скорее кнопку и не отпускала, сама к ней подбегаю и кладу свою ладонь на ее и прижимаю плотнее, а в мозгу крутиться: » Господи помоги, пожалуйста»
И о чудо лифт приехал!! мы ринулись туда как сумасшедшие, нажали первый этаж и уехали от туда.
выйдя на улицу, нас пригрело жаркое летнее солнышко, мы с ней еще немного обсудили это, и забыли. И долгое время еще я не поднималась выше своего этажа на лифте, а вскоре так случилось что мы переехали из этого дома, и больше я там и не бывала.
Вот такая вот история, хотите верьте хотите нет, может это все детские страхи…

@темы: рассказы, детские страхи, искажения времени и пространства, не своё

---

Призрак у водокачки

[Скрёб-поскрёб]

Стояли мы, помнится, тогда у одной деревеньки. Неподалеку там водокачка располагалась. Старенькое такое здание, довольно-таки большое, с обшарпанной синей краской на потрескавшихся стенах. Заброшенная, короче. И на первом этаже располагался сам насос –здоровенная труба, эдак два с половиной на два с половиной, почти у земли куча кранов, каких-то цепей, короче – механизЬма.
И вот приходит к нам наш товарищ старшина и говорит: мол, так и так, ребята, творится какая-то хрень на этой самой водокачке – народ пугается, говорят, ходит там кто-то, уже двоих схоронили. Вроде как от испуга умерли.
Короче, послал он нас туда безбожно в засаду – правда, сам тоже пошел. Прихватил с собой совсем зеленых пацанов, дабы пороху нюхнули.
Пришли мы, значит, устроились в каком-то закутке. Темно, одна луна кое-как кое-где светит. Тихо – нет никого.
И где-то часам к трем ночи, когда уже адски хочется спать (один таки дрыхнет!), вдруг веет жутью. Такой животный страх, что аж по рукам-ногам схватывает. Старшина – за автомат, кто-то подвывать начинает, я очумело по сторонам башкой верчу – нет же никого! Почему ж так страшно-то?!
И тут понимаем почему. Является.
Стоит на входе в наш закуток тетка. Просвечивает. Красавица-а-а… Не приведи Господи.
А потом разворачивается и уходит.
Старшина у нас боевой, тащит всех за ней – мол, проверить надо!
А она идет, поворачивается периодически, единственным глазом, бельмом затянутым, смотрит и щерится…
Доходим мы до трубы. Тетка поворачивается и издает такой высоты вопль, что уши закладывает напрочь. А потом проваливается под землю возле этой самой трубы…
Конец истории прозаичен – утром мы пригнали рабочих из деревеньки, трубу вскрыли, нашли там труп этой самой тетки…

@темы: рассказы, призраки и духи, не своё

---

Зеркало

[Эльстер]

Видео удивительно мало упоминается в крипи-сообществах, а странно. Ибо внимания заслуживает.

С трудом верится, что это монтаж. Япония - страна, в которой все суеверия и связанные с ними страхи хранятся в законсервированном неизменном виде. Ни один самый чокнутый родитель не стал бы подделывать видео о призраке с участием собственного ребёнка. Учитывая это обстоятельство, выглядит жутко.

@темы: параллельные миры, видео, зеркала

---

[Скрёб-поскрёб]

Помнится, я обещала вновь открыть комментирование для Гостей, когда у нас наберётся тысяча читателей. Рубеж перейдён, теперь у нас тысяча один читатель.
Думаю, это не предел!

@темы: картинки, голос админа

---

[mmuha]

неприятная картинка

@темы: картинки

---

Дойдешь сам, если сможешь

[mmuha]

Случай, который произошёл со мной прошлой осенью, никак не укладывается в моей голове, снится, и я просыпаюсь в холодном поту. Вот, хочу с вами поделиться, может мне от этого станет легче.

Задержался я в тот день на работе до позднего вечера. Пятница, мои все на даче. Доехал на электричке до моей станции в пригороде, а дальше надо на автобусе. Стою на остановке, холодно, ветер. Неприятная погода. Посмотрел, по расписанию автобуса ещё минут сорок ждать надо. Дай, думаю, может на попутке за небольшую плату доеду. Сошел на обочину и вытянул руку. Долго стоять пришлось. Машин мало, да никто и не торопился останавливаться. Подъезжает один, сказал ему куда, он такую сумму заломил.. Отказался, в общем.

Стою дальше, авось повезет, попутчик появится. Подъезжает старая семёрка грязно-малинового цвета. Открываю дверь, заглядываю в салон машины. Такое впечатление, что в морозилку голову засунул.
«Ну, думаю, кондиционер у мужика в тачке, нафига? На улице и так холодно, лучше б печку включил...»
Он мне хлопает по сидению переднему, улыбается и ничего не говорит. Я ему, мол, мне до Ждановки. Он:

— Не доеду я до неё с километр где-то, а там дойдешь сам, если сможешь.

И опять улыбается широко так, как будто всю жизнь встречи со мной ждал. Да и сам мужик стрёмным мне сразу показался. Губы в улыбке расплываются, как будто их за ниточки в стороны растягивают, а лицо как восковое — ни один мускул не шелохнется, да и глаза. Как у дохлой рыбы, навыкате и белёсой поволокой подёрнуты.
«Пьяный или обкуренный..» — решил я и стал ретироваться, пятясь задом, чтоб дверку машины захлопнуть. Тут он как перекосится в мою сторону и не дает мне дверь до конца закрыть:

— Садись, денег не возьму, чего испугался-то..

Смотрю я на его руку, а пальцы на его руке не двигаются. С тем же успехом можно рукой манекена в дверь тыкать. Пальцы словно каменные — в одном положении.. Тут свет фонаря осветил его лицо ярче, чем лампочка в салоне автомобиля. Полная совокупность взгляда его глаз, цвета лица и свалявшихся волос на голове вызвала во мне приступ неконтролируемого страха. Я, плюнув на незакрытую дверь, развернулся и понесся к автобусной остановке, на которой в ожидании автобуса уже стояло несколько человек. Затесавшись в серединку, я перевел дух и оглянулся. Машины не было.

«Уехал, Слава Богу..» — решил. Тут мне за себя немного неловко стало, и я стал анализировать, что ж меня так до одури напугало?
«Ну, нажрался мужик и поехал кататься, стало жарко от горячительных напитков — включил кондиционер на полную мощность, увидел голосующего, остановился, поболтать по дороге просто захотелось.. А я как олень от него поскакал. Повеселил, наверное, его от души..»

В общем, больше голосовать я не стал. Со всеми стал ждать автобуса, который опоздал от расписания ещё на полчаса.

Подъезжая к моему пункту назначения — деревне Ждановка — я увидел автомобильную аварию. Сердце неприятно кольнуло. И все же, не смотря на усталость и холод, я вышел из автобуса на одну остановку раньше и направился к месту аварии. Там уже стояли машины ДПС и «Скорая помощь». Подойдя ближе, я понял, что не ошибся — это была та самая машина. Вернее куча рваного железа, обмотанного вокруг бетонного столба. Я спросил у врача про самочувствие водителя, на что тот махнул рукой. Правда потом осведомился, знал ли я погибшего? Ответив, что не знал, я потопал в сторону своей деревни.

В голове проносилось все произошедшее. Вспомнив холод в салоне, я поежился. У меня пронеслась мысль: «Старая семерка, откуда там кондиционер?» Тут мне на глаза попался указатель «До дер. Ждановка 1 км». Почему-то сразу же вспомнились слова того мужика — «Не доеду я до неё с километр где-то, а там дойдешь сам, если сможешь.»

«Да, — подумал я, — вряд ли я смог дойти, если бы с ним все-таки поехал.»

@темы: транспорт, рассказы, не своё, мертвецы

---

[mmuha]

Где-то раз в четыре года встречаются дела, которые мы передаем в некую организацию, не оставляя в своих бумагах никакого упоминания о них.
Последнее случилось 2 дня назад.

В березовой роще возле университета собака разрыла свежую яму, разгрызла несколько слоев полиэтилена и принесла хозяину отрезанный палец (предварительно пережевав еще несколько).

К приезду полиции (то есть нас) собралась небольшая толпа студентов и местных жителей. Разогнав толпу и отгородив участок, стали извлекать. Полиэтиленовый тюк, в нем — в полиэтиленовых пакетах — пальцы. Много. На первый взгляд — относительно свежие. Это значит, что в ближайшие дни нас ожидают поиски десятка, а то и двух десятков изувеченных трупов.

Отвезли находку криминалистам.

Вчера утром получили их отчет, а к обеду дело со всеми материалами уже исчезло без следа — увезли те самые «сотрудники некой сферы».

Краткое изложение того отчета:

пальцев — 151 (плюс 3, практически уничтоженные собакой);

все пальцы принадлежат мужчинам в возрасте около 30 лет;

пальцы были отрезаны примерно за 20 часов до их обнаружения;

в каждом маленьком пакете — пальцы одного человека;

в каждом маленьком пакете — одиннадцать пальцев.

@темы: рассказы, не своё

---

Дом убитых в Вилиске

[Эльстер]

В 1917 году что-то ужасное произошло в одном из домов города Виллиска, штат Айова. Теперь это место стало одним из самых страшных мест на земле, и тайна того, что здесь произоло остаётся неразгаданной. В этом доме была зверски убита целая семья, а убийца не был найден.
Семья Мур- отец, мать и шестеро детей были убиты маньяком с топором. Он спрятался в шкафу в спальне, когда семья легла спать. Затем он совершил это ужасное преступление, и сбежал до того, как прибыла полиция. Дом был приведен в состояние, в котором находился во время совершения преступления.Так он выглядит и сегодня. Говорят, что призраки жертв и убийцы до сих пор не покинули этот дом.
Ящики столов часто находят открытыми, кто-то разбрасывает вещи по комнате, а также в комнате видели летающие ножи.
В спальнях слышится детский смех. В одной из комнат видели призраки двух девочек, одетых в белые платья.
Перед тем, как совершить убийство, сумасшедший прятался в шкафу в детской спальне. Люди, которые однажды спали в этой комнате, проснулись, и увидели призрак человека с топором стоящего у подножия их кровати.Были слышны шаги, поднимающиеся по лестнице, и ведущие в спальню. По этой же лестнице поднялся убийца в 1917 году.

+видео

@темы: картинки, видео, рассказы, заброшенные дома и недострой, это случилось на самом деле, призраки и духи, мистические и аномальные места, предметы и вещи, не своё

---

Дарума-сан

[Эльстер]

Вот вам ещё одна японская игралка-пугалка.
Впрочем, японцы относятся к ней очень серьёзно и настоятельно рекомендуют не играть. На японских форумах можно найти упоминания об этой игре с самыми печальными последствиями - самоубийствами и психическими отклонениями.

В этой игре нужно вызвать дух ужасного призрака, который будет преследовать вас весь день. Цель игры – уклоняться от призрака, и не дать ему поймать вас.

Внимание: Мы советуем вам не играть в игру “Дарума-Сан”. Говорят, что эта игра может привести к ужасным последствиям.

Инструкция:

Шаг 1: Перед тем, как лечь спать, разденьтесь, и зайдите в ванну.

Шаг 2: Заполните ванну водой и выключите свет.

Шаг 3: Сядьте в средине ванны, глядя на краны.

Шаг 4: Вымойте волосы, повторяя такие слова “Дарума-Сан упала. Дарума-Сан упала”.

Шаг 5: Моя волосы, представляйте, что в ванне стоит женщина японка. Она скользит, и падает на ржавый кран. Кран попадает её в глаз, и убивает её.

Шаг 6: Продолжайте повторять слова “Дарума-Сан упала. Дарума-Сан упала”, пока не закончите мыть волосы. Всё это время ваши глаза должны быть закрытыми.

Вы можете услышать или почувствовать легкое движение в ванной за вами. Держите глаза закрытыми. Не пытайтесь посмотреть, что там. Вы только что вызвали призрак.

Позади вас поднимется призрак женщины. Вы почувствуете её присутствие, и как она буравит вас своим взглядом. Её голова будет за вашим правым плечом. У неё длинные чёрные запутанные волосы. У неё грязная и рваная одежда. У неё лишь один глаз. Её левый глаз широко открыт и кровоточит. Правый глаз у неё отсутствует, там лишь пустая, красная от крови глазница.

Шаг 7: Когда вы почувствуете присутствие призрака, скажите вслух: «Почему ты упала в ванну?”

Шаг 8: Держите глаза закрытыми, встаньте, и выходите из ванны. Будьте осторожны, не упадите. Выходите из ванной, и закройте за собой дверь. Теперь можно открыть глаза. Воду в ванной оставьте на ночь, не спускайте её. Идите спать.

На следующее утро, когда вы проснётесь, начнётся игра. Призрак одноглазой женщина будет преследовать вас. Всякий раз, когда вы будете оглядываться, чтобы посмотреть на неё, она будет исчезать. В течение всего дня, когда вы будете оглядываться через правое плечо, вы мельком сможете заметить её. Она будет приближаться всё ближе и ближе, не позволяйте ей поймать вас.

Если вы, взглянув через плечо, увидите, что призрак подобрался к вам слишком близко, вы должны крикнуть “Tomare!”, что значит “Стой!”, и бегите со всех ног. Это позволит вам на некоторое время увеличить дистанцию между вами и одноглазой женщиной.

Чтобы закончить игру, вы должны уловить видение призрачной женщины и крикнуть “Kitta!”, это значит “я отрезаю, ты проиграла!” Затем сделайте перед собой режущее движение рукой вниз, как в каратэ.

Вы должны завершить игру до наступления полуночи. В противном случае одноглазая женщина станет преследовать вас в ваших снах.

Правила игры:

Не открывайте глаза, когда в первый раз почувствуете призрака.
Не допустите, чтобы призрак вышел за вами из ванной. Сразу закройте дверь.
Не заходите в ванну, после того, как вышли оттуда.
Не сливайте ванну до утра.
Не позволяйте одноглазой женщине догнать вас.

Последний совет:

Не играйте в эту игру. Это очень опасно. Вызывая призраков, вы можете стать одержимы демоном, и умереть в страшных муках. Вы также можете поскользнуться, упасть, и убиться в ванне. Если вы неправильно завершите игру, призрак может продолжить преследовать вас до конца жизни. Не играйте в эту игру.

А теперь лично от меня. Я пыталась играть в эту игру два месяца назад. Даже выучила слова вызова на японском, что бы уж наверняка. Пока я представляла себе Даруму-сан, у меня ещё до произнесения фраз резко и сильно заболел правый глаз - словно его натёрли мылом. Однако не возникло даже покраснения. Не знаю, было ли это совпадение или самовнушение, но перестремалась я всерьёз. Мгновенно выскочила из воды, опрокинув полку с шампунями, и убежала под одеяло, даже не одевшись. Часа в четыре утра я проснулась и пошла одеться и убрать ванну. И мне впервые в жизни было стрёмно заходить туда без света.
Но самое неприятное случилось позже. Утром мой старший брат поскользнулся в ванне и уронил стеклянный шкафчик, разбив его на много мелких осколков. Серьезно не пострадал, но изрезался с ног до головы. Вся ванная была в крови.
Это я к чему. Подобные ритуалы возникают не на пустом месте. Учитесь на чужих осечках, и помните, что игры с тем, что вы не знаете, могут навредить не только вам, но и вашим близким.

@темы: своё, это случилось на самом деле, призраки и духи, игры (в том числе компьютерные), не своё

---

Джон Хейг. Моя исповедь.

[Ылище обыкновенное]

Моя исповедь
Джон Хейг, Лондонский Вампир

Джон Джордж Хэйг — британский серийный убийца. Также известен под прозвищем «Убийца с ванной кислоты». Хэйг заключил соглашение с газетой «News of the World». Он пообещал эксклюзивную автобиографию и историю о своих преступлениях, в обмен на оплату работы лучших адвокатов страны. Его судили, и присяжные совещались всего 15 минут. После чего единогласно признали Джона Хейга вменяемым и виновным в убийстве Оливии Дюран-Декон. Хэйг был приговорён к смертной казни.

Собственно та самая автобиография ниже.


Завтра меня повесят. В первый и последний раз я войду в ту из дверей моей камеры, которая никогда при мне не открывалась. Через одну дверь заходят ко мне надзиратели. Но я знаю, что через другую дверь, которая всегда заперта, выводят на казнь. Это воистину порог мира иного. Я перешагну его без страха и угрызений совести. Люди осудили меня, потому что меня боялись. Я угрожал их жалкому обществу, их порядку. Но я выше их, я живу более возвышенной жизнью, и всё, что я сделал, всё, что называют преступлениями, я совершил, движимый божественной силой. Вот почему мне безразлично, что меня называют негодяем или сумасшедшим, безразлично и то, что глупые женщины рвутся посмотреть на меня. Надзиратель сказал мне, что в тюрьму на моё имя приходит много писем от этих легкомысленных созданий. Я спрашиваю себя, есть ли на земле кто-нибудь, способный меня понять. Мне и самому иногда это трудно и, записывая сегодня всё, что я испытал, я не надеюсь найти достойного читателя.

под катом внушительная простыня

Первый, кого я убил, - Уильям Дональд Мак-Сван. Позднее мне пришлось убить его отца и мать. В том, как я познакомился со Сваном, ничего загадочного нет. Он был владельцем игорного зала в Тутинге (пригороде Лондона). Это было в 1936 году. Я вышел из тюрьмы, где сидел за мошенничество. Это был мой первый срок. Я прочёл в газете объявление Свана, которому был нужен управляющий для его игорного зала. Я жил в Уэйкфилде, в Йоркшире. Я телеграфировал ему, и он меня взял на работу. Я проработал на Свана год, а затем уволился. Мне было проще зарабатывать деньги в одиночку посредством нескольких ловких подлогов. К несчастью, я попался, и по нескольким приговорам мне пришлось пробыть в тюрьме до сентября 1943 года. Выйдя из тюрьмы, я возобновил знакомство с молодым Сваном. Дела его шли неплохо. Он вложил деньги в недвижимость и занялся лёгкой промышленностью. Совершенно случайно я нашёл работу в той же сфере и скоро открыл своё дело. Осенним вечером 1944 года я встретил Свана в кафе в Кенсингтоне. Он был встревожен - боялся мобилизации и признался мне, что хочет скрыться от призыва. С тех пор я часто с ним виделся, он даже познакомил меня со своими родителями. Как-то ночью я предложил ему зайти ко мне, посмотреть мою квартиру в подвале и мастерскую на Глостер-роуд, 79. Молодой Сван отправился со мной. Мы вошли вместе…

Чтобы объяснить то, что я сделал потом, нужно вернуться в далёкое прошлое, в моё детство. Следует сказать о моих тогдашних снах. Моя мать очень любила толковать сны, она верила, что они предсказывают будущее. Она покупала все книги на эту тему, и я тоже их читал. Мать иногда предугадывала болезнь или смерть близких. Её предчувствия всегда подтверждались. Позднее я тоже обрёл этот дар. Первый сон, который я помню в точности, относится ко времени, когда я пел в хоре кафедрального собора Уэйкфилда. Ночью, засыпая, я видел мучения распятого Христа. В церкви я созерцал распятие и, улёгшись в постель, видел голову в терновом венце и всё тело Христа, кровь, текущую из ран. Меня охватывал страх. В другом сне я строил огромную выдвижную лестницу, по которой забирался на Луну. Оттуда я смотрел на Землю, лежащую у моих ног, маленькую, как мяч. Что означал этот сон? Я думаю, он означал, что я совершу в жизни нечто грандиозное, такое, чего не сможет никто. Чаще всего мне снилась кровь. Сны играли ужасную и таинственную роль в моём существовании. Однако вкуса крови я ещё не знал.

Я попробовал её случайно и навсегда запомнил этот вкус. Мне было лет десять. Я поранил руку металлической массажной щёткой. Когда я лизнул выступившую кровь, всё во мне перевернулось. Липкая, горячая и солёная жидкость, которую я отсасывал из ранки, - это была сама жизнь. Это открытие годами не давало мне покоя.

Вскоре я стал нарочно резать себе палец или руку, чтобы приложить губы к свежей ране и снова почувствовать этот невыразимый вкус. Так случай, отбросив века цивилизации, возвратил меня к тем легендарным временам, когда в человеческой крови черпали силу. Я понял, что принадлежу к роду вампиров. Почему? Почему именно я? Не могу объяснить. Я лишь описываю то, что испытал.

Вспоминаю о других случаях из моей юности, где кровь играла важную роль.

Подростком во время любовного свидания я, целуясь, укусил девушку в губы. Это случилось помимо моей воли и желания. Я сделал это бессознательно, когда её горячий рот прильнул к моему. Затем наступило просветление и я убежал, не попробовав крови по-настоящему. Иначе не знаю, что могло бы случиться.

Но ни одно из этих происшествий не пробудило во мне ту безумную, нестерпимую жажду, тот великий зов крови, который мне пришлось услышать позднее.

На Пасху 1944 года я путешествовал в автомобиле по Сассексу. Проезжая местечко Три Моста, я слишком поздно увидел выскочивший навстречу грузовик. Удар был страшный. Моя машина опрокинулась. Я не потерял сознания, но глубоко рассек голову и истекал кровью. Мне удалось выбраться из перевёрнутого автомобиля. Кровь текла по моему лицу и попадала в рот. Этот вкус окончательно пробудил мою натуру. Ночью я увидел ужасный сон. Я видел лес распятий, постепенно превращавшихся в деревья. Сначала мне показалось, что с ветвей стекали капли росы или дождя.

Приблизившись, я понял, что это кровь. Вдруг весь лес начал извиваться, и кровь заструилась из деревьев. Она сочилась из стволов. Красная, лилась она с ветвей. Я чувствовал, что слабею, что силы оставляют меня. Я увидел человека, который шёл от дерева к дереву и собирал кровь. Когда чаша наполнилась, он приблизился ко мне. "Пей!" - сказал он. Но я не мог пошевелиться. Видение исчезло. Однако я по-прежнему чувствовал, что очень ослаб, и всем своим существом стремился к чаше. Я проснулся в полубессознательном состоянии. Я всё время видел руку, подающую мне чашу, до которой я не мог дотянуться, и страшная жажда, в наши дни не знакомая никому из людей, навсегда вошла в меня. Три или четыре ночи подряд я видел тот же сон, и с каждым пробуждением ужасное желание всё больше переполняло меня.

Теперь вы поймете, что могло случиться с молодым Сваном в тот осенний вечер, когда он оказался у меня один. Я убил его ножкой от стола или обрезком трубы, уже не помню точно. А потом я перерезал ему горло перочинным ножом. Сначала я попытался пить кровь, но это было очень неудобно. Я не знал, как за это взяться. Я держал тело над раковиной и пытался собрать красную жидкость в стакан. В конце концов я, кажется, стал медленно сосать прямо из раны, чувствуя глубокое удовлетворение.

Когда я поднялся, присутствие мёртвого тела меня ужаснуло. Угрызений совести я не испытывал. Я спросил себя, как мне отделаться от трупа. Потом пошёл спать.

В ту ночь мне приснились лес и чаша. Но на этот раз мне удалось схватить её, и я напился крови с не меньшим удовлетворением, чем наяву. Проснувшись, я вспомнил о содеянном и спросил себя, как я смог дойти до такого. Я вернулся в подвал. Наконец до меня дошло: необходимо решать, как поступить с телом. Я не подумал об этом заранее, но теперь я ясно увидел хороший способ. В моей мастерской было много серной и соляной кислоты для обработки металла. Моих познаний в химии хватало, чтобы понимать, что человеческое тело состоит большей частью из воды, которая легко соединяется с серной кислотой. К несчастью, у меня ничего не было подготовлено. Только на шестой или на седьмой раз я стал заранее готовиться к уничтожению трупов. Следовало найти ёмкость. Я отыскал на кладбище нечто вроде металлического бочонка. Чтобы перевезти его в погреб, я одолжил у подрядчика на стройке тачку. Я поместил тело Мак-Свана в бочонок. Теперь следовало налить туда кислоту. Пришлось воспользоваться ведром. Я не подумал о парах, которые мне сильно мешали, - пришлось выйти на свежий воздух, чтобы немного отдышаться.

Закончив эту работу, я вышел из подвала и закрыл за собой дверь. Вернувшись туда через некоторое время, убедился, что операция удалась. Тело растворилось. Я приподнял люк, сообщающийся с канализацией, и вылил в него эту бурду. Если бы от Мак-Свана и осталось что-то, всё оказалось в море, вместе с лондонскими нечистотами. Теперь следовало объяснить исчезновение молодого человека. Я вернулся туда, где жил Мак-Сван, чтобы встретиться с его родителями. Я объяснил, что их сын в бегах и скрывается от воинской повинности. Написав несколько писем его почерком, я отправил их из Шотландии. Старики поверили письмам и не заявили в полицию. Я никогда особенно не боялся разоблачения, а угрызения совести были мне незнакомы. Меня вело высшее существо, оно было вне меня и проверяло каждый мой шаг.

Через два месяца после молодого Мак-Свана настал черёд другой жертвы, на этот раз - женщины. Ей было лет тридцать пять. Это была брюнетка среднего роста. Я никогда прежде её не встречал. Мы встретились на улице в квартале Хаммерсмит. Я столкнулся с ней на мосту и сразу же понял, что она должна умереть. У меня был в разгаре период снов, и очень хотелось испить из чаши. Женщина согласилась пойти со мной. Я ударил её по голове и напился крови. И на этот раз я не продумал, как избавиться от тела, но у меня ещё оставались кислота и бочонок. Я поместил в него молодую женщину, додумался, что удобнее накачивать кислоту насосом. И отправился его покупать. Лишь после второго Мак-Свана, отца Уильяма, я догадался использовать нечто вроде маски, чтобы не вдыхать пары. Затем я раздобыл резиновый фартук, сапоги и перчатки. В этом облачении, вооружившись деревянным колом, я перемешивал раствор. Обоих стариков Мак-Сванов я убил в один день. Полиция так и не заметила исчезновения семьи Мак-Сванов. А ведь это было в разгар войны, когда каждый гражданин многократно проверялся из-за продовольственных карточек и всяческих документов, которые постоянно требовались от всех.

Я никого не убивал ради наживы. Если деньги были, я брал их и считал это новым доказательством заботы высшего существа обо мне. Но деньги для меня были чем-то второстепенным. Что касается дела Мак-Сванов, то я явился к адвокату в Глазго и предъявил якобы заверенный нотариусом контракт, представившись Уильямом Дональдом Мак-Сваном. Я с легкостью подделал его подпись - у меня имелся богатый опыт подделки документов. Благодаря этому предлогу, я смог устроить распродажу собственности семьи Мак-Сванов. Эта серия сложных операций продолжалась два года и принесла примерно 4000 фунтов. Но, повторяю, это было не столь важно. Я мог бы с не меньшим успехом зарабатывать на жизнь обычным мошенничеством. Скажем, я выгодно спекулировал автомобилями. Я даже мог превращать армейский бензин, окрашенный в красный цвет, чтобы им не торговали налево, в обычный, которым могли безнаказанно пользоваться гражданские лица. На одном этом можно было бы заработать состояние.

В ходе судебного разбирательства они спрашивали меня, каким ножом я перерезал горло жертвам. Мне трудно ответить, у меня было три ножа. И я хотел бы подчеркнуть в связи с этим, что не способен вспомнить какие-либо подробности происходившего в те минуты. Когда я был под влиянием моих снов, я, можно сказать, не видел ничего, кроме протянутой ко мне чаши; я кричал от жажды, а влага не достигала моей иссушенной гортани до тех пор, пока я не затаскивал в свой подвал человека и не принимался с несказанным облегчением высасывать жизнь из его рассеченного горла.

Моей пятой жертвой был незнакомый молодой человек, Макс, но прежде я расскажу о номерах шесть и семь, молодой чете Хендерсонов. Арчибальд Хендерсон был лондонским врачом. У него была очаровательная молодая жена, Роза. Они исчезли в феврале 1948 года. Полиция никогда бы не раскрыла эту тайну, если бы не моё признание. Я познакомился с ними очень просто. Они напечатали объявление о продаже дома на Лэдброук-сквер. Я отозвался, потому что это хороший способ входить в контакт с людьми, я им пользовался неоднократно. Хендерсоны просили за свой дом 8750 фунтов. Я, к их большому удивлению, ответил: "Это слишком дешево. Если вы согласитесь на 10 500, я покупаю". Позднее я узнал, что Роза Хендерсон сказала тогда обо мне своему брату: "Я встретила величайшего из дураков".

Но брат ответил ей: "Если человек так говорит, его надо остерегаться". Как видно, чутье у него было. Впрочем, скоро я сказал Хендерсонам, что не смог собрать нужную сумму, и больше об этой покупке не вспоминали. Однако знакомство состоялось, и я сблизился с Хендерсонами. Эти люди были мне интересны и забавляли меня.

В то время они жили в Фулхэме. Мы провели вместе много вечеров. Я играл им Брамса на пианино, они слушали часами. У них был пёс, великолепный ирландский сеттер рыжеватого окраса, по имени Пат, с которым мы подружились. Он напоминал мне щенка, которого в детстве подарил мне отец. Впрочем, я всегда любил собак и помню, как возмутил какого-то идиота, заявив, что, если мне за рулем машины придётся выбирать, кого задавить - собаку или человека, я в любом случае выберу человека.

Когда Хендерсоны погибли, я взял Пата к себе, а когда он ослеп, поместил его в один из лучших собачьих пансионов. Хендерсоны много рассказывали о себе, и скоро я узнал всё, что их касалось. Это очень пригодилось мне в дальнейшем.

Мистер Хендерсон был вторым мужем Розы, а Роза - его второй женой. Он был вдовцом, она - разведенной. Её первый муж, немецкий инженер Рудольф Эррен, в годы первой мировой войны служил в знаменитой эскадрилье "Цирк Рихтгофена" под командованием Геринга. После войны он поселился в Англии, а теперь опять живёт в Германии. Удивительное совпадение: Эррен с женой одно время жили в "Онслоу-Корт", гостинице в Кенсингтоне, где я собирался поселиться. Роза была обречена на встречу со мной, и я узнаю в этом перст высшей силы, что правит мною.

После развода в 1938 году Роза вышла замуж за Арчибальда Хендерсона, блестящего врача с богатой практикой. Они жили роскошно, и Роза появлялась на светских приемах в великолепных туалетах, увешанная драгоценностями. Это была очень красивая и живая брюнетка. В 1926 году она участвовала в конкурсе красоты и её фото напечатали в газетах. Чтобы закончить о Розе, добавлю, что она была дочерью врача из Манчестера и что у неё имелся брат, Арнольд Барлин, осмотрительный Делец, который ещё сыграет важную роль в этой истории. Примечательно, что он заподозрил неладное ещё тогда, когда я предложил Хендерсонам слишком большую сумму за их дом. Во времена моего сближения с Хендерсонами мне приснился особенно мучительный сон. О! На этот раз то были уже не окровавленные деревья и не протянутые ко мне чаши крови! В новом сне я вгрызался в горло маленькой дочери моих друзей и жадно пил её кровь. При мысли о том, что я мог, пусть даже во сне, причинить зло тем, кого уважаю и люблю, я пришёл в ужас. Что до Хендерсонов, они не были моими друзьями. Занятное знакомство, не более того. А когда я знаю, что человек может стать моей жертвой, это странным образом мешает мне испытывать к нему дружеские чувства. Роза призналась мне, что при внешнем блеске они с мужем испытывают финансовые затруднения. Так что я убил их не ради выгоды. У Арчи были долги, и они с женой часто ссорились из-за денег.

В 1948 году Хендерсоны отправились в Брайтон и поселились в гостинице "Метрополь". Период моих снов в это время достиг кульминации. Я от них совсем заболел. Арчи жаловался на мою рассеянность: я совсем не обращал внимания на то, что он говорит. Я уже был всецело охвачен моей ужасной жаждой. Мне снова снились леса из распятий, превращавшихся в деревья, с которых стекала кровь. И я просыпался, одержимый звериным, нестерпимым желанием. Моей новой жертвой должен был стать Арчи. Под каким-то предлогом я привёз его из Брайтона в Кроули и в моей мастерской на Леопольд-роуд всадил ему в голову пулю из его собственного револьвера, который украл у него на одной вечеринке. Вернувшись в Брайтон, я сказал Розе: "Арчи у меня стало плохо. Это не опасно, но он хотел, чтобы вы приехали. Я отвезу вас". Она поехала со мной, ни о чём не подозревая. В мастерской я сразу же убил её, уже не помню как. Я высосал большую часть крови Арчи и Розы. Меня защищала незримая рука. Я был настолько уверен в себе, что оставил трупы в мастерской, когда выходил купить респиратор и новую ёмкость для кислоты. Респиратор, как я уже объяснял, защищал меня от испарений серной кислоты, покуда я мешал свою бурду. Новая ёмкость требовалась для второго трупа. Я оставил Арчибальда и Розу в подвале, ни о чём не тревожась. Первого я собирался растворить в пятницу, во второй половине дня. А в субботу после полудня красивое, ещё недавно полное такого очарования тело Розы Хендерсон растаяло в кислоте, как тает от жары восковая куколка. Его форма и цвет исчезали медленно, как гигантский кусок сахара, который я помешивал большой палкой, долго, терпеливо, спокойно…

Я вернулся в Брайтон, тоскливый общедоступный курорт, оплатил в отеле счёт Хендерсонов, забрал их вещи и Пата, славного пса, и вернулся к себе. Следовало отвести подозрения тех, кого могло бы встревожить исчезновение супругов. Я написал домовладельцу Хендерсонов в Фулхэм и брату Розы в Манчестер, безупречно подделав почерк и подпись молодой женщины. Остроумная находка - я воспользовался фирменной бумагой отеля "Метрополь". Я объяснил, что по причине неких трудностей семья Хендерсонов решила эмигрировать в Южную Африку и что их другу (мне) поручено заняться их делами. Хендерсоны умерли 13 февраля. 17-го числа мне позвонил брат Розы, Арнольд Барлин. Впрочем, он и раньше звонил мне по вопросу недвижимого имущества его сестры. "Что происходит?" - спросил он. "Не беспокойтесь, - ответил я. - Я заключил с Арчибальдом соглашение. Я передал ему до отъезда 2500 фунтов. Если он не вернёт их через два месяца, его машина и его дом по договору перейдут ко мне. Впрочем, я могу показать вам письмо от Арчибальда с просьбой оплатить его счет в гостинице в Брайтоне и забрать Пата - помните, его пса? У меня есть и договор, который мы оба подписали". (Я заранее предусмотрительно приготовил обе фальшивки.) Недоверчивый Барлин приехал в Брайтон. Хозяин гостиницы сказал ему, что я действительно приезжал за собакой и оплатил счёт. Через несколько дней Барлин приехал ко мне вместе с женой. Я подготовился к этому посещению. Я объяснил им, что причиной отъезда была семейная ссора Хендерсонов. Они решили уехать, чтобы не впутывать родственников в свои проблемы. Я повёз Барлинов в моей машине на вокзал, к манчестерскому поезду. Вдруг миссис Барлин наклонилась и подняла с пола маленький блокнотик. Она воскликнула: - Но это же записная книжка Розы! Мне хватило присутствия духа, чтобы сразу ответить: - Ах да, она, наверное, выпала, когда я вёз их вещи из Брайтона. Однако после этого наступило неловкое молчание. Перед тем как выйти на перрон, Арнольд Барлин сказал мне: - Если моя сестра и деверь не объявятся до понедельника, я сообщу в полицию. В этот миг я мысленно внёс Барлина, его жену и их сына в список моих ближайших жертв. Итак, они собирались заявить в полицию в понедельник; однако в субботу им пришло письмо следующего содержания: "Мой дорогой Арнольд, вы так давно не получали от нас известий, что, наверное, волнуетесь. К несчастью, Арчи как-то догадался, что я собираюсь его оставить после нашего возвращения в Лондон. Мы поссорились из-за этого в Кингсгейте. Он обвинял меня в том, что у него неприятности, что я трачу много денег. Даже пригрозил покончить с собой, если я от него уйду. Оставалось одно - действовать быстро. Он занял денег у Джона Хейга (вы, может быть, помните его по Беркли), а я осуществила план, составленный мной на этот случай. Все идёт очень хорошо, хотя нам и пришлось некоторое время постыдно лгать.

Я думала, что мы сможем приехать к вам в конце этой недели, но следует проявлять осторожность по крайней мере недели три. Мы избегаем тех мест, где Арчи обычно бывал. Он очень мил и почти не пьет. В следующий вторник мы поедем в Ньюкасл. Это всё, что я хотела вам сказать в этом письме. Вы всё поймете, когда мы снова увидимся. Надеюсь, что у Джона Хейга всё в порядке. Сильно похолодало, и мне бы нужно одеться потеплее, но я не поеду за вещами на Дейвз-роуд до нашего возвращения. Надеюсь, что у вас всё хорошо. Не беспокойтесь. Мой привет Мамси". Под этим стояла торопливая подпись: "Роза". Подпись полностью успокоила Арнольда Барлина. В ходе следствия он вспомнил, что Роза назвала мать "Мамси", хотя обычно она говорила "Мамми". Были также описки и орфографические ошибки, но понимая, в каком состоянии была его сестра, он в тот момент не обратил на них внимания.

Признаться, я иногда делаю ошибки в правописании. Наполеон их тоже делал. Из-за ошибки меня один раз поймала на подделке полиция, когда я забыл одно "д" в слове "Гилдфорд". Позднее Барлин позвонил мне, чтобы узнать, нет ли новостей от его родственников. Через несколько дней я отправил ему почтовую открытку за подписью Розы. Потом ему взбрело в голову нанять частного детектива. Я посоветовал ему быть осторожным, сказав, что, возможно, у Хендерсонов были сложности такого рода, о которых полиции лучше не знать. Чтобы покончить с этим, я решил играть по крупной. Я написал Барлину письмо на четырнадцати страницах за подписью Розы. Я так хорошо знал частную жизнь Хендерсонов и так хорошо подражал стилю и почерку миссис Хендерсон, что все полицейские и эксперты Скотланд-Ярда восхищались позднее моим письмом как шедевром подделки. Я горжусь им, как Рембрандт мог бы гордиться своим лучшим полотном. Подделка для меня - искусство. С детства у меня было к ней призвание. Ещё в школе я подделывал подписи учителей.

Этим письмом на четырнадцати страницах мне удалось убедить Барлина, что Хендерсоны готовятся уехать из Англии в Южную Африку. В письме объяснялось, что Хендерсоны оставили мне свой дом в покрытие предоставленной ссуды. Там был указан их новый адрес: Дурбан, Южная Африка, до востребования. Арнольд Барлин приехал в Лондон, чтобы уладить дела сестры. Я встретил его любезно и сказал: "Не очень-то красиво поступила Роза, уехала, не попрощавшись со старушкой матерью".

Впрочем, из-за этой старухи вскоре вышли ужасные осложнения. В феврале 1949 года она серьёзно заболела. Барлин известил Розу. Ответа не было. Он позвонил мне и сказал: - Я беспокоюсь. Вообще, в следующий мой приезд в Лондон я иду в Скотланд-Ярд. - Согласен, - сказал я. - Но прежде загляните ко мне. - Конечно, - ответил он. Я не смог сдержать улыбку, услышав это. - Да, - сказал Барлин, - я хотел бы взять вас с собой, потому что вы располагаете всеми документами и бумагами по этому делу. - Разумеется, - ответил я. - А скажите, вы привезете с собой мадам Барлин и вашего ребенка? Я был бы рад их видеть. - Я вам это обещаю. Прекрасно, - сказал я в заключение, - я подготовлюсь, чтобы принять вас - Вы очень любезны, - ответил болван. Три или четыре дня спустя умерла старая мадам Барлин, и это задержало поездку её сына в Лондон. На следующий день, просматривая газету, Арнольд Барлин в разделе происшествий прочел об исчезновении богатой леди, миссис Дюран-Дикон.

Озабоченный трауром и семейными делами, он читал рассеянно, но последний абзац заметки заставил его вздрогнуть. В газете говорилось: "В день своего исчезновения миссис Дюран-Дикон встречалась в универсальном магазине с неким Джоном Джорджем Хейгом, который явился в полицию, дал подробные свидетельские показания и предложил принять участие в розыске".

Арнольд Барлин был близок к обмороку. В один миг он понял все: исчезновение родных и то, что произошло бы с ним, его женой и ребенком, явись они ко мне. Ему едва хватило сил набрать по телефону "999", чтобы вызвать полицию. Я был обречён.

В разгар истории с Барлином произошёл эпизод с Мэри, жертвой номер семь. Это было в Истбурне. Я встретил эту женщину, не то проводившую там отпуск, не то приехавшую на заработки, уже не помню. Во всяком случае, она была не из этих мест. Я знаю лишь её имя, Мэри. Мы с ней долго болтали, и я пригласил её поужинать со мной в Хастингсе. Мы пошли в кафе у моря. Был конец лета или начало осени - последние погожие дни. Закатное солнце на миг превратило море в кровь. Я вздрогнул. Перевёл взгляд на Мэри, а она сказала, идиотка: "Красиво, правда? Как будто на цветной открытке". Я был далёк от столь вульгарных впечатлений, я чувствовал, что меня охватывает дьявольская жажда. Я без труда завлёк Мэри в Кроули. Мы вошли в мою мастерскую на Леопольд-роуд. Тотчас же я схватил за рукоятку какой-то инструмент и яростно ударил её по голове. Затем надрезал ей шею и жадно припал к ране. Ночью мне приснился тот умиротворяющий сон, который я видел обычно после убийства. Призрак протянул мне чашу крови, и я пил из неё большими глотками. Мэри говорила с уэльским акцентом. Помню её летнее, бело-голубое платьице и открытые белые туфли. В сумочке у неё не было ничего особенного, разве что флакончик духов. Я так и не смог узнать её фамилию. Полиция тоже не сумела это выяснить.

Перехожу к девятому человеку, умерщвлённому мной. Предпочитаю употреблять это слово. Я не люблю говорить "убийство" - возникает впечатление жестокости и страдания. Умерщвлять, напротив, означает неукоснительно следовать воле всемогущего Духа, который вёл меня и приказывал мне брать кровь мужчин и женщин. Человек - пешка в руках высшего существа.

Та же, внешняя сила решила теперь, что настало моё время умереть, и я принимаю её божественное решение. К тому же я устал. Мои глаза не выдерживают. Я слишком много прочёл и написал и спешу закончить эти воспоминания. Чтобы писать дальше, мне приходится надевать очки в золотой оправе, принадлежавшие доктору Хендерсону, моей шестой жертве. Но обратимся к миссис Оливии Дюран-Дикон, последнему человеку на этой земле, у которого я выпил стакан крови. Когда я её встретил, это была, как выразился на суде прокурор, "женщина на закате жизни". Надо признать, именно с ней я был особенно небрежен. Вообще-то это мне не свойственно. Я люблю повторять, что лучше несправедливость, чем беспорядок. Но я чувствовал себя настолько защищённым высшей силой, управлявшей мной, что забыл принять элементарные меры предосторожности. Миссис Дюран-Дикон жила в том же семейном пансионе в Кенсингтоне, что и я. Там я с ней и познакомился. Я понравился этой старой даме, беседовал с ней о музыке, искусстве, литературе. Были у нас также философские и религиозные разговоры. Она написала книгу размышлений под заглавием: "Так говорил Господь". Сам я тоже выступал на религиозных собраниях. Помню, что умел растрогать слушательниц до слёз. К тому же я написал несколько статей для религиозных журналов. Благодаря этому я был в милости у миссис Дюран-Дикон, которая, несмотря на мои сорок лет, называла меня "в высшей степени достойным молодым человеком". На суде публика узнала, по какому смехотворному поводу она пришла ко мне. Старая дама очень страдала оттого, что у неё выпали ногти, и я сказал, что постараюсь сделать ей ногти из пластмассы в моей мастерской.

Так 18 февраля 1949 года она отправилась в свой последний путь. Я умертвил её выстрелом в затылок. Затем надрезал ей шею и выпил стакан крови. Она носила на шее крест. Я ощущал бесконечное наслаждение, когда топтал его ногами.

Мой способ избавиться от тела был отработан до автоматизма. К тому же для миссис Дюран-Дикрн я заранее приготовил бочонок с кислотой. Я уже говорил, что небрежно проделал все эти манипуляции. Кислоту я купил на своё имя, не полностью сжёг сумочку миссис Дюран-Дикон, и полицейские нашли её куски. Я не полностью растворил тело, и было найдено достаточно останков, чтобы обвинить меня в убийстве. В оправдание могу сказать, что с миссис Дюран-Дикон мне пришлось нелегко. Представьте, каково это - втиснуть в бочонок тело весом в девяносто килограммов. Но это недостаточно объясняет мою небрежность. Может быть, я просто устал убивать, и мне не терпелось покончить с миссией, возложенной на меня высшим божеством, и обрести покой хотя бы на том жалком клочке земли, где хоронят казнённых. Измучившись от возни с тяжёлым телом старой женщины, я вышел выпить чаю. Вернувшись, я обнаружил, что оставил дверь открытой.

Кто угодно мог войти и увидеть труп. Я умертвил миссис Дюран-Дикон в пятницу. В следующее воскресенье я был у друзей. Одна девушка вдруг сказала мне: "Не смотрите на меня так!" Я отвёл глаза, но исподтишка всё же продолжал её разглядывать. Тогда она заявила: "Я чувствую, что вы всё ещё на меня смотрите".

И вдруг закричала: "Убийца!" Этот дар прозрения (хоть я и не приемлю слово "убийца", я уже объяснял почему) кажется мне необъяснимым.
Вскоре полицейские, расследовавшие исчезновение миссис Дюран-Дикон, нашли у меня улики - останки её тела, остатки вещей. Моя судьба свершилась. Теперь, когда всё кончено и я завершаю свой рассказ, я хотел бы ещё кое-что добавить. Одна из моих последних мыслей - о Пате, собаке Хендерсонов. Это был мой большой друг, и я очень доволен, что смог что-то для него сделать и позаботиться о хорошем уходе за ним. Может, это мелкое тщеславие, но оно вполне простительно для человека на пороге смерти: я хочу, чтобы одежду, в которой я был на суде, отправили в музей мадам Тюссо для моей восковой фигуры. Пусть туда передадут также мои зелёные носки и красный галстук в зелёную клетку. Надеюсь, что мой восковой портрет похож. Я желаю, чтобы хранитель музея Тюссо следил за безупречной складкой на моих брюках. В тюрьме я потолстел. Это неприятно. Надеюсь, что у моего изображения будет сохранена более стройная фигура.

Хотел бы сделать ещё одно забавное признание. Мои первые опыты с кислотами я провёл в тюрьме, когда сидел за подлог. Одно время я работал в жестяной мастерской, там были различные химикаты. Я договорился с заключёнными, занятыми на сельскохозяйственных работах, и они приносили мне лесных мышей. Часами я наблюдал за медленным растворением мыши в кислоте. Это мне очень пригодилось позднее, когда мне пришлось заставлять исчезнуть людей. Мыши и люди… - как говорится в Писании.

Во всяком случае, повторяю, что я умерщвлял не ради денег. Для этого мне было бы проще убрать моих родителей и получить наследство. На суде мне было очень скучно. Казалось, что я во второй раз смотрю один и тот же фильм. Но меня развлекли пикантные подробности, добавленные к моей истории некоторыми свидетелями.

Среди изобретений, работу над которыми я завершал, когда был арестован, есть способ воспрепятствовать утечкам газа в квартирах. Я мог бы спасти тысячи человеческих жизней. Этот труд на благо общества был прерван, чтобы спасти тех трёх-четырёх малоценных людей, которых я мог бы уничтожить! Я нисколько не горжусь моими приключениями. Рок слишком тяжко давит на меня. Я всё время думаю об этом стихе, кажется из Екклесиаста: "Свершилось то, что должно было свершиться".

Я знаю, что от двери моей камеры четырнадцать шагов до эшафота. Немногое отделяет меня от перехода в вечность. Сегодня идёт дождь. Я вижу, как дождь стучит по верхушкам вязов, возвышающихся над стеной тюрьмы, и меня охватывает желание, которое я чувствовал иногда под сенью великолепного леса, я, совсем один, должен достичь цели, может быть, недостижимой. Я думаю о строках, написанных великим человеком древности, уже не помню кем. Мне кажется уместным процитировать их сейчас. "Пока не остановятся станки и не перестанут сновать челноки, Бог не развернёт свиток и не откроет причину".

Я родился 24 июля 1909 года в Стамфорде, в Линкольншире. Мои родители в то время жили в нищете. Отцу было тридцать восемь лет, матери - сорок. Отец был старшим мастером-электриком, но оказался без работы. Родителям не на что было купить даже пелёнки для будущего ребёнка. Моя мать убеждена, что месяцы страданий и забот, предшествовавших моему рождению, стали причиной моего, как она это называет, психического заболевания. "Это моя вина, - сказала она. - Почему меня не судили вместе с сыном? Я так же виновата, как и он".

Положение родителей улучшилось лишь несколько месяцев спустя. Они оба были очень религиозны. Отец стал главой религиозной общины Братьев. Они воспитывали меня в бесчеловечной атмосфере, хуже, чем в монастыре. Я не знал ни одной из детских радостей. У моего отца на лбу синеватый шрам, по форме напоминающий крест. Он объяснял мне, что это печать Сатаны. Он грешил, и Дьявол наказал его. "Если ты согрешишь, - говорил он мне, - Сатана отметит и тебя так же".

На протяжении нескольких лет я искал на лицах людей эту синюю отметину. Поскольку ни у кого её не было, я думал, что один мой отец согрешил, а весь остальной мир невинен. Каждый вечер я вспоминал, какие дурные поступки совершил за день. Если мне было в чём себя упрекнуть, я инстинктивно подходил к зеркалу, чтобы проверить, не появилась ли на лбу отметина. Я ходил в школу до семнадцати лет и пел в хоре кафедрального собора. В воскресенье я вставал в пять часов, чтобы успеть к заутрене. Весь день я проводил в церкви. После вечерни, когда я возвращался домой, мои родители молились, и я присоединялся к ним.

Из-за этого странного образа жизни мои сверстники не любили меня. Однако я был всегда готов помочь ближнему. Я обожал животных, отдавал свою еду бродячим собакам. Ещё я любил кроликов и диких птиц. В 1927 году, в восемнадцать лет, я почувствовал невыразимую потребность выплеснуть религиозный мистицизм, переполнявший меня. Я отправил в журнал статью "Об упадке человека", и её опубликовали. Я верил в то, что послан к людям с великой целью. Я стал проповедовать Братьям. Когда я заговорил впервые, обнаружилась чудесная вещь - у меня есть дар слова. Толпа верующих слушала меня с трепетом, по лицам текли слезы. Мои родители были очень горды мной. И вот я, юный проповедник чистоты, всего через несколько лет оказался в тюрьме Лидса за подлог. Что произошло? Прежде всего виноваты мои руки, белые руки художника. Всю свою жизнь я их лелеял с каким-то мне самому непонятным фетишизмом. В тюрьме не хватает мыла и горячей воды, чтобы мыть руки несколько раз в день. Именно они не дали мне зарабатывать на жизнь честным и тяжёлым трудом, который бы их изуродовал. Даже за мрачными манипуляциями, помешивая трупы, тающие в кислоте, я не забывал надеть резиновые перчатки. За рулем машины я надевал перчатки из кожи. У меня их множество пар, в тон цвету костюма и галстука. Год я проработал на фабрике моторов, год - в конторе, год - в компании "Шелл". После совершеннолетия я решил начать собственное дело. Мы с компаньоном открыли страховую и рекламную контору, затем в 1933 году - фирму, торгующую световой рекламой. Все это принесло мне много хлопот и мало дохода. Я уже понимал, что быть честным не выгодно. В 1934 году я сделал решающий шаг. Люди так глупы. Я заметил, что система проката и продажи автомобилей очень плохо организована и позволяет легко мошенничать каждому, кто хоть немного соображает. И вот я поступил на службу в компанию, занимавшуюся прокатом и продажей автомобилей. В том же году, в июле, я женился на красивой девушке двадцати одного года, Беатрис Хэмер. Я женился на ней, чтобы уйти от родителей. Я не мог жить с ними, с их религиозными принципами, после того как выбрал нечестную жизнь. Но моё семейное счастье длилось недолго. В ноябре меня посадили в тюрьму. Я торговал несуществующими автомобилями. Моя жена решила, что больше мы не увидимся. Пока я был в тюрьме, она родила девочку. Этого ребенка удочерили неизвестные мне люди. Живет сейчас девушка четырнадцати лет и не знает, что ее настоящий отец - я, Джон Хейг, которого называют Лондонским Вампиром. Я вышел из тюрьмы и вернулся к родителям, простившим меня.

За моё следующее предприятие я поплатился четырьмя годами тюрьмы. Выбрав в телефонном справочнике наугад фамилию стряпчего, я открыл под этим именем контору в другом городе. Я продавал моим клиентам несуществующие акции.

Когда я вышел на свободу, Великобритания воевала. Я нашёл себе работу в Гражданской обороне. После кошмаров больших бомбардировок я отрёкся от веры в справедливого и любящего Бога. Как-то раз я был на дежурстве вместе с медсестрой из Красного Креста. Завыли сирены. Они ещё не замолчали, как уже падали бомбы. Мы с медсестрой вышли, чтобы занять свой пост. Вдруг я услышал ужасный свист и бросился в подворотню. Бомба взорвалась с апокалипсическим грохотом. Когда я поднялся, контуженный, к моим ногам подкатилась голова. Это была голова моей недавней спутницы, такой весёлой, милой. Как Бог допустил такую мерзость?

Теперь я верю не в Бога, а в высшую Силу, которая заставляет нас действовать и таинственно управляет нашей судьбой, не помышляя о добре и зле. Я рассказал, как она толкала меня на умерщвление людей, насылала ужасные сны, породившие жажду крови. Мне, тому, кто любит, обожает самых маленьких и слабых, приказано было убивать и пить человеческую кровь. Этого не может быть! Девять убийств, совершённых мной, должны найти объяснение где-то за пределами земного мира. Неужели они бессмысленны, неужели они - лишь сон безумца, полный шума и ярости, как сказал великий Шекспир? Значит, есть вечная жизнь? Скоро я это узнаю.

А пока - прощайте.


Я честно искала по сообществу и ничего не нашла, надеюсь, что не баян.

@темы: это случилось на самом деле, серийные убийцы

---

Болотная тварь

[Скрёб-поскрёб]

Парнишка - лет одиннадцати на вид - поднял камень и, прицелившись во что-то, бросил. С громким и тягучим плеском камень упал в воду.
- Бли-ин... - расстроено протянул мальчик и присел на корточки, чтобы подобрать новый снаряд.
Виталик нашел подходящий, поднял его и на всякий случай обернулся. Нет, дед еще не вышел из гаража: ворота открыты, а машина (старенькая "шестерка") до сих пор стоит на улице. Заходящее солнце отражалось в боковых стеклах автомобиля, заставляя их яростно сверкать. Мальчик улыбнулся: что ж, у него было еще минимум минут пять на игру.
- Вижу фашистскую "подлодку"... Батарея, целься... пять градусов левее... - бормотал себе под нос парнишка. Он сощурил карие глаза, прицеливаясь, и крикнул: - ПЛИ!
Брошенный снаряд плюхнулся в небольшую речушку, заставив "подлодку" (роль которой играла бутылка из-под "растворителя") покачнуться на волнах. Виталик хмыкнул и снова присел, в надежде найти еще один камень.
Августовское солнце заливало гаражи приятным, слегка рассеянным светом. Речка - если ручей метра четыре в ширину можно было назвать речкой - радужно блестела масляными и бензиновыми пятнами, что, впрочем, мало волновало владельцев гаражей. На заросшем чахлыми камышами бережку то тут, то там валялись пустые бутылки из-под водки, пива и растворителя, перемежающиеся странными на взгляд мальчишки железяками, контуры которых были надежно скрыты слоем масла и грязи. Парнишка нашел кусочек асфальта и поднялся на ноги. Снова с надеждой оглянулся на гараж. Никого.
Прицелиться, бросок...
- Пли!... - пауза и почти сразу разочарованный вздох, - эээээхх!
Камень слегка чиркнул по боку бутылки, но не разбил ее. Впрочем, Виталя не очень расстроился: игра интересная и идти домой пока не хотелось.
Виталик в свои одиннадцать понимал, что его мама не одобрила бы такой забавы. Как же, как же, подбирать камни и кидать их в бутылки с вполне определенной целью - чтобы они разбились! Мальчик даже сморщил обгоревший на солнце нос, представив, как она отчитывает его за грязные коленки и поясняет, что разбивать бутылки не-куль-тур-но. Он понимал, что мама, пожалуй, права, но ему нравилась эта игра: при удачном попадании стекло разлеталось, и бутылка с отбитым горлышком так забавно шла на дно!..
Раздался звук заработавшего мотора и мальчик обернулся. Все верно, пора домой - дед заводил машину в гараж. Виталя вздохнул, бросил последний камень - опять мимо! - и пошел прочь от речки.
Дед уже загнал машину и Виталя заглянул в прохладное нутро гаража. Он всегда казался мальчику пещерой, полной непонятных сокровищ. Полки вдоль обеих стен ломились от всевозможных запчастей; одна вовсе была целиком уставлена коробочками, в которых, как парнишка знал, можно было найти и ржавые гвозди, и огромные болты, с накрученными на них гайками и еще кучу всяких непонятных приспособлений и штук. У дальней стены лежала свернутая надувная лодка, на которой этим летом они с дедом плавали по озеру и ловили карасей да "ротанов". Рядом стояли сломанные лыжи всего с одной палкой.
Его дед сидел в кабине "шестерки" вместе с дядей Лешей, соседом по гаражам. Они о чем-то говорили, иногда посмеивались. Виталя увидел, как сосед достал из-под ног бутылку и разлил что-то - наверное, водку - по стаканам. Мужчины чокнулись и выпили.
Виталя вздохнул и пошел к машине.
- Привет, Виталька! - поздоровался дядя Леша. Его лошадиная физиономия раскраснелась, он близоруко щурился, глядя на мальчика через грязноватые круглые очки в дешевой пластмассовой оправе.
- Здрасьте, дядя Леша, - без особого энтузиазма откликнулся паренек.
Дед посмотрел на него и сказал:
- Сейчас, минут через пять пойдем. Поиграй пока.
Виталик кивнул и вышел из гаража.
Опять этот дядя Леша... Сегодня дед может и не пил бы, если б не сосед.
Виталя вздохнул. Он имел весьма смутное представление, зачем взрослые пьют, но ему нравилось, что дед становился веселым и добродушным. Но вот бабушка опять будет орать, и они наверняка поругаются. А значит, дед будет оставшийся вечер мрачно смотреть в телевизор, а бабушка уйдет на скамейку около дома, и станет сидеть там, пока не стемнеет. И не видать Витальке обещанных блинов как своих ушей.
Паренек вышел на середину пыльного проезда между горожами, и начал кончиком сандаля ковырять серую грязь, рассеяно думая о вкусных блинах с вареньем. Солнце клонилось к горизонту, изредка доносился шум машин с дороги за гаражным кооперативом. Издалека долетел гудок поезда. Мальчик поднял голову и с надеждой подумал, что, быть может, ему повезет, и дедушка разрешит положить на рельсы пару 2-х копеечных монет. Было бы здорово! Виталя обещал показать ребятам во дворе, во что превращаются монетки после того, как по ним проедет состав...
За спиной раздался хлопок дверцы автомобиля, Виталя обернулся и увидел, как дед запирает "шестерку". Дядя Леша уже вышел из гаража и сейчас стоял, протирая футболкой очки.
- Леха, - дед кивнул на створку ворот гаража.
- Ща, погоди! - дядя Леша закончил протирать очки, и стал помогать закрывать гараж.
- Ну, все, пошли, Виталька! - сказал дед и весело улыбнулся.
- Домой? - уточнил мальчик. Уточнил потому, что дядя Леша вполне мог предложить деду завернуть в ближайшую рюмочную.
Деда кивнул и снова улыбнулся:
- Ага, домой. Блины стряпать.
- Ур-ра! Честно?
Дедушка положил большую теплую ладонь мальчишке на затылок:
- Конечно.
- Здорово! А бабушка...
- Я бы тоже не отказался от блинчиков со сметаной, - встрял дядя Леша.
Дед натянул на голову берет и ухмыльнулся:
- Жена тебе пусть готовит, обалдуй.
Сосед шутливо замахнулся на деда, и они засмеялись. Виталька присоединился к ним, совсем позабыв про свои недавние невеселые мысли.
Так они и шагали по проходу между гаражами: взрослые чуть впереди, Виталька следом, отставая на пяток метров. Дед с дядей Лешей о чем-то говорили, но мальчик не прислушивался, ему было не очень интересно, да и деда не любил, когда внук начинал "уши греть", как он это называл. Так что мальчишка шагал позади, почти не обращая на старших внимания. Он всматривался под ноги, надеясь найти монетку, что было бы совсем замечательным окончанием замечательного дня. Да, надо бы не забыть попросить дедушку подождать поезда и положить...
Алексей впереди громко захохотал.
- Ты даешь, Сергеич! - воскликнул дядя Леша. Виталька с интересом посмотрел на взрослых. - Что, прямо так ей и сказал?..
- Тихо ты! - цыкнул на него дед, обернулся и посмотрел на Виталика.
- Да ладно, ладно, извини, - похихикивая, сказал Алексей и понизил голос так, что до мальчика опять долетали только неясные обрывки слов.
Солнце заливало землю оранжевым светом, заставляя взрослых отбрасывать длинные, немного смазанные тени. Ветерок затих, где-то вдалеке опять послышался гудок паровоза, а следом одинокий лай собаки.
Не зная, чем еще себя занять, Виталька стал запоминать номера гаражей, двери которых были покрашены в зеленый цвет - обычный-то оттенок был какой-то рыжий, похожий на ржавчину. До остановки все равно идти еще минут двадцать, скучно. Он шагал, немного сожалея, что не нашел ни одной монетки и что не может слышать того, о чем говорят взрослые. Наверное, о чем-то смешном, вон дядя Леша до сих пор похихикивает. Эх-х... так, "515" зеленый... "497" тоже...
На воротах "471"-го гаража белым мелом был нарисован шагающий человечек.
Виталя подошел к воротам, сам толком не зная, что его так привлекло в рисунке. Обычный, сделанный детской рукой набросок: человек шагал куда-то с улыбкой на круглом лице, засунув руки в карманы широких штанин, на голове одета кепка. Где-то он уже этот рисунок видел, но вот где?
Виталя посмотрел на взрослых, и хотел было их позвать, чтобы они тоже посмотрели, но вдруг передумал.
Мальчик бросил последний взгляд на рисунок и побежал следом за мужчинами.
- ...болото будут осушать, - дядя Леша закурил очередную папиросу. Виталик шагал в полуметре от них. - На последнем собрании Витек говорил, что деньги под это дело нашлись. Надо успеть до холодов, пока погодка хорошая.
- Ну, так об этом уже говорят года два, - ответил деда.
- Ага, верно... только вроде как сейчас твердо решили, - Алексей пожал плечами. - Может и нас попросят помогать, как членов кооператива.
Деда хмыкнул, а потом сказал:
- Болото это раньше гораздо больше было... и кладбище старое на бережку. Потом кладбище перенесли, земля больно удобная для застройки... Ну и болото частично осушили - только не до конца, уж не знаю почему.
- Денег, наверное, не хватило, как обычно, - дядя Леша закашлялся и сплюнул на дорогу. - Вечная беда. Слушай, а ты Митяя Толстого знаешь? Он вроде как у вас на заводе работал.
- Помню, был такой.
- Так представь, он помер недавно. Говорят от рака...
Взрослые опять завели какой-то непонятный разговор про неизвестного Витале Митяя, и парнишка отстал. Он шел и думал, как можно умереть от рака, вроде ничего такого особенно страшного в нем нет. К тому же раки вкусные, они тогда с дедом целое ведро в реке около дачи наловили. Может, клешней цапнул куда? Надо спросить будет потом...
Вдруг раздался долгий, протяжный вой, а следом за ним хриплый лай. Виталя вздрогнул и оглянулся назад, ожидая увидеть собаку, издавшую такой заунывный звук.
Ничего: все те же гаражи, освеженные косыми лучами оранжевого, как апельсин, заходящего солнца. Ничего необычного, только...
БОЛОТО
Мальчик растерянно посмотрел на ворота гаража, мимо которого они проходили: именно на них было наискосок написано это слово. Таким же белым мелом, как и тот рисунок. Просто болото и все - ничего больше, но мальчику вдруг стало неуютно. С чего бы кто-то стал писать на гараже "болото"? Может, конечно, его ровесники прикалывались (он и сам иногда рисовал и писал всякую ерунду и на стенах домов и на асфальте). Но одно слово "болото" - в чем тут смысл?
Виталя растерянно посмотрел на заходящее солнце, которое почти вплотную приблизилось к крышам гаражей. Сейчас оно было не оранжевое, а немного красноватое, поддернутое маревом, как будто какая-то горячая жидкость распирала его изнутри.
МАЛЬЧИК ЗДЕСЬ
Парнишка даже споткнулся, когда увидел новую надпись на очередных воротах. Она была нечеткой, как будто выведенная дрожащей рукой, но все-таки вполне читаемой.
И опять была написано наискосок.
- Деда, - неуверенно позвал Виталик, но тот его не услышал: они о чем-то тихими голосами спорили с дядей Лешей.
Виталя догнал взрослым и пошел как можно ближе к ним, не прислушиваясь к голосам. Он смотрел по сторонам, ощущая непонятную ему самому тревогу. Дорога, которой он ходил сотню раз, показалась чужой в свете красноватого солнца, как будто ее неожиданно взяли и заменили на какую-то незнакомую.
Больше надписей не было, и мальчик стал успокаиваться, как вдруг снова раздался протяжный вой. Неожиданно звук резко оборвался на одной ноте. Взрослые замолчали и переглянулись.
- Развелось дворняжек, - процедил дядя Леша. Поправил очки и закурил новую папироску.
- Ага, как собак нерезаных, - ответил дед, и они засмеялись.
Виталя дернул деда за рукав.
- Что такое? - дед взглянул на мальчика.
- Что это значит, деда? - спросил Виталик.
- А? Ты про... - но тут он и сам увидел.
На воротах слева, мимо которых они сейчас проходили, отчетливо виднелась белая надпись:
ШАБ-НИГГУРАТ ИДЕТ
Они все трое подошли к старым, проржавевшим воротам.
- Мда, кто-то совсем не следит за своим гаражом, - пробормотал под нос дядя Леша. Снял очки и снова начал их оттирать от грязи и пыли: как и в первый раз безуспешно.
- Что это такое, деда? - снова спросил мальчик.
- Не знаю, Виталька, - он еще раз прочел надпись. - Баловался кто-то.
- Ладно, пойдемте уже, - отозвался Алексей. Он лишь мельком взглянул на встревожившую мальчика надпись. - Спать охота, сегодня еще футбол вечером.
- Ага, пойдем Виталь, - дед взял мальчика за руку и они снова зашагали к выходу из гаражей.
Виталя был рад, что идет рядом со взрослыми, но ему все равно было как-то неуютно. Что-то неприятное было в той абракадабре, написанной на ржавом железе. Вот они прошли очередной перекресток - во все стороны уходили ровные ряды гаражей. Этот место мальчик помнил, значит, до остановки оставалось идти минут семь, от силы десять.
- Эт-то что еще за хрень? - протянул дядя Леша.
Виталя прекратил разглядывать гаражи, мимо которых они шли, и посмотрел вперед.
Выход, через который они с дедом всегда проходили, был закрыт воротами.
- Вот те раз, - сказал дед. - Откуда они тут взялись?
Дядя Леша первым подошел к ставням и потряс их.
- А хрен его знает. Еще и заперто, - он зло дернул старый навесной замок. - Полезли?
Он уже поставил ногу на нижнюю перекладину.
- А Виталька как? - спросил дед. - Тут же метра три, а на спине я его не перетащу.
Виталька испуганно посмотрел на высокие ворота, а потом перевел взгляд на деда. Нет, он, конечно, любил лазить по всяким заборам, но на такую высоту...
Дядя Леша что-то проворчал и опустил ногу на землю.
- Тогда, Сергеич, пошли в обход.
Виталя с радостью кивнул, словно от его решения что-то зависело.
Дед еще раз посмотрел на ворота, и они вместе пошли обратно, к развилке.
- Пошли налево, - сказал дядя Леша.
Он зашагал, не дожидаясь ответа, и дед с внуком последовали за ним. Виталя крепко держал деда за руку, боясь, как бы тот его не отпустил. Мальчик то и дело оглядывался кругом: этой дорогой они никогда не ходили.
Виталька внимательно вглядывался в створки гаражей, мимо которых они проходили, но ничего необычного не замечал. Разве что только железо ворот было все больше старое и ржавое. Местами Виталя видел следы вмятин, как будто водители, ставя машины, были порядком пьяны. Тут и там виднелись кучки мусора непонятного происхождения. Дорога тоже становилась все хуже, да и солнце почти полностью скрылось за крышами гаражей и света стало заметно меньше.
- Твою мать! - ругнулся дядя Леша и взмахнул руками, чтобы удержать равновесие. - Что они тут, бл..дь, совсем ох..ели?!
Он со злостью пнул какую-то кривую железку, которая пролетела пару метров и с громким грохотом ударилась о дверцу ближайшего гаража.
И тут же раздайся лай собак, громкий и злой. Дед вздрогнул и огляделся: было такое чувство, что собаки лают где-то в соседнем гаражном проходе.
- Пошли, - сказал он после паузы.
- Ага, - кивнул дядя Леша, достал сигарету, закурил. Руки у него чуть заметно тряслись.
Они шагали по проходу мимо мрачных гаражей, шагали гораздо быстрее, чем раньше. Лай собак не умолкал и, как показалось Витале, не отставал от них. Как будто их преследовали.
Взрослые не разговаривали, только сосредоточено шли прямо посередине проезда, словно не желая приближаться к гаражам, угрюмо смотрящим на мужчин своими мятыми и ржавыми воротами.
Вот они прошли мимо гаража, ворота которого провалились внутрь. Влажная темнота провала дохнула на мальчика каким-то затхлым запахом, немного похожим на тот, что был в погребе на даче. Запахом гниющей картошки и старой сырости. В сумерках Виталя увидел, как какое-то живое существо, размером с кошку, шмыгнуло в темноту.
Виталя испуганно заглянул в лицо деда, на котором не было и следа былой веселости: он сосредоточенно смотрел вперед, изредка поглядывая почему-то на крыши гаражей, мимо которых они проходили. Лай не умолкал.
- Черт, х..ня какая-то, - сказал дядя Леша и остановился. - Мы уже должны были давным-давно дойти до выхода. А тут...
Он махнул рукой вперед: перед ними лежал все та же узкая грязная "улица", стиснутая со всех сторон закрытыми и неухоженными гаражами. Мусор теперь были не только возле гаражей, но и прямо посреди дороги. С недоумением Виталя увидел полуразрушенный гараж: крыша обвалилась внутрь, одна погнутая створка ворот валялась прямо на дороге, а вторая каким-то чудом висела на нижней петле.
- Что это за гаражи такие, бл..дь? - тихо спросил дядя Леша и Виталя понял, что он встревожен.
- Не знаю, - ответил дед. Он посмотрел на небо, на крыши гаражей и сказал: - Скоро стемнеет. Надо идти быстрее.
Алексей не ответил, кивнул и снова зашагал вперед. Солнце практически полностью скрылось за гаражами, лишь небольшим краешком выглядывая из-за них, как какой-то мрачный полузакрытый глаз.
Виталя уже настолько привык к раздававшемуся лаю невидимых собак, что даже не сразу понял, что произошло.
- Затихли, - сказал дядя Леша. На нечетко видимом в сумерках лице проступило явное облегчение. Он остановился, огляделся.
- Ладно, Леха, идем. Нечего тут торчать, а то... - дед не закончил фразу и почему-то посмотрел на мальчишку.
Они снова зашагали вперед. Виталя в сумерках смотрел на разрушенные постройки вокруг и ничего не понимал. Он взглянул на небо надо головой и удивился серо-багровой тональности облаков, как будто кто-то расплескал томатный сок на грязную землю. Томатный сок или...
- БЛ..ДЬ! - крикнул дядя Леша и замахал руками. В первый абсурдный момент Виталя подумал, что тот собирается взлететь, но потом сообразил: это была попытка удержать равновесие.
Дед отпустил руку мальчика и подбежал к Алексею.
- Что такое? Ты?.. - начал дед, но тут и он замолчал, уставившись на что-то под ногами дяди Леши: тот уже сидел на корточках и внимательно разглядывал нечто на земле. Виталя с опаской подошел ближе и тоже посмотрел вниз. Сначала он не понял, на что они смотрят - не на ржавую же железку непонятного происхождения! - а потом увидел.
Какая-то черная жидкость вытекала на дорогу. Широкий, в полметра ручеек протек уже около половины расстояния до противоположных гаражей. Жидкость матово поблескивала в последних отсветах заходящего солнца: казалось, что она отражает лучи, как стекло. Виталя посмотрел в сторону гаража, из которого текла эта штука, но ничего не разглядел, слишком темно.
- Что за гадость? - спросил дед. Он с каким-то брезгливым недоумением смотрел на неторопливо растекающуюся лужу. Когда вещество, подчиняясь причудам треснувшего асфальта, потекло ближе к нему, он убрал ногу.
- Нефть, наверное... - неуверенно ответил Алексей. Он рассеяно провел рукой по лбу, стирая пот. - Или мазут... Слушай, там наверное целая бочка мазута протекает!
Дядя Леша вдруг вскочил с корточек и пошел к гаражу, из которого выливался мерзкого вида ручей.
- Леха, я бы не стал... - начал дед, но тут в гараже раздался долгий, протяжный вздох.
Виталя вздрогнул и схватил деда за руку. Он испуганно и с немой мольбой посмотрел на дедушку.
Дядя Леша замер и нерешительно оглянулся.
- Кто... - он закашлялся. - Кто там?
Никто не ответил. Где-то вдалеке гавкнула собака.
- Ты слышал? Мне показалось... - он не договорил. Опять раздался протяжный вздох, а потом еле слышимое хлюпанье.
- Эй, есть там кто?.. - не дождался ответа и сказал. - Слушай, Сергеич, надо проверить. Может, случилось чего.
Дед молчал, и в течении этих секунд Виталя с надеждой думал, что он откажется, скажет, нечего тут делать, идем домой, забудь...
- Виталь, подожди здесь, - каким-то холодным, чужим голосом сказал дед и отпустил руку мальчика.
- Деда, не на...
- Подожди здесь, Виталька. Я сейчас, - он пошел в сторону гаража.
Мальчик чуть не заплакал.
Дед подошел к дяде Леше, который вглядывался в темную сырость гаража и, судя по всему, ничего не мог в ней разглядеть.
- Вам нужна помощь? - громко спросил дед. Затем повернулся к Алексею и спросил: - Спички есть?
- Лучше, - ответил тот и достал зажигалку. Раздался щелчок, в руке заплясал маленький огонек. Виталя поежился: ему показалось, что стало еще темнее.
Алексей вытянул руку с зажигалкой и шагнул вперед.
- Эй, мы идем к вам! - непонятно кого предупредил он и, пригнувшись чтобы не задеть свисающую доску, зашел в гараж.
Дрожа, Виталя смотрел, как Алексей и дед перешагивают через кучи хлама, при этом стараясь не наступить на блестящий ручеек, текущий под ногами. Дядя Леша едва слышно матюкнулся, наступив на что-то, пинком откинул в сторону мешавшую доску. Периодически он гасил зажигалку, давая ей остыть.
- Никого... - донесся голос деда. Виталя выдохнул. - Показалось, похоже.
- Ага, наверное, - ответил Алексей. В его голосе явственно слышалось облегчение. Может, ветер...
Они пошли к выходу, по-прежнему стараясь не наступать на текущую откуда-то сбоку жидкость. Дед шел впереди.
- Эй, Сергеич, иди сюда! Вот откуда эта дрянь льется!
Виталя, подошедший поближе, вздрогнул. Он, прищурившись, всмотрелся вглубь гаража.
Дядя Леша снова сидел на корточках. Дед подошел ближе и заглянул через его плечо.
- Фу, мерзость какая, ага? - со смешком спросил Алексей. - Похоже, где-то в погребе, как думаешь?
Силуэт деда, четко очерченный огоньком зажигалки, пожал плечами. Не в силах сдержать любопытства, Виталя подобрался поближе.
Это была идеально круглая дыра, расположенная ближе к левой стене гаража. Отверстие диаметром сантиметров тридцать, удивительно, как никто из старших не залез в нее ногой. Виталя увидел гладкую поверхность, на которой плясали блики огня. Казалось, что это вовсе не жидкость, а черный лед: только тоненький ручеек неторопливо сочился из этой каверны. Поверхность жижи вдруг вспучилась пузырем, который почти сразу лопнул со звуком, похожим на вздох. Очень неприятным звуком.
- Вот что мы слышали, - едва различимо сказал дядя Леша. Он протянул палец правой руки почти к самой поверхности дыры. - А я думал, вздыхает кто...
- Ладно, пошли, - сказал дед и отступил на шаг назад, едва не натолкнувшись на внука. - Нечего тут делать, пусть хозяин гаража разбирается с этим...
Договорить он не успел.
Еще один пузырь воздуха всплыл на поверхность и с тем же противным влажным вздохом-выдохом лопнул, разбрызгав капельки черной гадости вокруг.
- Вот блин! - крикнул дядя Леша и вскочил. В одной руке он до сих пор держал горящую зажигалку, а другую вытирал о штанины.
- Чертова штука попала мне на па... - он вдруг замолчал, склонил голову набок, словно бы прислушиваясь к чему-то.
А потом завопил.
От неожиданности и испуга Виталя тоже закричал, сделал шаг назад и плюхнулся на задницу. С ужасом он смотрел как дядя Леша, поблескивая очками, прыгает на месте, тряся рукой, будто стараясь загасить огонь.
Прыгает и орет.
- Боооольно! Бооольнооо!
Дед подскочил к Алексею и попытался схватить его.
- Леха, что случилось?! Что случилось, мать твою?!
- Больно! На палец!.. ООО!!
Неожиданно Алексей завыл, и тут же к его голосу присоединились молчавшие до сей поры псы.
Виталя ревел.
Дед кричал.
Дядя Леша прыгнул вперед, прочь из гаража, по пути толкнув опешившего деда так, что тот отлетел к стене. Зажигалка упала на пол, но не погасла, и сейчас тени прыгали по стенам гаража в дикой пародии на пляску. Алексей, с выпученными от боли побелевшими глазами, которые казались еще больше из-за чудом державшихся очков, бежал на мальчика. Виталя в ужасе стал отползать назад, едва не касаясь левой рукой текшей по земле жижи. Алексей несся прямо на него, явно не видя ничего от боли. Виталька зажмурился, ожидая удара.
Вдруг Алексей перестал кричать, замер и мальчик с удивлением увидел, что глаза мужчины еще больше выкатились. Казалось, еще чуть-чуть и они выпадут из глазниц.
- Боль... - начал Алексей, и вдруг руку, которую он держал перед собой, дернуло назад. Выглядело так, будто кто-то заломил ее. Очки съехали на нос.
- АААА! - снова заорал дядя Леша. Виталя со страхом смотрел, как выворачивается рука. Кто-то или что-то тянуло его назад, в гараж. Мужчину рывком развернуло спиной к мальчику.
Дед подбежал к орущему соседу.
- Что случилось? Что... - тут он увидел, как напряжено лицо Алексея. Как-будто он боролся с кем-то невидимым.
- Тянет... - начал Алексей и тут его опять дернуло, он буквально влетел в гараж, снова оттолкнув деда в сторону.
- ПОМОГИТЕ! ПОМОГИТЕ МНЕ!
Дед сделал шаг вперед и увидел, как Алексея рукой вперед тянет к каверне, из которой сочилась мерзкая жидкость. Выглядела эта дыра как жадно открытый рот, из которого густым потоком текут черные слюни. Кушать подано.
Алексей сопротивлялся, как мог, но нечто было сильнее. Дед схватил его за плечи, стараясь оттянуть назад, но это было все равно, что пытаться остановить каток. И когда рука Алексея, на которую и попала капелька черной жижи, наконец, достигла поверхности дыры, он закричал. Нет, он завопил. Без слов, просто исторгая в темнеющее небо крик за криком. Дед закричал, изо всех сил пытаясь помочь другу, но того медленно, сантиметр за сантиметром затягивало в дыру.
Виталя заткнул руками уши и закрыл глаза.
Сильные руки подхватили его, и Виталька крикнул: почему-то он подумал, что это дядя Леша.
- Пойдем! - крикнул дед. - Только не смотри туда!..
- МОЕ ЛИЦО! МОЕ...
Виталя инстинктивно посмотрел в сторону крика и увидел, как черная жидкость, как будто в нетерпении, выплеснулось из дыры прямо на лицо дяди Леши. Крик тотчас отрезало, раздавалось только мерзкое бульканье, когда человек непроизвольно глотал то, что силой вливалось в него.
Тело дяди Леши дернулось, и безвольно обмякло, а нечто продолжало методично затягивать добычу в дыру. Теперь, когда Алексей не сопротивлялся, дело пошло быстрее.
Мальчик охнул и потерял сознание.

Он очнулся буквально через минуту. Дед нес его на руках - мимо мелькали гаражи. Дедушка тяжело дышал: все-таки ему было не тридцать лет, а шел он довольно быстро.
- Деда, я... - он закашлялся.
- Виталька! - он остановился и опустил мальчика на землю. - Идти сможешь?
Мальчик кивнул. Открыл было рот, чтобы спросить про дядю Лешу, но дед перебил:
- Идем быстрее, - он почему-то постоянно смотрел через плечо внука. В ту сторону, откуда они пришли. Виталька оглянулся, но ничего не увидел. Вокруг выли собаки.
Мужчина встал с корточек и, взяв мальчишку за руку, быстро зашагал вперед. Так быстро, что Виталька практически бежал, лишь бы только не сбиться с шага.
Дед крутил головой из стороны в сторону. Похоже, он смотрел на крыши гаражей. Виталя проследил за его взглядом, но не увидел ничего необычного.
- Деда, что ты?.. - начал Виталя и поперхнулся.
По крышам гаражей бежали собаки. Виталя видел только смутные тени, изредка мелькающие в темноте, когда существам приходилось прыгать через дыры. Вой не умолкал ни на секунду. Мальчик заплакал от испуга.
- Не бойся, Виталька, не бойся... - бормотал дед. Он не отрывал взгляда от крыш гаражей. - Скоро придем домой, к бабушке...
Он бормотал еще что-то ласково-успокоительное, но Виталя его почти не слушал, он был слишком испуган. Слезы застилали глаза, но это было, в каком-то смысле, облегчением: не хотелось ему смотреть на бегущих по крыше собак. Если это были собаки. Мальчик закрыл глаза и так шагал, ничего не видя.
- Твою мать... - пробормотал дед. - Неужели...
Испуганный, Виталька открыл глаза. Они по-прежнему были в гаражах, но теперь мальчик почти сразу узнал место. Не было ни куч мусора, ни полуразрушенных гаражей. Они были в минуте ходьбы от выхода.
Они побежали. Вой повысился до какой-то совсем уж безумной ноты и неожиданно стих. Виталя с опаской посмотрел на крыши, но ничего не увидел: собак не было.
Дед и внук выскочили за пределы гаражного кооператива и по едва видимой тропинке побежали в сторону железнодорожной насыпи. Где-то вдалеке, едва слышимый, раздался гудок поезда.
Не останавливаясь, они бежали по тропинке, отсыпанной посреди небольшого болотца, заросшего камышами. В сумерках дорожка была едва различима, но Виталька столько раз ходил по ней, что даже не притормозил.
- Виталька!.. - окликнул его дед. - Стой!.. Не могу больше... Надо отдохнуть...
Дед обессилено выдохнул и оперся руками на коленки, стараясь отдышаться. Вокруг звенели комары, но мальчик не обращал на них никакого внимания.
- Деда? - спросил он.
- Сейчас... сейчас... Дай отдышусь.
Слева от тропинки раздался негромкий плеск.
- Что это? - дед распрямился и посмотрел в сторону звука.
- Я тоже...
Снова послышался плеск, а следом треск камышей.
Что-то ломилось к ним через болото, торопясь выбраться на тропинку.
Дед схватил Витальку за руку и побежал.
Они неслись, почти не разбирая дороги. До железнодорожной насыпи было каких-то пятьдесят метров, а за ней был свет, люди. Виталя даже слышал шум машин, ехавших по дороге, но слышал едва-едва, как будто из-под толщи воды, хотя дорога начиналась почти сразу за путями.
Снова раздался гудок поезда и Виталя увидел его, где-то в километре от них.
Треск ломаемых камышей нарастал: нечто ломилось наперерез к ним, прямо по болоту.
- Быстрей! - закричал дед.
Они добежали до насыпи и стали карабкаться вверх. Шум поезда нарастал, состав приближался. Если они не успеют перебежать пути перед ним, то...
Треск камышей затих и раздался чавкающий звук. Виталя боялся оглянуться назад, боялся увидеть то, что преследовало их.
Он первым взобрался на насыпь и посмотрел на поезд: тот был совсем рядом.
- Деда, быстрее! - мальчик наклонился, чтобы помочь старику.
Протягивая руку, Виталя невольно бросил взгляд вниз... и закричал.
Оно вышло прямо из болота. Оплывающая гора черной жижи, из которой то тут, то там торчали как некие странные обломки стрел камыши. Нечто напоминало человека, точнее, грубую пародию на человека: две руки, две ноги, голова, которая, казалось, сидела прямо на плечах. Оно шлепало к насыпи, оставляя за собой черные кляксы следов. От тела существа шел вонючий пар, как будто оно только что вылезло из горячей утробы родившего его
ШАБ-НИГГУРАТА
демона.
- ДАВАЙ, ДЕДА! - закричал мальчик, по щекам лились слезы. Дед замер, обернулся и застонал. А потом начал карабкаться еще быстрее.
Раздался гудок поезда. Существо на мгновение остановилось - и вдруг ноги у него подломились, исчезли, и оно просто поползло вперед. И поползло гораздо быстрее, чем шагало.
Дед подтянулся, забрался на насыпь и схватил Виталю за протянутую руку. Состав был рядом, поезд залил светом прожектора испуганного деда и внука.
Виталя, как завороженный, смотрел на карабкающуюся по склону тварь. Она ловко подтягивалась на "руках", толкая себя вверх. Жижа ярко блестела отраженным светом: это было то же самое вещество, что убило дядю Лешу. Тварь, словно почувствовав взгляд мальчика, неуклюже вздернула лишенную шеи голову и "посмотрела" на мальчика.
Всего лишь какую-то долю секунды они смотрели друг на друга, но Витале она показалось вечностью. Он ничего толком и не разглядел. Если честно, он увидел всего одну вещь, но этого хватило, чтобы ноги его подкосились, и он упал бы на землю, если бы дед не подхватил его и не рванул через рельсы, перебегая прямо перед движущимся составом.
Всего одну вещь.
За их спинами поезд отрезал от них чуть-чуть опоздавшую мерзость. Сквозь стук колес Виталя услышал густой всплеск, как будто на землю упало желе, и раздалось что-то, похожее на громкий вздох.

Они ехали домой. Водитель, усатый мужик, с любопытством поглядывал на бледных, уставших и грязных деда и внука. Оба молчали, да и шофер не спешил начинать разговор.
Они успели, поезд не сбил их, тварь не догнала. Спотыкаясь и падая, они почти кувырком спустились по насыпи и выскочили на дорогу. Здесь светили фонари, Виталя видел спешащих куда-то людей, это был их мир, мир, в котором не бывает затягивающих в себя дыр в земле, бегущих по крыше собак и черных тварей, состоящих из отвратительной жижи.
Виталя не знал, о чем думал дед, но сам он размышлял о двух вещах, непосредственно связанных друг с другом. Первое - это дядя Леша. Мальчик не мог забыть, как тот кричал, казалось, эхо этого крика все еще гуляло в воздухе. А второй вещью было то, что Виталя увидел, когда существо подняло голову.
Мальчику показалось, что когда существо взглянуло на него, то блеснули глаза. Абсолютно круглые глаза, причем один был расположен чуть выше другого. Но он почти тотчас понял, что ошибся.
Не глаза.
На "лице" существа криво сидели круглые очки в дешевой пластиковой оправе.

@темы: дети, рассказы, сущности, не своё