Колокольный звон сотрясает помещение.
читать дальшеОн по привычке сел в трамвай, хотя еще вчера вечером клятвенно обещал себе, что со следующего утра будет ходить на работу пешком. Здоровье уходило. Уже и одышка появилась как-то незаметно, и грудь по вечерам сдавливало. Всё собирался курить бросить, на завтра откладывал, не заметил, как промелькнул тот рубеж, за которым уже и бросать-то бессмысленно. Или бросать курить никогда не поздно?
Откровенно говоря, он и не хотел бросать. И так слишком мало радостей было у него. С каждой умершей минутой, днем, месяцем, годом все меньше и меньше того незыблемого, неосязаемого, той волшебной субстанции что порождает в мир причины для восторга, душевного отдыха. Дети выросли в чужих людей, небо потеряло яркость, солнце остыло, птицы превратились в оборванных черных ворон.
Жерлвак.
Вырванный из своих раздумий он оглянулся. Дверь закрылась. Трамвай рывками тронулся с места.
-За проезд передаем.
Он пошарил в кармане, растеряно поглядел на кондуктора.
-Сейчас, - ответил на требовательный взгляд толстой женщины.
Во втором кармане тоже ничего не оказалось.
Он похлопал себя по бокам, заглянул во внутренний карман пиджака, нашел там только пустую пачку из-под сигарет.
-Мужчина, не задерживайте!
-Я… сейчас…
Повторные поиски по уже обшаренным карманам результата не дали.
Я… это… Деньги забыл…
-Готовимся на выход, мужчина! Вроде взрослый уже, вон и седина на висках, а как маленький, ей-богу! Вот оштрафовать бы вас!
-Да я не нарочно, чес-слово!
-Ага, как же! Знаем мы как вы не нарочно! Пьянь подзаборная!
-Зачем оскорбляете? Я ничего вам…
-Сходим, безбилетный!
Жерлвак.
Никогда он еще не испытывал такого унижения. Под молчаливые взгляды пассажиров и осуждающее бормотание кондукторши он сошел с трамвая.
-Пропил последнее! Как не стыдно?! – раздалось вслед.
Он поежился, хотел повернуться, ответить что-то, может даже послать куда подальше, но трамвай не соизволил его дождаться, закрыл зловонную пасть и загрохотал к мостовой.
Разрезая напополам прошлое и настоящее, сминая первое и окрашивая в красно-черный цвет последнее, родилась боль. Он застонал, схватился за голову, не удержав равновесия, упал на заплеванный асфальт остановки.
Жерлвак.
Потом как бомбежка в наступлении. Асфальт затрясся, покрылся трещинами. Из образовавшихся разломов на него полезли насекомые, черные жучки, больно жалящие руки и лицо. Он закричал, попытался смахнуть насекомых, но они крепко вцепились в его плоть. Он поднялся, стал отдирать гадов вместе с кожей, вырывая приличные куски мяса.
Жерлвак.
Под ноги, словно из ниоткуда свалилась лошадиная голова. Он вскрикнул, запнулся о голову, растянулся на дороге. Лошадиная голова зафырчала, открыла глаза, начала жевать свой посиневший язык. Потом больно укусила его за ногу.
Жерлвак.
Подошедший трамвай сошел с рельс, двинул в его сторону, скрипя колесами по асфальту, подмял его тело под себя, размалывая кости и плоть.
Жерлвак.
Болотная трава, тина и перегнившие водоросли забили рот.
Жерлвак.
Он закричал. Лопнул кровью голос.
Жерлвак.
Он умер, но остался в сознании.
Жерлвак.
Черная волна.
Жерлвак.
Бездна.
Жерлвак.
Жерлвак.
Жерлвак.
Колокольный звон сотрясает помещение.
-Мы отрежем вам руки.
-За что?
-Отрежем руки, да. И ноги отрежем.
-За что?
-Не задавайте глупых вопросов.
-Но…
-Ноги отрежем. Без наркоза. Наркоз нынче дорог.
-Я…
-Вы пьющий?
-Иногда. По праздникам…
-Это не важно. Мы отрежем вам руку. Пилой отпилим.
-Вы… кто вы?
-Мы отрезаем руки. И ноги тоже.
-Что плохого я вам сделал?
-Ничего. Мы вас даже не знаем.
-Тогда почему вы хотите отрезать мне руки?
-Потому что так надо. Надо отрезать вам руку. И вторую руку. И ноги отрезать надо. Пилой взять и отрезать. Только у нас электричество отключили. Будем ручной пилой отпиливать. Это займет несколько больше времени. И вашего терпения.
-Не надо отрезать мне руки!
-О, ну это вы зря начали! Старая песня. До вас знаете сколько было? И все – «Не надо отрезать, не надо отрезать». А как отрезали, так все с поклоном к нам, спасибо говорят. Еще просят отрезать. Мы бы и рады да нечего у таких уже отрезать. Мы таких самоварами называем. Знаете почему?
-Прочь! Прочь от меня! ПРОЧЬ!!!
-Буянить надумали? Не поможет. Мы вам язык отрежем за это.
-Развяжите меня! Развяжите!
-А как же мы вам руки отрежем если вас развяжем? Вы же убежите? По глазам вижу что убежите. Нет, развязывать мы вас не будем. Наоборот, потуже затянем ремни.
-А! А-А-А-А! П-ПОМОГИТЕ!!!
-Вы же еще спасибо нам скажете. Зачем так орать? Кляп придется вам в рот. Я против кляпа конечно, грязный он, неизвестно какие микробы на нем, но если вы по хорошему не хотите, что прикажете нам делать? Другого пути нет.
-Гш-кх... ом-н!! Ваф-ф-ф..
-Как смешно вы говорите через кляп! Не беспокойтесь. Сейчас руку отрежем и ладушки. А хотите я вам вашу отрезанную руку покажу? Будете себя хорошо вести?
-Кх-рр! Ваф-ф-ф!
-Знаете как это интересно и необычно на собственную руку отрезанную посмотреть? Только сознание главное не потерять. Но насчет этого не волнуйтесь. Мы вам под нос нашатырем. Помогает.
-И-х-х...г...о-о-ох...
-Дайте мне пилу. Ой, ржавая, что же это? Не порядок. Надо смазать. Где у нас машинное масло? Вот-вот. Давайте, лейте на зубья. Ну, что? Приступим?...
Колокольный звон сотрясает помещение.
-Солдат назвал это место помещением. Это действительно так, сюда помещают больных людей, - старик отпил из кружки.
-Больные люди – их много здесь?
-Не знаю. По-разному. Бывает что и много, не продохнуть. А бывает и три, четыре человека.
-Что с ними здесь делают?
-Лечат.
-Как?
-По-разному. Таблетками. Микстурами. Электричеством.
-Не обижают?
-Кого может, и обижают, да кто скажет? Больные, кто им поверит?
-Ты, старик, тоже здесь лечишься?
-Ага.
-Давно?
-Много лет. Не припомню уже сколько. Молодым тяжело. Они еще не привыкли. У них самые страшные муки. А таким как я, старикам, легче. Мы вроде как пережили это. Попривыкли. Нам укол, а мы и спим себе. Я вот с тобой разговариваю. Другие с другими. Кто их разберет, чего там у них? Мне легче в этом деле. Я ведь до этого сапожником был. Так и тогда тоже все время пока латаешь ботинки, беседуешь сам с собой, рассказываешь какие-нибудь небылицы, глядишь и день прожит. А еще этот колокол. Я его приближение чувствую, как на погоду кости тянуть начинает. Это значит, что свет гасят. Ну, вроде как свет, не свет, конечно, это я так говорю, образно, что ли. Отключают нас. Отрубаемся мы. Укол нам – бац! – и готово. Во, сейчас тоже потянуло, скоро значит…
Колокольный звон сотрясает помещение.
* * *
Комната, грязно-серая, убогая, стены покрыты выгоревшей облупившейся краской. В комнату входит санитар. Следом за ним старый врач. У обоих черные круги под глазами. Санитар дымит сигаретой, врач отплевывается от горечи медицинского спирта.
-Ну, что тут у нас?
В комнате лежат трое. Двое на продавленных кроватях, один на матрасе на полу. Все спят. Сон их тревожен, покрыт налетом болезни. Они стонут, плачут, обливаются липким потом.
-Психи, как дела? – звонко вопрошает санитар, размазывая носком ботинка сигарету об пол.
-Федя, ты это, поставь им еще снотворного. Пусть поспят. Я сегодня на смене, хочу отдохнуть.
-Герман Сергеевич, не положено, - улыбается санитар, обнажая ряд лошадиных зубов.
-Феденька, давай-ка ты не будешь учить меня. Вот станешь врачом тогда и будешь командовать. Я же не говорю тебе, чтобы ты хотя бы раз в неделю мыл больных, белье менял. Дерьмом воняет, до самого коридора тянет!
Санитар потупил взор.
Врач потер костлявые ладони.
-Вот и отличненько. Давай, ставь укольчики и пойдем выпьем. Руки замерзли. Холодно тут.
20 февраля 2012
"Самые жуткие кошмары порождают люди"
Андрэ Дожичь.
Андрэ Дожичь.
Автор: Тим Волков Альянс