Тактико-специальные учения

[THE-MOVING-FINGER]

Расскажу о единственной до ужаса странной истории, что произошла со мной и моими сослуживцами. Так случилось, что после окончания университета я добровольно пошел в армию. Девушка тогда как раз меня бросила (5 лет встречались с ней), нормальной работы без опыта в областном центре не предвещалось, так что я сбрил к чертовой матери длинные волосы и сдался в военкомат. По здоровью А1 присудили, психологические тесты сдал на отлично — попал в спецназ ГРУ в Тамбове.

Служба службой, со всеми вытекающими. Жуткие нагрузки, постоянный бег, изматывающие наряды, поначалу дедовщина, голод, драки, парашют, стрельба из всех типов оружия... И была у нас такая штука, как ТСУ — тактико-специальные учения. На них нужно было выполнить поставленное задание в составе РГСпН. Нужно было незаметно проникнуть в район разведки, не спалившись перед отцами-командирами, которые, напившись огненной воды, рассекали на «Уралах» по дорогам, что находились в условленных районах разведки. Если группа спалилась, то она условно считалась уничтоженной и снималась.

На выполнение задания у нас была неделя, и мы обязаны были раз в три часа докладывать командиру роты или старшине о состоянии РГ и квадрате, в котором находимся, чтобы самим не потеряться. Вся ответственность за оружие и личный состав лежала на старших групп моего призыва, и на мне в том числе. А дело было зимой. В лесах, что вокруг Тамбовской области, сугробы были по пояс. Группа шла через лес в чулках от ОЗК — это было единственное, что хоть как-то спасало ноги от влаги. Спали обычно прямо на снегу, поближе друг к дружке, чтобы не замёрзнуть (спальники и плащпалатки были, разумеется, но не грели). Воду добывали, растапливая снег в котелках. Одну сигарету курили на всю группу — по две затяжки. В общем, жесть была полная.

Утром 4-го дня пути к мосту, который нам было необходимо подорвать, следуя заданию, мы поняли, что сбились с курса и вообще находимся чёрт знает где. Ориентиром, к которому мы шли по карте, компасу, азимуту и прочим достижениям навигации эпохи Магеллана, была железная дорога. По расчетам старшего разведчика головного дозора и старшего группы мы уже давно должны были быть в окрестностях станции, но никаких намёков на неё и близко не было. Собрались, посовещались и поняли, что всё — заблудились. По инструкции, нужно было срочно вызывать группу эвакуации — то есть провалить задание и сдаться. Но не хотелось позориться на всю бригаду. И мы решили, разойдясь в разные стороны по дозорам, попытаться понять, где мы вообще находимся, а через час встретиться на этом же месте, следуя обратно по собственным следам.

Разошлись. Мы с моим тыловым дозором шлялись весь час по целинному снегу и дремучему бурелому, потом пошли назад, плюнув на всё. Ребята из головняка уже вернулись и дожидались нас и пацанов из «ядра». Мы сказали, что никаких ориентиров не нашли. Но наш старший (буду звать его «Б.») обрадовал нас, сообщив, что нашел действующую ЛЭП, вдоль которой мы и пойдем дальше. На карте примерно в 30 километрах от станции ЛЭП была обозначена. Вернее, их было нескольно, как уж он так чудно сориентировался — его проблемы. Все собрались, устроили привал, поели галетов с чаем, покурили сигарет и пошли дальше. Последний сеанс связи не получился, а последние два до него проходили в условиях ужасных помех. Но нам было плевать — хотелось поскорее закончить эту затянувшуюся прогулку. Еда заканчивалась, и нам уже порядком надоело днями напролет идти друг за другом след в след по пояс в снегу.

ЛЭП, к которой мы вышли, была ужасно ветхой — столбы деревянные и трухлявые, кое-где прогнившие полностью, черно-зеленые, покосившиеся в разные стороны. Мы шли вдоль неё очень-очень долго, тем более, что скорость была черепашьей в лучшем случае. Начало смеркаться, а мы всё шли вперед. Плечи ныли от рюкзаков и оружия на них. Мы с одним из снайперов — моим лучшим армейским другом — рассказывали друг другу всякие истории из жизни на гражданке и мечтали о том, как сильно будем кутить по приезду домой. Так и шли. От «ядра» мы отстали порядочно, парней из головного дозора видели только слегка. Их навьюченные фигуры в белых маскхалатах мелькали среди деревьев, как призраки.

Тут по внутренней связи передали: «Стой». Мы остановились. Потом из рации донеслось:

— Пацаны, вижу впереди дом. В окошке свет. Общий сбор, давайте бегом.

Мы, пригнувшись, догнали остальных. Пацаны уже полусидя-полулежа курили и по очереди смотрели в «Б8». Бинокль дошел и до нас. Мы без особого интереса изучили ветхую, облезлую халупу. Лично мне так вообще было наплевать. Хата была похожа на старую, полуразвалившуюся дачу с торчащими остатками гнилого забора по периметру. В окне тускло горела лампочка без абажура, свисающая с потолка. Для себя я отметил, что ЛЭП, вдоль которой мы шли, круто сворачивала вправо — вглубь леса. В общем, полежали немного, поговорили. Пулеметчик нашего призыва уверял, что раз вокруг больше никаких домов нет, то это старый домик егеря.

Решили выведать у хозяев, где мы находимся, спросить дорогу до ближайшего хоть чего-то похожего на населенный пункт, а попутно поклянчить еды и курева. Головняк и половина «ядра» осталась на месте с нашими рюкзаками, а мы, взяв с собой только оружие (его нельзя никому отдавать и передавать), направились к домику. Дорожка до него была уже дня три как занесена, и, судя по всему, её не чистили вообще, а только изредка ходили. Калитку занесло, и мы прошли через огромную дыру в заборе — точнее, там целой секции не было. По такой же заснеженной тропке подошли к крыльцу и постучались.

За дверью послышался странный шерох и несуразное топание. Мы постучались ещё несколько раз. Начали в окна заглядывать, кричать что-то вроде: «Откройте, пожалуйста», «Солдаты на учениях заблудились». И тут свет в домике погас. Молодой пацан, наш санинструктор с младшего призыва, в голос засмеялся, мол, забоялись хозяева спецназовцев, но, получив по затылку от пулеметчика, быстро заткнулся. Старший вызвал по рации:

— Ну, что там у вас?

— Чёрт знает. Не открывают, и всё. Свет погасили, — ответил я.

— Я вижу. Достучитесь до них как-нибудь. Скоро стемнеет, а мы вообще не знаем, где мы и куда двигать.

Пацаны маячили спереди у погасших окон, а мы со снайпером из Смоленска решили подёргать дверь на себя. Не рассчитав силы, он дернул так, что трухлявая дверь с треском вылетела. Мы переглянулись. Из сенок пахнуло теплом и чем-то настолько мерзким, что мы отскочили. Остальные наши пацаны подбежали поближе, обступив крыльцо. По рации Б., наблюдавший с остатком группы из укрытия, выругался. Я отошел на несколько шагов, доложив, что дверь выломана, впереди темно и воняет, и что, судя по всему, в дом ведет ещё одна дверь. Б. сказал, чтобы мы входили — я, СВД-шник и ещё один парень с моего призыва, а «бобры» (младший призыв в спецназе так называют, так как все «духи» — это бородачи в горах) обошли дом сзади. Мы так и сделали.

Заходим, постоянно спрашивая о наличии в доме людей. Чёрт возьми, пишу сейчас это и вспоминаю, как потом писал рапорт о происшествии на ТСУ... Втроем входим — фонарик высвечивает кучи каких-то тряпок, разорванный в клочья матрас с торчащей ватой на полу, снайпер открывает одну из дверей слева от нас и сразу закрывает. «Там толчок», — говорит. Воняет жутко. Мы постучали в дверь напротив — ничего.

— Эй, откройте пожалуйста! Заблудились мы немного, помогите сориентироваться, хозяева!

И тут сзади дома раздался громкий крик матом, и мы увидели, как «бобры» бегут от дома. Один «чиж» повернулся к нам и крикнул:

— Бегите, пацаны, там п***ц! — и побежал дальше в сторону, где были наши остальные ребята.

Моя рация захрипела, Б. спросил:

— Что за херня? Куда «бобры» щемятся?

Я оглянулся на них. Третий парень, который был с нами (разведчик-сапер), кричал им:

— Вернитесь, придурки!

Сразу после его крика я услышал, что топот по ту сторону двери возобновился. Только он был уже быстрее, резче и сопровождался каким-то непонятным полухрипением-полумычанием. Будто немой какой-то что-то пытается сказать. Кто-то бегал по дому и выл. Я занервничал, пацаны тоже. Всё это происходило в считанные секунды. Почувствовало моё сердце, что надо отойти. Снова затрещала рация. Б. кричал: «Срочно отходите, срочно бегите к нам, пацаны, повторяю, бегом к нам!». Он кричал так, что его крик доносился до нас со стороны леса. Мы выбежали из сеней дома, инстинктивно вскинув оружие. Ребята со стороны леса двигались к нам через сугробы. Я зажал тангенту и спросил:

— Что за фигня? Что с «бобрами»?

Что мне ответили, я уже не расслышал, так как снайпер, заглянувший в окошко дома, резко отпрянул от него с криком:

— Е***ть, двигаем!

Я не сразу сориентировался, куда надо бежать и что делать, успел только пригнуться. В этот момент разбилось стекло дома. Разбилось изнутри. Вместе со звуком бьющегося стекла я услышал сумасшедший рык, нечеловеческий. В то же мгновение увидел длинный черный ствол. Вспышкой грянул выстрел. За ним сразу же второй. Рычание продолжалось. В радейку рацию с двух каналов подряд летело: «Уходите, бегите!».

Мы втроем — уже не помню, как — бежали по сугробам со стороны сеней, чтобы, сделав круг, выйти к нашим ребятам. Не помню уже, кто и чего в тот момент кричал, но было по-животному страшно. Патроны у нас были только холостые, и то калибра 5.45 у автоматчиков, чтобы после успешного выполнения учебного задания обеспечить эвакуацию группе. Рык из дома был слышен отлично. Следом прогремели ещё два выстрела...

По рации парни говорили, чтобы мы бежали к ним на то место, где мы остановились до чудного похода. Прибежали. Пацаны сидят-лежат ошалевшие. Глаза дикие у всех. «Бобры» вообще на измене — дальше всех от дома. Мы сказали, что целы. Б. сказал, что там какой-то мужик с двустволкой палит из окна. Но, что самое веселое, по словам «бобрят», сзади дома они увидели раскопанную яму. Свежую. В которой валялся вниз лицом посиневший труп женщины. В остатках одежды. Мы испугались ещё сильнее, и тут раздались ещё два выстрела. Дробь просвистела по веткам намного выше нас.

Мы сразу дали такой скорости, что только ветер в ушах свистел. Нереальными скачками неслись. Нам было легче намного, наши рюкзаки у «бобров» были. Так. по своим следам, мы проскакали чёрт знает сколько. Судя по усталости и по тому, что стемнело — около 10 километров. Упали. Начали выходить на связь — а вот вам, связи нет. Встали, понеслись дальше. Потом были сигнальные ракеты каждые несколько километров, постоянные звездюли радисту — связи всё равно не было. Уже глухой ночью, вусмерть вымотавшись, вылезли к железной дороге. Ночевали на каком-то безымянном полустанке с торчащим из-под снега железнодорожным указателем. Спали по очереди по полгруппы. Без костров. Утром бежали вдоль железной дороги. Потом связь состоялась — оказывается, нас уже давно искали. Помню, как приехали «Уралы», как орали командиры. Потом были рапорты и допросы...

В общем, такая вот история. Можете сколько угодно презирать бравых спецназовцев, что испугались и убежали, но на наших плечах лежала ответственность за личный состав и оружие, и можно было в случае чего реально загреметь в тюрьму. Отписываться и беседовать со всеми от замполита до психолога нам пришлось долго. А ещё нам было запрещено болтать об этом в части, да и за её пределами. Сейчас уже прошла куча времени, и я решил поделиться этой историей.