Перевозчик

[THE-MOVING-FINGER]

Пробка была основательной, беспросветной, многочасовой и многокилометровой.

— По ходу дела, встряли, — закуривая, произнес водила, заглушил мотор и повернулся ко мне. — Сильно торопишься?

Я неопределенно пожал плечами.

— Это правильно, — как-то по-своему истолковал мой жест таксист. — Пробка — дело такое, нервничай, не нервничай, быстрее не будет. Только дров наломаешь. Так что лучше расслабиться и поговорить о чем ни то.

Похоже, это был тот тип бомбил, которые с удовольствием готовы трепаться часами, лишь бы были свободные уши. Впрочем, в сложившейся ситуации это не слишком уж и раздражало. По крайней мере, пока.

— Так кем, ты говоришь, работаешь? — спросил он, хотя я ничего такого не говорил.

— Ну... можно сказать, что писателем, — совершенно не подумав, ляпнул я в ответ. Люблю, знаете ли, вешать лапшу малознакомым людям.

— Ишь ты! Никогда еще людей искусства не возил, — тон у таксиста был такой, что я, профессиональный врун, смутился, почувствовав себя самозванцем. — А про что пишешь? Детективы, романы или как?

— Ну, — замялся я, — Все понемножку... Народное творчество, триллер... — кто меня за язык тянул? Хорошо хоть краснеть не умею.

— О, триллер! — еще больше оживился водила. — Слушай, я тут тебе могу парочку интересных историй подкинуть, если хочешь. Совершенно бесплатно, — и, не дожидаясь моего согласия, начал рассказывать.

* * *

Я ж, когда еще СССР не развалили, тоже таксистом работал. У меня стаж — ого-го. Так вот, работал у нас в пятом таксопарке водила один. Имя у него было еще старое такое. Редкое. Харитон. Сейчас разве что в глухих деревнях такое найти можно. Ну, его мужики быстро в Баритон переделали. А потом сократили до Барри. Типа Алибасов. Ну да он не обижался. У нас в таксопарке каких только кликух не было.

А когда этот мудило Горбач затеял свою долбаную перестройку, у нас каждый стал крутиться, как мог. А у таксаря-то выбор невелик. Кто посмелее — водярой да блядями занялись. Или еще какой нелегалкой. А кто в это соваться не захотел, просто бомбил мимо кассы сверхурочку.

И вот как-то раз Барри вот так бомбил потихоньку ночью. Подобрал одного мужичка. Тот ему называет адрес — Скуратовская площадь. Барри глазками похлопал и подвис. Города-то всего не знает. К тому времени таксорил чуть больше года.

— А дорогу, — говорит, — знаешь?

— Само собой, — отвечает мужичок, — тут недалеко.

Поехали и, как это часто бывает, когда бестолковый пассажир начинает дорогу указывать, заехали черт знает куда. Барри быстро потерял какие-либо ориентиры. Еще туман, не видно ни черта. Жилых домов нет, промзона какая-то, склады да заборы. Кое-как к реке выехали. Тут пассажир оживился.

— Да вот же, — кричит, — мост! А за мостом по аллее аккурат до площади всего два квартала.

Ну, добрались, пассажир расплатился и еще за блуждания сверху накинул так неслабо. Барри развернулся — и обратно. К знакомым местам выбираться. А у любого таксиста, да и вообще у хорошего водилы, если он в незнакомое место попадает, всегда привычка такая есть — приметить как можно больше всяких ориентиров, чтобы, оказавшись во второй раз в этом месте, не тыкаться. Так и Баритон ехал и выглядывал другие повороты, светофоры, стоянки, магазины и прочие ориентиры. Да только ничего толком не выглядел. Время позднее, освещение дрянь. Окна все темные, магазины, если и есть, то все закрыты. Тогда еще круглосуточных-то не было. Народу на улицах нет. Машин тоже. Только на выезде на мост приметил название улицы «Новопогостовый бульвар». Покоробило это Барри, да он особого значения тому не придал. И не такие названия улиц встречал.

Выбрался он в знакомые места тогда быстро. Да и забыл бы все это дело, если бы спустя неделю не попал в те же края. Отвозил одного инженерика куда-то на завод, а потом поехал вдоль реки и оказался на знакомой набережной. Только так и не смог найти того моста, сколько ни обшаривал набережную. Вроде бы все то же. Все ориентиры с того раза на месте. Выезд к реке, старая автобусная остановка, штабели ржавых железяк. А вот моста словно и не было.

Вернулся тогда в парк и сразу к подробной карте города, что у диспетчеров на стене. И что ты думаешь — нету! Не только моста. Бульвара Новопогостового нету. Ни бульвара, ни площади и в помине нет. Барику бы насторожиться, да он все на усталость списал. И недосып. Решил, что ему все это пригрезилось.

А потом месяца через два опять же на ночной шабашке подобрал он подвыпившую пару, так эти тупо кататься по городу решили. Куда глаза глядят. Пару раз заезжали в тихие уголки и выгоняли Барри минут на двадцать покурить. Ну понятно, да?

И вот они после очередного такого перекура ехали по краю парка. Темень непроглядная. С одной стороны бетонная стена, что парковую насыпь держит, с другой парапет, за ним река. И тут девка орет: «Сворачиваем в туннель, туда хочу!.» Харитон глядит — точно туннель, в бетонной стене-то. Освещен тускло, но видно — не глухой. Разметка есть, знак, все дела. Нырнули туда. Туннель хитрый загиб по кругу и вниз сделал, а потом вывел их наверх в какой-то район. Пассажиры развеселились, аж слюни от восторга пускают. Барри глянул на табличку на углу — мать моя! «Скуратовская площадь».

А пассажир, который парень, говорит:

— Здесь тормози, шеф, мы сойдем.

Барри как-то не по себе стало.

— Вас подождать? — спрашивает.

— Не! — говорят, — не надо. Мы дальше пешком погуляем.

И хихикают, как придурошные.

Ну, Барик плечами пожал да и решил давешний мост проверить. Нашел поворот на Новопогостовый бульвар проехал до конца и к мосту выехал. Остановился, хотел было выйти да поближе посмотреть, что это за фокус такой, даже за ручку двери взялся. Да в последний момент вдруг понял, что очень уж ему не хочется в этом районе из машины выходить. Аж передернуло всего. Нажал на газ, да и переехал через мост.

Вот тут уже и остановился, и вышел спокойно, и осмотрел мост как следует. Набережная как набережная, река как река, мост как мост. Все на месте, нигде никаких хитрых механизмов нет. А потом огляделся и обомлел. Мост с рекой да с районом за ним были, как и в прошлый раз. А вот этот-то берег совсем иной был. Не было тут ни остановки автобусной, ни штабелей, ни заборов заводских, ни самой промзоны не было. Один здоровенный пустырь в обе стороны. А через него посередке дорога от моста в темноту тянется. Обычная асфальтовая двухполоска. И больше ничего. Прямо наваждение какое-то!

Ладно, поехал по дороге. Раз дорога есть, значит куда-то ведет. Глядь, а пустырь постепенно в свалку переходит. Огромную такую. Не иначе как основная городская. А за ней уж и шоссе светится. А там и край города угадывается. Выходит, Барик выехал на противоположную окраину города. А этого быть никак не может. У него и бензина в баке на такой крюк не хватило бы. Чертовщина, да и только!

А потом еще пару раз он так в этот странный район заезжал. И каждый раз хрен знает, где оказывался.

Всем он про эту петрушку рассказывать не стал. А пошел к Филимонычу. А Филимоныч-то самый что ни на есть ветеран в нашем таксистком деле. Ходят слухи, что он еще извозчиком начинал. На коляске с лошадью. Правда или нет, но уж если кто что и мог знать, так это он.

Так вот, пришел Барик к Филимонычу, проставился как положено и все как есть рассказал. Филимоныч головой покачал и говорит:

— Ох и повезло тебе, милок. Видать, в рубашке родился. Ты ж в Мертвом районе побывал.

Харитон наш опешил. Спрашивает:

— Что это за район такой?

— Да в каждом городе, где большие злодеяния случаются, что-то подобное заводится. Поначалу комнатка или подвальчик какой в доме, где и подвала-то отродясь не бывало. Слыхал, небось, про такое? Откуда ни возьмись, дверка появляется в стенке. Заходит какой человек в эту дверку, да и пропадает навеки. И дверь вместе с ним. А потом она в другом месте проклевывается. А после комнатки, глядишь, и домик блуждающий в городе заводится. С таким же диагнозом. А чем больше город, тем и злодейств больше. И аппетит у этой напасти, значит, растет. Сначала домик, потом улочка. А там уж и квартал. А уж тот и в район перерасти может. У нас в городе этот район-призрак давненько уже. Лет сто, а то и двести. То появляется, то исчезает.

— Но зачем?

— Как зачем? Экий ты несмышленый! Город растет, и район растет. У него новые дома появляются. Новая жилплощадь. Жильцы ему новые нужны, чтобы квартирки не пустовали. Вот он живые души к себе и заманивает. И то, что тебе удалось там побывать и не один раз, да еще и выбраться живым сумел — большущее везение. Я бы на твоем месте в церкви свечку Богу поставил за такую удачу. Метровую свечку толщиной с ногу. И больше ни при каких обстоятельствах, ни за какие деньги не ездил бы по незнакомым адресам.

Барик решил так и поступить. Зарекся по ночам ездить абы куда, пока не убедится, что этот адрес в живом районе. А в то время навигаторов-то не было. Услышал незнакомое название — доставай карту и шелести, пока не найдешь. А с таким занудством не всякий пассажир согласится. Так что в финансовом плане у Барика дела пошли не ахти. И, как назло, посыпались ему на голову проблемы одна другой дороже. То в ДТП его виноватым назначили, то местные братки невзлюбили, то, пока колесо на морозе менял, правую руку всерьез повредил. В общем, одно за одним. И везде деньга нужна. И немалая.

Ото всех этих геморроев начал у Барика характер портиться. Ни о чем другом, кроме сшибания деньги, думать не мог. И постепенно дошел он до тех темных делишек, от которых раньше шарахался, как черт от ладана. Бухло да девки быстро мелочью стали. Поговаривали, в глухой криминал Барик ударился — оружие, наркоту, даже трупы куда надо возил. За руку, само собой, его никто не ловил, но мужики-то попусту трепать не будут.

Раньше он веселым был, побалагурить с народом любил, тяпнуть после смены с коллегами мог запросто. А тут нелюдимый стал, злобный. Скурвился, в общем. И как-то незаметно Барри стали Харей называть.

Нам-то всем, по большому счету, по барабану. Скурвился — и скурвился. Лишь бы другим жить не мешал. Невелика потеря. Нам с ним детей не крестить. Да только, когда по городу малолетних девчушек в канавах изнасилованных да зверски убитых находить стали, Федор, один из наших, принципиальный мужик был, здоровый такой, подошел к Харе и прямо в лицо высказал. Мол, если узнаю, что ты каким-то боком к девочкам этим причастен — молись. А через пару дней Федор разбился насмерть. Рулевая отказала. Опять же, никаких явных улик не было, да только поняли все, что это Хариных рук дело.

Ясное дело, все отвернулись от этого упыря. А ему будто этого и нужно было. Ковырялся со своей гнусью у нас под боком и в ус не дул. Начальство на все его деяния глаза закрывало. Не иначе, он их подкармливал. Или сам, или его дружки-душегубы.

И вот как-то вечером поступил на пульт вызов. От отправной точки до вокзала. Ближайшим оказался Харя. Тот принял, подъезжает. Стоит на обочине тип. Фонари не горят, ни хрена не видно. Темный силуэт и все. Садится назад. А у Хари, как назло, лампочка в салоне сдохла. Ну, сел этот черный. И сидит. Молчит, будто воды в рот набрал.

Харя ему:

— Ну что, уважаемый? На вокзал едем?

А тот ему:

— Прямо пока езжай.

Харя проехал малость и снова:

— Ты хоть конкретней скажи, чтобы не петлять.

А тот ему отвечает:

— На Новопогостовый бульвар поехали.

Харя аж на месте подскочил. По тормозам вдарил и заявляет:

— А вот хрен тебе, дядя, на всю морду лица! Не поеду. Ищи себе другого водилу.

Пассажир так хмыкнул в темноте и говорит:

— Да нет. Зачем нам другой? Мы уже тебя нашли, и ты нам подходишь. Так что хочешь ты того или нет, но придется тебе и дальше перевозчиком работать.

— Кому это я там подхожу? И ты-то сам что за хрен с бугра?

— Подходишь ты... ну скажем так, районной управе. Сам понимаешь, какого района. А я в некотором роде представитель администрации и, в частности по отношению к тебе, твой непосредственный наниматель. Давай-давай, шевели мозгами, делай выводы. Пора уже перестать ходить вокруг да около и начать называть вещи своими именами. Наш район растет, и ему нужны новые жильцы. А значит, нужен тот, кто будет их доставлять. Филимоныч твой все правильно тебе объяснил, да только не до конца. Никого и никогда район не отпускал. И если ты смог выехать оттуда, то душа твоя все равно там осталась.

— Врешь, — зашептал Харя. — Что ж я, не заметил бы такого?

— А ты сам подумай, с чего это ты на принципы свои наплевал? Куда твоя былая совестливость подевалась? Никаким заработком не гнушаешься, в криминал полез. Отчего до денег жадный стал? Только не надо рассказывать про свалившиеся проблемы. Ты их давно разрешил. А вот делишки свои так и не забросил. Откуда такой нездоровый аппетит? Ведь и сам знаешь, что совсем бездушный стал, а признаться себе боишься.

Схватился тут Харя за голову, завыл от ужаса, да поздно уж метаться. А пассажир тем временем продолжает:

— Да ты, дружок, не горюй. Работка-то для тебя привычная. А получать будешь столько, сколько и не мечтал. В конце концов, не ты первый, не ты последний. Стиксу без перевозчика нельзя.

— Погоди, — остолбенел Харя, — так это что же?..

— Именно, — кивнул пассажир. — Ты что же, думал, через обычную реку переезжал? Вижу, книжки-то, какие нужно, читывал? То-то! Так что, соображай, какая честь тебе выпала — переправлять народ из мира живых в мир мертвых. И имя тебе особо менять не придется. Выкинул две дурацкие буковки и все. Был Харитон, стал Харон. А паромщик или таксист — невелика разница. Так что нечего сопли распускать. Приступай к исполнению своих обязанностей. И если хорошо будешь работать, кто знает, может, со временем и сможешь душонку свою назад выторговать...

Сказал так, открыл дверь и вышел. Потом обернулся и добавил:

— Только не пытайся бежать или еще каких глупостей делать. Машина твоя отныне той же печатью отмечена, что и ты сам. Так что далеко от нее тебе не уйти. И на ней из города далеко не уехать.

После чего и сгинул в темноте страшный пассажир. Растаял, будто бы и не было никогда.

А новоиспеченный Харон на следующий же день явился в таксопарк со всеми накопленными сбережениями, выкупил машину и уволился. С тех пор и ездит глухими ночами его черное как смоль такси и подбирает неосторожных пассажиров, чтобы навсегда увезти их в блуждающий мертвый район за рекой Стикс.

* * *

После двух минут молчания я понял, что рассказ закончен, и водила ожидает моих комментариев.

— Прикольно. И все это типа правда? — спросил я.

— Как есть чистая правда.

— Ну и откуда тогда все эти подробности? Кто это все рассказал?

— Так сам Харя и рассказал. Он тогда после всего этого пару раз в ночную смену приезжал, нашим мужикам проставлялся, типа в полном шоколаде нынче. И ненавязчиво пытался найти себе напарника. Да только к тому времени уж наш Филимоныч про Харин расклад всех нас проинформировал. Так что ни одного идиота на место Харона не нашлось. И больше Харя не объявлялся.

— А что за расклады такие?

— Ну, все как есть. И кем он стал. И как не знающим его распознать вовремя.

— И как же?

— В машине у него стекла все, включая лобовое, затемненные, и света никакого нет. Зато передние фары как прожекторы слепят, бьют ярким синим пламенем. С тобой он может обернуться кем угодно, лишь бы в доверие влезть. Деньги всегда вперед берет. Дороги никогда у тебя не спрашивает, а наоборот, старается все больше дворами ехать. Типа, так срезать можно. И всячески отвлекать от дороги будет. А распознать его можно вот как — надо незаметно посмотреть на его руки краем глаза, то есть боковым зрением. И тогда его истинный облик проявится, потому как руки у него уже не человеческие будут, а как черные птичьи лапы. Трехпалые и с загнутыми когтями. Если распознаешь, виду подавать ни в коем случае нельзя. А нужно попросить его остановить под каким-нибудь предлогом. Позвонить там, или сигарет купить, или еще чего. А как остановит, заворачивай за угол и бегом от него через дворы, тротуары да клумбы. Он не погонится. Если, конечно не оглянуться. Ясно?

— Ясно, — усмехнулся я. — Ну ты, однако, и выдал...

— Что, не понравилось? А я еще знаю. Про Адский эвакуатор. Слыхал? Если кто ночью в машине заснет, появляется Адский эвакуатор, цепляет тачку и уволакивает...

— Не, не, не, папаша, не надо!

— Или про гаишника-людоеда...

— Да хорош! Что ты разошелся, в конце-то концов? Прям как вожатый в пионерлагере.

— Ну ладно. Не хочешь, как хочешь. К тому же мы уже приехали. Недаром же говорится, что за приятной беседой и время незаметно летит.

Я расплатился с этим говоруном и, не дожидаясь сдачи, выскочил наружу. Водила жизнерадостно бибикнул и умчался прочь. Облегченно вздохнув, я закурил и только тут сообразил, что этот пройдоха не довез меня до места целый квартал. Я чертыхнулся и пошел вдоль дороги, пытаясь справиться с раздражением.

И только пройдя около километра, я заметил, что что-то вокруг не так. Мой путь не мог проходить ни через какую площадь. Однако ж вот же она передо мной, с каким-то темным памятником посередине. Я оглянулся вокруг и увидел, что по дороге не едет ни одной машины. Все остальное — как везде: жмущиеся к обочине припаркованные автомобили, помаргивающие огоньками сигнализаций, мусор, отвалы грязного снега... Но самого движения на дороге не было. Как не было прохожих на тротуарах. Как не было и огней в окнах домов. Только уличные фонари тускло освещали незнакомую площадь. Страшная догадка полоснула холодом по сердцу, но я только потряс головой.

— Что за бред! — произнес я вслух. — Мне еще паранойи не хватало. Сейчас мы все выясним.

И твердыми шагами направился к памятнику.

Но чем больше приближался памятник, тем меньше оставалось моей уверенности. Потому что во тьме уже начали угадываться черты изваяния. Это был коренастый широкоплечий бородатый мужик с глубоко посаженными глазами. Крепкие жилистые руки он сложил на рукояти воткнутого в землю тяжелого топора.

«Не может быть! — мелькнуло в голове. — Этого не может быть! Это просто совпадение. Вот сейчас я разберу, что там написано, и все разъяснится».

На негнущихся ногах я подошел почти вплотную к постаменту, но никак не решался посмотреть на надпись. Слишком страшно было получить подтверждение своей догадки. Наконец я поднял глаза на пьедестал. И побледневшими от ужасного осознания губами прочел четко выделявшиеся на граните рубленые буквы:

«ВЫДАЮЩИЙСЯ РУССКИЙ ПОЛИТИЧЕСКИЙ ДЕЯТЕЛЬ
ГРИГОРИЙ ЛУКЬЯНОВИЧ СКУРАТОВ-БЕЛЬСКИЙ
БОЛЕЕ ИЗВЕСТНЫЙ КАК
МАЛЮТА СКУРАТОВ»