Остановка по требованию

[THE-MOVING-FINGER]

После третьего класса она поступила в лицей и стала ездить в школу на автобусе.
Автобус идет ровно тридцать семь минут: маршрут его удачно пролегает по таким захолустным улочкам, где даже в утренний час пик практически не бывает пробок. Дома, на Веерной, ее провожает и встречает на остановке бабушка; а конечная точка удачно называется «Школа», и в самом деле расположена прямо возле школы — не перепутаешь и не заблудишься. Так что все удобно и безопасно. Главное, не пропустить свою остановку и не уехать к метро «Пионерская».
Кажется сложным, но стоит проехать несколько раз — и все запоминаешь: Поликлиника, потом Рынок, потом Радиотехнический завод, потом Лес, потом долго-долго улица Рябиновая, дальше несколько минут плутания в каких-то переулках, потом Аминьевское шоссе (интересно, почему его так назвали? Заехал сюда — и аминь?), Кладбище, Магазин «Кулинария», а следующая после Кулинарии — Школа. И потом, водитель всегда объявляет остановки.
В лицее ей нравится, но еще больше нравится дорога. Старенький автобус неторопливо пробирается по узким улочкам, затейливо переплетенным и изгибающимся под самыми неожиданными углами. Мимо обветшалых пятиэтажек, летом утопающих в зелени, а зимой в сугробах, мимо магазинчиков, парикмахерских, химчисток с какими-то чудными, чуть ли не от руки нарисованными вывесками, мимо молчаливых и загадочных промзон, напоминающих пейзажи из компьютерной игры... В автобусе ездят старушки с тележками — наверное, на рынок, и без тележек — эти, должно быть, в поликлинику, стараются занять очередь с утра пораньше; еще бывают люди с цветами или с каким-то хозяйственным инвентарем, гремящим в пакетах — эти всегда выходят на кладбище. Очень многие с утра выходят на Радиозаводе, дальше автобус едет полупустым. От Веерной и почти до конца ездит она одна.
В автобусе она обычно устраивается с левой стороны и не отрывается от окна. Особенно нравится ей то место на повороте, где вдруг открывается вид на огромное пустое поле и белеющие вдали многоэтажные новостройки. Они стоят посреди пустыря, словно огромные космические корабли; и ей кажется — хоть она уже не маленькая и понимает, что это просто фантазия — кажется, что там, в этих громадных домах, кипит какая-то необыкновенная жизнь, что там и люди какие-то особенные, как в старом кино — всегда заняты чем-то веселым и интересным, не ссорятся, не жалуются на жизнь, не стареют, а может быть, и не умирают. Конечно, это только фантазия — но ей нравится об этом мечтать.
Этот поворот ей больше всего нравится; а больше всего занимает ее Лес. Эта остановка так просто и называется «Лес». Большими буквами на схеме. И в скобках, маленькими буковками: «По требованию».
Но требований не бывает.
Ни разу она не видела, чтобы кто-нибудь сел в автобус в Лесу, или кто-нибудь в Лесу вышел. Автобус никогда там не останавливается — наоборот, как будто старается проскочить мимо этой остановки побыстрее. «Следующая остановка — Лес, по требованию», - объявляет водитель и прибавляет газу. Автобус врывается в Лес на полной скорости: в этот момент по салону всегда проходит сквозняк, но какой-то странный сквозняк... душный, что ли. Пассажиры притихают: кто утыкается в книгу, кто выкручивает на полную громкость плеер и сидит, заткнув уши наушниками, тупо и решительно глядя перед собой. Даже утренние старушки, любительницы громко пообсуждать друг с другом последние новости, почему-то умолкают.
В Лесу всегда темно. Даже в ясный солнечный день там стоит тяжелый, густой полумрак. Прильнув к окну, девочка видит всегда одно и то же: сверху — непроницаемый темно-зеленый шатер, сбоку — толстые-претолстые стволы, поросшие белесым мхом, словно чешуйчатые. Они растут так близко к дороге, что, кажется, автобус, несущийся мимо на бешеной скорости, вот-вот в какой-нибудь из них врежется. И очень близко друг к другу. Между ними — всегда словно какой-то туман: порой за деревьями смутно мелькают очертания приземистых серых зданий, но разглядеть их не удается.
Дорога, вначале прямая, начинает петлять, автобус подскакивает на ухабах и выбоинах в асфальте; по опасному на вид мостику с ржавыми перилами пересекает заболоченную речушку, проносится мимо остановки — неуклюжей бетонной будки каких-то допотопных времен, и выскакивает на Рябиновую. В салоне становится светлее, и пассажиры словно просыпаются: снова начинается движение и разговоры.
Этот Лес не дает девочке покоя. Ни дома, ни в школе о нем как будто никогда и не слышали. Она попробовала найти что-нибудь в интернете — но Википедия скупо сообщает лишь, что «так называемый Рябиновый Лес» имеет общую площадь 280 га и протяженность 5 км, что сквозь него протекает приток Москвы-реки — речка Рябиновка, что в советское время на территории Леса находился какой-то секретный военный институт; а в послесоветское время его несколько раз пытались благоустроить и превратить в парк отдыха, но никак не удавалось найти инвесторов, да к тому же против этих планов выступали экологи, поскольку на территории Леса водится какой-то редкий и уникальный для Москвы вид певчих птиц. Так ничего из этого и не вышло.

Идут годы. Девочка растет — и каждый день (не считая выходных и каникул) дважды проезжает через Лес. Туда-обратно, туда-обратно. Прилипнув к окну и стараясь хоть что-нибудь разглядеть.
Однажды она видит странное и страшное. В окно — прямо ей в лицо — прыгает, едва не разбивая стекло, маленький зверек, вроде белки. Повисает на гладком стекле. Она видит, как скребут когти, оставляя на стекле глубокие царапины. Морда зверька оскалена, глаза выкатились из орбит. Изо рта сочится что-то черное. И еще она понимает, что он только отдаленно похож на белку — на самом деле никакая это не белка, и не хорек, и не мышь, и не еще что-нибудь знакомое. Таких зверей она никогда не видела. Даже в книгах или по телевизору, в передачах о дикой природе.
- Не смотри! - говорит вдруг женщина, сидящая рядом.
Девочка оборачивается. Ее соседка — еще не совсем старушка, но какая-то белесая и высохшая; на коленях у нее книжечка с церковнославянскими буквами.
- Но... там же... - беспомощно бормочет девочка.
Соседка кивает, как будто отвечает: да, знаю.
- А ты не смотри, - твердо говорит она и снова утыкается в молитвенник.
Девочка украдкой косится на окно. Странного зверя уже нет; нет и следов на стекле.
И тут она думает: «Сын».
Мысль ясная и громкая — словно кто-то говорит у нее в голове. У этой женщины был сын. Работал на Радиозаводе. И с ним что-то случилось.
Она не просто об этом думает — видит его, как наяву: взрослый красивый парень, белобрысый и с яркими голубыми глазами, в дутой куртке с капюшоном, держится за поручень. Салон автобуса не такой, как сейчас — значит, это было давно. С ним еще двое, они стоят спиной, и один весело говорит, что у брательника старшего сын родился, такое дело надо отметить, в пятницу Валерка всех приглашает... А белобрысый парень вдруг перестает слушать, широко раскрывает глаза, медленно-медленно, как во сне, поворачивается к окну — к ней...
Он тоже смотрел в окно. И что-то там увидел...
Но тут автобус вырывается из Леса — и мысль-видение исчезает, оставляя девочку в недоумении и испуге. А соседка не отрывается от молитвенника, и губы ее старательно шевелятся, а в глазах дрожат слезы.

Однажды унылой зимой, когда в четыре часа уже темнеет, и в замерзшие окна ничего не разглядишь, девочка возвращается из школы. Автобус почти пуст.
- Кунцевское кладбище, следующая: Аминьевское шоссе, - объявляет водитель.
В автобус заходят трое. Мужчина поддерживает под руку женщину в меховой шапке и шубе. Следом за ними — невнятная фигура, похожая на бомжа: высокая, в мешковатом пальто, замотанная в какой-то башлык, не понять даже, мужчина или женщина. Пара садится впереди, непонятная фигура проходит назад и устраивается напротив девочки.
Женщина в шубе громко шмыгает распухшим носом и непрерывно качает головой, словно не желая с чем-то соглашаться. Мужчина неловко гладит ее по плечу и бормочет что-то полу-недовольное, полу-утешительное.
Девочка с любопытством на них смотрит — и вдруг понимает: это брат и сестра.
Что ж, ничего удивительного: они и вправду похожи.
А муж ее не поехал, потому что не любит покойников и кладбищ, и вообще считает, что нечего так убиваться, хватит уже, все там будем, отмучилась — и слава богу.
А ездили они к матери, у которой сегодня сороковой день.
Если она еще чуточку подумает, то поймет, отчего умерла мать. И не просто поймет — услышит, как она кричала последние несколько дней перед смертью, увидит, как...
Нет! Определенно лучше подумать о чем-нибудь другом.
Девочка поворачивается к непонятной бомжеватой фигуре. Та неторопливо расстегивает пальто. Встает, плавным движением сбросив его на сиденье. Теперь несомненно, что это женщина: на ней длинная юбка или платье. Очень длинная, до пола.
И лицо замотано. Может, она эта... шахидка? Сейчас возьмет и взорвет всех...
Они уже подъезжают к Лесу. Девочка ясно слышит все мысли скорбящей пары, чувствует легкую тревогу, которую всякий раз ощущает в этом месте водитель (хотя вроде много лет ездит, пора бы и привыкнуть) — но с пассажиркой напротив эта неожиданная волшебная проницательность ей отказывает. Пассажирка напротив темна. Или пуста.
С пальто, брошенным на сиденье, происходит что-то странное: оно сворачивается в комок, буреет, рыжеет, тает, словно испаряется на глазах... Девочка отчаянно моргает и щиплет себя за руку. Нет, проснуться не выходит. Это все по-настоящему.
- Следующая остановка — Лес, по требованию.
- На следующей остановите, пожалуйста, - чистым, звучным голосом говорит вдруг странная пассажирка.
Автобус подбрасывает на ухабе. Секунду спустя в салоне заметно темнеет, и проносится знакомый сквозняк — они въехали в Лес.
Незнакомка неторопливо разматывает платок. Бросает его на сиденье — он разлетается черными обрывками горелой бумаги.
Девочка, как зачарованная, смотрит ей в лицо.
Незнакомка очень красива. И еще... она очень старая. Но не так, как бабушка, или старушки с баулами, или умирающая мать той женщины — по-другому старая. Выглядит, как девушка со старинной черно-белой фотографии. Локоны, тонкие брови, капризно вздернутый носик, губы сердечком. Легкая загадочная улыбка — та, что современным красавицам придает ужасно дурацкий вид, но лет семьдесят назад, похоже, почему-то совсем не выглядела глупой. Белое-белое лицо. Темные-темные глаза.
Они смотрят друг на друга — и под взглядом девочки лицо незнакомки начинает как-то подергиваться, по нему словно проходит рябь, а потом...
Господи! Сколько у нее глаз?!..
Автобус набирает скорость — водитель явно не горит желанием останавливаться. Незнакомка разворачивается, едва не задев девочку краем юбки, и идет к дверям. Нетерпеливо жмет на кнопку звонка.
- Я же сказала, на остановке остановите!
Автобус тормозит. В последний миг незнакомка оборачивается, смотрит на девочку — быстро улыбается ей. И растворяется в клубящемся тумане.
Двери захлопываются, автобус срывается с места, как бешеный. Девочка физически ощущает страх водителя — холодный и липкий. Чужой страх. Сама она больше не боится.
В этот последний миг она сумела увидеть незнакомку. И услышать то, что та сказала ей без слов.
Автобус выезжает из леса.
Когда-нибудь, думает она. Конечно, не завтра. И не послезавтра. Может быть, даже не через месяц.
Но однажды я попрошу остановить на остановке по требованию. И сойду.