Место, которое забирает у тебя

[THE-MOVING-FINGER]

Набросок. Долго сидела над ним и пыталась литературно обработать - но поняла, что и не хочу, и, может быть, от этого он станет хуже. Пусть остается так, в форме "устного рассказа".
Вообще основа этой истории мне приснилась.


Ан­дрей - оди­нокий ста­ре­ющий не­удач­ник. Ему за со­рок, он в раз­во­де, тол­сте­ет, лы­се­ет, на­чались раз­ные бо­лез­ни; де­вуш­ки все ре­же смот­рят (а от­кро­вен­но го­воря, во­об­ще уже не смот­рят) в его сто­рону; не­люби­мая ра­бота, пос­то­ян­ная нех­ватка де­нег... сло­вом, он по­нима­ет, что жизнь свою про­любил, и те­перь уже вряд ли смо­жет что-то ис­пра­вить. Ибо ста­рость не за го­рами, здо­ровье и са­мочувс­твие не айс, и ду­шев­ных сил нет уже ни на что.

Од­нажды он встре­ча­ет ста­рого зна­комо­го, ко­торо­го не ви­дел нес­коль­ко лет. Этот че­ловек его по­ража­ет - преж­де все­го, внеш­ним ви­дом. Он как буд­то сбро­сил лет пят­надцать. Бод­рый, энер­гичный, с блес­ком в гла­зах, ли­цо пря­мо све­тит­ся. Вид­но, что че­ловек очень до­волен жизнью и со­бой. Рас­ска­зыва­ет, что за­те­ял ка­кой-то биз­нес-про­ект, что де­ла идут ус­пешно, у не­го боль­шие пла­ны на бу­дущее... Од­на­ко Ан­дрей за­меча­ет стран­ности в его по­веде­нии. Во-пер­вых, этот ста­рый при­ятель не сра­зу его уз­нал (ну, до­пус­тим, Ан­дрей за эти го­ды из­ме­нил­ся к худ­ше­му - но не нас­толь­ко же). Во­об­ще, при всей сво­ей бод­рости, он выг­ля­дит рас­се­ян­ным, иног­да от­ве­ча­ет нев­по­пад, как буд­то он "нем­но­го не здесь". Даль­ше они на­чина­ют вспо­минать ста­рые вре­мена - и вдруг Ан­дрей за­меча­ет, что его со­бесед­ник очень мно­гого не пом­нит, а о дру­гих ли­цах и со­быти­ях вос­по­мина­ния у не­го яв­но ис­ка­жен­ные. Сна­чала он пу­га­ет­ся, по­доз­ре­ва­ет Аль­цгей­ме­ра или что-то по­доб­ное - но нет, в ма­раз­ме-то че­ловек пе­рес­та­ет ори­ен­ти­ровать­ся в нас­то­ящем, а прош­лое как раз пом­нит...

На­конец, не вы­дер­жав, он го­ворит: ты очень из­ме­нил­ся, прек­расно выг­ля­дишь, как буд­то по­моло­дел - что с то­бой про­изош­ло? При­нима­ешь что-то?

- Не сов­сем, - за­гадоч­но от­ве­ча­ет тот.

Ан­дрей прис­та­ет к не­му с расс­про­сами. Нем­но­го для ви­ду по­соп­ро­тив­лявшись, его со­бесед­ник бор­мо­чет что-то вро­де: "Что ж, вре­да от это­го не бу­дет, да­же на­обо­рот..." - и го­ворит:

- Ес­ли я те­бе рас­ска­жу, ты не по­веришь. Ты ре­шишь, что это шут­ка, глу­пый ро­зыг­рыш. Од­на­ко это прав­да. Я уз­нал спо­соб вер­нуть мо­лодость - без ле­карств, не тра­тя де­нег, да­же не заг­ля­дывая в спор­тзал.

Ан­дрей уже ждет рек­ла­мы ка­кого-ни­будь гер­ба­лай­фа, или что его нач­нут за­тас­ки­вать в сек­ту... хо­тя, с дру­гой сто­роны, ре­зуль­тат-то на­лицо! Но то, что го­ворит его со­бесед­ник даль­ше, пре­вос­хо­дит его ожи­дания.

- Сде­лать на­до вот что, - го­ворит он. - В вы­ход­ной день, ча­сов в пять ве­чера, при­ез­жа­ешь на мет­ро "Ака­деми­чес­кая", идешь на ав­то­бус­ную ос­та­нов­ку "Ули­ца Карь­ер" и ждешь. Про­пус­ка­ешь пять ав­то­бусов, са­дишь­ся в шес­той.

- А но­мер?

- Не­важ­но. Но­мера у не­го каж­дый раз раз­ные. В об­щем, те­бе ну­жен шес­той по сче­ту ав­то­бус. Ско­рее все­го, он бу­дет очень ста­рым на вид - эта­кая дре­без­жа­щая со­вет­ская бар­бу­хай­ка. Са­дишь­ся в не­го. Не пу­га­ешь­ся и не удив­ля­ешь­ся ни­чему, что там ви­дишь. Про­сишь во­дите­ля ос­та­новить в Ра­бочем По­сел­ке, у Пи­оне­ра.

Рай­он "Ра­бочий По­селок" на за­паде Мос­квы Ан­дрею зна­ком, но ни о ка­ком Пи­оне­ре там он знать не зна­ет. И не пред­став­ля­ет, на ка­ком ав­то­бусе мож­но до­ехать ту­да от "Ака­деми­чес­кой".

- Вы­ходишь там - и...

- И что?

- Да ни­чего. Ос­матри­ва­ешь­ся. Гу­ля­ешь. Де­лай что хо­чешь. Толь­ко пом­ни: ты дол­жен сесть на об­ратный ав­то­бус и у­ехать от­ту­да до по­луно­чи.

- Ну и?..

- И это по­дей­ству­ет. Я ез­жу ту­да при­мер­но раз в три ме­сяца - ре­зуль­тат ты ви­дишь.

- Ни­чего не по­нимаю. Я сто раз бы­вал в "Ра­бочем По­сел­ке" - на что там смот­реть и по­чему это дол­жно как-то на ме­ня дей­ство­вать?

- Ви­дишь ли, - го­ворит его со­бесед­ник, - ты по­падешь не сов­сем в "Ра­бочий По­селок". Это бу­дет... ну, па­рал­лель­ный мир, что ли. Не знаю, как это наз­вать. Стран­ное та­кое мес­то. И это мес­то за­бира­ет у те­бя.

- Что за­бира­ет?

- Про­житые го­ды. Бо­лез­ни. На­копив­шу­юся ус­та­лость. Дур­ные вос­по­мина­ния. Ес­ли на­ходить­ся там дол­го - мо­жет заб­рать и что-то по­серь­ез­нее. Так что сле­ди за вре­менем и обя­затель­но сядь в ав­то­бус до по­луно­чи.

- Как Зо­луш­ка, что ли?

- Ну да. Толь­ко Зо­луш­ка по­теря­ла все­го лишь ту­фель­ку, а там мож­но по­терять... Хо­тя в прин­ци­пе там не опас­но. Стран­ное мес­то, мес­та­ми жут­ко­ватое, но ре­аль­ных опас­ностей там ма­ло. Ты мо­жешь по­казы­вать, что ты нез­дешний, мо­жешь за­гова­ривать с людь­ми, расс­пра­шивать их - они нор­маль­но это вос­при­мут. Прос­то не удив­ляй­ся от­ве­там. Ах да: обя­затель­но раз­до­будь где-ни­будь и зах­ва­ти с со­бой ста­рый со­вет­ский ав­то­бус­ный би­летик. Ина­че при­дет­ся пла­тить за про­езд, и тут... кто зна­ет, ка­кая мо­жет пот­ре­бовать­ся пла­та. В об­щем, обя­затель­но раз­жи­вись би­лети­ком. Не пу­гай­ся и не удив­ляй­ся ни­чему, что уви­дишь. И будь ос­то­рожен, ког­да по­явит­ся лес­тни­ца, не пы­тай­ся под­нять­ся по ней.

- Ка­кая лес­тни­ца?

- Ты ее сра­зу уз­на­ешь. Та­кая лес­тни­ца там од­на. Прос­то не хо­ди ту­да и не под­ни­май­ся по ней. Осо­бо там не за­дер­жи­вай­ся. И сле­ди за вре­менем. Обя­затель­но вер­нись до по­луно­чи.

Ес­тес­твен­но, все это ка­жет­ся Ан­дрею ка­ким-то бре­дом. Но стран­ные рас­ска­зы и нас­тавле­ния при­яте­ля зас­тре­ва­ют в его па­мяти и не да­ют по­коя. Осо­бен­но сму­ща­ет его, что при­ятель ни­чего тол­ком не рас­ска­зал и о ре­али­ях это­го па­рал­лель­но­го ми­ра го­ворил всколь­зь, как о чем-то обы­ден­ном и дав­но зна­комом. Сно­ва и сно­ва он воз­вра­ща­ет­ся мыс­ля­ми к ав­то­бусу, ве­дуще­му в па­рал­лель­ный мир, пы­та­ет­ся пред­ста­вить, что же его там ждет... и од­нажды, раз­до­быв у зна­комо­го кол­лекци­оне­ра-"ав­то­бус­но­го фа­ната" ста­рый би­летик, до­бира­ет­ся до ос­та­нов­ки "Ули­ца Карь­ер" и на­чина­ет счи­тать ав­то­бусы и ждать.



Поз­дняя осень. Сы­ро, про­моз­гло, уже тем­не­ет. Мес­то до­воль­но уны­лое и ма­лолюд­ное - ка­кие-то кус­ты, лю­дей поч­ти нет. Ав­то­бусы хо­дят ред­ко. Он прод­рог, ус­тал и чувс­тву­ет се­бя пол­ным иди­отом - но из ка­кого-то уп­рямс­тва ре­ша­ет все-та­ки дож­дать­ся.

На­конец по­яв­ля­ет­ся шес­той по сче­ту ав­то­бус. Он имен­но та­кой, как опи­сывал при­ятель - дрях­лая дре­без­жа­щая ко­лыма­га, ка­жет­ся, сей­час раз­ва­лит­ся от ста­рос­ти. Пе­ред­нее стек­ло то ли за­тем­ненное, то ли прос­то та­кое гряз­ное, что во­дите­ля не раз­гля­дишь. Спе­реди встав­ле­на в ок­но кар­тонка, и на ней на­писан от ру­ки но­мер: 418. Та­кой но­мер здесь не хо­дит.

Ав­то­бус ос­та­нав­ли­ва­ет­ся, с ляз­гом рас­па­хива­ют­ся две­ри-гар­мошки. Ан­дрей, по­коле­бав­шись, сжи­ма­ет в ку­лаке ав­то­бус­ный би­летик и за­ходит внутрь. Две­ри с тем же ме­тал­ли­чес­ким ляз­гом зак­ры­ва­ют­ся за ним.

В ав­то­бусе поч­ти пус­то: толь­ко сза­ди ус­тро­илась ком­па­ния то ли хип­пи, то ли ро­леви­ков - си­дят на си­день­ях и пря­мо на по­лу, на­иг­ры­ва­ют на ги­таре, пе­рего­вари­ва­ют­ся. Го­лоса их до­носят­ся слов­но из­да­лека. И воз­дух в са­лоне стран­ный - спер­тый, как в пог­ре­бе.

Кон­дуктор­ша, по­жилая тет­ка с блек­лым, слов­но из­же­ван­ным ли­цом и очень свет­лы­ми гла­зами, го­ворит ему:

- Ваш фар­шайн!

Где-то ког­да-то он на­чинал учить не­мец­кий, и сей­час в па­мяти у не­го всплы­ва­ет, что "фар­шайн" - это "би­лет". Он про­тяги­ва­ет ей би­летик.

Кон­дуктор­ша вдруг мол­ни­енос­ным дви­жени­ем при­гиба­ет­ся, вы­тяги­ва­ет шею и про­кусы­ва­ет его би­летик зу­бами: он ус­пе­ва­ет за­метить, что зу­бы у нее очень ос­трые.

- Про­ходи­те, са­дитесь, - го­ворит она и от­хо­дит к сво­ему мес­ту. Тут он за­меча­ет, что она при­кова­на цепью к кон­дуктор­ско­му си­денью.

- Бит­те... то есть дан­ке шон, - от­ве­ча­ет он ма­шиналь­но, а сам ду­ма­ет: "Ну ни фи­га се­бе! Это на­зыва­ет­ся "ни­каких опас­ностей"! Блин, она чуть па­лец мне не от­хва­тила!.. О гос­по­ди!!" - это до не­го дош­ло, что кон­дуктор­ша - не че­ловек. И что все это про­ис­хо­дит на са­мом де­ле. При­ятель не об­ма­нул. Он уже в ка­ком-то па­рал­лель­ном ми­ре, или черт его зна­ет где.

Он ос­то­рож­но ос­матри­ва­ет­ся. За­меча­ет, что ав­то­бус пе­рес­тал тряс­тись и дре­без­жать: он едет очень глад­ко и плав­но, как буд­то не едет, а ле­тит. Пы­та­ет­ся пос­мотреть в ок­но - но стек­ла силь­но за­поте­ли, не из­нутри, а сна­ружи, и ни­чего не вид­но. С удив­ле­ни­ем ви­дит, что мес­то во­дите­ля за­коло­чено фа­нерой, при­чем це­ликом, без две­ри - во­дитель не мо­жет вый­ти. Про­руб­ле­но толь­ко ма­лень­кое око­шеч­ко сбо­ку, со сто­роны вход­ных две­рей. Он нак­ло­ня­ет­ся к это­му око­шеч­ку, ви­дит ле­жащую на ру­ле ру­ку в чер­ной пер­чатке. "Лад­но, - ду­ма­ет он, - раз уж я здесь ока­зал­ся, не бу­ду ме­тать­ся и па­нико­вать, а бу­ду сле­довать инс­трук­ци­ям. Авось все обой­дет­ся". И гром­ко го­ворит в око­шеч­ко: "Ос­та­нови­те, по­жалуй­ста, в Ра­бочем По­сел­ке, у Пи­оне­ра".

Ав­то­бус едет, ка­жет­ся, очень дол­го, без ос­та­новок. Ан­дрей пы­та­ет­ся что-то раз­гля­деть в ок­нах - бе­зус­пешно. Про­бу­ет по­дой­ти к ре­бятам с ги­тарой - и об­на­ружи­ва­ет, что приб­ли­зить­ся к ним не мо­жет. Все идет и идет по пе­ред­ней по­лови­не са­лона, и ни­как не мо­жет по­пасть в зад­нюю. Кон­дуктор­ша, дрем­лю­щая на сво­ем си­денье, вздер­ги­ва­ет го­лову и на­чина­ет на не­го ко­сить­ся; он вспо­мина­ет ее ос­трые зу­бы и от даль­ней­ших эк­спе­римен­тов ре­ша­ет воз­держать­ся.

На­конец ав­то­бус тор­мо­зит. "Ра­бочий По­селок, Пи­онер!" - объ­яв­ля­ет кон­дуктор­ша, и же­лез­ные две­ри рас­па­хива­ют­ся.

Ав­то­бус уно­сит­ся прочь, а наш ге­рой ока­зыва­ет­ся один в очень стран­ном мес­те.


Во­об­ще это дей­стви­тель­но ос­та­нов­ка "Ра­бочий По­селок". И в то же вре­мя - сов­сем не она. Точ­нее, вок­руг нее что-то сов­сем дру­гое.

С той сто­роны, где дол­жна быть ули­ца, и сра­зу за ней же­лез­но­дорож­ное по­лот­но - рас­ки­нулась ши­рокая до­рога, слег­ка при­под­ня­тая над по­вер­хностью зем­ли, глад­кая и влаж­но блес­тя­щая, слов­но ме­тал­ли­чес­кая. Здесь уже сто­ят гус­тые су­мер­ки, к то­му же ка­кой-то ту­ман в воз­ду­хе - и дру­гой край ее те­ря­ет­ся в этом ту­мане. Что за ней - сов­сем не вид­но. До­рога со­вер­шенно пус­та: кро­ме ушед­ше­го ав­то­буса, по ней ник­то не хо­дит и не ез­дит. Чуть по­одаль ви­ден над­земный пе­реход - гро­моз­дкая конс­трук­ция из ме­тал­ла и стек­ла, ког­да-то, ви­димо, имев­шая вид фу­турис­ти­чес­кий, но те­перь вет­хая и ржа­вая; дру­гой ко­нец ее так­же те­ря­ет­ся в ту­мане.

С дру­гой сто­роны, где дол­жны быть до­ма - дей­стви­тель­но до­ма, но очень стран­ные. Точ­нее, стран­но их со­чета­ние и вза­им­ное рас­по­ложе­ние. Де­вяти­этаж­ки, хру­щев­ские пя­ти­этаж­ки, еще бо­лее ста­рые двух-тре­хэтаж­ные до­мики сто­ят впе­ремеш­ку с глад­ки­ми чер­ны­ми баш­ня­ми без окон, и все это как-то бес­по­рядоч­но на­тыка­но. Ав­то­мобиль­ных про­ез­дов нет - впро­чем, и са­мих ав­то­моби­лей сов­сем не вид­но. Толь­ко пе­шеход­ные тро­пин­ки и про­ходы. Кое-где пря­мо в про­ходах сто­ят ка­кие-то ва­луны или обе­лис­ки. Есть фо­нари, но их ма­ло, и го­рят они тус­кло.

Сам воз­дух здесь дру­гой. Ан­дрей ско­ро по­нима­ет, что "ту­ман" вок­руг - на са­мом де­ле не ту­ман, а свой­ство воз­ду­ха: он не сов­сем проз­рачный. И бо­лее плот­ный: сквозь не­го при­ходит­ся дви­гать­ся с уси­ли­ем, как в во­де, и прос­той вдох-вы­дох соз­да­ет ощу­щение сы­тос­ти. Как буд­то вды­ха­ешь что-то впол­не ма­тери­аль­ное, что ос­та­ет­ся в те­бе и за­пол­ня­ет те­бя. Ощу­щение это стран­ное, но при­ят­ное. Здесь хо­лод­нее, чем до­ма - по­жалуй, тем­пе­рату­ра ми­нусо­вая, кое-где да­же сне­жок ле­жит; но нет сы­рос­ти и про­моз­глос­ти, по­это­му хо­лод не ощу­ща­ет­ся, на­ходить­ся на ули­це впол­не ком­фор­тно.

А пря­мо воз­ле ос­та­нов­ки сто­ит Пи­онер.

Это ста­туя маль­чи­ка в пи­онер­ской пи­лот­ке и с гор­ном, из блес­тя­щего чер­но­го кам­ня, при­мер­но вдвое вы­ше че­лове­чес­ко­го рос­та. Она сто­ит на дву­хуров­не­вом пос­та­мен­те: сни­зу - обыч­ный пос­та­мент с над­писью, вы­ше, под но­гами у Пи­оне­ра - что-то боч­ко­об­разное и дыр­ча­тое, по­хожее на со­ты. По­дой­дя бли­же, Ан­дрей об­на­ружи­ва­ет, что над­пись сде­лана нез­на­комым ал­фа­витом. Крюч­ки и уг­лы - по­хоже на ар­мян­ский.

В ста­туе есть что-то при­тяга­тель­ное: хо­чет­ся за­дер­жать­ся воз­ле нее, ос­мотреть со всех сто­рон, пот­ро­гать. Он при­каса­ет­ся к но­ге Пи­оне­ра - ка­мень ока­зыва­ет­ся теп­лым и глад­ким, при­ят­ным на ощупь. Сколь­зит ру­кой ни­же, к "со­там"... и вдруг за­меча­ет, что со­ты жи­вые. Они ды­шат. Чуть-чуть взды­ма­ют­ся и опа­да­ют, как грудь при ды­хании.

"Не удив­ляй­ся и не пу­гай­ся", - вспо­мина­ет он - и тут же с удив­ле­ни­ем по­нима­ет, что это его сов­сем и не пу­га­ет. Прос­то очень лю­бопыт­но.

С дру­гой сто­роны к ста­туе под­хо­дит муж­чи­на сред­них лет, с тем­но-крас­ным или чер­ным цвет­ком в ру­ке, с сос­ре­дото­чен­ным, да­же вдох­но­вен­ным ли­цом. Ан­дрей от­сту­па­ет на шаг и смот­рит. Муж­чи­на при­жима­ет цве­ток к "со­там" - и тот слов­но при­липа­ет к ним. Муж­чи­на вздер­ги­ва­ет ру­кав, дос­та­ет пе­рочин­ный но­жик и, по­лос­нув се­бя по за­пястью, по­лива­ет цве­ток сво­ей кровью. Все это - очень сос­ре­дото­чен­но и тор­жес­твен­но, ни на что вок­руг не об­ра­щая вни­мания.

"Это, на­вер­ное, ре­лиги­оз­ный об­ряд, - ду­ма­ет Ан­дрей. - Пой­ду от­сю­да, не бу­ду ему ме­шать". И сам чувс­тву­ет в сво­ей ре­ак­ции что-то не­ес­тес­твен­ное... но, в кон­це кон­цов, это же дру­гой мир, здесь и нель­зя вес­ти се­бя так же, как до­ма.

И, пол­ный лю­бопытс­тва, он от­прав­ля­ет­ся бро­дить по па­рал­лель­но­му "Ра­боче­му По­сел­ку".

Он ви­дит мно­го уди­витель­но­го и за­гадоч­но­го. Стран­нее все­го, по­жалуй, это со­чета­ние зна­комых и при­выч­ных ве­щей с чем-то со­вер­шенно чуж­дым. Он рань­ше жил не­дале­ко от "Ра­боче­го По­сел­ка", этот рай­он ему из­вестен: и мес­та­ми он ви­дит зна­комые до­ма, да­же уз­на­ет эле­мен­ты пла­ниров­ки - но все в очень стран­ных со­чета­ни­ях. Как буд­то ка­кая-то си­ла пе­ренес­ла сю­да це­ликом за­холус­тный мос­ков­ский рай­он - при­чем не сов­ре­мен­ный, а, по край­ней ме­ре, 30-40-лет­ней дав­ности - и сва­лила на­земь, не осо­бен­но за­ботясь о том, что, где и как вста­нет. Осо­бен­но за­нима­ют его чер­ные баш­ни без окон; они толь­ко ка­жут­ся глад­ки­ми, ес­ли приг­ля­деть­ся, об­на­ружи­ва­ет­ся, что они слож­ной фор­мы, на­поми­на­ющей ви­тые ра­кови­ны, в них, ка­жет­ся, есть не­замет­ные гла­зу две­ри (по край­ней ме­ре, он ви­дит, как лю­ди в них ис­че­за­ют и из них по­яв­ля­ют­ся), но, дол­го их раз­гля­дывая, на­чина­ешь ощу­щать го­ловок­ру­жение и резь в гла­зах. Мо­жет быть, на са­мом де­ле эти баш­ни не сов­сем та­кие, ка­кими я их ви­жу, ду­ма­ет он.

Сна­чала он про­бу­ет най­ти свой ста­рый дом. По­том ос­тавля­ет эту за­тею - и прос­то бес­цель­но бро­дит по ок­рес­тнос­тям, жад­но ог­ля­дыва­ясь вок­руг, ста­ра­ясь толь­ко не те­рять нап­равле­ние и не за­бывать, от­ку­да при­шел. Он пом­нит, что здесь нель­зя дол­го за­дер­жи­вать­ся, иног­да дос­та­ет мо­биль­ник и смот­рит вре­мя (мо­биль­ной свя­зи здесь, ес­тес­твен­но, нет, но элек­тро­ника ра­бота­ет) - но вре­мени еще пол­но. Су­мер­ки сгу­ща­ют­ся; но, по­хоже, гус­той неп­розрач­ный воз­дух об­ла­да­ет ка­ким-то собс­твен­ным све­чени­ем - нес­мотря на ма­лосиль­ность фо­нарей, вок­руг не так уж тем­но, все хо­рошо вид­но. Ок­на в до­мах за­гора­ют­ся мо­лоч­но-бе­лым све­том, и сла­бое све­чение на­чина­ет ис­хо­дить от ба­шен.

Что ка­са­ет­ся лю­дей, то их здесь до­воль­но мно­го, и выг­ля­дят они со­вер­шенно обыч­но. Кто-то идет быс­трым де­ловым ша­гом, дол­жно быть, воз­вра­ща­ясь с ра­боты, кто-то за­ходит в ма­гази­ны с не­понят­ны­ми крюч­ко­вато-уг­ло­ваты­ми вы­вес­ка­ми, кто-то прос­то гу­ля­ет. Единс­твен­ное - че­рез не­кото­рое вре­мя он об­ра­ща­ет вни­мание, что здесь сов­сем не вид­но де­тей и жи­вот­ных.

Прис­лу­шива­ясь к раз­го­ворам про­хожих, слы­шит, что го­ворят они на сме­си рус­ско­го и... по-ви­димо­му, не­мец­ко­го, встав­ляя в речь мно­го нез­на­комых слов - по­это­му их труд­но по­нять. Но то, что он по­нима­ет, ка­са­ет­ся са­мых прос­тых и обы­ден­ных ве­щей. Ма­ло то­го: пос­те­пен­но он, ка­жет­ся, на­чина­ет по­нимать боль­ше, и да­же, гля­дя на вы­вес­ки, на­чина­ет уга­дывать, что на них на­писа­но.

Ос­ме­лев, он пы­та­ет­ся за­гово­рить с про­хожей. При­ятель ведь го­ворил, что здесь мож­но за­гова­ривать с людь­ми, расс­пра­шивать их, это нор­маль­но. Под­хо­дит к де­вуш­ке по­сим­па­тич­нее, от­кры­ва­ет рот... и тут толь­ко со­об­ра­жа­ет, что по­нятия не име­ет, о чем спра­шивать и с че­го во­об­ще на­чать.

- Ска­жите, по­жалуй­ста, - го­ворит, - это Ра­бочий По­селок?

- Ну да, - от­ве­ча­ет она с лег­ким удив­ле­ни­ем.

- А... э-э... это тот Ра­бочий По­селок, ко­торый на за­паде Мос­квы? Это во­об­ще Мос­ква?

- Ко­неч­но, Мос­ква, - от­ве­ча­ет она, пред­ска­зу­емо гля­дя на не­го, как на су­мас­шедше­го.

- Гм... ви­дите ли... по­нима­ете, я то­же из Мос­квы, я жил здесь, но здесь же все дол­жно быть сов­сем по-дру­гому! Не зна­ете ли вы, что про­изош­ло, по­чему все здесь та­кое... стран­ное?

- А, вот вы о чем, - улы­ба­ет­ся она. - Ну это ес­тес­твен­но: мы же ин­нерхальб дес ден­кмальс.

Этих слов он не зна­ет, но ка­ким-то об­ра­зом до­гады­ва­ет­ся об их зна­чении.

- То есть как "внут­ри па­мят­ни­ка"?! Ка­кого па­мят­ни­ка? Что это зна­чит?

Вмес­то от­ве­та она ши­роко рас­кры­ва­ет рот и из­да­ет прон­зи­тель­ный крик чай­ки.

Он от­ша­тыва­ет­ся в ис­пу­ге. Но в сле­ду­ющую се­кун­ду по­нима­ет: на са­мом де­ле она ему от­ве­тила, и от­ве­тила что-то впол­не ос­мыслен­ное. Прос­то ее от­вет нас­толь­ко да­лек от все­го, что ему из­вес­тно, нас­толь­ко чужд и не­дос­ту­пен по­нима­нию, что да­же не вос­при­нима­ет­ся как че­лове­чес­кая речь.

И эти не­мец­кие сло­ва - на са­мом де­ле не сов­сем не­мец­кие. Не слу­чай­но же он все луч­ше и луч­ше их по­нима­ет. И нез­на­комый ал­фа­вит... На са­мом де­ле он и ви­дит, и слы­шит не сов­сем то, что есть.

Но при всем этом - глав­ное то, что ему хо­рошо здесь. Очень хо­рошо. С каж­дым вздо­хом, пог­ло­щая этот стран­ный гус­той воз­дух, он чувс­тву­ет се­бя все бо­лее жи­вым и силь­ным. Рас­прав­ля­ют­ся пле­чи, чет­ким ста­новит­ся шаг, ка­жет­ся, да­же зре­ние де­ла­ет­ся ос­трее. Тя­желые мыс­ли о сво­ей ник­чемнос­ти и о ник­чемнос­ти про­житой жиз­ни, ко­торые зву­чали в го­лове пос­то­ян­ным фо­ном - ухо­дят. Те­перь он да­же не по­нима­ет, что его так расс­тра­ива­ло. Ка­кое, к чер­ту, "все кон­че­но"? Впе­реди еще пол­жизни и мас­са воз­можнос­тей, он мо­жет го­ры свер­нуть! Все эти преж­ние проб­ле­мы и стра­хи ка­жут­ся та­кими мел­ки­ми, не­важ­ны­ми... В кон­це кон­цов, по­чему бы прос­то не ос­тать­ся здесь? На­чать, так ска­зать, но­вую жизнь с чис­то­го лис­та. Вон сколь­ко лю­дей здесь жи­вет и, ка­жет­ся, прек­расно се­бя чувс­тву­ет... Вре­мя от вре­мени он как бы про­сыпа­ет­ся, осоз­на­ет, что эта эй­фо­рия не впол­не ес­тес­твен­на, и вспо­мина­ет, что дол­жен вер­нуть­ся до по­луно­чи. В од­но из та­ких прос­ветле­ний дос­та­ет мо­биль­ник и ста­вит бу­диль­ник на 23.30. Но до по­луно­чи вре­мени еще пол­но!

По­гуляв по рай­ону, заг­ля­нув в па­ру ма­гази­нов (осо­бен­но за­ин­те­ресо­вал его ма­газин тех­ни­ки, он уже сов­сем бы­ло соб­рался ку­пить кас­сетный пле­ер, но опом­нился, уви­дев, чем там при­дет­ся пла­тить), он пус­ка­ет­ся в об­ратный путь. Вот он сно­ва у ос­та­нов­ки. С не­ба па­да­ет мяг­кий сне­жок, вок­руг пус­тынно. Вре­мя - толь­ко де­вять ве­чера. Ни­како­го ав­то­буса нет. Чем бы за­нять­ся? Он ду­ма­ет о том, чем зай­мет­ся, вер­нувшись до­мой, на­чина­ет стро­ить ка­кие-то пла­ны на бу­дущее... и вдруг ему при­ходит в го­лову: вре­мени еще пол­но, по­чему бы не пе­рей­ти по на­зем­но­му пе­рехо­ду и не пос­мотреть, что на­ходит­ся по ту сто­рону до­роги, за ту­маном?

Прав­да, при­ятель пре­дуп­реждал не под­ни­мать­ся по лес­тни­це. Но еще он го­ворил, что лес­тни­ца, по ко­торой нель­зя под­ни­мать­ся, та­кая од­на, и ее сра­зу уз­на­ешь. А в на­зем­ный пе­реход ве­дут две ме­тал­ли­чес­кие лес­тни­цы с двух сто­рон, и в обе­их нет ров­но ни­чего осо­бен­но­го, кро­ме то­го, что они очень ста­рые и ржа­вые. "Не бу­ду за­ходить да­леко, толь­ко взгля­ну, что на той сто­роне, и сра­зу на­зад", - ду­ма­ет наш ге­рой - и на­чина­ет под­ни­мать­ся...


Он дол­го идет по пе­рехо­ду - стек­лянной тру­бе с ржа­выми ме­тал­ли­чес­ки­ми реб­ра­ми. Да­леко вни­зу, под но­гами, тус­кло блес­тит ме­тал­ли­чес­кое пок­ры­тие до­роги. За проз­рачны­ми сте­нами круп­ны­ми хлопь­ями па­да­ет снег. Ему вспо­мина­ет­ся, что в детс­тве у не­го бы­ла та­кая иг­рушка, вро­де ка­лей­дос­ко­па - тру­ба со стек­лышком. Встрях­нешь, пос­мотришь в стек­лышко - и уви­дишь лес, ска­зоч­ный до­мик и па­да­ющий снег. Пом­нится, ма­лень­ким он меч­тал по­пасть в это вол­шебное мес­то внут­ри тру­бы... и, как ни смеш­но, со­рок лет спус­тя эта меч­та ис­полни­лась.

При­мер­но на се­реди­не пу­ти под­ни­ма­ет­ся по­рывис­тый ве­тер. Тру­ба дро­жит, сна­ружи что-то опас­но скре­жещет. Но он идет даль­ше, ни о чем не ду­мая и ни на что не об­ра­щая вни­мания.

Вдруг свер­ху слы­шат­ся прон­зи­тель­ные кри­ки и хло­панье крыль­ев, на тру­бу па­да­ют ка­кие-то те­ни. Под­няв гла­за, он ви­дит в тем­ном не­бе над со­бой чу­довищ­ные си­лу­эты - пе­репон­ча­тые крылья и длин­ные зу­бас­тые клю­вы. Пте­родак­ти­ли? Ка­жет­ся, они сра­жа­ют­ся меж­ду со­бой; по­том один пи­киру­ет вниз, на тру­бу, вре­за­ет­ся в нее с ма­ху - так, что весь пе­реход сод­ро­га­ет­ся...

"Это как с тем кри­ком чай­ки, - ду­ма­ет Ан­дрей. - Я ви­жу и слы­шу не то, что есть. На са­мом де­ле здесь нет ни­каких пте­родак­ти­лей - а есть что-то нас­толь­ко не­пос­ти­жимое, что я не то что по­нять, но да­же пра­виль­но уви­деть его не мо­гу. А раз так, то и бог с ним". И идет даль­ше.

Он идет дол­го, как-то очень дол­го... и вдруг пе­реход об­ры­ва­ет­ся. Он сто­ит на краю про­пас­ти, у ко­торой не вид­но дна. А на той сто­роне про­пас­ти вы­рас­та­ет из мра­ка Лес­тни­ца.

Она ог­ромна. В сущ­ности, это склон го­ры - или, мо­жет быть, пи­рами­ды. У нее не вид­но ни на­чала, ни кон­ца: толь­ко ог­ромные сту­пени, ухо­дящие вверх, по­луп­розрач­ные, све­тящи­еся из­нутри не­яр­ким мо­лоч­но-бе­лым све­том.

И по этим сту­пеням под­ни­ма­ют­ся лю­ди. Их до­воль­но мно­го: муж­чи­ны и жен­щи­ны, в зим­ней и в лет­ней одеж­де, ка­жет­ся, из раз­ных стран и вре­мен - сос­ре­дото­чен­но и це­ле­ус­трем­ленно взби­ра­ют­ся со сту­пени на сту­пень, не сво­дя глаз с те­ря­ющей­ся во мра­ке вер­ши­ны. Он ви­дит их яс­но, во всех под­робнос­тях, как буд­то смот­рит в би­нокль.

Это зре­лище за­вора­жива­ет. Уви­дев Лес­тни­цу, нель­зя боль­ше ду­мать ни о чем дру­гом. Ка­жет­ся, кто-то дав­ным-дав­но пре­дуп­реждал его ос­те­регать­ся этой Лес­тни­цы, не сту­пать на нее... что за ерун­да?! Ему нуж­но ту­да! Это единс­твен­ное, что сто­ит сде­лать, единс­твен­ное, что име­ет смысл. Ра­ди это­го он по­пал сю­да, ра­ди это­го жил, мо­жет быть, ра­ди это­го жи­ли все его пред­ки - что­бы он ока­зал­ся здесь, шаг­нул на Лес­тни­цу и на­чал подъ­ем к вер­ши­не!

Но как же пе­реб­рать­ся че­рез про­пасть?

И тут же ему при­ходит от­вет:

"Ни­какой про­пас­ти нет. Это ил­лю­зия, та­кая же, как крик чай­ки. Че­рез нее мож­но пе­решаг­нуть. Прос­то шаг­ни впе­ред".

Он за­мер на краю про­пас­ти, жад­но вгля­дыва­ясь впе­ред: не по­тому, что сом­не­ва­ет­ся или бо­ит­ся - а лишь из же­лания прод­лить удо­воль­ствие. Его пе­репол­ня­ет ощу­щение собс­твен­ной си­лы, все­могу­щес­тва, аб­со­лют­ной ос­мыслен­ности все­го про­ис­хо­дяще­го; он как буд­то, не пе­рес­тав соз­на­вать се­бя, стал частью ка­кого-то мо­гуче­го по­тока - и хо­чет рас­тя­нуть это бла­жен­ное мгно­вение пе­рехо­да на це­лую веч­ность...

И в этот миг из кар­ма­на его кур­тки до­носит­ся прон­зи­тель­ный звон.


Он дос­та­ет зве­нящий пред­мет и нес­коль­ко се­кунд ту­по гля­дит на не­го, не по­нимая, что это. Плос­кий чер­ный ап­па­рат со све­тящим­ся эк­ранчи­ком, на эк­ра­не ка­кие-то за­гогу­лины. И про­тив­ный прон­зи­тель­ный звон. Что это та­кое, к че­му это во­об­ще? Он раз­жи­ма­ет ру­ку - и стран­ный пред­мет ле­тит вниз, в без­дну.

Од­на­ко это про­ис­шес­твие от­влек­ло его и рас­се­яло ча­ры Лес­тни­цы. Он слов­но про­сыпа­ет­ся. С ка­ким-то не­до­уме­ни­ем ос­матри­ва­ет­ся вок­руг се­бя, не впол­не по­нимая, как здесь ока­зал­ся. Эту чер­ную шту­ку (ах да, "мо­биль­ник" - за­бав­ное наз­ва­ние) - он при­нес с со­бой от­ту­да. Из дру­гого ми­ра, где жил, по­ка не по­пал сю­да... Стоп! Раз­ве он жил где-то еще? А точ­но ли он во­об­ще жил? Кто он та­кой? Как здесь ока­зал­ся, что бы­ло с ним рань­ше? Все как-то смут­но... Его ох­ва­тыва­ет страх; от­вернув­шись от Лес­тни­цы, ко­торая все зо­вет его, об­хва­тив го­лову ру­ками, он ли­хора­доч­но ста­ра­ет­ся вспом­нить что-то о се­бе.

Кое-что при­поми­на­ет­ся - но это клоч­ки, от­рывки, по боль­шей час­ти из детс­тва и юнос­ти, ко­торые по­нача­лу да­же не уда­ет­ся свя­зать меж­ду со­бой. Он вспо­мина­ет ка­кие-то мес­та, пред­ме­ты - но с тру­дом со­об­ра­жа­ет, как они на­зыва­ют­ся. Как его зо­вут, пом­нит - но не мо­жет вспом­нить ни сво­ей фа­милии, ни собс­твен­но­го ли­ца. Пом­нит, как ма­лень­ким праз­дно­вал день рож­де­ния; ка­жет­ся, это бы­ло зи­мой... но в ка­ком го­ду? Сколь­ко ему лет? Не зна­ет да­же приб­ли­зитель­но. Он где-то ра­ботал, ра­бота ему не нра­вилась; но где? Чем за­нимал­ся? Что во­об­ще уме­ет де­лать? Где жил? "В Мос­кве" - хо­рошо, а даль­ше? У не­го бы­ли мать и ба­буш­ка: что с ни­ми сей­час, жи­вы ли, где они? Про от­ца во­об­ще ни­чего не пом­нит - да­же был отец или не бы­ло. Был же­нат. Дав­но, очень дав­но. Же­ну лю­бил. Да, же­ну хо­рошо пом­нит. Но по­чему они ра­зош­лись? Где она сей­час, что с ней? Мо­жет быть, у не­го есть де­ти, но он и о них за­был?

Клоч­ки и от­рывки; а меж­ду ни­ми - поч­ти фи­зичес­ки ощу­ща­емые ды­ры в соз­на­нии, как буд­то выж­женные или изъ­еден­ные. И да­же те вос­по­мина­ния, что ос­та­лись - се­рые, мер­твые. Жи­во и яр­ко он пом­нит лишь, как си­дел с при­яте­лем в ка­фе, и тот рас­ска­зывал ему про па­рал­лель­ный "Ра­бочий По­селок". И как сто­ял на ос­та­нов­ке и счи­тал ав­то­бусы. И еще пом­нит: "Обя­затель­но сядь в ав­то­бус до по­луно­чи". Со­об­ра­зить бы еще, что та­кое "пол­ночь"...

"Это мес­то за­бира­ет у те­бя", - ска­зал при­ятель. Нет, не "у те­бя" - оно те­бя са­мого за­бира­ет! По­жира­ет те­бя из­нутри - как сей­час!..

Та шту­ка со звон­ком, "мо­биль­ник". Она по­казы­вала вре­мя. За­гогу­лины на эк­ра­не - в том ми­ре, ку­да ему на­до вер­нуть­ся, так обоз­на­ча­ют­ся чис­ла. Он не пом­нит, что зна­чат эти чис­ла, но уга­дыва­ет об­щий смысл: вре­мя еще есть, но его очень-очень ма­ло.

В жи­вот­ном ужа­се он бро­са­ет­ся бе­жать об­ратно по пе­рехо­ду. Мчит­ся так, как, на­вер­ное, ни­ког­да в жиз­ни не бе­гал. По­рывы вет­ра рас­ка­чива­ют тру­бу, в ще­ли за­мета­ет снег, по­сере­дине пу­ти тру­бу сно­ва ата­ку­ют пте­родак­ти­ли - на этот раз он уже не ду­ма­ет, что пте­родак­ти­лей на са­мом де­ле нет, он ни­чего та­кого не ду­ма­ет, он зна­ет, что все это ре­аль­ность, не­мыс­ли­мая, кош­марная, но аб­со­лют­но ре­аль­ная ре­аль­ность, ло­вуш­ка, из ко­торой он дол­жен выб­рать­ся. Глав­ное - выб­рать­ся. Он все вспом­нит, как толь­ко по­падет до­мой. Да­же рань­ше. Уви­дев ав­то­бус, он сно­ва ста­нет са­мим со­бой. Толь­ко бы ус­петь...

На­конец он вы­лета­ет из пе­рехо­да со сто­роны ос­та­нов­ки. Здесь уже вов­сю ме­тет ме­тель, очень хо­лод­но. Пус­то. Пи­оне­ра на стран­ном двой­ном пос­та­мен­те за­мета­ет сне­гом. А у ос­та­нов­ки сто­ит зна­комый ав­то­бус - и, ког­да Ан­дрей его ви­дит, у не­го но­ги под­ка­шива­ют­ся от об­легче­ния.

- По­дож­ди­те ме­ня! - кри­чит он, сры­вая го­лос, ибо ви­дит, что ав­то­бус уже го­тов зак­рыть две­ри и тро­нуть­ся. - По­жалуй­ста! По­жалуй­ста, не у­ез­жай­те без ме­ня!

Сле­та­ет с по­косив­шей­ся об­ле­дене­лой лес­тни­цы, толь­ко чу­дом с нее не свер­зившись и не сло­мав се­бе шею. За­дыха­ясь - к та­ким фи­зичес­ким наг­рузкам он не при­вык - бе­жит к ав­то­бусу. Поч­ти впол­за­ет внутрь: ав­то­бус ста­рой мо­дели, сту­пень­ки в нем не­удоб­ные, вы­сокие и уз­кие, к то­му же, ка­жет­ся, то­же об­ле­дене­ли. Дер­жась за по­ручень, втас­ки­ва­ет се­бя на вто­рую сту­пень­ку...

В этот миг гла­за его ока­зыва­ют­ся на од­ном уров­не с око­шеч­ком во­дите­ля. Он сно­ва ви­дит ру­ку, ле­жащую на ру­ле. Толь­ко на этот раз без пер­чатки.

И это не ру­ка.

Это мос­ластая и ког­тистая птичья ла­па, тем­но-зе­лено­го цве­та, с де­фор­ми­рован­ны­ми сус­та­вами, пок­ры­тая вол­ды­рями, из ко­торых со­чит­ся гряз­но-жел­тый гной.

Ви­димо, это ста­ло "пос­ледней кап­лей". Ан­дрея скрю­чива­ет от тош­но­ты, он раз­жи­ма­ет паль­цы... В этот миг во­дитель вклю­ча­ет за­жига­ние, и ав­то­бус рез­ко дер­га­ет­ся. Ан­дрей ос­каль­зы­ва­ет­ся и ле­тит вниз. В пос­леднюю се­кун­ду ус­пе­ва­ет сно­ва ух­ва­тить­ся за по­ручень, ба­лан­си­ру­ет на сколь­зкой пос­ледней сту­пень­ке, на од­ной но­ге, с тру­дом удер­жи­ва­ясь, что­бы не вы­валить­ся на­ружу.

И в этот миг зах­ло­пыва­ют­ся же­лез­ные две­ри.

На этот раз, кро­ме ляз­га, слы­шит­ся хруст. Бо­ли Ан­дрей сна­чала не ощу­ща­ет - толь­ко силь­ный удар по щи­колот­ке с двух сто­рон, и сра­зу вслед за тем - рез­кую сла­бость и тош­но­ту. Сза­ди ока­зыва­ет­ся кон­дуктор­ша, под­хва­тыва­ет его под­мышка­ми, без уси­лия, как куль с му­кой, бро­са­ет на си­денье у ок­на и рав­но­душ­но са­дит­ся на свое мес­то.

За ок­ном ме­тет ме­тель - и прочь от ав­то­буса к Пи­оне­ру ка­тит­ся по сне­гу стран­ный пред­мет. Бо­тинок - а из не­го тор­чит что-то бе­лое, ос­трое, не­ров­но об­ло­ман­ное, с ка­кими-то тем­ны­ми ош­метка­ми вок­руг. Он ка­тит­ся, слов­но не­весо­мый, под­го­ня­емый вет­ром, ос­тавляя за со­бой рос­сыпь тем­ных ка­пель на сне­гу - и вдруг, про­тиво­реча всем за­конам фи­зики, вмес­те с по­зем­кой взмы­ва­ет в воз­дух, вре­за­ет­ся в ды­шащие "со­ты" и при­липа­ет к ним.

А в сле­ду­ющий миг ав­то­бус тро­га­ет­ся и на­бира­ет ско­рость.

Сза­ди, по­хоже, все та же ком­па­ния; но те­перь они раз­го­вари­ва­ют гром­ко, хо­хочут, па­рень с ги­тарой на­чина­ет иг­рать что-то гром­кое и энер­гичное. Каж­дый звук боль­но от­да­ет­ся у Ан­дрея в го­лове. Бо­ли по-преж­не­му нет: он толь­ко стре­митель­но сла­бе­ет и по­нима­ет, что вот-вот по­теря­ет соз­на­ние.

Он ту­по смот­рит се­бе под но­ги - на один бо­тинок и на то мес­то, где вмес­то дру­гого бо­тин­ка рас­те­ка­ет­ся по по­лу кро­вавая лу­жа.

Это мес­то за­бира­ет у те­бя.

"Зо­луш­ка... - ду­ма­ет он. - Зо­луш­ка по­теря­ла ту­фель­ку..."

И на­чина­ет сме­ять­ся.