Когда мне было 14 лет, мои родители погибли в автокатастрофе.
Не нужно соболезнований и всякого такого. Я давным-давно с этим смирился. Жизнь с ними была не особо радужной, но я по ним скучаю. Если они меня чему и научили, так это тому, что нельзя сидеть и упиваться жалостью к самому себе.
Мне жаль только, что из-за них я оказался у тётки Луизы.
У всех есть такой родственник — немножко странный, немножко не похожий на всех остальных членов семьи. Такой была и тётка Луиза. Ещё она была нашим самым близким родственником из живущих. Папина семья жила на другом конце континента. Мамины родители умерли, когда она была ребёнком. Тётка Луиза, сестра её матери, моя двоюродная бабушка, жила всего в часе езды от нас.
читать дальше
Когда мои предки были живы, мы редко навещали тётку Луизу, и, честно говоря, я ожидал, что она откажется от меня. Когда с ней связалась социальная служба и предложила забрать меня, я на сто процентов был уверен, что останусь под опекой государства или перееду на другой конец страны.
Но она согласилась. Не знаю, надавили ли на неё, или она проявила жалость — в детали меня не посвятили. Тем не менее, я был удивлён тому, какой милой тётка была со мной первые три дня моего пребывания в её доме.
Хочу кое-что прояснить: хотя тётка Луиза была раздражительной, чудаковатой, странной, грубоватой (добавить сюда ещё несколько менее лестных эпитетов), она не была злобной мегерой. У неё была резкая, даже грубая манера речи, но сама тётка не была жестокой. До этого я знал о ней немного, да и не особо стремился узнать, но был уверен, что тётка была замкнутой и не особо любила людей, так что я сделал из этого вывод, что она была ворчливой мегерой-затворницей.
Что меня реально удивило, когда я переехал к ней, так это то, насколько всё вокруг казалось нормальным. По крайней мере, на первый взгляд. Тётка Луиза готовила, прибиралась, смотрела телик, болтала с соседками по телефону и так далее, как и все остальные люди. Она сразу сказала мне, что многого от меня не требуется, по крайней мере, не больше того, что требовали родители: не гуляй допоздна, предупреждай, если задерживаешься, сделай домашнюю работу, прежде чем садиться за телевизор, убирай за собой, ну и так далее.
Было, однако, одно странное правило. Реально странное на фоне всех остальных правил. Поначалу я решил не заморачиваться об этом — у стариков иногда бывают заскоки, и я списал всё на эти заскоки. Я ошибался.
Тётка требовала, чтобы каждый раз, когда я заходил или выходил из комнаты, я сразу закрывал за собой дверь. Неважно, что я собирался пробыть в этой комнате пару мгновений. Если я заходил в комнату, я должен был немедленно закрыть дверь, то же самое предписывалось делать при выходе из комнаты.
В первые недели в новом доме я часто забывал об этом правиле. Тётка неустанно напоминала мне о нём. «Закрой эту проклятую дверь!» — орала она каждый раз, как я о нём забывал. Тётка из любой части дома могла почуять оставленную нараспашку дверь.
Её дом был старым, и, насколько мне было известно, тётка была его первой владелицей. Она жила там с тех пор, когда мама была ещё маленькой девочкой. Я понятия не имел, насколько он старый. Ему запросто могло быть больше сотни лет, судя по его виду и проектировке. В доме было два наземных этажа, цокольный этаж и подвал. Я знатно удивился, когда обнаружил ещё и подвал. Занимаясь стиркой, я заметил в дальнем конце прачечной дверь, конечно же закрытую. Цокольный этаж стоял недоделанным, пол тут был покрыт грязью, тут и там громоздились кучи всякого хлама. Единственной комнатой на цокольном этаже, где можно было ходить без страха на что-то наступить или обо что-то споткнуться, была эта прачечная, единственная комната с покрытым полом.
Поперёк двери, которую я нашёл, лежала доска, которую я с лёгкостью отодвинул. Тётка Луиза словно обозначила границу — дальше не ходить. Моё любопытство тут же взяло надо мной верх, и я отодвинул доску и попробовал открыть дверь. Она была заперта.
Я не сразу понял, что в этом странного. Позже до меня дошло, что это была единственная дверь в доме, кроме входных, которую тётка Луиза держала запертой.
Как-то раз я спросил тётку об этой двери, пока она была занята готовкой.
«Дверь на цокольном этаже? — отозвалась она. — Это дверь в подвал. Там нет ничего интересного. Я в основном держу там свои заготовки, в подвале для этого достаточно холодно».
«Понятно… — ответил я. Это не объясняло того, почему дверь держали закрытой. — А если бы мне понадобилось туда заглянуть…
«Господи Исусе, парень, чего тебе там надо?»
Я увидел, что тётка изменилась в лице. У неё на всё было одно выражение лица: раздражённое, будто кто-то забрызгал грязью её чистенький коврик. Опять же, выражение лица у тётки было куда сердитей, чем она сама, однако вот так она обычно и ходила.
Но когда она услышала, что я хочу узнать, что находится за запертой дверью, брови у неё поднялись, а рот на секунду скривился, прежде чем она снова заговорила. Изменения были практически неуловимы, другие могли этого и вовсе не заметить, но к тому времени я уже достаточно знал о тётке Луизе, чтобы понять, что это её выражение было эквивалентно воплю ужаса.
Я понял, что мне обязательно нужно увидеть то, что находится за дверью.
Видите ли, я всегда был любопытным. Никогда не мог так просто забыть о том, что возбудило моё любопытство, даже если здравый смысл подсказывал мне обратное. Теперь я хотел ни больше ни меньше — увидеть, что находится в подвале.
Но как справиться с замком? Он представлял собой существенную преграду. Тётка Луиза хранила все ключи на одном кольце, и я подумал, что ключ от подвала должен быть среди них.
Нужно было только придумать, как забрать у неё этот ключ.
Это оказалось не так уж просто. С одной стороны, невозможно было передвигаться по дому бесшумно. Я не мог пробраться из своей спальной в тёткину без того, чтобы открыть и закрыть все двери, встречающиеся на пути: мою дверь, дверь в дальнем конце коридора и дверь в тёткину спальню. Поверьте, если бы я просто оставил все двери открытыми, она бы об этом узнала. Однажды ночью я вышел в туалет и забыл закрыть дверь в коридоре. Едва я добрался до туалета, как тётка, не просыпаясь, крикнула мне: «Закрой эту проклятую дверь!». Я поспешно вернулся и закрыл дверь в коридор, забыв закрыть дверь в туалет, и снова услышал: «Закрой проклятую дверь!».
Кроме того, дверь в комнату тётки Луизы скрипела, и чтобы её открыть, нужно было прилагать дополнительное усилие. Поэтому дверь открывалась с буханьем и долгим скрипом. Открыть дверь так, чтобы тётка этого не заметила, было невозможно.
Из-за этого на какое-то время я забыл о двери в подвал. Сунул своё любопытство на заднюю полку и просто какое-то время пытался поладить с молчаливой старушкой. Жить стало немного легче. Мы прекрасно ладили, пока я помнил о том, что нужно держать все двери закрытыми. Она не лезла ко мне со всякой ерундой, а я не лез к ней. Дом был довольно тихим, в отличие от того, где я привык жить. Я даже больше не заморачивался на тему того, что любое помещение в доме, в которое можно было попасть через дверь, всегда стояло с закрытой дверью. Напротив, я бы удивился, если бы какая-то дверь оказалась открытой.
Так я дожил до того дня, когда тётка Луиза заснула за просмотром телевизора. Стоял довольно жаркий летний день. Луиза меньше парилась насчёт открытых окон, чем открытых дверей, но всё равно открывала только одно окно в комнате, и в тот день было открыто одно окно, которое не слишком-то помогало притоку свежего воздуха в дом, в котором все помещения были заперты из-за придури тётки Луизы. Так что тётка, естественно, задремала. А я ухватился за свой шанс.
Её сумочка стояла у неё в ногах. Я сидел в кресле прямо позади неё, читая комиксы и пытаясь игнорировать постоянные возгласы «Примите участие в нашем шоу!» из телевизора. Я глянул на неё и увидел, что тётка погрузилась в сон. Слух у неё был не идеальный даже когда она бодрствовала, хотя совсем глухой тётка тоже не была, но по её сопению я заключил, что она вряд ли услышит, как я роюсь у неё в сумочке.
Я практически сразу нашёл её ключи и направился к лестнице. Если она проснётся, когда я открою дверь, я просто скажу, что решил заняться стиркой. Но она вряд ли проснётся, если только я не забуду закрыть дверь, а к тому моменту это уже вошло у меня в привычку.
Я спустился вниз, почему-то на цыпочках, хотя ещё не достиг запретной территории. Я чувствовал себя виноватым, несмотря на то, что тётка Луиза никогда напрямую не запрещала мне делать то, чем я был занят сейчас.
Дверь на цокольном этаже была прикрыта, но как всегда не заперта. Я просочился внутрь и закрыл её, подождал пару минут, прислушиваясь к тому, не ёрзает тётка Луиза в кресле, собираясь вставать, и не окликает ли она меня с вопросом, чего я забыл на цокольном этаже.
Тихонько пробравшись к двери прачечной, я открыл её, проскользнул внутрь и как можно скорее захлопнул. Я нащупал цепочку выключателя и дёрнул за неё. В комнате разгорелся слабый, жутковатый свет. Я никогда не воспринимал свет здесь как жутковатый, но сейчас он именно таким и казался. Что-то во всей этой затее заставляло меня нервничать.
Но любопытство пересилило тревогу. Я подкрался к двери и отодвинул от неё доску. Тётка Луиза по-видимому придвинула её обратно после моего последнего визита. На секунду я задался вопросом, зачем она это сделала, но затем отбросил его и вытащил кольцо с ключами.
Я нашёл нужный ключ с третьей попытки и услышал громкий щелчок открывающегося замка. Я замер со колотящимся сердцем, ожидая услышать вопль с верхнего этажа. Тишина.
Дверь открылась тихо, словно невидимка. Лестницу впереди ничего не освещало. Я даже не видел цепочки включателя. Мой мозг умолял тело, чтоб оно развернулось и забыло об этом маленьком приключении, но я проигнорировал его и двинулся вниз по лестнице, держась для верности за стенку.
Оказалось, что крошечный источник света тут всё же был — вентиляционные отверстия в потолке. Света было немного, но я увидел цепочку выключателя, всего в нескольких шагах от лестницы. Не самое удачное место, лучше бы его разместили прямо рядом с лестницей. Но я подошёл к выключателю по довольно тесному, как оказалось, коридору и дёрнул за цепочку. Загоревшийся свет был ещё слабее, чем в прачечной, если такое вообще было возможно. Я даже не сразу понял, что он включился.
Я огляделся по сторонам и понял, что тётка Луиза в самом деле хранила здесь свои заготовки. Я был немного разочарован, что у тайны оказалось такая прозаичная разгадка. Несколько мгновений секретный подвал казался именно тем, для чего он и был предназначен.
Вот только… Я чувствовал дуновение тёплого ветерка, которому неоткуда было взяться в тесном подземном помещении с холодным воздухом. Меня одолевало ощущение неправильности, довольно сильное ощущение, и тут я понял, что длинные ряды полок с банками упираются в дверной проём. Дверной проём, в котором нет двери.
Осторожно ступая, я двинулся вперёд, вытянув перед собой руки. Комната впереди была тёмной и пахла затхлостью. Я не видел источника тёплого ветерка, но заметил, что чем ближе я подходил к комнате, тем теплее он становился.
К тому времени, как я добрался до входа в туннель (почему-то я начал думать об этом месте как о туннеле), воздух стал не просто тёплым, он стал влажным. Зловонным. Запах превратился из затхлого в какой-то прелый. Ощущение неправильности стало сильнее чем когда-либо. Мне нужно было выбираться отсюда. Зачем я вообще подходил ближе?
Света было немного, но я видел очертания ещё одной двери на другом конце комнаты. Она была приоткрыта. Видеть приоткрытую дверь в доме тётки Луизы было всё равно что видеть в чьём-то ещё доме разбитое окно. Это было неправильно. Так не должно было быть. Но всё же… Я больше не находился в доме тётки Луизы, так ведь? Этот туннель не был построен вместе с домом. Я откуда-то это знал. Он появился раньше дома. Намного раньше. Это место присоединилось к дому тётки Луизы только по недосмотру строителей, которые и сами не поняли, что откопали. Лучше бы они это и не откапывали.
Мне потребовалось пару секунд на осознание того, что в комнате впереди, в той самой комнате, куда я собирался зайти, что-то двигалось. Свет был слишком слабый, чтобы разглядеть, что там происходит, но впереди было какое-то движение. Непрерывное, медленное, ленивое движение. Вдоль стен, вдоль пола. Я слышал тихое чавканье из каждого уголка. Что-то ползало, расправляя свою мягкую плоть.
И наблюдало за мной. Ждало, когда я пересеку эту комнату и закрою дверь на той стороне, навсегда отгородившись от того, что может оттуда прийти. Я слышал сосущие звуки. Что-то бесформенное, студенистое растягивалось и сжималось в темноте.
В это мгновение на меня снизошло понимание. Я был не первым человеком, оказавшимся возле этого входа. Возле двери, которая не может быть закрыта. Далеко не первым человеком, видящим другую дверь, ту, которой здесь быть не должно, открытую с другой стороны, знающим, что она всегда будет открыта, пока кому-то не хватит смелости пересечь порог и закрыть её.
У тёти Луизы не хватило на это смелости, так что она сбежала. Она держала все двери в доме закрытым, тщетно надеясь, что это предупредит её, когда то, что находится за той проклятой дверью, наконец-то явится за ней.
У меня тоже не хватило смелости. Я развернулся и убежал, и больше не возвращался. Когда мне исполнилось 16, я съехал от тётки в социальное общежитие. Как только мне исполнилось 18, я получил работу на севере и переехал туда. Я никогда больше не возвращался к тётке и никогда не звонил ей, пытался даже не вспоминать о ней.
Но я в этом не преуспел. Я всё ещё вспоминаю о том дне, когда стоял в дверном проёме, вспоминаю что-то чавкающее, извивающееся и ждущее в темноте. И я задаюсь вопросом, хватило ли тётке Луизе сил пересечь комнату и закрыть эту проклятую дверь.
Закрой эту проклятую дверь
Когда мне было 14 лет, мои родители погибли в автокатастрофе.
Не нужно соболезнований и всякого такого. Я давным-давно с этим смирился. Жизнь с ними была не особо радужной, но я по ним скучаю. Если они меня чему и научили, так это тому, что нельзя сидеть и упиваться жалостью к самому себе.
Мне жаль только, что из-за них я оказался у тётки Луизы.
У всех есть такой родственник — немножко странный, немножко не похожий на всех остальных членов семьи. Такой была и тётка Луиза. Ещё она была нашим самым близким родственником из живущих. Папина семья жила на другом конце континента. Мамины родители умерли, когда она была ребёнком. Тётка Луиза, сестра её матери, моя двоюродная бабушка, жила всего в часе езды от нас.
читать дальше
Не нужно соболезнований и всякого такого. Я давным-давно с этим смирился. Жизнь с ними была не особо радужной, но я по ним скучаю. Если они меня чему и научили, так это тому, что нельзя сидеть и упиваться жалостью к самому себе.
Мне жаль только, что из-за них я оказался у тётки Луизы.
У всех есть такой родственник — немножко странный, немножко не похожий на всех остальных членов семьи. Такой была и тётка Луиза. Ещё она была нашим самым близким родственником из живущих. Папина семья жила на другом конце континента. Мамины родители умерли, когда она была ребёнком. Тётка Луиза, сестра её матери, моя двоюродная бабушка, жила всего в часе езды от нас.
читать дальше