Она стояла в дверях детской комнаты и смотрела на кроватку. Внутри ворочался маленький ребенок, пухлый и розовый, как яркий воздушный шарик или плюшевая игрушка.
- Ничего особенного, – сказала Алёна, – ребенок как ребенок.
- Он не плакал?
- Нет.
- Ни разу?
- Ни разу.
- И ты говоришь, что это нормальный ребенок? – спросила Ольга. Сама она родила троих, тогда как у Алены этот был первым. – Может быть, он немой?
читать дальше- Не говори глупости. Иногда он издает всякие звуки.
- Звуки?
- Ну… Звуки.
- Какие звуки?
- Обычные звуки. Все дети их издают.
- Он агукает?
- Нет. Не совсем. Да что ты пристала? Говорю тебе, он совершенно нормальный.
- А что врач сказал?
Алёна замолчала. Ольга повернулась и посмотрела на нее.
- Ты была у врача?
- Была. Да, была.
- И?
- Я ушла до того, как мне что-нибудь сказали.
- То есть, у врача ты не была?
- Была! Просто, Андрюша не любит врачей.
- Не любит врачей? – Ольга посмотрела на кроватку, в которой с закрытыми глазами лежал Андрюша. – Ему семь месяцев. О чем ты говоришь? Как семимесячный ребенок может не любить врачей? Он что, плачет, кричит?
- Не то чтобы кричит… Просто я чувствую, что ему это не нравится. Вот и все.
- Как это?
- Просто не любит.
- Что значит «просто не любит»?
- Просто не любит.
- Он вырывается?
- Я бы так не сказала. Он просто не любит.
- Он шипит? Царапается?
- Не говори глупостей. Он скорее, скажем так, извивается.
- Извивается? – Ольга вновь произнесла это слово, как будто пробуя на вкус. – Из-ви-ва-ет-ся. Извивается. Это как?
- Извивается. Да что ты пристала, в конце-то концов? Он просто не любит врачей.
- Он извивается.
- И что? Все дети извиваются. Стягивают с себя пеленки.
- Они не извиваются. Они ворочаются.
- И мой ворочается. Отстань.
- Может, все-таки сходишь с ним к врачу? Покажешь ему, как он… извивается.
- Я же говорю тебе - он не любит врачей.
- И что? У меня трое, и все трое врачей не любят.
- Это другое.
Ольга некоторое время смотрела на ребенка.
- Знаешь, у меня такое чувство, будто он не спит. Просто лежит с закрытыми глазами. У тебя такого не бывает?
- Он просто так спит.
- Естественно. Но у тебя никогда не возникало чувства…
- Нет.
- Никогда?
- Никогда.
- А что он за звуки издает?
Алёна стояла, прижавшись плечом к косяку и устало опустив голову.
- Это не важно.
- Я…
- Это не важно. Тебе не пора идти домой?
- Пора, конечно, - Ольга покачала головой и закрыла дверь в детскую. - Я просто хотела помочь.
- Я понимаю, - Алёна выглядела очень усталой, но всё-таки попыталась улыбнуться. - Мы в порядке, правда!
- И, все-таки, сходи к врачу.
- Хорошо.
- Ну тогда я пошла.
- Иди.
- Ты справишься? Уверена? – Ольга коснулась пальцами Алёниного локтя. – Я знаю, как сложно растить ребенка одной. Мне нужна была помощь в свое время.
- Мы можем поговорить об этом потом?
- Конечно. Да. – Ольга надела тапки и вышла в коридор. Обернулась, придерживая руками халат, и посмотрела на стоящую в дверях Алену. Та выглядела еще более усталой, чем минуту назад. Внезапно, Ольга подумала, что ребенок сделал ее еще более одинокой, чем до этого.
- Ты звони мне, если что, хорошо?
Алёна кивнула и закрыла за ней дверь.
∗ ∗ ∗
Ольга опустилась на один этаж и зашла в свою квартиру. Повесила на гвоздь ключи, прошла на кухню. Там она вымыла руки, тщательно вытерла их вафельным полотенцем и стала готовить ужин. Из листьев салата, огурцов и перца получился салат, в который она, подумав, добавила оливок. Сварила рис, пожарила говядину с рубленым зеленым перцем и, когда она заканчивала, пришли дети. Они были на тренировке, и возвратились усталые, довольные. Старший, Миша, был немного шире в плечах, но Вова, бывший на два года его младше, обещал догнать его уже к следующему году. Младшего, Лёшеньку, муж повёз показывать своим родителям — те жили в Курске, и ещё не успели познакомиться с третьим внуком.
- Все нормально? – спросила Ольга.
- Все отлично, – сказал Миша, и Вова подтвердил:
- Нормально.
- Есть будете?
- Смотря что. – Вова зашел на кухню, натягивая чистую майку. Миша в комнате возился со штанами.
- Какая разница? – Ольга укладывала на тарелку золотистый рис. – То, что дам, то и будет.
- Тогда давай. – Вова залез на стул и стал смотреть на приготовления Ольги. – Сегодня одному мальчику голову проломило, – сказал он вдруг.
- Что? – не поняла Ольга. – Как проломило?
- Воротами. Они на него упали прямо углом. Кровь была.
- Много, – сказал Миша, наконец-то добравшийся до кухни. – У него майка от крови к плечу присохла.
- Только он не кричал совсем.
- Он кричал, но уже в раздевалке. Ты просто не слышал. Ему тренер перекись на голову вылил, – сказал Миша.
- Это не считается.
- Вы же сказали, что у вас все хорошо, – сказала Ольга. Оба мальчика обернулись к ней.
- Мы сказали, что у нас все нормально.
Ольга покачала головой и поставила перед ним тарелку.
- Ешь, – сказала она.
- Да все нормально, мам. Правда. Он же не умер.
- Все равно. Это не нормально. То же самое могло случиться с вами.
- Мы же не вратари, – Вова пожал плечами. Мы по воротам бьем.
- К тому же у него просто карма плохая.
- Хватит об этом. Вы же за столом.
- Ты сама начала, – заметил Миша.
Остаток ужина они говорили о всяких пустяках – когда выпадет снег, сколько можно получать, если сделать из ноутбука ферму, кто будет президентом России, зачем какая-то Дашка покрасила волосы в розовый. Вова сказал, что хочет научиться играть на гитаре, на что Миша ответил ему, что у него руки растут не из того места. Сам Миша сказал, что хочет поменять колеса на велосипеде на широкие, чтобы «по снегу катать». Ольга слушала все это, а перед глазами стояла картина: футбольные ворота медленно заваливаются на стоящего под ними мальчика. Когда, казалось бы, они уже пролетели мимо, его голова дергается, и он, покачнувшись, падает, зажимая руками голову. Сквозь пальцы течет кровь.
- Вы видели ребенка тети Алены? – спросила она вдруг.
Мальчики перестали болтать и переглянулись.
- Да, – осторожно сказал Вова.
- И что вы думаете? – спросила она.
- В смысле?
- Он вам нравится?
- Ему же семь месяцев. Он только и делает, что дрыхнет в коляске, – сказал Миша.
- И все же?
- Нравится он нам или нет?
- Именно так я и спросила.
- А если мы скажем, ты отстанешь?
Ольга подумала, что их манера отвечать на вопросы напоминает Алёну. В памяти услужливо всплыло слово.
Извивается.
- Да, – сказала она.
- Нет, – ответил Миша. – Он нам не нравится.
- Я… - начала Ольга, и тут в комнате зазвонил телефон. Она устало улыбнулась детям и встала из-за стола.
- Да? – сказала она в трубку.
- Ольга? Это ты?
- Алёна? – удивилась она, – Что-то случилось?
- Нет. То есть, да. Мне нужно поехать на собеседование, на несколько часов. Там предлагают работу на дому, платят немного, но мне сейчас любые деньги – деньги.
- Я понимаю.
- Ты не волнуйся, я ненадолго. Три-четыре часа, а затем вернусь. Ты даже соскучиться не успеешь.
- Что? В смысле? – Ольга помотала головой. – Ты хочешь, чтобы я посидела с ребенком?
- Он спокойный, тихий. Кричать не будет, один раз покормишь, и все.
- Алёна, я…
- Пожалуйста. – Алёна всхлипнула – Кроме тебя некому.
- А твоя мама? Маргарита Андреевна не может? Или тётя ведь ещё у тебя была... Алёна молчала. Ольгу осенило.
- Никто не захотел оставаться с ним, верно?
- Да, – тихо сказала Алёна. – Андрюша их всех пугает. А мама... мама в последнее время сильно сдала, ей бы за собой следить научиться, а с детьми её не оставишь...
Ольга прислонилась к стене и закрыла глаза.
- Хорошо, – сказала она. – Я согласна.
- Отлично! Спасибо! Ты даже не представляешь, как я рада! Можешь зайти сейчас?
- Сейчас нет. Через сорок минут смогу.
- Спасибо тебе еще раз. Огромное спасибо!
Ольга повесила трубку и пошла на кухню.
∗ ∗ ∗
- Покормишь его в семь вечера, затем перевернешь на другой бок. Когда стемнеет, включи ночник и диск с музыкой, он рядом с музыкальным центром. Ключи отсавляю в замке, закрой после меня сразу же. Я там приготовила поесть, перекуси, если захочешь. Только не кури рядом с ним, хорошо?
- Я не курю.
- Он не выносит запаха табачного дыма. Ну и вообще — дыма. Проветривай комнату раз в два часа, подгузник я поменяю сама, когда вернусь. Ну, вроде все.
Алёна подалась вперед, поцеловала Ольгу в щеку и прошептала на ухо:
- Спасибо тебе большое.
Ольга открыла рот, но ничего не успела сказать – Алёна уже закрыла за собой дверь. Ольга повернула ключ в замке и огляделась. Она впервые осталась в квартире соседки одна.
Квартира была точно такой же, как и у них — двухкомнатная, с той же планировкой. Жёлтые рваные обои в цветочек почернели рядом с потолком – в прошлом году квартиру затопили соседи сверху. На кухне стоял детский стульчик с измазанным полотенцем, рядом – несколько керамических кастрюль; на стене был подвешен маленький японский телевизор. Выглядело все довольно опрятно.
Ольга прошла в комнату и сразу же увидела ребенка. Он лежал на спине, смотрел на неё и тяжело дышал, как будто только что занимался чем-то утомительным.
- Ты же не видишь меня, правда? – спросила Ольга. – У тебя еще не настолько развито зрение. И не слышишь.
Андрюша моргнул.
- И чего ты так устал? – Ольга подошла к кроватке и опустила руку на вздымающийся животик. В тот же момент он перестал дышать, и под рукой Ольга почувствовала твердый, напрягшийся живот. Она отдернула руку.
- Да что с тобой такое? – пробормотала она, и тут зазвонил телефон. Ольга удивлённо обернулась в поисках светящегося мобильника, думая что Алёна, наверное, забыла свою трубку, но потом поняла, что этот звук идёт из коридора. Там она обнаружила настоящего доисторического монстра — квадратный, проводной телефон с кнопочным набором и трубкой, из которой выходил чёрный пружинистый провод. Ольга с некоторой даже опаской подняла её и приложила к уху.
- Да? Алло? Кто это? Говорите!
- Кто это? – спросила женщина с той стороны линии. Её голос показался Ольге знакомым.
- Маргарита Андреевна? Это вы?
- Да. Это…
- Это Ольга. Соседка Алёны.
- Алёны нет дома?
- Нет, она отошла.
- А этот?
- Кто этот?
- Андрюша.
Ольгу пробрала дрожь.
- Он здесь.
- Ты сейчас в его комнате?
- Нет, в коридоре.
- Хорошо. Он нас не слышит?
- Что? Как он…
- Твой голос слышен в его комнате?
Ольга помолчала.
- Я думаю, нет.
- Отлично. Слушай, что надо делать. На балконе должна быть лопата.
- Какая лопата? – Ольге стало страшно. – Что вам надо?
- Тихо. Слушай меня. Тебе надо включить плиту, схватить этого… Андрюшу, положить его на лопату, а лопату – на плиту. Понятно?
- Да что происходит…
- Молчи и слушай. Он будет вырываться…
«Извивается» – опять вспомнила Ольга.
- …И он сильнее, чем ты думаешь. Бей его, не жалея. Когда положишь на плиту, он начнет кричать – это самое сложное. Не вздумай его пожалеть, тогда он тебя убьет. Жарь его до тех пор, пока не придет его мать, а затем…
- До свидания, – сказала Ольга, затем бросила трубку и прижала ладони к вискам.
«Сумасшедшая старуха, - подумала она, – больная на всю голову»…
Дёрнувшись, Ольга обернулась и уставилась на дверной проём. У неё возникло такое чувство, будто бы…
- Нет, - она покачала головой. – Кончай об этом думать. Это невозможно.
…что-то только что забежало в детскую. Что-то маленькое.
Ольга включила свет и вошла в детскую. Андрюша лежал на животе, было слышно, как он сопел через нос. Так, как будто сильно устал.
Как будто он куда-то спешил.
- Это бред, – сказала Ольга. – Он же младенец…
Да вот только лежал он на животе. А она оставляла его на спине, это она помнила абсолютно точно. Ребенок в его возрасте физически не может сам перевернуться. Так говорилось во всех книгах, которые она прочитала — а она их прочитала немерено.
Вновь зазвонил телефон, и она вскрикнула. Затем, нервно рассмеявшись, прошла в коридор.
- Алло?
- Ты должна это сделать, дура, иначе они пожрут мою дочь изнутри, выцарапают и заглотят, понимаешь?
- Перестаньте сюда звонить, – сказала Ольга.
- Это не ребенок, пойми ты, наконец. Он дёргается, когда чует металл, ты заметила? Это не ребенок… это…
Ольга не слушала. Она смотрела себе под ноги, туда, где вдруг появилась тень. Как будто кто-то на секунду заслонил чем-то небольшим свет от ночника.
Тень исчезла, и Ольге показалось, что она услышала тихий удар об ковер. Как будто что-то легкое, килограмма четыре-пять…
Она резко обернулась, бросила трубку и буквально запрыгнула в детскую. Никакого ребенка на ковре, конечно же, не оказалось.
С облегчением она прислонилась к дверному косяку и перевела взгляд чуть выше. И никакого ребенка в кровати.
Ольга вскрикнула и прикрыла рот рукой. Ее глаза шарили по ковру, находя все больше вещей, под которыми могло спрятаться что-то маленькое. Стул. Кресло. Гладильная доска, тумбочка, щель за диваном, детская коляска…
Что-то ударило ее по ноге, и она вскрикнула. Внизу, по направлению к кроватке промелькнула тень, и Ольга, вскрикнув еще раз, выбежала в коридор, а оттуда – на кухню. На икрах появилось три неглубоких рваных пореза, как будто кто-то ударил ее чем-то не особенно острым и ровным.
Ольга схватилась двумя руками за край стола и несколько раз вдохнула. Попыталась успокоиться, попыталась взять себя в руки.
Где-то в детской с грохотом повалилась на пол гладильная доска.
Зазвонил телефон. Ольга, вытерев пальцы о кофту, выбежала в коридор. Замерев на секунду, она осмотрела множество теней в углах коридора, а затем, уговаривая себя, что всё это — игра воображения, уверенным шагом подошла к аппарату и сняла трубку, оборвав дребезжание звонка.
- Алло?
Этот ребёнок — это не настоящий ребёнок, понимаешь? Они его уже давно подменили. Ты должна взять лопату и...
Кто - «они»? О чём вы...
Они... Не люди, другие... Кого нельзя подпускать к детям, понимаешь теперь? Алёна не захотела меня слушать, но я-то знаю! Я росла в деревне и понимаю, что значит, когда видишь в доме мокрые следы у стен! Они присматривались к нам, я делала всё, что могла, развесила подковы и металлические стержни, но...
- Вы бредите, – сказала Ольга, опасливо озираясь. Ногу нещадно жгло. - И вы не сказали, что в квартире кот!
Какой ещё... - в трубке замолчали. - Он напал, да? Укусил тебя?
Слушайте, если вы меня разыгрываете...
Металл! Запомни — они боятся металлических предметов, любых! Не выносят, когда он касается их кожи! Ты слышишь меня?
Ольга рассматривала свою руку, на которой блестело бронзовое колечко — простенькое, тонкое, которое она носила с самого детства... Свою руку, которую она положила на животик Андрюши до того, как он...
Но ведь этого не бывает, - сказала она в трубку. - Не бывает никаких «их». Это всё фольклор. Фольклор — это не опасно, это просто чтобы дети не забирались в колодцы и не разговаривали с незнакомцами, так?
Трубка молчала. Ольга посмотрела на телефон. Лампочка на нём больше не горела зелёным светом. Теперь она мигала красным.
Ольга положила трубку, вздохнула. Покосилась в сторону детской. Сделала шаг по направлению к ней, но затем замерла, услышав тяжёлый, шелестящий звук — будто кто-то полз по ковру по направлению к двери, стараясь не шуметь. Развернувшись, она почти бегом заскочила на кухню, встретившую её тёплым жёлтым светом. Прикрыв дверь так, чтобы ей был виден коридор, Ольга устало опустилась на стул, не отрывая взгляд от образовавшейся щели. Ничего ужасного видно не было — лишь старый ковёр, лишь полка для обуви, лишь дверь с ключами в замке и металлическая обувная ложка, прислонённая к стене под ней. Она вновь провела пальцами руки по расцарапанной ноге. Посмотрела на кровь, оставшуюся на бронзовом колечке. Затем достала мобильный телефон, разблокировала его, проведя пальцем по экрану, и на нём загорелась фотография детей, усыпанная иконками приложений. На экране от её пальца остался небольшой кровавый след, перечеркнувший улыбающиеся лица мальчиков, но Ольга этого не заметила.
Она смотрела на пол.
На полу быстро исчезали влажные, едва заметные следы, ведущие прямо в стену. Последний из них терялся под плинтусом, таял на глазах, исчезая на блестящем линолеуме.
В коридоре что-то зазвенело, и сразу же послышался тихий, приглушённый топот. Ольга убрала телефон обратно в карман, встала и, выглянув в коридор, убедилась, что ключи больше не свисают из дверного замка. Металлическая ложка валялась на ковре, будто кто-то в ярости откинул её подальше.
Теперь она была заперта в квартире, по которой бегал...
По которой бегал Андрюша.
Тогда она повернулась и, действуя почти автоматически, включила плиту на «шестёрку». Подошла к выходу на балкон. Открыла скрипнувшую, тяжёлую дверь. Из груды барахла торчала деревянная, потёртая ручка лопаты. Ольга потянула её на себя. Что-то загремело, груда покосилась — и лопата оказалась в её руках. Ольга закрыла балконную дверь и развернулась, прижимая лопату к груди.
- Я ничего не буду делать, – прошептала она. – Если он лежит в кроватке, я ничего не буду делать.
По пути в комнату она почувствовала, что ковёр под ногами слегка влажный. Потемневшие обои под потолком теперь выглядели угрожающе.
«Квартиру сверху затопило», - вспомнила вдруг Ольга и поёжилась. Она попыталась вспомнить, кто жил над Алёной, и давно ли она их видела — но не смогла.
В доме так много квартир. И в них живёт столько людей... За всеми разве уследишь? Она вошла в комнату и бросила взгляд налево. В кроватке его, конечно же, не было. Ночник был повернут так, что теперь светил на потолок, разукрашивая его неровными розовыми кругами, сгустив тени в комнате, превращая детскую кроватку в подобие древнего саркофага, а мягкую игрушку на телевизоре в какого-то жуткого монстра.
- Эй, – прошептала Ольга. – Эээээй! Андрюша! Я пришла, чтобы накормить тебя, - Вдруг что-то шевельнулось, и она, вздрогнув, повернулась к окну, но то были всего лишь покачнувшиеся на сквозняке шторы. – Я пришла чтобы тебя накормить, слышишь? Тебе нечего бояться, ты…
Мягкая игрушка, вдруг оживая, прыгнула ей на голову прямо с телевизора и, схватив руками за волосы, ударила об шкаф. Ольга выпустила лопату, вскрикнула, и повалилась на гладильную доску. Маленькие зубы вцепились ей в щеку, и она услышала, как Андрюша тихонько сопит, перетирая зубками кожу. Ольга схватила его за ноги, оторвала от себя вместе с кусочком щеки, и бросила об стену. Затем, не дав ему подняться, подхватила лопату и с силой опустила на маленькое тельце. Он продолжал подниматься. Ольга завизжала и ударила еще раз, затем еще. На пятый раз Андрюша, наконец, перестал пытаться подняться, а еще через два удара мешком повалился на ковер.
- Сука! – заорала Ольга. – Чудовище!
Она брезгливо подняла его за ногу и опустила на лопату. Из ноздрей Андрюши лилось что-то густое и черное, прилипало к ковру и тянулось за ним тоненькими нитками. Подняв лопату, Ольга побрела на кухню. Ушибленная нога болела каждый раз, когда она на нее наступала, раненая щека горела огнем. Где-то в конце коридора Андрюша зашевелился, и Ольга, вскрикнув, прибавила шагу. Он уже открыл глаза, когда Ольга, наконец, опустила лопату на раскаленную плиту. Он заорал и стал извиваться, не в силах, видимо, с неё слезть, шипя и разбрызгивая тёмные капли из маленького распухшего носика. Затем он заплакал. Заплакал просто, как нормальный ребенок. Он размазывал слезы по лицу кулачками и всхлипывал, семенил ножками в розовых носочках и плакал громко, печально, надрывно. Когда его подгузник начал дымиться, он заплакал ещё громче.
- Прекрати! – зарыдала Ольга – Прекрати! Ты не такой, чёрт тебя подери! Ты не такой! Ты не ДОЛЖЕН плакать!
Одежда на его теле вспыхнула, и Ольга услышала странный шелестящий звук за своей спиной.
- Сними его с плиты! - сказал шипящий, глухой голос.
Ольга посмотрела через плечо — но увидела только стену. Она обернулась ещё сильнее — но стена всё продолжалась, убегая дальше за её спину — будто бы кухня растянулась, будто бы балкон отодвинулся куда-то бесконечно далеко. Где-то капала вода на линолеум, громко и влажно. Тогда Ольга повернулась через другое плечо, держа в руках лопату с горящим на ней Андрюшей. Стена изломилась, обои вдруг сожлись в новый, пятый угол, из которого вышла женщина, завернутая в кучу разноцветных тряпок, сгорбленная, с коричневой кожей и лицом, изъеденным множеством рубцов. Она была мокрой, и обои за её стеной темнели прямо на глазах, с шелестом скручиваясь на швах. В руках женщина держала завернутого в пеленки младенца.
- Отдай его мне, – сказала она. Ее голос был невнятным, как у старух, когда те разговаривают сами с собой. – Отдай, и я отдам тебе вашего.
- Забирай, – прохрипела Ольга. – Забирай его к ебучей матери!
Женщина прыгнула вперед и схватила с лопаты ребенка, бросив на стол свой свёрток, из которого послышался детский плач. Ольга схватила его, и, отскочив обратно к плите, увидела, как женщина с извивающимся ребёнком забирается обратно под обои. Тёмная бумага колыхалась, словно штора, за которой гуляет уличный ветер, а затем вдруг успокоилась, прильнула к шву, пошла напоследок рябью — и замерла, вновь светлея на глазах в свете кухонных лампочек, словно кто-то не спеша выкручивал на мониторе яркость. Ещё секунда — и всё стало как прежде, и лишь кое-где на шве оставались еле заметные складки и тёмные пятна, будто кухню вновь затопило сверху. Прижимая к себе ребенка, Ольга, наконец, расплакалась.
- Андрюша, - бормотала она. – Наконец-то ты плачешь… Это хорошо, это... это правильно...
Она аккуратно, нежно развернула ребенка, и застыла, вдруг перестав плакать, перестав думать, перестав даже дышать.
Она держала в руках Лёшеньку, своего младшенького. Того, который должен был быть у бабушки.
- Нельзя оставлять детей без присмотра, – прошептал кто-то сзади, но, повернувшись, Ольга увидела только качающиеся занавески.
Ольга побежала к выходу, увидела, что ключи вновь торчат в скважине, открыла замок и рванула дверь на себя, выбежала на площадку и слетела по лестнице на этаж ниже. Дверь в её квартиру была раскрыта нараспашку. Ольга, тяжело дыша и прижимая к себе ребёнка, переступила через порог и замерла. Квартира встретила ее темнотой и тишиной. Даже Лёшенька, зажатый на руках у матери, перестал плакать. В коридоре в беспорядке валялись кеды и кроссовки, на кухонном столе всё также стояли немытые тарелки, но чего-то не хватало... Что-то исчезло, растворилось без следа...
Из комнаты раздался тяжёлый, но мягкий звук, будто что-то мягко приземлилось на ковёр. Не так мягко, как в квартире Алёны… погромче. Обои под потолком медленно темнели, будто сверху, в квартире Алёны, кто-то забыл выключить воду...
Внезапно она поняла, чего не хватает на столе — столовых приборов. Исчезли вилки, ложки и ножи. Исчезло всё, что было сделано из металла.
- Вова? – спросила Ольга внезапно охрипшим голосом. – Миша?
В дальней комнате кто-то еле слышно захихикал.
Автор - Евгений Шиков
Источник
Источник