Сега МегаДрайв

[THE-MOVING-FINGER]

— Мам, у меня температура, — сказал Максим. Его круглое и мягкое лицо выражало страдание, а тонкий, не начавший ещё ломаться, голос дрожал. Мальчик закашлял.
Алёна потрогала красный лоб сына.
— Максик, в следующий раз, когда захочешь поднять себе температуру, придумай что-нибудь другое. Я вижу, что ты натёр себе лоб.
Максим горестно вздохнул. Стоило хотя бы попробовать. На дворе было 1 сентября 1995 года, и прямо на глазах 12-летнего Максима Тужилина сбывался его худший кошмар. Его ждала новая школа и новый класс. Толстого мальчика передёрнуло от страха. Он стоял в прихожей. На его плечах висел новый рюкзак, а в ладони был зажат букет цветов.
— Всё, Максим, беги в школу. Всё будет хорошо. Не ты первый, не ты последний, — успокаивающе сказала мать, погладив сына по короткостриженной голове. Про себя она не была так спокойна: три месяца назад муж уволился из Научно-исследовательского института, и им пришлось перебраться из Академгородка близ Новосибирска в Подмосковье, в город Электрокабель. Поближе к отцу Алёны, обещавшему устроить её Николая в свою фирму по продаже компьютеров. Ей здесь совсем не нравилось, и она страшно переживала за сына.
Максим ещё раз вздохнул, искоса посмотрев на маму (может, передумает?), и отправился на торжественную линейку. В желудке его будто бы поселилась холодная и склизкая лягушка, а ноги были ватными. Он спустился на лифте и пошёл вниз по улице, усыпанной первой осенней листвой. Похолодание в том году началось рано. Несмотря на не по-утреннему яркое солнце, было стыло и неуютно.
Обгоняя Максима, в сторону школы пронеслись двое старшеклассников такого разбойничьего вида, что мальчику совсем поплохело. В Новосибирске он учился в школе при папином НИИ, и его одноклассники были детьми старших научных сотрудников и институтских инженеров-технологов. Здесь же его ждала простая подмосковная школа. И, судя по впечатлениям, которые получила семья Тужилиных от двух месяцев проживания в Электрокабеле, жизнь в этом городишке была жёсткой и совсем непохожей на ту, что они знали раньше. Подмосковье приняло на себя всю тяжесть постперестроечной депрессии. Серость, нищета и безысходность владели Электрокабелем. Наркомания и насилие внезапно стали обыденностью, и частенько у ларьков, что окружали железнодорожную станцию, находили мёртвые тела. Уверенными в новой реальности чувствовали себя лишь плотные молодые люди в кожаных куртках и спортивных штанах, разъезжавшие на подержанных иномарках. Это была их охотничья эпоха, и они старались брать от жизни максимум возможного.
На школьной спортивной площадке царил обычный для 1 сентября праздничный хаос. Продираясь сквозь ряды одетых, кто во что горазд, детей и стараясь не помять цветы, Максим еле нашёл свой класс. Рядом с табличкой «7Б» он увидел группу подростков, над которыми возвышалась грузная и немолодая женщина. «Это Александра Васильевна, — с тоской подумал мальчик, — Классная руководительница».
Максим, чувствуя, как по вискам колотит паника, сделал несколько ватных шагов по направлению к своему новому классу. Ай, как страшно, — простонал он про себя, осторожно разглядывая одноклассников. Девочки выглядели слишком томными и взрослыми для 13 лет: неумело накрашенные лица, короткие юбки и бьющий издали резкий запах духов. Что касается мальчиков, то они показались Максиму вполне себе обычными — смущёнными и разговаривающими нарочито грубыми голосами.
Не успел он открыть рот и поздороваться с классной руководительницей, как оказался ею замечен.
— А вот и наш новенький, — воскликнула Александра Васильевна, хватая его за плечо. — Знакомьтесь, ребята, это ваш новый одноклассник. Миша Тужилин…
— Максим, — смущённо пролепетал мальчик.
— Извини, родной… Максим Тужилин, — сказала учительница. И добавила, — Максим приехал к нам из Сибири. Наверное, у него, как у всех сибиряков, железный характер, так что никому себя обижать он не позволит. Правда ведь, Максим?
Максим смутился ещё больше и опустил голову. Класс без энтузиазма прореагировал на нового одноклассника. Некоторые девочки закатили и отвели глаза. Да и мальчики, казалось, сразу же забыли о его существовании. «Ну, и хорошо, — вздохнул про себя Максим. — Лучше уж пусть совсем не замечают. Самое главное, чтобы не замечали. Сяду где-нибудь сзади и стану самым незаметным человеком на Земле. Буду сидеть и представлять, что я — Язон дин Альт».
Однако незамеченным остаться не получилось.
— Жирный, а, жирный, — раздался шёпот за спиной Максима.
Шёл классный час. Тужилин сидел в самой середине класса за одной партой с красивой и надменной девочкой. Сам бы он ни в жизнь не посмел даже взглянуть на такую красавицу, не то что — рядом сесть. Но Александра Васильевна, воспылавшая к новичку необычайной приязнью, сделала худшее, что могла. В начале первого урока, она рассадила 7 «Б», по одному, ей лишь понятному, принципу. В том числе, поместив пунцового от страха и неуверенности в себе Максима рядом с первой красавицей класса — Наташей Воротниковой.
— Жирный, блин, я тебе говорю, — вновь услышал Максим. — Ты кто такой…
— Ну, вот — печально подумал он. — Вот оно.
— Кумадей, — громом разнёсся над классом голос учительницы. — Кумадей, встань.
За спиной послышался скрип отодвигаемого стула.
— Я ничего не делал, Александра Васильевна, — послышался развязный голос.
Максимова соседка по парте, хихикнув, обернулась. Скрепя сердце, посмотрел назад и Максим.
— Я смотрю, Кирилл, ты удержу по-прежнему не знаешь, — грозно сказала учительница. — И так на второй год остался…
— А что я делаю-то? — нагло спросил долговязый подросток с обветренным злым лицом. Он так жутко зыркнул на Тужилина, что тот сразу отвёл глаза.
Пока Александра Васильевна препиралась с длинным хулиганом, Максим принялся грустно вспоминать, как хорошо ему было в старом своём классе. В Академгородке остались друзья. Толик — товарищ закадычный: у него дома были приставка «Денди» и щенок добермана. Валька и Санька — братья-близнецы, с которыми он лето напролёт гонял на велосипедах по окрестностям НИИ. Маша Кореева — некрасивая, но очень добрая девочка. С ней Максим обменивался книжками. Они вместе любили фантастику и, наверное, она тоже вспоминала о нём. А здесь…
Школьный час закончился, и 7 «Б» отправили по домам.
Максим спустился по ступеням школьного крыльца. Здесь его уже ждали.
— Ну, что, жирный, — сказал Кумадей. — Пошли.
И они пошли. Впереди шёл Кумадей, на ходу доставая из заднего кармана джинсов пачку сигарет, а за ним — онемевший от ужаса Максим. «Хоть бы просто ударил, — думал Тужилин. — Врежет, и, может, больше не будет лезть».
Они зашли за школу и оказались у заброшенной просевшей веранды. Здесь воняло мочой, а под ногами хрустело битое бутылочное стекло и использованные шприцы.
Кирилл сел на корточки, закурил и уставился на Максима. Толстяк по-прежнему стоял на месте и не знал, как себя повести. Наконец, Кумадей сплюнул и спросил:
— Ты откуда такой, а?
Максим осторожно пожал плечами. Может, обойдётся ещё? — с надеждой подумал он.
— Мы переехали. Из Новосибирской области… — тихо сказал мальчик.
— Ясно. А ты что — крутой, жирдяй?
— Я не крутой, — ещё тише пролепетал Максим.
— Вот я и говорю: приехал такой весь-из-себя, и типа «круче всех». Думаю: вломить тебе или просто грохнуть…
Голос у Кумадея был злой, но какой-то ленивый. В холодном воздухе медленно плыл табачный дымок. Где-то в школе орали разыгравшиеся первоклашки. Кумадей замолчал, сверля Максима недобрым взглядом. Затем он выкинул сигарету, встал и подошёл вплотную к толстяку. Максим обмер. Кирюха был выше его на пару голов, поэтому хулигану пришлось наклониться к нему, чтобы выцедить:
— В «Сегу» режешься?
Максим остолбенел. Он ожидал всего, чего угодно, но — такого…
— Нет, — признался мальчик. — Я только в «Денди» играл.
Кумадей усмехнулся.
— Чепушила… Ладно, повезло тебе. Сегодня я добрый. Пошли ко мне. У меня дома приставка есть.
Максим замялся. Предложение было не просто заманчивым. Поиграть в Sega Megadrive было мечтой многих миллионов детей и подростков, у которых не было дорогой 16-битной приставки. Но даже такой соблазн перекрывался страхом перед жутким Кумадеем. Мало ли, куда заманит, — подумал Максим. Последнее, что он сделал бы в этой жизни — доверился долговязому хулигану.
— Я не могу. Мне… это… домой надо.
Кирилл ничего не ответил. Просто схватил его за складку на пухлом боку и изо всех сил сжал жёсткими пальцами. Максим вскрикнул от боли и попытался отпрыгнуть назад. Ничего у него не вышло. Кумадей держал его крепко, словно в тисках. Невыносимый жар от боли разбегался по всему телу. Вдобавок к этому мучитель ещё и хлёстко ударил Максима по лицу тыльной стороной ладони. Ловко так — снизу вверх.
— Ты меня не понял, что ли? Я тебе сказал: пошли, жирный!
Чувствуя, как на глазах выступают слёзы, Максим кивнул. Чудь помедлив, Кирилл отпустил свою жертву. Затем ещё раз сплюнул себе под ноги, развернулся и пошёл в сторону школьных ворот. Максим, украдкой потирая ущипнутый бок, побрёл за Кумадеем. А про себя подумал: «Был бы я, как Язон дин Альт… Вот уж тогда бы я тебе врезал!»
Электрокабель — город маленький, поэтому долго идти Кириллу и Максиму не пришлось. Миновав ржавые гаражи и свалку, они вышли на окраину городка, где за облупившимися хрущёвками пролегала железная дорога, а за ней — дремучий лес. Максиму было и так не по себе, но от вида подъезда, в который направлялся неумолимый Кумадей, стало ещё хуже. Синяк от щипка ныл, но мальчик не думал о боли. То, что происходило с ним, было нелепым и унизительным, и Максиму на мгновение стало любопытно, чем закончится этот донельзя поганый день. И место было таким унылым и заброшенным, что от него просто веяло безысходностью. Тужилину вновь захотелось заплакать. Может, сбежать? — подумал он. Однако, кинув полный ненависти взгляд на худого и спортивного Кумадея, понял, что ни убежать, ни стукнуть обидчика как следует, у него не получится. Вокруг было тихо, как под одеялом. Где-то неподалёку должно было находиться шоссе, но гул проносящихся мимо Электрокабеля автомобилей до этой улицы почему-то не доносился. Местных жителей тоже не наблюдалось. Улица казалась вымершей, и даже вездесущего сохнущего белья на балконах Максим не увидел. Жуткое было место. Неживое.
Также мертвенно пусто было и в подъезде хрущёвки. Максим поднимался по пахнущей сыростью и застарелой плесенью лестнице вслед за Кумадеем, осторожно поглядывая по сторонам. Во многих квартирах отсутствовали входные двери. Сквозь дверные проёмы были видны пустые однокомнатные квартиры с ободранными стенами. Уже на третьем этаже до юного Тужилина дошло.
— Кирюх, — испуганно позвал он. — А у вас что — не живёт никто больше в доме?
— Не, не живёт, — ответил Кирилл. — Батя всех отселил давно.
Батя? Отселил? — удивился Максим, но спросить о том, кем работает отец Кумадея, не решился. Бандит, небось, — решил мальчик, не особенно удивившись. А чему тут удивляться? Когда мама ссорилась с папой, она частенько говорила, что лучше быть бандитом, как её младший брат, чем сидеть с «голой задницей», как папа.
Наконец, они поднялись на пятый этаж. Максим слегка запыхался, однако отметил, что дверь у Кумадеев была богатая — железная, с зеркальным глазком. Кирилл вдруг повернулся и многозначительно посмотрел на него.
— Если скажешь бате, что я курю, тебе — хана. Лучше сразу вешайся, — прошептал он.
Затем Кумадей достал из кармана джинсов ключ и открыл дверь.
Кирилл не стал зажигать свет, хотя в прихожей однокомнатной квартиры было темно. Он стянул кроссовки нога об ногу и, не говоря ни слова, прошёл в единственную комнату. Максим вздохнул и принялся развязывать шнурки. Пока стягивал ботинки и укладывал в углу рюкзак, разглядел висевшую на крючке военную шинель с погонами. Ему хотелось пить. И домой… никогда ещё так страстно не мечтал он оказаться в своей комнате и поваляться на кровати с книжкой. Сейчас бы он перечитал Гаррисона… нет, лучше Желязны. «Вот, сволочь, — подумал Максим про Кумадея. — И чего он ко мне прицепился?»
Максим вошёл в комнату. Она была обычной, типовой для хрущёвки. Как и полагалось, пол покрывал большой ковёр. Тут же — стенка с книжками и видеокассетами, а также старый диван с огромным меховым псом-игрушкой. Часть комнаты загораживал большой шкаф, из-за которого виднелся краешек кровати. У окна — огромный новый телевизор, видеомагнитофон и приставка «Сега МегаДрайв» с двумя джойстиками. Вокруг в беспорядке лежали картриджи.
Впервые за день у Максима перехватило дыхание не от страха, а от восторга. Все ужасы его в мгновение забылись, а пульс учащённо забился. Ещё бы…
— Ух, ты! — завистливо произнёс он, сглотнув слюну.
Дизайн 16-битной приставки был настолько не «от мира сего», что Максиму вдруг представилось, как этот идеальный предмет вдруг отрывается от пола и с тихим технотронным звуком вылетает в форточку. Затем стремительно набирает скорость, пронизывает атмосферу и, наконец, достигает космоса. Там его обязательно встретит материнский корабль, экипаж которого использует форму японской игровой приставки для того, чтобы хитро замаскировать дроида-разведчика.
Из-за шкафа, где стояла кровать, раздался голос.
— Сынок, это ты?
Максим вздрогнул от неожиданности, а Кирилл ответил.
— Я, пап.
— Ты кого с собой привёл, Кирюш?
Голос был противный: скрипучий, но не старческий. Высокий и режущий, он, без сомнения, принадлежал взрослому мужчине. Слово «сынок» произносилось приторно, фальшиво и даже как-то кокетливо, отчего юный Тужилин сразу ощутил неприязнь к тому, кто так неестественно выговаривал это слово.
— Это одноклассник мой, — сказал Кумадей-младший, включая телевизор с пульта. — Его зовут… тебя как зовут, жирный?
— Меня Максимом зовут, — представился мальчик, робко переминаясь с ноги на ногу.
Противный голос за шкафом хихикнул.
— Ой, хорошо как. А я — Леонид Борисыч. Но ты меня дядей Лёней можешь называть. Просто так, по-свойски, — проскрипел Кумадей-старший. И добавил. — К моему Кирюше редко друзья приходят. У него характер плохой, и никто с ним дружить не хочет. Вы играйте-играйте, я вам не буду мешать, мальчишечки. Приболел я, на кровати лежу.
Тем временем, Кирилл успел вставить в приставку картридж и усесться прямо на ковёр. «Какая у него рожа злобная да противная, — раздражённо подумал Максим. Он помедлил и сел на пол рядом с Кумадеем. — Всё правильно твой папа говорит: плохой у тебя характер. Только и можешь, что силой заставлять себя слушаться, урод».
Экран телевизора замерцал вступительными кадрами игры. Глаза Максима радостно заблестели. Это была «Контра» — но не та, привычная, 8-битная, в которую долгие часы играл он в Академгородке со своим приятелем Толиком. Это была совсем другая игра с тем же названием — более яркая, чёткая, с плавно движущимися персонажами, вооружёнными автоматами.
— Класс! — прошептал мальчик. Кирилл Кумадей усмехнулся.
— Вначале легко будет, но потом уже следи внимательно за врагами. И не забудь, жиртресина, что сверху будут подарки падать. Лови их, понял?
Максим заворожённо кивнул.
Непривычно толстый джойстик удобно устроился в руках, а сама игра буквально загипнотизировала мальчика. Он был просто счастлив — по-детски незамутненно и восторженно. Фигурка бойца с автоматом подчинялась его воле: на экране всё взрывалось; стрекотали выстрелы и раздавались крики погибающих врагов. Поэтому Максим не сразу обратил внимание на шум сзади.
На другом конце комнаты что-то происходило. Кровать оглушительно заскрипела. Раздался тяжёлый вздох. Затем Максим услышал нечто, что отвлекло его от игры.
Кто-то медленно передвигался по комнате в его сторону. Поздороваться надо, — подумал мальчик. Но, как только собрался Максим повернуться и глянуть на Кумадея-старшего, перед его лицом возник крепкий, пахнущий табаком кулак Кирилла.
— Попробуй только повернуться, козёл, — прошипел Кумадей-младший. — Я тебя грохну, в натуре говорю. Батя не любит, когда на него смотрят. Не ворочай башкой, короче. Понял меня?
Максим испуганно кивнул. А сзади послышался голос. Он был совсем рядом. Мальчик удивлённо подумал: «Вот странно — голос-то не сверху раздаётся». Как будто папа Кумадей не шёл, а полз по ковру.
— Максимк, а родители твои где работают?
Кирилл поставил игру на паузу. Максиму стало ещё больше не по себе.
— Папа — в компьютерной фирме, а мама — дома.
«А почему на него посмотреть нельзя? — подумал он. — Совсем страшный, что ли?»
Он искоса взглянул на Кирилла. Тот заметил и исподволь снова показал ему кулак.
— Это хорошо, — проскрипел Кумадей-старший. Его противный голос послышался уже у самого уха Максима. — Семья дружная, сразу видно. И мама дома сидит, и папа работает. Деньги в дом приносит.
Мальчик почувствовал тепло от его дыхания на своём затылке. А затем папаша Кирилла жадно принюхался. Это было так противно и неприятно, что Максима передёрнуло. Что-то было совсем не так, и на мгновение вдруг толстяку пригрезилось, что за его спиной сидит огромный пёс и внимательно его обнюхивает. Даже не пёс, нет… волк!
Наконец, сопение сзади утихло, и Максим с облегчением понял, что Кумадей-старший уполз к себе на кровать за шкаф. Кирилл, который терпеливо ждал всё то время, пока его отец обнюхивает Максима, снял игру с паузы. Вновь зазвучали выстрелы и грохот взрывов.
Кирилл и Максим играли два часа. Потом Кирилл положил джойстик на ковёр.
— Всё, хорош на сегодня. Жрать охота. Давай, толстый, двигай домой. Нормально поиграли.
Максим, с удивлением почувствовав укол сожаления, послушно встал и направился в прихожую. По пути он опасливо глянул на платяной шкаф, за которым скрывался странный папа Кумадея. Шкаф был старым и щербатым. На одну из створок был приспособлен плакат со Сталлоне в тёмных очках и надписью Cobra, а на другую — женщина с голой грудью и развратно-недоумённым взглядом.
— Максиимк, — вдруг протянул Кумадей-старший. — А, Максимк…
Максим вздрогнул, насторожился и зачем-то кивнул.
— Максим, приводи в следующий раз родителей в гости, — сказал дядя Лёня. — Давно у нас гостей не было. Я с твоими папой и мамой посижу, а вы с Кирюшкой поиграете в приставку. Передай им моё приглашение. Обязательно, передай, слышишь? И телефончик свой скажи…
— Да, дядя Лёня, передам, — оторопело ответил толстяк. И, запинаясь, проговорил номер телефона.
Кумадей-младший угрюмо зыркнул и, дождавшись, пока Максим наденет ботинки и выйдет из квартиры, молча закрыл за ним дверь.
Наконец-то, — радостно подумал Тужилин и бросился бежать вниз по лестнице пустого дома. Он выбежал из подъезда. Посмотрел на подаренные дедом часы. 15-40. Чёрт, мама ругаться будет. А мне ведь ещё за учебниками в школу надо забежать…
И тогда Максим с ужасом понял, что забыл ранец в квартире Кумадеев. Он застонал и схватился за голову.
— Вот, блин! — вслух воскликнул Максим. — Придётся вернуться.
Перепрыгивая через две ступени, он добрался до пятого этажа. Тяжело дыша, позвонил в дверь Кумадеев. Через мгновение, с замиранием сердца, услышал приближающиеся шаги. Хоть бы Кирюха открыл, а не папаня его жуткий, — испуганно подумал он.
В глазок кто-то посмотрел. Затем раздались звуки отпираемых замков. Дверь открылась, и на пороге возникла высокая и худенькая девушка. Очень красивая. С короткими светлыми волосами. Максим от изумления пролепетал:
— Здрасьте! А Кирилла позовите, пожалуйста.
— Забыл что? — грубо спросила девушка безо всяких приветствий.
— Рюкзак, — ответил Максим, краснея, как рак.
Девушка оглянулась и, увидев школьный рюкзак, протянула его толстяку.
— Спасибо, — сказал мальчик. Девушка кивнула и закрыла дверь.
Максим спустился по лестнице, вышел на улицу и направился домой. И всю дорогу до школы думал о том, какая красивая у Кирилла сестра. На кухне, наверное, сидела, пока мы в «Сегу» резались, — размышлял он.
На вопросы растревоженной матери Максим ответил односложно. Да. Был в гостях у одноклассника. Нет. Не обижали. Про приглашение в гости к Кумадеям он решил умолчать. «Ну его! Ещё с родителями в этот жуткий дом идти? Нет уж…». Но сам про себя нет-нет да и подумывал о том, что у Кирилла он видел много картриджей, а поиграть они успели лишь в одну «Контру». Да и про симпатичную сестру его он тоже вспоминал. Это было волнующе и приятно одновременно.
Следующий день в школе Максиму даже понравился. На первом же уроке алгебры он получил пятёрку, а на английском его похвалил учитель. На перемене к нему подошли мальчики-одноклассники. Один из них, назвавшись Пашкой Алексеевым, шёпотом спросил:
— Тебя ведь Максом зовут? Это тебя вчера Кирюха Кумадей поймал? Бил, не?
Максим схитрил.
— Нет, — важно проговорил он. — В гости позвал. Играли у него в «Сегу».
Ребята удивлённо переглянулись.
— Ты к нему домой ходил?
— Ну, да.
— Зыко! — восторженно прошептал Пашка, а смешной коротышка Игорек Шляпенко завистливо вздохнул. — А правда у него там телик здоровенный стоит и картриджей дофига?
Максим кивнул.
— А ты к нему почему не ходил? — спросил он.
— Нет, ты чего, — ответил Пашка. Остальные кивнули в подтверждение его слов. — Он звал нас сто раз, но как-то стрёмно. Ты чего — не в курсе, что у них там целый дом пустой стоит? Да я в жизни туда не пойду. К его бате даже менты и бандосы не суются.
Максим слушал, а про себя думал: рассказать ребятам про жуткого и странного папашу Кумадея или не стоит? Лучше, не стоит. Как представил, что дойдёт его рассказ до Кирилла. «Этот меня не пожалеет, — подумал он. — Такой и ножом может пырнуть. Промолчу лучше — целее буду». Но про себя всё же решил, что к Кумадеям — ни ногой. «Пусть бьёт хоть до смерти, но никуда я с ним не пойду. Если что, родителям расскажу. Пусть меня потом в школе задразнят, но зато отвяжется от меня».
Когда он выходил из школы, то опасливо поглядывал по сторонам. Вдруг опять Кумадей появится? Сегодня Кирилл на уроки не пришёл, и было заметно, как рады учителя этому обстоятельству. Не было Кумадея и на школьном дворе. И довольный Максим пошёл домой, пиная опавшие листья и болтая с Пашкой, что жил, оказывается, в его же доме.
Ночью Максима грубо вырвало из сна. По квартире раздавался телефонный звонок. Не надо брать трубку, — спросонья подумал мальчик, лёжа в кровати в своей комнате. — Позвонит-позвонит и перестанет. Однако послышались шаги, а затем раздался сонный и недовольный голос матери.
— Алло! Я вас слушаю.
В трубке ей что-то ответили. А потом мать произнесла спокойным и тихим голосом.
— Коля, подойди. Это тебя.
Из спальни родителей раздалось ворчание отца. Через некоторое время Максим услышал его голос.
— Да, конечно. Мы выходим. Через полчаса. Я ему сам скажу.
Странно как, — подумал Максим. — Куда выходим? Зачем? Ночь же на дворе.
И верно — родители вели себя очень странно. Алёна зашла в комнату к сыну и включила свет.
— Одевайся, Максим.
— Зачем? — спросил мальчик. Ему вдруг стало очень страшно. Он сидел в кровати и непонимающе смотрел на мать.
— Мы идём в гости, — ответила Алёна. Голос у неё был монотонный и ровный.
— Какие «гости»?! — изумился Максим. — Мам, ты чего?
Ответа он не услышал.
Наконец, унылый Максим оделся и вышел из своей комнаты в прихожую. Там его ждали родители. Отец нарядился в костюм и даже повязал галстук, а мать была в своём любимом коротком платье.
Было 2-20 ночи. Максим и его родители молча шли по тёмным улицам Электрокабеля. Мальчик часто зевал и тёр заспанные глаза. Про себя он решил: раз родители куда-то собрались, то, значит, так и надо. Тишину прерывали лишь далёкие пьяные крики со стороны ларьков, что облепили единственный городской проспект. Ночь в этом городе была не самым лучшим временем для прогулок. Быстрым шагом Тужилины миновали Максимову школу, обошли длинный дом и углубились в тёмные дворы. Фонари здесь работали через один, поэтому, выходя из кругов света, они попадали в непролазный мрак, чтобы затем вновь вынырнуть на освещённую сторону.
Родители молчали. Любые попытки завязать с ними разговор встречались молчанием. Вскоре Максим перестал спрашивать. Он и сам догадался, куда лежит их путь.
Впереди показался знакомый дом. Ночью он выглядел настолько зловеще, что Максиму захотелось схватить родителей в охапку и бежать прочь, не разбирая дороги. У подъезда горел тусклый фонарь, освещая мёртвые окна и полусгнившие балконы. Скрипнула дверь, и они очутились на лестничной площадке. Впереди шёл папа. В полной темноте он безошибочно провёл семью на пятый этаж и позвонил в дверь. Ничего себе, — подумал Максим. — Как будто он здесь раньше бывал.
Сначала за дверью была тихо, и Максим даже понадеялся, что им никто не откроет, и они смогут пойти домой. Но его мечте не суждено было сбыться. Дверь открыл нарядно одетый Кирилл — причёсанный, в пиджаке и при галстуке. До Максима донёсся запах взрослого мужского одеколона. Кумадей-младший неожиданно вежливо поздоровался с родителями Максима, а ему самому — с улыбкой пожал руку.
В этот раз крохотная прихожая Кумадеев была ярко освещена. Пока Максим и его родители снимали обувь в прихожей, мальчик разглядел на вешалке новые вещи, которые в прошлый раз он не видел. Рядом с форменной шинелью висели явно дорогой кожаный пиджак и щегольское пёстрое кашне. На полу стояли пара начищенных до блеска мужских туфель с острыми носками. Гости что ли у них ещё? — подумал Максим, проходя вслед за родителями в комнату.
Ярко горела люстра. У шкафа, за которым скрывалась кровать с больным отцом Кирилла, стоял стол, на котором не было ничего, кроме столовых приборов — ножей и вилок. А за столом сидел молодой ещё мужчина — лысый, здоровый, как бык, в рубахе и модной жилетке в серую клетку. На столе перед ним лежал пейджер. Вид у мужчины был настолько говорящий о его ремесле, что сомневаться не приходилось — перед ними находился типичный подмосковный бандит. Упрямое и агрессивное лицо его было спокойным и неподвижным. На вошедших он не обратил ни малейшего внимания.
— Здравствуйте, гости дорогие! — раздался приторный голос Кумадея-старшего. — Прошу прощения, что потревожил вас среди ночи, дорогие мои Тужилины, но уж больно с вами познакомиться хотелось. Садитесь за стол, родные. Сейчас Кирюшка всё для чая принесёт. А я скоро выйду. И да, познакомьтесь с Сергеем. Сергей — жених моей дочки. Так что, посидим с вами по-семейному, потреплемся, пока дети в приставку поиграют.
Кирилл кивнул и ушёл на кухню. Родители послушно сели. Они по-прежнему молчали. Вид у них был очень странный. Максим с ужасом увидел, что лицо мамы превратилось в застывшую маску. Парализовано было и лицо отца: из чуть приоткрытого рта на подбородок стекала тонкой ниткой слюна.
— Пап, ты чего? — жалобно спросил Максим. — Что с тобой?
Николай, как и раньше, ничего не ответил. Лишь с трудом повернул к сыну восковое лицо.
— Всё хорошо с ним, Максимушка, — изрёк из-за шкафа Кумадей-старший. — Устал папа твой после работы. Сам представь: старается он, ради вас с мамой, себя не жалеет.
Максим почувствовал, как в горле его застрял жёсткий и колючий ком. Нам надо уйти отсюда, — подумал он.
— Не надо вам никуда идти, — снова послышался дребезжащий голос папаши Кумадея. — Всё хорошо. Сейчас чаёк попьём, и ещё лучше станет.
Так и стоял Максим, потерянно глядя на своих родителей. Те смирно сидели за столом. Лишь изредка отец механическим, неживым движением поправлял галстук, а мама одёргивала платье. Повторялось это с равномерной частотой.
А потом пришёл Кирилл. Ничего к чаю он не принёс, зато под мышками у него были зажаты два таза. Ни слова не говоря, Кумадей-младший споро и привычно пристроил их под безвольные тела папы и мамы Максима.
— Это ты зачем делаешь? — быстро проговорил Максим, глядя на странные приготовления.
— Надо так, — ответил Кирилл. — А ты садись у приставки. Сейчас я дело доделаю и в «Мортал Комбат» рубанём. Слышал про такие драчки?
— Слышал, конечно, — уныло ответил Максим. Затем ноги, помимо его воли и желания, сами понесли мальчика в сторону телевизора. Тем временем, Кирилл вновь убежал на кухню. Спустя мгновение, оттуда выскочила с ещё одним тазом в руках девушка — та самая, которую видел Максим два дня назад.
— Чур, я за Саб-Зиро буду, — заявила она, подсовывая таз под ноги бандита. — Это тебе не «Контра». Здесь надо друг с другом биться. Я тебя, жиртрес, любым бойцом сделаю, ты не сомневайся даже.
Максим не знал, что сказать. Я сплю, наверное, — подумал он. — Сейчас вот ущипну себя и проснусь. Глядя на длинные ноги кирилловой сестры, он изо всех сил цапнул себя за пухлое предплечье. Во сне это срабатывало. Сработало и сейчас: Максим не почувствовал боли и оттого даже успокоился. Зарождающаяся паника никуда не делась, но сбежала куда-то на периферию сознания.
— Ну, начнём, пожалуй, — прозвучало из-за шкафа. — Ты, Максим, отвернись, не надо тебе на это смотреть.
Максим вздрогнул, ибо почувствовал, как невидимая сила ухватила его за голову и повернула лицом к телевизору. Тело его парализовало. Мальчик было сорвался в крик, однако же ни пошевельнуться, ни сказать что-либо он не мог. Перед ним темнел выключенный телевизор, в котором искажённо и смутно отражалась вся комната. И тогда Максим понял, почему не могут пошевелиться его родители и статуей застыл бандит по имени Сергей.
Как и в прошлый раз, кровать заскрипела от тяжести переваливающегося на бок, чтобы встать, тела. Вслед за тем, Максим услышал мерный гул. Звук этот исходил одновременно отовсюду и чем-то отдалённо напоминал дальний шум машин. Гул то нарастал, то отдалялся. Максим непонятным образом чувствовал силу, что наполняла этот шум. Тела людей, сидевших за столом, вдруг начали двигаться. В тусклом отражении экрана Максим увидел, как его родители и бандит принялись раскачиваться взад и вперёд, а руки их — подниматься и опадать, будто управляемые невидимыми нитями. Это не мои папа и мама, — сказал про себя Максим. — Это куклы.
Тело его было по-прежнему скованно. Люди за столом, не прекращая раскачиваться, одновременно взяли что-то со стола. Максим, как мог, напряг зрение, но не разглядел — всё же, не в зеркало смотрел. Затем каждый из сидевших замер, поднял руку и резко провёл себе по горлу. Мгновение ничего не происходило, а затем на шеях родителей и бандита проявились полосы, из которых толчками начало выливаться что-то тёмное. По маминому платью стремительно растеклось пятно.
Гул стих. Сама собой открылась форточка, и в комнату ворвался холодный воздух. Максим сглотнул слюну и заставил себя отвести глаза от экрана телевизора. Нет, всё-таки это сон. Страшный такой, в котором папа и мама умерли. Скоро проснусь, — окончательно решил он.
— Вот теперь можно, — послышался голос Кумадея-старшего. Затем он вышел из-за шкафа.
Теперь я знаю, что точно сплю, — подумал Максим. В отражении телевизора были плохо различимы детали, но мальчик ни капли не сомневался в том, что Леонид Борисович Кумадей — не человек. Грузно переваливаясь, к столу двинулось бесформенное, бледно-серого цвета существо. В свете люстры блестела чешуя, покрывавшая тело твари. Двигалась она на четвереньках, почти прижавшись к полу, медленно и неповоротливо. «Интересно, — подумал Максим, разглядывая существо. — А Кирюха кто?»
— Кирюшка-то? — вслух ответил ему Кумадей. — А сейчас сам увидишь.
От стены отделилась фигура девушки, которая всё это время стояла неподвижно. Она подошла к существу и встала перед ним на колени. Через мгновение изумлённый Максим увидел, что девушка и есть Кирилл: за долю секунды женское тело деформировалось и приобрело знакомые черты мальчика-подростка. Неуклюжее тело монстра чуть приподнялось и всосало в себя тело Кирилла. «Хорошо, что я сплю, — заключил Максим. — А то бы стошнило».
— Нет никакого Кирилла. И девочки, которую, кстати, Анечкой зовут, тоже нет, — хихикнула тварь. — Это всё я один.
Кумадей подобрался к тазу, в который успело натечь из шеи бандита, и принялся жадно лакать. Осушив таз и сытно отдуваясь, тварь поползла к следующему тазу, над которым склонилось одервеневшее тело мамы Максима.
— Мы давно здесь живём, Максимк. Ещё города не было, когда мы здесь появились. И вот как бы нам да не жить, если получается.
Он подкормился из таза с кровью Алёны Тужилиной и двинулся к мёртвому папе Максима, приговаривая:
— Есть у меня Кирюшка да Анечка. Кирюшка мне одних приводит, а Анечка — других. Вот так, раз в год приходится вас в гости звать. Один раз позвал — целый год отдыхаю. Некоторым звоню сам, чтобы ко мне пришли. Как папка с мамкой твои… Они поддатливые, не то что — многие. Позвонил, погудел в трубку и всё. Пришли.
Кумадей осушил последний таз с кровью. Затем повернулся в сторону Максима и, сопя, двинулся к нему. Мальчик смотрел в отражение, как приближается его смерть, и настойчиво пытался проснуться. Ничего не получалось.
Внезапно Максим почувствовал, что тело его сверху до самого пояса обрело чувствительность. Однако ноги были по-прежнему парализованы. Длинная, покрытая чешуёй рука, вывернутая под неправильным углом, ловко вставила в приставку картридж, а затем щёлкнула пультом от телевизора. И только тогда Максим понял, что не спит, и заплакал.
Раздался тихий треск, напомнивший мальчику звук разрезаемого арбуза. Дома арбуз всегда резал папа, а Максим с мамой сидели за столом и наблюдали, как ловко он управляется с ножом.
Вблизи кто-то кашлянул.
Это был Кирилл. Он уселся рядом с Максимом, сложив ноги по-турецки, и зевнул.
— Бери джойстик, Язон дин Альт, — сказал Кумадей. — Три раунда в «Мортал Комбат» сыграем. Победишь — отпущу. Проиграешь — батя съест. Готов, жирный?
Максим вздохнул, вытер слёзы и взял в руки джойстик. Он решил пережить эту ночь. Во что бы то ни стало.

pikabu.ru/story/sega_megadrayvprodolzhenie_v_ko...