Я знаю, что происходит с вами, когда вы умираете – вы превращаетесь в стопку бумаги.
Если вы прожили хорошую жизнь, то есть в ней были поездки первым классом, дизайнерская одежда и «маленький» загородный домик во Франции, вы превращаетесь в толстую стопку бумаги. Если вы были среднестатистическим Джо, вы превращаетесь в стопку средней толщины. А если вы никто и звать вас никак? Ну простите, смерть этого не изменит.
В нашем офисе были полки, забитые среднестатистическим обывателями и полными ничтожествами, но мы держали также и толстые, тяжёлые папки люксовых жизней. Такие нам нравились больше всего. Даже в загробном мире эти люди умудрялись тратить больше всех.
Смерть – не слишком приятный бизнес, но очень прибыльный.
читать дальшеА написание романов? Не настолько.
Так я оказался в крошечном офисе в торговом центре, занимаясь написанием биографий, собранных из тех фрагментов жизни, что нам предоставляли семьи усопших. Мы обещали сохранить память о дорогих покойниках в твёрдой обложке по очень низкой цене всего в 49.99 долларов (можно в кредит).
Чем я на самом деле занимался, так это перебирал всё, что нам давали: как правило, это были письма и фотографии. Я сканировал их, сортировал по порядку, добавлял подписи, основываясь на предшествующем разговоре с родными, вставлял симпатичные картинки в пустые места, и отправлял получившийся файл на принтер. Через пару недель мы получали коробку с дюжиной «единственных в своём роде» альбомов «Светлая память», готовых к тому, чтобы их поставили на полку и забыли.
Тяп-ляп, вот лицо вашего любимого покойника на обложке, оплата картой или наличными?
Это всегда казалось мне паразитированием. Мы выискивали некрологи в газетах, затем отсылали свои соболезнования вместе с визиткой и предложением наших услуг туда, где должны были состояться похороны. Что может быть ниже использования сентиментальности людей в минуту, когда они наиболее уязвимы? Да ничего. Не то чтобы это мешало мне заниматься такой работой. Чистая совесть не оплатит ваши счета. Я мог смириться с лёгкими муками совести, если это давало возможность прокормиться и оплатить съёмную квартиру.
С чем я не мог смириться, так это с улыбкой Эдли Пул.
Файл пришёл по почте, прикреплённый к короткому письму с вопросом, не возьмём ли мы нового клиента. Не было ни имени, ни телефонного номера, только электронная почта, УТ собака популярный сайт точка ком, и фотография. Девочка улыбалась широко, нисколько не стесняясь отсутствующих зубов, и у неё были ярко-зелёные глаза. Даже на фото она выглядела невероятно живой. Судя по надписи в нижнем левом углу фотографии, ей было всего восемь лет.
«Эдли Кирстин, 8 лет, окт. 2010».
Спустя год, как было снято это фото, оно оказалось у меня на почте, чтобы превратиться в очень тоненькую стопку бумаги. Несправедливо.
Я открыл свой список шаблонов для ответов на письма и выбрал самый нелюбимый: «Ответ: утрата ребёнка». Он включал наши соболезнования, список вариантов дизайнов, более ярких и цветных, чтобы вернуть немного света в вашу жизнь, и наши расценки.
Насколько ваш ребёнок был дорог вам? Как сильно вы его любили? Достаточно, чтобы заказать делюкс-версию за 200 долларов? Ну же, мамочка, она того стоит!
Я терпеть не мог отсылать такое.
Владелец почтового адреса, УТ, ответил мне быстро. Он хотел альбом за среднюю цену в пастельных цветах, с сортировкой от самого старого к новому. Последнее фото, к моему удивлению, должно было идти первым.
«Вечно юная, - написал УТ, - вечно невинная. Она была хорошей девочкой».
Очень мило. Я найду способ добавить это к альбому.
Я выслал договор, который быстро пришёл обратно заполненным, и который я не глядя отложил в сторону, а также попросил прислать больше фотографий, рисунков, заметок, всего того, что УТ желал увидеть в альбоме. Мне написали, что посылка со всем этим придёт на днях, чтоб мы сами отсканировали материалы на своих высококачественных устройствах.
И правда, через 3 дня нам пришла коробка, в которой меня ждала Эдли и её щербатая улыбка. Там было то же школьное фото, что я получил по почте. Под ним я нашёл ещё стопки фотографий, вместе с рисунками и письмами, написанными крупным, неровным детским почерком. На каждом стояла дата, и первое было датировано октябрём 2010 года.
У меня упало сердце, когда я начал перебирать их.
На каждой фотографии, сделанной после школьного портрета, Эдли была в большой белой комнате, похожей на больничную палату. На некоторых фото она сидела за столом с карандашами и фломастерами. На некоторых — смотрела телевизор с дивана, или сидела на полу с какой-нибудь игрой. Обычные детские занятия. И на каждом снимке она улыбалась, но что-то с её выражением лица было не так. Оно было напряжённым. Нервным.
Рак, предположил я.
Когда дело касалось детей, это был первый подозреваемый.
Продолжая разбирать фото, я заметил, что девочка со временем становилась всё тоньше и бледнее. Под зелёными глазами, уже не такими яркими, появились тёмные круги. Даже её волосы словно истончились. К концу пачки остались только фотографии, где она лежала в кровати — хрупкое, крошечное создание. Она всё ещё пыталась улыбаться, и теперь её выражение лица было испуганным, вплоть до самой последней фотографии. На этом снимке её глаза были полузакрыты и расфокусированы, а руки аккуратно сложены на груди.
Оно было датировано неделей назад.
Это было ужасное превращение. Я чувствовал себя так, будто наблюдал, как эта маленькая девочка угасает. Почему её родители захотели это увековечить, было за пределами моего понимания. Мы все скорбим по-разному, и я понятия не имел, через что они прошли.
Всё, что я мог, так это дать им то, чего они хотели.
Я рассортировал по датам фотографии, письма и рисунки – все с палочными фигурками семьи перед квадратными домами с четырьмя окнами. Эдли писала одно и то же – «Я скучаю по вам». «Я хочу домой». «Не забывайте меня». Как же ей было одиноко и страшно в этом месте. Знала ли она, что происходит? Понимала ли? Наверняка понимала.
Лучше было про это не думать. Отстраниться, отгородиться, сделать, что попросили, и двигаться дальше.
Я вставлял сканы фотографий Эдли, её слова и её рисунки на светло-розовые страницы, обрамлённые сердечками и пушистыми зверюшками. Такой шаблон часто выбирали для девочек.
Я был более чем счастлив закончить с этой работой и отослать на печать. Поскольку заказ сделали по почте и его никто не собирался забирать в офисе, я даже не увидел конечного продукта. Его сразу выслали по адресу, указанному в договоре.
Светлая память Эдли К. Пул. Вечно юная, вечно невинная. Хорошая девочка.
Через десять дней после того, как я распрощался с улыбающейся девочкой, зазвонил офисный телефон.
«Это что, какая-то отвратительная шутка? – закричал мужчина в трубке. – Откуда у вас это? Кто вы?»
Впервые в жизни я просто не знал, что и сказать.
«П-прошу прощения, - запинаясь, сказал я, - вы по какому вопросу?»
«По какому… По какому вопросу?! По вопросу о моей дочери! Эдли Пул!»
«С вашим заказом возникла какая-то проблема, сэр?» - я заговорил своим специальным голосом для клиентов.
«Ага, проблема, - огрызнулся тот, едва сдерживая гнев, - никакого гребаного заказа я не делал».
Затем он снова кричал, потом плакал, а я даже не мог вставить слова. Повесив трубку, я понял только то, что «вот-вот» ко мне нагрянет полиция, которая явилась через час. Две машины с мигалками припарковались у торгового центра, и три полицейских в форме и детектив в гражданском зашли в офис. Один остался у двери, в то время как другие столпились вокруг моего стола с ордером на обыск.
Детектив, крупный, лысый тип, стал задавать мне вопросы об Эдли Пул. Как я получил заказ? Кто разместил его? Как я получил все эти фотографии и прочее? Где они сейчас? Быстро и безжалостно он выдавил из меня всю информацию о девочке. Они забрали черновик её альбома, который отсылали в издательство, сказав, что это улика. Следующим на очереди был мой компьютер.
«Где договор?» - спросил детектив.
В ответ я открыл папку Эдли и нашёл там файл договора. Я был слишком занят, чтобы ознакомиться с ним хоть сколько-то внимательно. В качестве адреса получения был указан адрес её родителей, для оплаты - информация об их кредитке, но подпись внизу не принадлежала ни мистеру, ни миссис Пул.
Договор был подписан Улыбающимся Томом.
УТ, как в электронной почте.
Детектив сказал кому-то из своей команды, чтобы забрали весь системный блок.
«Погодите, что происходит? Зачем вы это делаете?» - спросил я, представляя, сколько проблем у меня будет с боссом, если я потеряю свой рабочий инструмент.
«Это улики», - сказал детектив.
«Улики чего? С ней что-то случилось в больнице?»
«В больнице?» - детектив покачал головой, - «Эдли Пул была похищена в прошлом году. Мы всё ещё пытаемся найти больного ублюдка, который забрал её».
Это было только начало.
После того, как ушла полиция, я закрыл офис и пошёл домой. Я сказал себе, что если буду искать информацию об этом, то только расстроюсь, но мне нужно было знать, что случилось с Эдли Пул.
Эдли жила в нескольких штатах от моего. Однажды утром её похитили по пути в школу. Её семья потратила на её поиски практически все нажитое. Были пресс-конференции, собирались поисковые отряды, они выступали на местном телевидении, но это не помогло. Девочка не вернулась домой, и родители решили смириться с судьбой.
Они похоронили пустой гроб. Сообщалось, что на похороны явились сотни людей.
В годовщину её исчезновения, спустя всего несколько недель, как родители девочки прекратили публичные поиски, тело Эдли было возвращено домой. Она лежала, свернувшись калачиком в коробке, оставленной на их крыльце. К её куртке была прицеплена записка, в которой говорилось, что она заслуживала большего, что она была хорошей девочкой. Что они должны были продолжать искать её.
И подпись – «Улыбающийся Том».
Школьный портрет Эдли был в каждой газете. Это была последняя фотография с её реальной улыбкой. Она очень отличалась от тех других, что я видел. Эта напряжённая, нервная щербатая улыбка, которая угасала с каждым следующим фото.
Она показалась мне странной даже тогда, когда я увидел её первый раз. Тогда я не знал, почему. Я не понял, чем она была на самом деле.
Улыбка ребёнка, потерянного, испуганного, одинокого.
Улыбка девочки, смотрящей на своего убийцу.
Улыбка, которую я теперь вижу каждый раз, как закрываю глаза.
Светлая память
Я знаю, что происходит с вами, когда вы умираете – вы превращаетесь в стопку бумаги.
Если вы прожили хорошую жизнь, то есть в ней были поездки первым классом, дизайнерская одежда и «маленький» загородный домик во Франции, вы превращаетесь в толстую стопку бумаги. Если вы были среднестатистическим Джо, вы превращаетесь в стопку средней толщины. А если вы никто и звать вас никак? Ну простите, смерть этого не изменит.
В нашем офисе были полки, забитые среднестатистическим обывателями и полными ничтожествами, но мы держали также и толстые, тяжёлые папки люксовых жизней. Такие нам нравились больше всего. Даже в загробном мире эти люди умудрялись тратить больше всех.
Смерть – не слишком приятный бизнес, но очень прибыльный.
читать дальше
Если вы прожили хорошую жизнь, то есть в ней были поездки первым классом, дизайнерская одежда и «маленький» загородный домик во Франции, вы превращаетесь в толстую стопку бумаги. Если вы были среднестатистическим Джо, вы превращаетесь в стопку средней толщины. А если вы никто и звать вас никак? Ну простите, смерть этого не изменит.
В нашем офисе были полки, забитые среднестатистическим обывателями и полными ничтожествами, но мы держали также и толстые, тяжёлые папки люксовых жизней. Такие нам нравились больше всего. Даже в загробном мире эти люди умудрялись тратить больше всех.
Смерть – не слишком приятный бизнес, но очень прибыльный.
читать дальше