Слово «пижама» ей не нравилось, оно одновременно отдавало и детской присыпкой, и нафталином. Свою голубую пижаму Ольга называла формой для сна.
Читать дальшеНатянув форму, она нырнула под одеяло и блаженно потянулась всем телом. Дотронулась до лобка, медленно провела средним пальцем по бедру, ощущая, как низ живота послушно наливается тяжестью, и со вздохом убрала руку. Сегодня она слишком устала даже для этого.
Она взбила любимую подушку и возилась, закутываясь в одеяло, пока не стала напоминать рулет. Ни одна часть тела не должна остаться снаружи, — ну, кроме головы, с этим ничего не поделаешь. В подкроватных монстров она не верила даже в детстве, но в коконе одеяла было... уютнее.
Она привычно прокручивала в голове события дня, пока сознание не начало расплываться. Ей всегда нравился момент засыпания, он напоминал лёгкую стадию опьянения, самую приятную. Ту самую, после которой стоит остановиться.
Она ещё не успела погрузиться в сон и плавала на поверхности. Визг сирены, завывание машинной сигнализации, чей-то кислотный рингтон, — из-за окна всё доносилось словно через вату, и только назойливый звук разбивающихся о ванну капель был раздражающе чётким.
Какое-то время она пыталась его не замечать.
Кап. Кап-кап. Шлёп.
Она застонала и отбросила край одеяла.
Вернее, попыталась. И ещё раз, и ещё, будто от этого движения зависела сама жизнь, но у неё не вышло пошевелить даже пальцем. Волна паники накатила сразу. Ольга почувствовала, что задыхается, будто кто-то невероятно тяжёлый навалился сверху, выдавливая воздух из лёгких. Она почти услышала, как трещат рёбра, — казалось, ещё секунда, и они не выдержат, — когда давление резко прекратилось. Она судорожно втянула в себя воздух и какое-то время просто дышала, не решаясь проверить, спало ли оцепенение.
Наконец она попробовала пошевелиться: сначала осторожно согнуть пальцы ног, потом — рук... Ничего, никакого толку. Внезапная мысль снова заставила её задохнуться: паралич?.. Она навсегда останется запертой в собственном теле, способная только моргать? Нет, нет, невозможно. Невозможно, потому что это не какой-нибудь фильм или книжка, это её, Ольги, жизнь, в жизни так не бывает, а если и бывает, то где-то далеко и с кем-то другим.
Она мысленно заметалась, заходясь в безмолвном ужасе. Её ведь здесь не найдут, пока она не начнёт разлагаться. Не найдут... Ей казалось, что уютная маленькая квартира сжимается, становясь всё меньше и меньше, усыхая до размеров, положенных гробу.
Нет, нет, нет!
Едва уловимое движение заставило её осечься. Из своего положения Ольга мало что могла рассмотреть, но ей почудилось, что в левом углу белеет... что-то. Что-то, чего там раньше не было, что-то бесформенное. И это что-то шевелилось.
Она сразу успокоилась. Ну конечно, как она раньше не догадалась. Это всего лишь сон, глупый, страшный, но — сон! Ольга хрипло рассмеялась, почувствовала, как по щеками побежали слёзы, и вытерла их рукой.
Она закрыла ноутбук и с наслаждением размяла затёкшую шею. Дотянулась до кружки с остывшим кофе и покончила с ним двумя глотками.
Это был продуктивный день: она наконец-то дожала проблемного клиента, а это означало, что в конце недели её ждёт неплохая премия. О да-а...
В животе заурчало. Ольга бросила взгляд на часы: почти шесть вечера.
Вставать не хотелось. Ночной кошмар поблек, и ей самой уже не верилось, что она впала в панику из-за какого-то сна. Глупо, но ей так и не удалось больше заснуть этой ночью. Сегодня она должна выспаться, иначе завтра...
Снова урчание. Она заставила себя встать и поплелась в кухню, почти не отрывая тапок от пола.
Проходя мимо угла, в котором в её сне клубилось белёсое нечто, Ольга поёжилась.
Наскоро перекусив, не выключив свет, она свернулась клубком под одеялом и мгновенно заснула.
Она не сразу поняла, что её раздражает, но потом вспомнила: свет. Она не выключила верхний свет, и теперь он бил прямо в лицо.
В лицо?
Ольга открыла глаза. Она лежала на спине, прямая, как струна. Одеяло отброшено. Она поморщилась и повернулась набок.
Вернее, она попыталась.
Ужас, ледяной и липкий, вернулся сразу, будто это не она весь день посмеивалась над своей впечатлительностью.
О нет, нет, нет...
Она забилась всем существом, мысленно потянувшись к каждой мышце и приказывая им работать, но тело осталось неподвижным.
В этот раз она буквально ощутила, как на грудь опускается что-то невидимое, услышала, как из лёгких выходит воздух. Перед глазами потемнело: она задыхалась. Она, чёрт возьми, просто задыхалась здесь, в собственной квартире, на своей кровати! Это показалось ей настолько абсурдным, что она рассмеялась бы, если б могла.
У неё не осталось сил, чтобы сопротивляться оцепенению. И, как только она подумала об этом, тяжесть исчезла.
Так же, как в прошлый раз.
Словно кто-то наказывает её за неверный выбор, как наказывают крыс, жмущих не на ту кнопку.
Кто-то?..
Скосив глаза, Ольга посмотрела в левый угол, — он был пуст. Он был пуст, потому что оно переместилось и теперь было на несколько шагов ближе. Ближе к кровати.
Над ковриком с легкомысленным цветочным принтом, освещённое лампами дневного света, нечто казалось ещё чужероднее, ещё нелепее. И ещё страшнее, ибо контраст между привычным уютным мирком и этим туманным сгустком был слишком явным.
Внезапно непрерывное движение внутри прекратилось, а сам сгусток стал плотнее, вещественнее, будто утверждая своё право на существование в этом мире.
Ольга пришла в себя в ванной. Она склонилась над раковиной и оставила в ней свой ужин.
Было два часа ночи.
Инга была бывшей бывшего. Какое-то время они обе с вялым любопытством наблюдали друг за другом в соцсетях, и однажды Ольга, потягивая утренний кофе, механически жамкнула сердечко, листая фото Иннокентия, жирного кота Инги. Вечером Инга ответила лайком, и всё завертелось.
Сейчас, спустя пару лет, Ольга не смогла бы вспомнить, как звали того бывшего, но с Ингой они встречались до сих пор: коты и полусладкое оказались прочным цементом. Несколько раз их встречи в маленьком баре на Нижней заканчивались сексом, — не настолько пьяным, чтобы не помнить, что им было хорошо. Возможно, именно поэтому они никогда это не обсуждали и редко пересекались в «дневной» жизни.
Сверяться с картой не пришлось: вывеска в форме огромного глаза с экзальтированно закатившимся зрачком буквально кричала, что всё верно и Ольга на месте. Она хмыкнула и толкнула помпезную дверь.
Звякнул ловец снов, в нос ударил тяжёлый аромат благовоний. Африканские маски на стенах соседствовали с японскими театральными, фигурка дракона — со статуэтками с Алиэкспресс; распечатанные на принтере мандалы чередовались с иллюстрациями, достойными украсить мягкие обложки сортирного чтива. Вся эта мешанина выглядела безумно странно. Ольга почувствовала, как у неё вспыхнули щёки. Она и сама безумна, если допустила мысль, что ей могут здесь помочь. Она резко развернулась, чтобы сбежать, но её остановил удивлённый голос Инги.
— Оля?..
Отступать было поздно.
Инга всегда была завораживающей, но сейчас, в «рабочем» макияже, со всеми этими позвякивающими эзотерическими шутками на шее, она казалась настоящей чародейкой. Ольга никогда не видела её такой, и уже успела пожалеть об этом.
— Да. Я тут, э-э...
— Проходила мимо, я понимаю, — Инга села на маленький диванчик и похлопала рукой рядом с собой.
Какое-то время они просто смотрели друг на друга, а потом плотину прорвало: Ольга выложила всё.
— Ты же, ну... разбираешься во всяких таких вещах. Может, погадаешь мне, или что там полагается делать в таких случаях. М?
Инга встала, пошарила рукой за прилавком и вернулась с колодой. Ловко перетасовав карты, она быстро вытащила из середины три и положила их на диван рубашками вверх, а затем медленно перевернула.
На первой было несколько мечей, на средней — часы и стереотипная смерть с косой, на последней — кто-то вроде беса, или дьявола, чёрт их разберёт. Ольга подняла любопытный взгляд на подругу.
Инга сидела, прижав руку ко рту, на ней не было лица. Ольга беспокойно заёрзала.
— Что такое? Инга?..
Та вытянула руку и указала на центральную карту, губы у неё тряслись:
— Я вижу... Я вижу его!
Внезапно голова её запрокинулась, она издала булькающий звук и захрипела, схватившись за горло.
Ольга подскочила, перевернув столик.
— Инга! Что происходит? Инга!.. — Ольга в ужасе трясла её за плечи, и не сразу поняла, что хрип перешёл в смех. Она отшатнулась.
— Что? Какого хера?!
— Блин... Не могу поверить, что ты купилась. О-ох! — всё ещё сотрясаясь от смеха, Инга снова похлопала по дивану.
Ольга молча смотрела на неё.
— Ну чего ты, я же просто...
Бессонные ночи и напряжение последних дней сделали своё дело, и Ольга выдавила сквозь зубы:
— Да пошла ты. Да пошла ты, поняла?!
Инга резко посерьезнела и поднялась.
— Эй, эй, тс-с-с... Иди-ка сюда, — Инга осторожно отвела руки подруги от её лица и взяла его в свои. — Это было очень глупо, прости. Я идиотка. Я просто идиотка.
Они сидели на диване. Столик подняли, на нём стояли две кружки с ромашковым чаем.
— Значит, сонный паралич? Вот так просто? — Ольга высморкалась и потянулась за кружкой.
— Вероятно. В любом случае, тебе нужен врач, а не вот эта ерунда, — Инга обвела рукой увешанные ерундой стены. — Хочешь, сходим в больницу вместе? Я могу отпроситься, правда.
— Нет. Я справлюсь, — Ольга шумно отпила из кружки.
Инга вздохнула и сжала её руку.
Здание психоневрологического диспансера было приземистым, длинным и больше напоминало казарму. Ольга взялась за дребезжащую ручку.
Она никогда не была здесь раньше, но всё внутри показалось знакомым до зубовного скрежета: обветшавшие стены, до середины выкрашенные больнично-зелёным, потёртый пол с островками выцветшего линолеума, облупившаяся краска на дверях. Обычная районная больница, ничего такого. Ольга не знала, что «такого» она боялась здесь увидеть, но, не увидев, определённо почувствовала себя увереннее.
Она постучала в закрытое окошко регистратуры. Не дождавшись ответа, выбрала из двух одинаково мрачных коридоров правый и решительно двинулась вперёд.
— Вы куда?!
Громогласный оклик заставил её вздрогнуть и развернуться на пятках. Дверь регистратуры была открыта, в проёме, жуя бутерброд, возвышалась женщина с фиолетовой загогулиной на голове.
Решительность Ольги решительно таяла. Пока она не испарилась окончательно, Ольга пролепетала:
— Я к врачу. К психологу.
Женщина окинула Ольгу взглядом, и глаза её немного потеплели.
— Первый раз что ли? Нету тут психологов. Психиатр есть, психотерапевт есть, а психологов нету, — женщина скрылась в своём закутке и через мгновение вернулась без бутерброда. — Паспорт и полис давайте.
Ольга протянула документы, взяла на две бумажки больше, и, ведомая зычными указаниями, быстро нашла кабинет. Напротив двери с табличкой «Участковый психиатр» сидел поразительно истощённый мужчина со скорбным лицом. Его правая рука подёргивалась, взвивалась с колен, будто он протягивал её в умоляющем жесте, и снова безвольно опускалась.
Ольга переминалась возле двери, изнывая от желания немедленно уйти, и уже почти решилась на это, когда из кабинета донеслось бодрое «Входите!» Она посмотрела на мужчину, но тот явно пребывал в другой реальности. И она вошла.
Участковым психиатром оказалась женщина с ярко-рыжими волосами в мелкий завиток. У неё был вздёрнутый веснушчатый нос и весёлые зелёные глаза. Она просто излучала здоровье — и душевное, и физическое.
Она представилась — Ирина Борисовна, — и приглашающе кивнула на древний стул. Ольга повесила сумку на спинку и с опаской присела, готовая вскочить, если древность рассыпется в прах.
— Вы рановато... — врач посмотрела на наручные часы и зачем-то постучала по ним ногтем. — Но у нас есть пятнадцать минут до обхода. Успеем?
Ольга замялась. Она всё представляла иначе: удобное кресло, такое, в котором почувствуешь непреодолимое желание вытащить на свет даже самый постыдный скелет. Может быть, стакан воды... Н-да, кажется, она смотрит слишком много фильмов. Ольга усмехнулась, и Ирина Борисовна, склонив голову набок, с любопытством на неё посмотрела.
— Что ж, давайте так: я буду задавать вопросы, а вы постараетесь отвечать на те, которые ближе к яблочку. Вы плохо спите?
Ольга медленно кивнула, но почти сразу покачала головой.
— Ага... Но было близко, да?
Обе рассмеялись, и Ольга расслабилась.
Ольга вышла из аптеки, вооружённая до зубов, и осмотрела свой арсенал. Четыре невзрачные упаковки с непроизносимыми названиями вселяли в неё такую уверенность, словно она обменяла рецепты не на пилюли, а на пистолет с серебряными пулями.
Она шла домой. Она не боялась.
Таблетки заняли своё место на прикроватной тумбочке. В первые несколько дней Ольга только ела и спала. Дважды ей казалось, что она, проснувшись среди ночи, видит белёсое нечто у кровати — каждый раз всё ближе, — но она сразу же отворачивалась и снова засыпала мёртвым сном.
Иногда она чувствовала себя достаточно бодрой, чтобы взяться за работу, но эти порывы быстро проходили, и она просто сидела, бессмысленно уставившись на таблицы и колонки цифр.
Ингу это беспокоило, но Ольга не сомневалась, что дело в побочках. Инга вообще стала настойчивее, чаще звонила, напоминала о направлении к неврологу, к которому Ольга так и не сходила, а сегодня буквально напросилась на ужин. Раньше Ольга бы только порадовалась таким переменам, но теперь чувствовала, что с каждым днём отделяется от неё. Может, причиной была та идиотская шутка, которую она в душе так и не простила, а может, она просто не до конца восстановилась, но сегодня она предпочла бы просто выспаться.
Вместо этого она испекла своё коронное «ленивое» печенье, на скорую руку вытерла пыль и переоделась. Натянув любимые домашние джинсы, Ольга нахмурилась: они просто болтались на ней. Она покрутилась возле зеркала, рассматривая себя: осунувшееся лицо, круги под глазами, выпирающие ключицы. Странно... Она и не замечала, что так сильно похудела.
В дверь позвонили, и Ольга почувствовала, что благодарна Инге за настойчивость; меньше всего ей сейчас хотелось думать.
— А вот и я!
Широкая улыбка Инги слегка увяла, — видимо, она тоже заметила перемены. В руках у неё была огромная коробка с пиццей, из пакета выглядывало горлышко винной бутылки — наверняка что-нибудь из «их любимого». Инга проследила за взглядом Ольги и хитро прищурилась, но тут же застонала:
— О чёрт, тебе ведь, наверное, нельзя сейчас пить...
Ольга отступила, пропуская подругу в квартиру.
— Не думаю, что умру от одного бокала.
Время летело незаметно; Инга травила истории об особенно отличившихся клиентах «Ока Тота», а Ольга смеялась так, как, кажется, не смеялась никогда. Потом пришёл черёд Иннокентия: запас баек о его выходках был неиссякаем. Когда они расправились с пиццей, Ольга поставила на стол печенье.
Допив чай, Инга медленно отодвинула чашку и неохотно поднялась.
— Уже? — Ольга посмотрела на свой телефон — была половина первого.
— Я могу остаться, если хочешь.
На лице Ольги отразилась смесь эмоций, в которых она и сама не могла разобраться, и Инга вдруг тактично «вспомнила», что утром ей необходимо встать пораньше.
Они тепло попрощались.
Как только дверь за Ингой закрылась, Ольга пошла в ванную. Она быстро приняла душ, упала на кровать и уснула, не выключив свет и даже не соорудив укрытия из одеяла.
Ей снилось белое облако, висящее прямо над ней, над кроватью. Это показалось ей наглостью: ладно в углу, но вот так, над её уютным убежищем...
Она моргнула, потом ещё раз.
Она не спала, а оно — она, галлюцинация — действительно висела над нею, плотная и такая настоящая. Ольга вспомнила слова Ирины Борисовны и попыталась снова закрыть глаза, но это оказалось выше её сил: одно дело, когда эта штука была далеко, и совсем другое, когда она маячила перед лицом.
Внезапно атмосфера в комнате изменилась, стало ощутимо холоднее. Ольга почувствовала, как всё её тело покрывается мурашками. Клочкообразные края облака потеряли прозрачность и стали сжиматься, стремясь к центру, который становился всё плотнее. Ольге показалось, что теперь она даже может различить в нём некие очертания, размытый абрис.
Ну нет, хватит. Пусть это всего лишь плод её воображения, но она не желает оставаться рядом с ним ни секундой дольше.
В то же мгновение Ольга поняла, что не может пошевелиться. Всё, как тогда.
Центр сгустка выбросил вперёд туманное щупальце, медленно оформившееся в бледную четырёхпалую руку. Она шарила вокруг, будто в поисках опоры. Вслед за ней появилось нечто крупное и круглое. Голова, подумала Ольга, холодея. Это голова.
Голова, огромная, бугристая, похожая на кусок сырого теста, не имела ни глаз, ни носа, ни ушей, — только пасть, трещиной разделявшую её на две части.
Показалась вторая рука, и сразу зашарила, ища опору для всего остального. Руки двигались хаотично, бессвязно, будто принадлежали разным существам. Наконец они синхронизировались, и опора была найдена: они упёрлись в кровать по обе стороны от Ольги.
Мозг Ольги продолжал фиксировать детали, будто это могло защитить её от происходящего: неестественно вывернутые суставы, разное количество пальцев — четыре и шесть, шишкообразные наросты на плечах, вогнутая грудная клетка, неисчислимое количество мелких зубов, похожих на зубья старой пилы.
Вдруг существо сделало рывок, «вытаскивая» ноги из сгустка, и Ольга почувствовала, как они опустились рядом с её ногами. Кровать жалобно скрипнула, подтверждая, что нечто так же реально, как и сама Ольга.
Нечто подалось вверх, нависнув над нею. Теперь его голова была прямо над её лицом. Оно повело ею из стороны в сторону, точно принюхиваясь, и приблизило морду почти вплотную. Теперь, когда их разделяла всего пара сантиметров, она ощутила на коже его дыхание. Оно было холодным.
Ольга никогда не верила в мистику, эзотерику и богов, но сейчас в её сознании пульсировала только одна мысль: избавиться от этого кошмара, выжить, спастись любой ценой. Она лихорадочно искала способ, перебирая всё, что слышала, видела и читала о... о подобном, каким бы глупым и смешным оно ей ни казалось. Железо, соль, крест, молитва... Молитва!
Единственной молитвой, которую она когда-то знала, был «Отче наш». Ольга с жаром зашептала в безглазую морду слова, послушно всплывшие в памяти. Существо слегка отодвинулось и склонило несуразную голову набок, словно наблюдая за ней.
Вдруг Ольга запнулась, с ужасом осознав, что забыла несколько последних слов.
— И не введи нас в искушение, но избавь нас... избавь нас...
Ольга посмотрела на нависавшее над ней чудовище. Она могла бы поклясться, что у его морды, у его искривлённой пасти появилось выражение. Лукавое выражение...
— От лукавого! — выдохнула она торжествующе.
В тот же момент чудовищная пасть опустилась на её лицо, полностью вобрав его в себя. Ольга почувствовала, как кожа отделяется от лба, собираясь гармошкой у века, как рвётся левая щека.
Она отдала бы всё, чтобы снова не верить в монстров.
От лукавого
Слово «пижама» ей не нравилось, оно одновременно отдавало и детской присыпкой, и нафталином. Свою голубую пижаму Ольга называла формой для сна.
Читать дальше
Читать дальше