Я быстрым шагом шел по улице в сторону своего дома. Болела нога, поэтому приходилось иногда сбавлять шаг. Снег еще не до конца растаял и повсюду лежал грязными комьями, но полуденное солнце светило очень ярко и иногда даже припекало. В голове путались мысли о недавнем моем отпуске. Я потерял счет времени, и не помню точно, что и когда происходило. Помню, что что-то пошло не так, что в какой-то момент что-то изменилось. Но главное — я жив и иду сейчас домой, чтоб сказать родным, что со мной все в порядке.
Пройдя мимо библиотеки, я, дождавшись зеленого, перешел дорогу и повернул налево.
Примерно недели две назад я, взяв отпуск на работе, полетел отдыхать в Египет. Там все было здорово: отличная погода, красивейшее море, комфортная гостиница. Никуда за пределы территории гостиницы я не выходил, т. к. хотелось в этот раз просто отдохнуть от всего, греться на солнце и ни о чем не думать. Но в таких путешествиях для меня всегда присутствует одна проблема: я очень не люблю летать на самолетах.
Решив немного срезать дорогу, я завернул во дворы, но потом пожалел об этом: там повсюду были лужи и грязь вперемешку со снегом. Солнце еще не успело высушить дворовую территорию, находившуюся постоянно в тени из за густой застройки.
Как обычно, в аэропорту, уже после регистрации, за полчаса до посадки, у меня начался легкий озноб от мыслей о предстоящем трехчасовом полете. Единственное, что успокаивало, это то, что туда я лечу на большом «Боинге-747», в котором почти не трясет. В самолетах меня никогда не укачивало, но при тряске я всегда боялся, что или сейчас что-нибудь сломается, или уже сломалось. Повода бояться у меня, собственно, не было, я никогда не попадал в аварийные ситуации, даже мелкие, но страх почему-то присутствовал. Возможно, что меня беспокоил сам факт, что я нахожусь в закрытом пространстве, где-то высоко в небе, и моя жизнь зависит от надежности работы железной машины и также от экипажа.
Влетев почти целым ботинком в грязь, я какое-то время искал что-нибудь, чем можно вытереть его. В итоге нашел клочок белого, еще не растаявшего снега, но он оказался очень жестким и в итоге, кроме того, что грязь только размазал, похоже, еще и поцарапал ботинок.
читать дальше
Объявили посадку. Люди стали собираться у входа в коридор, который выводит непосредственно к самолету. Чувствую, как сильнее забилось сердце. Я сам, добровольно, подвергаю себя такому, как мне кажется, риску. Пытаюсь успокоить себя мыслями о том, что многие люди, например, бизнесмены, летают почти каждый день, иной раз даже по несколько раз в день, и ничего, живут и радуются жизни. Стюардесса оторвала корешок от билета, оставив его мне, и я зашел в коридор, который в народе еще называется «рукав». Он напрямую соединяет аэропорт с самолетом. Озноб усилился из-за того, что этот переход по коридору для меня всегда был особенным. Я всегда разглядывал каждый уголок коридора, вслушивался в шум работающих вентиляторов и гидравлики, который дополнял общую картину. Вот и дверь в самолет. Обшивка вокруг двери на вид довольно потрепанная и холодная на ощупь. Дверь очень толстая, с множеством задвижек. Еще одна стюардесса просит показать корешок билета и указывает, в какую сторону мне идти, чтобы найти свое место.
Войдя в арку длинного дома, я вышел опять к дороге, которую срезал дворами. Повернув за угол, я оказался на той улице, которая должна была привести меня прямо к дому. Повсюду пахло весной, хотелось дышать полной грудью. Люди вокруг суетливо пробегали по своим делам, казалось, не замечая меня.
В салоне я сразу услышал знакомый звук, который примерно одинаковый во всех самолетах. Двигатели работают на холостом ходу и производят легкий, свистящий звук, который ближе к носу и хвосту самолета почти не слышен. Мне почему-то, как всегда, досталось место в середине самолета, в самой шумной его части; в иллюминаторы были видны двигатели с частью крыльев. На двух местах, у окна и рядом, уже сидела какая-то пожилая пара. Я уселся на свое место, подогнал лямки ремней под себя, пристегнулся и откинулся на спинку кресла. Через какое-то время я почувствовал легкий толчок: самолет покатился назад. Звук турбин не меняется на начальной стадии маневрирования, так как самолет толкает специальный тягач, для того, чтобы четко провезти громадину между другими самолетами и близлежащими к аэропорту строениями. Так мы ехали минут пять.
Я решил перейти на другую сторону дороги, так как идти там мне было привычней и нравилось больше. Опять дождавшись зеленого света, я вместе с толпой перешел на другую сторону и оказался у входа на знакомый мне рынок. В детстве я очень любил гулять тут, особенно рассматривать различные старые вещи, которые продают на окраине рынка. Всякие безделушки, пластинки, фотоаппараты и прочее.
Вот уже звук турбин начал периодически усиливаться, самолет уже маневрировал сам. В окно я разглядел, как ходят закрылки вверх-вниз — это пилоты проверяют их перед взлетом. В такие моменты всегда невольно вспоминаю, что все всегда говорят: самые опасные моменты в полетах — это взлет и посадка. Вообще, всегда хотелось крепко заснуть еще в аэропорту и проснуться уже в пункте назначения. Вот если бы я слышал переговоры пилотов между собой, видел обстановку в кабине, мне было бы намного спокойнее, так как неизвестно, что там происходит: или все идет в штатном режиме, или все судорожно ищут варианты спасения. Во время маневров бортпроводники синхронно показывали, где располагаются выходы и как пользоваться спасательными жилетами. Затем голос из динамиков пожелал приятного полета. В уши ударил усилившийся в десятки раз гул турбин, к креслу прижало. Самолет взлетел. Набирая высоту, он постоянно маневрировал. Если не смотреть в иллюминатор, это почти не чувствуется, но иногда в крайних положениях наклона самолета кажется, что он начинает переворачиваться. Не имея возможности и желания смотреть в иллюминатор, я наблюдал за маневрами по отблескам солнца на противоположной от солнечной стороне салона.
Минуя рынок, за ним хозяйственный магазин, я шел по тротуару вдоль автомобильной дороги. В конце улицы уже показался мой дом — 17-этажная высотка, состоящая из нескольких слепленных между собой корпусов. Хотелось идти быстрее, чтоб скорее попасть домой, но болела нога, и приходилось иногда даже совсем останавливаться отдохнуть.
Я невольно всегда следил за индикатором «пристегните ремни». Когда он не горит, можно расслабиться. Это, во всяком случае для меня, означало, что обстановка штатная, все идет по плану. Иногда, когда самолет попадал в зону турбулентности и его начинало трясти, эти индикаторы загорались, и уже обстановку оценить было трудно. Чем мне нравился большой «Боинг-747» — тем, что они из-за своих габаритов почти не чувствуют никакой турбулентности, и в них почти не трясет. Но я не отстегивал ремни даже тогда, когда это разрешалось. Не знаю, почему. Хоть немного, но чувствовал себя спокойнее. Через час полета начали разносить еду. Неизвестно, какой бы она мне показалась на вкус на земле, но здесь она никак не лезла в горло. Жалко было выкидывать почти все, но есть я практически не мог. Прошло уже почти три часа полета. Объявили, что самолет идет на посадку, загорелся индикатор. Я опять вспомнил про самые опасные моменты. Но посадка для меня психологически не такая страшная, возможно, потому что самолет возвращает меня на землю: снижает высоту, сбавляет скорость, и это меня успокаивает. После нескольких маневров самолет выровнялся и плавно приземлился. В то время, когда колеса коснулись посадочной полосы, все зааплодировали.
До дома оставалось идти минут пять. Я поравнялся с круглосуточным магазином, куда часто раньше заходил и после института, и после работы. В голову пришла мысль купить домой тортик или коробку конфет, ведь я давно уже там не был. Когда дернул ручку входной двери, дверь оказалась закрыта. Мне это показалось странным, ведь магазин круглосуточный. Но бывало, что он закрывается на учет или что-то подобное. Я пошел дальше.
Когда самолет спокойно ехал уже по полосе, я наконец-то успокоился. Я думал о том, что различные проблемы на работе, в личной жизни, разногласия с друзьями и прочие бытовые проблемы казались несравненно мелкими по сравнению с тем, что могло бы случится, если бы что-то пошло не так. Выходили все не через «рукав» а спускались прямо на взлетно-посадочную полосу, откуда до здания аэропорта везли на автобусах. Впереди меня ждали две недели спокойного отдыха. Эти мысли разливались по мне теплым потоком, заполняли меня до самых кончиков пальцев. О предстоящем перелете обратно я совсем не думал. Даже о том, что это уже будет не большой комфортный «Боинг», а наш «Ил-86», который трясется всегда, как «кукурузник».
Я не помню в деталях само время отдыха. Помню, что все было хорошо, я ни о чем не думал и старался не думать, даже если что-то появлялось. Как бы ни было хорошо, но после длительного отдыха всегда хочется домой. И от мыслей, что я скоро окажусь опять в своем уютном доме, страх перед предстоящим полетом обратно почти отсутствовал.
Регистрация, трап, дверь, стюардесса, маневры, инструкции, рев турбин.
Я поймал себя на мысли, что не могу вспомнить, что было дальше. Неужели я заснул? Пытаясь установить цепочку событий, я стал судорожно вспоминать, что происходило потом. Резко усилилась боль в ноге, и вдобавок сильно заболела голова. Ее начал заполнять какой-то гул, который, как казалось, перемешивался с криками. Я остановился, не в силах идти дальше. Мысли стали бешено прыгать. От магазина я отошел метров на двести и поравнялся с недавно построенным детским торговым центром. Там всегда был народ, и на стоянке стояло много машин. Из открытых окон одной из них громко играла музыка. Она сбивала меня. Мне захотелось подойти и накричать на хозяина за то, что так громко ее включил. Я направился в сторону машины, но музыка плавно перетекла в заставку к выпуску новостей. Сразу же строгий женский голос начал говорить:
— Срочное сообщение: только что поступила информация, что сегодня в 10 утра по московскому времени, на 11-й минуте после взлета из аэропорта города Хургады в Египте потерпел катастрофу самолет ИЛ-86…
Параллельно ее словам в памяти начали мелькать отрывки разных событий и ощущений. Сначала резкий рывок самолета вбок, от которого моя левая нога застряла где-то между передним сидением и какой-то арматурой на полу. Я почувствовал сильную боль в голени. Потом через секунду сильнейший рывок самолета вперед и вниз, от которого переднее сидение сорвалось с креплений. Боли я уже не чувствовал. Еще через секунду наступила резкая тишина. Казалось, что это абсолютная тишина, но она не сдавливала, а наоборот, была приятной.
Я все понял. С самолетом что-то случилось, меня отвезли в больницу, там откачали, но с памятью что-то случилось, так как я не помню событий в больнице. В подробности я не вдавался, это были мелочи. Я был счастлив, что жив. Все более или менее встало на свои места. Мне срочно нужно было рассказать родным, что со мной все в порядке.
— Причины катастрофы выясняются, по предварительным данным, все пассажиры и члены экипажа погибли.
— А как же я? Я здесь! — вырвалось у меня.
Но никто даже не посмотрел в мою сторону.
Эти новости… я много раз слышал, что часто они недостоверны, говорят лишь бы чего. Вот что-то случилось с самолетом, значит, сразу все погибли… А я-то здесь, и я живой, вот только нога сильно болит.
И что за люди вообще пошли: слушают всякую ерунду, а очевидного не замечают. И чего я тут с ними время трачу, мне нужно домой торопиться.
Я вышел со стоянки на тротуар, по которому шел раньше, и мой взгляд задержался на автомобильной дороге, параллельно которой шел этот тротуар. Ярко светило солнце. Машины ездили в разные стороны и суетливо кружили на круговом перекрестке слева. Все мне вдруг показалось бессмысленным: эти машины, ограды вдоль дорог, столбы, провода, дома разной формы, магазины. При ярком солнечном свете все это выглядело холодным и безжизненным. Лишь редкие одинокие деревья дышали среди массивных конструкций.
Мне захотелось как можно скорее увидеть родителей, ведь они, наверно, тоже слышали эти новости и переживают за меня. А вдруг они подумают, что я тоже погиб вместе с остальными? Я и так слишком долго уже иду, с этой ногой… нужно торопиться…
Я взглянул на свои часы. На них было 8:11.
Скорее всего, я их ударил при аварии, и они остановились.
На середине кругового перекрестка стоял рекламный щит, на котором тоже были часы, но электронные. Они периодически показывали то время, то температуру на улице.
Плюс семь. Надо же, а кажется, что намного теплее. Яркое солнце сильно пригревает.
В то время, когда температура сменилась на время, все мое тело резко онемело: часы показывали половину двенадцатого дня. Голова сразу же забилась перебивающими друг друга мыслями.… ничего не складывалось…
Земля плавно начала уходить из под ног. Я этого не хотел, я хотел остаться на земле всеми силами. Но ничего не мог сделать. Реальность исчезала, как сон. Все мысли постепенно рассеялись. Уже в дымке я видел свой дом с большой высоты, горизонт. Впереди была неизвестность, но она не пугала.
Автор: Александр Рублевский
-
-
05.10.2012 в 12:55-
-
05.10.2012 в 14:47-
-
05.10.2012 в 15:41-
-
07.10.2012 в 14:57-
-
07.10.2012 в 22:17-
-
15.10.2012 в 12:52