ордынский маньяк
Усталый ребенок должен быть рад тому, что пора ложиться спать, но для меня это время было кошмаром. Некоторые дети жалуются, что их отправляют спать, не дав посмотреть телевизор или поиграть в компьютерные игры, но когда я был ребенком, ночного время суток действительно стоило бояться. В глубине души я боюсь его и сейчас.
Как образованный человек, я не могу поверить в то, что случившееся со мной было реальностью. В то же время я готов поклясться, что то, что я испытал в детстве, вызвало у меня подлинный ужас. Ужас, с которым, ничто иное из того, что было в моей жизни, не может сравниться. Я расскажу вам все, что смогу. Хотите - верьте, хотите - нет, но я буду рад, что смогу сбросить этот груз со своей груди.
читать дальшеЯ точно не помню, когда все это началось, но в моем сознании это связано с тем временем, когда меня переселили в отдельную комнату. Тогда мне было восемь лет, раньше мы жили в одной комнате со старшим братом, и, надо сказать, неплохо ладили между собой. Мой брат был на пять лет старше меня, и, как и следовало ожидать от мальчика его возраста, он захотел жить в своей собственной комнате. В результате мне дали комнату в задней части дома.
Эта комната была небольшой, узкой и как-то странно вытянутой. Впрочем, там было место для кровати и пары комодов. Даже в том возрасте я не жаловался на тесноту, понимая, что наш дом был небольшим, и мне ни к чему было обижаться. Моя семья была любящей и заботливой, так что мое детство вполне можно было назвать счастливым. По крайней мере, таким оно было в дневное время.
Единственное окно той комнаты вело в задний двор. В этом не было ничего необычного, но даже днем едва проникавший в ту комнату, свет казался слабым и тусклым.
Когда брату дали новую кровать, мне дали двухэтажную кровать, на которой мы спали вместе. И хотя спать одному было немного грустно, я обрадовался тому, что у меня появилась возможность поспать на втором этаже, что мне казалось гораздо более интересным.
Я помню, что уже в первую ночь у меня появилось странное чувство неловкости, медленно заползавшее ко мне в душу. Я лежал на верхней койке и смотрел на мои игрушки и машинки, разбросанные по сине-зеленому ковру. Пока в моем воображении разворачивались битвы между игрушками на полу, я почему-то стал посматривать на нижнюю полку, как будто там что-то шевельнулось. Что-то, не желавшее быть увиденным.
Кровать была пуста. На ней лежало безупречно заправленное темно-синее одеяло, частично накрывавшее две волне безопасные белые подушки. В то время я ни о чем не задумывался. Я был еще ребенком, и звук телевизора в родительской спальни, проскальзывавший сквозь щель под дверью, омывал меня чувством безопасности и благополучия.
Я уснул.
Когда просыпаешься из глубокого сна от кого-нибудь движения или шороха, может уйти несколько секунд на то, чтобы понять, что происходит. Пелена сна продолжает висеть перед глазами, даже когда ты уже не спишь.
Что-то двигалось, в этом не было никаких сомнений.
Поначалу я не понимал, что это было. Была кромешная темнота, но в комнату проникало достаточно света, чтобы различить её удушливые очертания. В моей голове почти одновременно появились две мысли. Первая состояла в том, что родители были у себя в постели, поскольку в доме было темно и тихо. Вторую мысль призвал к жизни шум. Тот самый шум, который разбудил меня.
Когда мой разум, наконец, разорвал последнюю паутину сна, шум принял более знакомую форму. Иногда простейший звуков может здорово подействовать на нервы, будь то холодный ветер, свистящий сквозь деревья, или соседские шаги, раздающиеся где-то поблизости. В данном случае, это было шуршание простыни в темноте.
Так и было: постель шуршала в темноте, словно кто-то пытался устроиться поудобнее на нижней койке. Я лежал, не имея понятия, был ли этот шум плодом моего воображения, или наш кот решил найти себе удобное место для ночлега. Только потом я заметил, что дверь в комнату была закрыта, как и тогда, когда я лег спать.
Может быть, мама заходила ко мне, и кот сумел проникнуть в комнату.
Да, все так и было. Я повернулся к стене и закрыл глаза в надежде на то, что мне удастся снова уснуть. Стоило мне шевельнуться, как шуршащий звук внизу прекратился. Я подумал, что мое движение побеспокоило кота, но вскоре мне стало ясно, что ночной гость на нижней полке был гораздо менее обыденным и более зловещим, чем пытающийся заснуть питомец.
Побеспокоенный и, возможно, разозленный моим присутствием, тот, кто спал на нижней койке, начал яростно ворочаться как истеричный ребенок. Я слышал, как шуршал бельем с возрастающей свирепостью. Меня охватило, не то слабое чувство неловкости, которое я испытывал прежде, а настоящий страх, он был сильным и пугающим. Сердце забилось, а глаза запаниковали, начав обыскивать почти непроницаемую темноту.
Я закричал.
Как многие маленькие дети, я инстинктивно позвал на помощь свою мать. В другом конце дома уже послышалось шевеление, и я уже было вздохнул с облегчением, решив, что родители придут и спасут меня. Но тут кровать стала резко трястись, как будто началось землетрясение. Белье на нижнее койке бешено затрепыхало, как будто кто-то с яростью им тряс. Я не хотел прыгать вниз, так как боялся, что тварь на нижней полке сможет схватить меня. Я остался наверху, завернувшись в одеяло, словно оно могло меня защитить. Ожидание казалось вечным.
Наконец, дверь открылась. Свет заполнил комнату, и нижняя полка, на которой ночевал мой непрошеный гость, немедленно затихла.
Я заплакал, и мать принялась утешать меня. По лицу текли слезы страха, который сменило облегчение. Несмотря на пережитый мною испуг, я не сказал ей, что меня так напугало. Я не могу это объяснить, но в тот момент мне казалось, что если я заговорю о том, кто лежал на кровати, он тотчас вернется, вызванный к жизни одним лишь упоминанием о себе. Было ли это так, я не знаю, но в детстве я ощущал незримую угрозу, совсем рядом. Она ждала, слушала.
Мать легла на пустую кровать, пообещав остаться там до утра. Со временем моя тревога уменьшилась, но я был по-прежнему беспокоен и просыпался всякий раз, когда слышал шорох простыни.
На следующий день мне хотелось куда-нибудь пойти, куда угодно, лишь бы не сидеть в этой удушливой маленькой комнате. Была суббота, и я играл с друзьями на улице. Хотя наш дом был небольшим, у нас был маленький садик. Мы часто играли там, прятались в кустах, лазили на деревья, представляли себе, что мы были путешественниками в какой-то далекой стране.
Я время от времени поворачивался к маленькому окошку, такому обычному и безобидному. Однако для меня оно было выходом из странного холодного кармана страха. На улице зеленое окружение нашего сада наполнялось улыбчивыми лицами моих друзей, но, увы, не могло погасить ползущее беспокойное чувство, от которого каждый мой волос вставал дыбом. В моей комнате кто-то был, кто-то смотрел, как я играл, ждал той ночи, когда я останусь один.
Вам это может показаться странным, но когда мои родители отвели меня обратно в ту же комнату, я ничего не сказал. Я не протестовал. Я даже не пытался придумать причину, по которой я не мог там спать. Я просто вошел в комнату, забрался на верхнюю полку и стал ждать. Взрослым я бы рассказал о своем опыте, но тогда мне казалось глупым говорить о том, что я не мог доказать. Впрочем, я бы солгал, если бы сказал, что это было главной причиной моего молчания. Я все еще чувствовал, что эта тварь пришла бы в ярость, если бы о ней только заговорили.
Занятно, что некоторые слова остаются скрытыми в глубинах разума, несмотря на свою очевидность. В следующую ночь я лежал один, напуганный, осознающий, что в окружающем меня мире что-то прогнило. Тогда-то мне и пришло в голову одно слово. Когда послышались первые случайные ворочания постели подо мной, мое сердцебиение участилось, и я понял, что на нижней койке снова кто-то был. Это слово, всего одно слово, подавленное моим сознанием, вырвалось на волю, крича и врезаясь в мой разум.
“Призрак”.
Как только я осознал это, незваный гость сразу перестал шевелиться. Постель лежала спокойно и безмятежно, но шорохи сменило нечто более отвратительное. От лежавшей подо мной твари исходило медленное, ритмичное, скрипучее дыхание. Я представлял себе, как колыхалась его грудь от этих мерзких хриплых вздохов. Я вздрогнул и понадеялся, что оно уйдет, не причинив никакого вреда.
Как и прошлой ночью, дом лежал под густым покрывалом тьмы. Тишина царила над всем, кроме зловещего дыхания моего еще невиданного соседа по кровати. Я был охвачен ужасом. Я хотел, чтобы оно ушло, оставило меня в покое.
Чего оно хотело?
Потом случилось нечто, леденящее кровь: оно пошевелилось. Оно двигалось совсем не так, как прежде. Оно вскочило с нижней койки, его движение казалось бесцельным, почти животным. Впрочем, у этого движения была цель. Этой твари, казалось, нравилось терроризировать маленького мальчика. Сдавленное дыхание чудовища становилось все громче и громче, в то время, как лишь матрас и несколько жалких деревянных перекладин отделяли меня от него.
Мои глаза наполнились слезами. По моим венам бродил страх, который нельзя передать словами. Я не верил, что этот страх мог стать еще сильнее, но я был неправ. Я пытался представить себе внешность этой твари, которая сидела внизу и рассматривала матрас, надеясь уловить малейший намек на то, что я не спал. Воображение превратилось в беспокоящую реальность. Чудовище прикоснулось к деревянным перекладинам под матрасом. Оно трогало их бережно, проводя тем, что я считал пальцами, по деревянным перекладинам.
Потом оно с огромной силой ткнуло матрас. Казалось, кто-то вонзил свои когти мне в бок. Я испустил дикий крик, в ответ чудовище принялось яростно раскачивать кровать. Кровать так сильно скреблась об стену, что с нее мне на одеяло посыпались куски штукатурки.
Комнату снова залил свет, и вошла моя мать, как всегда любящая и заботливая. Она обняла меня и сказала пару успокаивающих слов, которые утихомирили мою истерику. Она, конечно, спросила, что произошло, но я не мог, не осмеливался ответить. Снова и снова я произносил одно и то же слово.
“Кошмар”.
Все это повторялось неделями, если не месяцами. Из ночи в ночь я просыпался от шороха простыни. Каждый раз я кричал, чтобы не дать этой твари время пощупать меня. С каждым криком кровать начинала трястись, и опять все прекращалось с приходом моей матери. Она проводила остаток ночи на нижней койке, даже не догадываясь о том, какая зловещая сила мучила её ребенка.
За это время я несколько раз притворялся больным и находил причину ложиться спать в родительской постели, но чаще всего мне приходилось оставаться в одиночестве в той комнате. Наедине с той тварью.
Со временем начинаешь привыкать ко всему, даже к такому ужасу. Я начал осознавать, что по какой-то причине чудовище не могло напасть на меня, когда мать была рядом. Уверен, что то же самое можно сказать и об отце, но как бы он не любил меня, разбудить его было просто невозможно.
Через несколько месяцев я совершенно привык к ночному гостю. Только не подумайте, что я с ним подружился, я ненавидел эту тварь. Я все еще боялся её, поскольку не знал ничего о её сущности и намерениях, но был уверен в её извращенной ненависти, а, может, и влечении ко мне.
Однажды зимой мои худшие страхи воплотились в жизнь. Дни стали короче, а длинные ночи предоставили чудовищу больше возможностей. Это было тяжелое время для нашей семьи. Моя бабушка, необычайно добрая и мягкая женщина, сильно переживала смерть моего дедушки. Мама пыталась сделать все возможное, чтобы сохранить её рассудок, но болезнь, лишавшая её памяти, была сильнее. Вскоре бабушка уже не узнавала никого из нас, и стало ясно, что придется отправить её в дом престарелых.
Перед отъездом бабушка пережила несколько особенно тяжелых ночей, и мама решила остаться у нее. Как бы я не любил бабушку, и как бы не переживал из-за её болезни, до сего дня меня терзают угрызения совести за то, что я думал не о ней, а о том, что ночной гость мог узнать об отсутствии матери. Её защита казалась мне единственным, что не позволяло чудовищу терроризировать меня с полной силой.
Придя из школы, я тут же столкнул постель и матрас с нижней койки, убрал деревянные перекладины и поставил перед кроватью старый стол, комод и пару стульев из кладовки. Отцу я объяснил, что делал себе кабинет, и ему это понравилось. Будь я проклят, если бы дал этой твари место для ночлега еще хоть на одну ночь.
С наступлением темноты я лег спать, зная, что мамы дома не было. Я не знал, что делать. Единственным импульсом было залезть к ней в шкатулку и взять маленькое семейное распятье, которое я там раньше видел. Моя семья была не очень религиозной, но тогда я еще верил в Бога и надеялся, что он меня защитит. Несмотря на страх и тревогу, я вскоре заснул, крепко сжимая в руке распятье. Я надеялся, что проснусь утром, и все обойдется без происшествий. К несчастью, та ночь была самой страшной.
Я просыпался медленно. В комнате было все еще темно. Когда глаза привыкли к темноте, я смог разглядеть окно и дверь, стены, игрушки на полках и… Даже сейчас я вздрагиваю от этой мысли, но в комнате не было слышно ни звука. Никакого шороха. Никакого движения. Комната казалось безжизненной. Безжизненной, но не пустой.
Ночной гость, незваная тварь, пропитанная ненавистью, что пугала меня по ночам, была не на нижней койке, она была в моей постели! Я открыл рот, чтобы закричать, но у меня ничего не вышло. Чистый ужас вытряс все звуки из моего голоса. Я лежал неподвижно. Раз я не мог кричать, нельзя было подавать виду, что я не спал.
Я еще не видел его, но я его чувствовал. Оно лежало под моим одеялом. Я видел его очертания, я чувствовал его присутствие, но я не смел посмотреть на него. Его вес давил на меня, это чувство я никогда не забуду. Это не будет преувеличением, если я скажу, что так прошли часы. Я лежал в темноте неподвижно, я был всего лишь напуганный маленький мальчик.
Если бы это было лето, то света не пришлось бы так долго ждать, но зимняя ночь была долгой и беспощадной. Я знал, что до рассвета оставались еще часы. По своей натуре я был терпеливым ребенком, но в тот момент я больше не мог ждать. Я больше не мог терпеть это чудовище, которое лежало так близко ко мне.
Страх полностью истощил меня, оставив лишь след от какого-либо хладнокровия. Из этой постели надо было выбираться! Тут я и вспомнил про распятье. Я сунул руку под подушку, но там ничего не было. Я осторожно двигал рукой, стараясь не делать лишних звуков, но так и не смог его найти. Или оно случайно свалилось с кровати, или, страшно подумать, его забрали у меня из руки.
Оставшись без распятья, я потерял всякую надежду. Даже в те годы я знал, что такое смерть, и страшно боялся её. Я знал, что я умру прямо в своей постели, если ничего не с сделаю. Надо было выбраться из комнаты, но как? Спрыгнуть с кровати в надежде на то, что успею добежать до двери? Что если оно быстрее меня? Или, может, мне следовало осторожно спуститься вниз, не потревожив своего зловещего соседа?
Заметив, что оно не двигалось, когда я искал распятье, я пришел к очень странной мысли.
Что если оно спало?
С тех пор, как я проснулся, оно не очень-то и громко дышало. Возможно, оно отдыхало, думая, что ему, наконец, удалось поймать меня. Что я был у него в руках. Возможно, оно просто игралось со мной, и теперь, после бессчетных ночей, оно прижало меня к матрасу, и даже моя мать не могла меня спасти. Может, оно, как хищный зверь, сохранило свою добычу, чтобы прикончить её в самый последний момент.
Я старался дышать, как можно тише, и, собирая по крупицам все свое мужество, я вытянул правую руку и принялся медленно стягивать с себя одеяло. От того, что я под ним обнаружил, у меня чуть не остановилось сердце. Я не видел его, но когда моя рука сдвинула одеяло, она на что-то наткнулось. Что-то гладкое и холодное. Что-то, напоминавшее костлявую руку.
В ужасе я задержал дыхание, уверенный в том, что оно знало, что я проснулся.
Ничего.
Оно не двигалось, оно, словно, умерло. Через несколько секунд я осторожно запустил руку еще дальше под одеяло и нащупал тощую, убого сформировавшуюся руку. Движимый любопытством, я двинул рукой еще дальше и обнаружил непропорционально огромный бицепс. Рука была вытянута, лежа у меня на груди, её кисть лежала у меня на плече, как будто оно схватило меня, когда я спал. Я понял, что если я хочу вырваться из лап этого существа, то мне придется сдвинуть эту омертвевшую конечность.
Не знаю, почему, но ощущение рваных лохмотьев на плече ночного захватчика заставило меня остановиться. Страх снова раздулся в моих груди и желудке, когда я отдернул руку, нащупав густые просмоленные волосы.
Я не смог заставить себя потрогать его лицо. И по сей день я не знаю, как оно выглядело.
Боже мой! Оно шевельнулось!
Оно шевельнулось. Это движение было почти незаметно, но захват на моем плече и поперек туловища тут же усилился. Я не пролил ни слезинки, но как же мне хотелось плакать! Его рука словно обвилась вокруг меня, прижав меня к прохладной стене, возле которой стояла кровать. Это было самое странное из всего, что случалось со мной в той комнате. Я понял, что эта отвратительная тварь лежала на мне не полностью. Она высовывалась из стены, как паук из своего логова.
Внезапно его захват превратился в сжатие. Оно дергало и теребило мою одежду, как будто боялось, что скоро упустит свое преимущество. Я боролся с ним, но его истощенная рука была слишком сильной. Его голова высунулась из-под одеяла, дергаясь и извиваясь. Я понял, что оно пыталась затащить меня сквозь стену. Я боролся за свою драгоценную жизнь, мой голос вернулся ко мне, и я закричал, но никто не пришел.
Тут я понял, почему оно так яростно пыталось утащить меня именно тогда. Через окно, казавшееся таким мрачным снаружи, в комнату пробивалась надежда – первые лучи солнца. Я продолжал бороться, зная, что если я смогу выстоять, то оно скоро исчезнет. Пока я боролся, этот паразит извивался, постепенно поднимаясь с моей груди, его голова высовывалась из-под одеяла, хрипя, скрипя и кашляя. Я не помню, как оно выглядело, помню только его дыхание, зловонное и холодное как лед.
Как только солнце взошло над горизонтом, волна света омыла это мрачное место, мою удушливую комнату.
Я потерял сознание, когда костлявые пальцы обвились вокруг моего горла, пытаясь выдавить из меня жизнь.
Я проснулся, когда в комнату вошел отец и предложил мне позавтракать. Я пережил самое страшное из всего, что случалось со мной в жизни. Я отодвинул кровать от стены, оставив возле нее только мебель, которая, как я считал, должна была помешать чудовищу забрать меня.
Несколько недель обошлись без происшествий. Только однажды, в холодную жгучую ночь, я проснулся от шума трясущейся мебели, стоявшей на месте кровати. В то же мгновение шум прекратился, и я был уверен в том, что слышал постепенно удалявшийся хрип, исходивший из стены.
Я никогда и никому не рассказывал эту историю. Даже сейчас я просыпаюсь в холодном поту от шороха простыни или хрипа, вызванного простудой. Я, конечно, никогда не сплю на кровати, стоящей возле стены. Считайте это суеверием, если хотите, но я не верю в такие логичные объяснения, как сонный паралич, галлюцинация, или слишком яркое воображение. На следующий год меня переселили в комнату побольше, а в ту маленькую удушливую спальню переселились родители. Они сказали, что им не нужна большая комната, достаточно и маленькой – для кровати и еще кое-каких вещей.
Там они прожили десять дней. На одиннадцатый день мы переехали.
Как образованный человек, я не могу поверить в то, что случившееся со мной было реальностью. В то же время я готов поклясться, что то, что я испытал в детстве, вызвало у меня подлинный ужас. Ужас, с которым, ничто иное из того, что было в моей жизни, не может сравниться. Я расскажу вам все, что смогу. Хотите - верьте, хотите - нет, но я буду рад, что смогу сбросить этот груз со своей груди.
читать дальшеЯ точно не помню, когда все это началось, но в моем сознании это связано с тем временем, когда меня переселили в отдельную комнату. Тогда мне было восемь лет, раньше мы жили в одной комнате со старшим братом, и, надо сказать, неплохо ладили между собой. Мой брат был на пять лет старше меня, и, как и следовало ожидать от мальчика его возраста, он захотел жить в своей собственной комнате. В результате мне дали комнату в задней части дома.
Эта комната была небольшой, узкой и как-то странно вытянутой. Впрочем, там было место для кровати и пары комодов. Даже в том возрасте я не жаловался на тесноту, понимая, что наш дом был небольшим, и мне ни к чему было обижаться. Моя семья была любящей и заботливой, так что мое детство вполне можно было назвать счастливым. По крайней мере, таким оно было в дневное время.
Единственное окно той комнаты вело в задний двор. В этом не было ничего необычного, но даже днем едва проникавший в ту комнату, свет казался слабым и тусклым.
Когда брату дали новую кровать, мне дали двухэтажную кровать, на которой мы спали вместе. И хотя спать одному было немного грустно, я обрадовался тому, что у меня появилась возможность поспать на втором этаже, что мне казалось гораздо более интересным.
Я помню, что уже в первую ночь у меня появилось странное чувство неловкости, медленно заползавшее ко мне в душу. Я лежал на верхней койке и смотрел на мои игрушки и машинки, разбросанные по сине-зеленому ковру. Пока в моем воображении разворачивались битвы между игрушками на полу, я почему-то стал посматривать на нижнюю полку, как будто там что-то шевельнулось. Что-то, не желавшее быть увиденным.
Кровать была пуста. На ней лежало безупречно заправленное темно-синее одеяло, частично накрывавшее две волне безопасные белые подушки. В то время я ни о чем не задумывался. Я был еще ребенком, и звук телевизора в родительской спальни, проскальзывавший сквозь щель под дверью, омывал меня чувством безопасности и благополучия.
Я уснул.
Когда просыпаешься из глубокого сна от кого-нибудь движения или шороха, может уйти несколько секунд на то, чтобы понять, что происходит. Пелена сна продолжает висеть перед глазами, даже когда ты уже не спишь.
Что-то двигалось, в этом не было никаких сомнений.
Поначалу я не понимал, что это было. Была кромешная темнота, но в комнату проникало достаточно света, чтобы различить её удушливые очертания. В моей голове почти одновременно появились две мысли. Первая состояла в том, что родители были у себя в постели, поскольку в доме было темно и тихо. Вторую мысль призвал к жизни шум. Тот самый шум, который разбудил меня.
Когда мой разум, наконец, разорвал последнюю паутину сна, шум принял более знакомую форму. Иногда простейший звуков может здорово подействовать на нервы, будь то холодный ветер, свистящий сквозь деревья, или соседские шаги, раздающиеся где-то поблизости. В данном случае, это было шуршание простыни в темноте.
Так и было: постель шуршала в темноте, словно кто-то пытался устроиться поудобнее на нижней койке. Я лежал, не имея понятия, был ли этот шум плодом моего воображения, или наш кот решил найти себе удобное место для ночлега. Только потом я заметил, что дверь в комнату была закрыта, как и тогда, когда я лег спать.
Может быть, мама заходила ко мне, и кот сумел проникнуть в комнату.
Да, все так и было. Я повернулся к стене и закрыл глаза в надежде на то, что мне удастся снова уснуть. Стоило мне шевельнуться, как шуршащий звук внизу прекратился. Я подумал, что мое движение побеспокоило кота, но вскоре мне стало ясно, что ночной гость на нижней полке был гораздо менее обыденным и более зловещим, чем пытающийся заснуть питомец.
Побеспокоенный и, возможно, разозленный моим присутствием, тот, кто спал на нижней койке, начал яростно ворочаться как истеричный ребенок. Я слышал, как шуршал бельем с возрастающей свирепостью. Меня охватило, не то слабое чувство неловкости, которое я испытывал прежде, а настоящий страх, он был сильным и пугающим. Сердце забилось, а глаза запаниковали, начав обыскивать почти непроницаемую темноту.
Я закричал.
Как многие маленькие дети, я инстинктивно позвал на помощь свою мать. В другом конце дома уже послышалось шевеление, и я уже было вздохнул с облегчением, решив, что родители придут и спасут меня. Но тут кровать стала резко трястись, как будто началось землетрясение. Белье на нижнее койке бешено затрепыхало, как будто кто-то с яростью им тряс. Я не хотел прыгать вниз, так как боялся, что тварь на нижней полке сможет схватить меня. Я остался наверху, завернувшись в одеяло, словно оно могло меня защитить. Ожидание казалось вечным.
Наконец, дверь открылась. Свет заполнил комнату, и нижняя полка, на которой ночевал мой непрошеный гость, немедленно затихла.
Я заплакал, и мать принялась утешать меня. По лицу текли слезы страха, который сменило облегчение. Несмотря на пережитый мною испуг, я не сказал ей, что меня так напугало. Я не могу это объяснить, но в тот момент мне казалось, что если я заговорю о том, кто лежал на кровати, он тотчас вернется, вызванный к жизни одним лишь упоминанием о себе. Было ли это так, я не знаю, но в детстве я ощущал незримую угрозу, совсем рядом. Она ждала, слушала.
Мать легла на пустую кровать, пообещав остаться там до утра. Со временем моя тревога уменьшилась, но я был по-прежнему беспокоен и просыпался всякий раз, когда слышал шорох простыни.
На следующий день мне хотелось куда-нибудь пойти, куда угодно, лишь бы не сидеть в этой удушливой маленькой комнате. Была суббота, и я играл с друзьями на улице. Хотя наш дом был небольшим, у нас был маленький садик. Мы часто играли там, прятались в кустах, лазили на деревья, представляли себе, что мы были путешественниками в какой-то далекой стране.
Я время от времени поворачивался к маленькому окошку, такому обычному и безобидному. Однако для меня оно было выходом из странного холодного кармана страха. На улице зеленое окружение нашего сада наполнялось улыбчивыми лицами моих друзей, но, увы, не могло погасить ползущее беспокойное чувство, от которого каждый мой волос вставал дыбом. В моей комнате кто-то был, кто-то смотрел, как я играл, ждал той ночи, когда я останусь один.
Вам это может показаться странным, но когда мои родители отвели меня обратно в ту же комнату, я ничего не сказал. Я не протестовал. Я даже не пытался придумать причину, по которой я не мог там спать. Я просто вошел в комнату, забрался на верхнюю полку и стал ждать. Взрослым я бы рассказал о своем опыте, но тогда мне казалось глупым говорить о том, что я не мог доказать. Впрочем, я бы солгал, если бы сказал, что это было главной причиной моего молчания. Я все еще чувствовал, что эта тварь пришла бы в ярость, если бы о ней только заговорили.
Занятно, что некоторые слова остаются скрытыми в глубинах разума, несмотря на свою очевидность. В следующую ночь я лежал один, напуганный, осознающий, что в окружающем меня мире что-то прогнило. Тогда-то мне и пришло в голову одно слово. Когда послышались первые случайные ворочания постели подо мной, мое сердцебиение участилось, и я понял, что на нижней койке снова кто-то был. Это слово, всего одно слово, подавленное моим сознанием, вырвалось на волю, крича и врезаясь в мой разум.
“Призрак”.
Как только я осознал это, незваный гость сразу перестал шевелиться. Постель лежала спокойно и безмятежно, но шорохи сменило нечто более отвратительное. От лежавшей подо мной твари исходило медленное, ритмичное, скрипучее дыхание. Я представлял себе, как колыхалась его грудь от этих мерзких хриплых вздохов. Я вздрогнул и понадеялся, что оно уйдет, не причинив никакого вреда.
Как и прошлой ночью, дом лежал под густым покрывалом тьмы. Тишина царила над всем, кроме зловещего дыхания моего еще невиданного соседа по кровати. Я был охвачен ужасом. Я хотел, чтобы оно ушло, оставило меня в покое.
Чего оно хотело?
Потом случилось нечто, леденящее кровь: оно пошевелилось. Оно двигалось совсем не так, как прежде. Оно вскочило с нижней койки, его движение казалось бесцельным, почти животным. Впрочем, у этого движения была цель. Этой твари, казалось, нравилось терроризировать маленького мальчика. Сдавленное дыхание чудовища становилось все громче и громче, в то время, как лишь матрас и несколько жалких деревянных перекладин отделяли меня от него.
Мои глаза наполнились слезами. По моим венам бродил страх, который нельзя передать словами. Я не верил, что этот страх мог стать еще сильнее, но я был неправ. Я пытался представить себе внешность этой твари, которая сидела внизу и рассматривала матрас, надеясь уловить малейший намек на то, что я не спал. Воображение превратилось в беспокоящую реальность. Чудовище прикоснулось к деревянным перекладинам под матрасом. Оно трогало их бережно, проводя тем, что я считал пальцами, по деревянным перекладинам.
Потом оно с огромной силой ткнуло матрас. Казалось, кто-то вонзил свои когти мне в бок. Я испустил дикий крик, в ответ чудовище принялось яростно раскачивать кровать. Кровать так сильно скреблась об стену, что с нее мне на одеяло посыпались куски штукатурки.
Комнату снова залил свет, и вошла моя мать, как всегда любящая и заботливая. Она обняла меня и сказала пару успокаивающих слов, которые утихомирили мою истерику. Она, конечно, спросила, что произошло, но я не мог, не осмеливался ответить. Снова и снова я произносил одно и то же слово.
“Кошмар”.
Все это повторялось неделями, если не месяцами. Из ночи в ночь я просыпался от шороха простыни. Каждый раз я кричал, чтобы не дать этой твари время пощупать меня. С каждым криком кровать начинала трястись, и опять все прекращалось с приходом моей матери. Она проводила остаток ночи на нижней койке, даже не догадываясь о том, какая зловещая сила мучила её ребенка.
За это время я несколько раз притворялся больным и находил причину ложиться спать в родительской постели, но чаще всего мне приходилось оставаться в одиночестве в той комнате. Наедине с той тварью.
Со временем начинаешь привыкать ко всему, даже к такому ужасу. Я начал осознавать, что по какой-то причине чудовище не могло напасть на меня, когда мать была рядом. Уверен, что то же самое можно сказать и об отце, но как бы он не любил меня, разбудить его было просто невозможно.
Через несколько месяцев я совершенно привык к ночному гостю. Только не подумайте, что я с ним подружился, я ненавидел эту тварь. Я все еще боялся её, поскольку не знал ничего о её сущности и намерениях, но был уверен в её извращенной ненависти, а, может, и влечении ко мне.
Однажды зимой мои худшие страхи воплотились в жизнь. Дни стали короче, а длинные ночи предоставили чудовищу больше возможностей. Это было тяжелое время для нашей семьи. Моя бабушка, необычайно добрая и мягкая женщина, сильно переживала смерть моего дедушки. Мама пыталась сделать все возможное, чтобы сохранить её рассудок, но болезнь, лишавшая её памяти, была сильнее. Вскоре бабушка уже не узнавала никого из нас, и стало ясно, что придется отправить её в дом престарелых.
Перед отъездом бабушка пережила несколько особенно тяжелых ночей, и мама решила остаться у нее. Как бы я не любил бабушку, и как бы не переживал из-за её болезни, до сего дня меня терзают угрызения совести за то, что я думал не о ней, а о том, что ночной гость мог узнать об отсутствии матери. Её защита казалась мне единственным, что не позволяло чудовищу терроризировать меня с полной силой.
Придя из школы, я тут же столкнул постель и матрас с нижней койки, убрал деревянные перекладины и поставил перед кроватью старый стол, комод и пару стульев из кладовки. Отцу я объяснил, что делал себе кабинет, и ему это понравилось. Будь я проклят, если бы дал этой твари место для ночлега еще хоть на одну ночь.
С наступлением темноты я лег спать, зная, что мамы дома не было. Я не знал, что делать. Единственным импульсом было залезть к ней в шкатулку и взять маленькое семейное распятье, которое я там раньше видел. Моя семья была не очень религиозной, но тогда я еще верил в Бога и надеялся, что он меня защитит. Несмотря на страх и тревогу, я вскоре заснул, крепко сжимая в руке распятье. Я надеялся, что проснусь утром, и все обойдется без происшествий. К несчастью, та ночь была самой страшной.
Я просыпался медленно. В комнате было все еще темно. Когда глаза привыкли к темноте, я смог разглядеть окно и дверь, стены, игрушки на полках и… Даже сейчас я вздрагиваю от этой мысли, но в комнате не было слышно ни звука. Никакого шороха. Никакого движения. Комната казалось безжизненной. Безжизненной, но не пустой.
Ночной гость, незваная тварь, пропитанная ненавистью, что пугала меня по ночам, была не на нижней койке, она была в моей постели! Я открыл рот, чтобы закричать, но у меня ничего не вышло. Чистый ужас вытряс все звуки из моего голоса. Я лежал неподвижно. Раз я не мог кричать, нельзя было подавать виду, что я не спал.
Я еще не видел его, но я его чувствовал. Оно лежало под моим одеялом. Я видел его очертания, я чувствовал его присутствие, но я не смел посмотреть на него. Его вес давил на меня, это чувство я никогда не забуду. Это не будет преувеличением, если я скажу, что так прошли часы. Я лежал в темноте неподвижно, я был всего лишь напуганный маленький мальчик.
Если бы это было лето, то света не пришлось бы так долго ждать, но зимняя ночь была долгой и беспощадной. Я знал, что до рассвета оставались еще часы. По своей натуре я был терпеливым ребенком, но в тот момент я больше не мог ждать. Я больше не мог терпеть это чудовище, которое лежало так близко ко мне.
Страх полностью истощил меня, оставив лишь след от какого-либо хладнокровия. Из этой постели надо было выбираться! Тут я и вспомнил про распятье. Я сунул руку под подушку, но там ничего не было. Я осторожно двигал рукой, стараясь не делать лишних звуков, но так и не смог его найти. Или оно случайно свалилось с кровати, или, страшно подумать, его забрали у меня из руки.
Оставшись без распятья, я потерял всякую надежду. Даже в те годы я знал, что такое смерть, и страшно боялся её. Я знал, что я умру прямо в своей постели, если ничего не с сделаю. Надо было выбраться из комнаты, но как? Спрыгнуть с кровати в надежде на то, что успею добежать до двери? Что если оно быстрее меня? Или, может, мне следовало осторожно спуститься вниз, не потревожив своего зловещего соседа?
Заметив, что оно не двигалось, когда я искал распятье, я пришел к очень странной мысли.
Что если оно спало?
С тех пор, как я проснулся, оно не очень-то и громко дышало. Возможно, оно отдыхало, думая, что ему, наконец, удалось поймать меня. Что я был у него в руках. Возможно, оно просто игралось со мной, и теперь, после бессчетных ночей, оно прижало меня к матрасу, и даже моя мать не могла меня спасти. Может, оно, как хищный зверь, сохранило свою добычу, чтобы прикончить её в самый последний момент.
Я старался дышать, как можно тише, и, собирая по крупицам все свое мужество, я вытянул правую руку и принялся медленно стягивать с себя одеяло. От того, что я под ним обнаружил, у меня чуть не остановилось сердце. Я не видел его, но когда моя рука сдвинула одеяло, она на что-то наткнулось. Что-то гладкое и холодное. Что-то, напоминавшее костлявую руку.
В ужасе я задержал дыхание, уверенный в том, что оно знало, что я проснулся.
Ничего.
Оно не двигалось, оно, словно, умерло. Через несколько секунд я осторожно запустил руку еще дальше под одеяло и нащупал тощую, убого сформировавшуюся руку. Движимый любопытством, я двинул рукой еще дальше и обнаружил непропорционально огромный бицепс. Рука была вытянута, лежа у меня на груди, её кисть лежала у меня на плече, как будто оно схватило меня, когда я спал. Я понял, что если я хочу вырваться из лап этого существа, то мне придется сдвинуть эту омертвевшую конечность.
Не знаю, почему, но ощущение рваных лохмотьев на плече ночного захватчика заставило меня остановиться. Страх снова раздулся в моих груди и желудке, когда я отдернул руку, нащупав густые просмоленные волосы.
Я не смог заставить себя потрогать его лицо. И по сей день я не знаю, как оно выглядело.
Боже мой! Оно шевельнулось!
Оно шевельнулось. Это движение было почти незаметно, но захват на моем плече и поперек туловища тут же усилился. Я не пролил ни слезинки, но как же мне хотелось плакать! Его рука словно обвилась вокруг меня, прижав меня к прохладной стене, возле которой стояла кровать. Это было самое странное из всего, что случалось со мной в той комнате. Я понял, что эта отвратительная тварь лежала на мне не полностью. Она высовывалась из стены, как паук из своего логова.
Внезапно его захват превратился в сжатие. Оно дергало и теребило мою одежду, как будто боялось, что скоро упустит свое преимущество. Я боролся с ним, но его истощенная рука была слишком сильной. Его голова высунулась из-под одеяла, дергаясь и извиваясь. Я понял, что оно пыталась затащить меня сквозь стену. Я боролся за свою драгоценную жизнь, мой голос вернулся ко мне, и я закричал, но никто не пришел.
Тут я понял, почему оно так яростно пыталось утащить меня именно тогда. Через окно, казавшееся таким мрачным снаружи, в комнату пробивалась надежда – первые лучи солнца. Я продолжал бороться, зная, что если я смогу выстоять, то оно скоро исчезнет. Пока я боролся, этот паразит извивался, постепенно поднимаясь с моей груди, его голова высовывалась из-под одеяла, хрипя, скрипя и кашляя. Я не помню, как оно выглядело, помню только его дыхание, зловонное и холодное как лед.
Как только солнце взошло над горизонтом, волна света омыла это мрачное место, мою удушливую комнату.
Я потерял сознание, когда костлявые пальцы обвились вокруг моего горла, пытаясь выдавить из меня жизнь.
Я проснулся, когда в комнату вошел отец и предложил мне позавтракать. Я пережил самое страшное из всего, что случалось со мной в жизни. Я отодвинул кровать от стены, оставив возле нее только мебель, которая, как я считал, должна была помешать чудовищу забрать меня.
Несколько недель обошлись без происшествий. Только однажды, в холодную жгучую ночь, я проснулся от шума трясущейся мебели, стоявшей на месте кровати. В то же мгновение шум прекратился, и я был уверен в том, что слышал постепенно удалявшийся хрип, исходивший из стены.
Я никогда и никому не рассказывал эту историю. Даже сейчас я просыпаюсь в холодном поту от шороха простыни или хрипа, вызванного простудой. Я, конечно, никогда не сплю на кровати, стоящей возле стены. Считайте это суеверием, если хотите, но я не верю в такие логичные объяснения, как сонный паралич, галлюцинация, или слишком яркое воображение. На следующий год меня переселили в комнату побольше, а в ту маленькую удушливую спальню переселились родители. Они сказали, что им не нужна большая комната, достаточно и маленькой – для кровати и еще кое-каких вещей.
Там они прожили десять дней. На одиннадцатый день мы переехали.
@темы: рассказы, сущности, детские страхи, не своё
-
-
13.08.2013 в 17:17-
-
13.08.2013 в 17:23-
-
13.08.2013 в 18:50-
-
13.08.2013 в 19:47-
-
13.08.2013 в 20:47-
-
13.08.2013 в 22:34-
-
14.08.2013 в 10:05И кстати, почему тварь боялась матери?
-
-
14.08.2013 в 14:24А вот почему герой не додумался спать с ночником, это тот еще вопрос.
-
-
14.08.2013 в 17:42Да и ночник мог не помочь... вдруг там "пунктик" на именно солнечный свет.
-
-
14.08.2013 в 18:07-
-
14.08.2013 в 21:39-
-
15.08.2013 в 01:28А вообще, кто её поймёт, логику НЁХов-то?
-
-
15.08.2013 в 10:05-
-
19.08.2013 в 11:03Блин, если бы мой ребенок, отселенный в отдельную комнату, каждую ночь будил меня криками, я бы не стал так долго испытывать его нервы на прочность.
Sugizo Edogava, очень много плюсов.
-
-
23.11.2013 в 05:53Я в подобной ситуации чуть сердечный приступ не схватил. Тоже маленькая комната, только там жили родители - мать, которая год от года держалась только на своей любимой работе и невероятной энергии, и отец, которого я сейчас могу охарактеризовать как мерзкого паука, впившегося ей в загривок. Он комнате очень подходил, а я ее боялся еще с детства.
Старая комната старого дома, там, где спали еще предыдущие владельцы, неудобный матрас. Промозглая, тоже такая длинная, шкаф стоял напротив двери, потом такой своего рода отпупок, и дальше кровать, занимавшая торец комнаты, под окном и небольшим бра. Чтобы включить свет, надо было дойти до двери, а нечто вроде НЕХ располагалось в двух комнатах - в этой оно как будто дневало, и днем она была страшная и промозглая, невыносимая, а ночью бродило по первому этажу, терроризируя остальные комнаты. Ее ощущал не только я, но и моя сестра. и моя бабушка(особенно когда совсем постарела, все говорила про лица в дверях), и немногочисленные гости.
Я очень редко там спал, и в основном днем, это было мучительное ощущение холода и страха, страха и холода, какой-то мокрети, хотя воздух был сухим, а отопление работало как надо. С родителями было не так страшно, но все равно ощутимо.
А потом в один день, далекий от прекрасного,я приезал туда со своей невестой, и нам, как "молодым", выделили эту комнату. И я, она особо магеей не интересовались, студенты-технари, но в общем и целом представление имели и с крипотой сталкивались, но нервы имели крепкие. Улеглись, расслабились вроде... лежим, свет выключен, есть только отсвет от фонаря, он светил над большой алычой, и еще над забором, так что до стекла доходила малая часть света. да и та рассеивалась. От двери нас отделял "печной" выступ - когда-то печка была, да заложили. а на выступе(красном угле?) стояли иконы, надаренные набожными родственниками, то есть выступ и иконы с кровати хорошо видно в слабом свете, дальше все уходит в темноту.
Лежим. Не спим. Нервно подрагиваем, потому что сон совсем согнало ощущение присутствия. И тут она трогает меня за руку - мол, смотри. И глзами указывает на этот выступ, а глаза кругные-круглые. Я поворачиваюсь осторожно, и понимаю,ч то свет-то идет, он освещает беленую кладку заложенной печки, часть шкафа, даже дальнюю стену немного, и выше, до потолка. Но в иконах блестит только оклад, сами картинки как будто истекают чернотой, смотрящей и враждебной. Она как будто текла вниз. Я сейчас не могу поручиться, что было плодом воображения, что - истиной, но это видел я, это видела моя невеста, девушка прагматичная и технически грамотная, и потом.п рикидывая, как падал свет, мы объяснения не нашли.
Включили бра, продрожали до утра, и больше без света там не спали. Иконы трогать не стали.