Леди полагается быть вежливой, доброжелательной и носить с собой в сумочке подкову. Это не на счастье, а для утяжеления сумочки©
Утром после еды — пока было сухое молоко, я варила им кашу — шли наверх, а если было нельзя, играли здесь, внизу. Мы долго не знали, как сказать, что за ними никто не придёт, ведь остальных уже разобрали, и почему на улице всегда сумерки. Но ведь не скажешь, что горит нефтезавод, а их уже некому забирать. И мы — это Ольга придумала — объявили им, что Бармалей украл солнце, и папы ушли воевать с ним, а они пока будут жить здесь, с нами. Они приняли эту новость спокойнее, чем я ожидала, только Лиза тихо спросила:
— А мамы?
читать дальшеИ Ольга — вот молодец не растерялась — весело и чётко, как на утреннике, сказала, что мамы ушли вместе с папами, чтобы готовить папам еду и перевязывать, когда их ранит в бою. И ещё сказала, что мы будем играть в Убежище: спрячемся в подвале, и пусть Бармалей попробует нас найти. И тут же добавила, нужно говорить — Он, Тот, Другой, а то он услышит своё имя и придёт, а так мы его обманем, и он не догадается, а когда папы его победят и вернут солнце, их всех отпустят домой, а дом поставят на ремонт.
Дом и вправду было пора ремонтировать. Стройматериалы — краску, доски, гвозди, цемент и песок — завезли ещё в начале лета. Три песчаные кучи высились теперь у забора, как маленькие горы — они в песок даже поиграть не успели. Бомбёжки продолжались каждый день, и то, что дом не пострадал — только выбило все стёкла с северной стороны — объяснялось тем, что он стоял в мёртвой зоне, в треугольнике между железной дорогой, шоссе и рекой и был никому не нужен. Высокий и старый, в два этажа, с нарядными башенками со шпилями, окруженный зарослями крапивы и ив, особняк принадлежал раньше какому-то купцу. Потом его заняли мы. Группы, теперь уже пустые, занимали весь первый этаж, на втором размещалась игровая. Теперь мы вместе с детьми перебрались в подвал, где раньше был склад, а ещё раньше — кухня.
Вместе с Ольгой перетащили сюда кроватки, матрасы и, на всякий случай, весь запас одеял и подушек, которыми дети начинали бросаться, стоило их ненадолго оставить без присмотра. Но мы всегда были рядом. И ещё они часто просили есть, мне кажется, не столько от голода — еды было вдоволь — а от растерянности и оттого, что всех разобрали по домам, а им — мальчикам и девочкам — приходится жить и играть в подвале.
Их шестеро. Тихая Лиза, вежливый Валя, Иван и Ваня — белобрысые крепыши, красавица Марина и толстая Маша, которая всегда всё съедает и просит добавки. Лиза — послушная девочка, но плохо спит ночью, просыпается, плачет, показывает в тёмный угол, а там и нет ничего, я сама проверяла. За Ванями — глаз да глаз, всё время шалят и всё вместе, их даже путают, но они не братья, просто Ваня во всём подражает Ивану — ходит, здоровается, даже ложку держит, как он. Валя из богатой семьи, у него папа — инженер на тракторном, и мама не работает, у них своя «эмка». Марина самая красивая девочка в группе, а может, из всех групп самая красивая и знает это. Ну, а Машу главное — накормить, просто прорва какая-то — съест свою порцию, добавку и смотрит, ждёт, когда ей ещё дадут.
В общем, всё как-то устроилось. В подвале даже была вентиляция и узкие длинные окна под чёрным потолком. Мы по очереди ходили за водой, готовили им еду на ржавой «буржуйке» и укладывали спать. И играли, всё свободное время играли, мы старались их чем-то занять, чтобы они не думали о Нём и о том, что за ними никто не идёт. Мне повезло, что осталась именно Ольга, она всегда проводила праздники, и теперь каждый день придумывала что-нибудь новое.
Позавчера играли в Одиночество (ложишься на тюфяк лицом вниз и замираешь, будто от горя), вчера — в Потерявшегося (встаёшь спиной к стене, зажимаешь лицо ладонями, будто плачешь, и стоишь), а сегодня — в Убежище.
Убежище у нас была такая большая игра, мы в неё играли каждый день. Остальные игры считались поменьше, намного меньше. Конечно, водить пришлось мне, Ольге-то разве Снегурочку изображать, какой из неё Другой. А у меня всё получилось очень похоже, мы даже расхохотались, когда Ольга поднесла мне зеркало и я увидела свое, вернее, Его отражение — накладная борода, усы, шапка-ушанка и чёрный овчинный тулуп — так она меня нарядила. А потом мы пошли к ним — я искала их среди кроваток, бочек с краской и мешков с цементом, а Ольга мешала мне их ловить.
Они были страшно довольны, когда я находила кого-нибудь, и громко визжали, а Ольга бросала в меня подушками и расставляла грабли в чёрных углах. На ужин сварили гороховый суп с тушёнкой. Тушенки было много — тяжелые тусклые банки в смазке. А мешки с гречей, перловкой, горохом и лапшой мы подвесили на жерди под потолком, чтобы до них не добрались крысы. Они выходят в темноте, и ещё кто-то ходит ночью наверху.
По ночам кто-то ходит у дома, иногда двое. Подходят к окнам и стоят, шепчутся. А потом обойдут вокруг, и снова стоят, смотрят внутрь. Это не Он, но это его люди, я знаю. А может, это и не люди вовсе, а другие. Мы стали закладывать окна на ночь досками. А дверь крепкая, с длинным тяжёлым засовом, мы за неё не боимся. Приходят всегда ночью, иногда под утро, чёрные, их в темноте не видно. Если свои — они кричали бы в окна и стучали в дверь. Но свои все ушли, мы можем рассчитывать только на себя. И ждать. И еще бомбят каждый день, днем. Гул моторов высоко в воздухе, страшный, потом рвутся бомбы, дрожит земля. Но самолёты уходят дальше, на город, и мы привыкли. Почти привыкли.
Ночью проснулась от жажды и услышала их. Еды много всякой, кроме хлеба, а вот воды не хватает. На реку ходить — далеко, и вода в ней грязная, в нефтяных разводах, в ней плывут брёвна, деревья и трупы, и подниматься тяжело с вёдрами на высокий берег. Прямо за домом родник, вода течёт из трубы тоненькой струйкой. За пару часов набирается ведро. Мы ходим, меняем вёдра по очереди. Я попила и снова легла, стала их слушать. Слов было не разобрать, но я сразу поняла, что они говорили о нас. А потом кто-то третий шикнул и всё стихло. И я поняла, что всё бесполезно. Подвал, крепкая дверь с засовом, наша игра — всё это бесполезно. Они выбраны. Он придёт за ними и заберёт их с собой, в свою Армию нежити. Ему именно такие и нужны — невинные, не знающие добра и зла. А нас Он, может, даже наградит, за то, что присматривали за ними. Например, оставит в живых. И мы останемся жить в подвале, будем варить кашу с тушёнкой и ходить на родник за водой по очереди. Но уже без них.
Утром меня разбудила Ольга. Все ещё спали.
— Слышишь? — спросила она.
Я прислушалась. Было тихо, но снизу, прямо из-под земли, шла дрожь, земля дрожала.
— Это Он, — сказала Ольга.
Я выбежала наверх и встала на террасе, усыпанной осколками стекла. По степи шла колонна. Впереди танки и за ними бронированные машины. Серые с чёрными полосами, будто вымазанные сажей. Последняя машина остановилась, потом повернула в нашу сторону. Я спустилась вниз, закрыла дверь на засов, подняла лежавшую на земляном полу подушку, села на топчан рядом с Ольгой.
— Он здесь, — сказала я.
Она молчала. Я взяла еще одну подушку, ещё.
— Пойдём, — сказала я, — поможешь.
— Ты уверена? — спросила она.
— Да. Ты ведь знаешь, что Он сделает с ними. Пошли.
Мы подошли к первой кроватке, на которой спала Лиза. Я встала перед ней на колени.
— Ноги держи, — сказала и накрыла ей лицо подушкой, навалилась всем телом и лежала так, пока маленькое тело не затихло.
А Ольга держала ноги. Мы сделали это еще пять раз — я вставала на колени с подушкой, каждый раз с новой подушкой, а Ольга держала ноги.
Потом мы сидели рядом на топчане, а они лежали, с подушками на лицах — тихая Лиза, вежливый Валя, белобрысые крепыши Иван и Ваня, красавица Марина и толстая Маша, которая всегда всё съедала и просила добавки. Солнечный свет пробивался сквозь доски на окнах, косыми полосами ложился на тёмные стены. Мы молчали и не смотрели друг на друга и ни о чём не думали.
И когда Он стал бить в дверь железными кулаками, я даже не повернула головы.
— А мамы?
читать дальшеИ Ольга — вот молодец не растерялась — весело и чётко, как на утреннике, сказала, что мамы ушли вместе с папами, чтобы готовить папам еду и перевязывать, когда их ранит в бою. И ещё сказала, что мы будем играть в Убежище: спрячемся в подвале, и пусть Бармалей попробует нас найти. И тут же добавила, нужно говорить — Он, Тот, Другой, а то он услышит своё имя и придёт, а так мы его обманем, и он не догадается, а когда папы его победят и вернут солнце, их всех отпустят домой, а дом поставят на ремонт.
Дом и вправду было пора ремонтировать. Стройматериалы — краску, доски, гвозди, цемент и песок — завезли ещё в начале лета. Три песчаные кучи высились теперь у забора, как маленькие горы — они в песок даже поиграть не успели. Бомбёжки продолжались каждый день, и то, что дом не пострадал — только выбило все стёкла с северной стороны — объяснялось тем, что он стоял в мёртвой зоне, в треугольнике между железной дорогой, шоссе и рекой и был никому не нужен. Высокий и старый, в два этажа, с нарядными башенками со шпилями, окруженный зарослями крапивы и ив, особняк принадлежал раньше какому-то купцу. Потом его заняли мы. Группы, теперь уже пустые, занимали весь первый этаж, на втором размещалась игровая. Теперь мы вместе с детьми перебрались в подвал, где раньше был склад, а ещё раньше — кухня.
Вместе с Ольгой перетащили сюда кроватки, матрасы и, на всякий случай, весь запас одеял и подушек, которыми дети начинали бросаться, стоило их ненадолго оставить без присмотра. Но мы всегда были рядом. И ещё они часто просили есть, мне кажется, не столько от голода — еды было вдоволь — а от растерянности и оттого, что всех разобрали по домам, а им — мальчикам и девочкам — приходится жить и играть в подвале.
Их шестеро. Тихая Лиза, вежливый Валя, Иван и Ваня — белобрысые крепыши, красавица Марина и толстая Маша, которая всегда всё съедает и просит добавки. Лиза — послушная девочка, но плохо спит ночью, просыпается, плачет, показывает в тёмный угол, а там и нет ничего, я сама проверяла. За Ванями — глаз да глаз, всё время шалят и всё вместе, их даже путают, но они не братья, просто Ваня во всём подражает Ивану — ходит, здоровается, даже ложку держит, как он. Валя из богатой семьи, у него папа — инженер на тракторном, и мама не работает, у них своя «эмка». Марина самая красивая девочка в группе, а может, из всех групп самая красивая и знает это. Ну, а Машу главное — накормить, просто прорва какая-то — съест свою порцию, добавку и смотрит, ждёт, когда ей ещё дадут.
В общем, всё как-то устроилось. В подвале даже была вентиляция и узкие длинные окна под чёрным потолком. Мы по очереди ходили за водой, готовили им еду на ржавой «буржуйке» и укладывали спать. И играли, всё свободное время играли, мы старались их чем-то занять, чтобы они не думали о Нём и о том, что за ними никто не идёт. Мне повезло, что осталась именно Ольга, она всегда проводила праздники, и теперь каждый день придумывала что-нибудь новое.
Позавчера играли в Одиночество (ложишься на тюфяк лицом вниз и замираешь, будто от горя), вчера — в Потерявшегося (встаёшь спиной к стене, зажимаешь лицо ладонями, будто плачешь, и стоишь), а сегодня — в Убежище.
Убежище у нас была такая большая игра, мы в неё играли каждый день. Остальные игры считались поменьше, намного меньше. Конечно, водить пришлось мне, Ольге-то разве Снегурочку изображать, какой из неё Другой. А у меня всё получилось очень похоже, мы даже расхохотались, когда Ольга поднесла мне зеркало и я увидела свое, вернее, Его отражение — накладная борода, усы, шапка-ушанка и чёрный овчинный тулуп — так она меня нарядила. А потом мы пошли к ним — я искала их среди кроваток, бочек с краской и мешков с цементом, а Ольга мешала мне их ловить.
Они были страшно довольны, когда я находила кого-нибудь, и громко визжали, а Ольга бросала в меня подушками и расставляла грабли в чёрных углах. На ужин сварили гороховый суп с тушёнкой. Тушенки было много — тяжелые тусклые банки в смазке. А мешки с гречей, перловкой, горохом и лапшой мы подвесили на жерди под потолком, чтобы до них не добрались крысы. Они выходят в темноте, и ещё кто-то ходит ночью наверху.
По ночам кто-то ходит у дома, иногда двое. Подходят к окнам и стоят, шепчутся. А потом обойдут вокруг, и снова стоят, смотрят внутрь. Это не Он, но это его люди, я знаю. А может, это и не люди вовсе, а другие. Мы стали закладывать окна на ночь досками. А дверь крепкая, с длинным тяжёлым засовом, мы за неё не боимся. Приходят всегда ночью, иногда под утро, чёрные, их в темноте не видно. Если свои — они кричали бы в окна и стучали в дверь. Но свои все ушли, мы можем рассчитывать только на себя. И ждать. И еще бомбят каждый день, днем. Гул моторов высоко в воздухе, страшный, потом рвутся бомбы, дрожит земля. Но самолёты уходят дальше, на город, и мы привыкли. Почти привыкли.
Ночью проснулась от жажды и услышала их. Еды много всякой, кроме хлеба, а вот воды не хватает. На реку ходить — далеко, и вода в ней грязная, в нефтяных разводах, в ней плывут брёвна, деревья и трупы, и подниматься тяжело с вёдрами на высокий берег. Прямо за домом родник, вода течёт из трубы тоненькой струйкой. За пару часов набирается ведро. Мы ходим, меняем вёдра по очереди. Я попила и снова легла, стала их слушать. Слов было не разобрать, но я сразу поняла, что они говорили о нас. А потом кто-то третий шикнул и всё стихло. И я поняла, что всё бесполезно. Подвал, крепкая дверь с засовом, наша игра — всё это бесполезно. Они выбраны. Он придёт за ними и заберёт их с собой, в свою Армию нежити. Ему именно такие и нужны — невинные, не знающие добра и зла. А нас Он, может, даже наградит, за то, что присматривали за ними. Например, оставит в живых. И мы останемся жить в подвале, будем варить кашу с тушёнкой и ходить на родник за водой по очереди. Но уже без них.
Утром меня разбудила Ольга. Все ещё спали.
— Слышишь? — спросила она.
Я прислушалась. Было тихо, но снизу, прямо из-под земли, шла дрожь, земля дрожала.
— Это Он, — сказала Ольга.
Я выбежала наверх и встала на террасе, усыпанной осколками стекла. По степи шла колонна. Впереди танки и за ними бронированные машины. Серые с чёрными полосами, будто вымазанные сажей. Последняя машина остановилась, потом повернула в нашу сторону. Я спустилась вниз, закрыла дверь на засов, подняла лежавшую на земляном полу подушку, села на топчан рядом с Ольгой.
— Он здесь, — сказала я.
Она молчала. Я взяла еще одну подушку, ещё.
— Пойдём, — сказала я, — поможешь.
— Ты уверена? — спросила она.
— Да. Ты ведь знаешь, что Он сделает с ними. Пошли.
Мы подошли к первой кроватке, на которой спала Лиза. Я встала перед ней на колени.
— Ноги держи, — сказала и накрыла ей лицо подушкой, навалилась всем телом и лежала так, пока маленькое тело не затихло.
А Ольга держала ноги. Мы сделали это еще пять раз — я вставала на колени с подушкой, каждый раз с новой подушкой, а Ольга держала ноги.
Потом мы сидели рядом на топчане, а они лежали, с подушками на лицах — тихая Лиза, вежливый Валя, белобрысые крепыши Иван и Ваня, красавица Марина и толстая Маша, которая всегда всё съедала и просила добавки. Солнечный свет пробивался сквозь доски на окнах, косыми полосами ложился на тёмные стены. Мы молчали и не смотрели друг на друга и ни о чём не думали.
И когда Он стал бить в дверь железными кулаками, я даже не повернула головы.
Автор: Николай Варнава
-
-
23.03.2015 в 20:46-
-
24.03.2015 в 14:14-
-
24.03.2015 в 15:16-
-
24.03.2015 в 16:41-
-
24.03.2015 в 16:58И это, допустим, это не про современную ситуацию, тогда объясните, почему осталось так мало детей, куда делись остальные? Их увезли? А этих почему не увезли?
И ещё, зачем было душить детишек? Я не могу себе представить, чтобы солдаты-танкисты, даже враждебных стран, причинили хоть какое-то зло маленьким детям, мне кажется, уже просто возраст этих детей был бы чем-то вроде "защитного скафандра" ото всего на свете, никогда бы их не обидел... или я неправа, или я просто не понимаю ничего?
-
-
24.03.2015 в 17:12Думаю,что детей задушили, чтоб Этому не достались.
Ты ведь знаешь, что Он сделает с ними.
В тексте указано, что других детей забрал, а этих не успели. Мы долго не знали, как сказать, что за ними никто не придёт, ведь остальных уже разобрали, и почему на улице всегда сумерки. Но ведь не скажешь, что горит нефтезавод, а их уже некому забирать.
А может это и постапокалипсис.
-
-
24.03.2015 в 17:15-
-
24.03.2015 в 17:28страшный рассказ, но блин, я всё равно не поняла...
-
-
24.03.2015 в 17:29Думаю,что детей задушили, чтоб Этому не достались.
Ты ведь знаешь, что Он сделает с ними.
Ну а ЭТОТ — это КТО? Или ЧТО?
-
-
24.03.2015 в 19:26И ещё сказала, что мы будем играть в Убежище: спрячемся в подвале, и пусть Бармалей попробует нас найти. И тут же добавила, нужно говорить — Он, Тот, Другой, а то он услышит своё имя и придёт, а так мы его обманем
Может и конкретный человек, а может и НЕХ.
Мне вообще кажется, что это после катастрофы какой-нибудь.
-
-
24.03.2015 в 19:35-
-
24.03.2015 в 23:10Как я понял, Армия нежити. А Он - ейный Повелитель.
-
-
24.03.2015 в 23:13МАЙ
ГОД
О МАЙ ГОД
Вот меня сейчас как током стукнуло от страха.
а ещё можно вопрос? почему эти два воспитательницы не убили себя? им же тоже неверное очень плохо придётся?(((( или им было просто НЕЧЕМ это сделать?
-
-
24.03.2015 в 23:14-
-
24.03.2015 в 23:18Вопрос был не мне, но вот же:
Подвал, крепкая дверь с засовом, наша игра — всё это бесполезно. Они выбраны. Он придёт за ними и заберёт их с собой, в свою Армию нежити. Ему именно такие и нужны — невинные, не знающие добра и зла.
-
-
24.03.2015 в 23:31Мне кажется, что после убийства детей им было уже всё равно.
-
-
24.03.2015 в 23:32бррррр, вот где жуть((((
спасибо...
Питер Меркель, тогда это очень грустный и тяжёлый рассказ(((
-
-
25.03.2015 в 05:37Что окружение - самая обычная война (как бы ужасно это ни звучало). За детьми "никто не придёт" потому, что родители этих конкретно детей погибли (может, работали на предприятиях, которые первыми попали под бомбёжку), а других детей семьи успели забрать. Воспитатели остались с детьми потому, что долг. Придумали игру, чтобы как-то объяснить это детям... А потом от стресса и изоляции просто сошли с ума, поверив в игру. Такое очень даже бывает в реальности, когда люди едут крышей, оказавшись в страшной ситуации. Это видно потому, что сначала "бармалея" изображала воспитательница, ПОНИМАЯ, что это вымысел. Те, кто ходили под окнами - уже галлюцинации. Военные могли быть вполне даже своими - колонна шла через город, например. Могли быть чужими, захватчиками, но - ЛЮДЬМИ.
По-моему, это гораздо страшнее, чем просто армия нежити... Армия нежити - это как-то... обычно, что ли. Без шансов. А вот когда погибель приходит ТОЛЬКО из-за слабости собственного разума, создавшего НЁХ, а настоящее спасение было близко - это гораздо страшнее.
(Правда, может это вселенная Вархаммера 40К, армия - хаоситы, а ОН - какой-нибудь демон-принц... Но это уже ерунда.
-
-
25.03.2015 в 09:49И других детей забрали,а этих-нет.рРодители погибли или в бомбежке,или еще как.
Просто вот некоторых не забрали.
Потом да,придумали историю,чтобы не пугать детей.Видимо,долго сидели в подвале,так что и сами поверили в свою сказку.Или от страха и стресса.
Те,кто приходил,может даже и наоборот смотрели и искали кого живого,из "своих".
А потом,когда нашли,решили доставать.
Хотя..С другой стороны,стали ли бы они все это делать молча?Если бы там были завалы-их бы звали или я хз.
Ехала колонна.Машина отделилась.И просто начали выносить дверь.
Логичнее получается,что это все таки был не "наши",а враг.
Но уж точно не нех или Властелин армии нежити
-
-
25.03.2015 в 11:04-
-
25.03.2015 в 19:05Одмин, простите злого анона, пожалуйста, но заебала эта дура - не могу
-
-
25.03.2015 в 23:33Возможно, что эти две женщины просто похитили детей. Очень смутили их "игры".
Позавчера играли в Одиночество (ложишься на тюфяк лицом вниз и замираешь, будто от горя), вчера — в Потерявшегося (встаёшь спиной к стене, зажимаешь лицо ладонями, будто плачешь, и стоишь), а сегодня — в Убежище.
Можно заметить, как меняется характер "игр" детей после пребывания в подвале: от отчаянья до попыток убежать. Ну а войны, может, вообще нет. "Армия" - это милиция, "его люди" - сотрудники и просто сочувствующие.
Очень хорошо ложатся все симптомы поведения в параноидальную шизофрению.
Только вот смущает, что дамочек две. Не могут же сразу две женщины болеть одним и тем же расстройством и видеть те же галлюцинации?
(если только это еще не раздвоение личности, ведь имя одной из них так и никогда не называлось.... хотя это уже бредовое допущение).
-
-
25.03.2015 в 23:37-
-
26.03.2015 в 05:59Рассказ ассоциируется с фильмом "Мгла", особенно окончание. Фильм - да. А вот в книге не было такого финала и потому мне книга гораздо больше по вкусу.
-
-
26.03.2015 в 06:00-
-
26.03.2015 в 10:31Ага, меня тоже эти странные игры очень насторожили. Нормальные дети вряд ли смогли бы целый день лежать носом в кровати и т.п. Может дети изначально были мертвые, а воспитательницы сумасшедшие? Если это вообще были воспитательницы. Версия про похищение и ментов мне нравится больше всего.
-
-
26.03.2015 в 19:08Они же прятались, то есть, как я понимаю, шуметь, бегать и смеяться было нежелательно. А фантазия на десятой нешумной игре начинает сдавать. И очень удобно:
Допустим, проходит мимо патруль, "Дети, играем в Одиночество!" - дети замирают - из дома ни шороха.
"Потерявшийся" полезен, если нужно спрятаться, стоять и не шевелиться в каком-нибудь закутке или темном углу.
"Убежище" - вообще очевидно - если за ними все же придут.
Так что странность игр вполне объяснима.
Учить детей прятаться, стоять тихо и неподвижно, не подавать признаков жизни в тех условиях как раз таки логичнее, чем играть в какие-нибудь классики.
-
-
26.03.2015 в 19:35Ну и смысл? Они ж никак это не стали применять на практике. Учили-учили, а когда за ними пришли, всех убили.
-
-
26.03.2015 в 19:47-
-
26.03.2015 в 22:12