Они мучили вас уже много раз, но каждый раз стирали вам память
История эта безыскусная и очень банальная. Может даже скучная, да и писать я толком не умею - тройки по литературе мне учительница ставила из жалости, наверное. Но факт в том, что мне на днях стукнуло 42, на башке плешь видна, если неправильно причесаться, а тот случай всё ещё поганит мою жизнь, это испортило вообще всё. Понимаю, что тут написано много фантастики, но я опишу то, что было на самом деле, можете верить или нет, как хотите. Я мучаюсь этим дерьмом до сих пор.
Вступление. У меня вечно слегка мятые брюки и пиджаки, потому что я не могу пользоваться платяными шкафами. Раздвижной стенной шкаф в своей квартире я, честно говоря, замуровал. Мусорка стоит в углу кухни, а не под раковиной; все шкафчики (даже которыми иногда пользуюсь) закрыты на несколько пластиковых штук, такая защита от маленьких детей, может видели. Детей у меня нет, женщины тоже. Иногда снимаю проституток, но только со своими "аппартаментами". В холодильнике у меня стоят соусы и сыр, а в морозилке - куча мяса, кое-что наверняка стоит выкинуть. Потому что я ненавижу пользоваться и холодильником. Ем в сабвеях, бургеркингах, кафешках итд, поэтому я жирный. Кстати, в кухонных шкафах я прилепил изнутри по нескольку светильников из икеи, которые загораются от движения - со светом легче открывать эти шкафы. В духовке лампочка горит всегда, а дверца по периметру заклеена строительным металлическим скотчем; когда лампочка перегорит, не знаю, что буду делать. На работе я не хожу в офисный туалет - там отдельные маленькие комнатки без окон, приходится сперва открывать дверь, а потом включать свет. Это для меня слишком. Если очень нужно - бегу в макдональдс рядом с метро, там кабинки и всегда много людей. Думаю, вы поняли.
Квартира у меня однушка типа студии, окна большие и на солнечную сторону - при выборе жилья я попросту заебал риэлтора этим требованием. Повсюду удлинители, в них и в розетках торчат специальные аварийные LED-светильники с аккумуляторами. Если вечером или ночью вырубит свет, они сами загорятся. Свет у нас выключали только два раза, оба раза днём, но если что - я к этому готов, а ещё мониторю сайт коммунальной компании на предмет планируемых отключений. Да, сплю я тоже при свете, в люстре вкручены лампочки на 200 ватт, в прихожей храню огромный запас этих лампочек, плюс три фонарика-прожектора в разных местах квартиры, один всегда у кровати.
читать дальшеМне есть ещё что рассказать о том, как я живу всю свою жизнь, но суть вы уже уловили. Я с детства панически, ужасно боюсь темноты и тёмных замкнутых пространств любого объёма. Если я когда-нибудь застряну в лифте, и погаснет освещение - я просто умру, и это будет самое лучшее. Оправдываю перед коллегами в офисе свои побегушки по лестнице вверх-вниз с седьмого этажа тем, что хочу похудеть. При моих габаритах все верят. Моя жизнь похожа на ад, на самом-то деле.
Теперь перейду к сути. К тому, с чего это всё началось 25 июня 1984 года. Про собственный день рожденья могу забыть, но про эту дату нет. Каждый год в этот день, как только вечереет, я иду в кино на четыре сеанса подряд, в театр, цирк, дискотеку в клуб (это реже, там сумрачно и пьяная молодежь. Как-то раз, задержавшись на работе, забежал в гейский, как оказалось, клуб на Курской, но мне было все равно), на уличное фаер-шоу какое-нибудь на болотке - короче говоря туда, где вокруг много людей. В детстве напрашивался, изо всех сил канюча, в гости к одноклассникам с ночевкой - стыдно вспомнить. В крайнем случае не отходил от бабушки, хватаясь за подол.
Мне было 11. Тем теплым летним вечером я с компанией других малолеток (плюс-минус пара лет была разница в возрасте) тусовался на пыльной "детской площадке" среди типичных панельных пятиэтажек, где мы все и жили. Только по признаку проживания в том же дворе я смог сойтись с другими ребятами, но и в детстве я был толстоват, ужасно застенчив, поэтому играл роль балласта и объекта для насмешек, иногда довольно жестоких, как это свойственно детям. Вы в этом ещё убедитесь. Не могу сейчас сказать, что меня вообще заставляло искать их общества. Наверное, я не мог без такого вот чувства приобщенности к общим делам и играм, одинокий забитый толстяк. Сейчас я понимаю всю подноготную моего там присутствия, может, понимал и тогда, но тщательно убеждал себя, что на самом деле они неплохие ребята. К тому же, в компании были две девчонки моего возраста, одна из которых, тощая и конопатая, мне очень нравилась. Вечно я творил всякую ерунду на спор, чтобы произвести на неё впечатление, и натужно присоединялся к общему смеху, когда кто-то из "старших" пацанов в очередной раз надо мной, так сказать, шутил - лишь бы не показаться вне компании, в стороне от веселья.
Недалеко от нашего двора находился "барак". Бараком местные прозвали длинное двухэтажное кирпичное здание с треугольной деревянной крышей, стоящее среди пустыря со строительным мусором и битой стеклотарой, построенное в не пойми каком мохнатом году для расселения заводчан - работяг и швей с их семьями. А в километре уже начиналась типичная промзона, самым крупным заводом в которой была швейная фабрика чего-то там красного и орденоносного, гнавшая в свое время километры знаменитого унылого серого сукна, ситца в цветочек и прочего подобного. Во времена моего детства фабрика уже была давно заброшена, и её корпуса возвышались среди общего нагромождения ржавого железа и куч сгнившего сырья, в которое обратилась промзона. То еще зловещее местечко, в округе не было пацана, которого хоть раз не лупили бы родители за то, что он туда лазил "исследовать Зону". Однако мой рассказ пойдет именно о бараке.
Никаких работяг там больше, конечно, не оставалось. В нем поселился всяческий сброд: местные колдыри, страшные вонючие старухи, мамаши-одиночки, чей истерический ор на их детей далеко разносился из открытых окон тихими летними вечерами. Там же, говаривали, жило несколько всамделишных проституток. Здание давно стоило бы снести: кирпич тут и там пересекали трещины толщиной в палец, а один из углов длинной крыши буквально провалился внутрь, видимо, засыпав угловую квартирку. Но проходили годы, а барак совершенно не менялся. Возможно, муниципальное руководство про него вообще забыло - номенклатуре в те годы было не до того.
Время от времени по району ходили слухи, что "на бараке" пьянь опять устроила поножовщину, и сегодня похороны. Или что "та рыжая шалашовка" привела к себе сразу двоих мужиков. Мама и её подруга, пошептавшись об этом, сокрушённо качали головами. Дети часто слышат разговоры родителей, хотя и не всегда их понимают. Всем благополучным детям из "новых" панелек было строго-настрого запрещено приближаться к бараку (а то злой дядя украдет и убьёт) и водить знакомство с тамошними пацанами. Никто и не стремился.
Среди нас, пацанвы из "нового" квартала, тоже ходили свои байки и легенды о том, что происходит за хмурыми стенами барака. Часть из них была сексуального характера и передавалась от парня к парню драматическим шепотом в ухо ("взрослые ребята из барака схватили девочку из второй школы, затащили на чердак, раздели догола и совали ей палку в попу, пока кровь не потекла" - одна из таких). Самой популярной была легенда мистическая, она гласила, что в длинном подвале барака есть на самом деле только один коридор, по которому можно вечность идти вперёд и никуда не прийти. И где-то там живёт самый настоящий чёрт, который ловит всех, кто спускается в его подвал. Именно из-за чёрта у дома такая плохая судьба. И, мол, у меня есть друг, у которого есть приятель, чей знакомый сам однажды лазил ночью в тот подвал с фонариком, и видел всякое странное, а потом за ним захлопнулась сама по себе дверь, он испугался и еле оттуда сбежал. Дети обожают страшилки. И всегда рады в них поверить, да еще и приукрасить парой реалистичных деталей, пока пересказывают их, сидя вечером вокруг маленького костерка в кустах.
Что же, я долго оттягивал время, но теперь надо вернуться к самой истории. Поверьте, это дается мне нелегко.
Тем памятным вечером наша компания - я, трое ребят и две девочки - сидела в "секретном штабе", вытоптанной площадке среди кустов у задней стороны моего дома. Между нами на земле лежала пустая бутылка от Жигулёвского, это была моя первая и последняя в жизни игра в бутылочку. Правила, думаю, всем знакомы: бутылка раскручивается, все хихикают, девочки жеманно кривляются и вроде как нехотя быстро целуются с ребятами. Всем интересно, но как только подошла моя очередь крутить, горлышко указало точно на рыжую девочку, к которой я питал нечто вроде чувств. Она засмущалась и смотрела в пол, в то время как остальные подняли гвалт в духе "фууу, жирного целовать". Я попытался было напомнить о священых правилах игры, но коллективное постановление моих друзей было таково: Надя (так её звали) меня поцелует, только если я докажу, что настоящий пацан. К примеру... к примеру спущусь в подвал барака и пройду десять метров вперед.
Я много думал об этом впоследствии, и решил, что всё же имел место сговор. Слишком уж быстро они нашли способ проверить меня на слабо. Тут же нашелся и фонарик у одного из парней - такой, заряжающийся от розетки.
Бравируя перед Надей, я сказал, что сделаю это запросто, да еще и выторговал в награду два поцелуя вместо одного. Через минуту, в окружении своеобразного конвоя, я уже шел в сторону барака на вялых, подкашивающихся от страха ногах. Зайти одному в этот подвал? Вообще в какой угодно подвал? Да я, как послушный сын, ни разу даже близко не подходил к самому зданию. Голову заполнили страшные истории о бараке, а их было немало. Впрочем, по дороге я тешил себя мыслью, что подвал окажется просто-напросто заперт, я пожму плечами и останусь на высоте положения. Небо, тем временем, быстро темнело.
Как вы понимаете, когда мы пришли на место и увидели чуть приоткрытую железную дверь, ведущую в кромешный мрак, было уже поздно отступать.
Здесь начинается самая плохая и самая сумбурная часть моего повествования. Психоаналитик (а я многие годы посещал разных психологов) сказал мне, что мозг зачастую подавляет травмирующие воспоминания, загоняя их глубже в бессознательное, но, чтобы разрушить комплекс, я, по его мнению, должен был вспомнить произошедшее со мной тогда, в темноте, максимально подробно. Сеанс за сеансом он мучил меня, заставляя вспоминать, пока я, наконец, просто не явился к назначенному времени и сменил сим-карту. Это было слишком тяжело. Поэтому извините меня за невнятность изложения событий, большая часть которых все еще скрывается в тумане забвения.
Двое моих "друзей", спустившись по лестнице с торцевой, глухой стены барака, совместными усилиями приоткрыли дверь ровно настолько, чтобы я мог протиснуться туда, а затем быстро выскочили наверх. Один из них вручил мне фонарик. Скрип ржавых петель до сих пор преследует меня в кошмарах. Случается это не реже раза в неделю. Кровь стучала в ушах так громко, что, подходя к провалу в темноту на подкашивающихся ногах, я почти не слышал подбадриваний своих приятелей. Посветив в проем, я понял, что фонарик почти разряжен и даёт лишь очень неяркий круг бледного света. Вниз от двери вела покосившаяся лесенка, сваренная из кусков арматуры. Точно такие же стояли на местах остановок мусоровозок, ты взбирался по ней и вываливал ведро в вонючий кузов грузовика; до пола было метра полтора-два. Из проёма несло особым запахом подвала, в темноте капала вода, издалека раздавалось равномерное шипение. Влажный, как в сауне, воздух сразу облепил лицо, будто кто-то накинул на меня мокрую марлю. Собравшись с духом, я пролез боком внутрь и медленно спустился на земляной пол проклятого подвала, обшаривая лучом фонаря окружающее пространство. Большую часть освещения давал угасающий свет из приоткрытой двери, никаких лампочек там не было и в помине.
Любой подвал - место пугающее и таинственное, особенно если тебе одиннадцать. Я сделал шаг, прислушиваясь к шороху мелких камешков под кроссовком. Мне надо было пройти вперед десять метров, всего каких-то двадцать шагов - так я утешал себя. И ничего страшного тут нет, просто темно, небольшая пустая комната с трубами по стенам, подумаешь...
Я находился в глухом помещении, не считая коридора, начинающегося прямо впереди. Трубы разного диаметра, обмотанные полусгнившей мокрой стекловатой, тянулись вглубь коридора сверху и снизу, исчезая в темноте. Пройти двадцать шагов означало войти в эту темноту. Немного пообвыкнувшись с обстановкой, я начал двигаться, чтобы как можно скорее покинуть это место. С каждым моим шагом слабые звуки нормального, внешнего мира становились всё глуше, как бы укутываясь в ту же стекловату. И без того слабый луч фонарика терялся и гас в зыбких облаках пара. Отчетливо помню размышления, которыми удерживал себя от паники. Во всех ли подвалах такая акустика? Откуда влажность и пар, ведь летом не топят батареи?
Уже почти добравшись до начала коридора, я услышал за спиной смешки и скрежет металла. Вскрикнул. Обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как двое моих приятелей, упершись ногами, повалили самодельную лестницу, выскочили за дверь и, навалившись, закрыли её, оставив меня в кромешной тьме. Вот так вот просто. Я ещё успел услышать, как протестующе закричала девчонка, прежде чем дверь со скрипом и лязгом отсекла всякие звуки извне - до сих пор надеюсь, что это кричала Надя. Не хотелось бы думать о ней плохо.
После этого у меня случилась истерика, или психоз. Какое-то время я позорно визжал, срываясь в хрипы и мольбы, и плакал, пытаясь то открыть дверь вытянутыми над головой руками, и колотил по ней кулаками, то забраться вверх по бетонной стене или поднять тяжеленную лестницу. Всё это оказалось невозможно сделать. Я был заперт в подвале барака - барака!, - сидел, зарёванный, у стены под беспощадным листом железа, не пускающим наружу, и водил лучом карманного фонарика по углам в постоянном ожидании увидеть злобную тварь, ползущую к моим ногам в темноте.
Не знаю сколько времени спустя, мне показалось, что фонарик стал светить заметно тусклее. Если бы его батарея села, остаток жизни я наверняка провел бы в психушке. Надо было выбираться. С противоположной стороны здания, как я рассудил, должен был быть второй выход из подвала. Мне было достаточно пройти его насквозь по коридору, никуда не сворачивая, и я был бы спасен. Всё еще всхлипывая и дрожа, я утерся грязной рукой, встал и пошел к коридору, желая полностью сосредоточиться на поставленной цели, повторяя себе, что подвалы домов нужны просто для обслуживания коммуникаций и всяких таких технических штук, в них постоянно лазают слесаря, что это место ничем фактически не отличается от подъезда с разбитыми или вывернутыми лампочками. Я старался услышать звуки человеческой жизни, которая должна бурлить прямо над моей головой за тонким слоем бетонного перекрытия, но слышал по прежнему только эхо от падения капель воды где-то вдалеке. Обитатели зловещего барака представлялись мне в тот момент лучшими друзьями, самыми замечательными из людей.
Переступив через пару труб, я оказался внутри коридора, в окружении ничем не облицованных бетонных блоков фундамента. Там, куда добивал свет фонаря, я заметил свисающий на проводе патрон с остатками разбитой лампочки. Больше ничего видно не было. Приступ паники прошёл. Всхлипнув последний раз, я решительно направился вперед, продолжая заниматься аутотренингом и подбадривая себя.
Барак, как я уже говорил, был длинным зданием, метров около ста пятидесяти от одного торца до другого. Однако я шагал по коридору уже минуту или две, а вид коридора не менялся. Один раз пришлось перелезть через трубу, проходящую на уровне пояса, и ещё я чуть не поскользнулся на тонком слое жидкой грязи в месте, где по стене струйкой текла вода. Я часто оборачивался, чтобы посветить за спину, потому что не мог отделаться от чувства, будто кто-то следует за мной, сверля взглядом. Плотный земляной пол почти полностью гасил звуки моих шаркающих шагов, отчего стало казаться, что уши набиты ватой; воздух стал еще более влажным. Левая стена в конусе света внезапно исчезла, и я замер на месте с поднятой ногой. Это был первый встреченный мною проход в боковые помещения - проём в толстом бетоне без намека на дверь. В поисках возможного выхода я заглянул в него, направив фонарик дрожащей рукой, и вздохнул, скорее облегченно, чем разочарованно: за проёмом находилась пустая глухая комната с редким пучком труб в дальнем углу, где они сходились, образовывая какой-то технический узел с несколькими вентилями. Может, раздача центрального отопления на подъезд, или что-то вроде. Уже отворачиваясь и отводя свет, я явственно увидел шевеление в тенях за этим узлом.
Кишки скрутились в тугой склизкий комок. Прижавшись к противоположной стене коридора и не отводя более фонарика от угла, я начал пятиться, выпученными глазами всматриваясь в переплетение теней, ползающее по стенам за трубами при каждом моем движении. Шевеление не повторялось. Мне даже пришло в голову, что это был глюк, и я сам себя накрутил, но когда я отполз достаточно далеко и уже не мог заглянуть в чёрный проём, из комнаты раздался металлический удар, дребезжащим эхом прокатившийся по трубам и ушедший в стены.
Коротко взвыв от страха, я обернулся и сломя голову бросился бежать по коридору, почти не разбирая дороги. Некоторое время спустя я упал, заступившись за трубку, лежащую у самого пола, и расцарапав ладони о каменную крошку. Круглое стёклышко фонаря треснуло, но сам он не разбился, и, вцепившись в него двумя руками, я долго светил попеременно в обе стороны коридора, пытаясь побороть одышку. Все было тихо. “Крыса была. Или кошка”. Тихим шёпотом я произнес несколько самых плохих слов, которые только знал. Это странным образом успокоило, я поднялся на ноги и пошел дальше, чаще светя под ноги. Подумалось даже мимоходом, как приятно будет рассказать потом кому-нибудь эту историю, сидя в безопасном месте, и каким глазами на меня посмотрит та же Надя. Настоящее своё приключение. Конечно, пару деталей придётся подправить. Пробежал я довольно далеко, значит, выход может показаться в любой момент. Если бы он только был открыт...
Я сказал, что было тихо. Это не совсем так. Помимо приглушенных и отраженных звуков падающих капель и шороха моих шагов, спереди по ходу движения раздавалось равномерное пульсирующее гудение, как звук работающих вдалеке механизмов. Очень тихое. Я наверняка слышал его и раньше, но не обращал внимания. А еще в правой стене коридора, на излете света фонаря, я увидел новый провал - вход в комнату.
Сам того не заметив, я перешел на цыпочки. Этот вход я хотел миновать как можно быстрее и тише, но, проходя мимо, не удержался и посветил в него. Что бы я там ни увидел, неизвестность была хуже.
Увидел же я длинное помещение с рядом кирпичных колонн по центру. Оно было вытянуто вдоль коридора, которым я шел, и фонарик не добивал до боковых стен. За колоннами на земле лежали довольно толстые трубы, обмотанные тканью. От них раздавался еле слышный звук бегущей внутри воды. Ещё там был грубо сделанный железный столик, стоящий чуть в стороне от входа, и старый лакированный стул без обивки. Такой вот небогатый гарнитур. У противоположной от входа стены стояли два электрических шкафа по типу трансформаторных, один - без дверцы - демонстрировал провода со свисающей старой изолентой и пару белых керамических изоляторов, другая начинка отсутствовала; а дверца второго шкафа была прикрыта в мрачном обещании “не влезай - убьёт”. Я и не собирался влезать, просто пошел мимо дальше по своему коридору.
Простите, если мои описания излишне детальны, я сразу предупредил, что рассказ будет скучным. Но эта его часть, в отличие от последующих событий, сохранилась в моей памяти очень отчетливо. К тому же я не знаю, что в рассказе является важным, а что нет, поэтому говорю обо всем. Хочу, чтобы вы поняли всю обстановку этого места, особенно в свете того, что, отойдя на несколько метров от входа в комнату, я услышал скрип (скрипела, конечно, открываемая дверца электрошкафа), и женский голос позвал меня по имени.
- Ди-има. Димочка-а, - женский голос, шептавший мне из железного шкафа в заброшенном подвале, в царящей вокруг тишине показался неожиданно громким. Я не стал даже оборачиваться, просто мой быстрый шаг тут же превратился в бег. Что еще мне оставалось. Представьте себя на моём месте: бегущим в темноте, скулящим и подвывающим от ужаса одиноким ребёнком. Или не одиноким - и это самое страшное. По меньшей мере, я старался лучше рассматривать пол перед собой, помня о жизненной необходимости беречь фонарик.
Дважды я останавливался, светил назад и натужно прислушивался, задерживая тяжелое дыхание. Никогда не был спортивным. Затем бежал снова по бесконечному, как теперь казалось, коридору. Эта часть давно услышанной страшилки обернулась правдой: как бы я ни запутался, как бы ни мог не отдавать себе отчет в происходящем, но я пробежал к тому моменту уже несколько длин проклятого барака, а подвал и не думал кончаться. О возвращении назад я не мог и помыслить. Оставалось двигаться до тех пор, пока не сядет батарея в фонаре, судорожно сжимаемом потной рукой.
Сзади не раздавалось ни звука, если что-то и преследовало меня, оно делало это бесшумно. Но звук механизмов впереди заметно усилился.”Подвальные машины”, как я назвал это про себя, работали равномерно, гулко и как-то глухо. “В-в-вум, в-в-вум, в-в-вум” вдалеке - так мог бы звучать большой насос. К тому времени меня уже колотил озноб, паника стала постоянной, но я всё ещё искал рациональные объяснения безумию, которое продолжало сгущаться вокруг меня.
Пройдя по коридору какое-то расстояние, я захватил прыгающим светом фонаря то, что сперва преждевременно принял за расширение, выход из коридора. Собственно, это и был выход: справа и слева открывались уже знакомые проёмы, один напротив другого. Коридор же продолжался и за ними. Одна из труб сворачивала в правый проём. Испытывая что-то вроде эмоционального истощения, я подошёл и посветил в обе стороны. Там не было комнат. В обе стороны уходил точно такой же коридор, как тот, по которому двигался я. Справа он тонул в темноте и казался бесконечным. Коридор, уходящий влево, в метре от начала перекрывала железная дверь, некогда выкрашенная в зелёный. На петлях висел большой замок. Стоит ли говорить, что конфигурация подвала не позволяла таких вывертов? Если мой коридор был лишь частью огромного лабиринта, надежды выбраться из него не было никакой. Что эти суки скажут моей маме? Как она переживёт? Я стоял на перекрестке, кусая уже опухшую нижнюю губу. Но накрывшая меня апатия прошла в тот же миг, как из коридора за железной дверью послышался топот бегущих ног. Кто-то стремительно приближался ко мне по перекрытому проходу.
Я сорвался с места мгновенно и успел неплохо отбежать от перекрёстка, прежде чем позади бешено затряслась запертая дверь. Я продолжал бежать неимоверно долго, так тяжело мне не приходилось и на кроссе во время уроков физкультуры. Несколько раз я падал, пропорол ногу гвоздем, торчащим из деревянного ящика, который не заметил вовремя. Очень берег тусклеющий фонарь. Поднимался и бежал дальше. Шёл, обдирая кожу о стену коридора, потом бежал ещё. В какой-то момент перепрыгнул круглый колодец в полу, из которого раздавался заливистый детский смех. Не могу сказать, сколько боковых проёмов я миновал. Должно быть, десятки. Должно быть, тогда я и начал сходить с ума. Окружающее пространство с каждым вздохом утрачивало строгие очертания реальности. Невообразимо громкое мяуканье раздавалось с потолка - я бежал. Красная лампочка в боковом проходе осветила покрытые складками булькающие стены - я бежал. Работающий телевизор свисал на проводе, показывая белый шум. Звук прибоя раздавался из лежащего в куче строительного мусора разбитого унитаза. Из осколков зеркала вырос гофрированный щуп с глазом и кровоточащим бутоном плоти на конце, и поинтересовался, нравится ли он мне? хочу ли я его полизать? Я замахнулся на него фонарём и побежал, хромая, вперёд. Шум уверенной работы подвальных машин - “в-в-в-в-вум в-в-в-в-вум в-в-в-в-вум” - окружал со всех сторон, в нём чувствовалась строго детерминированная цель, часовая точность отладки механизмов. Тот, кто выглянул в круглое отверстие, прохныкал что-то о том, что он прячется в стене, потому что его никто не любит. Мне было плевать, сам дурак, раз не любят. Когда нарисованная на стене весёлая рожица шлёпнула меня по лицу, обдав запахом грязных носков, я действительно разозлился и стал орать на неё, но та только с наглым визгом спряталась за стоящим у стены станком для нарезания фотографий треугольниками - там всё было в этих фотографиях, я даже подобрал парочку, где были сняты самые красивые дети. Когда коридор разделился на сто восемнадцать проходов, я выбрал тот, что передавал сигналы радио “Маяк”, но уже не мог даже быстро идти, настолько выдохся, а диктор начал хихикать, мол, какой я жирный слабый мальчик, и что лучше бы мне тоже пойти спрятаться. Тогда я назвал его пидором (не знал, что это значит, но так ругались ребята из училища, когда сидели на нашей площадке), он обиделся и пообещал позвонить моей маме. Да ну и пожалуйста. Фонарик совсем сел, но красного света, пульсирующего в такт подвальным машинам, вполне хватало, так что я поднажал. Проскочил ещё несколько перекрёстков-наоборот и, кажется, отключился от усталости, а когда повернул за угол, вдруг увидел вечернее небо со звёздами в проёме двери и бледные лица своих приятелей. Наперебой крича, они помогли мне выбраться из подвала, Надя тоже подошла, заплаканная, и всё спрашивала, что со мной случилось и где я был два часа. И стала тыкать подорожником в порезы.
В общем, тем вечером они помогли мне дойти домой. На их вопросы я ничего не отвечал и только глупо улыбался, чувствуя свежий ветерок. Был весь в царапинах и синяках, потрепало меня изрядно. Мамы дома не оказалось, я достал ключ, который мы прятали за косяком, и, даже не вымывшись, упал на кровать. Той ночью мне ничего не снилось.
Проснулся на другой день я во втором часу, очень голодный, всё тело ужасно болело, царапины тоже, но в основном мышцы. Я поплёлся на кухню, где и нашёл свою молодую ещё мать мёртвой, лежащей на линолеуме с телефонной трубкой в руке. Она там пролежала всю ночь. Могу озвучить официальный диагноз после вскрытия, если нужно, но сам я сразу вспомнил ехидного диктора с радио “Маяк”.
Вот и вся моя история. Прошло много лет, но я так и не стал нормальным членом общества. Барак снесли спустя шесть лет, без происшествий. Что ещё рассказать - не знаю, теорий строить не хочу, а больше ничего примечательного со мной не случилось. Судите сами и решайте для себя, делайте выводы. Я думал, мне полегчает, когда я выговорюсь, но пока что-то не очень помогло. Пойду налью ещё виски, выпью и лягу спать. Как всегда, при слепяще-ярком освещении и с фонарём под рукой.
А те треугольные фотографии, что были в моих карманах, я на следующий день после похорон матери сжёг на пустыре. Сил моих не было смотреть на изображённые на них улыбающиеся пасти детей с чёрными дырами на месте глаз.
Вступление. У меня вечно слегка мятые брюки и пиджаки, потому что я не могу пользоваться платяными шкафами. Раздвижной стенной шкаф в своей квартире я, честно говоря, замуровал. Мусорка стоит в углу кухни, а не под раковиной; все шкафчики (даже которыми иногда пользуюсь) закрыты на несколько пластиковых штук, такая защита от маленьких детей, может видели. Детей у меня нет, женщины тоже. Иногда снимаю проституток, но только со своими "аппартаментами". В холодильнике у меня стоят соусы и сыр, а в морозилке - куча мяса, кое-что наверняка стоит выкинуть. Потому что я ненавижу пользоваться и холодильником. Ем в сабвеях, бургеркингах, кафешках итд, поэтому я жирный. Кстати, в кухонных шкафах я прилепил изнутри по нескольку светильников из икеи, которые загораются от движения - со светом легче открывать эти шкафы. В духовке лампочка горит всегда, а дверца по периметру заклеена строительным металлическим скотчем; когда лампочка перегорит, не знаю, что буду делать. На работе я не хожу в офисный туалет - там отдельные маленькие комнатки без окон, приходится сперва открывать дверь, а потом включать свет. Это для меня слишком. Если очень нужно - бегу в макдональдс рядом с метро, там кабинки и всегда много людей. Думаю, вы поняли.
Квартира у меня однушка типа студии, окна большие и на солнечную сторону - при выборе жилья я попросту заебал риэлтора этим требованием. Повсюду удлинители, в них и в розетках торчат специальные аварийные LED-светильники с аккумуляторами. Если вечером или ночью вырубит свет, они сами загорятся. Свет у нас выключали только два раза, оба раза днём, но если что - я к этому готов, а ещё мониторю сайт коммунальной компании на предмет планируемых отключений. Да, сплю я тоже при свете, в люстре вкручены лампочки на 200 ватт, в прихожей храню огромный запас этих лампочек, плюс три фонарика-прожектора в разных местах квартиры, один всегда у кровати.
читать дальшеМне есть ещё что рассказать о том, как я живу всю свою жизнь, но суть вы уже уловили. Я с детства панически, ужасно боюсь темноты и тёмных замкнутых пространств любого объёма. Если я когда-нибудь застряну в лифте, и погаснет освещение - я просто умру, и это будет самое лучшее. Оправдываю перед коллегами в офисе свои побегушки по лестнице вверх-вниз с седьмого этажа тем, что хочу похудеть. При моих габаритах все верят. Моя жизнь похожа на ад, на самом-то деле.
Теперь перейду к сути. К тому, с чего это всё началось 25 июня 1984 года. Про собственный день рожденья могу забыть, но про эту дату нет. Каждый год в этот день, как только вечереет, я иду в кино на четыре сеанса подряд, в театр, цирк, дискотеку в клуб (это реже, там сумрачно и пьяная молодежь. Как-то раз, задержавшись на работе, забежал в гейский, как оказалось, клуб на Курской, но мне было все равно), на уличное фаер-шоу какое-нибудь на болотке - короче говоря туда, где вокруг много людей. В детстве напрашивался, изо всех сил канюча, в гости к одноклассникам с ночевкой - стыдно вспомнить. В крайнем случае не отходил от бабушки, хватаясь за подол.
Мне было 11. Тем теплым летним вечером я с компанией других малолеток (плюс-минус пара лет была разница в возрасте) тусовался на пыльной "детской площадке" среди типичных панельных пятиэтажек, где мы все и жили. Только по признаку проживания в том же дворе я смог сойтись с другими ребятами, но и в детстве я был толстоват, ужасно застенчив, поэтому играл роль балласта и объекта для насмешек, иногда довольно жестоких, как это свойственно детям. Вы в этом ещё убедитесь. Не могу сейчас сказать, что меня вообще заставляло искать их общества. Наверное, я не мог без такого вот чувства приобщенности к общим делам и играм, одинокий забитый толстяк. Сейчас я понимаю всю подноготную моего там присутствия, может, понимал и тогда, но тщательно убеждал себя, что на самом деле они неплохие ребята. К тому же, в компании были две девчонки моего возраста, одна из которых, тощая и конопатая, мне очень нравилась. Вечно я творил всякую ерунду на спор, чтобы произвести на неё впечатление, и натужно присоединялся к общему смеху, когда кто-то из "старших" пацанов в очередной раз надо мной, так сказать, шутил - лишь бы не показаться вне компании, в стороне от веселья.
Недалеко от нашего двора находился "барак". Бараком местные прозвали длинное двухэтажное кирпичное здание с треугольной деревянной крышей, стоящее среди пустыря со строительным мусором и битой стеклотарой, построенное в не пойми каком мохнатом году для расселения заводчан - работяг и швей с их семьями. А в километре уже начиналась типичная промзона, самым крупным заводом в которой была швейная фабрика чего-то там красного и орденоносного, гнавшая в свое время километры знаменитого унылого серого сукна, ситца в цветочек и прочего подобного. Во времена моего детства фабрика уже была давно заброшена, и её корпуса возвышались среди общего нагромождения ржавого железа и куч сгнившего сырья, в которое обратилась промзона. То еще зловещее местечко, в округе не было пацана, которого хоть раз не лупили бы родители за то, что он туда лазил "исследовать Зону". Однако мой рассказ пойдет именно о бараке.
Никаких работяг там больше, конечно, не оставалось. В нем поселился всяческий сброд: местные колдыри, страшные вонючие старухи, мамаши-одиночки, чей истерический ор на их детей далеко разносился из открытых окон тихими летними вечерами. Там же, говаривали, жило несколько всамделишных проституток. Здание давно стоило бы снести: кирпич тут и там пересекали трещины толщиной в палец, а один из углов длинной крыши буквально провалился внутрь, видимо, засыпав угловую квартирку. Но проходили годы, а барак совершенно не менялся. Возможно, муниципальное руководство про него вообще забыло - номенклатуре в те годы было не до того.
Время от времени по району ходили слухи, что "на бараке" пьянь опять устроила поножовщину, и сегодня похороны. Или что "та рыжая шалашовка" привела к себе сразу двоих мужиков. Мама и её подруга, пошептавшись об этом, сокрушённо качали головами. Дети часто слышат разговоры родителей, хотя и не всегда их понимают. Всем благополучным детям из "новых" панелек было строго-настрого запрещено приближаться к бараку (а то злой дядя украдет и убьёт) и водить знакомство с тамошними пацанами. Никто и не стремился.
Среди нас, пацанвы из "нового" квартала, тоже ходили свои байки и легенды о том, что происходит за хмурыми стенами барака. Часть из них была сексуального характера и передавалась от парня к парню драматическим шепотом в ухо ("взрослые ребята из барака схватили девочку из второй школы, затащили на чердак, раздели догола и совали ей палку в попу, пока кровь не потекла" - одна из таких). Самой популярной была легенда мистическая, она гласила, что в длинном подвале барака есть на самом деле только один коридор, по которому можно вечность идти вперёд и никуда не прийти. И где-то там живёт самый настоящий чёрт, который ловит всех, кто спускается в его подвал. Именно из-за чёрта у дома такая плохая судьба. И, мол, у меня есть друг, у которого есть приятель, чей знакомый сам однажды лазил ночью в тот подвал с фонариком, и видел всякое странное, а потом за ним захлопнулась сама по себе дверь, он испугался и еле оттуда сбежал. Дети обожают страшилки. И всегда рады в них поверить, да еще и приукрасить парой реалистичных деталей, пока пересказывают их, сидя вечером вокруг маленького костерка в кустах.
Что же, я долго оттягивал время, но теперь надо вернуться к самой истории. Поверьте, это дается мне нелегко.
Тем памятным вечером наша компания - я, трое ребят и две девочки - сидела в "секретном штабе", вытоптанной площадке среди кустов у задней стороны моего дома. Между нами на земле лежала пустая бутылка от Жигулёвского, это была моя первая и последняя в жизни игра в бутылочку. Правила, думаю, всем знакомы: бутылка раскручивается, все хихикают, девочки жеманно кривляются и вроде как нехотя быстро целуются с ребятами. Всем интересно, но как только подошла моя очередь крутить, горлышко указало точно на рыжую девочку, к которой я питал нечто вроде чувств. Она засмущалась и смотрела в пол, в то время как остальные подняли гвалт в духе "фууу, жирного целовать". Я попытался было напомнить о священых правилах игры, но коллективное постановление моих друзей было таково: Надя (так её звали) меня поцелует, только если я докажу, что настоящий пацан. К примеру... к примеру спущусь в подвал барака и пройду десять метров вперед.
Я много думал об этом впоследствии, и решил, что всё же имел место сговор. Слишком уж быстро они нашли способ проверить меня на слабо. Тут же нашелся и фонарик у одного из парней - такой, заряжающийся от розетки.
Бравируя перед Надей, я сказал, что сделаю это запросто, да еще и выторговал в награду два поцелуя вместо одного. Через минуту, в окружении своеобразного конвоя, я уже шел в сторону барака на вялых, подкашивающихся от страха ногах. Зайти одному в этот подвал? Вообще в какой угодно подвал? Да я, как послушный сын, ни разу даже близко не подходил к самому зданию. Голову заполнили страшные истории о бараке, а их было немало. Впрочем, по дороге я тешил себя мыслью, что подвал окажется просто-напросто заперт, я пожму плечами и останусь на высоте положения. Небо, тем временем, быстро темнело.
Как вы понимаете, когда мы пришли на место и увидели чуть приоткрытую железную дверь, ведущую в кромешный мрак, было уже поздно отступать.
Здесь начинается самая плохая и самая сумбурная часть моего повествования. Психоаналитик (а я многие годы посещал разных психологов) сказал мне, что мозг зачастую подавляет травмирующие воспоминания, загоняя их глубже в бессознательное, но, чтобы разрушить комплекс, я, по его мнению, должен был вспомнить произошедшее со мной тогда, в темноте, максимально подробно. Сеанс за сеансом он мучил меня, заставляя вспоминать, пока я, наконец, просто не явился к назначенному времени и сменил сим-карту. Это было слишком тяжело. Поэтому извините меня за невнятность изложения событий, большая часть которых все еще скрывается в тумане забвения.
Двое моих "друзей", спустившись по лестнице с торцевой, глухой стены барака, совместными усилиями приоткрыли дверь ровно настолько, чтобы я мог протиснуться туда, а затем быстро выскочили наверх. Один из них вручил мне фонарик. Скрип ржавых петель до сих пор преследует меня в кошмарах. Случается это не реже раза в неделю. Кровь стучала в ушах так громко, что, подходя к провалу в темноту на подкашивающихся ногах, я почти не слышал подбадриваний своих приятелей. Посветив в проем, я понял, что фонарик почти разряжен и даёт лишь очень неяркий круг бледного света. Вниз от двери вела покосившаяся лесенка, сваренная из кусков арматуры. Точно такие же стояли на местах остановок мусоровозок, ты взбирался по ней и вываливал ведро в вонючий кузов грузовика; до пола было метра полтора-два. Из проёма несло особым запахом подвала, в темноте капала вода, издалека раздавалось равномерное шипение. Влажный, как в сауне, воздух сразу облепил лицо, будто кто-то накинул на меня мокрую марлю. Собравшись с духом, я пролез боком внутрь и медленно спустился на земляной пол проклятого подвала, обшаривая лучом фонаря окружающее пространство. Большую часть освещения давал угасающий свет из приоткрытой двери, никаких лампочек там не было и в помине.
Любой подвал - место пугающее и таинственное, особенно если тебе одиннадцать. Я сделал шаг, прислушиваясь к шороху мелких камешков под кроссовком. Мне надо было пройти вперед десять метров, всего каких-то двадцать шагов - так я утешал себя. И ничего страшного тут нет, просто темно, небольшая пустая комната с трубами по стенам, подумаешь...
Я находился в глухом помещении, не считая коридора, начинающегося прямо впереди. Трубы разного диаметра, обмотанные полусгнившей мокрой стекловатой, тянулись вглубь коридора сверху и снизу, исчезая в темноте. Пройти двадцать шагов означало войти в эту темноту. Немного пообвыкнувшись с обстановкой, я начал двигаться, чтобы как можно скорее покинуть это место. С каждым моим шагом слабые звуки нормального, внешнего мира становились всё глуше, как бы укутываясь в ту же стекловату. И без того слабый луч фонарика терялся и гас в зыбких облаках пара. Отчетливо помню размышления, которыми удерживал себя от паники. Во всех ли подвалах такая акустика? Откуда влажность и пар, ведь летом не топят батареи?
Уже почти добравшись до начала коридора, я услышал за спиной смешки и скрежет металла. Вскрикнул. Обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как двое моих приятелей, упершись ногами, повалили самодельную лестницу, выскочили за дверь и, навалившись, закрыли её, оставив меня в кромешной тьме. Вот так вот просто. Я ещё успел услышать, как протестующе закричала девчонка, прежде чем дверь со скрипом и лязгом отсекла всякие звуки извне - до сих пор надеюсь, что это кричала Надя. Не хотелось бы думать о ней плохо.
После этого у меня случилась истерика, или психоз. Какое-то время я позорно визжал, срываясь в хрипы и мольбы, и плакал, пытаясь то открыть дверь вытянутыми над головой руками, и колотил по ней кулаками, то забраться вверх по бетонной стене или поднять тяжеленную лестницу. Всё это оказалось невозможно сделать. Я был заперт в подвале барака - барака!, - сидел, зарёванный, у стены под беспощадным листом железа, не пускающим наружу, и водил лучом карманного фонарика по углам в постоянном ожидании увидеть злобную тварь, ползущую к моим ногам в темноте.
Не знаю сколько времени спустя, мне показалось, что фонарик стал светить заметно тусклее. Если бы его батарея села, остаток жизни я наверняка провел бы в психушке. Надо было выбираться. С противоположной стороны здания, как я рассудил, должен был быть второй выход из подвала. Мне было достаточно пройти его насквозь по коридору, никуда не сворачивая, и я был бы спасен. Всё еще всхлипывая и дрожа, я утерся грязной рукой, встал и пошел к коридору, желая полностью сосредоточиться на поставленной цели, повторяя себе, что подвалы домов нужны просто для обслуживания коммуникаций и всяких таких технических штук, в них постоянно лазают слесаря, что это место ничем фактически не отличается от подъезда с разбитыми или вывернутыми лампочками. Я старался услышать звуки человеческой жизни, которая должна бурлить прямо над моей головой за тонким слоем бетонного перекрытия, но слышал по прежнему только эхо от падения капель воды где-то вдалеке. Обитатели зловещего барака представлялись мне в тот момент лучшими друзьями, самыми замечательными из людей.
Переступив через пару труб, я оказался внутри коридора, в окружении ничем не облицованных бетонных блоков фундамента. Там, куда добивал свет фонаря, я заметил свисающий на проводе патрон с остатками разбитой лампочки. Больше ничего видно не было. Приступ паники прошёл. Всхлипнув последний раз, я решительно направился вперед, продолжая заниматься аутотренингом и подбадривая себя.
Барак, как я уже говорил, был длинным зданием, метров около ста пятидесяти от одного торца до другого. Однако я шагал по коридору уже минуту или две, а вид коридора не менялся. Один раз пришлось перелезть через трубу, проходящую на уровне пояса, и ещё я чуть не поскользнулся на тонком слое жидкой грязи в месте, где по стене струйкой текла вода. Я часто оборачивался, чтобы посветить за спину, потому что не мог отделаться от чувства, будто кто-то следует за мной, сверля взглядом. Плотный земляной пол почти полностью гасил звуки моих шаркающих шагов, отчего стало казаться, что уши набиты ватой; воздух стал еще более влажным. Левая стена в конусе света внезапно исчезла, и я замер на месте с поднятой ногой. Это был первый встреченный мною проход в боковые помещения - проём в толстом бетоне без намека на дверь. В поисках возможного выхода я заглянул в него, направив фонарик дрожащей рукой, и вздохнул, скорее облегченно, чем разочарованно: за проёмом находилась пустая глухая комната с редким пучком труб в дальнем углу, где они сходились, образовывая какой-то технический узел с несколькими вентилями. Может, раздача центрального отопления на подъезд, или что-то вроде. Уже отворачиваясь и отводя свет, я явственно увидел шевеление в тенях за этим узлом.
Кишки скрутились в тугой склизкий комок. Прижавшись к противоположной стене коридора и не отводя более фонарика от угла, я начал пятиться, выпученными глазами всматриваясь в переплетение теней, ползающее по стенам за трубами при каждом моем движении. Шевеление не повторялось. Мне даже пришло в голову, что это был глюк, и я сам себя накрутил, но когда я отполз достаточно далеко и уже не мог заглянуть в чёрный проём, из комнаты раздался металлический удар, дребезжащим эхом прокатившийся по трубам и ушедший в стены.
Коротко взвыв от страха, я обернулся и сломя голову бросился бежать по коридору, почти не разбирая дороги. Некоторое время спустя я упал, заступившись за трубку, лежащую у самого пола, и расцарапав ладони о каменную крошку. Круглое стёклышко фонаря треснуло, но сам он не разбился, и, вцепившись в него двумя руками, я долго светил попеременно в обе стороны коридора, пытаясь побороть одышку. Все было тихо. “Крыса была. Или кошка”. Тихим шёпотом я произнес несколько самых плохих слов, которые только знал. Это странным образом успокоило, я поднялся на ноги и пошел дальше, чаще светя под ноги. Подумалось даже мимоходом, как приятно будет рассказать потом кому-нибудь эту историю, сидя в безопасном месте, и каким глазами на меня посмотрит та же Надя. Настоящее своё приключение. Конечно, пару деталей придётся подправить. Пробежал я довольно далеко, значит, выход может показаться в любой момент. Если бы он только был открыт...
Я сказал, что было тихо. Это не совсем так. Помимо приглушенных и отраженных звуков падающих капель и шороха моих шагов, спереди по ходу движения раздавалось равномерное пульсирующее гудение, как звук работающих вдалеке механизмов. Очень тихое. Я наверняка слышал его и раньше, но не обращал внимания. А еще в правой стене коридора, на излете света фонаря, я увидел новый провал - вход в комнату.
Сам того не заметив, я перешел на цыпочки. Этот вход я хотел миновать как можно быстрее и тише, но, проходя мимо, не удержался и посветил в него. Что бы я там ни увидел, неизвестность была хуже.
Увидел же я длинное помещение с рядом кирпичных колонн по центру. Оно было вытянуто вдоль коридора, которым я шел, и фонарик не добивал до боковых стен. За колоннами на земле лежали довольно толстые трубы, обмотанные тканью. От них раздавался еле слышный звук бегущей внутри воды. Ещё там был грубо сделанный железный столик, стоящий чуть в стороне от входа, и старый лакированный стул без обивки. Такой вот небогатый гарнитур. У противоположной от входа стены стояли два электрических шкафа по типу трансформаторных, один - без дверцы - демонстрировал провода со свисающей старой изолентой и пару белых керамических изоляторов, другая начинка отсутствовала; а дверца второго шкафа была прикрыта в мрачном обещании “не влезай - убьёт”. Я и не собирался влезать, просто пошел мимо дальше по своему коридору.
Простите, если мои описания излишне детальны, я сразу предупредил, что рассказ будет скучным. Но эта его часть, в отличие от последующих событий, сохранилась в моей памяти очень отчетливо. К тому же я не знаю, что в рассказе является важным, а что нет, поэтому говорю обо всем. Хочу, чтобы вы поняли всю обстановку этого места, особенно в свете того, что, отойдя на несколько метров от входа в комнату, я услышал скрип (скрипела, конечно, открываемая дверца электрошкафа), и женский голос позвал меня по имени.
- Ди-има. Димочка-а, - женский голос, шептавший мне из железного шкафа в заброшенном подвале, в царящей вокруг тишине показался неожиданно громким. Я не стал даже оборачиваться, просто мой быстрый шаг тут же превратился в бег. Что еще мне оставалось. Представьте себя на моём месте: бегущим в темноте, скулящим и подвывающим от ужаса одиноким ребёнком. Или не одиноким - и это самое страшное. По меньшей мере, я старался лучше рассматривать пол перед собой, помня о жизненной необходимости беречь фонарик.
Дважды я останавливался, светил назад и натужно прислушивался, задерживая тяжелое дыхание. Никогда не был спортивным. Затем бежал снова по бесконечному, как теперь казалось, коридору. Эта часть давно услышанной страшилки обернулась правдой: как бы я ни запутался, как бы ни мог не отдавать себе отчет в происходящем, но я пробежал к тому моменту уже несколько длин проклятого барака, а подвал и не думал кончаться. О возвращении назад я не мог и помыслить. Оставалось двигаться до тех пор, пока не сядет батарея в фонаре, судорожно сжимаемом потной рукой.
Сзади не раздавалось ни звука, если что-то и преследовало меня, оно делало это бесшумно. Но звук механизмов впереди заметно усилился.”Подвальные машины”, как я назвал это про себя, работали равномерно, гулко и как-то глухо. “В-в-вум, в-в-вум, в-в-вум” вдалеке - так мог бы звучать большой насос. К тому времени меня уже колотил озноб, паника стала постоянной, но я всё ещё искал рациональные объяснения безумию, которое продолжало сгущаться вокруг меня.
Пройдя по коридору какое-то расстояние, я захватил прыгающим светом фонаря то, что сперва преждевременно принял за расширение, выход из коридора. Собственно, это и был выход: справа и слева открывались уже знакомые проёмы, один напротив другого. Коридор же продолжался и за ними. Одна из труб сворачивала в правый проём. Испытывая что-то вроде эмоционального истощения, я подошёл и посветил в обе стороны. Там не было комнат. В обе стороны уходил точно такой же коридор, как тот, по которому двигался я. Справа он тонул в темноте и казался бесконечным. Коридор, уходящий влево, в метре от начала перекрывала железная дверь, некогда выкрашенная в зелёный. На петлях висел большой замок. Стоит ли говорить, что конфигурация подвала не позволяла таких вывертов? Если мой коридор был лишь частью огромного лабиринта, надежды выбраться из него не было никакой. Что эти суки скажут моей маме? Как она переживёт? Я стоял на перекрестке, кусая уже опухшую нижнюю губу. Но накрывшая меня апатия прошла в тот же миг, как из коридора за железной дверью послышался топот бегущих ног. Кто-то стремительно приближался ко мне по перекрытому проходу.
Я сорвался с места мгновенно и успел неплохо отбежать от перекрёстка, прежде чем позади бешено затряслась запертая дверь. Я продолжал бежать неимоверно долго, так тяжело мне не приходилось и на кроссе во время уроков физкультуры. Несколько раз я падал, пропорол ногу гвоздем, торчащим из деревянного ящика, который не заметил вовремя. Очень берег тусклеющий фонарь. Поднимался и бежал дальше. Шёл, обдирая кожу о стену коридора, потом бежал ещё. В какой-то момент перепрыгнул круглый колодец в полу, из которого раздавался заливистый детский смех. Не могу сказать, сколько боковых проёмов я миновал. Должно быть, десятки. Должно быть, тогда я и начал сходить с ума. Окружающее пространство с каждым вздохом утрачивало строгие очертания реальности. Невообразимо громкое мяуканье раздавалось с потолка - я бежал. Красная лампочка в боковом проходе осветила покрытые складками булькающие стены - я бежал. Работающий телевизор свисал на проводе, показывая белый шум. Звук прибоя раздавался из лежащего в куче строительного мусора разбитого унитаза. Из осколков зеркала вырос гофрированный щуп с глазом и кровоточащим бутоном плоти на конце, и поинтересовался, нравится ли он мне? хочу ли я его полизать? Я замахнулся на него фонарём и побежал, хромая, вперёд. Шум уверенной работы подвальных машин - “в-в-в-в-вум в-в-в-в-вум в-в-в-в-вум” - окружал со всех сторон, в нём чувствовалась строго детерминированная цель, часовая точность отладки механизмов. Тот, кто выглянул в круглое отверстие, прохныкал что-то о том, что он прячется в стене, потому что его никто не любит. Мне было плевать, сам дурак, раз не любят. Когда нарисованная на стене весёлая рожица шлёпнула меня по лицу, обдав запахом грязных носков, я действительно разозлился и стал орать на неё, но та только с наглым визгом спряталась за стоящим у стены станком для нарезания фотографий треугольниками - там всё было в этих фотографиях, я даже подобрал парочку, где были сняты самые красивые дети. Когда коридор разделился на сто восемнадцать проходов, я выбрал тот, что передавал сигналы радио “Маяк”, но уже не мог даже быстро идти, настолько выдохся, а диктор начал хихикать, мол, какой я жирный слабый мальчик, и что лучше бы мне тоже пойти спрятаться. Тогда я назвал его пидором (не знал, что это значит, но так ругались ребята из училища, когда сидели на нашей площадке), он обиделся и пообещал позвонить моей маме. Да ну и пожалуйста. Фонарик совсем сел, но красного света, пульсирующего в такт подвальным машинам, вполне хватало, так что я поднажал. Проскочил ещё несколько перекрёстков-наоборот и, кажется, отключился от усталости, а когда повернул за угол, вдруг увидел вечернее небо со звёздами в проёме двери и бледные лица своих приятелей. Наперебой крича, они помогли мне выбраться из подвала, Надя тоже подошла, заплаканная, и всё спрашивала, что со мной случилось и где я был два часа. И стала тыкать подорожником в порезы.
В общем, тем вечером они помогли мне дойти домой. На их вопросы я ничего не отвечал и только глупо улыбался, чувствуя свежий ветерок. Был весь в царапинах и синяках, потрепало меня изрядно. Мамы дома не оказалось, я достал ключ, который мы прятали за косяком, и, даже не вымывшись, упал на кровать. Той ночью мне ничего не снилось.
Проснулся на другой день я во втором часу, очень голодный, всё тело ужасно болело, царапины тоже, но в основном мышцы. Я поплёлся на кухню, где и нашёл свою молодую ещё мать мёртвой, лежащей на линолеуме с телефонной трубкой в руке. Она там пролежала всю ночь. Могу озвучить официальный диагноз после вскрытия, если нужно, но сам я сразу вспомнил ехидного диктора с радио “Маяк”.
Вот и вся моя история. Прошло много лет, но я так и не стал нормальным членом общества. Барак снесли спустя шесть лет, без происшествий. Что ещё рассказать - не знаю, теорий строить не хочу, а больше ничего примечательного со мной не случилось. Судите сами и решайте для себя, делайте выводы. Я думал, мне полегчает, когда я выговорюсь, но пока что-то не очень помогло. Пойду налью ещё виски, выпью и лягу спать. Как всегда, при слепяще-ярком освещении и с фонарём под рукой.
А те треугольные фотографии, что были в моих карманах, я на следующий день после похорон матери сжёг на пустыре. Сил моих не было смотреть на изображённые на них улыбающиеся пасти детей с чёрными дырами на месте глаз.
@темы: рассказы, мистические и аномальные места, детские страхи, выбор админа, искажения времени и пространства, не своё
-
-
31.03.2015 в 08:49-
-
31.03.2015 в 21:47-
-
01.04.2015 в 07:06-
-
01.04.2015 в 08:34-
-
01.04.2015 в 15:46-
-
06.04.2015 в 00:10-
-
06.04.2015 в 00:35-
-
08.04.2015 в 00:38фактически будет то, что описано в рассказе)))
-
-
19.04.2015 в 23:00даже без наличия крипи, вот такие истории о том, как дети запирают сверстника в подвале и он мечется, рыдает и кричит, не в силах выйти - уже навевают ужас. Потому что это же реально травма на всю жизнь
-
-
24.04.2015 в 14:56-
-
27.04.2015 в 22:13-
-
04.05.2015 в 11:54-
-
04.05.2015 в 23:28А вообще, подвалы - вечная криповая тема. Вот только вчера читала darkermagazine.ru/page/konstantin-molodchikov-g...