Они мучили вас уже много раз, но каждый раз стирали вам память
«Тянутся к высоте
Люди большой души.
Не забывайте тех,
Кто не пришел с вершин».
А. Букреев.
Люди большой души.
Не забывайте тех,
Кто не пришел с вершин».
А. Букреев.
Палатки желтели в предрассветной темноте. Морозно. Второй лагерь. Ночевка. Восхожденцы акклиматизируются. Снаружи почти никого. Только одна альпинистка в красно-черном комбинезоне сидит поодаль от лагеря, прямо на снегу. Пряча в ладонях клочок испещренной детскими каракулями бумаги, она при свете луны читает письмо.
Он знал, что она перечитывает его уже не раз.
Подошедший к девушке мужчина был одет как-то странно для альпиниста. Его брезентовая штормовка казалась непригодной для здешних морозов. Но он даже не ежился. Знающие люди сказали бы, что это, скорее всего, один из тех сумасшедших экстремалов, взявших за моду восходить в одежде и со снаряжением прошлого века.
читать дальше
В целом же мужчина производил приятное впечатление. Черты лица мужественные, спортивно сложен. Большинство собравшихся в лагере восхожденцев были либо хмуро-усталыми, либо возбужденно-радостными. Этот же казался спокойным и даже каким-то умиротворенным.
— Как дела, Фрэнсис?
Девушка встретила его радостной улыбкой, спрятала свое письмецо в нагрудный карман, поближе к сердцу, и резво поднялась на ноги.
— Привет, Джордж. Пока все в порядке. Как твои?
— Спустились. Счастливы, — названный Джорджем встал рядом с девушкой, рассматривая раскинувшийся на снегу лагерь. — Теперь их жизням угрожает разве что алкогольное опьянение. Дальше обойдутся без меня.
Ирония мужчины была беззлобной. Фрэнсис рассмеялась и полной грудью вдохнула колючий, искрящийся снежной пылью воздух. Было время, когда этот воздух застревал в легких, с непривычки казался пустым из-за недостатка кислорода. Но теперь этот вдох — скорее дань привычке, чем необходимость.
— Мои выходят на рассвете. А где Рыжик?
— На другом маршруте. У него группа опытных скалолазов, со стажем. А вот тебе не повезло в этот раз — одни новички.
— Много их стало. И с каждым годом все больше, — нехотя согласилась Фрэнсис. — Не то, что в твое время, да?
Джордж старым не выглядел, ему было вряд ли больше сорока, но, тем не менее, согласно кивнул.
— Я, наверно, пройдусь с вами. Если не возражаешь.
— О, что ты! — девушка расплылась в улыбке. — Буду рада. Да и они… Знали бы, кто с ними идет, почли бы за честь.
— Не преувеличивайте, миледи!
— Не скромничай.
Эти двое так и стояли, переговариваясь и подшучивая друг над другом, до самого рассвета, пока в лагере не началось шевеление — новая группа готовилась выйти в долгий путь.
Молодой журналист Василий Матроскин шел в самом конце вереницы и пребывал не в самом хорошем расположении духа. В горах он до этого бывал всего пару раз, и то на довольно легких маршрутах. Европейская красавица Юнгфрау была самой высокой его горой. Но когда журнал объявил, что ради материала готов финансировать подъем на Вершину Мира, юношеский энтузиазм Василия взбурлил, и он согласился. О чем сейчас крепко жалел.
За день Матроскин успел дважды поскользнуться на практически ровном месте и однажды не ухнул в глубокую трещину только благодаря молниеносной реакции шерпов. Этими приключениями Вася заслужил хороший нагоняй от руководителя. Обозвать клиента «безмозглым дилетантом» не позволял профессиональный такт, но во взгляде опытного альпиниста сие словосочетание читалось и без слов. В придачу ко всему, Вася заработал стойкое презрение остальных членов группы. Хоть те тоже обширным опытом восхождений не обладали, но на неловкого, часто задерживавшего их паренька, смотрели с плохо скрываемым раздражением. Разве что миловидная японка Исуми, с личиком круглым и белым, как луна, иногда сочувствующе улыбалась.
Так, ругая на чем свет стоит свою поутихшую жажду приключений, Вася ковылял, отстав от группы, напуганный своей беспомощностью, обиженный на всех и несчастный.
— Эй-хо! — послышался приветственный возглас.
По склону, наперерез веренице альпинистов, к Фрэнсис и Джорджу приближался весело машущий руками человек. Его одежда, даже среди ярких комбинезонов восхожденцев, бросалась в глаза своей феерической пестротой. На нем была красная куртка, синие штаны и лимонно-ядовитые ботинки. На смуглой физиономии белела жемчужная улыбка.
— Чудесный день, господа Проводники! А давайте устроим сезон скидок?! Будем скидывать вниз каждого десятого!
Френсис смеялась, с веселой укоризной качая головой. Джордж добродушно улыбнулся.
— Ты, вроде бы, никогда не был Неприкаянным, Цеванг. Откуда такие мысли? И вообще — где твоя группа?
— Шучу! Шучу! — индус примирительно поднял руки и уже более деловито сообщил. — Проводил до базового. Они повернули назад. Старикашка-миллиардер, которого шерпы и так, считай, перли на своем горбу, совсем расхворался. Но ничего! Жить будет. Сам слышал, как старый балбес клацает зубами и бормочет: «Щас бы горячего кофе! Постель! И женщину! Теплую! Чтобы лежала… и не приставала!»
Поравнявшись с двумя другими проводниками, он пожал Джорджу руку, Фрэнсис попытался поцеловать перчатку, за что едва не получил от девушки подзатыльник.
— И чего тебя сюда принесло? — с наигранным недовольством заворчала альпинистка. — Думаешь, я сама не справлюсь, а?
Пока Цеванг и Фрэнсис перекидывались шуточками, а затем довольно увесистыми комьями снега, Джордж остановился, пропустив мимо себя вереницу пыхтящих и с трудом передвигающих ногами альпинистов.
Он подождал Василия и зашагал с ним рядом. Некоторое время проводник молча вглядывался в почти закрытое защитными очками лицо паренька. Затем отвернулся и, глядя вперед, произнес:
— Знаешь, почти все новички сейчас думают так же. «И чего это мне дома не сиделось?».
Василий продолжал топать и сопеть.
— Но ты ведь попробовал, — тихо говорил Джордж. — Может, высотные восхождения — не твое призвание. Зато ты будешь знать это наверняка. Ведь если ничего не пробовать, можно пройти мимо того, что однажды станет целью твоей жизни. Если бы люди чаще слушались советов разума, мы вряд ли открыли бы Северный Полюс, полетели в космос или… — проводник слегка вздохнул. — Покорили бы Эверест. Мы живем, чтобы радоваться. Искать то, что приносит нам радость. Так что не жалей о попытках. Выше нос, парень. И сосредоточься на дороге, а не на том, чтобы мотать сопли на кулак, окей?
Вася шагал, угрюмо уставившись себе под ноги. Поземка бросила ему в лицо горсть снега. Он вздрогнул. Встряхнулся. Огляделся вокруг.
Гора.
От треугольной вершины вился по небу снежный шлейф. Красиво. В ушах, даже через шапку и капюшон куртки слышался протяжный, певучий свист ветра. Единственный звук, не нарушающий, а гармонирующий с величественным горным безмолвием.
И, стоило Василию услышать эту тишину, как на него снизошло внезапное спокойствие. Ноги по-прежнему ныли, усталость и холод никуда не делись, но на душе стало… мирно. Улеглась обида, перестали грызть сомнения. В голову полезли оптимистические и до странного уверенные мысли.
«Другие немногим лучше меня. Все ошибаются, бывает. Главное — я попробовал. Лучше попробовать и пожалеть, чем вечно жалеть, что не попробовал. Ну их всех к черту! Зато у меня будет, о чем вспомнить и что порассказать!… Это, конечно, если я вернусь. А чтобы вернуться, надо прекращать жалеть себя и сосредоточиться!»
Василий распрямил плечи и зашагал быстрее.
— Хитрец! — смеялся Цеванг, указывая пальцем на Джорджа. — Харизматичный, гад! Умеет дать вдохновляющего пинка, умеет!
— Ну, это же Джордж, — веско заметила Фрэнсис.
Несмотря на свое шутливое ворчание, девушка была рада, что мужчины пришли и остались помочь. Группа и правда была сложная.
— Дааа, — уже тише протянул Цеванг. — Он ведь ЕЕ человек. Можно даже сказать — ЕЕ первый мужчина. Вот ты хихикаешь, бесстыдница. А если бы я оказался дома, то рассказал бы детям такую легенду…
Жила некогда на свете могущественная и жестокая волшебница Чомо-Канкар. Была она так ослепительно прекрасна, что многие мужчины теряли разум и гибли в бесплодных попытках подвигом заслужить ее любовь. Но так уж было суждено, что единственный мужчина, наконец покоривший гордую красавицу, любил другую, простую, земную женщину. В ярости Чомо-Канкар убила своего избранника и обняла его мертвое тело так крепко, что они навеки остались вместе. Он превратился в белый камень, а она — в самую высокую и прекрасную гору мира…
Цеванг сделал широкий жест рукой. Фрэнсис, слушавшая с искренним интересом, лукаво прищурилась.
— Болливуд… по тебе плачет! — и ловко увернулась от дружеского пинка.
Темнело. Времени и уходящего света оставалось только-только миновать опасный карниз. Полторы мили относительно легкого пути — и восхожденцев встретит промежуточный лагерь. Но у карниза случилась задержка, и последние альпинисты, и в их числе Василий, шли над пропастью уже в темноте. Один из гидов, как положено, «пас отставших», но карниз все равно проходили по одному.
…Дэвид полз по скале вниз головой, скрежеща черными ногтями об оголенные ветром камни. До него донесся запах чужого тепла, чужих эмоций — страха, радости, возбуждения, боли. Когда альпинисты прижимались к скале, она передавала пульсацию их живых сердец. Все это порождало в Неприкаянном жуткую и слепую ненависть.
Пристегнувшись к перилам, Вася шел вперед. Большую часть пути он одолел благополучно. Оставалось обогнуть пузатый выступ, а там уже…
На выступ, прямо на уровне Васькиного носа легла чья-то рука в потертой черной перчатке. Неужели кто-то идет назад?
— Эй! Возвращайся давай! — на ломаном английском крикнул Вася. — Я же…
Из-за уступа, в след за рукой, показалось человеческое лицо… Или то, что от него осталось!
Почерневшее. Обмороженная кожа слезала лоскутьями. Белела оголившаяся челюсть. Вместо отвалившегося носа зияла треугольная дыра. Внутри глазниц едва проглядывали белки запавших глаз.
Василий заорал — а кто на его месте не заорал бы? — и отпрянул назад. Натянулась веревка, неприятно звякнул карабин. Мерзлая земля ушла из под ног…
Джордж схватил барахтающегося Васю за шиворот и попрочнее поставил на карниз.
— Дэвид. Отойди, — Проводник встал между судорожно вжавшимся в стену Матроскиным и напугавшим его существом. — Он ни в чем перед тобой не виноват. Здесь нет тех, кого ты ищешь.
Черная тень молча покачивалась, взирая на Джорджа мутно-белыми огоньками глаз.
— Я все равно не позволю тебе причинить им вред, — продолжал Проводник. — Лучше одумайся. Ты уже отделился от толпы Неприкаянных. Ты осознаешь себя. Довольно искать виноватых. Отпусти это. И ты освободишься.
Челюсти мертвеца разомкнулись со скрипом.
— Где? — послышался сиплый шепот. — Где ты был, когда я умирал один?
— Я не всесилен. ОНА так решила. Ты сам бросил ЕЙ вызов и проиграл, как и каждый из нас. Да, люди подло поступили, оставив тебя умирать. Но ты знал, на что идешь. Освободи путь.
Джордж шагнул мертвецу навстречу. Силуэт заколебался, потускнел и растаял в сумраке.
Неизвестно откуда, крепко зажмурившийся Василий понял, что можно открыть глаза. В отчаянном рывке он преодолел последние метры карниза и бросился на более надежную землю, в руки подоспевших на его вопли руководителя и инструктора.
— Что случилось?!
— Так вопил, что лавина могла сойти!
— Я… я… я… — Вася отдышался, обшаривая взглядом пустой карниз. — Кажись, видел… Черного Альпиниста! И я… я оступился. А потом… что-то дернуло… забросило назад, чес слово! И парализовало — я двинуться не мог! Раньше слышал, что ему нельзя смотреть в глаза. Зажмурился и молился. Потом вот… отпустило. И я тут.
Инструктор раздраженно вздохнул и выпрямился, даже не помогая Матроскину встать.
— От кислородного голодания и не то привидится… Зря я вам в лагере байки травил. Впечатлительные, однако…
— Проморгала! Прости… — Фрэнсис примчалась на место происшествия стрелой. — Японка совсем выбилась из сил, и я старалась помочь.
— Ты все правильно сделала. Мы не можем быть в двух местах одновременно.
Фрэнсис быстро кивнула, показывая деликатному Джорджу, что самобичеванием заниматься не намерена, и подбадривать ее не надо. Затем, болезненно поморщившись, спросила:
— Дэвид, да?
— Ага, — подтвердил Цеванг. — Соседушка шалит! По-моему, он никого убивать не собирался. Напугал паренька, и тот сам полетел с карниза.
Девушка нервно покусывала губу. Мужчины мельком переглянулись. Фрэнсис сжала кулаки и дернула коленом, будто собиралась топнуть от досады. Только тут стало понятно, что перекашивающая ее лицо гримаска не что иное, как острая, до боли, жалость.
— Я знаю, каково ему. Девять лет я была Неприкаянной, металась по горе, чувствуя только голод, холод, тоску и грызущую обиду. На всех… и себя в том числе, — в какой-то момент по лицу девушки пробежала тень, на миг проступили страшные следы тления, но быстро исчезли, когда Фрэнсис дрогнувшими пальцами дотронулась до нагрудного кармана, где, все знали, хранится заветная записка сына. — Йен меня спас. Доказал, что мир не состоит из равнодушных людей… И мой ребенок не ненавидит меня за то, что остался один.
— Да, Йен молодец! — поддакнул индус, водружая руку Фрэнсис на плечо. — Разное про него говорят, но ведь плохих или хороших людей не бывает. Бывают плохие или хорошие поступки. Он и мне хотел помочь тоже. И не беда, что не получилось! Главное внимание, намерение… Да я особо и не переживаю. Я ж теперь нечто вроде достопримечательности! — он потопал ногами, по-чаплински расставив в стороны носки ядовито-лимонных ботинок.
Фрэнсис внезапно почувствовала укол смущения. Наверно, стоило крепче держать нервы в кулаке. Не ей одной пришлось не сладко. Цеванга тоже бросили умирать. И повода гордиться своим мученичеством вовсе не было.
Она виновато посмотрела на Джорджа и вдруг ясно осознала, почему тот никогда не был Неприкаянным. Он заранее знал, что его не спасут. Ни на что не надеялся и ни о чем не сожалел. Он не предал своей мечты и не отступился от своих принципов. Поэтому, когда пришел его час, он, наверно, просто закрыл глаза и ждал, когда все кончится.
Надежда — именно то опасное чувство, что, разрушаясь, превращается в яд, наряду с сомнениями и сожалениями отравляющий душу, заставляя ее метаться в неудовлетворенности и ненависти, искать виновных и грызть саму себя от бессильной злости.
А Джордж ушел в мире с самим собой. Если он о чем и сожалел, то, наверно, о Рыжике, которого привел на верную смерть и о той, чье потрепанное фото унесли с вершины ветра мстительной ревнивицы Чомо-Канкар. Сожаления о близких не могли отравить душу, они ее спасали.
— И Дэвид со временем это поймет, — будто продолжая ход мыслей Фрэнсис, вдруг произнес Джордж. — И на горе одним проводником станет больше.
Вася Матроскин не мог уснуть и всячески извивался в своем спальном мешке. Пережитый ужас все еще отзывался мурашками на спине, но живое, природное любопытство уже брало верх.
«Встреча с Черным Альпинистом сулит несчастье». Но Василий не верил. В конце концов, призрак пощадил его и даже втащил на карниз. «Черный Альпинист наказывает плохих, но может помочь хорошим людям».
«Значит, я — хороший человек? — Вася невольно улыбнулся. — А какая статья из этого получится! Блеск».
Утерянный было энтузиазм возвращался в утроенном размере.
Ветер снаружи был на удивление слабым. Из соседней палатки слышался кашель. Японочка Исуми сильно переохладилась в этот день. Хорошее настроение располагало к помощи ближним. В термоске плескались остатки горячего, травяного чая — бабушка всегда сушила впрок почти невесомые, но на редкость ароматные пакетики алтайских трав. Василий выпутался из спального мешка и, недолго повозившись, вышел из палатки.
Мороз сразу же защипал лицо, холодной струей ворвался в легкие. Южное седло. В ночной мгле склон горы нависал над лагерем темной громадой. Палатки ютились едва ли не на самом краю двухкилометрового обрыва… и вдруг, Василий, приглядевшись, заметил, как по склону вниз спускаются множество мелких, тусклых, парных огоньков…
Из-за склона горы, гудя винтом, вывернулся… самолет! Одноместная, чудом не разваливающаяся по швам машинка, больше всего напоминала не самое удачное творение братьев Райт. По выкрашенному зеленой краской боку вилась заковыристо выведенная надпись «Ever-Wrest».
Самолет все приближался и приближался. И вот — зрелище, от которого у здравомыслящего человека челюсть упала бы в снег! — приземлился на крутом склоне, немного выше стоящих в стороне от лагеря Джорджа, Цеванга и Френсис. Пока самолет, треща и подпрыгивая, катился вниз, стало возможным рассмотреть за штурвалом круглолицего мужчину-пилота, а рядом, прямо на крыле, восседала миловидная женщина-азиатка. Далеко не мягкая посадка хрупкую пассажирку ничуть не беспокоила.
Фрэнсис с трудом подавляла желание отбежать с пути грохочущей, несущейся на них металлической гробины. Но сумасшедший за штурвалом ловко остановился каком-то метре от трех Проводников. Самолет замер, приклеившись к склону, как муха к стене.
— Леди и джентльмены! — круглолицый пилот задрал очки-консервы на лоб и перегнулся через край открытой кабины, чтобы видеть своих собеседников, еще закрытых взмахами останавливающегося винта. — Я вам принес такие новости… такие новости, что держитесь за землю и молитесь!
Джордж подошел поближе и остановился у крыла.
— Приветствую. В горах твои молитвы не очень-то помогают, Морис. Больше приходится полагаться на себя. Что случилось?
— А вот это уже оскорбление, гнусное ехидство и переход на личности! — непонятно, всерьез или шутя, возмутился пилот. — Я вызову вас на дуэль, сэр!
— На ледорубах? — Джордж саркастично поднял бровь. — Боюсь, мы с тобой свою битву давно проиграли. Может, ближе к делу?
Обычно все проводники на горе отлично ладили друг с другом, но между этими двумя порой проскальзывала едва заметная искорка неприязни.
Минуту-другую Морис молча кипел от злости, потом раздраженно плюнул. Естественно, не в оппонента, а на землю, под колеса самолета. С объяснениями его опередила японка.
— Джей Ли-сан! — распахнув смородиново-черные глазенки, сообщила она. — С вершиной снова смотрит Мертвый Глаз!
Фрэнсис, стоящая у Джорджа за плечом, тихо чертыхнулась. Старшего Проводника тоже заметно передернуло от услышанного, но ответ прозвучал спокойно.
— Спасибо, Ясуко. Мы будем внимательнее.
— Тогда мы полетели, — буркнул Морис, но на прощание все же улыбнулся всем троим. — Обещал покатать леди над Тибетской равниной. — Он кивнул в сторону болтающей ножками пассажирки. — Видимо, тягу к приключениям у нее ничто не отобьет!
— Позаботься о моей соотечественнице, Френсисо-сан! — японка помахала рукой коллегам-проводникам. — Я соскучилась по родной речи, но Исуми-тян со мной встречаться пока еще совсем рано!
Трое проводников стояли за спиной Василия и вместе с ним смотрели на мерцающие и движущиеся по склону огоньки. Их становилось все больше, они подходили все ближе. А в разрывах туч, над вершиной, сияло зловещее, круглое, мутно-белесое, как глазное яблоко покойника, пятно — призрак давно улетевшей за пределы Солнечной системы кометы Гекутак.
— Оборони нас Кришна… — прошептал индус. — Да они со всей горы сюда сползлись…
Неприкаянные шли.
Серые тени в снежной мгле. Иссохшие, изломанные. Сожженные солнцем или выбеленные морозом. Заледеневшие, мертвые, злые. Кто-то ковылял, приволакивая сломанные, отмороженные ноги. Кто-то полз по снегу, как чудовищный, полураздавленный жук. Кто-то хрипел, пытаясь по привычке втянуть воздух в давно сгнившие легкие. Под шагами трупов хрустел стекольно-тонкий наст. Катились небольшие камешки. Потом побежали целые ручейки снега.
— Лавина! — вскрикнула Фрэнсис. — Они спустят лавину!
— Все в центр лагеря, — шепнул Джордж Василию. — Живо.
Матроскин никогда не видел Белой Горной Смерти воочию. Не знал ни признаков, ни условий, ни характерных звуков ее появления. Да их пока еще и не было! Мысль ударила в висок будто из вне, и Вася завопил:
— Лавина!!! Сюда! Всем сюда!
Альпинисты — люди быстрой реакции. Лагерь поднялся за считанные секунды и, когда первый опомнившийся приготовился крикнуть: «Какого черта?!», выше по склону громыхнуло, как из пушки с жерлом, размером в ад, и мелко задрожала под ногами скала.
Только утомившаяся за день Исуми крепко спала в своей палатке. Фрэнсис метнулась к ней.
— Вставай!
— Джордж… — оторопело шепнул Цеванг, но старший Проводник уже шел вперед, лавине навстречу.
Кипенно-белая стена поднялась в темноте и понеслась по склону вниз. Она настигала Неприкаянных, и те исчезали в ней, взрываясь облачками черного дыма, сливаясь с грохочущей массой снега, отдавая ей свою лютую ненависть к живым.
Джордж просто поднял руку. Горная смерть ринулась вниз. В круговерти ледяной пыли показалось, что за спиной серой фигурки Проводника на миг распахнулись белые крылья. Не ангельские — бумажные крылья Икара. Волна лавины раскололась — раздалась в стороны и вверх, и рухнула на плоскость Южного седла.
Минут двадцать спустя, горе-восхожденцы выкарабкались из-под снега — все до единого. Дрожа от холода и пережитого шока, люди бродили по плато, откапывая уцелевшие палатки. Те, что стояли ближе к краю лагеря, снежным потоком смело вниз и сбросило в двухкилометровую пропасть восточной стены. Но большая часть палаток и оборудования, находившихся в центре лагеря, все же уцелела. Они, хоть и изрядно засыпанные, бокового таранящего удара лавины избежали.
Руководитель, гид и инструктор группы в недоумении застыли под огромной глыбой изо льда и камня, вставшей на пути лавины. Этот чуть прозрачный монолит спас восхожденцам жизнь, сработал как волнорез, защитив центр лагеря от прямого удара. Снежный поток лежал на плато, разрезанный глыбой надвое, как змеиный язык, две половинки которого обтекли лагерь с двух сторон.
— Или я сошел с ума, Фил… — горячо шептал побледневший гид руководителю. — Либо этой глыбы льда, когда мы разбивали лагерь, здесь не было!
— Может, лавиной сбросило сверху?
Гид пожал плечами и поежился. Слишком велик был «айсберг», даже для чудовищной мощи Горной Смерти. Да и откуда на этой высоте взяться такому здоровенному сераку? Если бы он летел с горной кручи, то, вероятнее всего, прошелся бы по лагерю, как каток, оставив после себя лишь месиво из крови и снега. С другой стороны — вырасти здесь за ночь глыба тоже не могла… или могла?
Руководитель безнадежно махнул рукой. Ему сейчас было не до загадок горы.
— Спускаемся. Половина оборудования и припасов улетела к черту под хвост. Впритык хватит, чтобы спуститься в базовый. Объяви сбор…
Вася Матроскин присел рядом с задумчивой Исуми и молча протянул термос с чаем. Японка, сосредоточенно проверявшая свою систему, сначала удивленно покосилась, потом улыбнулась и напиток приняла.
— Жалеешь, что мы не идем дальше? — не очень полагаясь на свой английский, осторожно завязал беседу Василий.
— Нет, — Исуми покачала головой. — Я, наверно, взяла свою высоту. Надо знать, когда пора повернуть назад… — на секунду она усомнилась, но, видимо, желание выговорится было сильнее. — Этой ночью я чуть не погибла. Уснула и не слышала ничего вокруг. Меня разбудил голос. Женский голос.
— В группе кроме тебя нет ни одной женщины.
— Знаю, — японка закончила проверять систему и поглядела на Васю в упор, словно решая, можно ли ему доверять. — На родине, в Японии, мне довелось побывать в одном лесу. Аокигахара. Может, слышал? …Здесь у меня похожее чувство. Как там. Как будто… мертвые наблюдают за нами.
Матроскин поежился, но, неожиданно для себя не испугался.
— Говорят, на высоте часто возникает... это… эффект присутствия.
— Да, наверно, так, — личико Исуми снова осветила кавайная улыбка. — Ты часто бывал на высоте? Я ходила на Гашербрум, а ты?..
Час спустя уцелевшие палатки и оставшийся инвентарь были собраны. Рассветало. Группа начала долгий спуск вниз. Альпинисты вереницей растянулись по заснеженному склону и, сосредоточившись на тропе и собственных мыслях, даже не замечали, что порой оставляемых ими на снегу теней становилось на три больше.
Автор: Автор: Alik Snegin
-
-
09.06.2016 в 22:43Вот он.
Фото мёртвого человека.
Остальных не узнала.
-
-
09.06.2016 в 22:45-
-
09.06.2016 в 23:15-
-
10.06.2016 в 22:35-
-
11.06.2016 в 10:00-
-
12.06.2016 в 01:11Морис - это Морис Уилсон.
Меллори вообще "нашелся" в 1999, пропав в 24.
Идея рассказа хороша, но не верю, извините... Не дотянули.
-
-
12.06.2016 в 02:24А вот Йен - это кто?
-
-
12.06.2016 в 03:50Йен Вудхолл. Он и его жена пытались помочь еще живой Фрэнсис, но не смогли и были вынуждены вернуться. Спустя несколько лет Йен снова поднялся на Эверест, чтоб похоронить ее тело.
"Я завернул Фрэнсис в американский флаг и вложил записку от сына, – рассказывает британец. – Мы столкнули ее тело в обрыв, подальше от глаз других альпинистов. Теперь она покоится с миром. Наконец, я смог сделать что-то для нее".
Здесь полная статья: 4sport.ua/articles?id=22498
-
-
27.06.2016 в 19:54-
-
07.07.2016 в 15:12-
-
11.07.2016 в 22:39-
-
15.01.2019 в 17:09Зачитался.