Ты думаешь, что тебе показалось. А оно радуется твоей невнимательности и подбирается ближе
ЧАСТЬ 1. ШАГИ
Мой рассказ будет длинным, за что я заранее извиняюсь. Мне никогда еще не приходилось рассказывать эту историю так подробно, но она полностью правдива. Это случилось, когда мне было шесть лет.
"Букаф" ещё мноооого, но оно того стоитЕсли в тишине приложить ухо к подушке, можно услышать, как бьется твое сердце. В детстве этот мягкий, ритмичный стук казался шагами на ковре. Поэтому в детстве я почти каждую ночь, засыпая, слышал эти шаги, и в ужасе вырывался из сна.
Все свое детство я прожил с матерью в довольно-таки неплохом районе, переживавшим переходную фазу — туда постепенно перебирались люди с низкими доходами, среди них были и мы с матерью. Мы жили в одном из тех домов, которые по частям перевозят по автомагистрали, но мать хорошо о нем позаботилась. Вокруг дома был лес, в котором я любил играть днем, но по ночам он принимал более зловещие очертания. Прибавьте к этому то, что в нашем доме был достаточно большой подвал, и вы поймете, почему мой разум было полон воображаемых чудовищ, которые поглощали мои мысли, когда я просыпался от звука шагов.
Я рассказал маме про шаги, но она ответила, что мне только кажется. Я так настаивал, что она даже промыла мне уши, потому что я думал, что это поможет мне заснуть. Это, конечно, не помогло. Несмотря на то, что шаги пугали меня, в то время не было никаких странностей, если не считать того, что я ложился спать на верхнюю койку двухэтажной кровати, а просыпался на нижней. Впрочем, это было не так уж странно, потому что иногда я просыпался среди ночи и шел в туалет или попить, а потом ложился на нижнюю койку (я был единственным ребенком, и это было неважно). Такое случалось один или два раза в неделю, и просыпаться на нижней койке не было страшно. Но в одну ночь я проснулся не на нижней койке.
Я слышал шаги, но они раздавались слишком далеко, чтобы разбудить меня. Поэтому я проснулся не от шагов и не от кошмара, а от холода. Было очень холодно. Открыв глаза, я увидел звезды. Я был в лесу. Я немедленно вскочил, пытаясь понять, что происходит. Я думал, что сплю, иначе с чего бы я мог оказаться в лесу. Рядом лежала спущенная надувная лодка в форме акулы. Из-за неё все казалось еще более сюрреалистичным, но, когда мне так и не удалось проснуться, я понял, что это был не сон. Я встал, пытаясь сориентироваться, но лес казался мне незнакомым. Я все время играл в лесу у дома и знал его достаточно хорошо, но если я оказался совсем в другом месте, то как я мог оттуда выбраться? Я сделал шаг, и мою ногу пронзила боль, отбросившая меня туда, где я только что лежал. Я наступил на колючку. В свете луны я видел, что они были повсюду. Посмотрев на другую ногу, я убедился, что она в порядке. На мне не было ни царапины, и я не так уж и испачкался. Я немного поплакал, а потом снова встал на ноги.
Я не знал, куда идти, а потому наугад выбрал направление. Я хотел позвать на помощь, но сдержался, потому как не хотел быть обнаруженным тем, что могло оказаться поблизости.
Я шел, наверное, несколько часов.
Я пытался идти прямо, стараясь менять свой курс там, где надо было идти в обход. Я был ребенком, и мне было страшно. Не было ни воя, ни криков, и только один раз я услышал звук, который меня напугал. Это было похоже на плач ребенка. Сейчас я думаю, это была просто кошка, но тогда я запаниковал. Я бежал, сворачивая в разные стороны, избегая густых кустарников и поваленных деревьев. Я внимательно смотрел себе под ноги, потому что в тот момент они были не в лучшей форме. Я слишком много смотрел под ноги и слишком мало на то, куда они меня вели. Через некоторое время после того, как я услышал плач, я увидел то, что наполнило меня отчаянием, которого я прежде не испытывал.
Это была надувная лодка.
Я был всего в десяти футах от того места, где я проснулся.
В этом не было ничего сверхъестественного. Я просто заблудился. До этого момента я думал больше о том, как выбраться из леса, нежели о том, как я туда попал. Но, вернувшись на место, я задумался. Я уже не был уверен, что это был не мой лес. Сделал ли я огромный круг вокруг этого места, или я просто развернулся и пошел обратно? Как же попасть домой? В то время я считал, что полярная звезда — самая яркая, поэтому я нашел в небе самую яркую звезду и последовал за ней.
Со временем все стало казаться знакомым. Увидев канаву, в которой мы с друзьями любили кидаться грязью, я понял, что нашел свой путь. Я шел медленно, потому что у меня болели ноги, но я был так рад тому, что дом был уже близко, что побежал трусцой. Увидев крышу своего дома, возвышавшуюся над соседским домом, я испустил радостный всхлип и побежал быстрее. Я очень хотел домой. Я уже решил, что не буду ничего рассказывать, потому что я не знал, что сказать. Я должен был вернуться домой, привести себя в порядок и лечь спать. У меня опустилось сердце, когда я свернул за угол, и мой дом предстал во всей своей красе.
В каждом окне горел свет.
Я знал, что моя мама проснулась, и что мне придется объяснять, где я был, но я не знал, с чего начать. Мой бег замедлился, а потом и вовсе перерос в шаг. Я увидел ее силуэт за занавесками, и, хотя я беспокоился из-за предстоявшего объяснения, в тот момент это было неважно. Я зашел на крыльцо, дотянулся до ручки двери и повернул ее. Я не успел открыть дверь, как вокруг меня обвилась пара рук и оттащила назад. Я кричал изо всех сил: «Мама! Помоги! Мама, пожалуйста!» То, что я почти оказался в безопасности, а потом меня от нее так грубо оторвали, наполнило меня ужасом, который я не могу описать даже сейчас.
Дверь, от которой меня оторвали, открылась, и в моем сердце блеснула надежда. Но это была не моя мама.
Это был мужчина, и он был огромным. Я метался и наносил удары по голеням того, кто меня держал, в то же время пытаясь убежать от того, кто только что вышел из дома. Я был напуган, но меня переполняла ярость.
— Отпусти меня! Где она? Где моя мама? Что вы с ней сделали!?
От криков у меня охрипло горло, и, сделав вдох, я наконец уловил тот звук, который раздавался раньше, чем я сумел его воспринять.
— Милый, пожалуйста, успокойся, я с тобой.
Это был голос моей мамы.
Руки, державшие меня, ослабили захват и опустили меня на крыльцо. Тогда-то я смог разглядеть одежду человека, стоявшего передо мной. Это был полицейский. Я повернулся на голос и увидел, что это была моя мама. Все было в порядке. Я заплакал, и мы все трое вошли в дом.
— Я так рада, что ты дома. Я боялась, что уже не увижу тебя. — К тому времени она тоже плакала.
— Прости, я не знал, что случилось. Я просто хотел домой. Прости.
— Это ничего, больше так не делай. Не знаю, выдержу ли я или мои ноги...
Тихий смех прорвался сквозь слезы, и я тоже улыбнулся.
— Прости, что ударил тебя, но зачем ты меня схватила?
— Я боялась, что ты снова убежишь.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я, к тому времени уже ничего не понимая.
— Мы нашли на подушке твою записку, — сказала она, указав на бумажку, которую двигал по столу полицейский.
Я взял записку и прочитал её. Это было письмо перед побегом. В ней было сказано, что я несчастен, что я больше не хочу видеть мать и своих друзей. Полицейский обменялся парой слов с моей мамой, а я все смотрел на письмо. Я не помню, чтобы я его писал. Я вообще ничего не помнил. Даже если я мог во сне уйти в лес, если все это было правдой, в одном я был уверен.
— Мое имя пишется не так... Я не писал это письмо.
* * *
ЧАСТЬ 2. ШАРЫ
Пару дней назад я выложил здесь рассказ под названием Шаги. Мне задали пару вопросов, которые вызвали во мне любопытство насчет некоторых событий из моего детства, и я поговорил с матерью. Ей явно не понравилось то, что я приставал к ней с вопросами, и она сказала:
— Расскажи им про чертовы шарики, если им так интересно.
Когда она это сказала, я вспомнил многое из детства, включая то, что я уже забыл. Эта история поможет вам лучше понять предыдущий рассказ, который, я думаю, вам следует прочитать первым. Конечно, порядок не так уж важен, но если вы прочитаете ту историю первой, вам будет легче встать на мое место. Дело в том, что я и сам вспомнил события Шагов гораздо раньше. Если у вас есть вопросы, спрашивайте, я постараюсь на них ответить. Эта история тоже будет длинной, так что будьте готовы. Я просто боюсь упустить какие-нибудь детали, которые могут оказаться важными.
Когда мне было пять лет, я ходил в детский сад, руководство которого твердо верило в обучение при помощи практических занятий. Это была часть новой программы, направленной на то, чтобы позволить детям развиваться согласно их собственному ритму. Для этого детский сад разрешал учителям придумывать их собственные планы занятий. Каждый из них мог выбрать себе тему, которой он бы придерживался на всех занятиях, на математике, на чтении и т. д. Эти темы назывались Группами. Была группа Космос, группа Море, группа Земля, я был в группе под названием Общество.
В этой стране в детском саду обычно учат разве что завязывать шнурки и делиться конфетами, поэтому он мне особо не запомнился. Я точно помню всего две вещи: у меня лучше всех получалось писать свое имя, а еще проект с воздушными шариками. По сути своей, проект с шарами лучше чем что-либо соответствовал теме нашей группы, потому что он должен был показать нам, как работает человеческое общество.
Вы, наверно, слышали о подобных занятиях. В пятницу (я помню, что это была пятница, потому что очень ждал этого проекта) мы вошли в класс и увидели, что к каждой парте был привязан надутый воздушный шарик. На каждой парте лежали маркер, ручка, лист бумаги и конверт. Надо было написать письмо и положить его в конверт, который потом надо было привязать к шарику. Еще мы могли нарисовать на шарике картинку, если хотели. Многие дети дрались из-за шариков, потому что хотели другой цвет, я же сразу начал писать письмо, текст которого я уже давно придумал.
Все письма должны были следовать некой структуре, но у нас оставалось немного творческой свободы. Мое письмо было примерно такое: «Привет! Ты нашел мой шарик! Меня зовут так-то, и я хожу в такой-то детский сад. Можешь оставить себе шарик. Надеюсь, ты напишешь мне ответ! Мне нравится Могучий Макс, гулять, строить домики, плавать и заводить друзей. А что тебе нравится? Напиши поскорее. Вот тебе доллар на письмо». На долларе я написал «НА МАРКИ». Мама говорила, что это необязательно, но я считал себя гением и все равно так сделал.
Учительница сфотографировала каждого из нас со своим шариком. Фотографии мы должны были положить в конверт вместе с письмом. Туда клали еще одну записку, в которой объяснялась суть нашего проекта и искренняя просьба принять в нем участие, прислав в ответ фотографии своего города или района. Вот и вся идея — создать общество, не покидая детский сад, и установить безопасный контакт с другим человеком. Это казалось так интересно...
В течение следующих двух недель начали приходить ответы. Ребята приходили с фотографиями разных мест, и каждый раз, когда приходило новое письмо, учительница вешала фотографию на карту на стене. На этой карте было отмечено, откуда пришло письмо, и как далеко долетел шарик. Это была очень умная идея, потому что мы стали с нетерпением ждать того, чтобы прийти в детский сад и узнать, пришли ли наши письма. В течение года мы раз в неделю писали ответ своему другу по переписке. Те, кому еще не пришло письмо, писали другу по переписке другого ученика. Мое письмо пришло одним из последних. Когда я пришел в класс, я посмотрел на парту, там, как и прежде, не было письма. Тут подошла учительница и дала мне конверт. Я, наверно, выглядел чересчур обрадованным, потому что, когда я открывал конверт, она положила мне руку на плечо и сказала:
— Пожалуйста, не расстраивайся.
Я не понимал, почему я должен был расстроиться — письмо же пришло? Тогда я удивился, что она знала, что лежит в конверте, но сейчас я, конечно, понимаю, что учителя проверяли содержимое конвертов, вдруг там окажется что-то неприличное. И все-таки, откуда она знала, что я буду разочарован? Вскрыв конверт, я все понял.
В нем не было письма.
В конверте лежала всего лишь фотография, но я не мог разобрать, что на ней было. Она была похожа на кусок пустынного пейзажа, но снимок получился слишком смазанным, как будто камера двигалась во время съемок. Обратного адреса не было, так что я не мог послать ответ. Я был совершенно подавлен.
Прошло время, и почти все прекратили свои переписки. Очевидно, не каждому интересно вести переписку с детсадовцами. Вскоре все, кроме меня, совершенно потеряли интерес к письмам. Потом я получил еще один конверт.
Ко мне вернулся прежний восторг. Меня радовало то, что я еще получал письма, в то время как другие друзья по переписке забыли про своих корреспондентов. То, что я получил новое письмо, было логично, ведь в первом не было ничего, кроме смазанной фотографии, и его отправитель мог захотеть исправить свою ошибку. Но в конверте снова не оказалось письма — только еще одна фотография.
В этот раз изображение было более четким, но я все равно не мог его разобрать. Снимок был сделан под углом вверх, он захватывал верхний угол какого-то здания, но остальная картинка была искажена отблесками солнца.
Поскольку шарики улетали не очень далеко, к тому же были запущены в один день, карту на стене загромоздили большей частью одинаковые снимки. В итоге детям разрешили брать фотографии домой. Мой лучший друг Джош был вторым по количеству фотографий, которые он к концу года забрал домой. Его друг по переписке оказался очень щедрым и прислал фотографии со всего соседнего города. Джош взял с собой, кажется, четыре снимка.
Я принес домой почти пятьдесят.
Все конверты вскрывала учительница, но через некоторое время я даже перестал смотреть на фотографии. Я откладывал их в свой ящик, где я хранил свою коллекцию камней, бейсбольные карточки, комиксы и прочие подобные вещи. К концу года мое внимание переключилось на другие интересы.
На рождество мама купила мне небольшую машину для мороженого. Джош мне так завидовал, что родители подарили ему на день рождения такую же, только лучше. Летом у нас появилась идея продавать наше мороженое за один доллар. Джош жил в другом районе, но мы решили, что лучше будет торговать у меня. Мы занимались этим по выходным, пять недель подряд, пока мама не сказала нам прекратить. Я только недавно понял, почему.
В конце пятой недели мы с Джошем считали наши деньги. Поскольку у нас обоих было по машине, у каждого из нас накопилось по отдельной кучке денег, которые мы потом слили вместе и разделили поровну. В тот день мы заработали всего шестнадцать долларов, и когда Джош дал мне мой пятый доллар, меня поглотило чувство глубокого удивления.
На нем было написано «НА МАРКИ».
Джош увидел мой шок и подумал, что что-то недосчитал. Я рассказал ему про доллар, и он сказал:
— Ух ты, как классно!
Немного подумав, я согласился с ним. Мысль о том, что доллар вернулся ко мне, сменив многих владельцев, казалась мне удивительной.
Я побежал домой, чтобы рассказать маме, но я был так взволнован, а она так занята телефонным разговором, что мой рассказ получился непонятным. Мама просто ответила:
— Ух ты, как здорово!
Я вышел на улицу и сказал Джошу, что мне надо кое-что ему показать. Мы вошли ко мне в комнату, и я открыл свой ящик, чтобы показать ему конверты и фотографии. Я начал с первой фотографии, но уже на десятой Джош потерял интерес и предложил мне поиграть в канаве (неподалеку от моего дома была канава с грязью), пока за ним не приехала его мама. Так мы и сделали.
В канаве мы играли в грязевую войну, но несколько раз прерывали игру из-за какого-то шороха в лесу. Там жили еноты и дикие коты, но для них этот шум был чересчур громким. Мы обменялись догадками насчет того, что это могло быть. Я предположил, что это была мумия, но Джош настаивал, что это был робот. Когда мы уходили, он посмотрел мне в глаза и на полном серьезе сказал:
— Ты ведь это слышал? Это был робот? Ты ведь тоже слышал?
Да, я слышал, были какие-то механические звуки, и это действительно мог быть робот. Тогда я согласился с Джошем, и только теперь мне стало ясно, что же мы слышали.
Когда мы пришли, мама Джоша ждала его за кухонным столом вместе с моей мамой. Джош рассказал ей про робота, наши мамы рассмеялись, и Джош отправился домой. Мы с мамой поужинали, и потом я лег спать.
Я немного пролежал в постели, но потом решил встать и заново осмотреть конверты, потому что из-за того, что случилось днем, все это вновь стало интересным. Я взял первый конверт и положил его на пол, сверху положив расплывчатую фотографию. Рядом я точно также положил второй конверт вместе с фотографией верхнего угла здания. В конце концов, у меня получилось что-то вроде таблицы пять на десять. Меня всегда учили беречь вещи, даже если они не казались ценными.
Я заметил, что со временем содержимое фотографий становилось понятным. Было дерево, на котором сидела птица, дорожный знак, линия электропередачи, группа людей, заходящих в какое-то здание. То, что я увидел, так встревожило меня, что я до сих пор помню, как у меня кружилась голова, в которой была всего одна мысль:
Почему я на этой фотографии?
На той фотографии, где группа людей входила в здание, я увидел себя с мамой. Она держала меня за руку, и мы оба стояли в самом краю фотографии, позади толпы людей. Мы были в самом краю, но это определенно были мы. Когда мои глаза проплыли по морю фотографий, я забеспокоился. Это было странное чувство — не страх, это было ощущение того, что у тебя будут неприятности. Не знаю, откуда взялось это чувство, но я сидел, окутанный ощущением того, что я сделал что-то плохое. И с каждой новой фотографией, которую я внимательно изучал, это чувство только росло.
Я был на каждом снимке.
Я ни разу не был снят крупным планом. К тому же, на всех фотографиях был кто-то еще. Но я был везде — с краю, на заднем плане, в самом низу кадра. Иногда в кадр попадало только часть моего лица, но, тем не менее, я там был. Я был везде.
Я не знал, что делать. В детстве в голову приходят самые странные мысли, и я, помимо всего прочего, боялся, что мне влетит уже за то, что я еще не лег спать. Я считал, что я и так виноват, поэтому решил ничего не предпринимать до утра.
На следующий день у мамы был выходной, и она посвятила утро уборке. Я, кажется, смотрел мультфильмы, когда решил, что пора показать ей фотографии. Когда она вышла проверить почту, я взял пару фотографий и положил их перед собой на столе. Когда мама вернулась, я сказал:
— Мама, можно тебя на секунду? У меня тут эти фотографии…
— Подожди минутку, дорогой. Мне надо поставить отметки на календаре.
Через минуту или две, она подошла ко мне и спросила, чего я хотел. Я слышал, как она шуршала письмами у меня за спиной, но смотрела только на фотографии. Пока я все ей объяснял и указывал на снимки, она все реже и реже говорила все эти «ага» и «хорошо». Со временем она полностью замолчала, раздавался только шорох писем у нее в руках. Следующим звуком, который я услышал, был глубокий вздох, как будто она пыталась дышать в комнате, в которой почти не осталось воздуха. Наконец, она смогла взять себя в руки и, бросив оставшееся письма на стол, побежала на кухню за телефоном.
— Мама! Прости, я не хотел! Не злись на меня!
Прижав к уху телефон, она бегала взад вперед и кричала в трубку. Я посмотрел на лежавшие рядом с моей фотографией письма. Сверху лежал конверт, из которого что-то торчало.
Это была еще одна фотография.
Сначала я подумал, что она случайно оказалась среди писем, но, рассмотрев ее, я понял, что прежде никогда не видел этот снимок. На мое горе, это был я, но на этот раз я был заснят вблизи. Я стоял среди деревьев и улыбался. Там был не только я, рядом со мной стоял Джош. Этот снимок был сделан вчера.
Я криком позвал маму, которая все еще говорила по телефону. Пришлось крикнуть несколько раз, прежде чем она ответила:
— Что такое?
Я не знал, что сказать, и просто спросил:
— Кому ты звонила?
— Я звонила в полицию, дорогой.
— Зачем? Прости, я этого не хотел...
В ответ она сказала то, что я не понимал до тех пор, пока не был вынужден вспомнить события из своего раннего детства. Она взяла конверт со стола, и фотография, на которой были мы с Джошем свалилась в одну кучу с остальными снимками. Она держала конверт у меня над головой, и я только видел, как бледнело ее лицо.
Со слезами на глазах она сказала, что позвонила в полицию, потому что на конверте не было марки.
* * *
ЧАСТЬ 3. ЯЩИК
Я хочу извиниться перед теми, кто задавал вопросы к моим предыдущим рассказам. В комментариях к рассказу «Воздушные шары» я сказал, что со мной больше не происходило ничего странного, но это неправда. События моей следующей истории вовсе не были заперты в закоулках моей памяти, я помнил о них всегда. Однако, лишь поговорив с матерью и вспомнив про случай с воздушными шарами, я осознал, насколько сильно эта история, которую я не планировал никому рассказывать, связана с другими событиями из моего детства. Я не хотел предавать её огласке во многом потому, что мне нужно было согласие другого человека, чтобы избежать недоразумения. Я не ожидал, что другие мои рассказы вызовут столько интереса, иначе я предпочел бы молчать об этом до конца своих дней. Я так и не смог связаться с другим человеком, но я решил, что было бы нечестно утаивать эту историю от читателей, которые хотели узнать обо мне побольше. Я постарался изложить все события как можно точнее. Заранее извиняюсь за объем текста.
Я провел свое первое детсадовское лето, лазая по деревьям. Возле моего дома росла сосна, которая, казалось, была создана специально для этого. У нее были ветки, которые росли так низко, что я без труда мог за них ухватиться. Первые два дня я просто сидел на нижней ветке и болтал ногами. Дерево росло за забором, и его было видно из окна в кухне, которое находилось прямо над раковиной. Вскоре мы с матерью договорились, что я буду играть на дереве, пока она моет посуду, чтобы она могла видеть, все ли со мной в порядке.
Со временем мои способности росли, и я научился лазить достаточно высоко. Чем выше я карабкался, тем тоньше становились ветки. В конце концов, я добрался до того места, выше которого было просто невозможно залезть. Мне пришлось играть в другую игру — лазить на скорость. Наконец, я смог добираться до своей самой высокой ветки всего за двадцать пять секунд.
Я стал чересчур самоуверенным и однажды попытался слезть с одной ветки прежде, чем успел ухватиться за другую. Я упал с двадцатифутовой высоты и сломал себе руку. Мама с криком бросилась ко мне — я помню, как мне казалось, что она кричала под водой. Я не помню, что она сказала, помню только, какой белой оказалась моя кость.
Я начал ходить в школу с гипсом на руке. Мама, должно быть, ужасно себя чувствовала, потому что перед моим первым школьным днем она принесла домой котенка. Он был совсем крошечным. Когда мама посадила его на пол, он залез в коробку из-под содовой. За это я назвал его Ящиком.
Ящик нескоро оказался на улице. Мама обрезала ему когти, чтобы он не повредил мебель, и мы старались держать его дома. Он то и дело удирал, и мы находили его в саду, где он гонялся за насекомым или за ящерицей. Ему никогда не удавалось никого поймать, потому что когти были обрезаны. Ящик всегда оглядывался на улицу, когда я нес его домой — я говорил маме, что он планировал новый побег. Дома мы кормили его тунцом, и он со временем выучил звук электрического консервного ножа. Он начинал бегать по комнате каждый раз, когда его слышал.
Ко времени нашего переезда Ящик стал сбегать из дома все чаще и чаще. Иногда он забирался в подвал через лазейку в стене дома. Мы не хотели лезть за ним, потому что лазейка была слишком узкой, а подвал кишел крысами и насекомыми. Потом моя мать додумалась приносить к лазейке консервный нож и удлинитель. Она включала его, и Ящик с мяуканьем выбегал наружу. Он приходил в ужас от нашего коварства — консервный нож без тунца казался ему чем-то немыслимым.
В последний раз он забрался в подвал в день нашего отъезда. Мама уже выставила дом на продажу, и мы начали собирать вещи. Вещей у нас было немного, и мы особенно не торопились. Правда, я упаковал свою одежду заранее — мама думала, что я расстроюсь из-за переезда, и решила, что, уложив все вещи в коробку, я буду знать, что даже в новом доме все будет по-прежнему. Ящик сбежал, когда мы уже погрузили часть вещей в грузовик, и мама кляла себя за то, что уже уложила консервный нож и не знала, где он. Я притворился, что ищу его, чтобы мне не пришлось лезть в подвал, но мама обо всем догадалась и полезла в подвал сама. Она довольно-таки быстро вылезла вместе с Ящиком и при этом казалась очень нервной. Увидев её, я еще больше обрадовался, что не полез в подвал. Мама сделала несколько звонков, а потом зашла в мою комнату и сказала, что поговорила с риелтором и что мы можем перебраться в другой дом уже сегодня. Она явно радовалась скорому переезду, хотя раньше говорила, что мы переедем лишь в конце недели, а это был только четверг. Более того, мы не успели всё собрать, но мама сказала, что легче купить новые вещи, чем таскать старое барахло по всему городу. Я даже не успел забрать ящик с одеждой. Я спросил маму, можно ли мне попрощаться с Джошем, но она ответила, что мы позвоним ему из нового дома. После этого мы уехали.
Мы с Джошем многие годы оставались друзьями, хотя и ходили в разные школы. Наши родители не были близкими друзьями, но они понимали нас и часто подвозили друг к другу на выходные. Однажды они подарили нам на рождество рации уоки-токи, которые в то время были очень популярны, и расстояние между нашими домами сократилось. Еще у них были батарейки, которых хватало на несколько дней. У нас редко получалось говорить по ним через весь город, но дома мы постоянно бегали с ними и говорили на радио-жаргоне, который мы выучили из фильмов. Благодаря родителям, мы оставались друзьями и в десять лет.
Однажды в субботу, когда я остался у Джоша с ночевкой, мама позвонила, чтобы пожелать мне спокойной ночи. У нее был расстроенный голос.
Ящик пропал.
Это был субботний вечер, и уже в понедельник нам надо было идти в школу. Ящик пропал в пятницу вечером, как я понял, мама не видела его, с тех пор, как отвезла меня к Джошу. Думаю, она решила рассказать мне, что он пропал, потому что иначе, если бы я вернулся домой, и только тогда узнал об этом, то был бы расстроен не только пропажей кота, но и тем, что она от меня её скрыла. Она сказала, чтобы я не беспокоился.
— Ящик вернется. Он всегда возвращается.
Но Ящик не вернулся.
Три недели спустя я снова ночевал у Джоша. Я был все еще расстроен из-за Ящика, но мама сказала, что животные часто покидают дом на недели и даже на месяца, но потом сами возвращаются домой. Она сказала, что они знают, где их дом, и всегда пытаются вернуться. Я рассказал об этом Джошу, и тут мне в голову ударила мысль, которую я даже произнес вслух.
— Что если Ящик ошибся домом?
— Как? — удивился Джош. — Он живет у тебя. Он знает, где его дом.
— Но он вырос в другом месте, Джош. Он вырос в старом доме в двух районах от нас. Может быть, он все еще думает, что там его дом.
— Понял. Это будет круто! Завтра мы скажем папе, и он нас туда отвезет!
— Не отвезет. Мама сказала, что нам нельзя туда ходить, чтобы не беспокоить новых хозяев. Она это сказала и твоим родителям.
— Ладно, — сказал Джош. — Мы можем завтра пойти к твоему дому и найти кота.
— Нет. Если нас заметят, наши родители обо всем узнают! Надо пойти самим... Надо пойти сегодня ночью.
Джоша не надо было долго уговаривать, потому что он сам часто придумывал подобные идеи. Нам еще не приходилось незаметно удирать из дома, но это оказалось необычайно легко. Окно в его комнате выходило на задний двор, а там была незапертая калитка. Мы без препятствий выбрались на улицу с фонариками и рациями в руках.
Было два способа добраться от дома Джоша до моего старого дома. Можно было идти по улице, а можно было срезать путь через лес. По улице мы бы прошли целых два часа, но я все равно настаивал на этом пути, потому что боялся заблудиться. Джош отказывался и говорил, что нас могут узнать и рассказать обо всем его папе. Он пригрозил вернуться домой, если мы не срежем, и я согласился, потому что очень не хотел идти один.
Джош ничего не знал о моей ночной прогулке по лесу.
Когда со мной был друг, к тому же, когда у нас были фонарики, лес уже не казался таким жутким. Я точно не знал, куда мы шли, но Джош казался достаточно уверенным, и это меня подбадривало. Мы пробирались сквозь густые заросли, и ремень на моей рации зацепился за ветку. Фонарь был у Джоша, и мне пришлось потрудиться, чтобы высвободить рацию. В этот момент я услышал голос Джоша.
— Эй, не хочешь искупаться?
Я посмотрел туда, куда он указывал фонариком. Теперь мне стало ясно, где мы оказались. Джош указывал на надувную лодку. Именно здесь я проснулся несколько лет назад. У меня появился комок в горле, и я еле сдерживал слезы, продолжая бороться с рацией. В ярости, я ударил по ней достаточно сильно, чтобы высвободить её и направился к Джошу, который шутки ради улегся в лодку, как будто собирался загорать. По пути я споткнулся и чуть не упал в яму посреди поляны, но сумел сохранить равновесие. Яма была глубокой. Меня удивила её глубина, но еще больше я удивился тому, что я её не помнил. Я понял, что в ту ночь мог проснуться вовсе не в этом месте. Я выбросил это из головы и повернулся к Джошу.
— Хватит придуриваться! Ты же видел, что я застрял, а сам валялся на этой лодке! — на последнем слове я ударил по лодке ногой. Из нее раздался визг.
Улыбка пропала с лица Джоша. Он вдруг показался испуганным и попытался встать с лодки, но из-за своей неуклюжей позы он не смог это сделать одним махом. Каждый раз, когда он падал, визг становился громче. Я хотел помочь Джошу, но сам едва мог сдвинуться с места. Ноги меня не слушались, я ненавидел этот лес. Я поднял фонарь и осветил им лодку, не зная, чего ожидать. Наконец Джош встал на ноги и посмотрел туда, куда я светил фонарем. Это была крыса. Я нервно засмеялся, и у нас на глазах крыса бросилась в лес. Джош легко ударил меня по плечу, снова улыбнулся, и мы продолжили путь.
Мы ускорили шаг и выбрались из леса раньше, чем я думал. Вскоре мы оказались в моем старом районе. В прошлый раз, когда я ночью выходил к нему со стороны леса, во всех окнах горел свет. У меня забилось сердце от потока воспоминаний, но когда мы свернули за угол и наконец увидели мой дом, в окнах не было света. Уже издалека я увидел сосну, на которую я лазил. В какой-то момент я с трепетом понял, что если бы не это дерево, мы бы не пришли сюда ночью. Когда мы подошли поближе, я увидел, как ужасен был газон. Невозможно было догадаться, когда его в последний раз косили. Одна из ставней висела на соплях и качалась на ветру; сам дом был просто грязным. Было очень грустно видеть его в таком запустении. И почему только моя мать беспокоилась о новых хозяевах, раз они были такими неряхами? И только потом я все понял.
Новых хозяев не было.
Дом был заброшен. Почему тогда мама лгала мне про то, что в нем поселились новые люди? Впрочем, я подумал, что это даже хорошо. Будет гораздо легче найти Ящика, не боясь, что нас заметят новые владельцы. Так будет даже быстрее. Когда мы вошли в ворота, Джош прервал молчание.
— Ну и отстой твой старый дом, — сказал он как можно тише.
— Заткнись! Все равно он лучше, чем твой дом.
— Слышь ты!
— Ладно, ладно. По-моему, Ящик в подвале. Одному из нас надо туда залезть, а другой будет стоять возле лазейки на случай, если он оттуда выскочит.
— Ты серьезно? Я туда не полезу. Твой кот, ты и лезь.
— Слушай, если не боишься, можем разыграть, — сказал я, подняв кулак над своей ладонью.
— Хорошо, только будем говорить: камень, ножницы, бумага, пуск! А не раз, два, три.
— Я знаю правила, Джош. Это ты все время косячишь.
Я проиграл.
Я отодвинул доску, которую мама отодвигала, когда искала Ящика в подвале. Ей редко приходилось туда лазить, потому что трюк с консервным ножом всегда срабатывал. Она ненавидела подвал, и я понял, почему, когда заглянул в дыру. До переезда мама говорила, что это даже хорошо, что Ящик лазит в подвал. Это не так опасно, как если бы он перелезал через забор и бегал по району. Она была права, но я все равно боялся подвала. Я взял фонарь и рацию и полез в дыру. Вскоре я ощутил ужасный запах.
Пахло дохлятиной.
Я включил рацию.
— Джош, ты там?
— Это Крутой Парень, возвращайся.
— Джош, хватит. Тут что-то не так.
— О чем ты?
— Воняет, будто кто-то умер.
— Это Ящик?
— Надеюсь, что нет.
Я выключил рацию и пополз дальше, освещая свой путь фонарем. Если смотреть в дыру снаружи, кажется, что при хорошем освещении весь подвал как на ладони. Но только забравшись внутрь, можно увидеть блоки, на которых держался дом. Я бы сказал, что снаружи можно увидеть только сорок процентов подвала, но даже внутри, я видел только то, что оказывалось в свете фонаря. Я понял, что обыскивать это место будет непросто. Чем дальше я пробирался, тем сильнее становилась вонь. Я боялся, что Ящик залез сюда и с ним что-то случилось. Я посветил фонариком, но ничего не увидел. Я пощупал руками под одним из блоков и тут же отдернул руку.
Это был мех.
У меня опустилось сердце и я приготовился увидеть самое страшное. Я полз медленно, чтобы оттянуть неизбежное. В свете фонаря я увидел то, что лежало за блоком.
Я отпрянул в ужасе. Это было отвратительное, наполовину разложившееся создание. Морда так прогнила, что зубы казались огромными. Вонь была невыносимой.
— Что это? Ты в порядке? Это Ящик?
Я достал рацию.
— Нет, это не Ящик.
— Тогда что это?
— Не знаю.
Я снова посветил на мертвое животное, и мой страх понемногу рассеялся. Я усмехнулся.
— Это енот!
— Тогда продолжай искать. Я пойду в дом, может, он туда залез.
— Что? Нет, Джош, не ходи туда. Что, если Ящик здесь, и он выскочит на улицу?
— Не выскочит. Я закрыл дыру доской.
Я оглянулся и понял, что он говорил правду.
— Зачем?
— Не бойся, её легко отодвинуть. Так будет логичнее. Если Ящик сбежал, и я его не заметил, он уже пропал. Если он там, держи его крепче, я приду и отодвину доску. Если его там нет, ты сам сможешь отодвинуть доску, пока я осматриваю дом.
Я согласился с Джошем, к тому же я сомневался, что он сможет залезть внутрь.
— Ладно. Но будь осторожен и ничего не трогай. В моей комнате должны быть ящики с моей старой одеждой, посмотри там, может, он туда залез. И не забудь свою рацию.
— Вас понял. До связи.
Я знал, что в доме будет кромешная темнота, ведь за электричество никто не платит. Хорошо, если Джош что-то увидит в свете уличных фонарей, иначе я не знаю, что он будет делать.
Через некоторой время я услышал у себя над головой шаги. Сверху посыпались грязь и пыль.
— Джош, это ты?
— Прием, прием. Крутой Парень вызывает Танго Фокстрот. Орел приземлился. Ваше местонахождение, Принцесса Жасмина?
Козел.
— Крутой Парень, я в твоем сортире, осматриваю твои журнальчики. Похоже, тебе нравятся мужские жопы. Что ты на это ответишь?
Я и без рации слышал, как он рассмеялся, и засмеялся сам. Его шаги удалялись — Джош шел в мою комнату.
— Чувак, тут темно. Ты уверен, что у тебя тут были ящики с одеждой? Я их не вижу.
— Да, должно быть два ящика возле чулана.
— Нет здесь никаких ящиков, я щас посмотрю в чулане, может, ты их там оставил.
Я подумал, что моя мама вернулась, забрала ящики и раздала одежду, потому что я из нее вырос. Но я точно помнил, что оставлял их там, один из них я даже не успел закрыть.
Пока я ждал ответа, у меня начала затекать нога. Я выпрямил её и на что-то наткнулся.
Оглянувшись, я увидел нечто странное. Это было одеяло, вокруг которого стояли миски. Я подполз к ним поближе. Одеяло пахло плесенью, а миски были пусты, но в одной из них было то, что я сразу узнал.
Кошачья еда.
Это был не тот корм, который мы давали Ящику, но я тут же все понял. Мама сделала это место для Ящика, чтобы он спускался сюда, а не бегал по району. Все встало на свои места, и я понял, почему Ящик мог сюда вернуться. «Хорошо придумано, мама», — подумал я.
— Я нашел твою одежду.
— Класс. Где были ящики?
— Как я и говорил, ящиков не было. Одежда была в твоем чулане... Она там висела.
У меня пополз мороз по коже. Это было невозможно. Я сложил всю свою одежду, хотя мы и переехали на две недели раньше.
— Что-то не так, Джош. Одежда точно была в ящиках. Хватит валять дурака, выходи из дома.
— Я не шучу. Я прямо сейчас на нее смотрю. Может, тебе просто показалось. Ха-ха! Тебе точно нравилось смотреть на самого себя?
— Что ты несешь?
— У тебя стены покрыты твоими фотографиями! Их тут сотни! Ты кого-то нанял, чтобы…
Тишина.
Я проверил рацию, чтобы убедиться, что я случайно её не выключил. Она была включена. Я слышал шаги, но не мог понять, куда шел Джош. Я ждал, что он закончит свою фразу, подумав, что это он случайно нажал на кнопку. Но Джош молчал. Казалось, он просто топтался по дому. Я уже собирался снова с ним связаться, но тут он вернулся.
В доме кто-то есть.
Его голос дрожал — я понял, что он вот-вот расплачется. Я хотел ответить, но я не знал, на какую громкость поставлена его рация. Вдруг другой человек ее услышит? Я ничего не сказал, я только ждал и слушал. Я слышал только шаги. Тяжелые, громкие шаги. А потом раздался грохот.
«Боже мой... Джош».
Его нашли, я в этом не сомневался. Этот человек нашел Джоша, и теперь он его мучил. Я заплакал. Джош был моим единственным другом, если не считать Ящика. Страшная мысль пришла мне в голову: что, если Джош сказал ему, что я здесь? Что я мог сделать? Я тщетно пытался взять себя в руки, как вдруг услышал голос по рации Джоша.
— Он что-то несет. Какой-то большой мешок. Сейчас он бросил его на пол. Боже, чувак... мешок... кажется, он зашевелился.
Я был парализован. Я хотел бежать домой. Я хотел спасти Джоша. Я хотел позвать кого-нибудь на помощь. Я много чего хотел, но я только лежал и мерз. Когда я неподвижно лежал, глядя в ту сторону подвала, где находилась моя комнату, я случайно шевельнул рукой с фонарем. У меня сдавило дыхание от того, что я увидел.
Животные. Десятки мертвых животных. Их трупы были разбросаны по всему подвалу. Был ли среди них Ящик? Не для этого ли был нужен кошачий корм?
Это зрелище вырвало меня из оцепенения, и я пополз к доске. Я толкнул ее, но она не сдвинулась с места. Я не мог ее сдвинуть, потому что она была чем-то прижата, а края доски остались снаружи. Я был в ловушке. «Черт тебя возьми, Джош!» — прошептал я. Надо мной загромыхали шаги. Дом просто трясся. Я услышал крик Джоша, за ним послышался другой крик, в котором не было ни капли страха.
Я продолжал толкать доску, и вдруг она сдвинулась, но сдвинул ее не я. Я слышал шаги и над собой, и перед собой, в промежутках между ними раздавались крики. Я отполз назад, выставив перед собой рацию, как будто я мог ею защититься. В этот момент, доску отбросило в сторону, и в лазейку просунулась рука.
— Бежим, чувак! Скорее!
Слава Богу, это был Джош.
Я выбрался на улицу с фонарем и рацией в руках. Добравшись до забора, мы мигом через него перелезли. Джош уронил свою рацию и хотел остановиться, чтобы поднять ее, но я сказал ему забыть о ней. Надо было бежать. Позади я слышал крики, слов не было, только крики. Мы, по глупости, побежали в лес, стремясь как можно скорее вернуться домой к Джошу. Всю дорогу Джош кричал.
— Моя фотография! Он меня сфотографировал!
Я уже знал, что этот человек сфотографировал Джоша — много лет назад в той канаве. Джош, небось, до сих пор думал, что те механические звуки исходили от робота.
Мы успели вернуться в комнату Джоша до того, как проснулись его родители. Я спросил у него про мешок, правда ли он шевелился, но Джош не был ни в чем уверен. Он все извинялся за то, что уронил рацию, но тогда это было не самым худшим. Мы не спали и сидели у окна, ждали, что придет тот человек. Я вернулся домой только в три часа.
Пару дней назад я рассказал эту историю маме. Она ругалась из-за того, что я подверг себя такой опасности. Я спросил ее, зачем она придумывала всю эту чушь про новых владельцев — откуда она знала, что в старом доме может быть опасно? Она впала в истерику, но все же ответила на мой вопрос. Она схватила меня за руку, крепко сжала ее, посмотрела мне в глаза и прошептала, как будто боялась, что за нами подслушивают:
— Потому что я не оставляла в подвале ебаные одеяла и миски для Ящика. Не ты один их там нашел...
У меня закружилась голова. Теперь я многое понял. Я понял, почему она была такой нервной, когда достала Ящика из подвала в день переезда; она нашла там не только пауков и крысиное гнездо. Я понял, почему мы уехали в такой спешке. Я понял, почему она запрещала мне туда возвращаться.
Она знала. Она знала, что он поселился в подвале, и скрывала это от меня. Я ушел от нее, больше не сказав ни слова, так и не закончив свой рассказ. Вам я расскажу, чем он закончился.
Когда я вернулся домой от Джоша, я бросил свои вещи на пол, и они рассыпались по комнате. Меня это не волновало, я хотел спать. Около девяти часов я проснулся, услышав мяуканье Ящика. У меня подпрыгнуло сердце. Наконец-то он вернулся домой. Я немного разозлился, ведь мне было надо подождать всего один день, и не было бы никаких кошмаров прошлой ночи, а Ящик все равно бы вернулся домой. Но это было неважно, главное, что он вернулся. Я встал с постели и позвал его, пытаясь увидеть в темноте его глаза. Он продолжал кричать, и я пошел на крик. Он доносился из под кровати. Я засмеялся, вспомнив, как я лазил в подвал. Его мяуканье было заглушено моей рубашкой, я сорвал ее и крикнул:
— Добро пожаловать домой, Ящик!
Его крики раздавались из моей рации.
Ящик так и не вернулся домой.
* * *
ЧАСТЬ 4. КАРТА
Один из комментариев к предыдущему рассказу заставил меня вспомнить один случай из детства, который всегда казался мне странным, но мне и в голову не приходило связать его с предыдущими историями. Память работает очень странным образом. В голове крутятся отдельные фрагменты, а потом одна мысль сшивает их вместе. Я не догадался вспомнить об этих событиях, потому что все время искал не там. Я ходил домой к матери и рылся в старых школьных тетрадях, пытаясь найти что-то важное. Я так ничего и не нашел, но буду искать дальше.
Люди, которые строили города, не думали о том, как разрастется их население и скольким людям понадобится жилье. Дороги изначально строят лишь для того, чтобы соединить два экономически важных пункта. Только потом они обрастают новыми магазинами, домами и ответвлениями, пока не наступает момент, когда возможны только небольшие изменения, но основной скелет становится чем-то непреходящим.
Район, в котором прошло мое детство, был достаточно старым. Если прямые линии движутся, как летит ворона, то мой район, должно быть, был построен по змеиному маршруту. Первые дома, очевидно, построили у озера, и постепенно необитаемая территория стала уменьшаться по мере того, как строились новые ответвления изначальной дороги. Однако все они в каком-то месте обрывались — на весь район был только один въезд, он же выезд. Многие из этих ответвлений были ограничены притоком озера, который протекал по тому, что я прозвал канавой (именно она упоминалась в других историях). У многих изначальных домов были огромные сады, но большая часть из них была разделена между хозяйствами поменьше. Если посмотреть на наш район сверху, можно подумать, что в лесу когда-то умер гигантский осьминог, а потом какой-то ловкий предприниматель нашел его труп и решил проложить дороги прямо по его щупальцам.
С моего крыльца были видны старые дома, окружавшие озеро. Больше всех мне нравился дом миссис Мэгги. Насколько я помню, ей было около восьмидесяти лет, но при этом она была одним из самых приветливых людей, кого я знал. У нее были седые волосы, и она носила легкие платья с узорами в виде цветов. Она разговаривала со мной и Джошем, когда мы купались в озере, и всегда приглашала нас к себе домой перекусить. Она говорила, что ей было одиноко, потому что ее муж Том был вечно в командировках. Однако мы с Джошем всегда отвечали отказом на ее приглашения. При всей доброте мисс Мэгги, в ней было что-то странное.
Всякий раз, когда мы уплывали в озеро, она говорила:
— Крис и Джон, вас тут всегда ждут!
Мы слышали, как она это кричала, даже когда шли ко мне домой.
Как и у многих пожилых домохозяек, у миссис Мэгги была поливальная система с таймером, который, очевидно, сломался, судя по тому, что некоторые поливалки внезапно включались в любое время дня, а иногда даже ночью. И хотя в наших местах редко было так холодно, чтобы шел снег, каждую зиму я выходил на улицу и видел, что замерзшая вода превратила сад миссис Мэгги в сюрреалистический арктический рай. Прочие сады были сухими и бесплодными, но там, посреди всей этой зимней серости, был настоящий оазис ледяных сталактитов, висевших с ветки каждого дерева. Когда всходило солнце, каждая льдинка превращала его свет в ослепительную радугу. Даже в детстве я был поражен ее красотой. Мы с Джошем часто ходили туда покататься на заледеневшей лужайке и пофехтовать сосульками.
Как-то раз я спросил маму, почему она это так оставляет. Маме пришлось подумать перед тем, как она нашла объяснение.
— Милый, миссис Мэгги часто болеет, а когда она больна, она все время что-то путает. Поэтому она иногда путает ваши с Джошем имена. Это она не со зла, она просто не может их запомнить. Она живет в своем доме одна, так что это хорошо, что вы с ней говорите, когда купаетесь в озере. Только если она будет вас к себе приглашать, отказывайтесь. Будьте вежливыми, чтобы ее не обидеть.
— Но ей ведь не будет так одиноко, когда ее муж вернется? Почему он так долго в командировке? Его, как будто, всегда нет.
На этот вопрос маме было непросто ответить, и мне показалось, что он ее расстроил.
Наконец она ответила:
— Дорогой... Том не вернется домой. Том на небесах. Он умер много лет назад, но миссис Мэгги это не помнит. Она все путает и забывает, что Том не вернется. Если бы кто-нибудь пришел к ней домой, она даже может подумать, что это Том. На самом деле, его уже нет, милый.
Тогда мне было пять или шесть лет, и хотя я не все понял, мне стало жаль миссис Мэгги.
Сейчас я знаю, что у нее была болезнь Альцгеймера. У нее и у ее мужа Тома было два сына: Крис и Джон. Они оба платили за воду и электричество миссис Мэгги, но никогда ее не навещали. Не знаю, то ли между ними что-то случилось, то ли это все из-за болезни, то ли они жили слишком далеко, но они никогда не появлялись. Я даже не знаю, как они выглядели, но, как видно, миссис Мэгги думала, что мы с Джошем были похожи на них в детстве. А может быть, она просто видела то, что хотела видеть и отвергала то, что ей передавали ее оптические нервы. Только сейчас я понимаю, насколько одинокой женщиной она была.
Летом после событий рассказа Воздушные шары, мы с Джошем пошли исследовать лес у меня за домом, а заодно и приток озера. Мы знали, что леса между нашими домами были связаны, и было бы забавно, если бы озеро у моего дома тоже было как-то связано с речкой возле его жилища. Это мы и решили проверить.
Мы собирались сделать карту.
Мы планировали сделать две отдельные карты, а потом объединить их. На одну карту мы собирались нанести территорию вокруг речки возле дома Джоша, а на вторую место, где она впадает в озеро. Поначалу мы хотели сделать одну карту, но поняли, что это невозможно, потому что я нарисовал карту своей территории такой большой, что на дорогу к Джошу не хватало места. Карту озера мы хранили у меня дома, а карту реки у него. Когда мы ходили друг к другу в гости, мы сравнивали и дополняли наши карты.
Первые две недели все шло хорошо. Мы шли по лесу вдоль воды и останавливались, чтобы дополнить карту. Казалось, не сегодня, завтра, обе карты сойдутся вместе. У нас не было необходимого для этой работы оборудования — не было даже компаса — но мы старались как могли. Дойдя до конца маршрута, мы решили воткнуть в землю палку, чтобы на следующих выходных можно было пойти с другой стороны, найти палку и понять, что карты наконец сошлись. Наверно, мы были худшими картографами в мире. В конце концов, лес у озера оказался настолько густым, что через него было невозможно пройти. На некоторое время мы потеряли интерес к этому проекту и стали уделять нашим исследованиям намного меньше времени. Вместо этого мы стали торговать мороженым.
После того, как я показал маме фотографии, которые я принес домой, она забрала у меня мороженицу. Тогда-то наш интерес к картам ожил. Нам надо было придумать новый план. По причине, которую я тогда не понимал, мама окружила меня строгими ограничениями, и когда я уходил играть с Джошем, я должен был время от времени показываться дома. Это означало, что мы больше не могли оставаться в лесу часами и надо было найти другой путь. Мы думали, что сможем добраться до притока вплавь, но поняли, что в этом случае карта промокнет. Мы пробовали пойти со стороны дома Джоша, но наткнулись на ту же проблему. Потом у нас появилась блестящая идея.
Мы решили построить плот.
Из-за строительства, которое велось в нашем районе, в одной из местных канав валялось много отходов. Сначала мы хотели построить целый корабль с мачтой и якорем, но потом перешли к более реалистичному варианту. Мы взяли доски и большие куски пенопласта и связали их веревкой.
Мы спустили наше судно на воду возле дома миссис Мэгги и помахали ей на прощание, когда она попыталась позвать нас к себе. Нас это не остановило.
Плот шел очень хорошо, и хотя тогда нам казалось, что так и должно было быть, сейчас я этому даже удивляюсь. Вместо весел мы взяли большие ветки, но потом оказалось, что ими легче отталкиваться от земли, чем грести. Когда стало слишком глубоко, мы легли на животы и стали грести руками. Когда мы впервые прибегнули к этому методу, я подумал, что издалека это могло показаться, будто по притоку плывет огромный толстяк с очень маленькими руками.
Только после нескольких плаваний мы добрались до непроходимой части леса. Она оказалась намного дальше от моего дома, чем мы думали. Мы решили поступить следующим образом: немного проплыть на плоту, причалить у берега и, оставив там плот, идти домой пешком. На следующий день мы шли пешком к этому месту и продолжали плавание.
Так продолжалось до первого класса. Мы с Джошем попали в разные школы, и уже не виделись в течение школьного дня. Именно поэтому родители разрешали нам играть по выходным. Мало того, отцу Джоша приходилось работать по выходным, а его мать должна была ждать звонков с работы, поэтому Джош приходил ко мне домой почти каждую неделю.
Однако когда мы добрались до недоступного места, оказалось, что там не было места, куда мы могли бы пришвартовать наш плот. Лес был слишком густым, а вода настолько размыла берег, что перед нами был почти двухфутовый подъем, из которого торчали корни ближайших деревьев. Каждый раз нам приходилось возвращаться и оставлять плот у той самой чащи, из-за которой нам и пришлось его построить. Что еще хуже, наступала зима, и наше исследование окончательно зашло в тупик.
В субботу около семи часов, когда мы играли с Джошем, в дверь постучала одна из маминых коллег. Ее звали Саманта, и я хорошо ее запомнил, потому что через пару лет сделал ей предложение, когда приходил к маме на работу. Мама сказала, что ей надо отлучиться на работу, чтобы решить какую-то проблему, и что она вернется через два часа. Ее машина была сдана в ремонт, поэтому ей пришлось ехать вместе с Самантой. Однако как я понял, проблема случилась по вине Саманты, поэтому они собирались обсудить все в машине. Мама сказала, чтобы мы ни за что не выходили из дома и никому не открывали дверь. Она сказала, что будет звонить каждый час, но потом вспомнила, что наш телефон был отключен за неуплату — поэтому Саманта пришла, не предупредив. Она посмотрела мне в глаза и сказала:
— Сидите дома.
Это был наш шанс.
Увидев, как ее машина скрылась за поворотом, мы побежали в мою комнату. Я вытряхнул свой ранец, а Джош поднял с пола карту.
— У тебя есть фонарик? — спросил Джош.
— Нет, мы все равно вернемся до темноты.
— Я подумал, что на всякий случай стоит взять.
— У мамы есть, но я не знаю, где она его держит... Подожди!
Я слазил к себе в чулан и достал с верхней полки коробку.
— У тебя там фонарь? — спросил Джош.
— Не совсем.
Я открыл коробку и достал три римские свечи, которые у меня остались после празднования четвертого июля. Кроме них у меня была зажигалка, и мы могли быть уверены, что у нас будет хоть какое-то освещение. Тогда у меня еще не было причин бояться ночного леса, и нами двигал не страх, а практичность. Мы уложили все в рюкзак и выбежали через черный ход, но при этом закрыли его, чтобы Ящик не сбежал. У нас был один час и пятьдесят минут.
Мы как можно скорее пробежали сквозь лес и за пятнадцать минут добрались до плота. У нас были плавки, и мы сняли рубашки и шорты и сложили их в кучу на берегу. Мы отвязали плот от дерева, взяли наши ветки-весла и отчалили.
Мы спешили добраться до того места, которое еще не было отмечено у нас на карте, и у нас не было времени на то, что мы видели раньше. Мы знали, что на плоту мы шли медленнее, чем по земле, и что поскольку мы не сможем пройти сквозь чащу, нам придется вернуть плот к причалу, даже если, проплыв дальше, мы найдем место, где его можно будет пришвартовать.
Когда мы оказались в месте, не отмеченном на нашей карте, стало так глубоко, что мы уже не могли достать ветками до дна, и нам пришлось лечь на животы и грести руками. Начинало темнеть, и становилось все труднее различить деревья на берегу. От этого мы стали нервничать. Чтобы выиграть время, мы стали грести побыстрее, но от этого было много шума. В это время мы оба слышали хруст упавших веток в лесу, но стоило нам на секунду притихнуть, как шорох в лесу прекращался. Мы не знали, какие животные могли жить в этих местах, но у нас точно не было желания с ними встречаться.
Когда Джош пополнял карту, которую я освещал зажигалкой, мы вдруг поняли, что звуки в лесу не были плодом нашего воображения. Мы четко услышали быстрые и ритмичные:
Хруст. Щелк. Хруст.
Казалось, будто кто-то убегает от нас через густой лес. В темноте ничего не было видно. Очевидно, мы не рассчитали, как быстро сядет солнце.
У меня не выдержали нервы, и я крикнул:
— Привет!
Секунду мы лежали на плоту, боясь вздохнуть. Потом тишину прервал смех.
— Привет! — рассмеялся Джош.
— И что?
— Привет, мистер Лесное Чудище. Я знаю, что ты там скрываешься, но, может, ты ответишь на наше «привет»? Привеееет!
Я понял, что это было глупо. Что бы это ни был за зверь, он нам не ответит. Тогда я не понимал, что если бы даже это был человек, он тоже вряд ли бы мне ответил.
— Привет, — повторил Джош писклявым голосом.
— Привет, — крикнул я, как можно громче.
— Привет, приятель!
— При-вет, бип-буп!
Мы продолжали дурачиться и уже собирались развернуть плот, когда вдруг мы услышали чей-то голос:
— Привет.
Это было сказано шепотом, как будто неизвестный произнес это слово на последнем дыхании. Голос доносился с места, неотмеченного на карте, которое оказалось позади нас, когда мы развернули плот. Я медленно развернул плот в направлении звука и достал римскую свечу. Я хотел увидеть, кто это был.
— Что ты делаешь?! — прошипел Джош.
Но я уже успел ее зажечь…
Мой рассказ будет длинным, за что я заранее извиняюсь. Мне никогда еще не приходилось рассказывать эту историю так подробно, но она полностью правдива. Это случилось, когда мне было шесть лет.
"Букаф" ещё мноооого, но оно того стоитЕсли в тишине приложить ухо к подушке, можно услышать, как бьется твое сердце. В детстве этот мягкий, ритмичный стук казался шагами на ковре. Поэтому в детстве я почти каждую ночь, засыпая, слышал эти шаги, и в ужасе вырывался из сна.
Все свое детство я прожил с матерью в довольно-таки неплохом районе, переживавшим переходную фазу — туда постепенно перебирались люди с низкими доходами, среди них были и мы с матерью. Мы жили в одном из тех домов, которые по частям перевозят по автомагистрали, но мать хорошо о нем позаботилась. Вокруг дома был лес, в котором я любил играть днем, но по ночам он принимал более зловещие очертания. Прибавьте к этому то, что в нашем доме был достаточно большой подвал, и вы поймете, почему мой разум было полон воображаемых чудовищ, которые поглощали мои мысли, когда я просыпался от звука шагов.
Я рассказал маме про шаги, но она ответила, что мне только кажется. Я так настаивал, что она даже промыла мне уши, потому что я думал, что это поможет мне заснуть. Это, конечно, не помогло. Несмотря на то, что шаги пугали меня, в то время не было никаких странностей, если не считать того, что я ложился спать на верхнюю койку двухэтажной кровати, а просыпался на нижней. Впрочем, это было не так уж странно, потому что иногда я просыпался среди ночи и шел в туалет или попить, а потом ложился на нижнюю койку (я был единственным ребенком, и это было неважно). Такое случалось один или два раза в неделю, и просыпаться на нижней койке не было страшно. Но в одну ночь я проснулся не на нижней койке.
Я слышал шаги, но они раздавались слишком далеко, чтобы разбудить меня. Поэтому я проснулся не от шагов и не от кошмара, а от холода. Было очень холодно. Открыв глаза, я увидел звезды. Я был в лесу. Я немедленно вскочил, пытаясь понять, что происходит. Я думал, что сплю, иначе с чего бы я мог оказаться в лесу. Рядом лежала спущенная надувная лодка в форме акулы. Из-за неё все казалось еще более сюрреалистичным, но, когда мне так и не удалось проснуться, я понял, что это был не сон. Я встал, пытаясь сориентироваться, но лес казался мне незнакомым. Я все время играл в лесу у дома и знал его достаточно хорошо, но если я оказался совсем в другом месте, то как я мог оттуда выбраться? Я сделал шаг, и мою ногу пронзила боль, отбросившая меня туда, где я только что лежал. Я наступил на колючку. В свете луны я видел, что они были повсюду. Посмотрев на другую ногу, я убедился, что она в порядке. На мне не было ни царапины, и я не так уж и испачкался. Я немного поплакал, а потом снова встал на ноги.
Я не знал, куда идти, а потому наугад выбрал направление. Я хотел позвать на помощь, но сдержался, потому как не хотел быть обнаруженным тем, что могло оказаться поблизости.
Я шел, наверное, несколько часов.
Я пытался идти прямо, стараясь менять свой курс там, где надо было идти в обход. Я был ребенком, и мне было страшно. Не было ни воя, ни криков, и только один раз я услышал звук, который меня напугал. Это было похоже на плач ребенка. Сейчас я думаю, это была просто кошка, но тогда я запаниковал. Я бежал, сворачивая в разные стороны, избегая густых кустарников и поваленных деревьев. Я внимательно смотрел себе под ноги, потому что в тот момент они были не в лучшей форме. Я слишком много смотрел под ноги и слишком мало на то, куда они меня вели. Через некоторое время после того, как я услышал плач, я увидел то, что наполнило меня отчаянием, которого я прежде не испытывал.
Это была надувная лодка.
Я был всего в десяти футах от того места, где я проснулся.
В этом не было ничего сверхъестественного. Я просто заблудился. До этого момента я думал больше о том, как выбраться из леса, нежели о том, как я туда попал. Но, вернувшись на место, я задумался. Я уже не был уверен, что это был не мой лес. Сделал ли я огромный круг вокруг этого места, или я просто развернулся и пошел обратно? Как же попасть домой? В то время я считал, что полярная звезда — самая яркая, поэтому я нашел в небе самую яркую звезду и последовал за ней.
Со временем все стало казаться знакомым. Увидев канаву, в которой мы с друзьями любили кидаться грязью, я понял, что нашел свой путь. Я шел медленно, потому что у меня болели ноги, но я был так рад тому, что дом был уже близко, что побежал трусцой. Увидев крышу своего дома, возвышавшуюся над соседским домом, я испустил радостный всхлип и побежал быстрее. Я очень хотел домой. Я уже решил, что не буду ничего рассказывать, потому что я не знал, что сказать. Я должен был вернуться домой, привести себя в порядок и лечь спать. У меня опустилось сердце, когда я свернул за угол, и мой дом предстал во всей своей красе.
В каждом окне горел свет.
Я знал, что моя мама проснулась, и что мне придется объяснять, где я был, но я не знал, с чего начать. Мой бег замедлился, а потом и вовсе перерос в шаг. Я увидел ее силуэт за занавесками, и, хотя я беспокоился из-за предстоявшего объяснения, в тот момент это было неважно. Я зашел на крыльцо, дотянулся до ручки двери и повернул ее. Я не успел открыть дверь, как вокруг меня обвилась пара рук и оттащила назад. Я кричал изо всех сил: «Мама! Помоги! Мама, пожалуйста!» То, что я почти оказался в безопасности, а потом меня от нее так грубо оторвали, наполнило меня ужасом, который я не могу описать даже сейчас.
Дверь, от которой меня оторвали, открылась, и в моем сердце блеснула надежда. Но это была не моя мама.
Это был мужчина, и он был огромным. Я метался и наносил удары по голеням того, кто меня держал, в то же время пытаясь убежать от того, кто только что вышел из дома. Я был напуган, но меня переполняла ярость.
— Отпусти меня! Где она? Где моя мама? Что вы с ней сделали!?
От криков у меня охрипло горло, и, сделав вдох, я наконец уловил тот звук, который раздавался раньше, чем я сумел его воспринять.
— Милый, пожалуйста, успокойся, я с тобой.
Это был голос моей мамы.
Руки, державшие меня, ослабили захват и опустили меня на крыльцо. Тогда-то я смог разглядеть одежду человека, стоявшего передо мной. Это был полицейский. Я повернулся на голос и увидел, что это была моя мама. Все было в порядке. Я заплакал, и мы все трое вошли в дом.
— Я так рада, что ты дома. Я боялась, что уже не увижу тебя. — К тому времени она тоже плакала.
— Прости, я не знал, что случилось. Я просто хотел домой. Прости.
— Это ничего, больше так не делай. Не знаю, выдержу ли я или мои ноги...
Тихий смех прорвался сквозь слезы, и я тоже улыбнулся.
— Прости, что ударил тебя, но зачем ты меня схватила?
— Я боялась, что ты снова убежишь.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я, к тому времени уже ничего не понимая.
— Мы нашли на подушке твою записку, — сказала она, указав на бумажку, которую двигал по столу полицейский.
Я взял записку и прочитал её. Это было письмо перед побегом. В ней было сказано, что я несчастен, что я больше не хочу видеть мать и своих друзей. Полицейский обменялся парой слов с моей мамой, а я все смотрел на письмо. Я не помню, чтобы я его писал. Я вообще ничего не помнил. Даже если я мог во сне уйти в лес, если все это было правдой, в одном я был уверен.
— Мое имя пишется не так... Я не писал это письмо.
* * *
ЧАСТЬ 2. ШАРЫ
Пару дней назад я выложил здесь рассказ под названием Шаги. Мне задали пару вопросов, которые вызвали во мне любопытство насчет некоторых событий из моего детства, и я поговорил с матерью. Ей явно не понравилось то, что я приставал к ней с вопросами, и она сказала:
— Расскажи им про чертовы шарики, если им так интересно.
Когда она это сказала, я вспомнил многое из детства, включая то, что я уже забыл. Эта история поможет вам лучше понять предыдущий рассказ, который, я думаю, вам следует прочитать первым. Конечно, порядок не так уж важен, но если вы прочитаете ту историю первой, вам будет легче встать на мое место. Дело в том, что я и сам вспомнил события Шагов гораздо раньше. Если у вас есть вопросы, спрашивайте, я постараюсь на них ответить. Эта история тоже будет длинной, так что будьте готовы. Я просто боюсь упустить какие-нибудь детали, которые могут оказаться важными.
Когда мне было пять лет, я ходил в детский сад, руководство которого твердо верило в обучение при помощи практических занятий. Это была часть новой программы, направленной на то, чтобы позволить детям развиваться согласно их собственному ритму. Для этого детский сад разрешал учителям придумывать их собственные планы занятий. Каждый из них мог выбрать себе тему, которой он бы придерживался на всех занятиях, на математике, на чтении и т. д. Эти темы назывались Группами. Была группа Космос, группа Море, группа Земля, я был в группе под названием Общество.
В этой стране в детском саду обычно учат разве что завязывать шнурки и делиться конфетами, поэтому он мне особо не запомнился. Я точно помню всего две вещи: у меня лучше всех получалось писать свое имя, а еще проект с воздушными шариками. По сути своей, проект с шарами лучше чем что-либо соответствовал теме нашей группы, потому что он должен был показать нам, как работает человеческое общество.
Вы, наверно, слышали о подобных занятиях. В пятницу (я помню, что это была пятница, потому что очень ждал этого проекта) мы вошли в класс и увидели, что к каждой парте был привязан надутый воздушный шарик. На каждой парте лежали маркер, ручка, лист бумаги и конверт. Надо было написать письмо и положить его в конверт, который потом надо было привязать к шарику. Еще мы могли нарисовать на шарике картинку, если хотели. Многие дети дрались из-за шариков, потому что хотели другой цвет, я же сразу начал писать письмо, текст которого я уже давно придумал.
Все письма должны были следовать некой структуре, но у нас оставалось немного творческой свободы. Мое письмо было примерно такое: «Привет! Ты нашел мой шарик! Меня зовут так-то, и я хожу в такой-то детский сад. Можешь оставить себе шарик. Надеюсь, ты напишешь мне ответ! Мне нравится Могучий Макс, гулять, строить домики, плавать и заводить друзей. А что тебе нравится? Напиши поскорее. Вот тебе доллар на письмо». На долларе я написал «НА МАРКИ». Мама говорила, что это необязательно, но я считал себя гением и все равно так сделал.
Учительница сфотографировала каждого из нас со своим шариком. Фотографии мы должны были положить в конверт вместе с письмом. Туда клали еще одну записку, в которой объяснялась суть нашего проекта и искренняя просьба принять в нем участие, прислав в ответ фотографии своего города или района. Вот и вся идея — создать общество, не покидая детский сад, и установить безопасный контакт с другим человеком. Это казалось так интересно...
В течение следующих двух недель начали приходить ответы. Ребята приходили с фотографиями разных мест, и каждый раз, когда приходило новое письмо, учительница вешала фотографию на карту на стене. На этой карте было отмечено, откуда пришло письмо, и как далеко долетел шарик. Это была очень умная идея, потому что мы стали с нетерпением ждать того, чтобы прийти в детский сад и узнать, пришли ли наши письма. В течение года мы раз в неделю писали ответ своему другу по переписке. Те, кому еще не пришло письмо, писали другу по переписке другого ученика. Мое письмо пришло одним из последних. Когда я пришел в класс, я посмотрел на парту, там, как и прежде, не было письма. Тут подошла учительница и дала мне конверт. Я, наверно, выглядел чересчур обрадованным, потому что, когда я открывал конверт, она положила мне руку на плечо и сказала:
— Пожалуйста, не расстраивайся.
Я не понимал, почему я должен был расстроиться — письмо же пришло? Тогда я удивился, что она знала, что лежит в конверте, но сейчас я, конечно, понимаю, что учителя проверяли содержимое конвертов, вдруг там окажется что-то неприличное. И все-таки, откуда она знала, что я буду разочарован? Вскрыв конверт, я все понял.
В нем не было письма.
В конверте лежала всего лишь фотография, но я не мог разобрать, что на ней было. Она была похожа на кусок пустынного пейзажа, но снимок получился слишком смазанным, как будто камера двигалась во время съемок. Обратного адреса не было, так что я не мог послать ответ. Я был совершенно подавлен.
Прошло время, и почти все прекратили свои переписки. Очевидно, не каждому интересно вести переписку с детсадовцами. Вскоре все, кроме меня, совершенно потеряли интерес к письмам. Потом я получил еще один конверт.
Ко мне вернулся прежний восторг. Меня радовало то, что я еще получал письма, в то время как другие друзья по переписке забыли про своих корреспондентов. То, что я получил новое письмо, было логично, ведь в первом не было ничего, кроме смазанной фотографии, и его отправитель мог захотеть исправить свою ошибку. Но в конверте снова не оказалось письма — только еще одна фотография.
В этот раз изображение было более четким, но я все равно не мог его разобрать. Снимок был сделан под углом вверх, он захватывал верхний угол какого-то здания, но остальная картинка была искажена отблесками солнца.
Поскольку шарики улетали не очень далеко, к тому же были запущены в один день, карту на стене загромоздили большей частью одинаковые снимки. В итоге детям разрешили брать фотографии домой. Мой лучший друг Джош был вторым по количеству фотографий, которые он к концу года забрал домой. Его друг по переписке оказался очень щедрым и прислал фотографии со всего соседнего города. Джош взял с собой, кажется, четыре снимка.
Я принес домой почти пятьдесят.
Все конверты вскрывала учительница, но через некоторое время я даже перестал смотреть на фотографии. Я откладывал их в свой ящик, где я хранил свою коллекцию камней, бейсбольные карточки, комиксы и прочие подобные вещи. К концу года мое внимание переключилось на другие интересы.
На рождество мама купила мне небольшую машину для мороженого. Джош мне так завидовал, что родители подарили ему на день рождения такую же, только лучше. Летом у нас появилась идея продавать наше мороженое за один доллар. Джош жил в другом районе, но мы решили, что лучше будет торговать у меня. Мы занимались этим по выходным, пять недель подряд, пока мама не сказала нам прекратить. Я только недавно понял, почему.
В конце пятой недели мы с Джошем считали наши деньги. Поскольку у нас обоих было по машине, у каждого из нас накопилось по отдельной кучке денег, которые мы потом слили вместе и разделили поровну. В тот день мы заработали всего шестнадцать долларов, и когда Джош дал мне мой пятый доллар, меня поглотило чувство глубокого удивления.
На нем было написано «НА МАРКИ».
Джош увидел мой шок и подумал, что что-то недосчитал. Я рассказал ему про доллар, и он сказал:
— Ух ты, как классно!
Немного подумав, я согласился с ним. Мысль о том, что доллар вернулся ко мне, сменив многих владельцев, казалась мне удивительной.
Я побежал домой, чтобы рассказать маме, но я был так взволнован, а она так занята телефонным разговором, что мой рассказ получился непонятным. Мама просто ответила:
— Ух ты, как здорово!
Я вышел на улицу и сказал Джошу, что мне надо кое-что ему показать. Мы вошли ко мне в комнату, и я открыл свой ящик, чтобы показать ему конверты и фотографии. Я начал с первой фотографии, но уже на десятой Джош потерял интерес и предложил мне поиграть в канаве (неподалеку от моего дома была канава с грязью), пока за ним не приехала его мама. Так мы и сделали.
В канаве мы играли в грязевую войну, но несколько раз прерывали игру из-за какого-то шороха в лесу. Там жили еноты и дикие коты, но для них этот шум был чересчур громким. Мы обменялись догадками насчет того, что это могло быть. Я предположил, что это была мумия, но Джош настаивал, что это был робот. Когда мы уходили, он посмотрел мне в глаза и на полном серьезе сказал:
— Ты ведь это слышал? Это был робот? Ты ведь тоже слышал?
Да, я слышал, были какие-то механические звуки, и это действительно мог быть робот. Тогда я согласился с Джошем, и только теперь мне стало ясно, что же мы слышали.
Когда мы пришли, мама Джоша ждала его за кухонным столом вместе с моей мамой. Джош рассказал ей про робота, наши мамы рассмеялись, и Джош отправился домой. Мы с мамой поужинали, и потом я лег спать.
Я немного пролежал в постели, но потом решил встать и заново осмотреть конверты, потому что из-за того, что случилось днем, все это вновь стало интересным. Я взял первый конверт и положил его на пол, сверху положив расплывчатую фотографию. Рядом я точно также положил второй конверт вместе с фотографией верхнего угла здания. В конце концов, у меня получилось что-то вроде таблицы пять на десять. Меня всегда учили беречь вещи, даже если они не казались ценными.
Я заметил, что со временем содержимое фотографий становилось понятным. Было дерево, на котором сидела птица, дорожный знак, линия электропередачи, группа людей, заходящих в какое-то здание. То, что я увидел, так встревожило меня, что я до сих пор помню, как у меня кружилась голова, в которой была всего одна мысль:
Почему я на этой фотографии?
На той фотографии, где группа людей входила в здание, я увидел себя с мамой. Она держала меня за руку, и мы оба стояли в самом краю фотографии, позади толпы людей. Мы были в самом краю, но это определенно были мы. Когда мои глаза проплыли по морю фотографий, я забеспокоился. Это было странное чувство — не страх, это было ощущение того, что у тебя будут неприятности. Не знаю, откуда взялось это чувство, но я сидел, окутанный ощущением того, что я сделал что-то плохое. И с каждой новой фотографией, которую я внимательно изучал, это чувство только росло.
Я был на каждом снимке.
Я ни разу не был снят крупным планом. К тому же, на всех фотографиях был кто-то еще. Но я был везде — с краю, на заднем плане, в самом низу кадра. Иногда в кадр попадало только часть моего лица, но, тем не менее, я там был. Я был везде.
Я не знал, что делать. В детстве в голову приходят самые странные мысли, и я, помимо всего прочего, боялся, что мне влетит уже за то, что я еще не лег спать. Я считал, что я и так виноват, поэтому решил ничего не предпринимать до утра.
На следующий день у мамы был выходной, и она посвятила утро уборке. Я, кажется, смотрел мультфильмы, когда решил, что пора показать ей фотографии. Когда она вышла проверить почту, я взял пару фотографий и положил их перед собой на столе. Когда мама вернулась, я сказал:
— Мама, можно тебя на секунду? У меня тут эти фотографии…
— Подожди минутку, дорогой. Мне надо поставить отметки на календаре.
Через минуту или две, она подошла ко мне и спросила, чего я хотел. Я слышал, как она шуршала письмами у меня за спиной, но смотрела только на фотографии. Пока я все ей объяснял и указывал на снимки, она все реже и реже говорила все эти «ага» и «хорошо». Со временем она полностью замолчала, раздавался только шорох писем у нее в руках. Следующим звуком, который я услышал, был глубокий вздох, как будто она пыталась дышать в комнате, в которой почти не осталось воздуха. Наконец, она смогла взять себя в руки и, бросив оставшееся письма на стол, побежала на кухню за телефоном.
— Мама! Прости, я не хотел! Не злись на меня!
Прижав к уху телефон, она бегала взад вперед и кричала в трубку. Я посмотрел на лежавшие рядом с моей фотографией письма. Сверху лежал конверт, из которого что-то торчало.
Это была еще одна фотография.
Сначала я подумал, что она случайно оказалась среди писем, но, рассмотрев ее, я понял, что прежде никогда не видел этот снимок. На мое горе, это был я, но на этот раз я был заснят вблизи. Я стоял среди деревьев и улыбался. Там был не только я, рядом со мной стоял Джош. Этот снимок был сделан вчера.
Я криком позвал маму, которая все еще говорила по телефону. Пришлось крикнуть несколько раз, прежде чем она ответила:
— Что такое?
Я не знал, что сказать, и просто спросил:
— Кому ты звонила?
— Я звонила в полицию, дорогой.
— Зачем? Прости, я этого не хотел...
В ответ она сказала то, что я не понимал до тех пор, пока не был вынужден вспомнить события из своего раннего детства. Она взяла конверт со стола, и фотография, на которой были мы с Джошем свалилась в одну кучу с остальными снимками. Она держала конверт у меня над головой, и я только видел, как бледнело ее лицо.
Со слезами на глазах она сказала, что позвонила в полицию, потому что на конверте не было марки.
* * *
ЧАСТЬ 3. ЯЩИК
Я хочу извиниться перед теми, кто задавал вопросы к моим предыдущим рассказам. В комментариях к рассказу «Воздушные шары» я сказал, что со мной больше не происходило ничего странного, но это неправда. События моей следующей истории вовсе не были заперты в закоулках моей памяти, я помнил о них всегда. Однако, лишь поговорив с матерью и вспомнив про случай с воздушными шарами, я осознал, насколько сильно эта история, которую я не планировал никому рассказывать, связана с другими событиями из моего детства. Я не хотел предавать её огласке во многом потому, что мне нужно было согласие другого человека, чтобы избежать недоразумения. Я не ожидал, что другие мои рассказы вызовут столько интереса, иначе я предпочел бы молчать об этом до конца своих дней. Я так и не смог связаться с другим человеком, но я решил, что было бы нечестно утаивать эту историю от читателей, которые хотели узнать обо мне побольше. Я постарался изложить все события как можно точнее. Заранее извиняюсь за объем текста.
Я провел свое первое детсадовское лето, лазая по деревьям. Возле моего дома росла сосна, которая, казалось, была создана специально для этого. У нее были ветки, которые росли так низко, что я без труда мог за них ухватиться. Первые два дня я просто сидел на нижней ветке и болтал ногами. Дерево росло за забором, и его было видно из окна в кухне, которое находилось прямо над раковиной. Вскоре мы с матерью договорились, что я буду играть на дереве, пока она моет посуду, чтобы она могла видеть, все ли со мной в порядке.
Со временем мои способности росли, и я научился лазить достаточно высоко. Чем выше я карабкался, тем тоньше становились ветки. В конце концов, я добрался до того места, выше которого было просто невозможно залезть. Мне пришлось играть в другую игру — лазить на скорость. Наконец, я смог добираться до своей самой высокой ветки всего за двадцать пять секунд.
Я стал чересчур самоуверенным и однажды попытался слезть с одной ветки прежде, чем успел ухватиться за другую. Я упал с двадцатифутовой высоты и сломал себе руку. Мама с криком бросилась ко мне — я помню, как мне казалось, что она кричала под водой. Я не помню, что она сказала, помню только, какой белой оказалась моя кость.
Я начал ходить в школу с гипсом на руке. Мама, должно быть, ужасно себя чувствовала, потому что перед моим первым школьным днем она принесла домой котенка. Он был совсем крошечным. Когда мама посадила его на пол, он залез в коробку из-под содовой. За это я назвал его Ящиком.
Ящик нескоро оказался на улице. Мама обрезала ему когти, чтобы он не повредил мебель, и мы старались держать его дома. Он то и дело удирал, и мы находили его в саду, где он гонялся за насекомым или за ящерицей. Ему никогда не удавалось никого поймать, потому что когти были обрезаны. Ящик всегда оглядывался на улицу, когда я нес его домой — я говорил маме, что он планировал новый побег. Дома мы кормили его тунцом, и он со временем выучил звук электрического консервного ножа. Он начинал бегать по комнате каждый раз, когда его слышал.
Ко времени нашего переезда Ящик стал сбегать из дома все чаще и чаще. Иногда он забирался в подвал через лазейку в стене дома. Мы не хотели лезть за ним, потому что лазейка была слишком узкой, а подвал кишел крысами и насекомыми. Потом моя мать додумалась приносить к лазейке консервный нож и удлинитель. Она включала его, и Ящик с мяуканьем выбегал наружу. Он приходил в ужас от нашего коварства — консервный нож без тунца казался ему чем-то немыслимым.
В последний раз он забрался в подвал в день нашего отъезда. Мама уже выставила дом на продажу, и мы начали собирать вещи. Вещей у нас было немного, и мы особенно не торопились. Правда, я упаковал свою одежду заранее — мама думала, что я расстроюсь из-за переезда, и решила, что, уложив все вещи в коробку, я буду знать, что даже в новом доме все будет по-прежнему. Ящик сбежал, когда мы уже погрузили часть вещей в грузовик, и мама кляла себя за то, что уже уложила консервный нож и не знала, где он. Я притворился, что ищу его, чтобы мне не пришлось лезть в подвал, но мама обо всем догадалась и полезла в подвал сама. Она довольно-таки быстро вылезла вместе с Ящиком и при этом казалась очень нервной. Увидев её, я еще больше обрадовался, что не полез в подвал. Мама сделала несколько звонков, а потом зашла в мою комнату и сказала, что поговорила с риелтором и что мы можем перебраться в другой дом уже сегодня. Она явно радовалась скорому переезду, хотя раньше говорила, что мы переедем лишь в конце недели, а это был только четверг. Более того, мы не успели всё собрать, но мама сказала, что легче купить новые вещи, чем таскать старое барахло по всему городу. Я даже не успел забрать ящик с одеждой. Я спросил маму, можно ли мне попрощаться с Джошем, но она ответила, что мы позвоним ему из нового дома. После этого мы уехали.
Мы с Джошем многие годы оставались друзьями, хотя и ходили в разные школы. Наши родители не были близкими друзьями, но они понимали нас и часто подвозили друг к другу на выходные. Однажды они подарили нам на рождество рации уоки-токи, которые в то время были очень популярны, и расстояние между нашими домами сократилось. Еще у них были батарейки, которых хватало на несколько дней. У нас редко получалось говорить по ним через весь город, но дома мы постоянно бегали с ними и говорили на радио-жаргоне, который мы выучили из фильмов. Благодаря родителям, мы оставались друзьями и в десять лет.
Однажды в субботу, когда я остался у Джоша с ночевкой, мама позвонила, чтобы пожелать мне спокойной ночи. У нее был расстроенный голос.
Ящик пропал.
Это был субботний вечер, и уже в понедельник нам надо было идти в школу. Ящик пропал в пятницу вечером, как я понял, мама не видела его, с тех пор, как отвезла меня к Джошу. Думаю, она решила рассказать мне, что он пропал, потому что иначе, если бы я вернулся домой, и только тогда узнал об этом, то был бы расстроен не только пропажей кота, но и тем, что она от меня её скрыла. Она сказала, чтобы я не беспокоился.
— Ящик вернется. Он всегда возвращается.
Но Ящик не вернулся.
Три недели спустя я снова ночевал у Джоша. Я был все еще расстроен из-за Ящика, но мама сказала, что животные часто покидают дом на недели и даже на месяца, но потом сами возвращаются домой. Она сказала, что они знают, где их дом, и всегда пытаются вернуться. Я рассказал об этом Джошу, и тут мне в голову ударила мысль, которую я даже произнес вслух.
— Что если Ящик ошибся домом?
— Как? — удивился Джош. — Он живет у тебя. Он знает, где его дом.
— Но он вырос в другом месте, Джош. Он вырос в старом доме в двух районах от нас. Может быть, он все еще думает, что там его дом.
— Понял. Это будет круто! Завтра мы скажем папе, и он нас туда отвезет!
— Не отвезет. Мама сказала, что нам нельзя туда ходить, чтобы не беспокоить новых хозяев. Она это сказала и твоим родителям.
— Ладно, — сказал Джош. — Мы можем завтра пойти к твоему дому и найти кота.
— Нет. Если нас заметят, наши родители обо всем узнают! Надо пойти самим... Надо пойти сегодня ночью.
Джоша не надо было долго уговаривать, потому что он сам часто придумывал подобные идеи. Нам еще не приходилось незаметно удирать из дома, но это оказалось необычайно легко. Окно в его комнате выходило на задний двор, а там была незапертая калитка. Мы без препятствий выбрались на улицу с фонариками и рациями в руках.
Было два способа добраться от дома Джоша до моего старого дома. Можно было идти по улице, а можно было срезать путь через лес. По улице мы бы прошли целых два часа, но я все равно настаивал на этом пути, потому что боялся заблудиться. Джош отказывался и говорил, что нас могут узнать и рассказать обо всем его папе. Он пригрозил вернуться домой, если мы не срежем, и я согласился, потому что очень не хотел идти один.
Джош ничего не знал о моей ночной прогулке по лесу.
Когда со мной был друг, к тому же, когда у нас были фонарики, лес уже не казался таким жутким. Я точно не знал, куда мы шли, но Джош казался достаточно уверенным, и это меня подбадривало. Мы пробирались сквозь густые заросли, и ремень на моей рации зацепился за ветку. Фонарь был у Джоша, и мне пришлось потрудиться, чтобы высвободить рацию. В этот момент я услышал голос Джоша.
— Эй, не хочешь искупаться?
Я посмотрел туда, куда он указывал фонариком. Теперь мне стало ясно, где мы оказались. Джош указывал на надувную лодку. Именно здесь я проснулся несколько лет назад. У меня появился комок в горле, и я еле сдерживал слезы, продолжая бороться с рацией. В ярости, я ударил по ней достаточно сильно, чтобы высвободить её и направился к Джошу, который шутки ради улегся в лодку, как будто собирался загорать. По пути я споткнулся и чуть не упал в яму посреди поляны, но сумел сохранить равновесие. Яма была глубокой. Меня удивила её глубина, но еще больше я удивился тому, что я её не помнил. Я понял, что в ту ночь мог проснуться вовсе не в этом месте. Я выбросил это из головы и повернулся к Джошу.
— Хватит придуриваться! Ты же видел, что я застрял, а сам валялся на этой лодке! — на последнем слове я ударил по лодке ногой. Из нее раздался визг.
Улыбка пропала с лица Джоша. Он вдруг показался испуганным и попытался встать с лодки, но из-за своей неуклюжей позы он не смог это сделать одним махом. Каждый раз, когда он падал, визг становился громче. Я хотел помочь Джошу, но сам едва мог сдвинуться с места. Ноги меня не слушались, я ненавидел этот лес. Я поднял фонарь и осветил им лодку, не зная, чего ожидать. Наконец Джош встал на ноги и посмотрел туда, куда я светил фонарем. Это была крыса. Я нервно засмеялся, и у нас на глазах крыса бросилась в лес. Джош легко ударил меня по плечу, снова улыбнулся, и мы продолжили путь.
Мы ускорили шаг и выбрались из леса раньше, чем я думал. Вскоре мы оказались в моем старом районе. В прошлый раз, когда я ночью выходил к нему со стороны леса, во всех окнах горел свет. У меня забилось сердце от потока воспоминаний, но когда мы свернули за угол и наконец увидели мой дом, в окнах не было света. Уже издалека я увидел сосну, на которую я лазил. В какой-то момент я с трепетом понял, что если бы не это дерево, мы бы не пришли сюда ночью. Когда мы подошли поближе, я увидел, как ужасен был газон. Невозможно было догадаться, когда его в последний раз косили. Одна из ставней висела на соплях и качалась на ветру; сам дом был просто грязным. Было очень грустно видеть его в таком запустении. И почему только моя мать беспокоилась о новых хозяевах, раз они были такими неряхами? И только потом я все понял.
Новых хозяев не было.
Дом был заброшен. Почему тогда мама лгала мне про то, что в нем поселились новые люди? Впрочем, я подумал, что это даже хорошо. Будет гораздо легче найти Ящика, не боясь, что нас заметят новые владельцы. Так будет даже быстрее. Когда мы вошли в ворота, Джош прервал молчание.
— Ну и отстой твой старый дом, — сказал он как можно тише.
— Заткнись! Все равно он лучше, чем твой дом.
— Слышь ты!
— Ладно, ладно. По-моему, Ящик в подвале. Одному из нас надо туда залезть, а другой будет стоять возле лазейки на случай, если он оттуда выскочит.
— Ты серьезно? Я туда не полезу. Твой кот, ты и лезь.
— Слушай, если не боишься, можем разыграть, — сказал я, подняв кулак над своей ладонью.
— Хорошо, только будем говорить: камень, ножницы, бумага, пуск! А не раз, два, три.
— Я знаю правила, Джош. Это ты все время косячишь.
Я проиграл.
Я отодвинул доску, которую мама отодвигала, когда искала Ящика в подвале. Ей редко приходилось туда лазить, потому что трюк с консервным ножом всегда срабатывал. Она ненавидела подвал, и я понял, почему, когда заглянул в дыру. До переезда мама говорила, что это даже хорошо, что Ящик лазит в подвал. Это не так опасно, как если бы он перелезал через забор и бегал по району. Она была права, но я все равно боялся подвала. Я взял фонарь и рацию и полез в дыру. Вскоре я ощутил ужасный запах.
Пахло дохлятиной.
Я включил рацию.
— Джош, ты там?
— Это Крутой Парень, возвращайся.
— Джош, хватит. Тут что-то не так.
— О чем ты?
— Воняет, будто кто-то умер.
— Это Ящик?
— Надеюсь, что нет.
Я выключил рацию и пополз дальше, освещая свой путь фонарем. Если смотреть в дыру снаружи, кажется, что при хорошем освещении весь подвал как на ладони. Но только забравшись внутрь, можно увидеть блоки, на которых держался дом. Я бы сказал, что снаружи можно увидеть только сорок процентов подвала, но даже внутри, я видел только то, что оказывалось в свете фонаря. Я понял, что обыскивать это место будет непросто. Чем дальше я пробирался, тем сильнее становилась вонь. Я боялся, что Ящик залез сюда и с ним что-то случилось. Я посветил фонариком, но ничего не увидел. Я пощупал руками под одним из блоков и тут же отдернул руку.
Это был мех.
У меня опустилось сердце и я приготовился увидеть самое страшное. Я полз медленно, чтобы оттянуть неизбежное. В свете фонаря я увидел то, что лежало за блоком.
Я отпрянул в ужасе. Это было отвратительное, наполовину разложившееся создание. Морда так прогнила, что зубы казались огромными. Вонь была невыносимой.
— Что это? Ты в порядке? Это Ящик?
Я достал рацию.
— Нет, это не Ящик.
— Тогда что это?
— Не знаю.
Я снова посветил на мертвое животное, и мой страх понемногу рассеялся. Я усмехнулся.
— Это енот!
— Тогда продолжай искать. Я пойду в дом, может, он туда залез.
— Что? Нет, Джош, не ходи туда. Что, если Ящик здесь, и он выскочит на улицу?
— Не выскочит. Я закрыл дыру доской.
Я оглянулся и понял, что он говорил правду.
— Зачем?
— Не бойся, её легко отодвинуть. Так будет логичнее. Если Ящик сбежал, и я его не заметил, он уже пропал. Если он там, держи его крепче, я приду и отодвину доску. Если его там нет, ты сам сможешь отодвинуть доску, пока я осматриваю дом.
Я согласился с Джошем, к тому же я сомневался, что он сможет залезть внутрь.
— Ладно. Но будь осторожен и ничего не трогай. В моей комнате должны быть ящики с моей старой одеждой, посмотри там, может, он туда залез. И не забудь свою рацию.
— Вас понял. До связи.
Я знал, что в доме будет кромешная темнота, ведь за электричество никто не платит. Хорошо, если Джош что-то увидит в свете уличных фонарей, иначе я не знаю, что он будет делать.
Через некоторой время я услышал у себя над головой шаги. Сверху посыпались грязь и пыль.
— Джош, это ты?
— Прием, прием. Крутой Парень вызывает Танго Фокстрот. Орел приземлился. Ваше местонахождение, Принцесса Жасмина?
Козел.
— Крутой Парень, я в твоем сортире, осматриваю твои журнальчики. Похоже, тебе нравятся мужские жопы. Что ты на это ответишь?
Я и без рации слышал, как он рассмеялся, и засмеялся сам. Его шаги удалялись — Джош шел в мою комнату.
— Чувак, тут темно. Ты уверен, что у тебя тут были ящики с одеждой? Я их не вижу.
— Да, должно быть два ящика возле чулана.
— Нет здесь никаких ящиков, я щас посмотрю в чулане, может, ты их там оставил.
Я подумал, что моя мама вернулась, забрала ящики и раздала одежду, потому что я из нее вырос. Но я точно помнил, что оставлял их там, один из них я даже не успел закрыть.
Пока я ждал ответа, у меня начала затекать нога. Я выпрямил её и на что-то наткнулся.
Оглянувшись, я увидел нечто странное. Это было одеяло, вокруг которого стояли миски. Я подполз к ним поближе. Одеяло пахло плесенью, а миски были пусты, но в одной из них было то, что я сразу узнал.
Кошачья еда.
Это был не тот корм, который мы давали Ящику, но я тут же все понял. Мама сделала это место для Ящика, чтобы он спускался сюда, а не бегал по району. Все встало на свои места, и я понял, почему Ящик мог сюда вернуться. «Хорошо придумано, мама», — подумал я.
— Я нашел твою одежду.
— Класс. Где были ящики?
— Как я и говорил, ящиков не было. Одежда была в твоем чулане... Она там висела.
У меня пополз мороз по коже. Это было невозможно. Я сложил всю свою одежду, хотя мы и переехали на две недели раньше.
— Что-то не так, Джош. Одежда точно была в ящиках. Хватит валять дурака, выходи из дома.
— Я не шучу. Я прямо сейчас на нее смотрю. Может, тебе просто показалось. Ха-ха! Тебе точно нравилось смотреть на самого себя?
— Что ты несешь?
— У тебя стены покрыты твоими фотографиями! Их тут сотни! Ты кого-то нанял, чтобы…
Тишина.
Я проверил рацию, чтобы убедиться, что я случайно её не выключил. Она была включена. Я слышал шаги, но не мог понять, куда шел Джош. Я ждал, что он закончит свою фразу, подумав, что это он случайно нажал на кнопку. Но Джош молчал. Казалось, он просто топтался по дому. Я уже собирался снова с ним связаться, но тут он вернулся.
В доме кто-то есть.
Его голос дрожал — я понял, что он вот-вот расплачется. Я хотел ответить, но я не знал, на какую громкость поставлена его рация. Вдруг другой человек ее услышит? Я ничего не сказал, я только ждал и слушал. Я слышал только шаги. Тяжелые, громкие шаги. А потом раздался грохот.
«Боже мой... Джош».
Его нашли, я в этом не сомневался. Этот человек нашел Джоша, и теперь он его мучил. Я заплакал. Джош был моим единственным другом, если не считать Ящика. Страшная мысль пришла мне в голову: что, если Джош сказал ему, что я здесь? Что я мог сделать? Я тщетно пытался взять себя в руки, как вдруг услышал голос по рации Джоша.
— Он что-то несет. Какой-то большой мешок. Сейчас он бросил его на пол. Боже, чувак... мешок... кажется, он зашевелился.
Я был парализован. Я хотел бежать домой. Я хотел спасти Джоша. Я хотел позвать кого-нибудь на помощь. Я много чего хотел, но я только лежал и мерз. Когда я неподвижно лежал, глядя в ту сторону подвала, где находилась моя комнату, я случайно шевельнул рукой с фонарем. У меня сдавило дыхание от того, что я увидел.
Животные. Десятки мертвых животных. Их трупы были разбросаны по всему подвалу. Был ли среди них Ящик? Не для этого ли был нужен кошачий корм?
Это зрелище вырвало меня из оцепенения, и я пополз к доске. Я толкнул ее, но она не сдвинулась с места. Я не мог ее сдвинуть, потому что она была чем-то прижата, а края доски остались снаружи. Я был в ловушке. «Черт тебя возьми, Джош!» — прошептал я. Надо мной загромыхали шаги. Дом просто трясся. Я услышал крик Джоша, за ним послышался другой крик, в котором не было ни капли страха.
Я продолжал толкать доску, и вдруг она сдвинулась, но сдвинул ее не я. Я слышал шаги и над собой, и перед собой, в промежутках между ними раздавались крики. Я отполз назад, выставив перед собой рацию, как будто я мог ею защититься. В этот момент, доску отбросило в сторону, и в лазейку просунулась рука.
— Бежим, чувак! Скорее!
Слава Богу, это был Джош.
Я выбрался на улицу с фонарем и рацией в руках. Добравшись до забора, мы мигом через него перелезли. Джош уронил свою рацию и хотел остановиться, чтобы поднять ее, но я сказал ему забыть о ней. Надо было бежать. Позади я слышал крики, слов не было, только крики. Мы, по глупости, побежали в лес, стремясь как можно скорее вернуться домой к Джошу. Всю дорогу Джош кричал.
— Моя фотография! Он меня сфотографировал!
Я уже знал, что этот человек сфотографировал Джоша — много лет назад в той канаве. Джош, небось, до сих пор думал, что те механические звуки исходили от робота.
Мы успели вернуться в комнату Джоша до того, как проснулись его родители. Я спросил у него про мешок, правда ли он шевелился, но Джош не был ни в чем уверен. Он все извинялся за то, что уронил рацию, но тогда это было не самым худшим. Мы не спали и сидели у окна, ждали, что придет тот человек. Я вернулся домой только в три часа.
Пару дней назад я рассказал эту историю маме. Она ругалась из-за того, что я подверг себя такой опасности. Я спросил ее, зачем она придумывала всю эту чушь про новых владельцев — откуда она знала, что в старом доме может быть опасно? Она впала в истерику, но все же ответила на мой вопрос. Она схватила меня за руку, крепко сжала ее, посмотрела мне в глаза и прошептала, как будто боялась, что за нами подслушивают:
— Потому что я не оставляла в подвале ебаные одеяла и миски для Ящика. Не ты один их там нашел...
У меня закружилась голова. Теперь я многое понял. Я понял, почему она была такой нервной, когда достала Ящика из подвала в день переезда; она нашла там не только пауков и крысиное гнездо. Я понял, почему мы уехали в такой спешке. Я понял, почему она запрещала мне туда возвращаться.
Она знала. Она знала, что он поселился в подвале, и скрывала это от меня. Я ушел от нее, больше не сказав ни слова, так и не закончив свой рассказ. Вам я расскажу, чем он закончился.
Когда я вернулся домой от Джоша, я бросил свои вещи на пол, и они рассыпались по комнате. Меня это не волновало, я хотел спать. Около девяти часов я проснулся, услышав мяуканье Ящика. У меня подпрыгнуло сердце. Наконец-то он вернулся домой. Я немного разозлился, ведь мне было надо подождать всего один день, и не было бы никаких кошмаров прошлой ночи, а Ящик все равно бы вернулся домой. Но это было неважно, главное, что он вернулся. Я встал с постели и позвал его, пытаясь увидеть в темноте его глаза. Он продолжал кричать, и я пошел на крик. Он доносился из под кровати. Я засмеялся, вспомнив, как я лазил в подвал. Его мяуканье было заглушено моей рубашкой, я сорвал ее и крикнул:
— Добро пожаловать домой, Ящик!
Его крики раздавались из моей рации.
Ящик так и не вернулся домой.
* * *
ЧАСТЬ 4. КАРТА
Один из комментариев к предыдущему рассказу заставил меня вспомнить один случай из детства, который всегда казался мне странным, но мне и в голову не приходило связать его с предыдущими историями. Память работает очень странным образом. В голове крутятся отдельные фрагменты, а потом одна мысль сшивает их вместе. Я не догадался вспомнить об этих событиях, потому что все время искал не там. Я ходил домой к матери и рылся в старых школьных тетрадях, пытаясь найти что-то важное. Я так ничего и не нашел, но буду искать дальше.
Люди, которые строили города, не думали о том, как разрастется их население и скольким людям понадобится жилье. Дороги изначально строят лишь для того, чтобы соединить два экономически важных пункта. Только потом они обрастают новыми магазинами, домами и ответвлениями, пока не наступает момент, когда возможны только небольшие изменения, но основной скелет становится чем-то непреходящим.
Район, в котором прошло мое детство, был достаточно старым. Если прямые линии движутся, как летит ворона, то мой район, должно быть, был построен по змеиному маршруту. Первые дома, очевидно, построили у озера, и постепенно необитаемая территория стала уменьшаться по мере того, как строились новые ответвления изначальной дороги. Однако все они в каком-то месте обрывались — на весь район был только один въезд, он же выезд. Многие из этих ответвлений были ограничены притоком озера, который протекал по тому, что я прозвал канавой (именно она упоминалась в других историях). У многих изначальных домов были огромные сады, но большая часть из них была разделена между хозяйствами поменьше. Если посмотреть на наш район сверху, можно подумать, что в лесу когда-то умер гигантский осьминог, а потом какой-то ловкий предприниматель нашел его труп и решил проложить дороги прямо по его щупальцам.
С моего крыльца были видны старые дома, окружавшие озеро. Больше всех мне нравился дом миссис Мэгги. Насколько я помню, ей было около восьмидесяти лет, но при этом она была одним из самых приветливых людей, кого я знал. У нее были седые волосы, и она носила легкие платья с узорами в виде цветов. Она разговаривала со мной и Джошем, когда мы купались в озере, и всегда приглашала нас к себе домой перекусить. Она говорила, что ей было одиноко, потому что ее муж Том был вечно в командировках. Однако мы с Джошем всегда отвечали отказом на ее приглашения. При всей доброте мисс Мэгги, в ней было что-то странное.
Всякий раз, когда мы уплывали в озеро, она говорила:
— Крис и Джон, вас тут всегда ждут!
Мы слышали, как она это кричала, даже когда шли ко мне домой.
Как и у многих пожилых домохозяек, у миссис Мэгги была поливальная система с таймером, который, очевидно, сломался, судя по тому, что некоторые поливалки внезапно включались в любое время дня, а иногда даже ночью. И хотя в наших местах редко было так холодно, чтобы шел снег, каждую зиму я выходил на улицу и видел, что замерзшая вода превратила сад миссис Мэгги в сюрреалистический арктический рай. Прочие сады были сухими и бесплодными, но там, посреди всей этой зимней серости, был настоящий оазис ледяных сталактитов, висевших с ветки каждого дерева. Когда всходило солнце, каждая льдинка превращала его свет в ослепительную радугу. Даже в детстве я был поражен ее красотой. Мы с Джошем часто ходили туда покататься на заледеневшей лужайке и пофехтовать сосульками.
Как-то раз я спросил маму, почему она это так оставляет. Маме пришлось подумать перед тем, как она нашла объяснение.
— Милый, миссис Мэгги часто болеет, а когда она больна, она все время что-то путает. Поэтому она иногда путает ваши с Джошем имена. Это она не со зла, она просто не может их запомнить. Она живет в своем доме одна, так что это хорошо, что вы с ней говорите, когда купаетесь в озере. Только если она будет вас к себе приглашать, отказывайтесь. Будьте вежливыми, чтобы ее не обидеть.
— Но ей ведь не будет так одиноко, когда ее муж вернется? Почему он так долго в командировке? Его, как будто, всегда нет.
На этот вопрос маме было непросто ответить, и мне показалось, что он ее расстроил.
Наконец она ответила:
— Дорогой... Том не вернется домой. Том на небесах. Он умер много лет назад, но миссис Мэгги это не помнит. Она все путает и забывает, что Том не вернется. Если бы кто-нибудь пришел к ней домой, она даже может подумать, что это Том. На самом деле, его уже нет, милый.
Тогда мне было пять или шесть лет, и хотя я не все понял, мне стало жаль миссис Мэгги.
Сейчас я знаю, что у нее была болезнь Альцгеймера. У нее и у ее мужа Тома было два сына: Крис и Джон. Они оба платили за воду и электричество миссис Мэгги, но никогда ее не навещали. Не знаю, то ли между ними что-то случилось, то ли это все из-за болезни, то ли они жили слишком далеко, но они никогда не появлялись. Я даже не знаю, как они выглядели, но, как видно, миссис Мэгги думала, что мы с Джошем были похожи на них в детстве. А может быть, она просто видела то, что хотела видеть и отвергала то, что ей передавали ее оптические нервы. Только сейчас я понимаю, насколько одинокой женщиной она была.
Летом после событий рассказа Воздушные шары, мы с Джошем пошли исследовать лес у меня за домом, а заодно и приток озера. Мы знали, что леса между нашими домами были связаны, и было бы забавно, если бы озеро у моего дома тоже было как-то связано с речкой возле его жилища. Это мы и решили проверить.
Мы собирались сделать карту.
Мы планировали сделать две отдельные карты, а потом объединить их. На одну карту мы собирались нанести территорию вокруг речки возле дома Джоша, а на вторую место, где она впадает в озеро. Поначалу мы хотели сделать одну карту, но поняли, что это невозможно, потому что я нарисовал карту своей территории такой большой, что на дорогу к Джошу не хватало места. Карту озера мы хранили у меня дома, а карту реки у него. Когда мы ходили друг к другу в гости, мы сравнивали и дополняли наши карты.
Первые две недели все шло хорошо. Мы шли по лесу вдоль воды и останавливались, чтобы дополнить карту. Казалось, не сегодня, завтра, обе карты сойдутся вместе. У нас не было необходимого для этой работы оборудования — не было даже компаса — но мы старались как могли. Дойдя до конца маршрута, мы решили воткнуть в землю палку, чтобы на следующих выходных можно было пойти с другой стороны, найти палку и понять, что карты наконец сошлись. Наверно, мы были худшими картографами в мире. В конце концов, лес у озера оказался настолько густым, что через него было невозможно пройти. На некоторое время мы потеряли интерес к этому проекту и стали уделять нашим исследованиям намного меньше времени. Вместо этого мы стали торговать мороженым.
После того, как я показал маме фотографии, которые я принес домой, она забрала у меня мороженицу. Тогда-то наш интерес к картам ожил. Нам надо было придумать новый план. По причине, которую я тогда не понимал, мама окружила меня строгими ограничениями, и когда я уходил играть с Джошем, я должен был время от времени показываться дома. Это означало, что мы больше не могли оставаться в лесу часами и надо было найти другой путь. Мы думали, что сможем добраться до притока вплавь, но поняли, что в этом случае карта промокнет. Мы пробовали пойти со стороны дома Джоша, но наткнулись на ту же проблему. Потом у нас появилась блестящая идея.
Мы решили построить плот.
Из-за строительства, которое велось в нашем районе, в одной из местных канав валялось много отходов. Сначала мы хотели построить целый корабль с мачтой и якорем, но потом перешли к более реалистичному варианту. Мы взяли доски и большие куски пенопласта и связали их веревкой.
Мы спустили наше судно на воду возле дома миссис Мэгги и помахали ей на прощание, когда она попыталась позвать нас к себе. Нас это не остановило.
Плот шел очень хорошо, и хотя тогда нам казалось, что так и должно было быть, сейчас я этому даже удивляюсь. Вместо весел мы взяли большие ветки, но потом оказалось, что ими легче отталкиваться от земли, чем грести. Когда стало слишком глубоко, мы легли на животы и стали грести руками. Когда мы впервые прибегнули к этому методу, я подумал, что издалека это могло показаться, будто по притоку плывет огромный толстяк с очень маленькими руками.
Только после нескольких плаваний мы добрались до непроходимой части леса. Она оказалась намного дальше от моего дома, чем мы думали. Мы решили поступить следующим образом: немного проплыть на плоту, причалить у берега и, оставив там плот, идти домой пешком. На следующий день мы шли пешком к этому месту и продолжали плавание.
Так продолжалось до первого класса. Мы с Джошем попали в разные школы, и уже не виделись в течение школьного дня. Именно поэтому родители разрешали нам играть по выходным. Мало того, отцу Джоша приходилось работать по выходным, а его мать должна была ждать звонков с работы, поэтому Джош приходил ко мне домой почти каждую неделю.
Однако когда мы добрались до недоступного места, оказалось, что там не было места, куда мы могли бы пришвартовать наш плот. Лес был слишком густым, а вода настолько размыла берег, что перед нами был почти двухфутовый подъем, из которого торчали корни ближайших деревьев. Каждый раз нам приходилось возвращаться и оставлять плот у той самой чащи, из-за которой нам и пришлось его построить. Что еще хуже, наступала зима, и наше исследование окончательно зашло в тупик.
В субботу около семи часов, когда мы играли с Джошем, в дверь постучала одна из маминых коллег. Ее звали Саманта, и я хорошо ее запомнил, потому что через пару лет сделал ей предложение, когда приходил к маме на работу. Мама сказала, что ей надо отлучиться на работу, чтобы решить какую-то проблему, и что она вернется через два часа. Ее машина была сдана в ремонт, поэтому ей пришлось ехать вместе с Самантой. Однако как я понял, проблема случилась по вине Саманты, поэтому они собирались обсудить все в машине. Мама сказала, чтобы мы ни за что не выходили из дома и никому не открывали дверь. Она сказала, что будет звонить каждый час, но потом вспомнила, что наш телефон был отключен за неуплату — поэтому Саманта пришла, не предупредив. Она посмотрела мне в глаза и сказала:
— Сидите дома.
Это был наш шанс.
Увидев, как ее машина скрылась за поворотом, мы побежали в мою комнату. Я вытряхнул свой ранец, а Джош поднял с пола карту.
— У тебя есть фонарик? — спросил Джош.
— Нет, мы все равно вернемся до темноты.
— Я подумал, что на всякий случай стоит взять.
— У мамы есть, но я не знаю, где она его держит... Подожди!
Я слазил к себе в чулан и достал с верхней полки коробку.
— У тебя там фонарь? — спросил Джош.
— Не совсем.
Я открыл коробку и достал три римские свечи, которые у меня остались после празднования четвертого июля. Кроме них у меня была зажигалка, и мы могли быть уверены, что у нас будет хоть какое-то освещение. Тогда у меня еще не было причин бояться ночного леса, и нами двигал не страх, а практичность. Мы уложили все в рюкзак и выбежали через черный ход, но при этом закрыли его, чтобы Ящик не сбежал. У нас был один час и пятьдесят минут.
Мы как можно скорее пробежали сквозь лес и за пятнадцать минут добрались до плота. У нас были плавки, и мы сняли рубашки и шорты и сложили их в кучу на берегу. Мы отвязали плот от дерева, взяли наши ветки-весла и отчалили.
Мы спешили добраться до того места, которое еще не было отмечено у нас на карте, и у нас не было времени на то, что мы видели раньше. Мы знали, что на плоту мы шли медленнее, чем по земле, и что поскольку мы не сможем пройти сквозь чащу, нам придется вернуть плот к причалу, даже если, проплыв дальше, мы найдем место, где его можно будет пришвартовать.
Когда мы оказались в месте, не отмеченном на нашей карте, стало так глубоко, что мы уже не могли достать ветками до дна, и нам пришлось лечь на животы и грести руками. Начинало темнеть, и становилось все труднее различить деревья на берегу. От этого мы стали нервничать. Чтобы выиграть время, мы стали грести побыстрее, но от этого было много шума. В это время мы оба слышали хруст упавших веток в лесу, но стоило нам на секунду притихнуть, как шорох в лесу прекращался. Мы не знали, какие животные могли жить в этих местах, но у нас точно не было желания с ними встречаться.
Когда Джош пополнял карту, которую я освещал зажигалкой, мы вдруг поняли, что звуки в лесу не были плодом нашего воображения. Мы четко услышали быстрые и ритмичные:
Хруст. Щелк. Хруст.
Казалось, будто кто-то убегает от нас через густой лес. В темноте ничего не было видно. Очевидно, мы не рассчитали, как быстро сядет солнце.
У меня не выдержали нервы, и я крикнул:
— Привет!
Секунду мы лежали на плоту, боясь вздохнуть. Потом тишину прервал смех.
— Привет! — рассмеялся Джош.
— И что?
— Привет, мистер Лесное Чудище. Я знаю, что ты там скрываешься, но, может, ты ответишь на наше «привет»? Привеееет!
Я понял, что это было глупо. Что бы это ни был за зверь, он нам не ответит. Тогда я не понимал, что если бы даже это был человек, он тоже вряд ли бы мне ответил.
— Привет, — повторил Джош писклявым голосом.
— Привет, — крикнул я, как можно громче.
— Привет, приятель!
— При-вет, бип-буп!
Мы продолжали дурачиться и уже собирались развернуть плот, когда вдруг мы услышали чей-то голос:
— Привет.
Это было сказано шепотом, как будто неизвестный произнес это слово на последнем дыхании. Голос доносился с места, неотмеченного на карте, которое оказалось позади нас, когда мы развернули плот. Я медленно развернул плот в направлении звука и достал римскую свечу. Я хотел увидеть, кто это был.
— Что ты делаешь?! — прошипел Джош.
Но я уже успел ее зажечь…
@темы: дети, животные, учебные заведения, рассказы, это случилось на самом деле, предметы и вещи, детские страхи, не своё, серийные убийцы
-
-
29.05.2017 в 18:29-
-
29.05.2017 в 20:44и все? или есть продолжение?
-
-
29.05.2017 в 21:28-
-
30.05.2017 в 19:10Тут еще обсуждение.
-
-
30.05.2017 в 23:51-
-
31.05.2017 в 00:39А поиск на самих дайри на моей памяти работал примерно никогда
-
-
02.06.2017 в 22:25-
-
05.06.2017 в 22:48фича дневников с бородатого года
-
-
14.06.2017 в 02:39-
-
08.09.2020 в 13:00