Сашка будто не слышал, он смотрел на дорогу. Сашка был суров и неприступен – как капитан корабля, идущего по бурному морю. Его судно – древний скрипучий «галлопер» – переваливалось на волнах лесной дороги, полной неожиданных опасностей. Коварные рифы уже несколько раз скребли металлическое днище! А если налетишь на скалу? Пробоину здесь не заделать, а доки далеко…
– Ну и как хочешь! – Марина, обидевшись, направила камеру на задний диван, где два Сашкиных приятеля пытались смотреть кино на «планшетнике», что при такой качке было непросто.
– Ребята, что вы думаете об этой экспедиции?
Парни переглянулись, ухмыльнулись одинаково.
– Мы думаем только одно – на кой черт Саня взял тебя?!
Так часто бывает: крепкая дружба превращается в нечто аморфное и бессмысленное, едва у одного из друзей появляется девушка. И вроде бы глобально ничего не изменилось: пиво по субботам, баня по праздникам, выезды на рыбалку, обсуждение общих знакомых, разговоры о делах – но уже не так, как раньше, теперь как-то иначе – и это все чувствуют…
– Саня, по кой черт ты потащил сюда Маринку?
«Галлопер» подпрыгнул на очередном ухабе, и Роман прикусил язык – да так, что ругнуться не смог, промычал только что-то. Он сплюнул кровь в кулак, вытер ладонь о штаны.
– Поделом тебе! – не сдержалась Марина.
Роман глянул на нее злобно, потянулся, чтобы отобрать камеру, рот открыл, чтобы высказаться. Но «галлопер» опять подскочил, и Роман еще раз клацнул зубами.
Теперь и Валерка – его сосед – рассмеялся:
– Челюсть подвяжи себе, что ли.
Роман зыркнул на него, отвернулся, уставился в окно.
– Въезжаем, – объявил Сашка.
Лес кончился, пропала и колея – свернула куда-то и потерялась. «Галлопер» катился по заросшему лугу, трава бежала волнами под ветром, кусты вдалеке – как острова. А впереди, слева, уже виднелись ободранные темные крыши в тени великанских ветл.
– Вот и родина моя, – сказал Сашка. – Деревня Колокуново. Вернее, то, что от нее осталось…
Осталось от Колокунова довольно много – двенадцать кривых изб, гнилой пруд, каменная часовенка и кирпичные столбы на месте фермы. А еще ирга, сирень, черемуха, терновник, корявые яблони, выродившаяся малина – всё, что когда-то было окультурено людьми, да вот пришла пора – опять одичало.
«Галлопер» медленно крался по улице, подминая крапиву и лопухи. Сашка жадно смотрел по сторонам, рассказывал:
– А на холме магазин был. Бабушка там пряники мне покупала – как камни, только сладкие. А иногда торты завозили вафельные. Кофейный я любил, а лимонный – не очень…
– Трудное у тебя было детство, – сказал Валерка.
– Да, – рассеянно согласился Сашка. – Повезло мне.
За колодезным журавлем «галлопер» остановился. Марина опять взялась за отложенную камеру – ей, городской девочке, здесь всё было интересно и необычно.
– Сашин дом, – комментировала она вслух. – Здесь он жил до восьми лет, потом его родители уехали в райцентр, но он всё равно часто сюда возвращался и гостил у бабушки.
– Я понял, Саня, – сказал вдруг Роман, вытаскивая из машины рюкзаки с вещами, бросая их в дремучую траву.
– Что понял?
– Понял, зачем ты взял Маринку. Видеоблог готовишь, да? Сто-пятьсот просмотров на ютюбе. Слава, деньги, почет. Угадал?
– Иди к черту!
– Иду!
Роман подхватил сразу три рюкзака и потащил их к черной завалившейся набок избе, похожей на бревенчатый склеп.
Крыльцо было высокое, в семь ступеней – они так пропитались влагой, что под ногой сочились, как губка. Роман сбросил ношу перед запертой дверью, повернулся, друзей поджидая, окинул взглядом деревню.
– А тут что, еще кто-то живет?
– С чего ты взял? – спросил Сашка, вынимая ржавый ключ из-под плоского камня у крыльца. – Нет тут никого. Десять лет как уже.
– Да ты сам погляди.
Роман поднял руку, указывая на колодец, и на тонкую тропку, и на выкошенную лужайку перед домом с той стороны улицы, и на копушку сена, и на маленький огород.
– Может, дачники? – предположил Валерка.
– Не бывает тут дачников, – сказал Сашка. – Дорога, видели, какая? Не ездят дачники сюда.
– Может, пешком кто из местных?
Они стояли на крыльце, смотрели на соседский дом. Марина целилась в него камерой.
– Странно, – сказал Сашка. – Я же интересовался перед поездкой. Не живет тут никто. Брошено всё давно, ни света, ни подъезда. А дом я помню. Это Феоктистовых дом. Хозяин – Федор – вместе с нами из деревни уехал. Мы-то в райцентр. А он куда-то далеко – на юг, с казахами. Помню, мама с отцом обсуждали это…
Он вставил ключ в скважину навесного замка, и тот развалился. Перекошенную дверь пришлось толкать плечом. На пятый раз она поддалась, застонала, захрипела и открылась.
Внутри было темно.
Сашка зашел и остановился. Странно ему стало: всё вдруг ясно вспомнилось – вот тут выключатель с тугим щелчком и завитым проводом на фарфоровых шашечках, тут на двор выход с коваными щеколдой и кольцом, тут приступок под ведра, там пыльный чулан, лестница на чердак, керосинка на ящике… Кажется, что бабушка вот-вот выйдет внука встречать.
– Чего встал? – заворчал Роман, подпирая. – Шевели булками, наследничек!
Не сразу освоился Сашка в родном доме. Говорить в голос не мог – как в мертвецкой оказался. Всё кругами ходил, руками трогал, головой молча качал – почти двадцать лет здесь не был, уж сколько лет о месте этом не вспоминал, а, надо же, вернулся – и защипало в горле, забередило в душе.
– Мы в горнице спать ляжем, – доложился Валерка. – А вы тогда тут располагайтесь. В хоромах.
Марина хихикнула. И Сашка почему-то на нее разозлился.
– Зеркало в раме. Лавка из досок. – Марина ходила по комнате, выцеливала объективом камеры отдельные предметы. – Сундук.
Марина училась в престижном университете на продюсера, для нее всё здесь казалось экзотикой – как товары на египетском рынке или экспонаты гамбургского музея.
– Печь русская, топка, – говорила она, включив прожектор на камере.
– Шесток, – негромко поправлял Сашка.
– Котел.
– Чугунок.
– Прибамбасы для печки.
– Ухваты и кочерга.
– Ковер.
– Половик…
Обедать сели в три: нагрели консервов на таблетках сухого горючего, наломали хлеба, открыли пиво.
– Ну, ни хвоста, ни чешуи, – поднял банку Роман. – Где хоть рыбачить-то будем, хозяин?
Сашка махнул рукой на окна:
– За фермой пруд, там можно живцов половить. А река дальше у леса, километра полтора.
Валерка взглянул на планшетник:
– Джипиэс говорит, три километра до реки.
– Врет, – сказал Сашка. – Ты кому больше веришь, китайской железке с американскими спутниками или мне?
– Вообще-то, железке и спутникам, – сказал Валерка. – Но здесь – только тебе.
Оставив пиво на лавке, Сашка занялся печкой. В избе было не холодно, но прогреть ее всё равно следовало, чтобы ушли затхлость и сырость, чтобы дом ожил. Сухие дрова нашлись в подпечке – четыре полена с завитками бересты. Горка лучины занялась сразу, ясно. Береста завертелась, как живая, затрещала, закоптила.
– Сварим завтра уху, – сказал Сашка. – А вечером кашу сделаем.
Они допили пиво и разошлись: кто вещи разбирать, кто дом осматривать.
Ближе к вечеру, устроившись на месте, парни решили отправиться к реке. Оставив Марину на хозяйстве, загрузились в «галлопер», двинулись к лесу через можжевеловые заросли. Роман уже эхолот распаковывал, батарейки доставал, Валерка на планшете путь отмечал, чтобы потом в утреннем тумане не заблудиться.
– Махнем на место, которое у нас ямой зовут, – делился своими планами Сашка. – Там река разливается, и глубина за пять метров. Я в двенадцать лет в том месте то ли сома, то ли водяного зацепил – страху натерпелся! Вытащить так и не сумел, только морду усатую увидел… А еще раньше говорили, что в яме щука умная водится, ей сто лет, она как бревно замшелое. Ляжет иной раз на мелководье и ждет, когда зверь или человек к воде подойдет… Не купались мы в яме никогда…
– Выудим и щуку, – пробурчал Роман, разбираясь с настройками эхолота. – И сома твоего. И водяного с русалками.
Марина отложила камеру, когда на мониторе заморгал значок разряженной батареи. Электричества в деревне не было. Ребята привезли с собой генератор, но запустить его не соизволили, сказав, что солярку придется экономить.
Марина представила, как она будет жить здесь еще шесть дней, и поежилась.
Нет, конечно, она рада, что Сашка взял ее с собой…
Только он сейчас на рыбалке с друзьями, а она тут – в пустом тихом доме. Одна.
Марина подумала, что здесь, возможно, умирали какие-нибудь Сашкины родственники. Вот, может, даже на этой самой железной кровати с никелированными шариками, куда она собралась прилечь.
А на лавку, наверное, ставили гроб с покойником.
Сколько их здесь было – покойников-то?
Марине стало страшно, и она включила радиоприемник. Но зазвучавшая в тишине музыка напугала ее еще сильней – звуки, изрыгаемые динамиком, будто из другого мира доносились. Да и сам дом вдруг представился Марине живым существом, которое спало почти двадцать лет под точение жуков в стенах и мышиную возню на чердаке, а как услышало незнакомую музыку, так очнулось, напряглось, пытаясь разобраться – что это за копошение внутри? Что за гости?
На кухне что-то упало, Марина завизжала и бросилась из дома прочь.
Подъехать к реке получилось не сразу: старые дороги сильно заросли. В одном месте, когда за деревьями уже блестела вода, «галлопер» даже застрял. Пришлось доставать лебедку, чтобы помочь машине выползти из мелкого, но топкого овражка.
Зато на берегу нашлось довольно удобное место с ровной площадкой, со старым кострищем, обложенным камнями, с натоптанным спуском к воде.
– А ты говорил, что место дикое, – сказал Роман, помогая Валерке вытащить упакованную лодку.
– Видимо, сосед рыбачит, – предположил Сашка.
Он и сам был недоволен, встретив здесь следы человеческого присутствия.
– Лодку тут оставим?
– Конечно. Не назад же тащить. Только привяжем покрепче.
– И соседа надо будет предупредить насчет ее.
В недалеких камышах плеснуло. Валерка встрепенулся, обернулся. Ему показалось, что в самой гуще камышовых зарослей стоит кто-то, смотрит в их сторону. Он шагнул к реке, камыш дрогнул, по воде пошли круги. Больше Валерка ничего разглядеть не успел.
Долго ходила Марина по улице, смелости набираясь. И в садик яблоневый перед домом заглянула, и двор обошла, и заросший бурьяном огород осмотрела. Потом прогулялась к колодцу, заглянула в его гнилое нутро: «эй» сказала, ответное «эй» услышала. Вроде успокоилась, но так и не смогла заставить себя вернуться в избу; бродила и бродила вокруг, в черные стекла посматривая, подсознательно ожидая, что шевельнется сейчас какая-нибудь из этих серых занавесочек и выглянет в окошко жуткое белое лицо.
А может, и не белое.
И не лицо вовсе, может, а рыло…
Отворачивалась Марина от окон, не могла долго в них смотреть, так как боялась, что от мыслей таких и впрямь что-нибудь привидится – и как потом в этой избе ночевать?
Когда вдалеке наконец-то послышался рык автомобильного дизеля, Марина вышла на дорогу. И заметила, оглядываясь, что в избе на той стороне улицы, где была выкошена лужайка, открыта дверь. А в проеме, к косяку привалившись, стоит бородатый мужик, на лешего похожий, и смотрит, будто убить хочет.
Возвратившиеся ребята на Марину обиделись, когда она на их законный вопрос об ужине ответила, что ничего не готовила. Они даже слушать ее не стали, когда она попыталась о своих страхах рассказать. Даже Сашка махнул рукой и пошел на кухню для обещанной каши крупу промывать.
Как темнеть стало, запустили генератор, на Валеркином ноутбуке комедию включили и электрический свет наладили. Марина к тому времени с кухни всех прогнала, сварила гречневую кашу с тушенкой, с древним самоваром управилась, колбасы и сала нарезала, хлеба накромсала, бутылку водки на середину стола поставила – исправилась, одним словом.
Ребята такое старание оценили. И Сашка подобрел, первую рюмку опрокинув, салом зажевав. Заговорили о завтрашней рыбалке. Марина как представила, что опять одна останется, аж затряслась.
– Возьмите меня с собой!
– Да чего тут бояться? – искренне удивился Сашка. – Запри дверь и сиди себе, книжку читай, радио слушай.
– Страшно, – сказала Марина. И вспомнила про мужика, что в дверном проеме стоял: – Пока вас не было, сосед вернулся. А если он сюда полезет, когда я одна буду?
Ребята переглянулись.
– Надо бы сходить, познакомиться с соседом-то, – сказал Валерка, не столько за Марину переживая, сколько за свое добро.
Но соседа дома не оказалось.
Ребята сначала на крыльце топтались, потом решились внутрь заглянуть – дверь хоть и прикрыта была, но не заперта. Покричали в темные сени: «Есть тут кто? Ау?!» Потом и в темную комнату зашли.
По всему чувствовалось, что человек здесь был недавно: в подтопке угольки теплились, чайник был горяч так, что рука не терпела, пахло куревом и мокрой псиной. Обстановка была скромная, но по углам разный хлам кучами валялся, из чего можно сделать вывод, что женщины в этом доме нет. На столе стояла большая кружка с молоком. Роман не побрезговал, понюхал, пригубил. Удивился: вроде бы не коровье, но и на козье не похоже. Уж не кобылиное ли? Откуда?
Находиться долго в чужом доме ребята не решились, хоть и были хорошо навеселе. Вышли на улицу, покричали еще хозяина, но так и не дозвались.
И только Сашка, в родную избу поднимаясь, обернулся на крыльце к далекому лесу и увидел где-то на полпути к реке проблеск – будто кто-то шел там, дорогу себе ярким фонарем освещая.
Но, может, и показалось ему…
Ночь выдалась беспокойная: ребят мучили кошмары. Роман просыпался три раза оттого, что ему казалось, будто на него кто-то наваливается, не давая дышать. Валерке виделось, как он тянет своим спиннингом из черной глубины нечто тяжелое и усатое – похожее на сома, но с лицом утопленника. Сашке снилось, будто по дому ходит жуткое чудище. Он просыпался с криком, вставал, дрожа, – и ему казалось, что под окнами, вздыхая и ворча, бродит какая-то тень. Он пытался ее рассмотреть, таращился в ночную темень, к холодному стеклу носом прижимаясь, – и тень вдруг выпрыгивала к нему, разевала рот, полный зубов-иголок, шипела, кривыми когтями царапала раму. Сашка опять просыпался – уже по-настоящему. Марина не спала, сидела на кровати, держа в руках светодиодный фонарик, зубами стучала.
– Что с тобой?
– Не могу уснуть. Страшно!
Марине снилось, что она беременна, что у нее идет кровь, а живот выкручивает дикая боль.
– Всё же попробуй поспать. Встанем рано.
– Хорошо.
Она послушно ложилась, они обнимались, закрывали глаза, лежали, лежали…
Под окнами опять, ворча, начинала бродить жуткая тень.
И боль крутила живот.
И кто-то тяжелый и влажный наваливался сверху, не давая вздохнуть и не позволяя проснуться…
Утро пришло как избавление.
Измученные ребята даже рассвет проспали, а ведь собирались встать затемно, чтобы к зорьке быть на воде. Однако не вышло. К реке выехали, когда уже туман рассеялся. В лодку загрузились и отчалили, когда поднявшееся солнце начало ощутимо пригревать.
Впрочем, раннее время, оно для ловли на удочку хорошо, а щука и другой речной хищник могут в любое время кормиться – хоть в полдень, хоть в обед или под вечер. Тут главное – место правильно угадать и нужную приманку подать – то ли воблерок, то ли блесенку, то ли чмокающий по воде поппер.
Пока Сашка греб, выплывая за речной поворот к «яме», Валерка и Ромка налаживали спиннинги, а Марина снимала речные красоты. Не побоялась дорогущую камеру на воду взять! Как выгребли за поворот – ахнули все: река разлилась вчетверо, правый берег поднялся косогором, по левому – высоченные замшелые ели выстроились. Красота, аж дыхание спирает!
Валерка не вытерпел, пульнул джиг на шестьдесят метров в середину омута, выждал, пока груз о дно стукнет, приподнял его, повел «ступенькой». А вот Роман спиннинг отложил, включил эхолот.
– Ну-ка, поглядим, что тут вообще такое.
Сашке тоже интересно стало: место с детства знакомое, а чтобы вот так под воду заглянуть, все ямки и бровки здесь увидеть – это в первый раз. Он оставил весла, переполз к Роману, вместе с ним над монитором склонился.
– Два метра и сразу свал. Дно вроде бы чистое.
Лодка медленно двигалась по течению, выбираясь на глубину. Валерка зацепился за что-то неподъемное, оборвал леску, ругнулся. Марина к камере как прилипла – красиво же.
– Во, что-то есть, – азартно сказал Роман.
Серый экран зарябил, пискнул сигнализатор. Почти сразу от линии дна поднялась длинная дуга – и исчезла.
– Щука?!
– Ну и здоровая!
В метре от правого борта лопнул воздушный пузырь, вода забурлила. Лодка вздрогнула, будто что-то ударилось о днище. Марина взвизгнула. Валерка выронил коробку с твистерами. А потом из темной воды на миг показалось нечто странное – то ли лапа, то ли коряга – и мазнуло по алюминиевому веслу так, что оно погнулось.
– Что за хрень?!
Лодка развернулась, буруны носом оставляя.
И всё затихло.
А секунд через тридцать в камышах на отмели затрещало что-то, заплескалось. Сашка выхватил из рук Марины камеру, навел ее на качающиеся заросли, в видоискатель не заглядывая.
– Это не щука.
– Бобер?
– Не знаю.
Нечто большое и тяжелое, оставаясь невидимым, ломилось через камыш к растущим на плоском берегу кустам, шлепало по мелкой воде.
И выло.
Марина запросилась домой сразу. Сашка попытался ее успокоить, но понял, что это бесполезно и махнул рукой. Однако Роман и Валерка не отступались: не хотелось им бросать рыбалку. Конечно, вой в камышах напугал и их. Если бы сейчас было туманное утро или сумерки, они и сами уже гребли бы к берегу. Но светлым днем всё воспринималось иначе. И страх Марины вызывал у парней только усмешки.
– Ну, спугнули какую-нибудь выдру-переростка. А в кустах, может, и не она выла. Может, там другой зверь был, лось или кабан.
– А кабаны разве воют?
– Может, и воют…
Марина вроде бы на уговоры поддалась. Но ненадолго. Через десять минут опять запросилась на берег, чуть не заплакала.
– Ладно, – решил Сашка. – Давайте назад…
Их высадили на месте, откуда они недавно отчаливали. Марина готова была пешком в деревню возвращаться, но потом согласилась посидеть на берегу в компании Сашки, подождать товарищей.
– Через час вернемся, – пообещал Валерка, страшно недовольный тем, что девушка испортила им всю рыбалку. – Посмотрим рельеф, чтобы завтра сразу облавливать, и вернемся…
Уплыли.
Сашка костер развел, хлеб и охотничьи колбаски на прутиках пожарил. Марина поспрашивала его, в самом деле ли это мог быть кабан или лось, успокоилась немного, плед из машины достала, легла загорать.
Час прошел, а ребят всё не было.
Сашка не волновался, понимал, что они опоздают. Он и сам не удержался бы, покидал бы спиннинг. А если б еще и ловиться чего стало – тогда в азарте не заметишь, как время бежит…
К концу третьего часа Сашка начал беспокоиться. Походил по берегу, посигналил из кабины «галлопера». Решил, что надо идти к «яме», смотреть, что там случилось – может, парни лодку прокололи? По берегу путь невелик, даже ближе, чем по воде: продрался через крапиву в низинке, пересек полянку, зашел в ельник – и уже на месте.
Короткая дорога за прошедшие годы длиннее не стала, но изменилась до неузнаваемости: низина превратилась в болото, на поляне вытянулась молодая поросль берез, тропа в ельнике исчезла, забуреломилась.
Сашка и Марина вышли на берег, запыхавшись, а прошли-то всего метров триста. Лодка была на воде – далеко, у самого конца «ямы». Спиннингистов в ней видно не было. Сашка почувствовал недоброе, по спине холодок побежал. Но Марину раньше времени пугать не стал, она и так тревожно поглядывала на кусты и камыш, где недавно треск и вой раздавались.
– Заснули, наверное, – сказал Сашка. – Ночь не спали, а тут солнышко пригревает, вода укачивает.
Он покричал, ребят вызывая. Потом стал раздеваться.
– Поплывешь? – спросила Марина.
– Да.
– Ты же говорил, что здесь никто не купается.
– Ну… – Он пожал плечами. – Надо же что-то делать…
Вода была холодная.
Сашка оттолкнулся от топкого дна, три гребка руками сделал. Потом опустил ногу, чтобы попробовать, ил здесь или песочек с камнями, а внизу уже ничего не было – глубина! Только шершавая водоросль заплеталась за лодыжку, и в голову сразу всякие жуткие мысли полезли: о водяном, русалках, о древней щуке, чертях из омута и утопленниках.
И что-то вроде бы шевельнулось рядом.
Сашка зажмурился, ударил по воде руками.
Быстрей! Быстрей!
Вода вроде бы прозрачная, а глубина черная, непроглядная. Что там прячется?
Опять что-то за ногу его тронуло, и он едва не закричал.
А лодка-то как далеко! – с воды расстояние всегда кажется больше, чем с берега.
Он всё же доплыл, закинул руки на горячий борт, полез в лодку, почти ничего не соображая, только бы из воды поскорей! Роман был там – лежал на пайолах, казалось, что спал, только глаза его были открыты.
– Эй, – Сашка тронул его за плечо. – А Валерка где?
Роман медленно повернул голову, уставился на товарища не мигая; глаза – рыбьи.
– Ты чего, Ромка? Не пугай меня! Слышь? Валерка что, на берег ушел?
– В… – сказал Роман. – В…
Он вытянул дрожащую руку. В кулаке его был зажат клок мокрой тины. Сашка коснулся ее и вдруг понял, что это чьи-то мокрые волосы.
От Романа они так ничего и не добились.
Когда Сашка загружал товарища в машину, он еще надеялся, что Валерка встретит их дома. Но в бабкиной избе было пусто, и тогда Сашка, оставив Рому на попечение трясущейся Марины, вернулся к реке.
Включив эхолот, он трижды проплыл через «яму», не очень-то понимая, что отображается на экране. Но, увидев знакомую дугу, оторвавшуюся от линии дна, услышав писк сигнализатора, перевесился через борт.
И заметил, как из-под лодки ускользает нечто большое, белесое, с развевающейся гривой темных волос, похожих на тину.
Он закричал.
А с глубины поднялось еще что-то жуткое, мягко толкнулось в днище. Сашка схватился за весла и увидел, что это Валерка – страшный, синий, весь порванный. Сашка схватил багорик, чтобы вытянуть утопленника. Но тут под лодкой опять мелькнула белесая тень, и Валеркино тело, будто переломившись, вмиг ушло на дно.
Дальше всё было как в горячечном бреду…
Он пришел в себя уже под вечер, оттого что Марина гладила его по лицу.
Он был в избе.
В печи горел огонь.
Радио громко отчитывалось о прошедшем дне: лесные пожары не утихают, убит журналист, самолет потерпел крушение.
Тихо и жутко плакал забившийся в угол Роман.
– Что случилось? – спросил Сашка.
И всё вспомнил.
Ночь была страшная.
Они не спали, но всех мучили кошмары.
Стоило прилечь, и им начинало казаться, что кто-то наваливается на них, душит. Стоило подняться – и чудилось, как по крыше топают чьи-то ноги, в трубе подвывает, под окнами бродят тени.
Когда стало чуть спокойней, они увидели, что в соседнем доме зажегся свет – колеблющийся, неровный. Сашка взял камеру, стал снимать происходящее – в далеком окне что-то шевелилось, заслоняя свет. Вскоре раздался выстрел – будто молоток ударил.
А минут через двадцать после этого кошмары вернулись.
Изба вся словно тряслась. Дрожали стекла. Трещали запертые двери. На улице что-то гремело, билось. По крыше скатывались кирпичи, обломки падали в печную трубу.
Сашка заполз под кровать.
Марина залезла в сундук.
А Роман, задыхаясь, метался на диване, пытаясь сбросить с груди нечто тяжелое, живое и невидимое.
С рассветом опять всё успокоилось.
Вооружившийся топориком Сашка выглянул на улицу, ахнул, увидев, во что превратился его «галлопер»: колеса спущены, на боках вмятины, лобовое стекло продавлено, фары, бампер, решетка радиатора – всё раскурочено. И как теперь отсюда выбираться? А уезжать надо, Роман совсем плох, еле дышит, да и Марина близка к помешательству – выдержит ли еще одну подобную ночь?
Обошел Сашка автомобиль, следы посмотрел: где-то дерн вырван, где-то трава притоптана. На грязном заднем стекле отпечаток – то ли ладони, то ли лапы.
Медведь?
Марина вышла на крыльцо, села на ступеньки, голову руками обхватила, закачалась, как болванчик. Сашка глянул на нее, решил:
– Надо к соседу идти. Может, он чего знает…
Соседская изба была не заперта. И хозяин в этот раз оказался на месте. Он лежал на скользком от крови полу, дышал, как всхлипывал. В правом боку зияла рана. Левая рука была вывернута под неестественным углом.
На Сашку он взглянул с ненавистью, застонал, дыркой в ребрах подсвистывая, заскреб ногтями по грязным половицам, пытаясь поднять себя хотя бы на сантиметр.
Это был Федор – Сашка как-то узнал его. Здоровенный, лохматый, на лице будто кора. Не мужик, а леший – так про него раньше говорили.
– Что тут случилось? – Он присел перед хозяином дома, не зная, как ему помочь, за что взяться.
Федор поймал его за руку, с неожиданной силой потащил на себя:
– Зачем приехали? Что сделали?..
Сашка испугался, вырвался, отступил. Под лавкой заметил валяющееся ружье, раскатившиеся по полу патроны.
Федор буравил гостя глазами, зубами скрипел:
– Из-за вас всё… Напугали… Разозлили… Сожрет она вас. Замучает. И поделом.
Сашка в его хрипе и половины слов не разбирал. А Федор с каждой секундой слабел, на лбу его испарина выступила, глаза закатились. Он приподнялся всё же, ощерился. Кровь хлынула из его рта, залила грудь. Он завалился на бок, дернулся несколько раз, выгнулся дугой – и затих.
Сашка тронул его за руку – она была как полено.
Он поднял ружье, собрал патроны и вышел из дома.
Марина почему-то была в избе, билась в истерике.
Он вошел в комнату и сразу бросился к ней, прижал к полу.
– Да что тут творится такое?! – Ему уже не было так страшно, как раньше, он злился на себя и на всё, что здесь происходит.
– Я видела! – Марина скосила глаза. Он проследил ее взгляд – она смотрела на окно. – Видела, видела, видела…
Он сильно ударил ее по щеке. Она замолкла.
– Что ты видела?
– Не знаю… Не знаю…
Он вылил на нее ковш воды, встряхнул:
– Марина! Мариночка! Соберись, пожалуйста! Что ты видела?
– Женщину… Вот такую… Такую вот… – Марина пыталась что-то показать жестами.
– Не понимаю. Что за женщина?
– Старая. Страшная. Она Ромку убила. Посмотрела на него через окно – он захрипел и…
Роман был мертв. Сашка тряс его, по щекам хлопал, словами увещевал – всё без толку. Марина смотрела на них, качала головой, бормотала:
– Старуха страшная, голая, титьки до земли, руки еще длинней, волосы, как тина, глаза рыбьи.
Сашка посматривал на девушку, понять не мог, то ли бредит она, то ли сон ему рассказывает.
– Надо уходить, – сказал он севшим голосом. – Убираться надо. Не понимаю, что здесь творится.
Он осмотрел ружье, заглянул в ствол, сменил патроны и взвел курки.
На разбитой машине им отсюда было не выбраться.
Но оставался еще один путь…
Сашкин учитель географии Георгий Семенович Чуб был заядлый путешественник – двенадцать советских республик объездил. Он крепко вдолбил ученикам туристическую науку. Сашка со школы помнил, что если ты заблудился и вышел к реке, то надо идти вниз по течению – вода всегда выведет к людям.
Река была рядом.
И у них была лодка.
А километрах в двенадцати к юго-западу на этой самой реке стояло большое село Сормово.
– Пойдем по воде, – решил Сашка.
Изуродованный «галлопер» всё же завелся, и Сашка засомневался, правильный ли выбор он сделал. Даже на спущенных колесах можно было уехать довольно далеко. Но менять план он не решился – и правильно. На полпути к реке под капотом автомобиля что-то с треском развалилось, и перегревшийся двигатель, работавший с перебоями, окончательно заглох.
Дальше они бежали.
Ружье колотило Сашку по бедру, но он ничего не мог с этим поделать, так как приходилось тащить за собой Марину. Только на берегу он отпустил ее, перекинул оружие в лодку, подхватил девушку.
И тут они оба увидели, как из камышей прямо на них ковыляет, закинув плоские груди за спину, долговязое уродливое существо. Марина завизжала. Сашка бросил ее в лодку, скинул веревку с колышка, кинулся в воду, перевалился через борт.
Кошмарная старуха, видя, что добыча ускользает, завизжала, вытянула руки, похожие на сучья.
Сашка схватил ружье, пальнул дуплетом, не целясь. Отдача едва не выбила плечо, пули шлепнули в берег, лодка качнулась. Жуткое существо с головой погрузилось в воду. Сашка налег на весла, наблюдая, как стремительно приближается к ним цепочка пузырей.
– Ружье бери! Заряжай, быстрее!
Марина растерялась. Сашка показывал ей, как обращаться с оружием, но она не запомнила, она как в горячке была. А Сашка рвал весла так, что спину сводило. Лодка набрала ход – плывущий человек не смог бы ее догнать. Но существо, скрывшееся под водой, не было человеком.
– Что это такое, Саша? Что это?
Кошмарная тварь вынырнула справа. Потом показалась впереди. Она словно играла с людьми, пугала их. Вот исчезла на три минуты, позволила уплыть далеко – и толкнула лодку под днище.
Как бы увидеть, откуда тварь подкрадывается?
– Эхолот! – вспомнил Сашка.
Торопясь, он опустил излучатель в воду. Увидел на экране ту самую дугу, поднимающуюся со дна, рявкнул:
– Ружье!
Но оружие было не заряжено.
Он, чертыхаясь, начал запихивать патроны в патронники, понимая, что время у них выходит, а неведомая тварь, едва ей надоест с ними забавляться, вспорет надувную лодку и утянет их на дно, как утащила Валерку…
Существо вынырнуло в трех метрах от лодки, забилось, будто огромная рыба, проткнутая острогой, заверещало, подвывая. И вновь ушло под воду, едва Сашка вскинул ружье к плечу.
– Ей не нравится! – Он вдруг всё понял. – Луч эхолота жжет ее! Она поэтому Валерку утащила! И за нами пришла! Это мы ее разозлили! Мы ее напугали!
Решение пришло мгновенно.
– Садись на весла!
Сашка схватил излучатель эхолота, повернул его в сторону. Увидел, как под водой у самой поверхности скользнула белесая тень.
– Ага! Не нравится! Марин, давай туда! Попробуем выгнать ее на берег.
Марина грести не умела – из-под алюминиевых лопастей брызги вздымались фонтанами.
– Не спеши, – приговаривал Сашка. – Делай всё спокойно, ровно…
У опущенной в воду руки вспух бурун. Сашка дернулся, выронил излучатель, заругался. Повезло – и сам увернулся, и прибор не потерял, подхватил за провод. С опаской он опять опустил пальцы в воду, повел излучателем из стороны в сторону.
– Есть! Справа! Давай туда.
Им потребовалось сорок минут, чтобы выгнать опасную тварь на отмель. Существо шипело и выло, ползло к камышам, когда Сашка целился в него из ружья.
Два выстрела выпотрошили тварь – патроны оказались начинены картечью.
А потом Сашка стрелял еще, еще и еще, пока не кончились патроны.
Они уплыли за речной поворот к перекату – туда, где когда-то мальчик Саша, гостящий у бабушки в деревне, ловил на кузнечиков голавлей.
– Не нужно было мне сюда возвращаться, – пробормотал Сашка, глядя на качающиеся макушки берез. – Это уже не моя родина.
Он бросил ружье в воду, вымыл руки, взялся за весла.
Его корабль приближался к рифам. Вода там кипела, большие валуны резали поток на струи. Здесь кончалась страна его детства, дальше за перекатом начиналась незнакомая ему река.
– Держись, – сказал он Марине. – Сейчас будет немного болтать…
Прошло четыре года.
Однажды Марина, собирая материал для своего первого фильма, наткнулась на видеоролик, выложенный на ютюбе. В комментариях утверждалось, что это единственная в мире запись албасты – демонического существа, обычно принимающего облик уродливой старухи.
«Албасты обитает около водоемов, она может наслать на людей тяжелые болезни, ночные кошмары. Но иногда албасты сожительствует с человеком – чаще с живущими в уединении охотниками. Таким охотникам сопутствует удача, а албасты поит их своим молоком и кормит собственным мясом».
Человек, выложивший запись в Интернет, утверждал, что в объектив камеры попала албасты, привезенная из Казахстана русским охотником.
Потрясенная Марина отправила ссылку на этот ролик мужу…
Прошла неделя, кончился месяц, миновал еще один год, а Александр и Марина так и не смогли выяснить, кто нашел их видеокамеру, оставленную в обезлюдевшей русской деревне.
@темы: сновидения, рассказы, сущности, заброшенные дома и недострой, не своё
но не страшно) грудь закинутая за плечи))
Неизвестные соседи? Ок, двери запирать не будем, девку одну в дикой местности оставим неизвестно с кем. Неизвестная тварь бродит вокруг? Поедем на рыбалку безоружными. Убили друга? Подождем здесь еще ночку, конечно.
Вы сравниваете криповоподготованого с обычным городским жителем. Он едет в глушь, где нет никого, но не абы куда, а в свою собственность - это притупляет чувство страха. Объясню иначе: допустим, вы поехали в неизвестную местность с палатками. Поехали не на фронт и медведей и крупных хищников встретить не ожидаете. Вы будете оставлять часового на ночь? Нет. Даже если страшновато, вы положите нож и фонарик около спальника, да и то положить нож покажется кому-то диким. Так и тут: возможно, они закрыли на засов дверь, на этом не акцентировалось внимание, ведь они не заколачивали двери и окна. А про девушку одну, они еще не знали что их ждет.
woody-little, в озвучке МДС страшнее, но немного. Рассказ атмосферный и этим берет. Михаил Кликин берет описанием глубинки, даже нежить у него своя, местная, родная, что не делает ее безопаснее. Встреть вы албасты, вы лишь потом вспоминали "грудь на плечо", а, на момент контакта, вы бы осознавали лишь чуждое и враждебное существо и черт его знает что оно может сделать, а потом уже вспоминали его комичность в походке или внешности.
Я планирую постить по одному рассказу каждую пятницу. Не своих, но те, которые меня впечатлили. В следующую это будет тоже атмосферно, а уж страшно или нет - каждый решит сам)
Просто если что-то "не так", или на новом месте, меньше 2х человек никуда из поля зрения не ходят и не остается, только парами.
А в рассказе - действительно, человек приехал домой, какие уж тут ужасы и предосторожности?
Марина к тому времени с кухни всех прогнала, сварила гречневую кашу с тушенкой, с древним самоваром управилась, колбасы и сала нарезала, хлеба накромсала, бутылку водки на середину стола поставила – исправилась, одним словом.
Понятно, зачем они ее взяли. Кто-то же готовить должен.
Вообще же ну и слог. Управилась - управилась. Нарезала - накромсала (еще бы написали накрошила, хотя, если бы еще и накрошила, это задало бы тексту определенный ритм).
Надо бы сходить, познакомиться с соседом-то, – сказал Валерка, не столько за Марину переживая, сколько за свое добро.
Ну не урод? Автор специально это делает, чтобы к его героям не было особой симпатии?
чайник был горяч так, что рука не терпела, пахло куревом и мокрой псиной Что-то мне такой слог, призванный разнообразить повествование, кажется несколько нелепым. А чего псина мокрая? Не высохла, пока с реки шла?
Понятно, зачем они ее взяли. Кто-то же готовить должен.
Не только! Еще как раб силу для съемки блога. Да и вообще Kinder, Küche, Kirche - только так) И, обратите внимание, албасты ведь женского рода - именно так автор смотрит на женский род.
И так, для справки, от мокрой собаки так и несет псиной, а сухую собаку - надо еще внюхиваться. О накромсала - думаю, вас в шок вводит "и на хлеб положила добрый шмат сала" - сразу калории считаете? А есть еще вариант настругала, нарубала, сварганила, сбацала - да, просторечия, красочно передающие не только быстроту и простоту действия, но и щедрость измерения нарезаемого. Любопытно, а "Воскресный день" Жванецкого вас тоже интересует в качестве, что там все явства употребляет мужчина и грубость слога?
ну, допустим, тут я. и что?
конкретно мне "такое" вообще до лампочки. я крипоту не для того читаю. а если в абсолютно каждой прочитанной-просмотренной-прослушанной и увиденной вещи выискивать сексизм и триггериться, то недолго умом тронутся. его и так видно прекрасно.
а вам, я смотрю, феминизм прям покоя не дает. всем "феминисткам из прошлого треда" по боку, а вы вот все пишите. и да, благодаря феминизму вы вообще можете тут писать, если уж на то пошло.
а чего хотели то?
Нет, не благодаря феминизму я здесь пишу. Хотя непонятно, к чему эта ремарка. Подозреваю, вы решили, будто я высмеиваю феминизм. Странно, почему?