читать дальшеСначала они вернулись в изгаженную комнату с пентаклем на полу — просто чтоб показать Киму. Ким задумчиво потыкал ботинком разбросанные игрушки, затем присел, разглядывая кости в углу.
— Обломались сатанисты, — цыкнул зубом Артамонов. — Превратились в зайчиков.
— А может, они для этого и пришли? — возразил Капитан.
— Нет, — покачал головой Артамонов, — они обломались. Хотели пообщаться с Сатаной, а Сатана оказалась корейская... Ким, в Корее есть сатанисты?
Ким не ответил. Он пружинисто поднялся, опершись о гранатомет.
— Осмотрим другие комнаты?
— Осмотрим, — вяло согласился Капитан, и они вышли в коридор.
Остальные комнаты пятого этажа ничего собой не представляли. Когда под плечом Капитана падала очередная дверь, за ней оказывалась та же картина — пара аккуратно застеленных колченогих коек с подушками-пирамидками, две тумбочки, штатный пыльный графин и два стакана.
— Я сутки не спал, — сказал Артамонов в пятой по счету комнате. — Вот бы лечь и уснуть...
— Ты смог бы сейчас уснуть? — удивился Капитан.
— Смог бы.
— И проснуться осликом?
— Кстати, не факт.
— Кстати, вопрос, — вмешался Ким. — О чем говорили люди перед тем, как превратиться?
Капитан задумался.
— О чем говорил с ней Петеренко, мы, наверно, уже не узнаем... Касаев пытался войти в здание вместе с ней...
— Мамма Сонним, — подсказал Ким.
— Заболодин просто сидел на койке, о чем мы говорили?
— Вы говорили, кому принадлежала «Кукушка», — напомнил Ким.
— А сатанисты, наверно, просто песни свои пели и живого козла резали.
— Собаку, — подсказал Ким. — Шелти.
— Нет логики, — подытожил Капитан и ткнул плечом следующую дверь.
Дверь не поддалась. Капитан выругался и ударил снова. Дверь упала, за ней оказалась комната горничной, заваленная штабелями белья.
— Какая разница, о чем говорили. А вот о чем они думали перед тем, как превратиться? — спросил Артамонов, безуспешно щелкая разболтанным выключателем на стене, хотя было известно, что электричества в здании нет.
— Уж наверно, Петеренко и подростки-сатанисты думали о разном... — Капитан сосредоточенно водил по углам фонарем.
Ким вышел, зашел в соседний номер и вернулся.
— Туалет и душ, — доложил он. — Этаж пуст. Осматриваем нижние?
— Осматриваем.
Они спустились на четвертый и распахнули первую дверь. Та же картина, только номера были одноместные. Одна кровать, одна тумбочка, один стакан возле графина.
— У моего старшего, — начал Артамонов, — есть карманный компьютер.
Капитан присел на корточки и заглянул под кровать — пустота, пыль. В стене обнаружился шкаф, Ким распахнул его и посветил фонарем — пустота, запах старой фанеры, скрюченные рассохшиеся вешалки на стальных крючьях.
— Там у него в компьютере есть такая игра, — продолжал Артамонов. — Надо двигать разноцветные шарики, и если встанут в ряд пять штук одного цвета — то исчезают.
— К чему это ты? — Капитан вышел в коридор и пнул дверь напротив.
Из темного проема резко пахнуло чем-то кислым, раздался громкий визг, и вдруг из пустоты ему в лицо метнулось пятно. Капитан не успел испугаться, рефлексы сработали сами — он кинулся на пол и в тот же миг услышал тихий хлопок. Капитан перекувыркнулся, привстал на одно колено и обернулся, сжимая штурмовик. На полу билась в конвульсиях крупная летучая мышь — как раздавленная бабочка, упавшая на спину. Ким деловито прятал под мышку личный пистолет. Артамонов нервно водил штурмовиком из стороны в сторону.
Капитан со злостью расплющил ботинком останки летучей мыши и вошел в комнату. Такой же одноместный номер, лишь фрамуга в окне была распахнута, а пол и кровать завалены черным мусором и пометом. Артамонов кашлянул и опустил ствол.
— Так вот, я и говорю, — продолжил он. — Может, у человека в голове тоже так устроено? Скачут мысли, скачут, а как сложатся в одну цепочку — хлоп, и нету. Ни мыслей, ни человека. Инфаркт.
— У меня так бывает, — кивнул Капитан. — С мыслями. Если не спал долго.
— Так вот я и говорю... — продолжал Артамонов. — А если здесь тот же принцип? Может, не мысли, может, складываются жесты или там...
— Помолчи? — попросил Ким. — Работать мешаешь.
— Да, — вспомнил Капитан, — ты лучше погляди, как там Мамма Сонним?
Артамонов вошел в распахнутый номер, открыл балконную дверь, вышел на воздух и долго глядел вниз.
— Ну? — не выдержал Капитан.
— Валяется, — шепотом сказал Артамонов. — Может, подохла?
— Мамма Сонним не живая, — напомнил Ким.
— Она встает, — прошептал Артамонов и глотнул. — Мамма Сонним смотрит на меня.
— Эй! — напрягся Капитан. — Эй!
Артамонов молчал.
— Артамонов, отставить! — вдруг оглушительно рявкнул Ким. — Слушать команду! Закрыл глаза! Два шага назад! Аккуратно, порожек. Еще шаг. Закрыл балкон. Открыл глаза, вышел к нам, в коридор!
Вид у Артамонова был ошарашенный.
— Что там было? — спросил Капитан шепотом.
— У Маммы Сонним большие черные глаза... — протяжно завыл Артамонов, запрокинув голову.
Ким резко, без замаха двинул его в скулу. Артамонов отлетел к стенке, но удержался на ногах.
— Спасибо, — произнес он уже нормальным голосом, растирая скулу тыльной стороной ладони. — Там очень страшно. Когда на тебя смотрит Мамма Сонним...
Ким энергично развернулся, вскинул гранатомет на плечо и решительно направился к балконной двери.
— Отставить, — сухо произнес Капитан. — На четвертом этаже осталось четыре комнаты. Вы осматривайте их, а я спускаюсь на третий. Заболодин нашел на третьем огневой контакт Тарасова.
* * *
Гильз он обнаружил не шесть, а гораздо больше — остальные лежали в дальнем углу за банкеткой. Но все гильзы родные — кто-то из людей Тарасова расстрелял тут целую обойму. Стрелял из укрытия, с колена, по движущейся цели. Точнее — по надвигающейся. И, судя по ровной трассе на потолке, так ни разу и не попал. Капитан еще раз осветил фонариком прошитый потолок и опустился на корточки. Угол самый удобный, он бы тоже выбрал для обороны именно его. А вот надвигающаяся цель была двухметрового роста. Если до этого у Капитана и оставалась надежда, что чудовище в здание не поднимается, то теперь умерла и она.
— Капитан, у нас новости, — сухо произнес Ким в наушнике.
— Что? — вскинулся Капитан. — Вы где?
— Мы все еще на четвертом. Нашли жилую комнату, запертую изнутри.
— Там люди? — насторожился Капитан.
— Труп, — ответил Ким. — Его надо осмотреть.
Капитан пружинисто поднялся, в два прыжка оказался у лестницы и поднялся на четвертый этаж. Это было странно, но одинокой покосившейся дверцы четвертого этажа не было на месте — вместо нее торчали обе матовые створки, как на третьем. Капитан посветил фонариком. На дальней стене была намалевана цифра "3«.
«Как же я так ошибся? Выходит, я был на втором?» — подумал Капитан, взбегая на этаж выше.
Здесь тоже висели обе целые створки, и тоже за ними в полумраке коридора маячила цифра "3«.
«Все. Отпрыгался», — подумал Капитан без эмоций, взбежал сразу на три пролета вверх и замер. Лестница продолжалась все выше и выше. А здесь все та же картина — две матовые створки, третий этаж. Капитан зашел в глубь этажа, повернул направо и добрался до конца коридора. Все, как есть — прошитый двумя очередями протолок, шесть гильз на полу и россыпь за банкеткой. Он вернулся к лестнице и поднялся еще на один пролет. Покосившаяся створка, цифра "3«. Капитан растерянно остановился.
— Кэп, ты скоро? Мы ждем, — напомнил Ким в наушнике.
— У меня проблемы, — сухо выдавил Капитан. — Не могу подняться.
— Мамма Сонним в здании? — спросил Ким быстро, но Капитан слишком хорошо его знал и различил в голосе испуганные нотки.
— Нет, — ответил Капитан. — Не знаю. Не видел. Замкнулась лестница, поднимаюсь все выше и снова оказываюсь на третьем.
— Я выйду навстречу, — сказал Ким решительно, и в наушнике лязгнуло, словно с пола рывком подняли гранатомет.
— Нет! — отрезал Капитан. — Не разделяйтесь и никуда не выходите. Просто подай голос.
— Голос? — спросил Ким и вдруг заорал на все здание: — Ура-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
Капитан непроизвольно дернулся, стараясь выкинуть наушник из уха, но наушник держался крепко.
Голос Кима раздавался сверху, со следующего этажа.
— Ура!!! — рявкнул Капитан в ответ.
— Ура-а-а-а! Ура-а-а-а! — хором закричали сверху Артамонов и Ким.
— Ура-а-а-а-а! — заорал Капитан и кинулся вверх.
Голоса приближались. Взбегая по лестнице, Капитан все боялся, что они вдруг рывком переместятся выше, но они все приближались. Когда он достиг площадки, голоса четко звучали из глубины коридора. Капитан прикусил губу и поднял взгляд. Да, теперь перед ним висела всего одна створка! И за ней на стене была намалевана синяя четверка.
— Эй! Я прорвался! — заорал Капитан и бросился вперед по коридору, пробормотав напоследок: — Нет логики, чертовщина работает странно, со сбоями...
* * *
Одышки у Капитана никогда не было, но сейчас он долго не мог прийти в себя. В этой комнате стоял странный тяжелый запах — густая пряная смесь из запахов сушеной воблы, свежих кожаных ремней, старых книг и сухой пыли. На подоконнике горело яркое пятно лунного блика, подсвечивая сидящего рядом Артамонова мертвенным зеленоватым светом. На кровати лежала мумия — высохшие останки пожилого человека. В свете фонаря лицо казалось скорчившейся картонной маской. Человек лежал на спине, укрытый по грудь сереньким санаторным одеялом, с руками, сложенными на груди крест-накрест.
— Это вы его так сложили? — поинтересовался Капитан.
— Нет, — ответил Артамонов. — Его мы не трогали. Видимо, так и умер. Комната была заперта изнутри.
— От чего умер? — спросил Капитан и тут же понял, что вопрос глуп: Артамонов и Ким не могли еще ничего толком выяснить.
— Сердечная недостаточность, — спокойно ответил Ким. — На фоне острого невроза.
— Откуда информация? — заинтересовался Капитан, внимательно освещая фонарем ссохшуюся маску.
Вместо ответа Ким указал на высохшие кулаки мумии — они были крепко сжаты, причем большие пальцы находились внутри кулаков. Капитану стало стыдно, что он сам этого не заметил. Кулак с большим пальцем внутрь — «рука младенца» — глубокий инстинкт, который просыпается у человека в моменты острых потрясений.
— И вот еще... — Артамонов осветил фонарем пол около кровати.
Судя по темному ровному квадрату посреди выцветшего линолеума, здесь долгие годы стояла тумбочка. Теперь вместо нее стоял пересохший стакан, а рядом валялась капсула с нитроглицерином.
— Ясно. — Капитан повернулся к двери. — А тумбочкой, значит...
Теперь он внимательно осмотрел груду возле двери — тумбочка валялась на боку, рядом — перевернутый журнальный столик и стул, а на пороге почему-то валялся распотрошенный фонарь Кима без батареи.
— Он баррикадировался, — закончил Артамонов, хотя Капитану и так уже все стало ясно.
— Не молодой, лет шестьдесят, — задумчиво произнес Ким. — Чего его понесло на семинар?
— Семинар? — резко повернулся Капитан.
— Нам повезло, — кивнул Артамонов. — Мы нашли его записи. Только осторожнее...
Капитан обернулся и только сейчас заметил, что на подоконнике рядом с Артамоновым светится вовсе не лунный блик, а экранчик маленького карманного компьютера. Рядом лежала увесистая батарея фонаря, аккуратно подсоединенная проводками.
— А это... долго ли меня не было? — сглотнул Капитан.
— Часа три с половиной. — Артамонов поднялся со стула, уступая место. — Мы прочли еще не все, но если вкратце...
Капитан сел перед экранчиком. Он промотал текст в начало и погрузился в чтение. Вначале шла полная бессмыслица. Латинские буквы складывались в слова, а слова явно составляли фразы, которые кончались точкой, но чаще — гроздьями восклицательных или вопросительных знаков. Но не то чтобы произнести, и прочесть это не получалось.
— Корейский, — произнес Ким из-за плеча. — Но в транслите.
— Переведи, — потребовал Капитан.
— Транслит — это когда иероглифы изображают латинскими...
— Переведи сам текст!
— Я объяснял девять лет назад, — сухо напомнил Ким. — Я не знаю корейский.
— Жаль, — сказал Капитан. — А хоть примерно?
— Я не знаю корейский, — с упором повторил Ким. — Ни иероглифов, ни транслита.
— Откуда ж ты тогда знаешь, что это корейский? — зло повернулся Капитан. — Может, это монгольский?
Ким ничего не ответил, вместо него ответил Артамонов:
— Ким говорит, что вот эти бесконечные «уео-уео» — корейские. А у монголов вообще русские буквы.
— А на клавиатурке-то русские буквы есть! — заметил Капитан.
— Ты листай дальше, — вздохнул Артамонов. — У нас не так много времени. Там будет много русских букв.
— А это?
— Это считай корейской молитвой.
Капитан полистал вперед — вскоре корейский текст действительно оборвался на полуслове, потянулись пустые страницы, а затем без всякого заголовка начался распорядок мероприятий: «Понедельник... Вторник... Завтрак... Обед... Дискуссия в холле третьего этажа... Пути развития... Деловые коммуникации... Партнерство... Ужин... Завтрак... Тренинг инициативного общения... Эффективное руководство... Подчинение и управление... Обед... Ужин... Тренинг... Карьерный рост... Корпоративное лидерство...» Капитан недоуменно пролистал распорядок, заметив, что расписано тринадцать дней.
Дальше пошел сбивчивый конспект — причудливая смесь экономических и психологических терминов, усыпанная офисным жаргоном. Слово «бизнес» повторялось почти в каждой строке. Обычное дело, бизнес как бизнес, — думал Капитан, листая текст, который все не кончался и не кончался. Видали и не такое. Устраивать семинары для унылых безработных и зачуханных младшеньких менеджеров — тоже выгодно. Прибыльнее, чем торговать апельсинами. У них ведь тоже водится небольшая денежка, и они с радостью готовы отдать ее любому, кто пообещает сделать их везучими в бизнесе, инициативными в общении и уверенными в себе. А там уж, чем черт не шутит, авось и счастливыми в личной жизни... А если обещание не сбудется, жизнь после семинара не наладится и служебная лестница не упрется в небо, так никаких претензий к организаторам — значит сам и виноват: недостаточно самораскрылся, плохо освоил техники, приезжай учиться снова, всегда рады... Загородный пансионат, полсотни таких же нищих духом, на неделю раскрывших рты перед местным гуру, рассказывающим про свою неслыханно эффективную технику. Бизнес и психология. Коммуникации и управление. Религия нашего времени. Секты и пророки будут всегда, они никуда не делись. Просто — как там сказал Ким про демона? — вряд ли он станет себя вести точно так же, как и много веков назад. «Бренд = единица знания. Первоб. человек произошел от обезьяны в тот момент, когда стал находить бренд в окр. природе. Брендом может являться: внешний вид (все яблоки имеют разный цвет и форму, но единый бренд внешнего вида, позволяющий отличить от др. фруктов), звук (гром — бренд грозы), запах (плохой запах — бренд нечистот) и др. В совр. бизнесе бренд продукта — это его торг. марка (название). Бренд человека — имидж. Бренд полный и неполный. Полный бренд...»
— Полный бред, — сказал Капитан. — И этой ерундой они занимались две недели? Завтрак, семинар, обед, тренинг, ужин, тренинг, медитация...
Капитан вдруг задумался.
— Это мне показалось, или там у них в мероприятиях мелькала какая-то медитация?
— Мелькала, — кивнул Артамонов. — И не только она. Семинар назывался «Магия в бизнесе и коммуникациях».
— Странно...
— Послушай наконец главное: семинар у них... — начал Ким, но закончить не успел.
Во дворе громко ухнуло, а затем раздался тоскливый вой. Он заполнил все пространство, не оставив места для других звуков. Глухой бас тянул одну ноту, и в такт ему вибрировали стекла, скрипели двери, шуршали сквозняки по коридорам. Наконец вой смолк.
— Семинар у них, — продолжил Ким невозмутимо, — вел некто Лауст. Судя по тому, как о нем отзывается в этом дневнике покойный, — очень авторитетный мистик из Кореи.
— Ах, Кореи... — понимающе кивнул Капитан, хотя понятно ничего не было.
— Не всегда, — вставил Артамонов.
— Что не всегда? — удивился Ким.
— Не всегда о нем хорошо отзывается. — Артамонов ткнул мизинцем в экран.
Ким глянул и покачал головой.
— Мудан — это шаман по-корейски.
— Мудан Топ-Менеджер Лауст, — задумчиво прочел Капитан.
— Еще там упоминается переводчик, который переводил его.
— Я не вижу логики, — взорвался Капитан и откинулся на спинку стула. — Корейская молитва, график, бизнес, медитация... На кой нам эти конспекты?
— А ты прочитай вот это... — Артамонов протянул руку и уверенно промотал с десяток страниц. — Вот отсюда: «...склонить к сотрудничеству демона...»
— Ну-ка, ну-ка... — Капитан впился в экран.
«Аттестационный тест на звание бизнес-магика: склонить к сотрудничеству демона. Владение техниками бизнес-коммуникаций: 1) уверенность в своих силах; 2) настойчивость в достижении цели; 3) умение чувствовать интересы партнера; 4) умение управлять партнером в своих интересах. В последний день семинара Топ-Менеджер на Огненной Медитации пригласит к нам виртуального бизнес-клиента. Цель — склонить виртуального клиента к сотрудничеству на взаимовыгодных условиях. Виртуальный клиент живет за счет наших эмоций. Он появится, если мы поверим в его существование. Чем сильнее эмоции в его адрес, тем ярче будут проявления виртуального клиента. По окончании экзамена виртуальный клиент станет нам безразличен и исчезнет. Виртуальный клиент, как любой бизнес-партнер, преследует свои интересы, но всегда отражает наши эмоции. Чтобы расположить виртуального клиента к сотрудничеству, надо захотеть сотрудничества. Чтобы вызвать его злость — надо возненавидеть его. Чтобы виртуальный клиент стал добр, надо желать ему добра. Если виртуальный клиент полон злобы — ответьте ему добром. Добро — это щит, от которого отразится злоба демона и ударит его самого. По окончании аттестации — утренний банкет.
— П...ц, — тихо произнес Капитан.
— Предлагаю взять это за рабочую версию, — хмуро предложил Ким. — За неимением других объяснений.
— Я только одного не понимаю, — наконец произнес Артамонов. — Допустим, эти ублюдки каким-то образом вызвали своего клиента...
— Демона, — поправил Капитан.
— Мамма Сонним, — уточнил Ким.
— Демона, — согласился Артамонов. — Допустим, они не смогли его склонить к сотрудничеству или как там называется...
— А дальше уже все ясно, — кивнул Капитан. — Демон вышел из-под контроля, обрел силу — и началась паника. Чем больше паника — тем сильнее демон. Пошла цепная реакция.
— Угу... — Артамонов нервно поежился. — Вышел из-под контроля... Представляю эту дикую сцену... Но я не понимаю другого. Демон извел всех обитателей «Кукушки»... Так? — Артамонов повернулся к Киму. — Как там его? Матушка-чума?
— Мамма Сонним. Многоуважаемый гость оспа.
— Куда девается оспа, когда умирает последний больной?
— Оспа может сохраняться на вещах и предметах, — ответил Ким, — Только Мамма Сонним — это не совсем оспа. Даже совсем не оспа. Даже...
— Не важно, — перебил Артамонов. — Если демон живет за счет человеческих эмоций, почему он не исчез вместе с последним обитателем «Кукушки»?
— Эмоции были такие сильные, что хватило еще на некоторое время, — предположил Ким.
— Ага, — передразнил Артамонов. — Жизнь больного была такой бурной, что он и после смерти пару лет ходил и разговаривал...
— Чего тут неясного, — сказал Ким. — Представь, сколько эмоций развелось вокруг «Кукушки», когда выяснилось, что пропали люди и творится бесовщина?
— Ничего не выяснилось, — возразил Капитан. — Только слухи ходят. Шепчутся окрестные дачники, тусуются сатанисты. Но никто не видел демона, никто ничего не знает наверняка.
— А генерал? — прищурился Ким.
— Разве что генерал... Он собрал всю информацию и что-то знает...
Капитан вспомнил острый подбородок генерала, стальной взгляд из-под мохнатых бровей. Вспомнил, как перед заданием генерал по-отечески приобнял его и вполголоса сказал: «Будь осторожен, но ничего не бойся. Не подведешь?» Никаких глупостей сроду не говорил перед операциями, а тут вдруг выдал. Капитан тогда не придал этому значения, подумал, что генерал сильно сдал за последний год...
— Генерал что-то знает, — кивнул Капитан.
— Ну так эмоций нашего бати хватит на шестьсот шестьдесят шесть демонов... — криво усмехнулся Ким.
— Мать... — вдруг выдохнул Артамонов. — А представь, что будет, когда журналисты раструбят по всей стране? Представь, какую силу он наберет? Это ж будет...
Капитан решительно встал, прошелся по комнате и резко обернулся.
— Хватит. Какие предложения?
— Перестать бояться и перестать верить — не предлагать, — хмуро произнес Артамонов.
— А если я отдам приказ? — Капитан сурово посмотрел ему в глаза. — Перестать бояться и перестать верить?
— Буду стараться выполнить приказ, — пожал плечами Артамонов. — Не щадя жизни. Но у меня не получится.
— А если я прикажу расстаться с жизнью?
— Кэп, ты меня знаешь, — сухо ответил Артамонов. — Прикажешь — сделаю.
Внизу снова раздался оглушительный рев, усиленный эхом. Теперь он шел не со стороны и не со двора, а снизу — из вестибюля.
Ким что-то произнес и встал.
«Капитан, она поднимается», — прочитал Капитан по губам. В сумраке цвета лица было не различить, но Капитан понял, что Ким побледнел. Капитан сжал челюсти и замер. Вой наконец стих.
— Делай! Кэп, сделай что-нибудь! — визгливо крикнул Артамонов.
— Возьми себя в руки! — прошипел Капитан. — Ты питаешь ее своим страхом!
— Если я правильно понял принцип, от нашего страха Мамме Сонним будет самой страшно, — пробормотал Ким.
— Нам от этого лучше не станет, — возразил Капитан.
— Почему?
— Потому что когда тебе страшно, Ким, ты стреляешь быстрее...
Ким сжал зубы и ничего не ответил.
Рев снизу повторился, теперь усиленный эхом звук шел немного слева — Мамма Сонним разгуливала по вестибюлю.
— Я не могу больше! — заорал Артамонов, когда вой утих. — Сделай что-нибудь, Капитан! Я не могу не бояться! Она чует это, видишь? Она чует! Оглуши меня! Пристрели!
Капитан вздохнул, помолчал немного, а затем решительно снял с шеи крестик и протянул Артамонову.
— Ты пойдешь вниз, — сказал он тихо и жестко, отводя взгляд. — Бойся. Но не проклинай. Если получится — желай ей добра. Не сопротивляйся. Ударит по правой щеке — подставь левую.
— Это... — Артамонов глотнул. — Это — приказ?
— Да, — тихо сказал Капитан. — Это — приказ.
— Это приказ, — повторил Артамонов как в полусне, шаря по карманам. — Это приказ...
Он отцепил с пояса гранаты, суетливо отстегнул кобуру и положил на пол. Капитан не смотрел на него, он смотрел в окно.
— Это приказ, — тихо повторил Артамонов и медленно надел крестик дрожащими руками.
— Ты крещеный? — шепотом спросил Ким.
— Да-да, конечно, — послушно кивнул Артамонов. — Я крещеный. Прощай, Кэп. Прощай, Ким.
— Не говори глупостей, — зло дернулся Капитан. — Мы идем за тобой следом.
Артамонов засунул руку за бронник и вытащил маленького ослика.
— Ребята, возьмите Заболодина... — сказал он. — Что они чувствуют, когда превращаются?
— Это не больно. — Капитан взял ослика и засунул в боковой карман.
— Она умеет превращать и на расстоянии, — напомнил Ким. — Каждый из нас может превратиться в любую секунду.
— Если что, передайте жене... — Артамонов запнулся. — Нет, ничего. Я готов.
— Вот только бы лестница не подвела, — вполголоса пробормотал Капитан.
* * *
Лестница не подвела. Артамонов шел впереди, гордо подняв голову, протягивая вперед руки открытыми ладонями вверх — так посоветовал Ким. Даже во мраке лестницы было видно, что руки трясутся. Капитан отсчитывал вслух. На каждый счет Артамонов делал шаг на следующую ступеньку. Капитан и Ким шагали пролетом выше, перегнувшись через перила, чтобы видеть, что происходит.
— Двадцать три... Двадцать четыре... — медленно и четко ронял Капитан с большими паузами.
— Я ступил на второй. Вижу цифру два, — доложил Артамонов.
Быть может, руки у него и дрожали, но голос был спокойный и собранный. Паники не было. Артамонов работал, у него было задание. Опасное, но четкое.
— Мы на третьем, — сообщил Капитан. — Вижу цифру три. Что слышно снизу?
— Внизу тишина.
— Работаем. Продолжаем движение. Двадцать пять... Двадцать шесть...
Снизу потянуло сквозняком.
— Двадцать семь... Двадцать восемь... Остановись, послушаем...
— Слышу тихий шорох в вестибюле, — откликнулся Артамонов.
— Боишься? — спросил вдруг Капитан.
— Боюсь.
— Бойся честно, — напомнил Ким. — Как смерть. Не как в бою, не чтоб ударить первым.
— А ты б заткнулся — сука! советчик! умник! — заорал вдруг Артамонов.
— Разговоры! — рявкнул Капитан. — Ким — заткнулся! Работаем, работаем!
Воцарилась тишина.
— Двадцать девять, — сказал Капитан сквозь зубы. — Тридцать. Тридцать один.
— Я вижу ее, — вдруг отчетливо произнес Артамонов. — Мамма Сонним смотрит на меня...
— Ах ты, черт...
Капитан перегнулся через перила, сколько мог, но вестибюля отсюда не увидел. Артамонов стоял неподвижно, вытянув руки. Руки отчаянно дрожали.
— Тридцать два, — скомандовал Артамонов сам и шагнул на ступеньку ниже. — Тридцать три... У меня нет оружия. Я пришел с миром. Тридцать четыре. Тридцать пять. Тридцать шесть, семь, восемь. Я не желаю тебе зла, я просто тебя боюсь. Мои руки пусты, у меня нет оружия. Я хочу говорить с тобой. Слышишь? Я иду к тебе с миром.
Капитан и Ким спустились еще на несколько ступенек и увидели Мамму Сонним — сначала только лапы. Видимо, она поднялась и стояла на задних лапах. Огромные, мохнатые и бурые, с шестью когтями, впивающимися, казалось, в мраморную плитку вестибюля. Вокруг лап медленно и бесшумно извивались хвосты, масляно блестящие в лунном свете — то ли гладкие, то ли покрытые мелкой чешуей.
— Я не сделаю тебе вреда, — медленно и четко говорил Артамонов. — У меня нет оружия. Я пришел с миром. Я хочу с тобой говорить. Хочешь, поговорим о бизнесе? Тебя пригласили говорить о бизнесе, но не смогли. Я иду без оружия. Я...
Артамонов запнулся и умолк. Капитан и Ким присели за перилами, всматриваясь в глубь вестибюля. Громадная туша стояла на задних лапах, почти касаясь потолка медвежьей головой. Здесь, в вестибюле, она казалась гигантской — то ли и была такой, то ли еще больше выросла. Словно копируя Артамонова, Мамма Сонним тянула вперед верхние лапы. Огромные когти висели параллельно полу. Хвосты расчерчивали пространство медленно и величественно, как рыбы в тихой заводи.
— Я без оружия, — повторил Артамонов. — Я без оружия. Я пришел с миром. Я не желаю тебе зла. Я желаю тебе добра. Это ты мне желаешь зла. А я тебе — наоборот. Я искренне желаю тебе добра. Я читал, я знаю, добро — это щит. От которого отразится твоя злоба и ударит тебя же.
Хвосты на миг замерли, а затем стали двигаться быстрее. «Кошка виляет хвостом, когда сердится. Собака — когда радуется. А медведь?» — мелькнуло в голове у Капитана.
— Отвлеки ее чем-нибудь, — прошептал он в микрофон. — Расскажи о своих детях. Стихи почитай детские.
В ту же секунду он почувствовал, как Ким зло и больно пнул его локтем в бок. Капитан смолчал, только сжал челюсти. Действительно, не надо ничего говорить, Артамонов молодец, он справится.
Артамонов медленно поднял руку к голове и выдернул наушник.
— Мои друзья волнуются за меня, — объяснил он. — Они советуют мне рассказать о своей семье и прочесть детские стихи. Я не умею читать стихи и не помню их. Детям читает стихи жена, я много работаю и редко вижу семью...
Артамонов запнулся и кашлянул. Хвосты замерли и снова закружились, теперь еще быстрее.
— Я расскажу тебе и о семье, и о работе, — сказал Артамонов медленно. — Главное — помни: я пришел с миром и хочу тебе только добра! Давай выйдем на воздух и поговорим там? Хочешь?
Повисла тишина. Чудовище гулко вздохнуло, наклонило голову вперед, плавно качнулось и вдруг зашагало к Артамонову.
— Выход с другой стороны! — крикнул Артамонов сдавленно и сжал крестик левой рукой. — У меня нет оружия. Нет оружия. Нет! Оружия! Черт, оружия нет!!!
Теперь Мамма Сонним нависала над ним.
— Я желаю тебе доб...
Закончить он не успел. Чудовище взревело так, что сквозняк долетел до Капитана с Кимом, а затем вцепилось когтями в грудь Артамонова. Затрещали ребра. Оторвав тело от земли, Мамма Сонним распахнула рот, усеянный ярко-белыми зубами в несколько рядов, и впилась в добычу.
Капитан резко потянул ствол штурмовика, но Ким молниеносно сжал его плечо.
Несколько бесконечных секунд слышался только хруст дробящихся костей — Мамма Сонним терзала тело, остервенело и неуклюже расшвыривая в разные стороны окровавленные куски. Долетев до мраморного пола, куски исчезали, превращаясь в тоненькие резиновые лоскуты. Это были куски детской игрушки, но какой — понять было уже невозможно.
Ким и Капитан как по команде вскочили и, не сговариваясь, бросились вверх по лестнице.
* * *
— Это предательство, — зло говорил Ким, целясь в замок люка, ведущего на чердак. — Мы его бросили.
— Это отступление, — упрямо ответил Капитан, но выстрел заглушил его слова. — Мы его не могли спасти.
Ким распахнул люк и прыгнул. В воздухе мелькнули тяжелые ботинки и скрылись. Капитан бросился следом, подтянулся и оказался на чердаке. Он захлопнул под собой люк и огляделся. Чердак маленький, низкий и пустой, прижать люк нечем. Даже не чердак — комнатка с люком вниз и дверцей на крышу. Ким с разгону вышиб дверцу, и оттуда ударил лунный свет.
Добежав до края крыши, они остановились и, не сговариваясь, упали на холодный битум. Сверху палила огненно-рыжая луна, круглая и выпуклая. Шумел ветер, поскрипывали елки, и вдалеке ухал филин.
— Хороший был пансионат, — сказал Капитан. — Ты бы хотел здесь отдохнуть недельку-другую?
Ким не ответил.
— В смысле, если б ничего не было, — зачем-то уточнил Капитан.
Ким снова не ответил. Они лежали молча, впитывая спинами прохладу крыши.
— Она большая, может не пролезть сквозь люк, — сказал наконец Капитан. — В случае чего с крыши должна вести пожарная лестница, я ее видел...
— Можно и спрыгнуть.
— Пять этажей?
— Я спрыгну, — уверенно сказал Ким. — С трех-четырех прыгал легко. Если прыгать аккуратно, по стенке — ничего не сломаешь.
— Что-то я не видел, чтоб ты с пятых этажей прыгал...
— Ты многого не видел, что я умею...
— Научишь?
— Когда все закончится.
Капитан подполз к бортику и долго-долго смотрел вниз.
— Лестница есть? — не выдержал Ким.
Капитан покачал головой.
— Даже земли нет. Этажей нет. Пропасть и пламя.
Ким вскочил, подбежал к краю и глянул вниз.
— Да... Так мы еще никогда не попадали. Плохие штуки здесь творятся с пространством.
Они отползли от края и снова уставились на луну.
— Не надо было пускать Артамонова. Надо было мне попробовать, — глухо произнес Ким.
— Успеешь попробовать. И я успею...
— На нее ничего не действует, никакое добро.
— Не знаю... — задумчиво сказал Капитан. — Не знаю. Что ни говори, он все-таки хотел ее уничтожить...
— Нет.
— Да.
— Нет.
— И ты не хочешь?
— Не хочу.
— А по большому счету?
— Не хочу. — На этот раз Ким помедлил.
— Врешь, — зевнул Капитан. — Мы здесь для того, чтобы ее уничтожить. И если мы клянемся, что пришли с миром, — мы делаем это, чтобы победить. И если искренне желаем добра — мы желаем это, чтобы уничтожить. Замкнутый круг.
— Почему обязательно уничтожить? Изгнать обратно.
— В небытие. Это не одно и то же? — Капитан вздохнул.
— И что ты предлагаешь?
— Не знаю. Мне кажется, что все дело в той молитве на корейском, если бы мы сумели ее прочесть...
— Не сумели бы. Да и компьютер остался на подоконнике.
— Тогда надо успокоиться. Делать вид, что ничего не произошло. Лечь спать.
— Спать — хорошая идея, — ответил Ким и тоже зевнул.
— Может быть, утром... — начал Капитан.
— Утро не наступит. Оно должно было наступить два часа назад.
Капитан замер и сжал зубы, но ничего не ответил. Они закрыли глаза и долго лежали молча, пока снизу не послышался рев.
— Уже по пятому ходит, — шепотом произнес Ким. — Ты спишь?
— Сплю, сплю, — откликнулся Капитан. — Спи давай.
Рев повторился. А когда он стих — заорали собаки в ельнике.
— Собаки в ельнике, а ельника нет, — сказал Капитан.
— Вот твари, — откликнулся Ким. — Собак надо было пристрелить еще на въезде.
— Гаси эмоции, — сказал Капитан. — Гаси.
Ким рывком привстал и поднялся на ноги.
— В конце концов, я воин. Мой отец был воин. Мой дед воин. Мой прадед воин. Я тоже хочу погибнуть с оружием.
— Сядь, — сухо сказал Капитан. — Это приказ.
— Извини, — покачал головой Ким. — Больше нет приказов.
— Ким, ты умный и хитрый. Ты сильный и смелый. Ты многое понимаешь лучше и быстрее меня. Я тебе этого никогда не говорил, но ты сам это знаешь. Ты — лучший боец. Ты — эксперт. Но командир — я.
— Не сейчас. Я спущусь к ней. Получится — так получится. Не получится — не получится.
— Что получится?
— У нас нет выхода, — ответил Ким. — Мы не можем ее изгнать так, чтобы при этом не желать ей зла. Ты же это понимаешь? Мы не можем ее любить, потому что она — враг.
— Надо пытаться. Надо справиться. Сосредоточиться. Победить себя.
— Победить себя? Ты способен пожелать ей добра, успехов и хорошего настроения? Искренне? Не так, как Артамонов?
— Значит, надо сломать свои мозги! Сойти с ума! На время... — Капитан вскочил на ноги, подошел к краю крыши и долго смотрел в пылающую бездну, кусая губу. — Хорошо, что ты предлагаешь?
— Драться, — ответил Ким. — Мы пришли для того, чтобы драться, нас послал сюда генерал, чтобы мы дрались, это наш долг. И у нас нет выбора.
— Ты просто погибнешь, только быстро и в бою, — пожал плечами Капитан. — Не раздумывая, не принимая решений, не мучаясь вопросами. И лично для тебя это неплохой выход. Но только для тебя.
— Нет. Это выход для всех. Потому что только долг мы можем выполнять спокойно и без эмоций. Без обмана и без лицемерия. Понял?
— Не понял.
— Да? — Ким прищурился. — А ты вспомни, как брали дом Агиева.
— Не хочу, — нахмурился Капитан.
— Забыл?! Я тебе напомню!!! — закричал Ким.
Капитан запоздало подумал, что от былой молчаливости Кима уже давно не осталось и следа.
— Вспомни! — кричал Ким, подступая к Капитану. — Вспомни, как отстреливал его дочек из оптической винтовки! Просто так! На всякий случай, если вдруг они с папашкой заодно, забыл?! Вспомни, как кидал гранаты в подвал, где сидели его смертники вперемешку с заложниками! С женщинами, школьниками! Вспомнил?! Вспомни, как та девушка с младенцем в слезах умоляла тебя через громкоговоритель — тебя умоляла, тебя! Вспомни, как из динамика захлебывался ее ребенок на весь район!
Капитан сверлил лицо Кима выпученными глазами.
— Да, кидал, отстреливал! — заорал он в ответ. — А ты не кидал? Ты в сторонке стоял, можно подумать?!
— Э нет! — Ким вдруг вскинул руку и покачал пальцем перед носом Капитана. — Приказ отдал ты! Даже не генерал! Батя наш, хитрая сволочь, ушел от ответственности, приказал тебе действовать по обстоятельствам!
— Послушай! Ты мне этот дом Агиева теперь всю жизнь будешь вспоминать?! — Капитан хотел отшвырнуть руку Кима от лица, но Ким убрал ее быстрее. — Да! Я отдал приказ! Да! На мне ответственность! Но победителей не судят! Ты мне докажи, что у нас был другой выход! Да, я убил три десятка людей, но я спас город! Полтора миллиона! И не было второй Хиросимы!
Капитан застыл с выпученными глазами. Ким вдруг улыбнулся и отошел на шаг.
— Ты все еще ничего не понимаешь? — спросил он. — Ты сейчас меня ненавидишь, да? Меня! С которым девять лет кувыркался под пулями? Меня — единственного твоего друга в этом адском котле? — Ким обвел рукой черный горизонт.
Капитан пригляделся — ни поляны, ни ельника, обступающего ее, уже не было — осталась только поверхность крыши, луна наверху и пламя. А вокруг, насколько хватало глаз, клубилась непроницаемая черная пелена, и уже нельзя было разобрать, что это — то ли предрассветный туман, то ли и впрямь стенки адского котла.
— Извини, — сказал Капитан, потупившись. — Нервы.
— Это не нервы, — серьезно ответил Ким. — Это — эмоции. А вот теперь вспомни: когда ты убивал двенадцатилетних близняшек Агиева — ты желал им зла?
— А кто они мне такие? Я их видел первый и последний раз — в оптический прицел. Ничего я им не желал, просто убрал, и все. И ни разу не пожалел об этом. У меня не было выхода, пойми! Я выполнял свой долг.
— Да, — кивнул Ким. — Ну хоть теперь ты понял?
Капитан хотел ответить, но замер.
— Ким! Ты гений, — сказал он тихо. — Ты абсолютно прав! Можно! Можно убивать без злости и ненависти!
— Я не гений, — покачал головой Ким. — Просто этому меня учил отец. А его учил дед. Так учит древнее боевое искусство — воин не должен ненавидеть врага. Ненависть ослепляет. Воин должен просто выполнять то, чему суждено случиться. И я просто пойду выполнять то, за чем мы сюда приехали.
Ким поднял гранатомет за ствол, повернулся спиной и вразвалочку зашагал к центру — квадратному кубику с черным провалом вместо двери.
— Я с тобой, — быстро сказал Капитан, поднимая ствол штурмовика.
— Нет. — Ким обернулся и покачал головой. — Я — умею убивать без эмоций...
— А я — не уверен, что умею, — тихо продолжил Капитан вместо него. — Да. Ты кругом прав. Удачи.
* * *
Ким не успел дойти. Послышался рев, из черного проема вылезла гигантская лапа и впилась когтями в бетон. Ким уверенно поднял гранатомет, и Капитан заранее упал на битум. Хлопок он услышал, но взрыва не было. Капитан поднял голову. Хлопок повторился. Ким, опустившись на колено, ритмично дергал гранатомет. За миг перед следующим хлопком Капитан увидел, что граната все-таки вылетела. И попала точно в дверной проем, откуда торчали гигантские лапы. Но взрыва не было.
Когти натужно дернулись, и каменная будка посреди крыши разлетелась. Осколки бетона, грохоча, покатились в разные стороны, а там, где секунду назад стояла будка, во весь рост поднималась медвежья туша с огромными женскими грудями и бешено вьющимися вокруг лап канатами хвостов. Теперь стало видно, что чудовище огромно — оно было в десять раз выше Кима, и не верилось, что секунду назад оно помещалось на чердаке, а еще недавно стояло во весь рост посреди вестибюля.
Мамма Сонним распахнула гигантский рот, наполненный зубами в сотни рядов, и заревела так, что пространство затряслось. Со всех сторон взметнулась и обступила крышу багровая огненная стена, словно вниз плеснули бензина.
Ким отбросил гранатомет, поднялся во весь рост, высоко задрав голову, чтобы смотреть чудовищу в глаза. Капитан знал рукопашную стойку Кима. Его руки сейчас — окаменевшие лезвия, которыми Ким на тренировках разбивал в пыль кирпичи, бетонные бруски и камни.
Мамма Сонним снова взревела и угрожающе взмахнула передними лапами. И в такт им снова взметнулось ледяное багровое пламя.
И тогда Капитан резко поднял ствол штурмовика и, не целясь, нажал спуск — легко и равнодушно, заранее зная, что попал. Чувствуя, что так и надо, что другого выхода нет. Единственная мысль, которая у него мелькнула, — штурмовик тоже может не сработать, как и гранатомет. Но штурмовик сработал, и его знаменитый бесшумный хлопок почему-то перекрыл и рев чудовища, и гул пламени, прокатился по крыше и глухо увяз в пылающем пространстве. Чудовище смолкло, поперхнувшись воем, а пламя опало — теперь за бортиками крыши снова клубилась черная пелена.
Ким еще секунду постоял, а затем медленно упал вперед, гулко хрустнув лицом о черный битум. Ровно из середины его затылка вылетел тонкий красный фонтанчик и потух, обжигая голову темным ручьем.
Капитан вскочил. Не глядя, изо всех сил зашвырнул штурмовик в огненную бездну. В два прыжка оказался возле Кима и резко перевернул его на спину. И увидел лицо, залитое кровью, и алое крошево вместо нижней челюсти — отсюда вышла пуля. «Какая она высокая, Мамма Сонним...» — равнодушно подумал Капитан, чувствуя, как текут по рукам теплые струйки. Глаза Кима были открыты, но он был мертв.
— Прости, друг, — тихо сказал Капитан и закрыл ему веки ладонью. — Ты ошибался. Можно убивать без зла, но нельзя убивать с добром. И я только что убедился в этом: я не желал тебе добра, когда нажимал спуск. Я просто знал, что сейчас так надо, и мне было все равно. Если бы я знал, что надо выстрелить в себя, — мне тоже было бы все равно. Я мог выстрелить и в Мамму Сонним — и мне тоже было бы все равно. Ты ошибался. Ты был прав раньше, когда говорил, что Мамма Сонним не живая. Я и сейчас не знаю, как она устроена, не могу сказать, живая она или нет. Быть может, она всегда была мертвая, но ожила, когда ее вызвали в наш мир на этом семинаре. Мамма Сонним — это механизм, автомат. Ее нельзя ненавидеть или любить, потому что она тоже не желает нам ни зла, ни добра. Она тоже, как и ты, выполняет свой долг и не может иначе. Мы созданы такими, а она — такой. И ее можно только пожалеть. Потому что твой долг — красив и благороден, а ее долг — черный и неблагодарный. И Мамма Сонним, и мы все пришли в этот мир на короткое время, мы поживем здесь и уйдем обратно в небытие. Скоро-скоро никого из нас не будет. Раньше это произойдет или позже — не имеет значения. Каждый из нас как автомат выполнит то, что ему предназначено, и уйдет. Но о тебе будут вспоминать со светлой грустью, а о ней — со злобой и проклятиями. А она не виновата, что у нее такое предназначение. Никто не виноват.
Капитан замолчал и с удивлением подумал, что никогда еще не говорил столько театральных слов и никогда больше их не скажет. Он поднял голову и посмотрел на возвышающуюся косматую тушу.
— Жалко тебя, — сказал он задумчиво. — Искренне жалко. Знаешь, мне даже хочется сказать тебе что-нибудь приятное, вот только не знаю что, выглядишь ты мерзко. Может, ты мне скажешь что-нибудь приятное?
Мамма Сонним распахнула свою пасть и вдруг прохрипела оглушительно и без интонации:
— Ты умрешь через три года.
Капитан опустил взгляд и долго молчал, глядя, как первые солнечные лучи пытаются уцепиться за пыльный битум.
— Спасибо, — наконец выдавил он. — Это действительно очень приятная новость. Теперь мне будет легко работать. А от чьей пули?
— От рака легких, — сказал хриплый детский голосок.
Капитан вскинулся — перед ним стояла девочка в красном платьице и белых сандаликах.
— Очень хорошо, — кивнул Капитан, нашарил в кармане пачку сигарет и закурил. — Я уйду в отставку и займусь наконец любимыми делами. Знаешь, у каждого человека есть свои любимые дела, но всю жизнь ему некогда...
— Нет, — сказала девочка. — Ты будешь служить еще два с половиной года, потом ляжешь в госпиталь.
— Ошибаешься, — покачал головой Капитан. — Завтра же подам рапорт об отставке.
Девочка промолчала.
— А что так мало осталось — это правильно. Это чтобы я не проболтался, чтобы никто и никогда не узнал, что здесь было. Мы же с тобой никому не расскажем, верно?
Девочка снова не ответила.
— А теперь знаешь что? — Капитан взял ее за руку. — Пойдем-ка с тобой зароем наших медведей.
* * *
Они шли по этажам, собирая игрушки и складывая их в накрахмаленную санаторную наволочку. Вначале Капитан еще старался понять, в кого из кукол могли превратиться люди Тарасова, но девочка на вопросы не отвечала, и сам он вскоре плюнул на эту затею. Просто поднимал с пола и опускал в наволочку пластиковых, резиновых и меховых лошадок, тигрят, поросят, змей, лисиц и ворон. Капитану было спокойно и легко — почти так же легко бывает в тот короткий миг, когда скидываешь после марш-броска тяжеленный рюкзак.
Потом они зарывали игрушки в песочнице. Девочка — совком, Капитан — ладонями. Далеко за ельником уже поднималось солнце, в глубине проснулась кукушка и неуверенно прокуковала три раза, словно прочищая горло.
— Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось? — громко спросил Капитан и подмигнул девочке.
Кукушка помолчала, а затем начала куковать быстро, ритмично и без пауз — в таком темпе каждое утро подтягивался на турнике Ким. На третьем десятке Капитан сбился. Он зашел в корпус и поднялся в комнату, где лежала мумия. В утреннем свете мумия выглядела отвратительно — торчащие зубы вставной челюсти, спекшиеся лоскуты кожи, тут и там разлохмаченные не то мухами, не то мышами. Прямо над лицом мумии столбом крутилась стая мелких мошек. Капитан откинул одеяло — на мумии оказалась куцая кожаная жилетка, а на груди торчал пластиковый бейджик. На нем шла строка иероглифов, а ниже: «Мудан Топ-Менеджер Лауст».
— Ах вон оно что... — сказал Капитан. — Здравствуй, Лауст... Значит, это не твой компьютер... И, значит, та ересь с восклицательными знаками — вовсе не молитва, а предсмертная записка, которую ты пытался оставить... Рассказать пытался, что ты вызвал в этот мир и как с ним бороться... В топку!
Капитан впихнул маленький компьютер под жилетку мумии, завернул мумию в одеяло и взвалил на плечо. Она почти ничего не весила. Так он спустился во двор.
Девочка уныло тыкала совочком в песок.
— Пойдем, поможешь мне, — кивнул Капитан и вручил ей две гранаты.
Они спустились в подвал. Капитан положил мумию в угол и забрал у девочки гранаты. Пока он монтировал батарею зарядов, девочка стояла за спиной и внимательно смотрела. Закончив, Капитан поднялся на крышу, взвалил на плечо тело Кима — маленькое, но неожиданно тяжелое. Постоял так немного, а затем подошел к бортику и скинул тело вниз. Налегке сбежал во двор, поднял Кима, дотащил до подвала и положил рядом с мумией. Девочка все так же смотрела на батарею, собранную из мусора: из неразорвавшихся снарядов гранатомета, которые Капитан собрал на чердаке, из ручных гранат и плоского чип-пакета, который Капитан зачем-то надевал последние полтора года на все задания, а вернувшись, исправно сдавал на склад. Теперь пригодился. Но батарея была спланирована и собрана по всем правилам. Капитан еще раз оглядел работу и перевел взгляд на часы.
— Нам пора, — сказал он. — Пойдем отсюда.
— Не хочу, — глухо отозвалась девочка.
— Пойдем, пойдем. — Капитан решительно взял ее за руку, — Жить, что ли, надоело? Мы с тобой издалека посмотрим.
— Хочу остаться здесь, — хныкнула девочка.
— Здесь нам никак нельзя, костей не соберем, — усмехнулся Капитан. — А надо, чтоб костей не собрал батя... Никаких. Мы же договорились никому ничего не рассказывать, верно?
Они вышли на воздух и не спеша отошли к лесу.
— Главное — ничего не бойся. — Капитан глянул на часы и положил ладонь на ее холодное плечо. — Знаешь, как весело бабахнет?
Они сидели у самой опушки и молчали, глядя на возвышающийся корпус. Капитан задумчиво кусал травинку. Девочка стояла, оцепенев, и, не мигая, смотрела на солнце, плывущее вверх из-за корпуса. Повсюду вокруг — в траве, в кустах за спиной — вразнобой скрипели кузнечики, а на их фоне расплывался ритмичный тикающий звук. Капитан прислушался и понял, что все это время в ельнике, не замолкая, продолжает чеканить годы кукушка.
Раздался взрыв. Сначала в лицо ударил пыльный воздух, потом из окон первого этажа рванулось пламя вперемежку со щебнем, и только потом обрушился звук. Девочка что-то крикнула, бросилась на корточки и испуганно закрыла голову руками.
— Не бойся, главное — не бойся! — прокричал Капитан, но его слова потонули в шуме.
Ельник ритмично повторил эхо несколько раз — словно пытаясь продолжить работу заткнувшейся кукушки. Наконец звук превратился в тихий гудок. Капитан дернулся и снял с пояса трансивер.
— Центр? — ответил он негромко.
— Кэп!!! — тут же рявкнул генерал из трансивера. — Кэп!!! Докладывай!!!
— Все нормально, товарищ генерал. Задание выполнено. Преступники уничтожены. Погибли все бойцы группы.
— Все?!
— Артамонов, Касаев, Заболодин, Ким, Петеренко...
Генерал молчал долго, словно не ожидал ничего подобного, словно не здесь исчез Тарасов.
— Как это случилось? — спросил он наконец.
— На объекте сидели религиозные фанатики, — отчеканил Капитан. — Прятались в подвале, убивали людей. Мы окружили их и обезвредили. Но они успели взорвать и себя, и подвал, и моих бойцов...
— Черт побери! — заорал генерал. — Что за бред? Как взорвали?! Как такое могло произойти?!
— Я во всем виноват, товарищ генерал, — жестко ответил Капитан. — Неправильно спланировал операцию.
— Где ты? Когда оборвалась связь, я поднял дивизию ОПР, они...
— Всю ОПР?! Ой, мать...
— Они уже шесть часов не могут найти это проклятое место в лесу!!!
— Плохо ищут, — сухо сказал Капитан. — Место как место. Координаты известны. Думаю, как раз сейчас они найдут...
Он не успел закончить и не успел понять, что случилось — сработали рефлексы. И лишь спустя долю секунды осознал, что, сгруппировавшись, катится в кусты, а прямо над головой оглушительно грохочут вертолеты, появившиеся ниоткуда посреди чистого неба. Капитан обернулся — как девочка? Не испугалась ли вертолетов?
Девочки не было. Капитан стрельнул глазами по сторонам — девочки не было нигде. Тогда он глянул в траву, где она стояла только что. В траве лежала грубая кукла из бамбука — с раскосыми глазами и паклей вместо волос.
— Вот и все, — сказал Капитан, поднял куклу и бережно спрятал ее за бронник.
Вертолеты садились. По поляне гулял ураган, и от него пламя в окнах «Кукушки» билось и разгоралось все сильнее.
— Вот и все, — повторил Капитан, запрокинул голову, долго-долго глядел в далекое летнее небо над вертолетами, а потом вдруг вспомнил ту странную поговорку, которую тихо, как молитву, произносил Ким после удачных операций. — Небо высоко и конь откормлен.
— Обломались сатанисты, — цыкнул зубом Артамонов. — Превратились в зайчиков.
— А может, они для этого и пришли? — возразил Капитан.
— Нет, — покачал головой Артамонов, — они обломались. Хотели пообщаться с Сатаной, а Сатана оказалась корейская... Ким, в Корее есть сатанисты?
Ким не ответил. Он пружинисто поднялся, опершись о гранатомет.
— Осмотрим другие комнаты?
— Осмотрим, — вяло согласился Капитан, и они вышли в коридор.
Остальные комнаты пятого этажа ничего собой не представляли. Когда под плечом Капитана падала очередная дверь, за ней оказывалась та же картина — пара аккуратно застеленных колченогих коек с подушками-пирамидками, две тумбочки, штатный пыльный графин и два стакана.
— Я сутки не спал, — сказал Артамонов в пятой по счету комнате. — Вот бы лечь и уснуть...
— Ты смог бы сейчас уснуть? — удивился Капитан.
— Смог бы.
— И проснуться осликом?
— Кстати, не факт.
— Кстати, вопрос, — вмешался Ким. — О чем говорили люди перед тем, как превратиться?
Капитан задумался.
— О чем говорил с ней Петеренко, мы, наверно, уже не узнаем... Касаев пытался войти в здание вместе с ней...
— Мамма Сонним, — подсказал Ким.
— Заболодин просто сидел на койке, о чем мы говорили?
— Вы говорили, кому принадлежала «Кукушка», — напомнил Ким.
— А сатанисты, наверно, просто песни свои пели и живого козла резали.
— Собаку, — подсказал Ким. — Шелти.
— Нет логики, — подытожил Капитан и ткнул плечом следующую дверь.
Дверь не поддалась. Капитан выругался и ударил снова. Дверь упала, за ней оказалась комната горничной, заваленная штабелями белья.
— Какая разница, о чем говорили. А вот о чем они думали перед тем, как превратиться? — спросил Артамонов, безуспешно щелкая разболтанным выключателем на стене, хотя было известно, что электричества в здании нет.
— Уж наверно, Петеренко и подростки-сатанисты думали о разном... — Капитан сосредоточенно водил по углам фонарем.
Ким вышел, зашел в соседний номер и вернулся.
— Туалет и душ, — доложил он. — Этаж пуст. Осматриваем нижние?
— Осматриваем.
Они спустились на четвертый и распахнули первую дверь. Та же картина, только номера были одноместные. Одна кровать, одна тумбочка, один стакан возле графина.
— У моего старшего, — начал Артамонов, — есть карманный компьютер.
Капитан присел на корточки и заглянул под кровать — пустота, пыль. В стене обнаружился шкаф, Ким распахнул его и посветил фонарем — пустота, запах старой фанеры, скрюченные рассохшиеся вешалки на стальных крючьях.
— Там у него в компьютере есть такая игра, — продолжал Артамонов. — Надо двигать разноцветные шарики, и если встанут в ряд пять штук одного цвета — то исчезают.
— К чему это ты? — Капитан вышел в коридор и пнул дверь напротив.
Из темного проема резко пахнуло чем-то кислым, раздался громкий визг, и вдруг из пустоты ему в лицо метнулось пятно. Капитан не успел испугаться, рефлексы сработали сами — он кинулся на пол и в тот же миг услышал тихий хлопок. Капитан перекувыркнулся, привстал на одно колено и обернулся, сжимая штурмовик. На полу билась в конвульсиях крупная летучая мышь — как раздавленная бабочка, упавшая на спину. Ким деловито прятал под мышку личный пистолет. Артамонов нервно водил штурмовиком из стороны в сторону.
Капитан со злостью расплющил ботинком останки летучей мыши и вошел в комнату. Такой же одноместный номер, лишь фрамуга в окне была распахнута, а пол и кровать завалены черным мусором и пометом. Артамонов кашлянул и опустил ствол.
— Так вот, я и говорю, — продолжил он. — Может, у человека в голове тоже так устроено? Скачут мысли, скачут, а как сложатся в одну цепочку — хлоп, и нету. Ни мыслей, ни человека. Инфаркт.
— У меня так бывает, — кивнул Капитан. — С мыслями. Если не спал долго.
— Так вот я и говорю... — продолжал Артамонов. — А если здесь тот же принцип? Может, не мысли, может, складываются жесты или там...
— Помолчи? — попросил Ким. — Работать мешаешь.
— Да, — вспомнил Капитан, — ты лучше погляди, как там Мамма Сонним?
Артамонов вошел в распахнутый номер, открыл балконную дверь, вышел на воздух и долго глядел вниз.
— Ну? — не выдержал Капитан.
— Валяется, — шепотом сказал Артамонов. — Может, подохла?
— Мамма Сонним не живая, — напомнил Ким.
— Она встает, — прошептал Артамонов и глотнул. — Мамма Сонним смотрит на меня.
— Эй! — напрягся Капитан. — Эй!
Артамонов молчал.
— Артамонов, отставить! — вдруг оглушительно рявкнул Ким. — Слушать команду! Закрыл глаза! Два шага назад! Аккуратно, порожек. Еще шаг. Закрыл балкон. Открыл глаза, вышел к нам, в коридор!
Вид у Артамонова был ошарашенный.
— Что там было? — спросил Капитан шепотом.
— У Маммы Сонним большие черные глаза... — протяжно завыл Артамонов, запрокинув голову.
Ким резко, без замаха двинул его в скулу. Артамонов отлетел к стенке, но удержался на ногах.
— Спасибо, — произнес он уже нормальным голосом, растирая скулу тыльной стороной ладони. — Там очень страшно. Когда на тебя смотрит Мамма Сонним...
Ким энергично развернулся, вскинул гранатомет на плечо и решительно направился к балконной двери.
— Отставить, — сухо произнес Капитан. — На четвертом этаже осталось четыре комнаты. Вы осматривайте их, а я спускаюсь на третий. Заболодин нашел на третьем огневой контакт Тарасова.
* * *
Гильз он обнаружил не шесть, а гораздо больше — остальные лежали в дальнем углу за банкеткой. Но все гильзы родные — кто-то из людей Тарасова расстрелял тут целую обойму. Стрелял из укрытия, с колена, по движущейся цели. Точнее — по надвигающейся. И, судя по ровной трассе на потолке, так ни разу и не попал. Капитан еще раз осветил фонариком прошитый потолок и опустился на корточки. Угол самый удобный, он бы тоже выбрал для обороны именно его. А вот надвигающаяся цель была двухметрового роста. Если до этого у Капитана и оставалась надежда, что чудовище в здание не поднимается, то теперь умерла и она.
— Капитан, у нас новости, — сухо произнес Ким в наушнике.
— Что? — вскинулся Капитан. — Вы где?
— Мы все еще на четвертом. Нашли жилую комнату, запертую изнутри.
— Там люди? — насторожился Капитан.
— Труп, — ответил Ким. — Его надо осмотреть.
Капитан пружинисто поднялся, в два прыжка оказался у лестницы и поднялся на четвертый этаж. Это было странно, но одинокой покосившейся дверцы четвертого этажа не было на месте — вместо нее торчали обе матовые створки, как на третьем. Капитан посветил фонариком. На дальней стене была намалевана цифра "3«.
«Как же я так ошибся? Выходит, я был на втором?» — подумал Капитан, взбегая на этаж выше.
Здесь тоже висели обе целые створки, и тоже за ними в полумраке коридора маячила цифра "3«.
«Все. Отпрыгался», — подумал Капитан без эмоций, взбежал сразу на три пролета вверх и замер. Лестница продолжалась все выше и выше. А здесь все та же картина — две матовые створки, третий этаж. Капитан зашел в глубь этажа, повернул направо и добрался до конца коридора. Все, как есть — прошитый двумя очередями протолок, шесть гильз на полу и россыпь за банкеткой. Он вернулся к лестнице и поднялся еще на один пролет. Покосившаяся створка, цифра "3«. Капитан растерянно остановился.
— Кэп, ты скоро? Мы ждем, — напомнил Ким в наушнике.
— У меня проблемы, — сухо выдавил Капитан. — Не могу подняться.
— Мамма Сонним в здании? — спросил Ким быстро, но Капитан слишком хорошо его знал и различил в голосе испуганные нотки.
— Нет, — ответил Капитан. — Не знаю. Не видел. Замкнулась лестница, поднимаюсь все выше и снова оказываюсь на третьем.
— Я выйду навстречу, — сказал Ким решительно, и в наушнике лязгнуло, словно с пола рывком подняли гранатомет.
— Нет! — отрезал Капитан. — Не разделяйтесь и никуда не выходите. Просто подай голос.
— Голос? — спросил Ким и вдруг заорал на все здание: — Ура-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
Капитан непроизвольно дернулся, стараясь выкинуть наушник из уха, но наушник держался крепко.
Голос Кима раздавался сверху, со следующего этажа.
— Ура!!! — рявкнул Капитан в ответ.
— Ура-а-а-а! Ура-а-а-а! — хором закричали сверху Артамонов и Ким.
— Ура-а-а-а-а! — заорал Капитан и кинулся вверх.
Голоса приближались. Взбегая по лестнице, Капитан все боялся, что они вдруг рывком переместятся выше, но они все приближались. Когда он достиг площадки, голоса четко звучали из глубины коридора. Капитан прикусил губу и поднял взгляд. Да, теперь перед ним висела всего одна створка! И за ней на стене была намалевана синяя четверка.
— Эй! Я прорвался! — заорал Капитан и бросился вперед по коридору, пробормотав напоследок: — Нет логики, чертовщина работает странно, со сбоями...
* * *
Одышки у Капитана никогда не было, но сейчас он долго не мог прийти в себя. В этой комнате стоял странный тяжелый запах — густая пряная смесь из запахов сушеной воблы, свежих кожаных ремней, старых книг и сухой пыли. На подоконнике горело яркое пятно лунного блика, подсвечивая сидящего рядом Артамонова мертвенным зеленоватым светом. На кровати лежала мумия — высохшие останки пожилого человека. В свете фонаря лицо казалось скорчившейся картонной маской. Человек лежал на спине, укрытый по грудь сереньким санаторным одеялом, с руками, сложенными на груди крест-накрест.
— Это вы его так сложили? — поинтересовался Капитан.
— Нет, — ответил Артамонов. — Его мы не трогали. Видимо, так и умер. Комната была заперта изнутри.
— От чего умер? — спросил Капитан и тут же понял, что вопрос глуп: Артамонов и Ким не могли еще ничего толком выяснить.
— Сердечная недостаточность, — спокойно ответил Ким. — На фоне острого невроза.
— Откуда информация? — заинтересовался Капитан, внимательно освещая фонарем ссохшуюся маску.
Вместо ответа Ким указал на высохшие кулаки мумии — они были крепко сжаты, причем большие пальцы находились внутри кулаков. Капитану стало стыдно, что он сам этого не заметил. Кулак с большим пальцем внутрь — «рука младенца» — глубокий инстинкт, который просыпается у человека в моменты острых потрясений.
— И вот еще... — Артамонов осветил фонарем пол около кровати.
Судя по темному ровному квадрату посреди выцветшего линолеума, здесь долгие годы стояла тумбочка. Теперь вместо нее стоял пересохший стакан, а рядом валялась капсула с нитроглицерином.
— Ясно. — Капитан повернулся к двери. — А тумбочкой, значит...
Теперь он внимательно осмотрел груду возле двери — тумбочка валялась на боку, рядом — перевернутый журнальный столик и стул, а на пороге почему-то валялся распотрошенный фонарь Кима без батареи.
— Он баррикадировался, — закончил Артамонов, хотя Капитану и так уже все стало ясно.
— Не молодой, лет шестьдесят, — задумчиво произнес Ким. — Чего его понесло на семинар?
— Семинар? — резко повернулся Капитан.
— Нам повезло, — кивнул Артамонов. — Мы нашли его записи. Только осторожнее...
Капитан обернулся и только сейчас заметил, что на подоконнике рядом с Артамоновым светится вовсе не лунный блик, а экранчик маленького карманного компьютера. Рядом лежала увесистая батарея фонаря, аккуратно подсоединенная проводками.
— А это... долго ли меня не было? — сглотнул Капитан.
— Часа три с половиной. — Артамонов поднялся со стула, уступая место. — Мы прочли еще не все, но если вкратце...
Капитан сел перед экранчиком. Он промотал текст в начало и погрузился в чтение. Вначале шла полная бессмыслица. Латинские буквы складывались в слова, а слова явно составляли фразы, которые кончались точкой, но чаще — гроздьями восклицательных или вопросительных знаков. Но не то чтобы произнести, и прочесть это не получалось.
— Корейский, — произнес Ким из-за плеча. — Но в транслите.
— Переведи, — потребовал Капитан.
— Транслит — это когда иероглифы изображают латинскими...
— Переведи сам текст!
— Я объяснял девять лет назад, — сухо напомнил Ким. — Я не знаю корейский.
— Жаль, — сказал Капитан. — А хоть примерно?
— Я не знаю корейский, — с упором повторил Ким. — Ни иероглифов, ни транслита.
— Откуда ж ты тогда знаешь, что это корейский? — зло повернулся Капитан. — Может, это монгольский?
Ким ничего не ответил, вместо него ответил Артамонов:
— Ким говорит, что вот эти бесконечные «уео-уео» — корейские. А у монголов вообще русские буквы.
— А на клавиатурке-то русские буквы есть! — заметил Капитан.
— Ты листай дальше, — вздохнул Артамонов. — У нас не так много времени. Там будет много русских букв.
— А это?
— Это считай корейской молитвой.
Капитан полистал вперед — вскоре корейский текст действительно оборвался на полуслове, потянулись пустые страницы, а затем без всякого заголовка начался распорядок мероприятий: «Понедельник... Вторник... Завтрак... Обед... Дискуссия в холле третьего этажа... Пути развития... Деловые коммуникации... Партнерство... Ужин... Завтрак... Тренинг инициативного общения... Эффективное руководство... Подчинение и управление... Обед... Ужин... Тренинг... Карьерный рост... Корпоративное лидерство...» Капитан недоуменно пролистал распорядок, заметив, что расписано тринадцать дней.
Дальше пошел сбивчивый конспект — причудливая смесь экономических и психологических терминов, усыпанная офисным жаргоном. Слово «бизнес» повторялось почти в каждой строке. Обычное дело, бизнес как бизнес, — думал Капитан, листая текст, который все не кончался и не кончался. Видали и не такое. Устраивать семинары для унылых безработных и зачуханных младшеньких менеджеров — тоже выгодно. Прибыльнее, чем торговать апельсинами. У них ведь тоже водится небольшая денежка, и они с радостью готовы отдать ее любому, кто пообещает сделать их везучими в бизнесе, инициативными в общении и уверенными в себе. А там уж, чем черт не шутит, авось и счастливыми в личной жизни... А если обещание не сбудется, жизнь после семинара не наладится и служебная лестница не упрется в небо, так никаких претензий к организаторам — значит сам и виноват: недостаточно самораскрылся, плохо освоил техники, приезжай учиться снова, всегда рады... Загородный пансионат, полсотни таких же нищих духом, на неделю раскрывших рты перед местным гуру, рассказывающим про свою неслыханно эффективную технику. Бизнес и психология. Коммуникации и управление. Религия нашего времени. Секты и пророки будут всегда, они никуда не делись. Просто — как там сказал Ким про демона? — вряд ли он станет себя вести точно так же, как и много веков назад. «Бренд = единица знания. Первоб. человек произошел от обезьяны в тот момент, когда стал находить бренд в окр. природе. Брендом может являться: внешний вид (все яблоки имеют разный цвет и форму, но единый бренд внешнего вида, позволяющий отличить от др. фруктов), звук (гром — бренд грозы), запах (плохой запах — бренд нечистот) и др. В совр. бизнесе бренд продукта — это его торг. марка (название). Бренд человека — имидж. Бренд полный и неполный. Полный бренд...»
— Полный бред, — сказал Капитан. — И этой ерундой они занимались две недели? Завтрак, семинар, обед, тренинг, ужин, тренинг, медитация...
Капитан вдруг задумался.
— Это мне показалось, или там у них в мероприятиях мелькала какая-то медитация?
— Мелькала, — кивнул Артамонов. — И не только она. Семинар назывался «Магия в бизнесе и коммуникациях».
— Странно...
— Послушай наконец главное: семинар у них... — начал Ким, но закончить не успел.
Во дворе громко ухнуло, а затем раздался тоскливый вой. Он заполнил все пространство, не оставив места для других звуков. Глухой бас тянул одну ноту, и в такт ему вибрировали стекла, скрипели двери, шуршали сквозняки по коридорам. Наконец вой смолк.
— Семинар у них, — продолжил Ким невозмутимо, — вел некто Лауст. Судя по тому, как о нем отзывается в этом дневнике покойный, — очень авторитетный мистик из Кореи.
— Ах, Кореи... — понимающе кивнул Капитан, хотя понятно ничего не было.
— Не всегда, — вставил Артамонов.
— Что не всегда? — удивился Ким.
— Не всегда о нем хорошо отзывается. — Артамонов ткнул мизинцем в экран.
Ким глянул и покачал головой.
— Мудан — это шаман по-корейски.
— Мудан Топ-Менеджер Лауст, — задумчиво прочел Капитан.
— Еще там упоминается переводчик, который переводил его.
— Я не вижу логики, — взорвался Капитан и откинулся на спинку стула. — Корейская молитва, график, бизнес, медитация... На кой нам эти конспекты?
— А ты прочитай вот это... — Артамонов протянул руку и уверенно промотал с десяток страниц. — Вот отсюда: «...склонить к сотрудничеству демона...»
— Ну-ка, ну-ка... — Капитан впился в экран.
«Аттестационный тест на звание бизнес-магика: склонить к сотрудничеству демона. Владение техниками бизнес-коммуникаций: 1) уверенность в своих силах; 2) настойчивость в достижении цели; 3) умение чувствовать интересы партнера; 4) умение управлять партнером в своих интересах. В последний день семинара Топ-Менеджер на Огненной Медитации пригласит к нам виртуального бизнес-клиента. Цель — склонить виртуального клиента к сотрудничеству на взаимовыгодных условиях. Виртуальный клиент живет за счет наших эмоций. Он появится, если мы поверим в его существование. Чем сильнее эмоции в его адрес, тем ярче будут проявления виртуального клиента. По окончании экзамена виртуальный клиент станет нам безразличен и исчезнет. Виртуальный клиент, как любой бизнес-партнер, преследует свои интересы, но всегда отражает наши эмоции. Чтобы расположить виртуального клиента к сотрудничеству, надо захотеть сотрудничества. Чтобы вызвать его злость — надо возненавидеть его. Чтобы виртуальный клиент стал добр, надо желать ему добра. Если виртуальный клиент полон злобы — ответьте ему добром. Добро — это щит, от которого отразится злоба демона и ударит его самого. По окончании аттестации — утренний банкет.
— П...ц, — тихо произнес Капитан.
— Предлагаю взять это за рабочую версию, — хмуро предложил Ким. — За неимением других объяснений.
— Я только одного не понимаю, — наконец произнес Артамонов. — Допустим, эти ублюдки каким-то образом вызвали своего клиента...
— Демона, — поправил Капитан.
— Мамма Сонним, — уточнил Ким.
— Демона, — согласился Артамонов. — Допустим, они не смогли его склонить к сотрудничеству или как там называется...
— А дальше уже все ясно, — кивнул Капитан. — Демон вышел из-под контроля, обрел силу — и началась паника. Чем больше паника — тем сильнее демон. Пошла цепная реакция.
— Угу... — Артамонов нервно поежился. — Вышел из-под контроля... Представляю эту дикую сцену... Но я не понимаю другого. Демон извел всех обитателей «Кукушки»... Так? — Артамонов повернулся к Киму. — Как там его? Матушка-чума?
— Мамма Сонним. Многоуважаемый гость оспа.
— Куда девается оспа, когда умирает последний больной?
— Оспа может сохраняться на вещах и предметах, — ответил Ким, — Только Мамма Сонним — это не совсем оспа. Даже совсем не оспа. Даже...
— Не важно, — перебил Артамонов. — Если демон живет за счет человеческих эмоций, почему он не исчез вместе с последним обитателем «Кукушки»?
— Эмоции были такие сильные, что хватило еще на некоторое время, — предположил Ким.
— Ага, — передразнил Артамонов. — Жизнь больного была такой бурной, что он и после смерти пару лет ходил и разговаривал...
— Чего тут неясного, — сказал Ким. — Представь, сколько эмоций развелось вокруг «Кукушки», когда выяснилось, что пропали люди и творится бесовщина?
— Ничего не выяснилось, — возразил Капитан. — Только слухи ходят. Шепчутся окрестные дачники, тусуются сатанисты. Но никто не видел демона, никто ничего не знает наверняка.
— А генерал? — прищурился Ким.
— Разве что генерал... Он собрал всю информацию и что-то знает...
Капитан вспомнил острый подбородок генерала, стальной взгляд из-под мохнатых бровей. Вспомнил, как перед заданием генерал по-отечески приобнял его и вполголоса сказал: «Будь осторожен, но ничего не бойся. Не подведешь?» Никаких глупостей сроду не говорил перед операциями, а тут вдруг выдал. Капитан тогда не придал этому значения, подумал, что генерал сильно сдал за последний год...
— Генерал что-то знает, — кивнул Капитан.
— Ну так эмоций нашего бати хватит на шестьсот шестьдесят шесть демонов... — криво усмехнулся Ким.
— Мать... — вдруг выдохнул Артамонов. — А представь, что будет, когда журналисты раструбят по всей стране? Представь, какую силу он наберет? Это ж будет...
Капитан решительно встал, прошелся по комнате и резко обернулся.
— Хватит. Какие предложения?
— Перестать бояться и перестать верить — не предлагать, — хмуро произнес Артамонов.
— А если я отдам приказ? — Капитан сурово посмотрел ему в глаза. — Перестать бояться и перестать верить?
— Буду стараться выполнить приказ, — пожал плечами Артамонов. — Не щадя жизни. Но у меня не получится.
— А если я прикажу расстаться с жизнью?
— Кэп, ты меня знаешь, — сухо ответил Артамонов. — Прикажешь — сделаю.
Внизу снова раздался оглушительный рев, усиленный эхом. Теперь он шел не со стороны и не со двора, а снизу — из вестибюля.
Ким что-то произнес и встал.
«Капитан, она поднимается», — прочитал Капитан по губам. В сумраке цвета лица было не различить, но Капитан понял, что Ким побледнел. Капитан сжал челюсти и замер. Вой наконец стих.
— Делай! Кэп, сделай что-нибудь! — визгливо крикнул Артамонов.
— Возьми себя в руки! — прошипел Капитан. — Ты питаешь ее своим страхом!
— Если я правильно понял принцип, от нашего страха Мамме Сонним будет самой страшно, — пробормотал Ким.
— Нам от этого лучше не станет, — возразил Капитан.
— Почему?
— Потому что когда тебе страшно, Ким, ты стреляешь быстрее...
Ким сжал зубы и ничего не ответил.
Рев снизу повторился, теперь усиленный эхом звук шел немного слева — Мамма Сонним разгуливала по вестибюлю.
— Я не могу больше! — заорал Артамонов, когда вой утих. — Сделай что-нибудь, Капитан! Я не могу не бояться! Она чует это, видишь? Она чует! Оглуши меня! Пристрели!
Капитан вздохнул, помолчал немного, а затем решительно снял с шеи крестик и протянул Артамонову.
— Ты пойдешь вниз, — сказал он тихо и жестко, отводя взгляд. — Бойся. Но не проклинай. Если получится — желай ей добра. Не сопротивляйся. Ударит по правой щеке — подставь левую.
— Это... — Артамонов глотнул. — Это — приказ?
— Да, — тихо сказал Капитан. — Это — приказ.
— Это приказ, — повторил Артамонов как в полусне, шаря по карманам. — Это приказ...
Он отцепил с пояса гранаты, суетливо отстегнул кобуру и положил на пол. Капитан не смотрел на него, он смотрел в окно.
— Это приказ, — тихо повторил Артамонов и медленно надел крестик дрожащими руками.
— Ты крещеный? — шепотом спросил Ким.
— Да-да, конечно, — послушно кивнул Артамонов. — Я крещеный. Прощай, Кэп. Прощай, Ким.
— Не говори глупостей, — зло дернулся Капитан. — Мы идем за тобой следом.
Артамонов засунул руку за бронник и вытащил маленького ослика.
— Ребята, возьмите Заболодина... — сказал он. — Что они чувствуют, когда превращаются?
— Это не больно. — Капитан взял ослика и засунул в боковой карман.
— Она умеет превращать и на расстоянии, — напомнил Ким. — Каждый из нас может превратиться в любую секунду.
— Если что, передайте жене... — Артамонов запнулся. — Нет, ничего. Я готов.
— Вот только бы лестница не подвела, — вполголоса пробормотал Капитан.
* * *
Лестница не подвела. Артамонов шел впереди, гордо подняв голову, протягивая вперед руки открытыми ладонями вверх — так посоветовал Ким. Даже во мраке лестницы было видно, что руки трясутся. Капитан отсчитывал вслух. На каждый счет Артамонов делал шаг на следующую ступеньку. Капитан и Ким шагали пролетом выше, перегнувшись через перила, чтобы видеть, что происходит.
— Двадцать три... Двадцать четыре... — медленно и четко ронял Капитан с большими паузами.
— Я ступил на второй. Вижу цифру два, — доложил Артамонов.
Быть может, руки у него и дрожали, но голос был спокойный и собранный. Паники не было. Артамонов работал, у него было задание. Опасное, но четкое.
— Мы на третьем, — сообщил Капитан. — Вижу цифру три. Что слышно снизу?
— Внизу тишина.
— Работаем. Продолжаем движение. Двадцать пять... Двадцать шесть...
Снизу потянуло сквозняком.
— Двадцать семь... Двадцать восемь... Остановись, послушаем...
— Слышу тихий шорох в вестибюле, — откликнулся Артамонов.
— Боишься? — спросил вдруг Капитан.
— Боюсь.
— Бойся честно, — напомнил Ким. — Как смерть. Не как в бою, не чтоб ударить первым.
— А ты б заткнулся — сука! советчик! умник! — заорал вдруг Артамонов.
— Разговоры! — рявкнул Капитан. — Ким — заткнулся! Работаем, работаем!
Воцарилась тишина.
— Двадцать девять, — сказал Капитан сквозь зубы. — Тридцать. Тридцать один.
— Я вижу ее, — вдруг отчетливо произнес Артамонов. — Мамма Сонним смотрит на меня...
— Ах ты, черт...
Капитан перегнулся через перила, сколько мог, но вестибюля отсюда не увидел. Артамонов стоял неподвижно, вытянув руки. Руки отчаянно дрожали.
— Тридцать два, — скомандовал Артамонов сам и шагнул на ступеньку ниже. — Тридцать три... У меня нет оружия. Я пришел с миром. Тридцать четыре. Тридцать пять. Тридцать шесть, семь, восемь. Я не желаю тебе зла, я просто тебя боюсь. Мои руки пусты, у меня нет оружия. Я хочу говорить с тобой. Слышишь? Я иду к тебе с миром.
Капитан и Ким спустились еще на несколько ступенек и увидели Мамму Сонним — сначала только лапы. Видимо, она поднялась и стояла на задних лапах. Огромные, мохнатые и бурые, с шестью когтями, впивающимися, казалось, в мраморную плитку вестибюля. Вокруг лап медленно и бесшумно извивались хвосты, масляно блестящие в лунном свете — то ли гладкие, то ли покрытые мелкой чешуей.
— Я не сделаю тебе вреда, — медленно и четко говорил Артамонов. — У меня нет оружия. Я пришел с миром. Я хочу с тобой говорить. Хочешь, поговорим о бизнесе? Тебя пригласили говорить о бизнесе, но не смогли. Я иду без оружия. Я...
Артамонов запнулся и умолк. Капитан и Ким присели за перилами, всматриваясь в глубь вестибюля. Громадная туша стояла на задних лапах, почти касаясь потолка медвежьей головой. Здесь, в вестибюле, она казалась гигантской — то ли и была такой, то ли еще больше выросла. Словно копируя Артамонова, Мамма Сонним тянула вперед верхние лапы. Огромные когти висели параллельно полу. Хвосты расчерчивали пространство медленно и величественно, как рыбы в тихой заводи.
— Я без оружия, — повторил Артамонов. — Я без оружия. Я пришел с миром. Я не желаю тебе зла. Я желаю тебе добра. Это ты мне желаешь зла. А я тебе — наоборот. Я искренне желаю тебе добра. Я читал, я знаю, добро — это щит. От которого отразится твоя злоба и ударит тебя же.
Хвосты на миг замерли, а затем стали двигаться быстрее. «Кошка виляет хвостом, когда сердится. Собака — когда радуется. А медведь?» — мелькнуло в голове у Капитана.
— Отвлеки ее чем-нибудь, — прошептал он в микрофон. — Расскажи о своих детях. Стихи почитай детские.
В ту же секунду он почувствовал, как Ким зло и больно пнул его локтем в бок. Капитан смолчал, только сжал челюсти. Действительно, не надо ничего говорить, Артамонов молодец, он справится.
Артамонов медленно поднял руку к голове и выдернул наушник.
— Мои друзья волнуются за меня, — объяснил он. — Они советуют мне рассказать о своей семье и прочесть детские стихи. Я не умею читать стихи и не помню их. Детям читает стихи жена, я много работаю и редко вижу семью...
Артамонов запнулся и кашлянул. Хвосты замерли и снова закружились, теперь еще быстрее.
— Я расскажу тебе и о семье, и о работе, — сказал Артамонов медленно. — Главное — помни: я пришел с миром и хочу тебе только добра! Давай выйдем на воздух и поговорим там? Хочешь?
Повисла тишина. Чудовище гулко вздохнуло, наклонило голову вперед, плавно качнулось и вдруг зашагало к Артамонову.
— Выход с другой стороны! — крикнул Артамонов сдавленно и сжал крестик левой рукой. — У меня нет оружия. Нет оружия. Нет! Оружия! Черт, оружия нет!!!
Теперь Мамма Сонним нависала над ним.
— Я желаю тебе доб...
Закончить он не успел. Чудовище взревело так, что сквозняк долетел до Капитана с Кимом, а затем вцепилось когтями в грудь Артамонова. Затрещали ребра. Оторвав тело от земли, Мамма Сонним распахнула рот, усеянный ярко-белыми зубами в несколько рядов, и впилась в добычу.
Капитан резко потянул ствол штурмовика, но Ким молниеносно сжал его плечо.
Несколько бесконечных секунд слышался только хруст дробящихся костей — Мамма Сонним терзала тело, остервенело и неуклюже расшвыривая в разные стороны окровавленные куски. Долетев до мраморного пола, куски исчезали, превращаясь в тоненькие резиновые лоскуты. Это были куски детской игрушки, но какой — понять было уже невозможно.
Ким и Капитан как по команде вскочили и, не сговариваясь, бросились вверх по лестнице.
* * *
— Это предательство, — зло говорил Ким, целясь в замок люка, ведущего на чердак. — Мы его бросили.
— Это отступление, — упрямо ответил Капитан, но выстрел заглушил его слова. — Мы его не могли спасти.
Ким распахнул люк и прыгнул. В воздухе мелькнули тяжелые ботинки и скрылись. Капитан бросился следом, подтянулся и оказался на чердаке. Он захлопнул под собой люк и огляделся. Чердак маленький, низкий и пустой, прижать люк нечем. Даже не чердак — комнатка с люком вниз и дверцей на крышу. Ким с разгону вышиб дверцу, и оттуда ударил лунный свет.
Добежав до края крыши, они остановились и, не сговариваясь, упали на холодный битум. Сверху палила огненно-рыжая луна, круглая и выпуклая. Шумел ветер, поскрипывали елки, и вдалеке ухал филин.
— Хороший был пансионат, — сказал Капитан. — Ты бы хотел здесь отдохнуть недельку-другую?
Ким не ответил.
— В смысле, если б ничего не было, — зачем-то уточнил Капитан.
Ким снова не ответил. Они лежали молча, впитывая спинами прохладу крыши.
— Она большая, может не пролезть сквозь люк, — сказал наконец Капитан. — В случае чего с крыши должна вести пожарная лестница, я ее видел...
— Можно и спрыгнуть.
— Пять этажей?
— Я спрыгну, — уверенно сказал Ким. — С трех-четырех прыгал легко. Если прыгать аккуратно, по стенке — ничего не сломаешь.
— Что-то я не видел, чтоб ты с пятых этажей прыгал...
— Ты многого не видел, что я умею...
— Научишь?
— Когда все закончится.
Капитан подполз к бортику и долго-долго смотрел вниз.
— Лестница есть? — не выдержал Ким.
Капитан покачал головой.
— Даже земли нет. Этажей нет. Пропасть и пламя.
Ким вскочил, подбежал к краю и глянул вниз.
— Да... Так мы еще никогда не попадали. Плохие штуки здесь творятся с пространством.
Они отползли от края и снова уставились на луну.
— Не надо было пускать Артамонова. Надо было мне попробовать, — глухо произнес Ким.
— Успеешь попробовать. И я успею...
— На нее ничего не действует, никакое добро.
— Не знаю... — задумчиво сказал Капитан. — Не знаю. Что ни говори, он все-таки хотел ее уничтожить...
— Нет.
— Да.
— Нет.
— И ты не хочешь?
— Не хочу.
— А по большому счету?
— Не хочу. — На этот раз Ким помедлил.
— Врешь, — зевнул Капитан. — Мы здесь для того, чтобы ее уничтожить. И если мы клянемся, что пришли с миром, — мы делаем это, чтобы победить. И если искренне желаем добра — мы желаем это, чтобы уничтожить. Замкнутый круг.
— Почему обязательно уничтожить? Изгнать обратно.
— В небытие. Это не одно и то же? — Капитан вздохнул.
— И что ты предлагаешь?
— Не знаю. Мне кажется, что все дело в той молитве на корейском, если бы мы сумели ее прочесть...
— Не сумели бы. Да и компьютер остался на подоконнике.
— Тогда надо успокоиться. Делать вид, что ничего не произошло. Лечь спать.
— Спать — хорошая идея, — ответил Ким и тоже зевнул.
— Может быть, утром... — начал Капитан.
— Утро не наступит. Оно должно было наступить два часа назад.
Капитан замер и сжал зубы, но ничего не ответил. Они закрыли глаза и долго лежали молча, пока снизу не послышался рев.
— Уже по пятому ходит, — шепотом произнес Ким. — Ты спишь?
— Сплю, сплю, — откликнулся Капитан. — Спи давай.
Рев повторился. А когда он стих — заорали собаки в ельнике.
— Собаки в ельнике, а ельника нет, — сказал Капитан.
— Вот твари, — откликнулся Ким. — Собак надо было пристрелить еще на въезде.
— Гаси эмоции, — сказал Капитан. — Гаси.
Ким рывком привстал и поднялся на ноги.
— В конце концов, я воин. Мой отец был воин. Мой дед воин. Мой прадед воин. Я тоже хочу погибнуть с оружием.
— Сядь, — сухо сказал Капитан. — Это приказ.
— Извини, — покачал головой Ким. — Больше нет приказов.
— Ким, ты умный и хитрый. Ты сильный и смелый. Ты многое понимаешь лучше и быстрее меня. Я тебе этого никогда не говорил, но ты сам это знаешь. Ты — лучший боец. Ты — эксперт. Но командир — я.
— Не сейчас. Я спущусь к ней. Получится — так получится. Не получится — не получится.
— Что получится?
— У нас нет выхода, — ответил Ким. — Мы не можем ее изгнать так, чтобы при этом не желать ей зла. Ты же это понимаешь? Мы не можем ее любить, потому что она — враг.
— Надо пытаться. Надо справиться. Сосредоточиться. Победить себя.
— Победить себя? Ты способен пожелать ей добра, успехов и хорошего настроения? Искренне? Не так, как Артамонов?
— Значит, надо сломать свои мозги! Сойти с ума! На время... — Капитан вскочил на ноги, подошел к краю крыши и долго смотрел в пылающую бездну, кусая губу. — Хорошо, что ты предлагаешь?
— Драться, — ответил Ким. — Мы пришли для того, чтобы драться, нас послал сюда генерал, чтобы мы дрались, это наш долг. И у нас нет выбора.
— Ты просто погибнешь, только быстро и в бою, — пожал плечами Капитан. — Не раздумывая, не принимая решений, не мучаясь вопросами. И лично для тебя это неплохой выход. Но только для тебя.
— Нет. Это выход для всех. Потому что только долг мы можем выполнять спокойно и без эмоций. Без обмана и без лицемерия. Понял?
— Не понял.
— Да? — Ким прищурился. — А ты вспомни, как брали дом Агиева.
— Не хочу, — нахмурился Капитан.
— Забыл?! Я тебе напомню!!! — закричал Ким.
Капитан запоздало подумал, что от былой молчаливости Кима уже давно не осталось и следа.
— Вспомни! — кричал Ким, подступая к Капитану. — Вспомни, как отстреливал его дочек из оптической винтовки! Просто так! На всякий случай, если вдруг они с папашкой заодно, забыл?! Вспомни, как кидал гранаты в подвал, где сидели его смертники вперемешку с заложниками! С женщинами, школьниками! Вспомнил?! Вспомни, как та девушка с младенцем в слезах умоляла тебя через громкоговоритель — тебя умоляла, тебя! Вспомни, как из динамика захлебывался ее ребенок на весь район!
Капитан сверлил лицо Кима выпученными глазами.
— Да, кидал, отстреливал! — заорал он в ответ. — А ты не кидал? Ты в сторонке стоял, можно подумать?!
— Э нет! — Ким вдруг вскинул руку и покачал пальцем перед носом Капитана. — Приказ отдал ты! Даже не генерал! Батя наш, хитрая сволочь, ушел от ответственности, приказал тебе действовать по обстоятельствам!
— Послушай! Ты мне этот дом Агиева теперь всю жизнь будешь вспоминать?! — Капитан хотел отшвырнуть руку Кима от лица, но Ким убрал ее быстрее. — Да! Я отдал приказ! Да! На мне ответственность! Но победителей не судят! Ты мне докажи, что у нас был другой выход! Да, я убил три десятка людей, но я спас город! Полтора миллиона! И не было второй Хиросимы!
Капитан застыл с выпученными глазами. Ким вдруг улыбнулся и отошел на шаг.
— Ты все еще ничего не понимаешь? — спросил он. — Ты сейчас меня ненавидишь, да? Меня! С которым девять лет кувыркался под пулями? Меня — единственного твоего друга в этом адском котле? — Ким обвел рукой черный горизонт.
Капитан пригляделся — ни поляны, ни ельника, обступающего ее, уже не было — осталась только поверхность крыши, луна наверху и пламя. А вокруг, насколько хватало глаз, клубилась непроницаемая черная пелена, и уже нельзя было разобрать, что это — то ли предрассветный туман, то ли и впрямь стенки адского котла.
— Извини, — сказал Капитан, потупившись. — Нервы.
— Это не нервы, — серьезно ответил Ким. — Это — эмоции. А вот теперь вспомни: когда ты убивал двенадцатилетних близняшек Агиева — ты желал им зла?
— А кто они мне такие? Я их видел первый и последний раз — в оптический прицел. Ничего я им не желал, просто убрал, и все. И ни разу не пожалел об этом. У меня не было выхода, пойми! Я выполнял свой долг.
— Да, — кивнул Ким. — Ну хоть теперь ты понял?
Капитан хотел ответить, но замер.
— Ким! Ты гений, — сказал он тихо. — Ты абсолютно прав! Можно! Можно убивать без злости и ненависти!
— Я не гений, — покачал головой Ким. — Просто этому меня учил отец. А его учил дед. Так учит древнее боевое искусство — воин не должен ненавидеть врага. Ненависть ослепляет. Воин должен просто выполнять то, чему суждено случиться. И я просто пойду выполнять то, за чем мы сюда приехали.
Ким поднял гранатомет за ствол, повернулся спиной и вразвалочку зашагал к центру — квадратному кубику с черным провалом вместо двери.
— Я с тобой, — быстро сказал Капитан, поднимая ствол штурмовика.
— Нет. — Ким обернулся и покачал головой. — Я — умею убивать без эмоций...
— А я — не уверен, что умею, — тихо продолжил Капитан вместо него. — Да. Ты кругом прав. Удачи.
* * *
Ким не успел дойти. Послышался рев, из черного проема вылезла гигантская лапа и впилась когтями в бетон. Ким уверенно поднял гранатомет, и Капитан заранее упал на битум. Хлопок он услышал, но взрыва не было. Капитан поднял голову. Хлопок повторился. Ким, опустившись на колено, ритмично дергал гранатомет. За миг перед следующим хлопком Капитан увидел, что граната все-таки вылетела. И попала точно в дверной проем, откуда торчали гигантские лапы. Но взрыва не было.
Когти натужно дернулись, и каменная будка посреди крыши разлетелась. Осколки бетона, грохоча, покатились в разные стороны, а там, где секунду назад стояла будка, во весь рост поднималась медвежья туша с огромными женскими грудями и бешено вьющимися вокруг лап канатами хвостов. Теперь стало видно, что чудовище огромно — оно было в десять раз выше Кима, и не верилось, что секунду назад оно помещалось на чердаке, а еще недавно стояло во весь рост посреди вестибюля.
Мамма Сонним распахнула гигантский рот, наполненный зубами в сотни рядов, и заревела так, что пространство затряслось. Со всех сторон взметнулась и обступила крышу багровая огненная стена, словно вниз плеснули бензина.
Ким отбросил гранатомет, поднялся во весь рост, высоко задрав голову, чтобы смотреть чудовищу в глаза. Капитан знал рукопашную стойку Кима. Его руки сейчас — окаменевшие лезвия, которыми Ким на тренировках разбивал в пыль кирпичи, бетонные бруски и камни.
Мамма Сонним снова взревела и угрожающе взмахнула передними лапами. И в такт им снова взметнулось ледяное багровое пламя.
И тогда Капитан резко поднял ствол штурмовика и, не целясь, нажал спуск — легко и равнодушно, заранее зная, что попал. Чувствуя, что так и надо, что другого выхода нет. Единственная мысль, которая у него мелькнула, — штурмовик тоже может не сработать, как и гранатомет. Но штурмовик сработал, и его знаменитый бесшумный хлопок почему-то перекрыл и рев чудовища, и гул пламени, прокатился по крыше и глухо увяз в пылающем пространстве. Чудовище смолкло, поперхнувшись воем, а пламя опало — теперь за бортиками крыши снова клубилась черная пелена.
Ким еще секунду постоял, а затем медленно упал вперед, гулко хрустнув лицом о черный битум. Ровно из середины его затылка вылетел тонкий красный фонтанчик и потух, обжигая голову темным ручьем.
Капитан вскочил. Не глядя, изо всех сил зашвырнул штурмовик в огненную бездну. В два прыжка оказался возле Кима и резко перевернул его на спину. И увидел лицо, залитое кровью, и алое крошево вместо нижней челюсти — отсюда вышла пуля. «Какая она высокая, Мамма Сонним...» — равнодушно подумал Капитан, чувствуя, как текут по рукам теплые струйки. Глаза Кима были открыты, но он был мертв.
— Прости, друг, — тихо сказал Капитан и закрыл ему веки ладонью. — Ты ошибался. Можно убивать без зла, но нельзя убивать с добром. И я только что убедился в этом: я не желал тебе добра, когда нажимал спуск. Я просто знал, что сейчас так надо, и мне было все равно. Если бы я знал, что надо выстрелить в себя, — мне тоже было бы все равно. Я мог выстрелить и в Мамму Сонним — и мне тоже было бы все равно. Ты ошибался. Ты был прав раньше, когда говорил, что Мамма Сонним не живая. Я и сейчас не знаю, как она устроена, не могу сказать, живая она или нет. Быть может, она всегда была мертвая, но ожила, когда ее вызвали в наш мир на этом семинаре. Мамма Сонним — это механизм, автомат. Ее нельзя ненавидеть или любить, потому что она тоже не желает нам ни зла, ни добра. Она тоже, как и ты, выполняет свой долг и не может иначе. Мы созданы такими, а она — такой. И ее можно только пожалеть. Потому что твой долг — красив и благороден, а ее долг — черный и неблагодарный. И Мамма Сонним, и мы все пришли в этот мир на короткое время, мы поживем здесь и уйдем обратно в небытие. Скоро-скоро никого из нас не будет. Раньше это произойдет или позже — не имеет значения. Каждый из нас как автомат выполнит то, что ему предназначено, и уйдет. Но о тебе будут вспоминать со светлой грустью, а о ней — со злобой и проклятиями. А она не виновата, что у нее такое предназначение. Никто не виноват.
Капитан замолчал и с удивлением подумал, что никогда еще не говорил столько театральных слов и никогда больше их не скажет. Он поднял голову и посмотрел на возвышающуюся косматую тушу.
— Жалко тебя, — сказал он задумчиво. — Искренне жалко. Знаешь, мне даже хочется сказать тебе что-нибудь приятное, вот только не знаю что, выглядишь ты мерзко. Может, ты мне скажешь что-нибудь приятное?
Мамма Сонним распахнула свою пасть и вдруг прохрипела оглушительно и без интонации:
— Ты умрешь через три года.
Капитан опустил взгляд и долго молчал, глядя, как первые солнечные лучи пытаются уцепиться за пыльный битум.
— Спасибо, — наконец выдавил он. — Это действительно очень приятная новость. Теперь мне будет легко работать. А от чьей пули?
— От рака легких, — сказал хриплый детский голосок.
Капитан вскинулся — перед ним стояла девочка в красном платьице и белых сандаликах.
— Очень хорошо, — кивнул Капитан, нашарил в кармане пачку сигарет и закурил. — Я уйду в отставку и займусь наконец любимыми делами. Знаешь, у каждого человека есть свои любимые дела, но всю жизнь ему некогда...
— Нет, — сказала девочка. — Ты будешь служить еще два с половиной года, потом ляжешь в госпиталь.
— Ошибаешься, — покачал головой Капитан. — Завтра же подам рапорт об отставке.
Девочка промолчала.
— А что так мало осталось — это правильно. Это чтобы я не проболтался, чтобы никто и никогда не узнал, что здесь было. Мы же с тобой никому не расскажем, верно?
Девочка снова не ответила.
— А теперь знаешь что? — Капитан взял ее за руку. — Пойдем-ка с тобой зароем наших медведей.
* * *
Они шли по этажам, собирая игрушки и складывая их в накрахмаленную санаторную наволочку. Вначале Капитан еще старался понять, в кого из кукол могли превратиться люди Тарасова, но девочка на вопросы не отвечала, и сам он вскоре плюнул на эту затею. Просто поднимал с пола и опускал в наволочку пластиковых, резиновых и меховых лошадок, тигрят, поросят, змей, лисиц и ворон. Капитану было спокойно и легко — почти так же легко бывает в тот короткий миг, когда скидываешь после марш-броска тяжеленный рюкзак.
Потом они зарывали игрушки в песочнице. Девочка — совком, Капитан — ладонями. Далеко за ельником уже поднималось солнце, в глубине проснулась кукушка и неуверенно прокуковала три раза, словно прочищая горло.
— Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось? — громко спросил Капитан и подмигнул девочке.
Кукушка помолчала, а затем начала куковать быстро, ритмично и без пауз — в таком темпе каждое утро подтягивался на турнике Ким. На третьем десятке Капитан сбился. Он зашел в корпус и поднялся в комнату, где лежала мумия. В утреннем свете мумия выглядела отвратительно — торчащие зубы вставной челюсти, спекшиеся лоскуты кожи, тут и там разлохмаченные не то мухами, не то мышами. Прямо над лицом мумии столбом крутилась стая мелких мошек. Капитан откинул одеяло — на мумии оказалась куцая кожаная жилетка, а на груди торчал пластиковый бейджик. На нем шла строка иероглифов, а ниже: «Мудан Топ-Менеджер Лауст».
— Ах вон оно что... — сказал Капитан. — Здравствуй, Лауст... Значит, это не твой компьютер... И, значит, та ересь с восклицательными знаками — вовсе не молитва, а предсмертная записка, которую ты пытался оставить... Рассказать пытался, что ты вызвал в этот мир и как с ним бороться... В топку!
Капитан впихнул маленький компьютер под жилетку мумии, завернул мумию в одеяло и взвалил на плечо. Она почти ничего не весила. Так он спустился во двор.
Девочка уныло тыкала совочком в песок.
— Пойдем, поможешь мне, — кивнул Капитан и вручил ей две гранаты.
Они спустились в подвал. Капитан положил мумию в угол и забрал у девочки гранаты. Пока он монтировал батарею зарядов, девочка стояла за спиной и внимательно смотрела. Закончив, Капитан поднялся на крышу, взвалил на плечо тело Кима — маленькое, но неожиданно тяжелое. Постоял так немного, а затем подошел к бортику и скинул тело вниз. Налегке сбежал во двор, поднял Кима, дотащил до подвала и положил рядом с мумией. Девочка все так же смотрела на батарею, собранную из мусора: из неразорвавшихся снарядов гранатомета, которые Капитан собрал на чердаке, из ручных гранат и плоского чип-пакета, который Капитан зачем-то надевал последние полтора года на все задания, а вернувшись, исправно сдавал на склад. Теперь пригодился. Но батарея была спланирована и собрана по всем правилам. Капитан еще раз оглядел работу и перевел взгляд на часы.
— Нам пора, — сказал он. — Пойдем отсюда.
— Не хочу, — глухо отозвалась девочка.
— Пойдем, пойдем. — Капитан решительно взял ее за руку, — Жить, что ли, надоело? Мы с тобой издалека посмотрим.
— Хочу остаться здесь, — хныкнула девочка.
— Здесь нам никак нельзя, костей не соберем, — усмехнулся Капитан. — А надо, чтоб костей не собрал батя... Никаких. Мы же договорились никому ничего не рассказывать, верно?
Они вышли на воздух и не спеша отошли к лесу.
— Главное — ничего не бойся. — Капитан глянул на часы и положил ладонь на ее холодное плечо. — Знаешь, как весело бабахнет?
Они сидели у самой опушки и молчали, глядя на возвышающийся корпус. Капитан задумчиво кусал травинку. Девочка стояла, оцепенев, и, не мигая, смотрела на солнце, плывущее вверх из-за корпуса. Повсюду вокруг — в траве, в кустах за спиной — вразнобой скрипели кузнечики, а на их фоне расплывался ритмичный тикающий звук. Капитан прислушался и понял, что все это время в ельнике, не замолкая, продолжает чеканить годы кукушка.
Раздался взрыв. Сначала в лицо ударил пыльный воздух, потом из окон первого этажа рванулось пламя вперемежку со щебнем, и только потом обрушился звук. Девочка что-то крикнула, бросилась на корточки и испуганно закрыла голову руками.
— Не бойся, главное — не бойся! — прокричал Капитан, но его слова потонули в шуме.
Ельник ритмично повторил эхо несколько раз — словно пытаясь продолжить работу заткнувшейся кукушки. Наконец звук превратился в тихий гудок. Капитан дернулся и снял с пояса трансивер.
— Центр? — ответил он негромко.
— Кэп!!! — тут же рявкнул генерал из трансивера. — Кэп!!! Докладывай!!!
— Все нормально, товарищ генерал. Задание выполнено. Преступники уничтожены. Погибли все бойцы группы.
— Все?!
— Артамонов, Касаев, Заболодин, Ким, Петеренко...
Генерал молчал долго, словно не ожидал ничего подобного, словно не здесь исчез Тарасов.
— Как это случилось? — спросил он наконец.
— На объекте сидели религиозные фанатики, — отчеканил Капитан. — Прятались в подвале, убивали людей. Мы окружили их и обезвредили. Но они успели взорвать и себя, и подвал, и моих бойцов...
— Черт побери! — заорал генерал. — Что за бред? Как взорвали?! Как такое могло произойти?!
— Я во всем виноват, товарищ генерал, — жестко ответил Капитан. — Неправильно спланировал операцию.
— Где ты? Когда оборвалась связь, я поднял дивизию ОПР, они...
— Всю ОПР?! Ой, мать...
— Они уже шесть часов не могут найти это проклятое место в лесу!!!
— Плохо ищут, — сухо сказал Капитан. — Место как место. Координаты известны. Думаю, как раз сейчас они найдут...
Он не успел закончить и не успел понять, что случилось — сработали рефлексы. И лишь спустя долю секунды осознал, что, сгруппировавшись, катится в кусты, а прямо над головой оглушительно грохочут вертолеты, появившиеся ниоткуда посреди чистого неба. Капитан обернулся — как девочка? Не испугалась ли вертолетов?
Девочки не было. Капитан стрельнул глазами по сторонам — девочки не было нигде. Тогда он глянул в траву, где она стояла только что. В траве лежала грубая кукла из бамбука — с раскосыми глазами и паклей вместо волос.
— Вот и все, — сказал Капитан, поднял куклу и бережно спрятал ее за бронник.
Вертолеты садились. По поляне гулял ураган, и от него пламя в окнах «Кукушки» билось и разгоралось все сильнее.
— Вот и все, — повторил Капитан, запрокинул голову, долго-долго глядел в далекое летнее небо над вертолетами, а потом вдруг вспомнил ту странную поговорку, которую тихо, как молитву, произносил Ким после удачных операций. — Небо высоко и конь откормлен.
@темы: дети, животные, рассказы, сущности, заброшенные дома и недострой, призраки и духи, мистические и аномальные места, искажения времени и пространства, не своё
-
-
20.07.2018 в 11:52-
-
22.07.2018 в 04:17-
-
22.07.2018 в 07:23-
-
22.07.2018 в 20:37-
-
22.07.2018 в 21:20-
-
22.07.2018 в 23:39-
-
23.07.2018 в 00:11-
-
23.07.2018 в 00:47-
-
23.07.2018 в 13:51-
-
23.07.2018 в 18:38Дело в том, что у Каганова нет деления на части, поэтому я разделил условно: начало и превращение + основная часть в здании и концовка. Ну и, как мне показалось, первая часть интригует, чтобы читать вторую. Если бы я остановился где-нибудь, например, на описании этого идиотского бизнескурса, было бы не интересно читать вторую часть.