У меня никогда не было любимого занятия или, как это называется — хобби. Однако, с детства у меня есть некоторая особенность: я натыкаюсь в газете или телепередаче на какой-нибудь интересный заголовок или необычный термин, начинаю искать по этой теме информацию и растворяюсь в книгах и статьях о новом явлении. Думать ни о чём другом в эти периоды не могу. Так я два месяца расшифровывал рукопись Войнича; целую неделю матерился на воду, чтобы проверить, не отравит ли её моё сквернословие и даже однажды два дня не ел, после того как наткнулся на форум так называемых солнцеедов.
читать дальшеНекоторое время назад я краем уха услышал, как мои одноклассники обсуждали некий пост мортем. Сначала я решил, что они говорят о компьютерной игре, но, прислушавшись, выяснил, что речь идёт о каких-то фотографиях. Тема меня заинтересовала, и, придя домой, я тут же залез в интернет и погрузился в изучение нового для меня явления.
Оказывается, в 19 веке очень широко практиковалось посмертное фотографирование мёртвых людей. Фотографии стоили дорого, а люди умирали часто, поэтому иногда единственной возможностью сохранить память о близких оставалось только запечатлеть их на плёнку перед тем, как проводить в последний путь.
Я с увлечением рассматривал отсканированные фотографии в интернет-статье. На групповых снимках без пояснений было трудно догадаться, кто же из всех этих людей был жив во время вспышки фотоаппарата. На многих из них были изображены дети, и в основном они просто лежали в кроватках или сидели на руках у безутешных родителей. Иногда, однако, судя по подписям автора статьи, уже остывающие тела принадлежали взрослым, причём они стояли во весь рост, приобнимая своих живых отпрысков.
Как выяснилось, при фотографировании мёртвых часто использовались специальные подставки, с помощью которых тела фиксировали в более-менее естественном положении. Фотошопа, конечно, никакого не было, но гримёры старались придать лицам живые выражения. Честно говоря, эти гримёры имели бы огромный успех при создании образов в фильмах ужасов.
Тема эта очень зацепила меня. Иногда я очень живо представлял, как фотограф, чертыхаясь, двигает тяжёлый каркас и, брезгливо морщась, пытается закрепить на нём коченеющее и непослушное туловище отца семьи. Затем он велит маленьким напуганным детям сесть рядом с папой и раздосадованно просит мать перестать суетиться и встать в кадр.
Я был настолько поглощён феноменом посмертной фотографии (подумать только, а ведь раньше это было обыденным делом!), что начал копать глубже и глубже. В свободном доступе было только ограниченное количество отсканированных фотографий и совершенно неограниченное количество фальшивых подделок мастеров графических редакторов. В поисках свежих кадров и новой информации я наткнулся на объявление о продаже настоящей пост-мортем фотографии, которая, как уверял продавец, являлась одним из редких подлинников 19 века.
Не помню, сколько хозяин раритета просил за фотографию, но судя по тому, что я отправился к нему примерно через неделю после того, как нашёл объявление, цена не превышала пяти школьных обедов. Пожилой мужчина встретил меня довольно приветливо, хотя и был удивлён, что столь юное создание может увлекаться такими мрачными вещами. После того, как я отсчитал нужную сумму, он потянулся к ящику стола, вынул оттуда конверт и достал потёртую фотографию, отпечатанную на старинной фотобумаге.
Я впился взглядом в изображение. На фотографии была запечатлена семья, по видимости, отец, мать и двое маленьких девочек. Я присмотрелся к их позам и лицам, но не смог определить, кто же из них уже не видит камеры и не слышит команды фотографа «Замри!». Я начал подозревать, что хитрый хозяин фото подсунул мне какой-то обычный семейный портрет столетней давности, и, чего доброго, вздумал надуть меня, выдав его за пост-мортем раритет.
Видимо, моё разочарованное лицо выдало меня, потому что хозяин моментально выхватил фотографию из моих рук и, тыча пальцами в хрупкий позитив, начал объяснять:
— Вот этот, папаша их, он один живой. Детишки умерли одна за другой. Мать утраты не пережила, и за ними сразу. Ты посмотри, посмотри: у отца глаза в камеру смотрят, а у остальных… Остальные уже никуда не смотрят. Глаза им силой открывали, а у мамы-то, видишь, сзади палка стоит. Не держалась никак, бедняга, всё на бок заваливалась, а отец держать её не хотел, боялся. Это потом уже, на похоронах, рыдал, обнимал её, будто бы она и не мёртвая совсем. А девочки хорошо сидят, как живые. Они и живые-то послушные были, и умерли тихонько…
Тут мужчина осёкся и замолчал. Лицо его стало очень печальным и задумчивым.
— Откуда у вас такие подробности? — весьма резонно поинтересовался я. Мне всё меньше нравился этот тип: он очевидно перегибал палку в своих россказнях, пытаясь выдать фото за подлинное.
— Подробности? Да какие же это подробности? Так у всех было тогда. А вот то, что парнишки тут не хватает — это подробность.
— Какого ещё парнишки?
— У семьи этой сынишка был. Тоже умер. Но нелепо умер, не от хвори, как они. Утонул на реке, а отец ведь говорил ему, не смей ходить, не смей!.. А утопленники, дружок мой, они на портретах не получаются. Распухшие все, синие… Никакой фотограф не соизволит согласиться их одевать, да усаживать, да пудрить.
Я решил, что старикашка совсем спятил.
— А это-то вы откуда знаете? — с усмешкой спросил я. — Неужто они вам всё сами и рассказали?
Мужчина махнул рукой и тоже засмеялся: мол, совсем я заврался, и пригласил меня на кухню выпить чаю. Фотографию я взял с собой, чтобы внимательно рассмотреть её, прежде чем требовать деньги назад.
Чем дольше я вглядывался в фотографию, потягивая горячий сладкий чай, тем явственнее мне казалось, что мужик не врёт. За женщиной в белом платье и правда виднелся знакомый мне по другим фотографиям каркас; я почти увидел, как застывшее, но живое лицо отца бледнеет и застывает от боли, когда вокруг него усаживают для последней фотографии всех его любимых людей, в подсознании у него бьётся смутная мысль об утонувшем сыне, которого теперь он не увидит даже мёртвым. Что-то в этом лице показалось мне знакомым, но сообразить я сходу не умел, да и не очень хотел: разумеется, знать этого человека, теперь уже тоже давно покойного, я не мог.
Внезапно меня очень сильно потянуло в сон. Я хотел встать, поблагодарить хозяина за гостеприимство и выгодную сделку и отправиться хвастаться на форуме своим приобретением, но с ужасом понял, что не могу пошевелиться. Я сидел за столом и был полностью парализован. Я попытался закричать, но и это не вышло: из меня вырвалось только сдавленное мычание. Тут я почувствовал, как чьи-то руки обхватывают меня и несут в комнату.
Спиной я ощущаю, как в меня утыкаются холодные металлические стержни; позвоночник упирается в высокую палку. Перед глазами очень ярко вспыхивает свет; слышится щелчок затвора фотокамеры.
∗ ∗ ∗
— Заходите, заходите, милости просим, пожалуйте. Взгляните, будьте любезны, сюда. Тут матушка, дочки две, красавицы, ангелы, умерли все одна за одной, прости Господи. И сынишка тут же, вот, посмотрите, на подпорке стоит, бедняга. Потонул, бедный, да привели его в порядок, вот и память отцу осталась, какая-никакая.
— А откуда ж вы всё это знаете? Неужто это они вам всё и рассказали?
— Ну что вы, что вы. Это же вещь этакая, что с историей, а истории коли б я не знал — да хранил бы разве ж эту рвань? Тут уж дело такое — прадед деду передал, дед — отцу, а отец уж мне пересказал. Да только тут ещё вот что: с сыном-то, с утопшим, ведь и брат его старший был. Он потом уж погиб, время-то прошло — только вот отец, бедняга, совсем один остался — старшего сына не стало, так и портрета никакого не осталось. Ну да ладно, Бог с вами — вижу, не верите вы старику, ну что ж, так пройдёмте, я вас хоть чаем с дороги напою, а вы и решите пока — будете забирать или дорогой своей пойдёте.
∗ ∗ ∗
В нашем семействе уже более десяти человек. Он настолько помешан на этой фотографии и так хочет, чтобы на ней собрались все родные, что ведёт настоящую охоту. Сначала у нас появился брат, затем — сестра матери. Появилась собака и котёнок, он сидит на руках у одной из сестрёнок и смотрит в камеру застывшим взглядом. Я очень хочу предупредить всех новых охотников за редкостями о том, чтобы бежали, как можно скорее, но сделать ничего не могу. Везёт только тем, кто не подходит ему по хронологии: семейство пополняется строго по датам смерти всех родственников.
И никто, никто из приходящих не хочет внимательно взглянуть на старика, продающего фото, а затем посмотреть на отца семейства, застывшего на фотографии. Зачем? Ведь он сразу говорит, что отец был живым, а покупателям интересны только мёртвые персонажи. Откуда они могут знать, что настолько больно ему было потерять любимых, что он не может уйти до сих пор? До последней вспышки, когда последний «родственник» не усядется перед своим последним объективом. Я ненавижу его, и не хочу играть роль его сына на этой фотографии. Но мне очень его жаль.
Автор: Snedronningen (Ева Чарская)
читать дальшеНекоторое время назад я краем уха услышал, как мои одноклассники обсуждали некий пост мортем. Сначала я решил, что они говорят о компьютерной игре, но, прислушавшись, выяснил, что речь идёт о каких-то фотографиях. Тема меня заинтересовала, и, придя домой, я тут же залез в интернет и погрузился в изучение нового для меня явления.
Оказывается, в 19 веке очень широко практиковалось посмертное фотографирование мёртвых людей. Фотографии стоили дорого, а люди умирали часто, поэтому иногда единственной возможностью сохранить память о близких оставалось только запечатлеть их на плёнку перед тем, как проводить в последний путь.
Я с увлечением рассматривал отсканированные фотографии в интернет-статье. На групповых снимках без пояснений было трудно догадаться, кто же из всех этих людей был жив во время вспышки фотоаппарата. На многих из них были изображены дети, и в основном они просто лежали в кроватках или сидели на руках у безутешных родителей. Иногда, однако, судя по подписям автора статьи, уже остывающие тела принадлежали взрослым, причём они стояли во весь рост, приобнимая своих живых отпрысков.
Как выяснилось, при фотографировании мёртвых часто использовались специальные подставки, с помощью которых тела фиксировали в более-менее естественном положении. Фотошопа, конечно, никакого не было, но гримёры старались придать лицам живые выражения. Честно говоря, эти гримёры имели бы огромный успех при создании образов в фильмах ужасов.
Тема эта очень зацепила меня. Иногда я очень живо представлял, как фотограф, чертыхаясь, двигает тяжёлый каркас и, брезгливо морщась, пытается закрепить на нём коченеющее и непослушное туловище отца семьи. Затем он велит маленьким напуганным детям сесть рядом с папой и раздосадованно просит мать перестать суетиться и встать в кадр.
Я был настолько поглощён феноменом посмертной фотографии (подумать только, а ведь раньше это было обыденным делом!), что начал копать глубже и глубже. В свободном доступе было только ограниченное количество отсканированных фотографий и совершенно неограниченное количество фальшивых подделок мастеров графических редакторов. В поисках свежих кадров и новой информации я наткнулся на объявление о продаже настоящей пост-мортем фотографии, которая, как уверял продавец, являлась одним из редких подлинников 19 века.
Не помню, сколько хозяин раритета просил за фотографию, но судя по тому, что я отправился к нему примерно через неделю после того, как нашёл объявление, цена не превышала пяти школьных обедов. Пожилой мужчина встретил меня довольно приветливо, хотя и был удивлён, что столь юное создание может увлекаться такими мрачными вещами. После того, как я отсчитал нужную сумму, он потянулся к ящику стола, вынул оттуда конверт и достал потёртую фотографию, отпечатанную на старинной фотобумаге.
Я впился взглядом в изображение. На фотографии была запечатлена семья, по видимости, отец, мать и двое маленьких девочек. Я присмотрелся к их позам и лицам, но не смог определить, кто же из них уже не видит камеры и не слышит команды фотографа «Замри!». Я начал подозревать, что хитрый хозяин фото подсунул мне какой-то обычный семейный портрет столетней давности, и, чего доброго, вздумал надуть меня, выдав его за пост-мортем раритет.
Видимо, моё разочарованное лицо выдало меня, потому что хозяин моментально выхватил фотографию из моих рук и, тыча пальцами в хрупкий позитив, начал объяснять:
— Вот этот, папаша их, он один живой. Детишки умерли одна за другой. Мать утраты не пережила, и за ними сразу. Ты посмотри, посмотри: у отца глаза в камеру смотрят, а у остальных… Остальные уже никуда не смотрят. Глаза им силой открывали, а у мамы-то, видишь, сзади палка стоит. Не держалась никак, бедняга, всё на бок заваливалась, а отец держать её не хотел, боялся. Это потом уже, на похоронах, рыдал, обнимал её, будто бы она и не мёртвая совсем. А девочки хорошо сидят, как живые. Они и живые-то послушные были, и умерли тихонько…
Тут мужчина осёкся и замолчал. Лицо его стало очень печальным и задумчивым.
— Откуда у вас такие подробности? — весьма резонно поинтересовался я. Мне всё меньше нравился этот тип: он очевидно перегибал палку в своих россказнях, пытаясь выдать фото за подлинное.
— Подробности? Да какие же это подробности? Так у всех было тогда. А вот то, что парнишки тут не хватает — это подробность.
— Какого ещё парнишки?
— У семьи этой сынишка был. Тоже умер. Но нелепо умер, не от хвори, как они. Утонул на реке, а отец ведь говорил ему, не смей ходить, не смей!.. А утопленники, дружок мой, они на портретах не получаются. Распухшие все, синие… Никакой фотограф не соизволит согласиться их одевать, да усаживать, да пудрить.
Я решил, что старикашка совсем спятил.
— А это-то вы откуда знаете? — с усмешкой спросил я. — Неужто они вам всё сами и рассказали?
Мужчина махнул рукой и тоже засмеялся: мол, совсем я заврался, и пригласил меня на кухню выпить чаю. Фотографию я взял с собой, чтобы внимательно рассмотреть её, прежде чем требовать деньги назад.
Чем дольше я вглядывался в фотографию, потягивая горячий сладкий чай, тем явственнее мне казалось, что мужик не врёт. За женщиной в белом платье и правда виднелся знакомый мне по другим фотографиям каркас; я почти увидел, как застывшее, но живое лицо отца бледнеет и застывает от боли, когда вокруг него усаживают для последней фотографии всех его любимых людей, в подсознании у него бьётся смутная мысль об утонувшем сыне, которого теперь он не увидит даже мёртвым. Что-то в этом лице показалось мне знакомым, но сообразить я сходу не умел, да и не очень хотел: разумеется, знать этого человека, теперь уже тоже давно покойного, я не мог.
Внезапно меня очень сильно потянуло в сон. Я хотел встать, поблагодарить хозяина за гостеприимство и выгодную сделку и отправиться хвастаться на форуме своим приобретением, но с ужасом понял, что не могу пошевелиться. Я сидел за столом и был полностью парализован. Я попытался закричать, но и это не вышло: из меня вырвалось только сдавленное мычание. Тут я почувствовал, как чьи-то руки обхватывают меня и несут в комнату.
Спиной я ощущаю, как в меня утыкаются холодные металлические стержни; позвоночник упирается в высокую палку. Перед глазами очень ярко вспыхивает свет; слышится щелчок затвора фотокамеры.
∗ ∗ ∗
— Заходите, заходите, милости просим, пожалуйте. Взгляните, будьте любезны, сюда. Тут матушка, дочки две, красавицы, ангелы, умерли все одна за одной, прости Господи. И сынишка тут же, вот, посмотрите, на подпорке стоит, бедняга. Потонул, бедный, да привели его в порядок, вот и память отцу осталась, какая-никакая.
— А откуда ж вы всё это знаете? Неужто это они вам всё и рассказали?
— Ну что вы, что вы. Это же вещь этакая, что с историей, а истории коли б я не знал — да хранил бы разве ж эту рвань? Тут уж дело такое — прадед деду передал, дед — отцу, а отец уж мне пересказал. Да только тут ещё вот что: с сыном-то, с утопшим, ведь и брат его старший был. Он потом уж погиб, время-то прошло — только вот отец, бедняга, совсем один остался — старшего сына не стало, так и портрета никакого не осталось. Ну да ладно, Бог с вами — вижу, не верите вы старику, ну что ж, так пройдёмте, я вас хоть чаем с дороги напою, а вы и решите пока — будете забирать или дорогой своей пойдёте.
∗ ∗ ∗
В нашем семействе уже более десяти человек. Он настолько помешан на этой фотографии и так хочет, чтобы на ней собрались все родные, что ведёт настоящую охоту. Сначала у нас появился брат, затем — сестра матери. Появилась собака и котёнок, он сидит на руках у одной из сестрёнок и смотрит в камеру застывшим взглядом. Я очень хочу предупредить всех новых охотников за редкостями о том, чтобы бежали, как можно скорее, но сделать ничего не могу. Везёт только тем, кто не подходит ему по хронологии: семейство пополняется строго по датам смерти всех родственников.
И никто, никто из приходящих не хочет внимательно взглянуть на старика, продающего фото, а затем посмотреть на отца семейства, застывшего на фотографии. Зачем? Ведь он сразу говорит, что отец был живым, а покупателям интересны только мёртвые персонажи. Откуда они могут знать, что настолько больно ему было потерять любимых, что он не может уйти до сих пор? До последней вспышки, когда последний «родственник» не усядется перед своим последним объективом. Я ненавижу его, и не хочу играть роль его сына на этой фотографии. Но мне очень его жаль.
Автор: Snedronningen (Ева Чарская)
@темы: безумие, рассказы, старики и старухи, не своё, мертвецы
-
-
18.09.2018 в 18:53-
-
18.09.2018 в 21:49-
-
19.09.2018 в 02:10-
-
20.09.2018 в 08:03-
-
08.10.2020 в 17:23