Свет с небес

[Скрёб-поскрёб]

Расскажу о загадочном и пугающем событии, произошедшем в 1993 или 1994 году, когда мне было 5 или 6 лет. В то время я, папа, мама и бабушка по отцовской линии жили в захолустном городишке (назову его N), расположенном среди лесов, вдалеке от крупных городов. Проживали мы в квартире в серой кирпичной пятиэтажке. Одно окно квартиры выходило на юг, остальные — на север.

Однажды осенью (я не уверен, но, скорее всего, была осень) я проснулся посреди ночи. Проснулся я оттого, что на улице раздавались громкие голоса. Я не слышал, о чём говорили (а временами кричали) люди на улице, но, судя по голосам, они были очень взволнованы, на грани паники. Оглядев комнату, я увидел, что дверь закрыта (на моей памяти её почти никогда не закрывали), а кровать бабушки пуста (в то время я спал в одной комнате с бабушкой). Я начал тревожиться. Спустившись на пол, я подошёл к двери, приоткрыл её и выглянул в коридор. Я услышал доносившиеся из кухни голоса родителей. При этом свет на кухне был выключен. «А о сыне ты подумал?!» — громко, срываясь на крик, спросила — очевидно, у папы — мама. Папа что-то тихо пробубнил в ответ, интонация его голоса была слабая и безжизненная. Видимо, папа был чрезвычайно растерян. Ещё немного поговорив (о чём — уже не помню), родители и бабушка вышли из кухни в коридор. Увидев, что я выглядываю из комнаты, мама подошла ко мне и начала меня успокаивать. Папа сказал: «Думаю, шторы всё же лучше задёрнуть». Бабушка ответила: «Не поможет». Тем временем голоса на улице всё усиливались, превращаясь в истеричные вопли. На мои расспросы никто не ответил; видимо, никто не знал, как ответить так, чтобы ребёнок понял. Мама, папа и бабушка выглядели крайне озабоченными. Помню, что никто не стал меня укладывать в постель, и это меня весьма удивило. Взрослые постоянно держали меня рядом с собой, свет в квартире не включали и, несмотря на крики с улицы, к окнам не подходили. Мне также не давали подходить к окнам.

Не помню, сколько времени мы так провели, но в какой-то миг с улицы донёсся истошный женский крик. В ту же секунду к голосам присоединился новый звук. До сих пор, когда я вспоминаю этот звук, у меня по коже пробегают мурашки. Это было что-то среднее между свистом, лязгом и скрежетом металла. Как только возник этот таинственный звук, взрослые схватили меня в охапку и бросились в южную комнату. Там они легли прямо на пол и прижали к полу меня. Вопли на улице значительно усилились (я несколько раз различил слова «небо» и «свет»), но зловещий скрежет их не стал от этого менее слышным. В моём детском сознании мелькнула мысль, что началась война. Меня обуял страх. Глядя в дверной проём, я видел, как по тёмным стенам, полу и мебели нашей с бабушкой комнаты время от времени пробегал круг белого света. Причём эти круги располагались так, как если бы источник света находился на одном уровне с окном или выше окна. Всё выглядело так, будто вокруг дома летает вертолёт и светит в окна мощным прожектором. Но шума вертолётных лопастей не было; был только адский свистяще-скрежещущий звук и крики людей на улице. В какой-то момент со двора прилетел звук сильного металлического удара; похоже, произошла автомобильная авария.

Внезапно «прожектор» осветил комнату, в которой находились мы, — на стене, противоположной окну, появился яркий круг света. Мама закричала и прижала меня к себе. Спустя секунду круг дёрнулся в сторону и исчез. Бабушка зашевелилась и извлекла из рукава халата вилку (видимо, принесённую с кухни). Мама начала протестовать (не помню, что точно она говорила, но что-то про «это же ваш внук!»), однако бабушка настояла на своём, сумев доказать маме, что «это необходимо». А дальше бабушка начала делать то, что считала необходимым: сняла с меня майку, поставила меня (спиной к окну) у стены, которую совсем недавно освещал загадочный «прожектор», и начала царапать вилкой мою голую спину. Царапала она не больно; насколько могу судить, при таком нажиме остаются только белые полоски на роговом слое кожи. Судя по моим ощущениям, бабушка «нарисовала» у меня на спине какую-то композицию из «заборчиков», окружностей и спиралей. Во время этой процедуры бабушка полулежала на полу, не решаясь встать на ноги.

«Прожектор» вернулся неожиданно. Все взрослые сдавленно вскрикнули, бабушка мгновенно легла на пол (но её правая рука всё же на долю секунды попала в световой поток) и крикнула мне: «Стой смирно!!! Стой смирно!!!» Столько отчаяния в её голосе я не слышал ни до, ни после. Это отчаяние ввело меня в оцепенение. Я стоял, охваченный нечеловеческим ужасом, и смотрел на свою тень в световом круге, озарившем часть стены, покрытой дешёвыми обоями в цветочек. «Прожектор» освещал стену дольше, чем в первый раз, словно кто-то изучал то, что бабушка изобразила на моей спине. Крики людей на улице и страшный металлический лязг не утихали. Когда свет погас, я почувствовал, что падаю.

Я проснулся (точнее, очнулся) в своей кровати. Было уже утро, небо было пасмурным, никаких подозрительных звуков с улицы не доносилось, и я бы решил, что всё произошедшее с нами было сном, если бы не чувствовал себя очень плохо и если бы мама не выглядела так, как будто недавно сильно плакала. Бытовые детали этого дня не остались у меня в памяти. Помню только, что взрослые были серьёзны и просили не задавать вопросов. Из событий того дня я хорошо помню только то, что было вечером. Вечером мы (я, мама и папа) пошли на улицу. Родители несли несколько чемоданов, что меня удивило. В подъезде я увидел, что дверь в квартиру нашей соседки — милой старушки бабы Зои — открыта и перед дверным проёмом стоят какие-то хмурые мужчины в светло-коричневых куртках, словно кого-то ждут, а из квартиры идёт незнакомый мне отвратительный запах. Самой бабы Зои видно не было. Мне из детского любопытства захотелось заглянуть в квартиру, но мама отстранила меня, закрыв мне лицо рукой и сказав: «Не смотри туда». Во дворе родители остановились поговорить с соседкой тётей Светой. Разговаривали почему-то шёпотом. Я заметил на лавочке дядю Васю — ещё не старого человека из соседнего дома, которого я часто видел во дворе и которого всегда знал как весёлого и безобидного любителя выпить. Но в тот день он был сам на себя не похож — сидел лицом вниз, запустив пальцы в грязную шевелюру, и не двигался.

— Всех детей у него... — прошептала тётя Света маме, указав на дядю Васю.

Папа пригнал свою старую «копейку», и мы поехали в другой город, где жили родители мамы. Какое-то время мы пожили у них. Точно помню, что в N мы больше не возвращались.

P. S. Будучи уже взрослым, я несколько раз пытался расспросить маму об этом случае, но эти расспросы её только расстраивали и все её ответы сводились к тому, что лучше мне об этом помалкивать, а ещё лучше — не вспоминать.

P. P. S. Бабушка по отцовской линии тоже решила не оставаться в той квартире в N и переехала на дачу. Вскоре она умерла от рака кожи. Опухоль возникла на правой руке и развилась молниеносно.

P. P. P. S. Я не знал, запах чего почувствовал из квартиры бабы Зои, пока во взрослом возрасте не побывал на бойне. Оказывается, это был запах свежевыпущенных внутренностей.

Источник

@темы: рассказы, мистические и аномальные места, городские легенды, не своё

---

Joakim Ericsson

[эстерс]

@темы: картинки, не своё

---

Криповые посты Реддита

[Danny Ocean]

Пользователи Reddit делятся историями, которые произошли с ними.

1. «Это они»

Есть приложение Sleep as Android для улучшения своего сна и слежкой за фазами, длительностью и т.д. Одна женщина выложила на реддит одну из записей своего сна, на которой слышны какие-то странные щелчки, а потом чей-то голос, говоривший с ней.

Оригинальный пост (4 года назад):
Я использую приложение Sleep as Android, чтобы улучшить свой сон. Одна из его функций — запись ночных звуков: храп, кашель, разговоры во сне, звук одеяла и т.д. Я использую приложение с октября 2013 года. На записях никогда не было ничего кроме изданных мной звуков — когда я ворочалась или кашляла (хотя несколько раз мне говорили, что я иногда разговариваю во сне). 12 октября в 2:04 на записи я услышала что-то ОЧЕНЬ странное.

Ситуация: той ночью я спала в своей кровати со своим трехлетним сыном, потому что он боялся темноты. В доме были только мы. Следующим вечером я решила прослушать и удалить лишние записи и наткнулась на это:



На восьмой секунде вы можете услышать, как я спрашиваю «What are you doing?» (Что ты делаешь?) и сразу после этого низкий голос отвечает «Nothing» (Ничего). Потом щелчки становятся все громче, и в конце записи можно услышать тот же голос, говорящий что-то вроде «That’s them» (Это они).

Мне очень страшно. Я не помню, чтобы просыпалась той ночью. Единственное логичное объяснение — это что я разговаривала во сне сама с собой, но второй голос совсем не похож на меня (позже реддитор u/findebaran провел тщательный анализ записи и пришел к выводу, что второй голос НЕ может быть голосом женщины, - прим).

И я также понятия не имею, что из себя представляют те щелчки. Я оставляю вентилятор включенным на ночь для белого шума, но щелчки звучат, будто они раздаются прямо рядом с моим телефоном (который лежит рядом со мной на тумбочке). Я слышала щелчки на записях ранее, но не придавала им значения и удаляла — но это был первый раз, когда я услышала что-то кроме них.

Самое логичное объяснение было в комментах: реддитор предположил, что в дом к женщине пробрались грабители — щелчки были звуками того, как они рылись в ящиках. Женщина ненадолго проснулась, спросонья заметила человека и спросила у него «Что ты делаешь». Потом она заснула, а грабители поспешили скрыться с места преступления.

2. «Раньше я жила одна»

Девушка рассказывала, что начала замечать, как что-то переставляет ее вещи, а потом обнаружила, что кто-то приходил к ней в квартиру, подмешивал ей снотворное, и даже обнимался с ней во сне.

Оригинальный пост (тоже 4 года назад): Я не встречала его, я не знала его имени или лица. Я была в блаженном неведении и не подозревала, что он существует.
Я никогда не узнаю, почему или когда это началось. Думаю, это к лучшему. В феврале прошлого года я переехала в свою новую маленькую квартиру. Моя домовладелица Оливия была прекрасной пожилой женщиной, которая много готовила и постоянно приносила мне что-то со своего стола (я очень это ценила). Она хорошо ко мне относилась, даже после того как я рассказала ей мою проблему — я асоциальна. Но она не возражала против того, чтобы взять под крыло девушку-затворницу, которая напоминала ей о дочери.
Периодически она стучала в мою дверь, а потом уходила, давая понять, что оставила для меня что-то поесть. Мне это нравилось. Даже мои родные не готовили так хорошо. На следующее утро я мыла и оставляла пустые контейнеры за дверью, и где-то через час она забирала их обратно. Другие соседи казались нормальными, но я никогда не разговаривала с ними и не посещала их.

Я работаю из дома, поэтому каждый раз, когда мне приходилось выходить, я быстро выбегала и возвращалась в свою квартиру, избегая любых неприятных ситуаций. Мне нравилось жить в одиночестве — это было все, чего я когда-либо желала. Я могла вздохнуть спокойно. К апрелю, однако, я начала замечать, что с моими вещами было что-то не так. Они двигались или исчезали. Я была убеждена, что это было от тревожности (anxiety), вызванной моим новым лекарством и переездом, другой побочный эффект - я была очень сонной. Я ненавидела походы к доктору, поэтому решила справится с этим своими силами.
Я начала дремать днем и в итоге перестала парится по этому поводу. Пока один случай не удвоил мою паранойю. Оливия однажды принесла мне какой-то греческий салат на обед, я решила разделить его с моим другом по имени Netflix. Я заснула посреди серии «Портландии» и проснулась в 17:00. Постельное белье рядом со мной было помято. Я всегда спала с правой стороны. Всегда. Более того, белье было... теплым. Сначала я подумала, что просто перекатывалась во сне, но все-таки это было слишком странным, чтобы просто не обращать внимания.

Я встала и обыскала свою квартиру, держа в руках телефон с введенным 911. Все остальное было в полном порядке и на своих местах. Я забила на это, в течение следующих нескольких недель все было нормально, за исключением ботинка не в том месте или отодвинутой занавески душа. Я думала о том, чтобы рассказать кому-то — моим родителям или, может быть, Оливии, — но если это не вопрос жизни или смерти, я ни к кому не обращаюсь.
Я не была напугана, но нервничала и упрямилась. Но я решила остаться. Я не позволю, чтобы какая-то глупая тревожность разрушала мой прекрасный одинокий мир. Наступил май, и все стало только хуже. Мои трусики, зубная щетка, черт, даже моя еда была не на своем месте. Каждый раз, когда я просыпалась, в воздухе был странный аромат. Наконец я осознала, что эта проблема не решится сама собой. Я позвонила маме и попросилась приехать на несколько дней — я приехала к ним домой и рассказал все. Произнеся это все вслух, я только больше убедилась, что происходит что-то очень странное.

На выходных отец отправился в мою квартиру, и то, что он обнаружил, привело его в ужас. Стены были расписаны надписями: «ВЕРНИСЬ НАЗАД», «ДЕТКА, ПОЖАЛУЙСТА» и т.д. Он выбежал и вызвал полицию. В моей квартире не жил никто, кроме меня, но у кого-то точно был к ней доступ. В ходе расследования выяснилось, что Генри, сын моей домовладелицы Оливии, находился в вымышленных отношениях со мной.

Они показали мне запись его исповеди. Он признался, что входил в мою квартиру каждую ночь и каждый день с помощью запасного ключа матери. Он утверждал, что мы влюблены и что он получил мое разрешение. Он подкидывал снотворное в еду матери, которую она оставляла для меня, усыпляя меня, чтобы он мог прийти и посмотреть, как я сплю, трогать мои волосы, целовать плечи. Еду, которая оставалась у меня в холодильнике, проверили и подтвердили наличие снотворного. Я была в абсолютном ужасе и отвращении — человек, которого я никогда не знала, собирал мои волосы, одежду и мусор, и практически жил в моей квартире четыре месяца.

3. «Мне не дают с тобой поговорить, но нам важно встретиться»


Оригинальный пост (3 года назад): 15 апреля я обнаружил прилепленный на мой стол желтый Post-it, написанный не моим почерком и напоминающий мне сделать какие-то дела, о которых знал только я. Это было странно, но я подумал, что написал это трясущимися руками спросонья, поэтому не помнил. Я выкинул записку и забыл об этом.

19 апреля я нашел еще один Post-it на спинке моего стула, написанный тем же почерком и говорящий мне, «чтобы я убедился, что сохранил свои документы», я пересрался, но следов проникновения не было, поэтому я настроил вебкамеру, направил ее на стол и использовал приложение, которое активировало запись при движении.

18 апреля я проснулся и увидел еще одну записку — «наш домовладелец не дает мне с тобой поговорить, но нам очень важно встретиться». Я сразу же пошел проверять запись с вебки, но записей с прошлой ночи не было. Корзина на компьютере была пустая, и я уверен, что ничего не очищал ее — значит, кто-то заметил вебку и стер запись.

Сегодня, 1 мая, я обнаружил еще один Post-it — на этот раз пустой и снаружи моей двери. Также Post-it висели на других дверях этого комплекса — все пустые и разных цветов.

Могу ли обратиться в полицию? У меня нет никаких доказательств, помимо этих Post-it, но они написаны моей ручкой на моих бумажках, так что условно я мог их подделать. Я просто хочу убедиться, что не потрачу ничье время. Может стоит обратиться к домовладельцу? К соседям?

Тут на помощь пришел другой реддитор. Он заподозрил, что у автора могут быть проблемы с психикой из-за утечки монооксида углерода:

Сообщение выглядит искренним и не похоже на часть истории Рэя Брэдбери (ник автора поста — RBradbury1920, - прим). Возможно, записки оставлял твой домовладелец, но при таком сценарии у них отсутствует какой-либо смысл.

Скорее всего ты пишешь записки сам, но забываешь. Ты используешь Post-it в других сферах своей жизни или на работе?

Проблема может крыться в твоем психическом здоровье. Возможно у тебя диссоциативное расстройство.

Или же проблема может быть физиологической. Ты писал, что у тебя необычно узкая спальня без окон; возможно ли, что тебе не хватает воздуха во сне или в здании утечка монооксида углерода? Другим побочным эффектом были бы страшные головные боли.

Ты сам знаешь свою медицинскую историю и подобные опыты. Если ты думаешь, что виновником этих инцидентом можешь быть ты сам, пишущий себе записки, то нет ничего постыдного в том, чтобы обратиться к специалисту.

В итоге выяснилось, что в здании действительно была утечка монооксида углерода и что автор долго травился им — уровень в комнате достигал 100ppm (норма — 9ppm). Оказалось, что своим комментом реддитор спас автору поста жизнь. Сейчас с ним все в порядке, он счастлив и говорит, что восстановился на 80%.

4. «Вы путешествуете одна?»

Оригинальный пост (3 года назад): Давным давно я одна ехала из одного штата в другой на семейную встречу. Я должна была остановиться у друга, но погода была ужасная, и ехать пришлось медленное. еще на дороге передо мной случилась авария, и это тоже меня задержало. Я отставала от плана на 5 часов.

Дорога меня очень утомила, мне нужен был душ, поэтому я остановилась у небольшого мотеля на одной из прилегающих к шоссе дорог. он явно был маленьким и грязным, но переночевать сойдет.

У стойки регистрации было окно, поэтому парень за ней сразу меня заметил (тогда я была студенткой), и когда я вошла, спросил, приехала ли я одна. Я дала ему свои права и кредитку, но он настоял, чтобы я заплатила наличными. На этом этапе уже накопилось много красных флажков, но я собрала необходимое количество денег, и он кинул мне ключи.

Номер был грязным и чуть больше стоявшей в нем кровати. Первым делом я пошла в ванную, потом я решила перевернуть матрас — он был отвратительным, и в нем явно были постельные клопы. Через пару секунд я заметила таракана.

Это было последней каплей. Я решила, что использую хотя бы свое оплаченное парковочное место и посплю на заднем сидении своего автомобиля. Я приютилась, используя чемодан в качестве подушки и одежду в качестве одеяла, и заснула где-то на час.

Проснулась я от того, что кто-то на улице говорил по телефону, и увидела парня со стойки регистрации (на часах было 3 часа утра). Он закончил звонок и молча подошел К МОЕМУ НОМЕРУ, открыл дверь и зашел. Свет не включался, а спустя минуту-две он вышел, яростно захлопнув за собой дверь и матерясь, вместе С ДРУГИМ МУЖЧИНОЙ, Я не видела, чтобы он входил внутрь, и не знаю, откуда он взялся.

Они со злостью что-то обсудили, и потом парень со стойки подошел к моей машине. Я быстро прикрыла свою голову майкой. Он попробовал открыть дверь, но она была закрыта, заглянул на заднее сидение, но из-за тонированных окон и беспорядка внутри он меня не заметил.

Затем оба отошли в дальнюю часть парковки, все еще что-то обсуждая, один указывал на закусочную на другой стороне дороги. Пока они отвлеклись, я перебралась на водительское сидение и завела машину. Они удивленно посмотрели на меня, и я сразу же уехала.
Я позвонила своим друзьям и все рассказала, но я не хотела беспокоить свою семью, поэтому они ничего не знают. Когда я вернулась домой три недели спустя, мы нашли этот мотель на гугл картах и позвонили в местную полицию. Они сказали, что мотель закрылся всего за несколько дней до моего звонка.

5. «У вас посетитель!»

Реддитор FatNDepressed установил умный дверной звонок с камерой. Когда камера засекает движение, она посылает хозяину сообщение «Ваш звонок засек посетителя!». Реддитору начали часто приходить оповещения — некоторыми ночами кто-то подходил к двери, но камере не удавалось сделать нормальное фото. Спустя 4-5 таких сообщений между 11 часами вечера и 2 часами ночи, хозяину пришло последнее где-то в 4 часа ночи — на этот раз незнакомец поднес свое «лицо» прямо к камере, и выглядит он, мягко говоря, очень пугающе. Судя по фото, он был в маске, и после этого случая оповещения больше не приходили.
Вот это фото:



6. «Незнакомец под кроватью»

Оригинальный пост (4 года назад): Мне был 21 год, я только что переехала в свою первую квартиру и все еще разбирала вещи. Дверь моей квартиры закрывается автоматически при захлопывании. Итак, я шла домой, разговаривая по телефону со своим парнем, забрала почту в входа в апартаментный комплекс, зашла домой, села на кровать и начала открывать почту, все еще говоря по телефону. Потом я его уронила, и он отскочил под кровать. Мне пришлось лечь на пол и тянуться к нему.

Тут я заметила что-то краем глаза, что привлекло мое внимание… мои глаза расширились и я еле подавила крик. Под моей кроватью неподвижно лежал какой-то человек, повернувшись спиной ко мне и прижав голову к груди, чтобы его лицо было невозможно разглядеть. Он меня не заметил. Я пыталась быть рациональной, хоть у меня в голове как бешеные носились мысли — я подобрала телефон, сказала «прости, я обронила телефон. Я сейчас приму душ и перезвоню тебе».

Вход в ванную была рядом с моей кроватью, так что я быстро зашла туда, тихо заперла дверь, включила душ, выбралась из квартиры через окно (я жила на первом этаже) и вызвала полицию. Они сказали мне, чтобы я ждала рядом с домом, но перешла на другую сторону дороги и следила за тем, кто выходит из комплекса. Дело было летом, на улице было темно, я засела за машиной на противоположной от дома стороне улицы и не сводила глаз с окна своей ванной и входа в комплекс.

Мой парень приехал прямо перед полицией (ему я тоже позвонила, как только выбралась). Я дала копам ключи, и они вошли внутрь. Через минуту они вышли, ведя под руки худого и усталого мужчину. Его глаза выглядели безумными, но он не пытался вырваться.

Полицейский, который остался со мной и успокаивал, пока его коллеги обыскивали квартиру (мне было очень плохо, я рыдала и дрожала), сказал, что этот мужчина стоял у двери в ванную с одним из моих кухонных ножей в руках и ждал, пока я выйду.

Он как-то пробрался в мою квартиру, пока я забирала почту, и спрятался под кроватью. Позже выяснилось, что он был бездомным, и его поместили в психушку. Мой парень переехал ко мне на следующий же день после этого инцидента.

@темы: рассказы, это случилось на самом деле, не своё

---

Банка

[Скрёб-поскрёб]

Белесое нечто, парящее в сгущенной спиртовой атмосфере,
вечно погруженное в то ли сон, то ли какие-то свои мысли,
вечно описывающее медленные круги.

Рэй Брэдбери, «Банка»

∗ ∗ ∗

Лето давно отступило, ушло на покой - и небо теперь тусклое, словно из него высосали всю жизнь. Похоже, небо понимает свою потерю, вот и плачет тихо-тихо, мелким колючим дождиком.

Васёк без особой цели шатается под огромным, крытым пространством рынка. Люди вокруг – такие же хмурые, как небо, которого здесь не увидеть, как загаженная окурками и плевками земля, как и сам Васёк. А и верно, чего зря лыбу тянуть? Чай, не на райских островах живём.

Васёк медленно идёт, несёт свою значимость с гордо поднятой бритой головой. Настоящий мужик - руки в карманах, плечи под олимпийкой - во всю ширь, жвачка во рту скрывает перегар. Сейчас хорошо бы найти подарок Оксанке, чтоб мозг не выела за вчерашний вечер, проведённый с пацанами и бухлом... Вспомнить, что она любит - и, считай, чётко будет сработано.

Васёк думает, думает напряжённо, небрежно отпихивая плечом зазевавшихся на дороге. Мелькают, как мухи под лампой, согбенные азиаты, старые бабки, с их извечными гигантскими сумками, алкаши, мечтающие наскрести на новый пузырь... На прилавках горами высится снедь, стоят вёдра с охапками букетов, разложены цветные тряпки, не распроданные за сезон, рассыпаны никому уже не нужные dvd-диски. Букеты – это, конечно, норм тема – но розы Оксанка не любит, за ромашки один раз леща дала (и ведь не вмажешь ей в ответ!). А других цветов Васёк и не знает. Ну, подсолнухи, разве что, так их все пацаны уважают, за семки-то.

Васёк оттирает от цветочного прилавка какого-то длинношеего деда и внимательно рассматривает букеты, силясь вспомнить, когда он в последний раз дарил что-нибудь своей бабе. Как-то само собой выходит, что Оксанка всегда берёт часть его зарплаты, его кровных, потом и матюгами заработанных, и валит в райцентр, где у неё родня.

Но иногда и широту духа демонстрировать надо, думает Васёк и сам удивляется, откуда слова такие в его голове. Ну, да хрен с ними, с цветами, всё равно завянут и на помойке окажутся.

Торговые ряды манят разнообразием, людской гомон лезет в уши, бесит, аж кулаки чешутся... Или это с похмелья?

Васёк как-то незаметно оказывается в одном из дальних углов рынка, проходит мимо попрошаек с их жалостным причитанием да жестяными тарелками с мелочью, отпихивает борзого цыганёнка, чтоб не юлил под ногами, а потом…

Сначала он замечает банку - самую обыкновенную, двухлитровую, в таких ещё огурцы-помидоры на зиму засаливают. А внутри, в каком-то спирту или ещё какой пакости – неподвижное, точно парящее...

Васёк подходит ближе, ноги сами ведут его, а глаза - не в силах оторваться от того, непонятного, что плавает в ней.

Там, между толстыми стеклянными стенками, словно космонавт в невесомости, висит белёсое, скрюченное нечто, с несоразмерно большой головой, маленьким открытым ртом и навечно распахнутыми слепыми глазами. У него нет ни ручек, ни ножек, только какие-то тонкие, искорёженные отростки, которыми нечто цепляется за окружающую его пустоту.

Васёк садится на корты у банки, не замечая ничего вокруг. Он смотрит на нечто внутри – и вдруг вспоминает детство, вспоминает ночи, которые он, мелкий шкет, проводил под одеялом, чтобы не видеть монстров, глядящих на него из тьмы ... такими же слепыми глазами...

Теперь он вырос, и его самого боятся лохи, которым не повезло припоздниться по дороге в свои норы. А страх-то никуда не делся, он, оказывается, здесь, в банке своего часа ждал.

Васёк осторожно протягивает руку и дотрагивается до холодного стекла. Банка как банка, у него самого такие пылятся.

- Что, нравится? - раздаётся над ухом. Совсем молодой голос, и какой-то слишком развязный для рыночной суеты.

Продавец, значит. Плюгавый дрыщ, в каком-то сером шмотье. Рыжий и конопатый, как в той песенке дурацкой. Только вот лицо стрёмное - мелкое и серое, в рытвинах.

- Нравится хреновина? - он улыбается, глаза и зубы у него тоже серые.

Васёк медленно распрямляется, лениво думая, не дать ли плюгавцу в харю с ноги, а затем - не расколотить ли злосчастную банку? Но потом его взгляд снова падает вниз, встречается с распахнутыми глазами на маленьком искажённом личике, и ему опять кажется, что из стеклянного омута на него смотрит детство - беспомощное, зашуганное, являющееся в редких ночных кошмарах.

- Чё это за херь? - кивает Васёк на банку.

- А в душе не ебу, - откликается продавец. - От деда осталась; он в морге работал, какой только дичи у него не было. И уродцев таких тоже, штук шесть, этот - последний. Остальных студера-медики расхватали.

Он снова улыбается, и Васёк думает, что попадись он ему лет пять назад, без поломанного челюка не ушёл бы. Правда, мобилу у такого додика вряд ли стрясёшь - что тогда, что сейчас.

- За сотен отдам, - предлагает продавец, и в этот раз улыбка кажется почти жалкой. - Меньше, извини, не уступлю – деньги, капец, нужны.

Нахера мне эта поебота, - думает Васёк, - я ж тут вообще по другому вопросу. Он скользит взглядом по лицу плюгавца, смотрит на хилые руки, спрятанные под изношенными рукавами, оценивает его тощую, скособоченную фигуру. Нарик, как пить дать, нарик. На дозу собирает. А с такими у него разговор короткий.

- Давай так договоримся, - негромко говорит Васёк. - Я щас эту херь забираю и ухожу, а ты сидишь тихо. За это я не вернусь с пацанами и не поправлю твоё ебало на другую сторону, и рёбра тебе ломать тоже не стану.

Он протягивает руку и не спеша, по хозяйски, поднимает банку; пальцы вновь ощущают холод стекла.

- Рыпнешься - тебе же хуже.

Продавец дёргает серым лицом, поджимает серые губы, косит серыми глазками по сторонам. Но вокруг, считай, никого, да и кто будет впрягаться за нарика?

Дураков нет.

Ничё. Пусть благодарит, что деньги не отбирают, и вообще дышать оставляют. Но это явно ненадолго, судя по вывеске его полудохлой.

И Васёк идёт прочь, не оглядываясь, да и зачем оглядываться, и так насмотрелся достаточно. За спиной – вполне ожидаемая тишина, в голове – мысли, что Оксанка опять включит обиду и минимум пару дней к ней в трусы лучше не лезть, в руке – холодный, жёсткий призрак детства.

∗ ∗ ∗

Вечерние сумерки наползали на полупустые улицы. Обитатели спальных дворов нехотя расползались по своим двух-трёхкомнатным загонам. Ветер сделался ещё холоднее, но компания, захватившая лавки около одного из домов, расходиться не собиралась.

Дом этот ничем не отличался от своих собратьев - стандартная десятиэтажка с трескающимися от времени стенами и пустыми глазами окон. Да и компания, в принципе, была вполне классическая – и весьма нежелательная для любого позднего прохожего.

Чёрно-серая рябь спортивных костюмов, запылённые кроссовки, шелуха от семок веером по асфальту. Почти одинаковые выражения лиц, одинаково короткие стрижки, скрытые за капюшонами.

Вечер обещал быть скучным - подступающий холод разогнал по домам всех окрестных лохов, ждать залётных тоже не было особого смысла. Но они не расходились, просто от нефиг делать, просто потому, что валить так рано в хату западло, ещё фонари не зажглись, а ночной ларёк откроется только через пару часов.

Под знакомое буханье басов подъехал Васёк; несколько капюшонов лениво повернулись на звук, остальные продолжили лузгать семки и трепаться за жизнь.

Мягко прошелестели, тормозя, шины. Резко, как по щелчку, затихли басы. Хлопнула дверца водительского сиденья.

- Ну чё, здорова, пацаны, - негромко сказал Васёк, опёршись на капот "Приоры".

- Даров, - откликнулось несколько голосов. Ветер брызнул шелухой под колёса.

Васёк с минуту многозначительно смотрел на приятелей. Он хотел, чтобы все ощутили распирающую его тайну, хотел, чтобы все почуяли холодок, пришедший словно бы из дурных снов и обмоченной от страха постели.

- Чё пялишься, как именинник? - наконец спросил Толян, самый близкий из всех, школьный кореш, с которым на пару они чистили карманы первоклашкам ещё тогда, в нулевых. Васёк ухмыльнулся.

- Да у меня тут, - кивнул на заднее сиденье, - одна шняга есть. Я подумал, может, вам будет любопытно её заценить.

Несколько голов под капюшонами переглянулись; кое-кто даже перестал щёлкать семки. Васёк понял, что внёс оживление в их угрюмое болото, словно вместе с ним из райцентра приехало что-то новое, ещё не заметное, но уже ощутимое. Что-то, что навсегда изменит каждого из них.

За спиной негромко, насмешливо присвистнули.

Ну конечно. Паха Штырь. Даже оборачиваться не надо - вон, как парфюмерией завоняло. Единственный из знакомых, у кого тоже есть тачка - Бэха Семёрка, пацанский шик. У них на районе он недавно, откуда принесло - пёс его знает, о своём прошлом не рассказывает. Зато есть у него пара весьма характерных наколок, да вечный нож. Редкостное мудло, если сказать коротко. Но тачка, конечно, что надо. Не в жизнь не похож он на богача, явно родаки прикупили - или взял в кредит, а теперь гасится по другим городам.

Васёк его терпеть не мог - и, признаться, Паха всегда отвечал взаимностью.

Вот и сейчас.

- У тебя, Вась, только одна шняга - между ног болтается. Но нам её не суй - мы тут все нормальные.

Кто-то тихо сплюнул смех, кто-то хмыкнул, поигрывая чётками.

Васёк выдохнул вспыхнувшую ярость. Махач затевать не хотелось - тем более за пару улиц от дома. Да и приехал он сюда для другого.

- Короче, смотрите, - он, стараясь не глядеть на Штыря, бережно достал с заднего сиденья заветную банку и поднял её на вытянутой руке.

- Это чё за ...? - Толян прищурился и поднялся с лавки. К нему присоединились ещё двое.

Васёк держал банку крепко – не вырвешь, но пацаны и не стремились. Они наклонились к самым стеклянным стенкам, и на лицах у них проступило что-то давно забытое, неуловимое прежде.

- Жесть какая-то, - к ним подошли остальные. Они шмыгали носами, лезли вперёд, оттесняя друг друга, морщили лбы. Васёк вдруг ощутил внутри теплоту, словно в мороз "беленькой" хлебнул.

- Это типа труп?

- В натуре, как мумия...

- Бля, а может это гуманоид, типа? Х-ха!

Паха Штырь стоял у подъездной двери и не издавал ни звука. Васёк ухмылялся шире прежнего.

- Братан, дай на мобилу сниму, - полез в карман ветровки Толян, но Васёк ловко спрятал банку за спину и, оттеснив стоявших сзади, убрал её в машину.

- Не, пацаны, сеанс на седня окончен, - он сел за руль и, словно поколебавшись, добавил, - А хотите – подходите ко мне через пару часов, там и посмотрите, и сфоткаете, если приспичит, да и пивас у меня в холодильнике ещё остался.

- А Оксанка твоя как, не заистерит? - спросил Толян с сомнением.

- Не сцы, она у меня ручная, - усмехнулся Васёк, врубая музон.

Басы снова огласили тишину дворов, и "Приора" мягко тронулась, провожаемая внимательными, словно бы вспомнившими что-то давно забытое, взглядами.

Ветер продолжал разносить во все стороны шелуху. Паха Штырь на ступеньках подъезда матюгнулся, негромко и зло.

∗ ∗ ∗

На свой пятый этаж Васёк поднялся по лестнице – снова накрылся лифт. Но сейчас это не имело никакого значения - как и облупившиеся, давно не перекрашиваемые, стены с дурацкими надписями на них, как и мигающие, так и норовящие погаснуть подъездные лампы, как и череда одинаковых унылых дверей с одинаковой унылой жизнью за ними.

Он шёл – и его детский страх покорно следовал за ним, заключённый в стеклянную тюрьму. Теперь он был его хозяином, властителем, господином.

Звякнули ключи в замочной скважине. Квартира встретила его привычным гудением компьютера, привычным тиканьем старых часов, привычной тишиной в комнате, куда Оксанка уходила спать в часы их периодических ссор. Васёк прошёл к себе и поставил банку прямо на крышку телевизора.

Хоть какая-то польза от этого ящика будет.

- Явился, наконец?

А вот и Оксана - как всегда, красивая и как всегда, не в духе. Шикарная куколка: длинные ноги, золотистые волосы до классной задницы, глаза синие-синие, как те цацки, на которые она когда-то в ювелирке засматривалась – он ещё себя тогда нищим почувствовал. Васёк всегда любовался ей, как в первый раз. И не специально даже, само собой так выходило.

Пацаны, конечно, завидовали до зубовного скрежета. У половины из них баб не было, у другой половины - селёдки да швабры. А тут - краса неземная, смотришь - и не верится, что этакое чудо делит с тобой постель.

В постели она, правда, была... Не бревно, нет, но могла бы и погорячее. Ну да пофиг, главное, что голова не болит, считай, никогда.

В конце концов, много ли пацанов со своей школьной любовью жить начинают? Вот и выкусите.

- А это ещё что?.. - её голос зазвенел удивлением, синие глаза расширились. Она смотрела на нечто в банке - а нечто в банке слепо таращилось на неё сквозь стекло. Васёк ухмыльнулся, провёл ладонью по короткому ёжику русых волос.

- А ты сама посмотри, зай, на что похоже?

Оксана шагнула вперёд, бесстыжим маятником качнулись сочные бёдра, обтянутые тонкой тканью домашних леггинсов. Васёк наблюдал за ней с удовольствием, радуясь ещё и от того, что она не визжит, не кричит, не искривляет губы брезгливо - как наверняка любая другая баба сделала бы.

Оксана смотрела на банку и на заключённое в ней Нечто с минуту. Васёк уже хотел подойти и обнять, отвлечь, заняться чем-то куда более приятным, но вдруг по её лицу точно пробежала тень, глаза на миг распахнулись широко-широко, как у испуганного ребёнка, и она резко развернулась, такая красивая - и такая разгневанная.

- Оно...оно очень на тебя похоже, дебил!

Лицо обожгло пощёчиной. Хлопнула дверь чёртовой второй комнаты.

Нечто в банке осталось совершенно равнодушным к вспышке женского гнева, а вот у Васька, чего греха таить, соскучившегося по Оксанке с её тугими бёдрами, сердце заколотилось сильнее, только не от возбуждения, а от обиды. Руки сами собой сжались в кулаки, но это было нельзя - он никогда не бил свою бабу, не по-пацански всё-таки. Стараясь унять собственную злость, он уставился на банку и неожиданно для себя заговорил:

- Бля, ну что ей ещё не так? Я не для неё, что ли, пашу на этой заправке, как проклятый? Не для неё, что ли, курить бросил? С пацанами выпить - это ж святое, бля! А она хвостом крутит. Да и эти её загулы раз-два в месяц, с роднёй её сраной... Всё я, сука, терплю! А она... Хоть бы в жопу дала разок, так ведь нет, и на лицо, бля, тоже не смей! Ещё и пацаны пялятся, когда приходят...А она дёсна сушит перед ними! Я у себя, как в гостях, нах!

Нечто, парящее в пустоте, молчало, просто смотрело мёртвыми глазами – и Васёк вдруг понял, что ему стало легче. Вся тоскливая злоба будто растворилась под этим навечно спокойным взглядом.

- Ну, ниче, - тихо сказал он. - Теперь всё изменится, отвечаю. Всё изменится.

Нечто смотрело и молчаливо соглашалось с ним.

А потом тишину нарушила короткая трель дверного звонка.

На пороге стоял Толян, а с ним - ещё трое пацанов.

- Ну, мы, короче, решили заценить ещё раз эту херню... И это, теперь можно сфоткать будет?

∗ ∗ ∗

Вслед за холодным сентябрём пришёл мрачный октябрь. Небо стало ещё серее, ещё равнодушнее к суетливой земле, по которой кусачий ветер продолжал гонять листья, шелуху и прохожих.

Холодно было в мире, а вот на душе у Васька – тепло. Впервые за долгое, очень долгое время он вдруг ощутил свою значимость, почувствовал свою уникальность, познал уважение пацанов.

Раз-два в неделю, обычно – вечерними выходными, в тишине подъезда разносилось настоящее многоголосье шагов, и Васёк улыбался, зная, что через минуту-другую трель дверного звонка снова подчеркнёт его статус.

- Здаров... Ну, чё, пускаешь сёдня?

И пиво в холодильнике продолжало прибывать, только теперь его приносили пацаны. Васёк впервые в жизни понял, как это прикольно – экономить на чём-то.

Бабки-то лишними не бывают.

- Заваливайтесь, - коротко говорил он чаще всего. Братания, хлопки по плечу, стандартные реплики ни о чём... Он прекрасно понимал, для чего они приходят, и вёл их в спальню.

Там они рассаживались перед телевизором, который Васёк и не думал включать. Раньше они порой собирались вот так, попыриться в ящик на футбол или бои без правил, но сейчас... Сейчас Васёк даже свет не врубал. Только подсвечивал старый "Самсунг" такой же древней настольной лампой.

И тогда из сумрака комнаты выплывало оно - затаившееся в банке Нечто. Оно висело в холодной тьме, скрюченное, равнодушное и вместе с тем – выжидающее. Его слепые глаза, не мигая, смотрели перед собой, а Васёк пристально следил за лицами пацанов. И не было и дня, чтобы кто-нибудь не передёрнул судорожно плечами, не отвернулся, изо всех сил проводя ладонью по лицу, словно бы пытаясь что-то сбросить с него, не побледнел и выдохнул раз, другой, третий - как перед прыжком в ледяную воду.

Со стороны эти посиделки наверняка походили не то на сборище анонимных алкоголиков, не то на секту. Но Васёк не задумывался, как это выглядит со стороны. Он просто садился подле телевизора, на брошенный на пол плед, затягивался сигой – он снова начал курить, словно какая-то внутренняя свобода вернулась – и ждал.

Обычно к нему присоединялась ещё парочка курильщиков, и комната потихоньку наполнялась запахом курева и дымом. Толян, сидевший ближе всех к нему, чаще всего рассеяно жонглировал смартфоном – он уже сфоткал банку, наверное, раз десять, выложил у себя в соцсети и всем знакомым с соседних районов показал, и теперь не знал, с какой ещё стороны подступиться к этой странной херне. Семки тут не лузгали – нефиг ковёр пачкать, хрен потом вычистишь. Здесь вообще не было обычного трёпа о житухе и обсуждений, кому уже набили рыло, а кому ещё надо набить. Всё это оставляли во дворе, за порогом квартиры. Говорили совсем о другом.

- Ебать, - произносил кто-нибудь после некоторого молчания; чаще всего это был Толян на правах ближайшего кента, иногда мог включиться Серый или Димон, у которого на улице рот вообще не закрывался. - Пацаны, я вот смотрю на эту херь, смотрю – и как в пропасть, нах, падаю.

Чаще всего кто-нибудь согласно хмыкал в ответ, или щёлкал пальцами в ожидании непонятно чего, а оратор – кем бы он ни был – продолжал:

- Она, бля, мне даже сниться начала. Вроде мелкая погань, в унитаз спустить можно как нефиг делать, а чё-то в ней есть такое... Чёткое прям.

Васёк довольно улыбался, кивал. Это да. И про чёткость, и про сны – в самую точку.

- Я уже Светку свою нахуй послал, - сообщает Димон между глотками пива. - Прикиньте, говорила, тля, мне эта штука дороже её, только о ней, тля, и думаю! - Он оглядывал собравшихся с затаённым весельем, улыбаясь, скаля мелкие жёлтые зубы. - Ну, так, а какая ей цена, нах, если три месяца встречались, а в рот так и не взяла?

По комнате прокатывается гогот, невольно усмехается и Васёк. Но потом снова наступает тишина, и темнота обволакивает со всех сторон, льётся из окна, таится под потолком. И лишь огромные белые глаза всё смотрят и смотрят из тьмы в луче тусклого света, смотрят куда-то во мрак, из которого ненадолго вышли когда-то очень-очень давно.

- А мне она чем-то смахивает на баклана одного, ботана, - говорит Серый. - Я ему пару лет назад челюк ломанул и по башке напихал сверху. Не помню, за что, бухой был. Потом его скорая вроде увезла, без понятия, чё с ним стало. И вот у него, короче, такие же глаза были, ну, как меня увидел. Ссыкун, сразу видно...

- Да не, - возражает Толян. - У этой хрени глаза пустые, в них ничё нет, ни страха, ни, блядь, радости. Ты присмотрись.

И они смотрят, отхлёбывая пиво, обмениваясь негромкими замечаниями, пуская никотиновый дым. Васёк следит за ними прищуренным взглядом. И ему кажется, что он словно насквозь видит их – видит унылые, бессмысленные жизни, которые не заполнены ничем, кроме извечного бухача, махача и, если повезёт, ебли. Видит их скрытые страхи, видит их тупую злобу, за которой прячется никчёмность.

И тогда Васёк вновь понимает, насколько он выше, значительнее любого из них. Его-то страх вон – на крышке древнего телевизора, прирученный и взятый в услужение. Не страх теперь, а ещё одно развлечение в холодные осенние вечера, когда в клуб или в рыгаловку идти – в падлу.

Но вот приходит и его очередь сказать своё слово. И, как хозяин, как победитель своего страха, он бывает жёстким.

- Я, пацаны, вот что думаю, - говорит обычно Васёк. - Это, по ходу, просто какой-то дохлый ребёнок, который таким и родился. Чё, мало ли баб блядует? Нагуляла какая-нить шкура, а потом родила подарочек – и выкинула, пересравшись. Или сама откинулась, а он недоношенным и выполз. Куда ему дорога-то, ёпт? Только в банку! А так, может, вырос бы. Компанию нашёл. Нормальным типом стал.

После его слов под низкими сводами спальни повисало молчаливое согласие. Возможно, каждый из них вспоминал свои отношения, погрязшие в рутине, приведшие к тупику. Васёк в такие минуты всегда думал об Оксане.

Первые дни после того, как всё поменялось, она частенько начала устраивать ему истерики, требуя унести банку, спрятать, выбросить; она говорила, что глаза запертой в стеклянном пространстве дряни следят за ней, что они мешают ей спать. Васёк и сам спал не ахти, но так и раньше порой бывало, из-за чего тут истерить-то?

А ещё – в этом он не сомневался – Оксанка не могла простить ему, что с появлением банки она перестала быть главным сюрпризом таких вечеров. Теперь пацаны приходили, погружённые в предстоящее, теперь они лишь коротко и равнодушно здоровались с ней. Васёк воспринимал это с затаённой радостью, но всякий раз видел, как бледнеет лицо Оксаны, как сжимаются в ниточку её чувственные губы и глаза её – они ох, какие зрячие, и то, что в них можно прочесть, ему ох, как не нравится.

За последний месяц они спали вместе всего раз пять. И каждые выходные теперь она сваливает к родственникам, мать их за ногу.

Вот и сегодня.

Васёк морщится, скрывая это за новой затяжкой. Странно, но пиво снова кажется каким-то невкусным, да и кайфа после него давно нет – как воды попил.

Он бросает взгляд на пацанов. И чудится ему, что каждый из них – как будто не в себе, как будто по башке ударенный, что все они в этой комнате – на самом деле послушные игрушки этой недвижной хрени в банке, что он сам – не хозяин её, а раб. Но потом он вздрагивает, кашляет, отгоняя дым, и это проходит.

- Не пацаны, вы как хотите, а мне на неё стрёмно пялиться, - признаётся Дрон с его вечной шапкой, которую он небось, даже в кровати не снимает. - Я, сука, смотрю ей в глаза и, пиздец, пробирает. Как будто кошмарный сон наяву вижу, нах.

- Ну правильно, - ржёт Толян. - Это ж инопланетянин! Щас в мозг тебе проберётся и сожжёт его к хренам! Или, чё они ещё там делают, захватит его, и будешь, как зомбак - тупой и слюни пускать!

Пацаны ухмыляются. Дрон – вечный объект подколов, впрочем, не особо злобных. В любой компании должен быть свой Дрон, незаменимый, когда надо в драке дать кому со спины, или вытянуть что из кармана. За то и ценИм.

- Не, это не пришелец, это типа призрак в банке, ёпрст! - слышится сквозь тьму и дым.

- Мумия фараона, бля!

- Мутант из Чернобыля!

- Короче, пацаны, мир нихуя не изведан, и вот эта херня – она как пример, лучше любых слов об этом, бля, говорит, - подводит неизменный итог дебошир и завсегдатай мусарни Жендос, почёсывая бритый череп.

Васёк не спорит. Не изведан, так не изведан. Всё равно жопа уже затекла сидеть, да и на работу завтра рано.

∗ ∗ ∗

На ступеньках у подъездной двери они, по обычаю, немного покурили ещё, покурили в полной тишине. Васёк прощально жал руки и хлопал по плечам, зная, что на работу завтра выйдут немногие, если точнее - почти никто, кроме него. Кто-то жил на родительские шиши, кто-то - на каким-то чудом выцарапанную стипуху в колледже, Серый и Жендос - так до сих пор промышляли гоп-стопом.

Васёк вновь ощутил, как внутри поднимается нечаянная гордость – да, он тоже может не слабо прописать в морду и шугануть подвернувшихся додиков по старой памяти, но зато у него есть не только кулаки, но и голова, и вполне неплохие бабки. Дрочат на заправке, конечно, будь здоров, но зато хватает не только на пивас и сиги.

- И, всё-таки, любопытно, чё там на самом деле за херобора, - задумчиво произнёс Толян.

В ответ из вечерней тусклости внезапно и насмешливо прогудел клаксон.

- Да ничё там нет! Ничё, кроме дохлятины и вони, отвечаю!

Паха Штырь? На кой хрен он прикатил сюда на своё Бэхе?

- Вылей в унитаз свою банку, Васян, - он ухмыльнулся, опершись на водительскую дверь, и во всей его позе был неприкрытый вызов. - А потом снова соли в ней огурцы, если отравиться не боишься и под себя всю жизнь ходить.

Васёк сжал кулаки. Паха был на голову выше его, почти два метра, да и бицуха побольше, да и нож наверняка дома не забыл... Но какого хера он лезет?

- А тебе не пофиг, Штырь? - процедил он сквозь зубы. - Или завидуешь?

- Чему, бля, завидовать? - сплюнул Паха. - Вы, пацаны, уже месяц как сектанты долбанутые шатаетесь. Он вас чё, накуривает? За конец света втирает? - и снова эта поганая ухмылка, которую Васёк всегда мечтал стереть хорошей вертухой. - Чё, Васян, голоса в голове?

- Да ты... - Васёк чуть было не рванулся со ступенек вниз, но Толян и Дрон повисли на плечах, удержали. Остальные молчали, пряча глаза, и это было обидней всего. Паха Штырь победительно улыбнулся, и Васёк, матеря себя внутри самыми последними словами, не смог выдержать его взгляд.

- Ладно, свидетели Иеговы, морозьте яйца дальше, а я поехал. Вот щас, только даме дверь открою...

Васёк почти не удивился, когда из машины вышла Оксана. Разве что что-то дёрнулось в груди, как какой-то гадкий скользкий червяк. Оксана молча, не глядя, процокала мимо них каблучками, красавица неземная, любовь школьная, невозможная – и вот уже её унёс на пятый этаж лифт, а Васёк остался стоять с пацанами, и в то же время – один, совсем один в своём страшном подозрении.

Холодный, почти ледяной ветер продолжал волочить во тьму мёртвые листья.

∗ ∗ ∗

- Он просто подвёз меня, Вась, успокойся, - голос Оксаны холоднее ветра на улице. - Мать заболела, вот и пришлось раньше уходить, а он как раз от своих друзей возвращался. Не придумывай себе всякой херни, - чмокнула в щёку…странно, так она никогда раньше не делала. - А сейчас – спать.

Она опять уходит к себе. Васёк сжимает и разжимает кулаки. Сломать бы эту дверь, разнести по щепочкам...

Он не верит ей.

Её уже подвозили так, раза три. Но он почему-то не придавал этому значения - даже машину не пытался рассмотреть. Бляха, когда же это началось?

Пару недель назад, не раньше.

Но что, если... Что, если...

Васёк чувствует, как голову сдавливает тупая боль. Очень сильная боль, от которой словно иголки вгоняют - не под ногти, под веки. Тонким звоном поёт обида в ушах. Нужно облегчить эту боль. Унять, пока мозг не разлетелся.

Сам не понимая, зачем, он добредает до телевизора, берёт в руки банку и прислоняется лбом к прохладному стеклу.

И боль уходит. Испаряется мгновенно, как по щелчку.

Васёк смотрит на Нечто в банке. Молча благодарит. Это ведь оно - призрак, пришелец, посланец из какой-то неведомой дали - помогло. А он, дебил, ещё мертвым ребёнком называл.

Нечто смотрит на него. Огромные глаза его всё также пусты и спокойны. И Ваську кажется, что оно прекрасно его видит, что оно не обижается, что оно всегда готово дать ему облегчение. Васёк бережно ставит банку обратно, на свой импровизированный алтарь.

Ночью он снова не может заснуть, проваливается в кошмары, стонет во сне - и белые слепые глаза из темноты пристально наблюдают за ним.

∗ ∗ ∗

Приближался ноябрь, и с каждым днём всё мрачнее, пустыннее становились улицы. Оксана всё реже и реже ночевала дома, и Васёк понимал, с кем она проводит свои ночи.

Но странное дело – ни разобраться с Пахой самому, по-пацански, ни даже подговорить корешей и встретить ушлёпка где-нибудь в тёмной подворотне, ни на что из этого у Васька не хватало...смелости.

Страх снова стал возвращаться, но теперь у страха были обычные, ничем не примечательные лица, обычные одеяния, да и тьма теперь не была местом их обитания. Он стал бояться людей.

Он, который ещё недавно мог свернуть морду на сторону любому борзому упырю и нагнуть любого спортсмена.

Выходя на улицы, Васёк не ощущал привычной силы, не чувствовал привычного, вальяжного спокойствия и азартного желания задеть кого-нибудь плечом посильнее. Он шёл, втянув в плечи голову, надеясь лишь, что его не заметят, не окликнут, не сомнут.

Каждый шаг давался ему, словно ноги были из свинца. Колючий взгляд бабки на лавке, пустой взор бессмысленно таращащегося алкаша и даже робкий промельк ботаника в очках и с тонкой петушиной шеей – каждый словно рушил Васька в ещё большую и большую бездну.

Он вспоминал их всех, всех, кого когда-то избил, унизил, сломал. Их лица приходили к нему во сне, и глаза у них были пусты, мертвы, распахнуты слепо и широко, и головы словно висели в чёрной пустоте, и, приглядываясь, Васёк осознавал: все они – банках... В обычных двухлитровых банках – в таких самое то огурцы или помидоры засаливать.

С каждым разом просыпаться было всё трудней, голова болела – и именно от этой боли Васёк чаще всего просыпался.

Успокоить его могло лишь прикосновение другой банки, ощущение её холодного стекла.

И глаза теперь были другие – Васёк научился различать эмоции в застывших навеки бельмах. Нечто было живым, теперь он чётко это понял. Оно наблюдало за ними, за всеми пацанами, как когда-то – за тем нариком, а до него – ещё за многими, многими другими...

Скольких же людей Оно повидало, думал порой Васёк, но не знал, как подступиться к Нему с вопросом.

Зато он привык разговаривать с банкой – точнее, с её обитателем. Разговаривать пустыми одинокими вечерами, когда его уже давно не согревало тепло Оксанкиного тела. Он изливал всего себя, рассказывал о детских страхах, признавался в слабости, в ненависти к проклятому Пахе, в тоске и боли по утрачиваемой любви. Нечто слушало его, невесомо паря меж стен своего стеклянного обиталища, и всякий раз, ставя банку на привычное уже место на телевизоре, Васёк успокаивался, и даже вынужденное одиночество казалось ему по-своему приятным.

До нового пробуждения.

Выходные посиделки с пацанами стали уже регулярными, и каждый раз Васёк яростно гнал от себя издёвку Штыря насчёт секты. Он смотрел на пацанов и не видел в них тех перемен, что терзали его изнутри. Они казались ему, скорее, какими-то опустевшими, словно себя потерявшими.

Каждый такой вечер пробуждал в них воспоминания, каждый раз кто-нибудь сравнивал обитателя банки – то с утопленным в детстве щенком, то со сбитой на тачке старухой (да, был в своё время у Димона такой грешок, за него и прав лишили), то даже с младенцем на руках у Богоматери. Васёк никогда не задумывался особо насчёт Бога, но сейчас сравнение показалось ему смешным и глупым.

Ведь его бог – здесь; он висел в банке и озирал свою уличную паству спокойным, всепонимающим взглядом. Тот, кто даёт облегчение, кто всегда слышит – и утешает, ни слова не говоря.

Васёк видел, как внимают его молчанию пацаны, видел, как готовы они всегда выслушать и его, но теперь он никогда не называл своё Божество младенцем или мутантом, и строго одёргивал тех, кто позволял себе бухое кощунство. На это у него были и силы, и смелость – словно Оно, в банке, вознаграждало его.

По счастью, никто из пацанов не спрашивал об Оксанке, да и чё он – обязан, что ли, перед всеми отчитываться?

Выходные... Они всегда принадлежали ему – ему и его Божеству. Только здесь Васёк понимал всю свою нужность, только здесь был по-настоящему счастлив.

∗ ∗ ∗

Последнее утро октября моросило затяжным, холодным дождём. Васёк снова поднимался по ступенькам на свой пятый этаж, но теперь каждый шаг давался ему с огромным трудом.

Как на эшафот.

Обычный поход за продуктами, мать его. Васёк давно не смотрелся в зеркало, но, по косым взглядом по-утреннему хмурых людей понимал, что выглядит крайне херово.

Но ему было уже неважно – Оксанка практически перестала появляться дома, и не было нужды для кого-то прихорашиваться. По незначительным перестановкам в спальне и коридоре, Васёк догадывался, что она иногда приходит, пока он спит. Раньше подобное наверняка взбесило бы его, но теперь он чувствовал лишь тупое и тяжёлое равнодушие. Ему просто стало плевать на всё кроме своего спрятанного в банку Божества.

Только Оно и давало ему силы, просто позволяя говорить – говорить о самом сокровенном и наболевшем, говорить, захлёбываясь матом, а, порой, и слезами.

Мужики не плачут, да? Хуй там плавал.

Васёк знал: только Оно одно, белёсое и пустоглазое, во всём грёбаном мире его понимает. Всё чаще он ловил себя к тихой неприязни к пацанам – они приходили, неизвестно зачем, сосали своё кислое пиво, рассказывали всякую херню, матерились, посягали на то, что им не принадлежит. Словно язычники, марающие светлый облик бога.

Нах он их терпит? Нахера они ему?

За размышлениями легко и просто, без всяких ключей, распахнулась входная дверь. Звуки из спальни кольнули запоздалым удивлением.

- Привет.

Оксана. Длинные ноги и точёная фигура. Золотистые волосы в мелких каплях дождя.

Васёк и забыл, какая она красивая.

- Господи... На кого ты похож?!

Её голос... Совсем другой, не такой, как ещё недавно, ещё в начале осени.

- Ты когда в зеркало последний раз смотрел, а?

Васёк смотрел в её глаза, в её прекрасные синие глаза – и не видел ничего, кроме лёгкого отвращения.

Так он сам смотрел на бомжей, лохов и цыганок. Когда-то давно. В какой-то прошлой жизни.

Оксана поморщилась – это совсем ей не шло – и отвернулась. Прямо перед ней стояла спортивная сумка, заполненная её женским барахлом. Видно, не всё успела собрать в прошлые приезды.

- Уезжаешь? - спросил Васёк, просто чтобы не молчать.

- Конечно, - холодный голос, ничуть не теплее дождя за окном.

- К Пахе?

- Тебя это волновать не должно, - коротко бросила, не оборачиваясь.

Васёк тяжело опустился в кресло, поставив пакет с небогатой снедью у ног. Оксана собиралась быстро, ей явно было неприятно здесь. Мелькнула мысль, что Бэху Штыря он у подъезда не видел. Что ж, значит, уедет на такси.

- Оксан, - позвал Васёк, сам ещё не понимая, что хочет сказать. - Ты... ты прости, что ли.

- Простить? - она, наконец, обернулась – красивая, ладная, пахнущая молодостью и свежестью. - На дебилов не обижаются, Вась. Ты просрал меня, просрал нашу жизнь, да и себя сейчас просираешь.

- Не говори так, - попросил Васёк. - Хочешь уходить - иди. Не держу ведь.

- Ой, какие мы вежливые, - насмешливо пропел красивый голос. - Куда ж все матюги делись, а? В ней, что ли, растворились?

Она кивнула на банку, и одновременно с этим что-то ёкнуло в груди у Васька.

- Какая же, всё-таки, дрянь...

Он хотел встать, но Оксана, лёгкая и стремительная, уже была у телевизора. Банка в её руке смотрелась нелепо и жалко. Божество внутри смотрело не на неё, а на Васька – и этот взгляд, как будто, молил.

- Оксан, поставь, - Васёк тяжело поднялся с кресла.

- А то что? - чувственные губы изогнулись в усмешке. Оксана отступила к двери, подбрасывая банку в руках.

- Оксан, хватит, - Васёк нутром чуял недоброе, сердце вдруг забилось чаще.

- Почему хватит? - она почти смеялась. - Посмотри на себя, ты же как бомж, ты даже хуже бомжа! Ты меня променял на это чучело!

Васёк покачал головой и шагнул к ней. Божество в банке кричало, звало, умоляло - он не слышал ни звука, но виски разрывала внезапная боль, а в ушах тонкий звон почти заглушал голос той, кого он когда-то любил.

- Да, придурок, я ухожу. И да, к Пахе. Он всем тебя лучше - и тачкой, и хатой, а в постели так вообще, - на холодном лице незнакомой бабы сузились синие провалы глаз. - Но перед этим - так уж и быть, сделаю тебе подарок, на прощание.

Васёк закричал - но с его губ не сорвалось ни звука, а звон в ушах взорвался хлопком разбитого стекла.

Божество осталось лежать на полу – маленькое, бесформенное, беспомощное.

А потом весь мир вспыхнул красным.

∗ ∗ ∗

Пацаны приходят, как всегда, с пивом и приветственным матом. Впуская их, Васёк впервые за много дней улыбается – не им, приходящим, но своим мыслям, своему пониманию и прозрению.

Пацаны снова рассаживаются в спальне, но теперь возникают вопросы.

- Еба, чё за нах, чё за вонь? - интересуется Серый.

- Не понял, а банку куда дел? - спрашивает Толян.

Васёк улыбается. Легко и приятно улыбаться, когда знаешь, что делать, как менять свою жизнь.

- Ниче, вы, пацаны, посидите, я щас всё принесу, - он кивает в поддержку своим словам и оттопыривает большой палец. - Щас такое увидите, закачаетесь.

До заветной кухни идти – всего ничего. Тошнит, правда, и глаза слезятся – но ничё, главное – сам не качается.

- А чё, разбежались с Оксаной-то? - летит вопрос ему в спину.

- Да, свалила она, - легко отвечает Васёк из кухни. - Ну да и хер с ней, всё равно готовила говно какое-то.

Пацаны в спальне ржут, но смех быстро сменяется кашлем. Васёк, стараясь не дышать лишний раз, не втягивать удушливое, думает о недвижном теле, что скрыто под ковром в той, смежной комнате. Он уже и не помнит, как оно готовило - и готовило ли вообще.

Ну, да не важно. Зато там, рядом с ним, валяется мобильник, на котором за день – дюжина пропущенных от Пахи Штыря. Васёк не сдержался, не отказал себе в удовольствии послушать его голос, искажённый расстоянием, растерянный, даже испуганный – а потом отключил телефон навсегда.

Пусть теперь покрючит ушлёпка.

Васёк запускает руку под майку и бережно извлекает своё Божество – тёплое, теплом пацанской доброты согретое. Смотрит в большие, пустые глаза, ищет поддержки – и находит, преисполняется уверенности.

Только бы не закашляться, только бы не блевануть, не потерять сознание…

Главное – не вдыхать.

Если мир рушится - всегда можно покинуть его, сделать шаг навстречу другому.

А богам – богам исстари нужны жертвы.

- Ну чё, скоро ты там? – кричит, кашляя, Жендос.

- Бля, голова от вони трещит, сука, - жалуется Димон.

Васёк бережно прячет Божество обратно, под майку. У него и самого голова кружится от вони, а лёгкие – точно наждаком режет, но он – сильный, он справиться, тем более – когда Оно с ним рядом.

Кто ж, как не Божество, держит его сейчас? Маленькие ручки-отростки прижимаются к коже – поддерживают, подталкивают.

- Щас, пацаны, щас, - сипит Васёк, из последних сил щёлкая колёсиком судорожно зажатой в кулаке зажигалки.

Старая зажигалка и горелка на старой плите понимают друг друга мгновенно, и меж ними сразу же вспыхивает искра. А в следующий миг вспыхивает мир, только теперь – огненным, ослепляющим, прекрасным в своей ярости. Вспыхивает, и поглощает всё – красиво, неотвратимо, уверенно.

Правда, шумно слегка - но кто сказал, что миры должны разрушаться иначе?

Источник

@темы: рассказы, предметы и вещи, не своё

---

Вопрос

[Моргаер]

Народ, помните, был сайт kriper.ru, тут еще постоянно с него истории выкладывали?
Еще с осени не могу на него зайти, - он закрылся, или просто адрес сменил?
И вообще, можете посоветовать годных крипи-сайтов, кроме Крипера и darkermagazine.ru?

@темы: вопрос

---

Чудовища

[Скрёб-поскрёб]

Старуха кричит каждую ночь. Яростно и громко. Пальцы у неё сухие и корявые, как будто ветки. Находят в темноте сорочку Альки, комкают ткань. Главное — вырваться. Потом начинается еженощный ритуал — принести ночной горшок, помочь спуститься с нагромождения подушек, потом подать стакан воды с щепоткой сон-травы. Старуха ругается, вертит своим единственным глазом, хрипит и поторапливает. Снова взбирается на своё ложе и засыпает. Алька тоже забывается тревожным сном. Главное — не пропустить рассвет. Дел много с самого утра. За ночь старухины волосы отрастают и большая часть выпадает. Нужно их убрать, а то будет потом беда. Расползутся по дому, забьются во все углы и сплетутся там в комки. Алька сжигает их во дворе. Палёные волосы воняют чем-то тухлым, шевелятся и трещат.

Дождаться пока проснётся, затем нужно подать платье. Старуха втискивает в него своё раздутое тело, прячет под кружевами вторую пасть. Платья предпочитает розовые или голубые, а на голову Алька повязывает ей огромный бант. Дальше завтрак, который готовит Паучиха. Подать, накрыть, убрать. Самой стянуть что-нибудь из объедков. Старуха не против, но нельзя брать еду при ней. Потом прогулка. Возможно, в Церковь Гнили, или в парк. Обед, после которого старая обычно спит. Вечернее купание и расчёсывание волос. Ужин. Ночная сказка. Старуха любит Алькины сказки. Там ведьмы едят детей и выходят замуж за принцев. Почти как на самом деле. Потом гасят фонари и свечи. И снова ждать, пока Старуха закричит в темноте.

Работа хорошая. Другие дети Альке завидуют. Старуха почти никогда не бьёт её, кричит много — но то разве проблема? Вот только выполнять обязанности нужно чётко и вовремя. Лентяев Старуха не терпит. До Альки у неё служил паренёк, так говорят она ему отгрызла пальцы, прежде чем отправить к Худым. Глядя на её жёлтые кривые зубы в это просто поверить. Ночью Алька иногда вспоминает маму и тихо плачет. Но тут ведь правило одно — работай. Служишь чудовищам и помнишь кто ты и откуда. Попадёшь к Худым — забудешь всё, что помнил о доме. Начнёшь меняться. Потому сопли подбери и молчи. Правил в Темноградье много и не все понятные. На улице дети могут разговаривать только шёпотом, и только если к ним обратится Чудовище или Худой. Нельзя называть никому своего настоящего имени. Нельзя смотреть в глаза Худым. Если побежал — то умрёшь. Если среди ночи услышишь пение, то заткни уши.

Очередное утро. Плохое утро. Старуха заболела. Вся покрылась зеленовато-синей жижей, запачкала простыни и заскулила, как только открыла глаз. Слизь стекает по её щекам, капает с подбородка, густая и пахнущая протухшим мясом.

— Да ведро же принеси! Живей, видишь, уже на пол натекло!

— Бегу, матушка.

— Да скажи Паучихе, чтобы отвар мне приготовила. Да только не сейчас, дурья башка! Ведро сначала! Ох, беда-беда.

Только и успевай тёплую воду носить. У Альки уже и руки и ноги болят, а слязь опять проступает на складках дряблой кожи. Потом ещё Паучиха прибегает со своей целебной мазью. Целый котелок. Густую дрянь надо хорошо втирать, а она щиплет руки.

— Беда-беда! Ужин же сегодня! А я хворая! — причитает Старуха. — Сюда слушай. Будешь мне на ужине прислуживать.

— Но, госпожа…

— Ничего, принеси мне мои вязальные спицы.

Алька послушно выполняет приказ.

— Теперь на колени!

Девочка дрожит, потому как холодные иглы касаются её ушей.

— Сейчас раз и всё. И будешь глухой, а значит, сможешь на ужине меня обслуживать. Не зареветь бы, иначе не только уши проткнет.

— Да, госпожа.

Старуха откладывает спицы.

— Нет, это от тебя потом вообще никакого проку не будет. Скажу гостям, что ты глухая. Только не подведи меня, девочка. А сейчас подай платье, а потом на кухню Паучихе помогать. Алька кивает. Вот только руки предательски трясутся, когда она завязывает Старухе бант.

Порядок в доме такой. Иногда приходят гости. Господин Долгоног, Чёрная Молчунья, Сёстры-без-лиц и Шипящий. Слуг оставляют в особой комнате, а сами ужинают пару часов. Тогда-то Алька и встречает тех, кого можно было назвать друзьями, и узнаёт последние новости. Господину Долгоногу прислуживает Воробей, бойкий мальчишка со шрамом на щеке. Чёрной Молчунье — Тетёха, полная девочка, которой хозяйка отрезала язык. Сёстрам-без-лиц — Близнецы. А Шипящему — Рыжая. Никогда дети не присутствуют на ужине. Но это возможность поговорить. Прошлый раз Воробей все уши прожужжал про Грачей. Вроде бы есть дети, которые не служат Чудовищам, но и от Худых умудряются прятаться. Близнецы кивали головами, говорили, что чуть ли с Грачами за ручку не здороваются. Алька только недоверчиво дула губы: где это видано, чтобы дети по Темноградью без присмотра бегали. А если, как Воробей говорит, они в Гнилом лесу обитают, то их если не Худые, то Мокрицы либо Прозрачные сожрут. Да мало ли погани в чащобе живёт? Говорят, там даже Чеморов-двоедушников можно встретить.

Настаёт время ужина. Гости съезжаются с дальних концов, по обыкновению отправляют детей в комнату, а сами поднимаются наверх. Вот только Алька помогает Паучихе и её детям накрывать на стол. Варёные крысы, вороны, целиком запечённые и обмазанные кошачьим жиром, даже паучий сироп. Паучиха расстаралась на славу. То-то довольная, потирает мохнатые лапки и почёсывает брюшко. — Что-то ты, матушка, свою служанку не оставила? — хором поют Сёстры-без-лиц.

— Захворала я, помощь нужна. Но так глухая она.

Долгоног щёлкает своими длинными пальцами прямо у уха Альки и качает головой. Девочка чудом не вздрагивает.

Паучихины дети, белёсые и влажные, подают подносы, разливают подогретый трупный ром по чашкам. Алька стирает слизь с лица старухи, её рук и ног и полощет тряпку в мутной воде.

— Со слугами нынче аккуратнее надо быть, — Долгоног снова смотрит на девочку, а потом стучит длинным пальцем по своей чашке. — Я вот своему позволял много, вот он и осмелел. Сбежал.

Все, кроме Молчуньи, сочувственно кудахтают, а та складывает пальцы в знак скорби. Молчунья для Альки, пожалуй, самая страшная. Как смолистая капля, из которой высовываются руки и лица.

— Опять эти Граччччи? — спрашивает Шипящий, макая кончик языка в тарелку и выискивая там что повкуснее. Больше всего он напоминает ящерицу.

Долгоног кривится. Он у них негласный лидер, похожий на пугало или причудливое насекомое.

— Никто их найти не может. Худые патрули усиливают. Поговаривают, что Грачи напали на Тифозную Лакомку. Вот только я вам не говорил.

Все опять бормочут, а Чёрная Молчунья отращивает себе второе лицо, искажённое печалью и страхом.

— Держать всё в тайне надо. Грачи знают про маски, если остальные дети узнают, то… Я даже боюсь представить, — Долгоног хмурит брови.

Маски? Рука Альки дрожит, а старуха косится жёлтым глазом. И сразу понятно, что жить Альке осталось до ухода гостей. И никакое старание не поможет. Старуха её даже к Худым отправлять не станет — сожрёт и всё. И щемит так больно-больно. Старое имя, кот на подоконнике, шум за окном и тиканье часов. А ещё приходит воспоминание. Мама прячет лицо в ладонях, потом убирает руки. «Ку-ку!» и Алька заливается счастливым смехом.

Гости вылавливают запечённых мышей из огромной тыквы, причмокивают, складывая на тарелки хвостики. Бежать? Но как? Куда? Алька смотрит на свои ладони, а потом закрывает ими лицо, немного раздвинув указательные пальцы, чтобы было удобно смотреть.

— А где твоя служанка? — Шипящий оглядывается. — Только же здесь была.

Старуха вскакивает на ноги, переворачивая ведро. Вторая пасть с рёвом разрывает платье.

— Не дайте ей уйти! — кричит.

Прижимая руки к лицу, Алька бежит к дверям. Чудовища смотрят куда угодно, но только не на неё.

— Дверь перекройте!

— Скорее! Скорее!

— Она не глухая вовсе!


К счастью девочка успевает выскользнуть в коридор, прежде, чем Чёрная Молчунья застывает в дверном проёме. Бежать, прижимая руки к лицу, очень неудобно. Но убирать их Алька не хочет. Это её «маска». Вот о чём говорили монстры. Скорее, скорее. На миг она застывает в нерешительности, думая вернуться за остальными. Но в коридорах уже шум и толчея. Девочка бросается на улицу.Мокрая трава хлещет по ногам. Безликие каменные стражи поворачивают головы, когда Алька пробегает мимо.

За воротами город Чудовищ. Каменные мостовые, высокие дома. Кое-где клетки с Уродцами. Один из них тянет корявые пальцы сквозь прутья вслед Альке. Остальные уже не замечают ту, что закрылась «маской». Ноги сами несут к Гнилому лесу. Пусть уж лучше Прозрачные или Мокрицы сожрут, чем попасть к Чудовищам. Туда, вниз, к озеру, через мост и по тропинке. Над холмом зависли две гигантские косматые головы. Вращают глазами, перекрикиваются между собой на непонятном гортанном наречии. Наблюдающих принято побаиваться, хотя никто из них ни разу не вступил в контакт хоть с кем-нибудь кроме своих. Зато Алька узнаёт, что «маска» от них не помогает. Оба Наблюдающих провожают бегущую взглядами. Вот и Гнилой лес. Кривые деревья, покрытые зелёным мхом, качают листьями. Ботинки тут же промокают, под ногами чавкает грязь. Лучше не приглядываться к ней, иначе увидишь тысячи мелких червячков и насекомых. Алька задыхается, находит холмик , вскарабкивается на него и только теперь даёт волю чувствам, отнимая руки от лица. Слёзы бегут по чумазым щекам, её трясёт от пережитого. Через час она уже снова в пути. Хлюпает по грязи, продвигаясь вперёд. Лишь бы подальше от Темноградья. Но теперь на девочке маска, сделанная из кусков собственной юбки. Одни глаза поблескивают. А в руках кривая палка. Плохое оружие, но лучше, чем ничего.

Девочка всё чаще замечает птиц. То ворон усядется на сук и смотрит внимательно, то синичка-пичужка вьётся над головой. И Алька особо не удивляется, когда из чащи навстречу выходят её встречать. Странная процессия.

Их пятеро. Во главе пузатый паренёк в маске с большим клювом. В его руке длинный шест с гори-фонарём. Остальные держатся за его спиной. Все в масках из кожи, дерева и ещё неизвестно чего. — Как зовут тебя, беглянка? — главный старается говорить грозно.

— Алька, — девочка озирается по сторонам.

— Что ищешь тут?

— Пристанища, ночлега, — она слегка дёргает плечами. — Сами не догадываетесь?

— Как про маску узнала?

— Случайно услышала разговор Чудовищ. Повезло.

Дети перешёптываются.

— Сними её, чтоб мы видели, что не Чудовище и не Уродец.

Алька послушно разматывает тряпки. Пузатый снимает свою маску, показывая хмурое и конопатое лицо.

— Добро пожаловать к Грачам, — говорит он торжественно, а потом напяливает маску, и в голосе его уже нет ничего необычного. — Ты принесла что-нибудь из Темноградья?

Алька качает головой.

— Только одежда, которая на мне. Я бежала в спешке. Там остались друзья…

— Жаль. Ладно, пошли. Это, похоже, про тебя Воробей говорил.

— Воробей? А что говорил-то?

— Что ты упрямая, и тут его доставать будешь

Алька только сердито сопит, снова наматывая свои повязки.

∗ ∗ ∗
На смену лету приходит осень. Но и она уже заканчивается. Мох на деревьях серый и свисает длинными космами. Всё чаще дует холодный ветер. Грачи обосновались в пещере. Худые сюда не захаживают, но всё равно надо быть аккуратнее. Потому у входа стоят клетки с ручными птицами. Пернатые хорошо врагов чувствуют.

Зато возле Темноградья Худых теперь гораздо больше. Виной тому, конечно, стали сами Грачи, совершившие несколько удачных вылазок. В одной Алька даже участвовала, несмотря на недовольный бубнёж Воробья. И каково же было удивление девочки, когда в жалкой лачуге жила Старуха. Та самая, что когда-то держала у себя Альку. Теперь ей прислуживал Уродец. Какой позор! Наказали её, видимо, за обман с глухотой. Грачи загнали Старуху в подпол и там закололи пиками. Алька лично воткнула остриё в жёлтый глаз. Уродца повесили прямо во дворе. Запасы у ведьмы оказались скудными, но нашлись несколько выдолбленных шкур Мокриц. Пригодятся зимой.

Даже те чудовища, которые любят уединение, теперь перебирались за городские стены. Каждая вылазка в Темноградье становилась ещё опаснее. Углый не вернулся. Топотун говорит, что голову Углого над Северными воротами повесили, перед этим вынув мозг и посадив внутрь светляка. Может брешет. Топотун соврёт — недорого возьмёт. Но Углого нет и это факт, а парень был толковый. За прошедшие месяцы их отряд пополнился ещё тремя: Сивый, Каша и Костяника. Хорошие ребята. Воробей правда глупости про них говорит, всякое разное. Но даже если так, Альке особо дела нет. Воробей вообще много чего говорит. Но Альке нравится. Особенно, когда лежишь, уткнувшись носом в его плечо, а он что-то рассказывает и рассказывает. Что Прозрачные это не духи, как многие думают, а Чудовища, которые не правильно вылупились из Уродцев. А у Наблюдающие живут в большом летучем городе. И что за Широким морем есть Туманный город, жители которого не похожи ни на кого и передвигаются в повозках, запряжёнными прямоходящими птицами. Как это, Алька не знает. Да и ко всем этим историям относится скорее как к сказкам. А вот Воробей, кажется, в них верит.

Он иногда кричит во сне. Однажды ночью кричал: «Не надо, мамочка! Не надо!» Страшно так, с надрывом. Алька тогда его растолкала, а он ничего вспомнить не смог. Говорил только, что будто душа испачкалась. Выдумщик. Как душа испачкаться может, если она невесомая и прозрачная? По крайней мере так Хумус говорит. Он у Грачей вроде лидера.

Через три дня после того сна состоялся у Альки с Воробьём странный разговор. Мох на деревьях тогда начал скукоживаться, а с неба сыпалась мелкая снежная крупа.

Очаг греет плохо, потому Алька плотнее прижимается к пареньку, пряча холодный нос у него на груди.

— А что ты помнишь про маму? — вдруг спрашивает Воробей.

Надо сказать, что даже у самых близких это не принято. Мама — это неприкосновенное, сокровенное и только твоё. Потому Алька даже замирает, но находит силы ответить.

— Она тёплая, пахнет домом, когда улыбается, то у неё ямочки на щеках. Она умеет петь и звать хорошие сны. А ещё…

— А она может быть похожа на Худого? Или на Чудовище?

Алька даже голову поднимает:

— Нет, что ты! Она же мама!

— Да, ты права, — почти шёпотом отвечает Воробей. — Ладно, пора спать. Завтра идти за ягодами с утра.

Он замолкает, никаких историй и сказок. Просто лежит и смотрит в потолок.

∗ ∗ ∗
Зима вступает в свои права окончательно и бесповоротно. Замела Гнилой лес, укрыла холмы белым. На снегу особенно хорошо заметна кровь.

Шесть дней назад основной костяк Грачей ушёл к Темноградью добывать еду. Собирались напасть на сторожевой домик, застать Худых врасплох и прикончить. Но так и не вернулись. Каша вызвался пойти на поиски, Алька увязалась с ним. И знала ведь, чувствовала, что больше не вернётся. И всё равно пошла.

Хумус ещё жив, хотя он насажен животом на длинные костяные пики. Зазубренные и кривые, они застряли в его внутренностях как крючки.

Худые это умеют — привязать жизнь. Если не прекратить страдания, то Хумус ещё много часов будет умирать. Мучительно и страшно. Каша держит в руках нож. Тусклое лезвие дрожит.

— Где остальные? — спрашивает Алька, боясь услышать ответ.

— Забрали всех… ооо… И Воробья твоего, и Костянику, и Топтуна. Увели к Мрачному дому. Давай, Каша, не могу уже…

Тот хмурится, но твёрдой рукой режет горло. На снегу ещё больше крови теперь, а Хумус затихает.

— Вернуться нужно, — голос Каши дрожит.

— Я не вернусь, — Алька смотрит в сторону. — Всё равно никого нет больше.

— И куда ты?

— К Худым. Или умру, или забуду всё. Всяко легче. Ты со мной?

Каша молчит, смотрит на кровавый снег. Алька кутается в свой полушубок, крепче сжимает в руках длинный нож. Тишина. Только слышно, как вдалеке подвывают Вызерги. Девушка отворачивается. Первый шаг самый трудный. Похрустывает наст под ногами. Она выдыхает, когда слышит сзади Кашу. Странное чувство, когда одновременно рада, что не одной на смерть идти, а с другой стороны Кашу за собой тянет. Сам бы не решился, хоть и любил свою растрёпанную. По-настоящему любит. Как и Алька с Воробьём друг друга.

Медленно идут. На Поляне невест невыносимо тихо. Стоят долговязые фигуры, привязанные за волосы к кривым деревьям, укрытые снегом и неподвижные. Воробей рассказывал, что Невесты принадлежали Лесному царю. Но тот ушёл из этих земель, а своих наложниц привязал к деревьям, чтоб не убежали. Летом они заодно и дорогу к Мрачному дому охраняют, лакомясь мясом незадачливых путников. А сейчас замёрзли и окоченели. Одна не спит. Следит тусклыми глазами, даже чуть голову поворачивает вслед. Ткнуть бы её ножом, суку бледную. Да только проснуться может совсем и тогда несдобровать. С поляны не выпустит. Тропа петляет, а потом как-то незаметно превращается в мощёную дорогу. По обеим сторонам от неё столбы с гори-фонарями. Тишина здесь густая, а в морозном воздухе чувствуется запах пепла.

Обитель Худых — высокий дом, чёрный, как сажа. Каменные стены, огромные окна и покатая крыша. А ещё есть флюгер в виде глаза. За стёклами мелькают бледные лица. Худые не нападают, ждут и смотрят.

— Я пришла говорить, — голос Альки дрожит.

Бесполезная маска не совсем бесполезна — она скрывает слёзы на щеках.

— Я вас не боюсь, — тихо говорит девочка, бросая на снег горсть зубов разных размеров. Это зубы Чудовищ, её собственные боевые трофеи.

— Теперь вы бойтесь нас! — Алька срывается на крик. — Потому как будут ещё Грачи! И однажды они придут за вами!

Каша не выдерживает, бросается прочь. Алька не поворачивается, но слышит его крики и звуки разрываемой плоти. Зря побежал, нельзя ведь. Её Худые не трогают, только смотрят. Двери Мрачного дома открываются. На пороге Худой в старом цилиндре и поношенном пальто. Лицо искажено широкой улыбкой. Густая чёрная борода топорщится в разные стороны. А ещё глаза. Их Алька замечает только мельком, но даже беглого взгляда хватает. Выпученные, с огромными зрачками. Такие глаза могут быть у того, кто заходится безумным смехом или кричит от ужаса.

Худой манит Альку рукой. Тёмные коридор, а за ним широкая комната. У стен друг на друге стоят клетки с Уродцами. Алька сразу видит Воробья. Раздутая голова, рот сполз на подбородок, а редкие волосы облепляют влажный лоб. Левая рука длинная и больше напоминает птичью лапку. Но это точно он. Смотрит жалобно и пытается что-то сказать. Но Худой надолго не задерживается в комнате с Уродцами, а проходит дальше. В следующем зале высокий стеллаж, на котором стоят бутылочки разных форм и размеров.

— Что это? — спрашивает Алька.

— Воспоминания, — Худой улыбается ещё шире.

Голос у него скрипучий, как будто царапает голову изнутри куском битого стекла.

— Те, что вы забираете у детей?

— Те, что мы им возвращаем. А вот и твои. Хочешь?

Бутылочка Альки совсем небольшая, с изумрудно-зелёной жидкостью.

— Выпьешь — вспомнишь маму. Настоящую.

«Ку-ку, моя милая!»

— Я и так её помню.

— Тогда верни Воспоминание мне и можешь идти своей дорогой.

Она крепче сжимает бутылочку. Верит ли? Конечно, верит. Всем известно, что Худые не умеют лгать. Дрожащими пальцами откупоривает бутылочку и пьёт. Горькая и солёная жидкость обжигает горло. Алька вспоминает всё. Ободранные обои и цветок на ковре, похожий на осьминога. Синие пятно на столе, от того, что кто-то когда-то перекинул банку чернил. И маму. Она совсем не такая. Нет, у неё есть ямочки на щеках, но она их никогда не показывает Альке. От неё пахнет молоком и домом, но Алька почти не знает этот запах. Мама часто кричит. За то, что Алька намочила пелёнки, за то, что разбросала игрушки, за то, что испортила маме жизнь. Той ночью девочка успевает открыть глаза прежде, чем её лицо закрывает подушка. Пыльная, старая. Когда-то Альку вырвало на неё и сейчас этот запах тоже тут. Детские ручки колотят по кровати, вцепляются в простынь. Всё слабее.

Теперь всё становится на свои места. Каждый здесь такой, преданный самым дорогим человеком. Злость закипает, бурлит в крови. Растекается гноем по венам. Они хотели забыть, но такое нельзя забывать. Такое нельзя прощать. Никогда. Пусть теперь её боятся, пусть теперь её считают Чудовищем! Пусть! Пусть! Пусть!

Где-то вдалеке мерцает слабый огонёк. И всего-то нужно просить то, что прощать нельзя. И упасть снова в мир людей. Ринуться с головой, молясь, что новая мама будет хорошей, что не предаст, не сделает больно. Что будет любить, звать хорошие сны и улыбаться с ямочками на щеках. Гораздо проще утонуть во Тьме. Дать захлестнуть ненависти с головой. Отрастить клыки, чтобы кусать первой. Когти, чтобы рвать плоть. А однажды пригласить господина Воробья на ужин с варёными мышами. И ждать, пока дети не научатся прятаться под масками.

Худой смотрит на девочку, которая застыла на границе Света и Тьмы. В его взгляде и смех и отчаянье. На его памяти ещё никто не ушёл туда, где ярко. Но, он не так давно в Мрачном доме. Может эта малышка станет первой.

Источник

@темы: параллельные миры, дети, рассказы, сущности, призраки и духи, старики и старухи, мистические и аномальные места, не своё, мертвецы

---

Nightmare Fuel

[Скрёб-поскрёб]

Господа, господессы, я тут кое-что сделала.
Это паблик ВК, в котором будут арты, которые вызвали у меня хотя бы небольшое ощущение криповатости, а также собственноручные переводы рассказов.

Зачем мне это нужно? Во-первых, практиковать английский, во-вторых, находить что-то интересное, потому что русскоязычной крипоты мне уже мало.

Конечно же, это сообщество не будет заброшено! Просто дайри немного подвымерли после "последней осени". Ну и я не могу просто так взять и расстаться с ним.
Уже не говоря о том, что стиль сообщества подразумевает всё-таки рассказы, а не арт, а арта у меня много

Короче заходите, подписывайтесь, приглашайте друзей, семью, коллег, а я постараюсь регулярно радовать чем-то будоражащим.

vk.com/nightmarefuel

запись создана: 18.12.2018 в 21:53

@темы: голос админа

---

Крипи-истории

[эстерс]

Наверное, каждому из нас хоть раз в жизни случалось испытывать дежавю или наблюдать нечто необъяснимое. Сегодня, когда теория симуляции реальности становится все более популярной, такие случаи называют «глюком матрицы». При этом людей, которые переживали нечто подобное, не так уж и мало.

Мы в AdMe.ru нашли на сайте Reddit несколько самых необычных историй, которыми поделились пользователи.

Недавно мне приснился странный сон: я ехал домой и увидел автокатастрофу. Водитель, женщина лет 25, была без сознания, вся в крови, не дышала. Я вытащил ее из машины, чтобы оказать первую помощь. Когда скорая и полиция подъехали, женщина внезапно очнулась, посмотрела на меня в ужасе, и я проснулся.

Спустя время дядя подарил мне коллаж из семейных фото, которые я прежде не видел. Увидев свадебную фотографию моих родителей, я оторопел: моя мама была той самой женщиной из сна. На фото она была беременна и со следами на теле после аварии. Я расспросил отца, и тот рассказал мне детали автомобильной аварии, которая произошла 25 лет назад. Когда приехала скорая, мама лежала возле машины, а мужчина, спасший ее, скрылся. Врачи сказали отцу, что если бы маме тогда не оказали первую помощь, то она потеряла бы плод из-за недостатка кислорода. Это очень странно: получается, я спас сам себя во сне.



12 лет назад мы с моим парнем взяли напрокат фильм «Охотники за привидениями», чтобы посмотреть дома, поскольку он никогда не видел его раньше. Было 6 вечера, лето, ярко светило солнце. Внезапно я пришла в себя, как будто была без сознания. Мой парень и я сидели на диване, в одинаковых позах, но было темно, а фильм давно закончился. Часы с подсветкой показывали 4 часа утра! Мы оба помним одно и то же, будто потеряли сознание в одно и то же время и очнулись в один и тот же момент. Мы не знаем, что тогда произошло, но это самая странная вещь, когда-либо случавшаяся со мной. Бедный парень так до сих пор и не посмотрел «Охотников за привидениями».

Недавно, когда я разговаривала со своей лучшей подругой, внезапно в середине нашего разговора — как я потом узнала от подруги — я будто вошла в какой-то транс, и все, что ни говорила, звучало как по заранее написанному сценарию. И говорила я следующее: «Наша Вселенная есть тень другой Вселенной. Это значит, что наш 3D-мир является тенью или проекцией 4D-мира. Сознание каждого человека на самом деле что-то вроде суперсознания. Это означает, что мы все связаны. У нас есть свободная воля». Я почему-то повторяла это и заявляла, что если бы у нас не было свободной воли, то не было бы случайностей. Это так нереально.

Однажды, прогуливаясь по торговому центру после работы, я увидел свою жену. Она шла ко мне с улыбкой. Я улыбнулся в ответ и пошел навстречу, но вдруг вспомнил, что она работает уже не здесь, а в аэропорту и в это время должна быть там. Женщина, подойдя ко мне, тоже оказалась в замешательстве.
«Извините, — сказала она, — я была уверена, что вы мой муж. Вы выглядите точно так же, как он!» «Все в порядке, — ответил я ей, — я знаю, что вы имеете в виду. Вы тоже очень похожи на мою жену». Это так странно — знать, что у меня есть двойник, который женился на двойнике моей жены!

Около 6 лет назад, когда мне было 14, я гулял по лесу на участке моих родителей. Когда я шел по тропинке, передо мной выбежал золотистый ретривер. Мне стало любопытно, чья же это собака, ведь ни у нас, ни у соседей в радиусе 5 миль собак нет. Внезапно парень 19–20 лет выбежал на эту же тропинку и, закричав «Эй, что ты здесь делаешь!», погнался за мной. Я бежал так быстро, как только мог. Прибежав домой, я рассказал про это, и отец отправился искать того парня, но так никого и не нашел. Меня наказали, так как решили, что я это выдумал.
Около 5 недель назад я приезжал к родителям со своей девушкой и ее золотистым ретривером по кличке Бентли. После ужина я вышел погулять с собакой, и тут вдруг Бентли рванул в лес. Я побежал следом, двигаясь на лай, и обнаружил его недалеко от ребенка, игравшего в лесу. На вопрос: «Эй, что ты здесь делаешь?» — мальчик бросился от меня наутек. И тут я осознал, что ребенок был одет в ту же одежду, которую я носил в 14 лет. В любом случае это история о том, как я преследовал самого себя.

Ко мне в квартиру внезапно зашла какая-то девушка и поздоровалась со мной. Я выкрикнул: «Ты кто?» Она восприняла это за шутку, а я ее видел впервые. Сказала, что она моя девушка, но этого не могло быть: моя девушка выглядела совсем по-другому. В итоге я вызвал полицию, так как она отказывалась уходить. В истерике незнакомка пыталась доказать, что она моя девушка, показывала совместные фото, и в моем телефоне оказались те же фото.
Меня убедили поехать в больницу, где мои лучшие друзья подтвердили, что эта незнакомка — моя девушка. Мне сделали кучу тестов, но так и не обнаружили, что не так, и тогда предложили нарисовать портрет девушки, которую я считал своей. Специально вызвали художника-портретиста. Когда рисунок был закончен, моя «девушка» сказала, что это ее сестра, погибшая в автомобильной катастрофе еще до того, как мы встретились. Показала мне ее фото, и я сразу понял, что смотрю на фотографию моей настоящей девушки. Как такое возможно?

В доме, в котором я жил с 4 лет, моя спальня была в самом конце коридора. Но моя комната не всегда была самой последней в коридоре. Рядом с ней была еще одна комната, в которую мы с братом-близнецом иногда приходили поиграть. Никто никогда не запрещал нам ходить в ту комнату, но всегда казалось, что мы не должны быть там. Однажды я снова вспомнил о ней и предложил там поиграть. Мы подошли к концу коридора, но комната исчезла. Больше она никогда не появлялась, и ни один из наших родителей не помнил эту комнату.

Я стою на улице, раздаю рекламки нашей пиццерии и внезапно осознаю, что на меня несется фургон. Я уже ничего не успеваю сделать: машина врезается в меня, я чувствую, как мощный удар ломает мои кости о светофор, вижу, как огни его гаснут. Затем вспышка света и темнота. Я пытаюсь отдышаться и понимаю, что все еще нахожусь на том самом месте у светофора, но ничего не случилось. Когда я возвращался в пиццерию на перерыв, то услышал звуки столкновения. Оглянувшись, я увидел, как фургон въехал в светофор и огни того погасли. До сих пор не знаю, что это было.

В детстве, когда я играл со своей любимой фигуркой из «Бэтмена», та упала между стеной и моей кроватью. Когда я попытался ее вытащить, то не смог ее найти. Я проверил каждый уголок в своей комнате, но так и не нашел фигурку. И вот 12 лет спустя в новом доме в другой стране я читал с телефона и случайно уронил его между кроватью и стеной. Я наклонился, чтобы поднять его, и что я вижу? — мою потерянную фигурку. Я понятия не имею, откуда она там взялась, потому что ни я, ни мои родители не нашли игрушку после того, как я ее потерял.

Я сидел за столом напротив врача, а та выписывала рецепт. В дверь постучали, и вошел мужчина. Врач, решив, что тот был следующим пациентом, сказала: «Сэр, не могли бы вы подождать снаружи?» — и продолжила писать. Тут боковым зрением я заметил, что с лицом мужчины было что-то не так. То, что я увидел, трудно выразить словами: это было похоже на сбой, как искаженное изображение на видео.
Лицо мужчины теперь было пятном разных оттенков розового цвета, деформированным и как будто пикселированным. Когда мужчина обернулся, я заметил, что в профиль его лицо выглядело плоским и безликим, как у фигурки Lego. Я посмотрел на врача — та была в шоке. Она спросила меня: «Вы видели это? Его лицо?» Значит, мне не привиделось. Выходя из кабинета врача, я снова увидел того мужчину — его лицо было совершенно нормальным.

Обычно я забираю свою подругу после работы, а она ждет меня за одним из пяти столиков для пикника у входа на стоянке. И вот подруга написала, что ждет меня. Я отписался, что скоро буду, и мой телефон внезапно выключился. Подъезжаю к месту встречи, а там какая-то девушка сидит, уткнувшись в телефон.
Прождал еще 20 минут и поехал домой — взять зарядку для телефона. Возвращаюсь обратно, а подруга уже ждет меня, но очень удивленная. Она спросила, где я был, а я ответил, что ждал ее на том же месте 20 минут. Она сказала, что сидела за столиком напротив той девушки, которую я видел, с тех пор как написала мне. Я ведь смотрел прямо на тот столик и не видел ее, а она, сидя там, не видела меня! Как так?

Недавно мы с подругой вспоминали о многом, но оказалось, что об одном ужине, проведенном вместе, у нас совершенно разные воспоминания. Я помню, что мы ели в ресторане в южной части города и со мной были мой муж и первый ребенок, а я была беременна вторым. Мой муж хорошо помнит этот ужин. Моя подруга тогда вела себя очень странно, будто мы едва знакомы, и тон ее был холоден. Она не помнит этого и клянется, что никогда не встречала моего мужа.
Она же помнит, что мы ели в ресторане в северной части города и она была с мужем, а я была одна, беременная моим первым ребенком, и вела себя агрессивно. Я же, в свою очередь, не знаю ее мужа, да и нет у меня привычки проявлять агрессию. Что самое интересное, оба наших мужа помнят этот ужин и вспоминают о нем так же, как и каждая из нас, но противоположные версии воспоминаний не помнят.

Как-то, когда я была дома с друзьями, в дверь позвонил мальчик лет 4–5. Он спросил, не знаем, ли мы, где его мама, а затем вбежал в дом, сказав, что должен ее найти. Мы пошли за ним, но мальчик как будто испарился. Мы перерыли дом, но так его и не нашли.

Я работаю в местном баре и каждый день вижу очень много людей. И вот в бар заходит очередной клиент — я несу ему пиво и шот. Обслужив его, я говорю: «7,25, Чак». Он смотрит на меня ошеломленно, а затем нервно смеется. «Мисс, я только что приехал в город и собирался зайти за пивом и выпить. Я никогда раньше не был в этом баре, как вы узнали мое имя и что я хочу заказать?» Я понятия не имею, откуда я это знала.

Источник: www.adme.ru/svoboda-narodnoe-tvorchestvo/14-neo...

@темы: рассказы, не своё

---

Дмитрий Лопухов «Странная история Дмитрия Фролова»

[эстерс]

1

Глубоко вздохнув и поежившись от приятного внутреннего ощущения — уютных мурашек восторга и пробежавшего по коже электрического разряда восхищения самим собой — Игорь Карпов нажал на дверной звонок…

…Игорь называл это «торговлей памятью». Название было так себе, но полностью соответствовало процедуре — он давал людям деньги за какое-то памятное им барахло. От действия этого веяло немножко чешским артхаусом, польским сюрреализмом и читанными в детстве фантастическими рассказами — и Игорю это невероятно нравилось. От названия же тянул душок токсичного газетного заголовка, и это Игорю нравилось еще больше. Костюм под это занятие у него тоже был подобран соответствующий — с легкой искринкой, остроуминкой и невульгарной экспрессией. Впрочем, воспитанный человек, не отягощенный бытием в теле Игоря, скорее назвал бы эти одежды кичливыми, невоспитанный — непечатным словом, содержащим прямое указание на сексуальную ориентацию носителя. В городе было достаточно мест, где Игорю нанесли бы телесные повреждения за такой вид; были, однако ж, и места, где его в таком облачении приняли бы как родного — ни в те, ни в другие он предпочитал не соваться.



Игорь несколько лет проработал копирайтером в какой-то забытой богом конторке, потом однажды написал статью про ставки и обнаружил свой, кажется, единственный талант — выигрывать деньги на английском футболе. Не получая невероятных миллионов, не выдумывая сложных схем и не закапываясь в груды статистики, он без проблем ежемесячно добывал раз в пять больше денег, чем ему платили на работе. Обмозговав все за и против, он оставил свою копирайтерскую должность, обманув во имя высших целей маму и сказав ей, что переводится на удаленную работу. И вот уже семь или даже восемь — Игорь уже точно и не помнил — лет он зарабатывал исключительно на букмекерах. Ему невероятно везло: даже тогда, когда исход был совершенно непредсказуем и аналитики со страниц профильных изданий буквально орали о том, что его ставка не пройдет, — он все равно выигрывал. А если и терял вдруг деньги, то неизбежно возвращал все проигранное с преизрядной прибылью в следующем туре.

Поскольку у него отсутствовали система и стратегия, все невероятное везение он связывал исключительно с кармой — в том смысле, в котором он ее себе разумел. С каждого месячного выигрыша Игорь обращал в деньги чьи-то воспоминания — он находил нуждающегося человека, покупал у него дорогое ему старье за многократно превышающие его стоимость деньги и, как он полагал, тем самым перевешивал кармические весы на свою сторону. Ну, а далее, согласно разумению Карпова, судьба возвращала эти весы в равновесие, выгребая деньги из карманов букмекеров.

Разумеется, можно было просто давать наличность страдальцам или переводить средства в благотворительные организации, но Игорю нравилась театральность действа, возможность заявиться к человеку в своем остроумном, невульгарном и крайне экспрессивном костюме, поговорить с ним, проникнуться его тяготами и бедами, а потом все починить деньгами. Схему Игорь придумал, когда, прослезившись, читал о том, как какой-то калифорнийский айтишник выкупил у страдающего аутизмом и перенесшего инсульт парня, безостановочно выкладывающего в интернет нелепые видеоролики с паровозиками и пони, его старый стол за пятьдесят тысяч долларов.

Первого апреля сего года «Челси» совершенно неожиданно проиграл «Кристал Пэлас», Игорь заработал сто сорок тысяч и немедленно решил выкупить у какого-нибудь страдающего бедолаги его памятную ерунду. Он нарядился в свой особенный костюм, взял деньги и спустился в частный сектор. Покосившиеся одноэтажные домишки располагались в самом центре города, полузаросший бурьяном и пахнувший ветхостью квартал начинался буквально за исполинским торговым центром. Игорю нравилось это соседство — оно очень удачно дополняло атмосферу творимого им благотворительного шедевра.

Какой-то отлаженной системы поиска страдальца у Игоря не существовало, ему нравилось просто ходить по тихим улочкам, слушать надрывный лай собак, прикасаться к трухлявым стенам домов, трогать проржавевшие дверные ручки. В какой-то момент Игоря накрывало понимание, что ему вот именно сюда — ему нравилось думать, что это бестелесные духи кармы хватают его за длань и подводят к нужному дому. Далеко не всегда все проходило гладко — порой его бранили и выгоняли прочь, иногда угрожали, однажды чуть было не сдали в полицию, но трудности лишь делали его приключения интереснее, а удовольствие — полнее. Это была одновременно и благотворительность, и игра, и своеобразная работа, плату за которую он, как полагал, получал в виде удачи. То есть умом, конечно, он понимал, что все дело в его нечеловеческом везении, интуиции, возможно — в скрытых аналитических способностях, но предпочитал, дабы не тушить пылающую в себе искру доброго азарта, верить в реальность своих взаимоотношений с кармическими божествами.

Сегодня нужный дом ему никак не попадался — Игорь был, как всегда, в приподнятом настроении и с нетерпением предвкушал очередной акт благодеяния, но какой-то неумолимый червячок назойливо потачивал его нутро. «Кислотность, конечно. Надо было выпить маалокс, блин, какой-нибудь …» — нервно подумал он. Миновав еще несколько покосившихся домов и едва не упав, споткнувшись о внезапно выбежавшую на дорогу полоумную курицу, Игорь почти уже было решил вернуться домой, принять лекарства, отдохнуть, посмотреть какой-нибудь фильм и отложить благотворительный порыв до завтра, как вдруг почувствовал, что нашел искомое. Одноэтажный дом без забора, облупившаяся розоватая краска, три деревянные ступеньки и треснувшие перила, рядом с домом — пустая собачья будка, яблоня, на окнах — игривые шторки, сшитые, казалось, из старых салфеток. Да, это определенно был нужный дом. Глубоко вздохнув и поежившись от приятного внутреннего ощущения — уютных мурашек восторга и пробежавшего по коже электрического разряда восхищения самим собой — Игорь Карпов нажал на дверной звонок.

2

Дверь открыла щуплая седая старушка; Игоря накрыл густой и приятный запах печеных яблок и теста. Он улыбнулся, поздоровался, представился и попросил стакан воды. Карпов любил проверять хозяев на соответствие его представлениям о хороших людях — неуклюжий прием, который он почерпнул из какой-то глубокомысленной притчи. В глубине души Игорь понимал, что особой корреляции между желанием пригласить в дом и напоить странно одетого мужчину и настоящей добротой не было, но никак не мог отказаться от этого элемента благотворительного спектакля. По его оценке, лишь каждый четвертый был готов безвозмездно спасти от жажды страждущего странника, и в данном случае он попал в точку. Старушка засуетилась, предложила Игорю разуться и пройти, пообещав стакан молока и кусок свежеиспеченного пирога. Карпов принялся разуваться, радуясь, что с первого раза выбрал правильный и безопасный дом и почти физически ощущая, как некая — не особенно тяжелая, но все-таки малоприятная — ноша свалилась с его спины. Этап входа в жилище всегда был для него наименее любимой частью действа: он хорошо помнил все неудачные разы. Игорь поставил свои кеды рядом с чьими-то бесформенными сапогами, снял кичливый двубортный пиджак, вынул из кармана брюк и положил на полку два металлических шарика, отряхнул со штанины невесть когда налипшие репейные волоски, бросил взгляд в чистое зеркало, поправил прическу и двинулся туда, куда пару мгновений тому назад нырнула старушка.

В самом центре большой комнаты стоял аккуратный стол, на нем лежала скатерка, очевидно, точно такая же, как те, из которых были сделаны занавески. «Стол слишком новый, значит, это будет не он…» — с легкой досадой подумал Игорь: со столами всегда было легче всего. В одном углу стоял телевизор — недорогой, но вполне современный, в другом — книжный шкаф с какими-то ветхими собраниями сочинений и набором книг; корка одной из них, невероятно толстой — Игорь никогда не видел таких массивных томов — почему-то была замазана черной глянцевой краской. Полочки, ваза с высохшими цветами, несколько черно-белых фотографий хмурящегося блондинистого юноши, небольшая иконка, толстый седоватый кот, допотопный компьютер с выпуклым монитором, помятая коробка с какой-то архаичной электромясорубкой, горшки с рассадой… Чистенько, аккуратненько и ничего, казалось, такого, что можно было бы классифицировать как важный и памятный объект.

Старушка резво вбежала в комнату, неся в руках тарелку с исполинским куском пирога и стакан с молоком. Они с Игорем уселись за стол, он отхлебнул из стакана и осторожно куснул пирог, все оказалось очень вкусным. Поблагодарив старушку, Игорь принялся аккуратно задавать ей вопросы — выяснилось, что зовут ее Инной Геннадьевной и что живет она в этом доме совершенно одна, раньше с ней жил сын, но весной девяносто шестого, когда ему было лет примерно столько же, сколько и Игорю, он пропал. Его искали, но так и не нашли — время, впрочем, тогда было такое, что многие пропадали, особенно если впутывались в какие-то плохие дела. По тону старушки Игорь понял, что ее сын, очевидно, в какие-то такие дела и впутался. Она по нему невероятно скучала, но давно уже смирилась и теперь тихо доживала свои дни, полагая, что вскоре уже отыщет его на небесах. Обычная история, Игорь слышал подобные много раз. Проблем у Инны Геннадьевны никаких особо нет, ничего ее особенно не гложет — здоровье только, и с деньгами туговато, но она и к этому привыкла. На фотографиях — сын Митюшечка, кота зовут Тишечкой, и он уже очень старый, Инна Геннадьевна завела его, когда пропал сын и издохла собака; компьютер — сынов, стоит тут с тех пор, как тот пропал, она его и включать-то не умеет, но он дорог ей как память.

И тут Игорь понял — вот оно. Он сообщил старушке, что именно такой компьютер ему и нужен «на запчасти», он давно искал эту модель и наконец-то по счастливой случайности нашел. Готов заплатить ей целых тридцать — нет, даже сорок! — тысяч, заберет прямо сейчас и деньги даст тоже немедленно. Старушка заплакала от счастья, Игорь, лучась от восторга, достал из кармана деньги, отсчитал нужную сумму, потом вытащил из ниши системный блок, сдул пыль с монитора и позвонил в службу такси. Полчаса спустя он уже, пыхтя, затаскивал монитор и системник в подъезд, потом еще попыхтел, волоча их от лифта до квартиры — он и забыл, как много весили эти старые ЭЛТ-мониторы и системники. Затем облегченно свалил добычу в угол коридора, искупался, заказал еду, скачал несколько эпизодов сериала и уютно устроился в кровати, блаженно улыбаясь от гордости за свою благородную доброту и чувствуя себя прекрасным человеком. Старушкины бесполезные воспоминания были успешно выкуплены, боги — ну или там духи — кармы определенно удовлетворены, а его долг исполнен. День явно задался.

3

Неделю спустя «Эвертон» проиграл «Лестеру», принеся Игорю довольно серьезный убыток; не доехала и ни одна из запасных ставок — планы по очередному акту благотворительного обращения чужих воспоминаний в деньги пришлось отложить на неопределенное будущее. Маясь от безделья, Игорь надумал очистить коридор от старушкиного компьютера. Чаще всего он просто выбрасывал, испытывая легкие мучения совести, весь этот добытый у нуждающихся бедолаг скарб, но перед этим всегда старательно его изучал. Как правило, Игорь не находил ничего интересного, но однажды в ящичке для катушек старой швейной машинки, выкупленной у доживающего последние дни больного раком старика, он обнаружил письмо, написанное его давно уже умершей женой. Игорь проплакал над ним целый вечер. Доводилось ему находить и прочую сентиментальную мелочевку, которую, стараясь выглядеть в своих глазах прожженным циником и замаскировать свою ранимую плаксивость, он пренебрежительно называл налогом с торговли памятью.

Компьютер оказался 66-мегагерцевым четыреста восемьдесят шестым — довольно слабой даже для своего года использования машиной. Какой-то безжалостный экспериментатор установил на нее Windows 95, и она загружалась немыслимо долго. Жесткий диск мучительно трещал, экран моргал, чудовищно искажая цветовую гамму заставки. На рабочем столе оказалось несколько ярлычков с играми — Игорь почувствовал, как светлая ностальгия приобняла его за плечи: одной из игр оказалась бескрайне любимая им в детстве приключенческая Legend of Kyrandia, — какие-то допотопные программы и в самом центре документ, озаглавленный случайной мешаниной букв. Игорь немедленно щелкнул по нему, дождался, пока невообразимо тормозящий компьютер соблаговолил подгрузить текст, и тут же с восторгом понял, что это он — столь нежно им любимый налог.

Документ представлял собой то ли дневник, то ли рассказ, то ли какую-то диковинную исследовательскую работу, то ли смесь и того, и другого, и третьего, написанный, очевидно, пропавшим сыном старушки. Ожидая историю жизни или любви, а то и — Игорь разве что не пел от восторга — тайну загадочного исчезновения, Карпов погрузился в чтение. Но чем дальше он продирался по тексту, тем быстрее убывал его оптимизм, тем сумрачнее становилось у него на душе и тем сильнее росло его недоумение.

Текст, начинавшийся с краткой биографической справки, каких-то малозначимых фактов из жизни героя и невнятного описания одного безынтересного трудового дня, внезапно перерос в изложение некой сомнительной философии, уподоблявшей человека черточке на листе бумаги. Автор утверждал, что буде эта черточка имела бы аналитический склад ума и самосознание, она бы воспринимала все сущее в рамках своей двухмерной бумажной парадигмы; и, допустим, если бы какая-то неведомая сила поставила на лист бумаги стакан, то живущая на листе сущность, лишенная третьего измерения, восприняла бы его как круг. Более того, если бы на этот лист поставили некий бесконечный предмет, имеющий внизу цилиндрическую форму, но сверху разрастающийся на манер дерева, то черточка все равно воспринимала бы этот предмет исключительно как круг, ибо ничего иного на листе просто не было бы. Именно так, утверждал текст, воспринимают все и люди. И если вдруг нечто — неважно, как мы его представляем и называем — Ан, Мардук, Тиамат, Амон, Яхве, Йог-Сотот, любое другое имя из мифов, сказаний и легенд, — делает что-то с нами и с окружающим нас миром, то мы видим в лучшем случае доступную нашему количеству измерений грань, даже старательно изучая которую мы просто физически не можем постичь явление во всей его целостности. Странная эта теория довольно подробно и совершенно безумно излагалась на пяти или шести страницах, дальше следовали еще несколько страниц странных символов — то ли шифра, то ли последствий не загрузившегося шрифта.

Затем шли несчетные страницы, на которых автор пытался сформулировать некую безумную теорию о звуках и вибрациях — якобы некоторые их комбинации способны особенным образом воздействовать на окружающую среду и на наш мозг. Если Игорь все правильно понял, то это было что-то вроде попыток обосновать идею, что, издав определенный набор звуков, можно изменить нечто в себе и в окружающем мире. Никакой, утверждал автор, фантастики — совершенно естественный процесс, вроде странных реакций нервно-мышечной системы на проходящие сквозь человеческое тело высоко- и низкочастотных колебаний или эффекта от сообщения энергии вибраций молекулам окружающего воздуха. Вся эта невнятная ерунда была обильно приправлена примерами — написаны они, впрочем, были на том же странном языке символов, который Игорь, даже уверовав во всю эту чепуху, не смог бы прочитать, не зная, разумеется, какой звук соответствует тому или иному значку.

Следующие страницы были посвящены объединению первой и второй теорий, следствием чего была новая — еще более безумная — теория о взаимосвязи звуков и вибраций с недоступными нам, живущим на листе бумаге черточкам, гранями объектов и явлений. Здесь материал из легкоэзотерического превращался в псевдонаучный, наличествовало огромное количество формул, многократно фигурировала интерпретация Эверетта, встречались целые полотна зашифрованного текста. Игорь, будучи от природы гуманитарием, не понимал ровным счетом ничего, но оторваться от текста не мог — автор в стратегически важных местах переходил с наукообразного языка на вполне человеческий и приводил удивительные примеры. Он утверждал, что манускрипт Войнича был взят травником Энтони Эскемом у «немного другого самого себя» в результате некоего ритуала, свидетелем которого были еще как минимум десять человек, клявшихся, что видели, как Эскем жал руку своему двойнику; рассказывал, как с борта таинственно пропавшего в 47-ом году лайнера Star Dust после получения загадочного слова STENDEC было принято еще некое сообщение, прочтение которого вслух произвело необратимые изменения в рассудке и внешнем облике диспетчера — якобы тому имеются фотографические и документальные подтверждения. Якобы таинственное дело о двух мертвых мужчинах в свинцовых масках — бразильских радиотехниках, обнаруженных при крайне странных обстоятельствах близ городка Нитерой ледяным летом 66-го года — и найденных вместе с ними предметах и записях тоже имеет самое непосредственное отношение ко всем этим странным изысканиям. Утверждал он также, что существуют записи бесед с таинственными зелеными детьми Вулпита, вышедшими где-то в глубинах двенадцатого века из леса близ английской деревушки и принесшими с собой такое, из-за чего восемь человек мгновенно ослепли, двое лишились рассудка, а одного «выкрутило наружу», что бы это ни означало.

Игорь гуглил на ноутбуке упоминаемые автором истории — и впал вскоре в некое кататоническое возбуждение от переизбытка всей этой диковинной информации. У него не было никаких сомнений, что документ на старом компьютере — это удачная мистификация, зачин какого-то странного фантастического романа либо и вовсе бредни сумасшедшего, но бросить читать уже не мог. Это было сродни тому, когда читаешь в наижелтейшей газетке историю про ведьм, пришельцев и домовых, нелепую, но столь ладно наклепанную, что никак не можешь оторваться, не узнав развязки. В тексте, тем временем, предлагалась гипотеза, объединяющая и объясняющая чуть ли не все необъяснимое, происходившее на Земле со времен допотопной древности. Согласно этой гипотезе, из таких вот загадочных мест, куда можно получить доступ, применяя звуки и вибрации — мест, которые являются горлышком или, допустим, сколотой ручкой стоящего на нашем пространственно-временном листе сосуда, — можно добывать различные субстанции. Автор приводил несколько примеров: венесуэльская La Mancha Negra — растекающаяся по дорогам близ Каракаса непонятная жидкость, стоившая жизней сотням водителей, состав которой на момент написания так и не был определен, и загадочный материал старлит, выдерживающий температуру ядерного взрыва, который был якобы изобретен несколько лет тому назад полубезумным йоркширским парикмахером. Автор утверждал, что этот парикмахер никогда и никому не раскроет тайну материала, ибо получен он был совершенно необъяснимым путем, а уста создателя скреплены неким странным договором. Единственный человек, который мог бы пролить свет на тайну появления старлита, — жена этого самого парикмахера, но автор уверял, что она будет бояться столь сильно (причину он пообещал объяснить позднее в тексте), что никогда не раскроет рта. Далее приводилось еще несколько столь же безумных примеров.

Игорь, дочитав, остервенело кинулся гуглить и действительно обнаружил в английской Википедии статью про La Mancha Negra — судя по всему, и через двадцать лет после того, как странный дневник был написан, происхождение этой субстанции оставалось загадкой. Результаты ее изучения утверждали, что состоит она из машинного масла, тормозной жидкости, пыли, какой-то странной органики и синтетики, но понять, откуда и почему она вообще взялась, не представлялось возможным. Гораздо интереснее обстояло дело со старлитом — создатель его умер в 2011-м году, то есть через пятнадцать лет после того, как бесследно исчез автор странных заметок, но так никому не раскрыл и не продал рецепт изготовления материала. Ни посуленные ему миллионы, ни обратный инжиниринг, ни угрозы, ни давление властей — ничто не помогло открыть тайну субстанции, а рот парикмахера оставался на замке до самого его смертного часа. Подтверждая истинность сделанного двадцатью годами ранее предсказания, жена изобретателя — напуганная робкая женщина — тоже отказалась сотрудничать с какими-либо ведомствами и частными компаниями.

Все это было для Игоря уже чересчур. До сего дня он даже и не предполагал, как много разной невероятной и совершенно необъяснимой ерунды творится в мире. Его мозг — мозг скептика и человека, далекого от естественных дисциплин, однако предпочитающего строго научный взгляд на мир, — буквально плавился в тщетной попытке отыскать рациональное объяснение каждому прочитанному в странном дневнике и впоследствии подтвержденному поиском в интернете загадочному случаю. Обрывки надерганной информации, наукоемкие и одновременно совершенно безумные гипотезы пропавшего автора дневника, факты, сливающиеся с мифами, и мифы, оказывающиеся фактами, десятки прочитанных форумных страниц с попытками дилетантов и эзотериков объяснить STENDEC, смертников в свинцовых масках, старлит, венесуэльскую черную жидкость и прочие загадки, о существовании которых Игорь еще буквально сегодня утром даже не догадывался, — все это абсолютно его измотало. Он с отвращением выключил компьютер, умылся, что-то наскоро пожевал и потом до поздней ночи пытался прочистить голову какими-то дурацкими сериалами.

4

Голова не прочистилась. Весь следующий день он думал о том, что прочитал в странном дневнике пропавшего парня. Механически поделав дневные дела, навестив маму и выслушав очередную порцию рассказов о том, как она воюет в школе с другими учителями и вороватыми завучами, сходив в супермаркет за продуктами, почитав сайты о футболе, политике и комиксах, он довел себя до расслабленного состояния, и следующим логическим шагом было бы забыть о чертовом дневнике и переключиться на что-то иное — построение вот таких заполненных событиями и бесполезной информацией буферов всегда помогало ему отойти от шока или выйти из состояния интеллектуального грогги. Но вечером он заказал еду, включил старухин компьютер, загрузил странный документ и продолжил чтение.

Автор рассказывал о том, что после перемещения в разные состояния и добычи оттуда субстанции существует риск принести с собой паразита, что-то вроде паутины, которая неизбежно облепляет тебя, когда ты пролезаешь через нехоженые места, или репейных колючек, пристающих к тебе, когда прорываешься сквозь заросли сорняка. Якобы йоркширский парикмахер, изобретатель — а точнее, добытчик — старлита подцепил такого паразита, и жена его ночами слышала, как тот нашептывал ему невообразимые и сводящие с ума вещи — но набравшись однажды сил и обернувшись на голос, увидела лишь спящего мужа.

Другой приведенный автором случай — история некой женщины, одинокой и недалекой, которая решила симулировать одержимость бесами, дабы привлечь к себе хоть какое-то внимание. Она ходила на церковные отчитки, изображала одержимую и получила, разумеется, порцию нездорового интереса к своей персоне. Целыми днями она репетировала движения и жесты, добиваясь совершенно нечеловеческого эффекта, даже изобрела собственный язык, коим начинала поносить батюшку при попадании на ее тело святой воды. Очевидно, именно в этом несвязном наборе гортанных звуков и придуманных слов она каким-то невероятным образом случайно и напала на комбинацию, открывшую проход. Когда ее нашли — а обнаружили ее в квартире соседей снизу, куда она, судя по всему, пробралась через открытый балкон, — поведение ее уже ничем не походило на то, что она старательно изображала на церковных отчитках. Покрытая липкой черной слизью, женщина лежала на кровати, она была полностью парализована, лишь открывала и закрывала рот на манер рыбы; ее барабанные перепонки и глаза лопнули, а все тело и лицо были покрыты огромными черными синяками, будто ее страшно избили неделю тому назад, хотя видевшие ее намедни в церкви утверждали, что никаких синяков и ран на ней не было.

Автор приводил в качестве примера еще множество сходных случаев и настоятельно советовал путешественнику собирать особую прозрачную субстанцию, невесомые, похожие на крылышки крохотных насекомых фрагменты, отпугивающие паразитов и не дозволяющие им прицепляться к страннику. Материя эта была якобы обрывками мембран, разделяющих состояния пространства и времени и лопающихся в процессе их пересечения. И чем больше собрано этих фрагментов, тем якобы выше их кумулятивный защитный эффект.

Все эти истории неожиданно оказали на Игоря успокаивающее воздействие — после изрядного умственного перенапряжения вчерашнего вечера, когда он почти готов был признать, что во всей этой безумной писанине что-то есть, он вдруг окончательно убедился, что все это беллетристика, набор небесталанных страшилок, довольно удачная — если закрыть глаза на многочисленные ошибки, противоестественные фразы и странную местами лексику — мистификация. На последующих страницах автор, казалось, полностью отказался от своих наукоемких рассуждений, гигантских формул, бесконечных отсылок к квантовой механике и рассуждений о хаотической инфляции Вселенной, и занимался лишь тем, что рассказывал все более и более нелепо выглядящие истории о паразитах, демонических субстанциях, невнятном ночном шепоте, таинственных серийных убийцах, пропаже людей и прочей мистической ерунде. Игорь испытывал определенное разочарование, будто человек, который уже был готов уверовать в некое сверхъестественное откровение, а потом обнаружил сидящего в маленькой каморке Гудвина, дергающего за рычаги и нажимающего на кнопки.

Он уже было совсем собрался забросить чтение и отнести старухино барахло туда, куда отправлял все выкупленные у нуждающихся бедолаг воспоминания — на свалку, как вдруг автор текста, будто ощутив утрату интереса со стороны своего единственного читателя, предложил тому провести эксперимент. Игорь увидел предложение, написанное на уже знакомом ему шифрованном языке — однако на этот раз под ним приводилась его транскрипция, набор соответствующих буквам звуков. Автор предлагал прочитать это вслух, строго следуя приведенным далее указаниям, среди которых, например, была пометка о том, что буде читающий уже знает два особенных слова, он должен дважды произнести их до начала чтения и дважды после для достижения особого эффекта; какие-то подсказки для тех, кто предпочитает почему-то читать задом наперед или знает идиш, — и уйма иных, не менее странных.

Игорь ознакомился с инструкцией, предпочел, —разумеется, в силу незнания идиша и неумения читать задом наперед, —ванильную версию и старательно зачитал, —ощущая, впрочем, некоторую неловкость от происходящего, — бессмысленную фразу. Это был удивительный набор звуков, Карпов даже не предполагал, что его рот способен создать такую какофонию: у него с раннего детства отсутствовал слух, и всякий раз, когда он пытался напеть какую-то песню, люди принимались над ним потешаться. Но в этот раз, четко следуя указаниям автора, он выдал удивительную трель, перемешанную с шипением, жужжанием, стрекотом. К бесконечному удивлению Игоря весь этот диковинный шелест был довольно-таки мелодичным.

Разумеется, ничего не произошло. Игорь ничего и не ожидал, но все-таки остался где-то в глубине души слегка разочарован. Он еще немного посидел, таращась в выпуклый монитор, потом отключил старенький компьютер, сходил в ванную и умылся — от низкого разрешения допотопной машины у него сильно слезились глаза; доел заказанную еду и потом до самой глубокой ночи смотрел странноватый сериал про говорящую с поленом женщину.

5

Несколько дней он не подходил к ветхому компьютеру, и все это время его терзало ощущение того, что он что-то упускает. Мир вокруг потихоньку изменялся — расцветала весна, к шуму дороги, проникавшему ночами в его распахнутое окно, добавилось пение птиц, деревья становились все зеленее и зеленее, небо — голубее, а мамины рассказы о войнах с завучами — все насыщеннее и грустнее: экстремум этих битв должен был прийтись на время летних экзаменов. Теплая одежда отправилась в кладовку, и Игорь с грустью отмечал, что легкие прошлогодние штаны больше не сходились у него на животе. В общем, происходила совершенно обычная и естественная весенняя ерунда, но чувство некой неправильности, неполноты окружающего мира никак его не покидало.

Двадцатого апреля Игорь сидел на кухне и завтракал — и совершенно неожиданно понял, что же он все эти дни упускал. Все то время, что он жил в этой квартире, унаследованной от умершей пять лет тому назад бабушки, он, выходя из своего многоэтажного дома, видел напротив — на расстоянии чахнущего палисадника — другой многоэтажный дом. Но больше дома почему-то не было. Абсолютно никаких следов того, что когда-то напротив высилась старая трехподъездная пятиэтажка: ни котлована, ни искореженной земли, ни каких-либо следов демонтажа — как будто ее никогда и не существовало. Как будто палисадник взяли и просто натянули на кусок пространства в графическом редакторе. Игорь немедленно запустил на телефоне Google Maps — нет, никакого дома напротив его жилища не значилось. Аналогичным образом полагали и карты от Яндекса. Но ведь он отлично помнил, что дом — старая кирпичная пятиэтажка — там действительно был.

В последующие несколько дней Игорь обнаружил еще несколько странных топографических несоответствий — и если пропажу некоторых киосков и скверов еще как-то можно было себе объяснить, то исчезновение подземного перехода и здания цирка не укладывалось вообще ни в какие рамки. Чувствуя, что сходит с ума, Игорь вернулся к странному тексту. За последующие с момента удивительного открытия дни он нашел в нем для себя все объяснения — он знакомился с еще более странными гипотезами, зачитывал странные фразы, даже завел записную книжку, куда выписывал отдельные места и набрасывал планы каких-то улиц и переулков. Игорь сопровождал чтение странного текста изучением бескрайнего моря статей — научных и эзотерических, материалов из уважаемых газет и форумных бредней, заметок профессоров и потока сознания шарлатанов и психошаманов.

Ему, разумеется, претила версия автора дневника о перемещении между состояниями, то есть альтернативными мирами — как для себя расшифровывал их Игорь, — и он нашел более подходящее объяснение. Видимо, какая-то форма гипноза, вполне возможно, действительно связанная с произнесением звуков и передаваемыми с ними в мозг вибрациями, вызывала своего рода галлюцинации, заставляя мозг верить в то, чего не было, и, напротив, забывать то, что было. Это, по мнению Игоря, была какая-то форма аудиовизуального наркотика, и он на него определенно подсел. Вскорости он обнаружил, что изменения касались не только архитектуры и топографии, но затрагивали и людей, исторические события и даже факты. Он читал текст, произносил фразы, потом с головой зарывался в научно-популярные тексты и публицистику — и обнаруживал очередные несовпадения с его памятью. Он с восторгом открывал, что в его воспоминаниях гнездились совершенно удивительные вещи, которых в реальном мире не было и не могло быть — и, напротив, отыскивал упоминания общеизвестных событий, о которых не имел ни малейшего представления. Игорь даже подумывал начать записывать все эти истории — вполне возможно, из этого мог бы получиться неплохой рассказ или даже повесть, но так и не решился.

Вскоре Игорь обнаружил, что воздух на улице начал наполняться некой странной дрянью, выглядящей как оторванные крылышки крошечных насекомых. Подходило время тополиного пуха, и он даже сперва подумал, что это какая-то его странная разновидность, но потом вспомнил о вычитанной из дневника субстанции — ошметках лопающихся между мирами мембран, призванных оберегать от паразитов. С каждым днем этого непонятного вещества становилось все больше и больше. Оно оседало у него на одежде, застревало в волосах, но другие люди — а Игорь специально спрашивал у мамы, у соседа, даже у продавщицы в супермаркете — его почему-то не замечали. Приписав эту субстанцию к ведомству своих странных галлюцинаций, Игорь на всякий случай начал ее регулярно собирать, благо она отлично снималась щеткой и здорово потом комковалась. Вскоре из материи получился довольно приличных размеров полупрозрачный шар, удивительно эластичный, но нечеловечески прочный и немного светящийся в темноте. И если бы кому-то пришло в голову старательно раскатать его, допустим, скалкой, то в итоге из этого шара получилась бы исполинских размеров пленка. Или гигантское крыло. Игорь, разумеется, не верил ни в паразитов, ни в защиту от них, но продолжал собирать субстанцию, с некоторой иронией думая о себе как о твердокаменном, но расчетливом летчике-атеисте, перестраховки ради читающем перед каждым новым вылетом молитву.

Игорь наслаждался всеми этим диковинными забавами вплоть до последних дней мая — когда внезапно, открыв очередным теплым вечером текстовый файл, обнаружил, что новых фраз больше нет. Не обнаружилось в нем больше и странных гипотез, теорий и примеров. Вместо всего этого в файле описывался… первоапрельский день Игоря. Тот самый день, когда он заглянул к живущей в ветхом доме старушке и выкупил у нее компьютер пропавшего сына. Игорь, привыкший к разного рода удивительным вещам, которыми был под завязку набит странный текст, читал, подняв брови от удивления, как выиграл в тот день деньги, отправился в очередной раз на поиски бедствующего страдальца, как бежали по его спине мурашки восторга и как он долго решался позвонить в подходящую дверь.

Игорь потер лоб — он уже ничему не удивлялся с этим странным и нелепым дневником, но такого поворота определенно не ожидал. Он сходил в ванную, промыл водой слезящиеся глаза, вышел на балкон, постоял немного и подышал вечерним теплым воздухом, подумав, что неплохо было бы установить где-нибудь датчик монооксида углерода — все происходящее с ним напоминало симптомы легкого им отравления, потом вернулся к компьютеру и продолжил чтение. «Игорь поставил свои кеды рядом с чьими-то бесформенными сапогами, снял свой кичливый двубортный пиджак, вынул из кармана брюк и положил на полку два металлических шарика, отряхнул со штанины невесть когда налипшие репейные волоски, бросил взгляд в чистое зеркало, поправил прическу и двинулся туда, куда пару мгновений тому назад нырнула старушка». Тут он прервал чтение и погрузился в напряженную задумчивость — определенно текст вновь играл с ним какую-то странную шутку: он не произносил никаких фраз, но, возможно, кумулятивный эффект воздействия звуков и вибраций на мозг уже сделал свое дело, и теперь вся эта ерунда активировалась уже без вмешательства извне.

Игорь уже всерьез забеспокоился за свою психику — как наркоман, внезапно выпрыгнувший из дурмана и осознавший, что с ним происходит что-то неладное. Он не помнил никаких металлических шариков — да и с чего бы ему вообще было их с собой носить, и зачем бы он выкладывал их, зайдя в дом старушки. Очевидно, это была какая-то новая головоломка, однако на этот раз она не вызывала желания ее расколоть, но наоборот, крайне нервировала. «Пора со всем этим завязывать», — внезапно решил Игорь и тут же подумал, получится ли у него, не повредился ли его рассудок и разум настолько, что обратить вспять все эти процессы уже будет невозможно, и не ожидают ли его страшные ломки вроде тех, что испытывают лишившиеся ключа в мир своих грез наркоманы.

Немного поразмыслив, Игорь догадался проверить карманы своего пиджака — того самого, что был неотъемлемой частью его эксцентричного наряда благодетеля. Если странные металлические шарики действительно существовали, то, вполне вероятно, он, уходя от старушки, забрал их с собой. Игорь бросился в коридор, открыл шкаф, достал вешалку со своей благотворительной униформой — сейчас она показалась ему вовсе не искрящейся, остроумной и экспрессивной, но кичливой и совершенно идиотской, — залез в карман пиджака, нащупал и достал два шаровидных объекта. Металл был почему-то очень хрупким и треснул, едва только Игорь взял их в руки. Из одного шарика выпала небольшая пожелтевшая бумажка. Карпов нажал пальцем на другой — и тот тоже треснул, обнажая еще один желтый листочек. Игорь бросил обломки странного металла на пол, взял один листочек в одну руку, другой — в другую и внимательно посмотрел на едва заметные выцветшие надписи на них. На одном было написано «Таман», на другом — «Шуд». Игорь вспомнил, как в первые дни его знакомства со странным текстом натолкнулся на упоминание неких особенных слов, которые нужно произнести до и после чтения диковинной многозвучной фразы. И подумал, что это могли быть именно те слова.

Ему внезапно расхотелось экспериментировать. Больше почему-то не тянуло закидываться свежей дозой всего этого ненормального бреда, хотелось просто завалиться на кровать, взять чипсы, посмотреть фильм или футбол, поиграть в приставку, почитать, поболтать с мамой о завучах. Хотелось проснуться и с невероятным облегчением осознать, что вся безумная чехарда последних месяцев была просто абсурдным сюрреалистичным кошмаром. Но ноги уже сами несли Игоря обратно в комнату, руки сами тянулись к клавиатуре старухиного компьютера, и какой-то странный, потусторонний голос в голове настойчиво напоминал, что нужно не забыть взять с собой очень, очень важный — да, да, несомненно, необходимый для защиты — полупрозрачный шар, столь сильно напоминающий скомканные крылья мириад насекомых.

6

1996-ой год, апрель.

Дмитрий Фролов, которого мама всегда ласково именовала не иначе как Митюшечкой, а отец — Митьком, больше не был ни Дмитрием Фроловым, ни Митюшечкой, ни Митьком. Отныне его плотью управляла неведомая тварь, какое-то невероятное существо, пока что бесплотно обитающее в сумеречной зоне изнанки мироздания. Странная венесуэльская жидкость была ее кровью, невероятно прочный материал, выдерживающий невообразимые температуры, — ее шкурой, иные ее органы уже либо тоже были на нашей грешной земле, либо же им только предстояло сюда попасть. И Дмитрий был абсолютно уверен, что сейчас твари очень, нет — ОЧЕНЬ хочется заполучить крылья.

Первые фрагменты этого существа были принесены из каких-то бесконечных пределов еще в двенадцатом столетии необычными зелеными детьми, невесть как — хотя теперь Дмитрий уже полагал, что знает, как именно. — попавшими в наш мир. Бесплотная пока еще тварь крутила реальностями, будто кубиком Рубика, добиваясь совпадения цветных граней, и, как мыслилось Дмитрию — а теперь времени для размышлений у него было хоть отбавляй, — планомерно вытягивала из самых разных точек бескрайней многомерной Вселенной свои элементы, дабы в конце концов собраться во что-то целое. Впрочем, это была лишь гипотеза — как написало управлявшее его руками нечто, нам, жителям плоского двухмерного листа, любой сверхсложный объемный объект, соприкоснувшийся с местом нашего обитания будет представляться просто двухмерной фигурой.

Дмитрию даже подумать было страшно о том, сколько людей за прошедшие столетия казались сумасшедшими, одержимыми, невменяемыми или же просто считали себя таковыми, но на самом деле выступали в роли рабочих муравьев в этой исполинской команде, выполняющей свою безумно сложную работу. Сколько невероятных загадок и тайн, убийств и жертвоприношений, повседневных дел и немыслимых подвигов творились исключительно во имя макабрической цели. Ему делалось невероятно жутко от одной только мысли о том, что случится, когда тварь, этот невообразимый человеческим сознанием левиафан наконец-то соберет себя в нашем мире. Успокаивало его — если это вообще можно было назвать успокоением — лишь то, что случится это, скорее всего, крайне нескоро, когда и он, и все близкие и родные ему люди уже будут давно мертвы.

Тихо шелестели сшитые из салфеток занавески, на кухне что-то пекла мать — наверное, снова яблочный пирог, за окном надрывно лаяла собака. Руки Дмитрия с безумной скоростью плясали по клавиатуре, набирая какой-то диковинный текст, на который он — настоящий он, а не та сила, что управляла сейчас его плотью и разумом — старался не смотреть. Слева на столе лежал полуразвалившийся исполинский том «Сокровенных культов» фон Юнтца, Дмитрий знал: то, что сейчас владеет его телом, периодически сверялось с этой книгой. Справа стояла небольшая картонная коробка, в которой поблескивали два странных металлических шарика, напоминающих залитые свинцом глазные яблоки. Он не знал, о чем написано в книге, не представлял, зачем нужны эти странные металлические шарики, но иногда, когда владеющее его телом существо начинало всматриваться в них, испытывал прилив чудовищного ужаса, ощущение, сравнимое с тем, что испытывал еще будучи ребенком — просыпался среди ночи и среди обрывков каких-то ребяческих глупостей вдруг задумывался о своей неизбежной смерти, пытался постичь абсолютную пустоту несуществующей темноты, в которую проваливаешься после того, как последнее дыхание покидает бренное тело. Тогда, в детстве, он резко вскакивал с кровати и начинал громко, заглушая тяжелые мысли и отшвыривая с плеча тяжелую длань ждущего его небытия, вопить: «Нет! Нет! Нет!»; но сейчас он не смог бы издать даже сдавленного писка, да и рука грядущего ничто уже не просто лежала заботливо у него на спине, но крепко сжимала горло.

Ему чудилось, что где-то в непередаваемо далеких от него запредельных краях — одновременно чуждых и знакомых — кто-то вот прямо сейчас завершает знакомство и с его историй, и с историей того странного текста, что сейчас монотонно печатает новый хозяин его тела, и даже с историей того бедолаги, которому этот текст предназначается. Возможно, он сидит в мягком кресле или на твердом табурете; вероятно, у него раскрыто окно, и теплый вечерний воздух несет с собой запах весны, а может, напротив, порывы зимнего ветра бесцельно колотятся о прочное стекло. И как только он закончит, то погрузит и его, и живущее в нем нечто, и того несчастного, что многие годы спустя каким-то — а тварь уже несомненно спланировала, каким — образом получит доступ к этому его дневнику, тексту, сочинению, роману, бог его знает, что это вообще такое, — в небытие из детских кошмаров. Никого из них не станет, ибо история их закончится. Но гораздо сильнее, нежели предчувствие неотвратимой пустоты, Дмитрия пугало то, что этот некто из непостижимо далеких и удивительно близких ему глубин бесконечности, сам того не зная, прямо сейчас становится частью грандиозного замысла, узлом немыслимой сети, долгие столетия — а, быть может, тысячелетия, эры и эпохи — неугомонно и слаженно трудящейся над реализацией непостижимого и чудовищного плана.

«А теперь, пожалуйста… — подумал Дмитрий и тут же внутренне задрожал, ибо мысль эта была не его, она ледяной ласточкой скользнула в его смятый рассудок откуда-то извне и теперь, предназначенная вовсе не ему, и не новому хозяину его тела, и даже не тому несчастному, для которого готовился роковой дневник, яростно рвалась наружу, раздирая на ошметки его тлеющее Я, — теперь произнесите вслух: ръаваольооах въаольомах хооовъах, и добавьте два слова, вы их уже несомненно знаете, в начале и в конце».

@темы: символы и знаки, безумие, рассказы, сущности, искажения времени и пространства, городские легенды, не своё

---

Nikolai Lockertsen

[эстерс]

@темы: картинки, не своё

---

Павел Пако "Кошмар Камилы"

[эстерс]

Каждый вечер, прежде чем лечь спать, Камила наклонялась к полу и проверяла нет ли кого под ее кроватью. Снова и снова с замиранием сердца она вглядывалась во тьму, разумом понимая, что быть там никого просто не может, но то ли из-за суеверности, то ли по старой привычке, все равно продолжала разглядывать таинственное пространство между полом и нижней частью кровати. В очередной раз никого там не обнаружив, девочка со спокойной душой ложилась спать и, как правило, быстро засыпала. Камила не знала точно, откуда взялась ее странность: все это началось так давно, что теперь было уже и не вспомнить. Но вот уже несколько лет, день за днем, она неизменно смотрела под кровать, надеясь, что и на этот раз там никого не окажется.

Камиле было восемь лет. Ее русые волосы едва-едва касались плеч, а большущие карие глаза делали ее маленькое личико безумно милым. Уже несколько месяцев назад Камила начала ходить в школу и во многих отношениях была самой обычной первоклассницей. Она смотрела те же мультфильмы, что и остальные дети, любила разглядывать те же книжки, и так же, как и все, старалась не забывать про домашние задания. Камила была довольно открытым и общительным ребенком и лишь одну свою привычку она держала ото всех в секрете.



«Обряд» всегда был примерно одинаковым: быстренько проверить подкроватное пространство, затем включить ночник, выключить свет и как можно быстрее забраться в постель. Камила всегда укутывалась посильнее - под одеялом она чувствовала себя в безопасности.

Сегодняшний день ничем не отличался от других - Камила сходила в школу, затем вернулась домой, посмотрела телевизор и сделала уроки. Ближе к вечеру ей сильно захотелось спать, поэтому она решила не засиживаться допоздна и сразу же отправилась в постель.

Уже на автомате заглядывая под кровать, Камила мельком все осмотрела и, успокоившись, залезла под одеяло. Засыпая, она надеялась, что сегодня ей приснится хороший сон. В последние дни ее стали мучить ночные кошмары. В своих снах Камила видела огромное чудовище, настолько отвратительное, что даже вспоминать о нем было неприятно. Девочка помнила длинные черные руки, десятки рук, со скрюченными пальцами, тянущимися за ней, помнила зубастую пасть и пылающие глаза пристально наблюдающие из темноты, помнила пугающие тени, что отбрасывало чудовище: они будто существовали отдельно от него, и были лишь безликими спутниками своего хозяина. А еще Камила с ужасом вспоминала то предчувствие смерти, которое она явственно ощущала, стоило ужасному монстру вновь ворваться в ее сновидения. Каждый раз после подобных кошмаров она просыпалась в холодном поту, вздрагивала, а после - долго не могла уснуть снова. Поэтому сегодня, прежде чем очередной раз погрузиться в сон, девочка всеми силами пыталась думать только о хорошем.

Время шло и Камила все дальше проваливалась в сонное царство. Глаза слипались, дыхание становилось ровнее, реальность куда-то уплывала... Вдруг резкий звук, раздавшийся в комнате, заставил девочку вздрогнуть. Четко различимый треск, донесся откуда-то снизу. Он разбудили Камилу. Ее сердце забилось быстрее. Ища глазами источник звука, она прислушалась. В комнате снова было тихо. Пытаясь успокоиться, девочка начала убеждать себя в том, что странные звуки ей всего лишь послышались или вовсе - приснились. Как вдруг в комнате вновь зазвучали непонятно откуда взявшиеся шорохи. По коже Камилы побежали мурашки. А звук тем временем становился все громче и громче. Будто кто-то царапал пол изнутри, неистово пытаясь выбраться наружу. Пугающий треск приближался, он был совсем рядом, всем телом девочка ощущала неприятные вибрации, она слышала как негромко поскрипывали ножки ее кровати. Что-то ужасное было прямо под ней.

Камила не знала, что делать. Ее тело размякло, и вдруг стало очень сложно пошевелиться. В голове беспорядочно метались мысли, и мозг совершенно отказывался думать. Девочка было хотела позвать маму, но во рту вдруг все пересохло и стало тяжело дышать. Трясясь от страха она все же отважилась свесить голову над кроватью и посмотреть вниз. Поначалу, вглядываясь во тьму, она ничего не заметила. Звук стих. Света ночника едва-едва хватало, чтобы хотя бы немного осветить край кровати, внизу же, в такой темноте, было сложно что-то увидеть. Собираясь вновь забраться под одеяло, Камила уже начала поднимать голову, как вдруг, краем глаза заметила под кроватью какое-то странное свечение, в самой глубине, там где была стена. Девочка присмотрелась. Неожиданно во тьме стали различимы два неподвижных огонька, словно кто-то пытался осветить пугающе черное пространство между низом кровати и полом. Огоньки становились все ярче, будто приближались откуда-то издалека. Камила не сразу поняла, что это было. Еще пару мгновений она, оцепенев, продолжала наблюдать за тем, что происходило перед ее глазами, пока, наконец, не осознала, что именно светилось там, в темноте. В ужасе Камила глядела прямо перед собой, не в силах пошевелиться. Кто-то смотрел на нее. Сквозь кромешную тьму на девочку взирали два огромных пылающих глаза.

- Мама! Мамочка!

Мать Камилы среагировала мгновенно, будто заранее почувствовала, что с ее дочерью что-то не так. Вбежав в комнату она оглядела все вокруг и, не обнаружив никакой явной опасности, подбежала к девочке, обняла ее и спросила:

- Зайчонок, что у тебя стряслось? Страшный сон, да?

Рыдая, Камила пыталась сказать хоть что-нибудь.

- Там... мама... там кто-то есть... под кроватью.

- Солнышко мое, это всего лишь страшный сон. Не нужно так плакать, - говорила мама Камиле.

- Нет, мама... он там!

- Хочешь я проверю?

- Нет! Не надо! Вдруг он тебя схватит… - всхлипывая проговорила Камила.

Мать обняла дочку покрепче и сказала:

- Тогда давай сделаем так. Сегодня ты поспишь со мной, а завтра папа вернется со смены и посмотрит, что там у тебя под кроватью. Он же у нас большой и сильный, сама знаешь. Его любое чудище испугается, - сказала мама, улыбаясь. - Ну что, пойдем?

Немного успокоившись, Камила закивала головой.

На следующий день вечером Камилу укладывали спать родители.

- Ну-ка глянем, что там у тебя, - бодро проговорил ее отец, наклоняясь к полу, чтобы посмотреть под кровать. - Что-то я никого не вижу. Камила, может посмотришь со мной?

Вспомнив вчерашний кошмар, девочка ненадолго замешкалась, но затем все-таки присела рядом с папой. Сегодня она была не одна, поэтому боялась не так сильно. Если что, отец обязательно ее защитит. Заглянув под кровать, Камила увидела, что там действительно никого нет. Прижавшись к отцу, она прошептала ему на ухо:

- А вдруг он придет потом, когда вы уйдете?

Обняв девочку покрепче, папа сказал:

- А давай мы его сами напугаем? - с этими словами он вновь пригнулся к полу и громко заговорил: - Эй ты, чудище! Не смей тревожить мою дочку! А иначе придется иметь дело со мной, ясно тебе? Образина ты этакая!

Камила засмеялась. Отец подмигнул ей и погладил по голове.

- Ну все, теперь сюда точно никто не сунется. Будем ложиться спать?

- Да, - кивнула Камила. - Спасибо, папочка.

Как только родители ушли, девочка поняла, что ее вновь начинает трясти. Она знала, что боятся нечего, точнее она хотела в это верить, но успокоится все равно никак не удавалось. Камила чувствовала, будто кто-то наблюдает за ней из темноты. Всем телом она ощущала чье-то присутствие. «Там никого нет, - говорила себе Камила. - Тебя никто не тронет». Но стоило ей только закрыть глаза, как она вновь начинала слышать странные шорохи из под своей кровати. Когда ножки кровати снова начали скрипеть, Камила не выдержала и очень громко закричала.


* * *

Кошмары продолжали мучать Камилу вот уже больше недели. Ее родители, всерьез обеспокоенные этим, как могли пытались поддержать девочку, но ничего хорошего из этого не выходило. Однажды вечером Камила случайно подслушала их разговор.

- Что мы будем делать? Ей становится только хуже. Ты замечал, что она каждую ночь заглядывает под кровать перед тем, как ложится? Что-то пугает ее. Скоро она совсем перестанет спать, - говорила мама с тревогой в голосе.

- Может ей пока поспать в нашей комнате? - отвечал отец.

- И что это даст? Когда она вернется в свою спальню, все может начаться по-новой.

- Ну, а что ты предлагаешь?

- Мне кажется, нам пора обратиться к специалисту, - сказала мама.

- К кому? К детскому мозгоправу? Платить деньги за то, чтобы он копался в голове нашей дочери? Не говори ерунды.

- Просто давай попробуем. Откуда ты знаешь, что он не поможет? Я знаю одного хорошего детского психолога. Одна девушка с работы водила к нему сына.

- Даже не знаю…

- А что нам еще остается?

Замолчав на какое-то время, папа Камилы, наконец, ответил:

- Ладно. Давай попробуем.

Через пару дней девочку отвели к доктору. Мама Камилы сказала, что он всего лишь задаст пару вопросов и поможет разобраться с ее страхами. Камиле не хотелось идти, но родители настояли.

В кабинете ее ждал мужчина лет тридцати, приятной внешности, брюнет. Увидев девочку, он сказал:

- Здравствуй, Камила.

- Здравствуйте.

- Присаживайся, пожалуйста.

Девочка молча села.

- Твои родители мне кое-что о тебе рассказали, но я все же хотел бы сам про тебя немножко узнать. Сколько тебе лет, Камила?

- Восемь.

- Какая ты большая. Наверное, уже и в школу ходишь?

- Да.

- Замечательно. Скажи-ка мне, Камила, давно ли ты стала заглядывать под свою кровать перед тем, как лечь спать?

Камила молчала.

- Давно ты так делаешь?

- Не знаю.

Доктор немного задумался, а затем спросил:

- А ты когда-нибудь обнаруживала что-то необычное у себя под кроватью?

Камила кивнула.

- Расскажи мне, пожалуйста, когда это было?

- Недавно.

- И что же ты там увидела?

Немного помолчав, девочка испуганно проговорила:

- Его глаза.

Доктор удивленно посмотрел на нее, а потом спросил:

- А у него есть имя?

- Не знаю.

- Вот оно что. А давай-ка мы сами его как-нибудь обзовем! Знаешь, говорят, что если четко обозначить проблему, то ее гораздо проще решить. Может быть, ты нарисуешь мне его? Ты знаешь как он выглядит?

- Я видела его в кошмарах.

- Тогда держи бумагу и карандаш и попробуй мне его нарисовать. Должен же я знать с кем мы будем бороться.

Камила взяла карандаш и начала быстро чиркать им по бумаге. Она нарисовала черные руки и большие глаза, а еще острые зубы. Закончив, она отдала рисунок доктору.

- Какой он страшный, не удивительно, что ты его боишься. Значит, это и есть твой кошмар?

- Да.

- А давай, мы его так и назовем? Кошмар.

Камила лишь пожала плечами.

- Что ты сделала в тот раз, когда увидела глаза Кошмара?

Нехотя девочка ответила:

- Я спряталась под одеяло и закричала.

- Как думаешь, под одеялом он сможет до тебя добраться?

- Наверное, нет, - задумчиво проговорила Камила.

- Конечно не может. А знаешь почему?

Девочка отрицательно закачала головой.

- Потому что ты в это веришь, - сказал доктор. - Вера, знаешь ли, это очень серьезная штука. Стоит нам во что-то очень сильно поверить и это обязательно произойдет. Скажи мне, когда ты закричала, к тебе, наверное, прибежала мама?

- Да.

- Когда она пришла, она тоже увидела Кошмара?

- Нет.

- Вот видишь. Мама просто не верит в Кошмара, поэтому для нее он совсем не опасен. Если и ты перестанешь в него верить, то в конечном итоге он просто исчезнет. Я попрошу тебя кое-что сделать, Камила. Попробуй-ка не заглядывать под свою кровать следующей ночью, хорошо? Просто представь, что там никого нет. К тому же, под одеялом ты все равно в безопасности. Ведь так?

Девочка кивнула.

- Ну а когда в следующий раз ты придешь ко мне, обязательно расскажи мне как твои успехи.

Доктор поспрашивал у Камилы еще кое-что, а затем сказал, что она может идти. В коридоре ее встретила мама.

Весь оставшийся день Камила думала о том, что сказал ей доктор. «Неужели Кошмар и правда не появится, если о нем не думать? Неужели это я сама заставляю его появляться?»

Той же ночью Камила проснулась от того, что очень замерзла. Она не сразу поняла в чем тут дело, но, открыв глаза, осознала, что на ней нет одеяла. В панике Камила начала искать его глазами. Оно лежало на полу. Резким движением Камила притянула одеяло к себе и тут же забралась под него с головой. Тяжело дыша, она пыталась успокоится и собраться с мыслями. Теперь она была в безопасности. Бояться было нечего. Но заснуть почему-то больше так и не удалось.

Уже под утро, обдумывая произошедшее, Камила вдруг поняла, что скорее всего ночью она провалялась без одеяла довольно долгое время. Ведь проснулась она только тогда, когда уже сильно замерзла. Но Кошмар так ее и не тронул. Неужели дело было вовсе не в одеяле? Что же тогда защищало ее все это время?

На следующий день, собравшись с духом, Камила решилась на отчаянный эксперимент. Она хотела раз и навсегда разрешить проблему со своим подкроватным монстром. И сделать она хотела это самостоятельно, иначе бы вряд ли что-то получилось. Когда родители пожелали Камиле спокойной ночи, она улеглась в кровать, но специально не залезла под одеяло. Подождав немного, она прошептала:

- Я знаю, что ты здесь. Появись.

Пытаясь держать себя в руках, Камила прислушивалась к ночной тишине. Какое-то время ничего не происходило, и Камила даже подумала, что ее затея - это полнейшая глупость. Как вдруг царапающий звук вновь начал раздаваться из-под кровати. Тяжело дыша, девочка повторяла себе: «Он тебя не тронет. Он тебя не тронет. Он тебя не тронет».

- Ты можешь вылезти из-под кровати, - прошептала она еле дыша. - Я хочу с тобой поздороваться.

Вдруг все затихло. Напряжение витало в воздухе. Не переставая глядеть на край постели, Камила заметила, как что-то черное начинает ползти снизу. Огромные пальцы с острыми когтями медлено появились из-под кровати. Рука начала шарить по простыне, будто пытаясь хоть что-то нащупать. Сердце Камилы билось как ненормальное. Она не могла дышать. Все же, собрав всю волю в кулак, девочка, дрожа всем телом, протянула свою маленькую ручку и всего лишь на одно мгновение прикоснулась к Кошмару.

Его рука была холодной и влажной...


* * *

Прошла пара недель и родители Камилы, увидев, что их дочь стала намного спокойнее, решили, что сеансы у психолога можно прекращать. Последний визит к доктору был совсем недолгим.

- Расскажи-ка мне, Камила, ты все еще заглядываешь под кровать перед сном? - спросил он в тот день.

- Нет.

- Значит теперь ты не боишься того монстра?

- Не боюсь.

- Чудесно, Камила. Ты - молодец.

На следующий день вечером, проходя мимо комнаты Камилы с чашкой чая, мама вдруг услышала голос дочери.

- ...хорошо, что ты пришел. Один мальчик в школе достает меня. Ты не мог бы его немножко попугать?

Решив разузнать, в чем дело, мама девочки зашла в комнату.

- Камила, с кем ты там…

Так и не договорив, мать Камилы вскрикнула от ужаса. Чашка выпала из ее руки и с громким звоном разбилась об пол. Посреди комнаты стояло какое-то ужасное существо - черное, как уголь, с десятком рук, из его огромной зубастой пасти стекала слюна, а пылающие красные глаза так и сверлили взглядом. Ног чудовища не было видно, почти весь он был покрыт каким-то подобием балахона, который беспрерывно шевелился, будто на ветру, и казалось даже, что существо не то что бы стоит, а скорее витает в воздухе. По всей комнате монстр отбрасывал тени, кучу теней, словно живущих собственной жизнью, снующих туда-сюда по стенам, полу, потолку. А совсем рядом с этим чудовищем, улыбаясь так, будто ничего странного не происходило, сидела на кровати маленькая Камила.

- Мамочка, не пугайся, пожалуйста, - смеясь, проговорила она. - Познакомься, это мой новый друг - Кошмар.

@темы: дети, рассказы, сущности, не своё

---

Далин Максим "Для торжественных случаев"

[эстерс]

- Ну и холодрыга у вас в морге! - говорит клиент. Нервно улыбается, пожимается зябко.
Изображаю милую улыбку. Клиентам надо улыбаться, корпоративное правило - везде видеокамеры, за нами наблюдают, улыбаемся мы или нет. Пусть смотрят. Я улыбаюсь. Да, родимый, точно, холодрыга. Морг ведь. В тепле мёртвое гниёт, ты не знал? Под моей зелёной униформой - два свитера, поэтому ты думаешь, что я толстая. А я - тощая.
Тощая хозяйка смерти. Тут у нас всё - не то, чем кажется. Я улыбаюсь.
- Вы выбрали, да?
Он не выбрал. Я оставляю его в покое. Вольно ему бродить по нашему леднику, в зеркалах и режущем ярком свете. Некоторые извращенцы околачиваются тут минут по сорок; уже зуб на зуб не попадает, губы посинели, а они ещё рассматривают. Вдыхают запах. Даже трогают.
- Э, молодой человек! Трогать не надо! - и улыбаюсь.
Смутился. Убирает руку. Перед его носом висит плакат, где написано, что нельзя хватать руками, а тем более - нельзя брызгать водой, но когда клиенты читали! Известная вещь: народ садится именно на ту скамейку, где написано "ОКРАШЕНО". Разве что чувствительные сердцем и внимательные... но они и сами понимают, что трогать нельзя. Да и ходят сюда редко.
Чувствительным в морге неуютно.



Я-то как сюда попала, скажите? Мне же тут неуютно до невозможности! Я-то совершенно не хотела работать с мёртвыми, я хотела работать с живыми - я их очень люблю, живых, но живого тут, оказывается, нет. Разве что - иногда привозят недобитое. Предполагается, что клиенты должны бросаться на то, что подаёт какие-то признаки жизни. Ага. Уже.
Их странным образом тянет совсем уж мертвечина. Трупы, на которых гниль и плесень - нет, мы счищаем, но я-то видела, знаю, помню, что чистила от признаков распада. Скажешь: "Возьмите посвежее", - а он вцепится в тухлятину, зыркает, думает, что его обманывают. Подсунуть хотят.
Да ладно. Надо мне. Бери, что хочешь, родимый. Только не жалуйся потом. А то бывает, жалуются.
- В прошлый раз они за день головы повесили!
А что бы ты хотел, а, золотко?
- У вас тут они выглядят шикарно. Как живые. А домой принесёшь - за час загибаются, смотреть не на что... мошенничество, вот что я вам скажу, девушка.
Грею ладонь о ладонь. Мошенничество, ну да... Сам себе врёшь, делаешь вид, что не понимаешь, зачем сюда пришёл. Традиция такая, мол. Ага.
А то ты не догадываешься, что у нас тут за дела... хотя, может, они и впрямь не догадываются. Я же не догадывалась, пока сюда работать не пошла. В некромантию не очень верится. Но обучаешься быстро - и некромантии, и алхимии.
Видимость жизни надо поддерживать. Чистить. Доливать консерванты, добавлять ещё кое-какие порошочки... Нет, тебе знать не надо, родимый. Иначе догадаешься: всё это - мираж, иллюзия, довольно грязная, к тому же. Впрочем, платят-то всегда за иллюзию, если деньгами. За настоящее - другая валюта в ходу. А вы, хоть и выбираете подороже, хотите-то задёшево.
Я за столько лет работы всех вас насквозь вижу. В морге и борделе быстро невинность теряешь, знаете ли.
А они - да, прекрасны. До сих пор даже. Если не задумываться и не принюхиваться. Накачиваешь их химией, кое-где подрезаешь, кое-где подвязываешь - и на холод. И они выглядят, да. В наших зеркалах, под нашим светом, вычищенные, принаряженные. Тут ведь всё сделано так, чтобы ты увидел совершенство. Всё, что может отвратить или, там, напугать - мы прячем, все концы убираем... в воду. Я сама или другие наши некромантки. Ночью, когда клиентов мало. Ночью тоже клиенты ходят, но только те, кому надо спешно.
Тоже своего рода некроманты. Мёртвые чувства оживляют нашей неживой красотой. Иногда - мертворожденные чувства. Ради живых чувств к нам заходят куда реже.
Ночью мы моем столы, моем ёмкости, консервируем, стираем гниль, сортируем трупы. Из совсем безнадёжного сооружается что-нибудь этакое, в модерновом стиле. Блёстки, ленточки, бантики, рюшки, позолота. Отвлекает внимание от гнили, плесени и трупных пятен.
Хотя нашим клиентам наплевать. Многим нравится, когда всякого понаверчено. Выглядит дорого.
- Когда привезли? - спрашивает клиент.
Улыбаюсь.
- Вчера.
- Ну, а до этого они, небось, неделю где-нибудь там валялись...
Да какая тебе разница, родимый?! Они же по-настоящему живыми и не были никогда! Они же - целиком иллюзия, полная фикция, подделка. Как гомункулусы из пробирок, неестественные. Поэтому неважно, недавно их резали или давно - они всё равно начинают гнить моментально. Они кажутся живыми, но распад в них сидит с рождения. Тени бесплодные и бесплотные.
По ночам я слышу их души, комариный звон, только не угрожающий, без комариной кровожадности. А иногда и вижу. Не глазами, а когда какая-то внутренняя оптика настраивается особым образом. Они крохотные, не как бабочки даже, а как те зелёные существа с тонюсенькими крылышками, очень хрупкие. Такие, знаете... с булавочную головку, я бы сказала, но булавочная головка - это грубо. А они нежные до невозможности. Эти крылышки, ножки, хоботочки, эфемерное тельце... Если дотронешься - убьёшь, даже нехотя.
Но они - не настоящие насекомые. В нашем морге, в химии и холодище, никаким насекомым не выжить, тут даже мух не бывает. Если летом муха залетит - полетает минут пять и сядет. Засыпает, потом замерзает. Так что эти - тени насекомых, их отражение в здешнем заиндевелом воздухе, они совсем прозрачные, без плоти. И что-то в них есть мучительно тоскливое, неприкаянное что-то, безнадёжное. Когда привозят новую партию, их души вьются и звенят над их прелестными головками, уже давно пропитанными химией насквозь. Будто разбудить хотят. Или просто жалеют. Или думают, что всё ещё может быть. Любовь, плоды...
Напрасно. Здесь в любом аромате - привкус гнили и химии. А проходит несколько дней - всё, настоящая трупная вонь. Даже если мыть, мыть и мыть. Но клиенты её не чувствуют.
- Вон ту корзину, с лентами. Упакуйте и приложите что-нибудь такое... мишку, что ли, плюшевого. Как? Хорошо, если плюшевого мишку? Ей понравится?
Я-то знаю, что ли, что ей понравится? Может, наденет тебе на плешивую башку эту корзину, а сверху мишкой постучит. Но тебе, родимый, я этого сказать не могу.
- Конечно, - говорю я. Улыбаюсь. Замёрзла, до костей продрогла прямо. Ноги устали. Скорее бы смена кончалась, работа у нас в морге тяжёлая.
Уйду я отсюда, ей-богу. Хоть и втянулась, вроде, хоть и платят неплохо... Какой из меня некромант! Тоскую я по настоящему-то, по теплу, по жаркой жизни... Но начиналось всё чудесно, с самых лучезарных надежд. Я ведь сюда по объявлению пришла, тоже на враньё купилась: "Требуются сотрудники в фирму "Живые цветы для торжественных случаев".

@темы: рассказы, не своё, мертвецы

---

The Evil Dead by Sam Wolfe Connelly

[эстерс]

@темы: картинки, не своё

---

Morgan Yon "Vampyre"

[эстерс]

@темы: картинки, не своё

---

Оккультное Простоквашино

[эстерс]

Дядя Фёдор

У одних родителей мальчик был. Звали его дядя Фёдор. Вообще-то, папа назвал его Данталион Набериус Фурфур, а документы от мамы спрятал. Когда мама узнала, то очень обиделась, потому что через это имя очень уж неприятная история произошла. После неё она на полгода уехала в Африку, изучать ритуалы шаманов племени Водаабе.

А потом ничего, вернулась и даже папе в подарок привезла маленькую игрушечную голову африканского негра, а дяде Фёдору — костяное копьё и деревянную маску, только с копьём ему играть нельзя было, а внутри маски голос бубнил что-то непонятное по-африкански, так что скоро мальчику подарок надоел.

Дядя Фёдор был мальчик серьёзный и самостоятельный. В четыре года он читать научился, а к шести выучил латинский язык, потому что в папиной библиотеке все самые интересные сказки были на латыни. Особенно хорошо дяде Фёдору давались геометрические построения из папиных книжек. Правда, мама и папа этому не верили, а думали, что серой пахнет, потому что дядя Фёдор со спичками играл.

И всё было хорошо, но мама животных не любила, особенно всяких кошек. Про кошек она всегда вспоминала, когда купальники выбирала, обязательно с закрытой спиной. А однажды было так. Идёт себе дядя Фёдор по лестнице и бутерброд ест. Видит – на окне кот сидит. Большой-пребольшой, чёрный-пречёрный. Кот говорит дяде Фёдору:



— Неправильно ты, дядя Фёдор, бутерброд ешь. Ты же построение для призыва Андромелеха заготовил, а перед ритуалом месяц поститься надо.

Дядя Фёдор ещё разок от бутерброда откусил и коту протянул.

— Ты сам колбасу-то попробуй. Её в вегетарианской столовой можно подавать. А откуда ты про ритуал знаешь?

Кот колбасу прожевал и ответил:

— Так я на чердаке живу. И как ты свои пентакли на крыше перекладываешь мне хорошо видно. Дрянь, кстати, колбаса. И пентакли ты сориентировал неверно. Ты их на Пёсью звезду направил, а надо на Царскую.

— Я их вообще на Останкинскую телебашню наводил. И кусочек штукатурки от стены башни у адамовой головы положил.

— Это за что ты их так не любишь?

— Там какой-то профессор выступал. Очень маму мою ругал, а мне за маму обидно. Хочу, чтобы и им за что-нибудь обидно было.

— Похвально,— кивнул кот,— но только ты, дядя Фёдор про заземление башни не подумал. Или ты решил, что её поверх капища просто так поставили?

— Так что, не сработает ритуал?

— Сработает. Но отдача в другую сторону пойдёт. Знаешь закон невозрастания деструдо по симпатическому контуру?

— Знаю, но я его не понял, там сплошные крючки математические.

Кот только и смог, что лапой себя по лбу хлопнуть.

— Беда. Но ничего. Телевизор у вас в доме есть?

— Есть. Цветной.

— Не будет. И у соседей не будет. И во всём доме тоже не будет. И скорее всего, во всём квартале до самой электрической подстанции.

— А ты откуда всё это знаешь?

— Я уже думал, ты спросишь, как я говорить научился… Я у профессора одного жил, он как твой папа, древние языки изучал. Я у него был за фамильяра.

— А что же ты от него сбежал?

— Про призыв Ирвена что-нибудь читал? И я читал. А он думал, что я не читал, и что меня можно так просто в круг заманить.

— И что случилось?

— Сам в круг упал. Порвал его Ирвен, буквально, как Тузик грелку. Меня тоже хотел порвать, но профессор защитные построения хорошо делал.

— Слушай, кот, а пошли ко мне жить! Я тебя кормить буду, а ты меня будешь учить.

Кот засомневался:

— Мама твоя меня выгонит.

— Ничего, не выгонит. Может, папа заступится.

— Твой папа лимит маминого терпения исчерпал, когда первенцу придал сразу три демона-хранителя.

— Кому придал?

— Первенцу. Тебе, то бишь. Или ты думаешь, что ты от природы у нас такой талантливый?

— Пойдём,— взмолился дядя Фёдор,— ну что они тебе сделают?

— Мне в алфавитном порядке перечислить, что они могут со мной сделать?— буркнул кот,— веди давай. Только не забудь пригласить меня в свой дом.

И пошли они к дяде Фёдору. Кот поел и дядя Фёдор его спрятал: он хоть и один был у родителей, а кровать у него была двухэтажная. Вот он кота на второй этаж, к разным коробкам и мешкам и положил. Кот там до самого вечера спал как барин.

А вечером папа с мамой пришли. Мама как вошла, сразу и сказала:

— Кто-то охранный коврик заклинал. Не иначе как дядя Фёдор кота притащил. И пепла в прихожей нет… Сам догадался вслух пригласить или кто надоумил?

А папа сказал:

— Ну растёт ребёнок, умнеет, книжки читает. Да и, подумаешь, кот. Один кот нам не помешает. Мама говорит:

— Тебе не помешает, а мне помешает.

— Чем он тебе помешает?

— Тем, — отвечает мама и спину свою чешет. — Ну ты вот сам подумай, какая от этого кота польза?

Папа говорит:

— Почему обязательно польза? Вот какая польза от этой картины на стене?

— От этой картины на стене, — говорит мама, — очень большая польза. Или ты не помнишь, как к нам воры залезли за твоими табличками?

И родители как-то разом посмотрели на картину. А на картине двое дядек убегали по лабиринту от огромного чудища с крыльями и лапами. Чудище было очень старое, а одежда у дядек — очень новая. Раньше их там не было, а потом их зачем-то дорисовали. Дядя Фёдор думал, что это как звёздочки на военных самолётах.

— Ну и что? — не соглашается папа. — И от кота будет польза. Из него фамильяра сделаем. Откормим покрепче, будет дядю Фёдора защищать.

Мама опять спину почесала.

— Лучше мы дядю Фёдора откормим покрепче, чтобы он сам защищался. Ну вот что. Если тебе этот кот так нравится, выбирай: или он, или я.

Папа сначала на маму посмотрел, потом на кота. Потом опять на маму и опять на кота.

— Я,— говорит,— тебя выбираю. Потому что я тебя давно знаю. Мстительная ты и злопамятная. А кошачью обиду я как-нибудь переживу.

— А ты, дядя Фёдор, кого выбираешь? — спрашивает мама.

— А никого, — отвечает мальчик. — Только если вы кота прогоните, я тоже от вас уйду.

— Это ты как хочешь, — говорит мама, — только чтобы кота завтра не было! И ерунду свою разбери на крыше, а то Прасковья Васильевна из восемнадцатой квартиры жалуется, что ей голуби вторую неделю про какие-то мины и шекели рассказывают.

Она, конечно, не верила, что дядя Фёдор из дома уйдёт. И папа не верил. Они думали, что он просто так говорит. А он серьёзно говорил.

Он с вечера сложил в рюкзак всё, что надо. И ножик перочинный, и куртку тёплую, и толстую тетрадь, в которую он из папиных книг построения перерисовывал, и фонарик. Взял все деньги, которые на алтарный камень копил. И приготовил сумку для кота. Кот как раз в этой сумке помещался, только усы наружу торчали. И лёг спать.

Утром папа с мамой на работу ушли. Дядя Фёдор проснулся, сварил себе каши, позавтракал с котом и стал письмо писать.

«Дорогие мои родители! Папа и мама! Я вас очень люблю. И зверей я очень люблю. И этого кота тоже. А вы мне не разрешаете его заводить. Велите из дома прогнать. А это неправильно. Я уезжаю в деревню и буду там жить. Вы за меня не беспокойтесь. Я не пропаду. Я всё умею делать и буду вам писать. А на крыше вы сами построение разберите. Я не хочу, чтобы у вас телевизор сломался. А Прасковья Васильевна пусть сувенир, который ей сын из Палестины привёз или выбросит, или вам отдаст. До свиданья. Ваш сын — дядя Фёдор».

Он положил это письмо в свой собственный почтовый ящик, взял рюкзак и кота в сумке, поправил охранный коврик и пошёл на автобусную остановку.

Продолжение читайте тут mrakopedia.org/wiki/%D0%9E%D0%BA%D0%BA%D1%83%D0... или pikabu.ru/story/bolshoy_dom_1_dyadya_fyodor_582...

@темы: дети, ссылки, животные, кино и мультфильмы, рассказы, сущности, мистические и аномальные места, не своё

---

Паук

[Sugizo Edogava]

Извините, но сссцукоооо!!! Вот она, причина моей арахнофобии!!!!!!!!!!! И вообще половины всех моих неврозов!
Разве можно такое детям показывать?!

@темы: видео

---

новая немецкая волна

[Dead Admiral]

В середине декабря мне [и еще 288 коллегам из разных департаментов] на корпортивную почту пришло несколько безумное спамное письмо. Вообще спам у нас не редкость, но тут некоторым содержание сообщения показалось несколько тревожным и странным, собственно, потому и захотелось здесь этим текстом поделиться.

White Frequency

Neue Deutsche Welle
Наркомания ввиду неЯсныХ причин мало что
Windows xp Семь должна устраивать плёнка ушла неверный сказ
Dandy продают 8 восьмибитные картриджы и другие приборы -устройства бытовой техники радиотовар электронное оборудование
интоксикация организма возможно американские игры безумная идея употребить наркотик как игровое действие детям небезопасные игры музыка действует ограничение 18 информация для взрослых лиц достигших Совершеннолетнего возраста
far cry 3 М ожет мир подростка родителям надо хорошо знать
Экран информирующий об ошибке лучше чтобы не имел цвета код-номер, способ разрешения проблемы, подсказки
Вот и неПравильно Технозависимость. Сильное увлечение пк -видеоиграми
Анатомическая целостность тела не будет повреждена если пк использовать правильно
Тема требующая внимания, размышлений организации о правильном использовании пк -ноутбук больше
про негативное влияние нарко- и алкоголя
this is not for narko немецкий норматиВ
подросток рэп да к неточно
мелочи возможно и важно. есть Некоторая доля вероятности
правда. небезопасной музыки лучше не иметь
немецкая музыка возможно всё не так плохо
blue синий не очень верно

Там еще во вложении была, судя по названию файла, песня Дорау "Fred vom Jupiter". Такие вот дела.

А вам приходил какой-нибудь внезапно интересный или необычный спам?

@музыка: Fred vom Jupiter

@темы: вопрос, это случилось на самом деле, интернет, социальные сети

---

Киндеркрадец

[Скрёб-поскрёб]

«В большей части европейских культур высокий уровень детской смертности находил свое отражение в образе Похитителя Детей — персонификации, прообразом для которой часто служили дискредитированные христианскими учениями языческие божества и духи. Черная Аннис, Зеленозубая Дженни, Колодезная Пег, Баба-Яга и Грюла — разные имена одного и того же мифа, главной задачей которого являлось освобождение родителей от ответственности за гибель собственных чад. Также Похититель Детей как символ имел поучительную и показательную функцию. Когда выживание общины становится во главу угла, именно мифологический аспект позволял справиться с психологическим барьером, представляя собой одновременно и прецедент, и руководство к действию».

Исследование тенденций мифотворчества в Средние Века. О. Цвитанович.

- Это не мой сын! Это не мой сын, мрази! Где мой мальчик?

Роман сидел на холодной металлической скамейке, зажимая уши руками, но безумный, отчаянный крик прорывался сквозь ненадежную преграду, наполняя мозг дребезжащим раздражением. Наконец, следователь не выдержал и взорвался, обращаясь к застывшему в дверях с глупым видом оперу.

- Чего застыл, сержант? Уши прочисть, не видишь, у нее истерика?

- Так опознание…

- В жопу опознание, в следующий раз теперь! Выведи ее из морга нахер! - от звука собственного голоса череп грозил расколоться надвое, явив и младшему сержанту, и рыдающей женщине в пальто, надетом на ночнушку, содержимое черепной коробки Мальцева.

Рослый милиционер поспешил выпроводить продолжавшую стенать бабу из морга. Та несколько раз пыталась вырваться, толкала стража закона под локоть, но все же медленно приближалась к выходу.

Убедившись, что женщина ушла, следователь направился в секционную.

- Ну что, Григорий Ефимович, начнем?

- Не напоминай, самому тошно, - пожилой судмедэксперт затушил свой окурок в кювете и вернул маску с подбородка на лицо.

На хирургическом столе лежало, скрючившись, маленькое тельце. Когда Мальцев в первый раз увидел трупик, ему сразу вспомнились передачи по «Рен-ТВ» о Розуэлльском вскрытии и Кыштымском Карлике. Не получалось поверить, что это иссушенное, потрескавшееся создание с огромной головой когда-то было тем веселым мальчишкой с фотографий из ориентировок.

- Где же вы его откопали?

- Не поверите, - ответил Роман, глядя перед собой в пустоту, где перед глазами висела скорчившаяся тень в световом коробе, - Люди ходили, по сотне человек мимо - никто ничего не видел. Тень и тень, подумаешь. А его, оказывается, прямо под афишу запихали, на автобусной остановке, рядом с Тимерязевской.

Григорий Ефимович только покачал головой, стараясь не вникать — кто знает, когда Бездна захочет заглянуть в тебя. Роман же отстраненно следил за движениями скальпеля, даже не воспринимая существо на столе как человека. Это было похоже на куклу, на мумию, на что угодно, но не на шестилетнего ребенка. Впечатление нереальности происходящего только усиливалось тем, что от трупа невыносимо несло смесью запахов дерьма и карамели, словно из циркового шатра.

- Предполагаемая причина смерти — обезвоживание, двое суток, не больше. Трещины на коже и губах, глазные яблоки неэластичны, - сухо констатировал медик. Раздался визг трепана, и анамнез «пациента» вскоре был дополнен, - Объем спинномозговой жидкости ниже нормы, типичное для подобного патогенеза вклинение ствола головного мозга.

- То есть, его накачали наркотой и посадили в короб умирать от жажды, так?

- Боюсь, не только, молодой человек, - скорбно ответил патанатом, - Ребенка явно… пытали. Можно наблюдать многочисленные разрывы на стенке прямой кишки и повреждения внутренних органов, в том числе перфорацию желудка. Надорвана уретра.

- Это… результаты изнасилования? - Романа затошнило.

- Не думаю. Полагаю, травмы нанесены чем-то вроде колючей проволоки, - ответил Григорий Ефимович, продолжая копаться в трупике, когда у следователя зазвонил телефон.

- Простите, я отойду! - обычно звонок жены вызывал у Мальцева раздражение, но на этот раз он был рад покинуть секционную, где патологоанатом совершал одно омерзительно открытие за другим. Уже в коридоре, нажав на кнопку приема вызова, Роман прислонил трубку к уху.

- Чего тебе?

- Когда ты приедешь домой? Четвертые сутки не появляешься, я одна с ребенком сижу, как брошенка какая-то! - раздался ему в ответ истеричный визг, тут же сменившийся ласковыми увещеваниями, - Ну, котик, приезжай домой, мне без тебя тоскливо. Два дня ведь не виделись, Кирюша скоро забудет, как ты выглядишь, да и я соскучилась, - в последние слова Алина подпустила томного намека.

- Серию закрою и поеду домой! - вяло ответил Роман, разглядывая ржавый щиток с надписью «Не курить!»

- А когда ты ее закроешь? - с надеждой спросила жена.

- Ну, маньяка поймаю и закрою. Два месяца ищем почти — глядишь, к вечеру найду, - безразлично издевался Мальцев. Он не спал больше суток, и разговор с супругой казался ему какой-то странной игрой, без правил и условий победы.

- Иди в жопу! На часы посмотри — уже шесть вечера! Мне ужин на тебя готовить? - сменила Алина грубость на заботу.

- Ага. Котлетки сделай, как ты умеешь, и драники, - размечтался следователь. Последним, что он съел, была пачка «Юбилейного», найденная у помощницы на рабочем столе.

- Хорошо. Только позвони, когда выедешь, чтобы не остыли.

- Давай. Пока.

- Привет, пап! - раздался из трубки голос его сынишки, - Ты скоро приедешь?

- Скоро, Кирюш, - сердце следователя кольнуло жгучее чувство вины, и он поторопился нажать на кнопку отбоя.
∗ ∗ ∗

Домой Роман не собирался. Чудовищный недосып наполнял голову тяжелым металлическим гулом, но старлей упрямо гнал старенькую иномарку к Останкинскому межрайонному управлению следственного отдела. Зайдя в свой кабинет, он сбросил китель на спинку кресла и страдальчески посмотрел на Вику - молоденькую рыжую помощницу, сидевшую напротив. Та сосредоточенно сшивала стопки бумаги грубой льняной нитью. Подняв голову, она с сочувствием взглянула на следователя.

- Ром, может, до меня доедешь хотя бы? Поешь нормально, отоспишься, а?

- Спали уже, - отрезал он, - Работаем!

На столе разрывающей виски трелью разразился телефон. С явной неохотой, Роман поднял трубку:

- Мальцев у аппарата!

- Здравствуй, старлей, зайди ко мне, будь так добр, - раздался вальяжный голос руководителя отдела, сменившийся гудками. Следователь с хрустом погрузил трубку в гнездо, отколов кусочек пластика.

- Туша? - участливо поинтересовалась Вика.

- Она самая, - обреченно ответил Роман, вставая с кресла.

- Ты держись там! Хочешь, я тебе минуты через две позвоню, скажу, мол, дело срочное?

- Сам справлюсь, - горько усмехнулся Мальцев, подкуривая уже, наверное, сороковую за день сигарету.
∗ ∗ ∗

Тушина Оксана Валерьевна, cоветник юстиции, сидела, растекаясь объемными телесами в эргономическом кресле. Ее наманикюренные ногти нетерпеливо стучали по лаковому покрытию стола. Роман зашел без стука и приземлился на стул для посетителей.

- Вызывали, Оксана Валерьевна?

- Вызывала, Мальцев, вызывала, - пропела Туша, стараясь незаметно смести со стола многочисленные фантики от конфет в урну, - Ты бледный какой-то, у тебя, сахар, наверное, низкий. Зефирку хочешь? Со вкусом крем-брюле?

Короткие пальцы протянули похожее на бежевый гриб лакомство к самому лицу Романа, и того чуть не стошнило — карамельный запах напомнил о высушенном детском трупике.

- Нет, спасибо. Вы что-то хотели?

- Хотела, чтобы ты работать, наконец, начал, - игривый тон исчез вместе с зефиром, сменившись тоскливым и казенным, - Я тебе серию еще в январе поручила, а результатов никаких, ни одной зацепки. Мне из Генпрокуратуры каждый день на мозги капают, телефон разрывается!

- Оксана Валерьевна, обсуждали же не раз. Действуем согласно плану, работаем...

- Вижу я, как вы работаете. Не обижайся, Ром, но если так и дальше пойдет — Управление начнет рубить головы, и я свою не подставлю, - последние слова были произнесены невнятно — Туша погрузила зефир в свой огромный жабий рот, попутно измазав лакомство губной помадой, - Вот тебе, старлей, царский подгон, смотри, не облажайся. Я почитала — там дело верное. Тебе только раскрутить надо, понимаешь? Сама ради тебя, дурака, в ПНД районный ездила, главврача коньяком поить. Смотри, не упусти!

Из-под вороха бумаг была извлечена серая пухлая папка.

- Он со стационара как раз года два назад слез, - вещала Туша, пока следователь листал замызганные страницы, исписанные убористым, нетипичным для врачей почерком, - Его на лечение еще при Ельцине отправили.

- А как мы пропустили? - недоуменно воскликнул Мальцев, - Запрашивали ведь, и по Москве, и по области! Как он прошмыгнул?

- А ты не знаешь, как это бывает? Перевели в последний момент куда-то под Зеленоград, в дом инвалидов, а оттуда его сестра забрала.

- И где он теперь?

- Живет по прописке, на иждивении, - женщина протянула распечатку из регистрационного отдела, - Звездный бульвар, дом десять.

- Звездак? Это же…

- Да. Наиболее распространенное место пропаж. Бери оперов — и на обыск.

- А постановление? - следователь уже вскочил со стула, прижимая папку к груди — сквозь пелену нервного истощения проклюнулся дремавший доселе инстинкт ищейки.

- Постфактум получим, проводи неотложный.

- Тогда я…

- Иди уж.

Роман с лихорадочно горящими глазами выскочил из кабинета.
∗ ∗ ∗

Уже в машине, Вика, наконец, смогла ознакомиться с личным делом бывшего пациента психиатрической клиники, Анатолия Головина, пятьдесят девятого года рождения.

- Рос в сиротском приюте, осужден по сто двадцать пятой УК РСФСР, при отягчающих обстоятельствах, признан невменяемым Останкинским районным судом в девяносто втором и помещен на принудительное лечение, - монотонно зачитывала материалы девушка, пока Роман играл на дороге в «шашечки», следуя за ментовским «Уазиком».

- И что делал с детишками? - безразлично бросил он.

- Похоже, ничего особенного. Держал на даче в Фрязево, в подвале, кормил-поил…

- Точно поил? - уточнил Мальцев, вспомнив иссохший трупик первой найденной жертвы.

- Точно. Все живы и здоровы, отделались легким испугом, - отвечала помощница, листая страницы.

- А зачем тогда похищал? Трогал, может, или фотографировал хотя бы?

- Да говорю же, просто держал в подвале. Книжки вслух читал, мультики показывал. Говорил, раз они никому не нужны, он их лучше себе заберет.

- Лучше, чем что? - хмыкнул Роман. Вика в ответ пожала плечами.
∗ ∗ ∗

Предполагаемый маньяк открыл дверь сразу, словно ожидал визита. В нос операм тут же ударил тяжелый смрад разложения. В проходе стоял нескладный волосатый гигант. Его глаза беспорядочно перебегали по лицам визитеров, не задерживаясь ни на ком надолго. Волосы торчали грязными колтунами, а замызганная рубашка была расстегнута, обнажая бледное рыбье брюхо. Губы шевелились, словно силясь что-то выговорить, но слюнявый рот с неровными зубами не издавал ни звука.

Оперуполномоченные, так же дебильно раскрыв рты, стояли на лестничной клетке, не в силах пошевелиться от вида настоящего монстра, из-за спины которого тянуло гнилью.

- Налюбовались? - нервно бросил Мальцев, - Задерживайте.
∗ ∗ ∗

- Сестра, значит, - Роман разочарованно листал странички паспорта. Владелица документа лежала рядом, вгнивая в матрац, покрытый желтовато-бурой коркой. Трупная эмфизема раздула тело до неузнаваемости, в ноздрях и глазницах копошились неисчислимые личинки. Запах, поднимавшийся от трупа, занимал собой все пространство, словно тугой, удушливый поролон.

- Как ты это выносишь? - Вика на секунду отвернулась от окна, в которое свисала всем торсом. На подоконнике квартиры этажом ниже растекалось желтое пятно блевотины.

- Я за сыном горшок выношу, - пошутил Мальцев. Подняв взгляд на круглую, обтянутую черными джинсами задницу помощницы, он с силой закусил губу.

- А сколько ему? Пять же, да? Не поздновато?

- Вот такой он у нас, особенный, - скрипнул зубами следователь.

Старшая сестра задержанного, Мария Головина, пятьдесят третьего года рождения, была по меньшей мере две недели как мертва.

Оперуполномоченный уже посадил шлепающего губами сумасшедшего в машину, и отвез в отделение, a cудмедэксперты были еще в пути, чем Мальцев нагло пользовался, изучая квартиру подозреваемого. Советская мебель сжимала и без того небольшое помещение с боков, превращая комнату в подобие кладовки.

- Ты бы лучше искать помогла, чем соседям окна пачкать, - бросил Роман, положив паспорт обратно на полку, и продолжил открывать створки шкафов и сервантов.

- Что иска-а-а-а… - стоило девушке повернуться в комнату, как ее спину вновь изогнуло дугой — она еле успела придержать огненно-рыжие волосы.

- Нашел уже, неженка! - из серой от пыли хрустальной вазочки Мальцев извлек связку ключей с брелком-пупсом, - Хер тебе, а не характеристика! Устроила тут блевариум!

Помощница обиженно надула пухлые губки и демонстративно отвернулась. Подкуривая сигарету, следователь беззастенчиво облизывал взглядом изгибы тела студентки юридического факультета. И чего ей, двадцатилетней дуре, понадобилось от затраханного жизнью следака?
∗ ∗ ∗

Часы на приборной панели показывали без четверти два. Почти весь дом спал, лишь в окне на третьем этаже горел свет. Именно туда был устремлен взгляд Мальцева, пока он отхлебывал тепловатый Оеттингер прямо из пластика. Серж Танкян надрывался из колонок, наполняя машину духом бунтарства и свободы. Но старлей знал: стоит ему выйти из машины и подняться на третий этаж, как со свободой будет покончено. Начнутся бесконечные расспросы, никому не интересные истории, пересказы телепередач, но главное — будет Кирюша. Маленький белобрысый дьяволенок, его неудачная, уродливая копия. Туповатый и неуклюжий, он уничтожал все, к чему прикасался, наполнял любое помещение невыносимым шумом, и сжирал добрую половину их ежемесячного бюджета,.

Роман не планировал ни детей, ни свадьбу. Один глупый перепихон без резинки стоил ему свободы и счастья. Почему-то тогда он думал, что действительно сможет жить с этой женщиной и даже наслаждаться этим браком. Но из безбашенной оторвы Алина превратилась в раздобревшую скандальную наседку, носившуюся со своим цыпленком, словно с писаной торбой.

Свет на третьем этаже погас, и Роман, наконец, отправился домой.
∗ ∗ ∗

- А, как известно, мы народ горячий, Ах, и не выносим нежностей телячьих...

Песня разбойников из мультфильма ворвалась в сознание Романа, вырвав того из ласковых объятий сна в пропахшую сгоревшей кашей реальность. Встав с постели, он вскрикнул от боли — в пятку впилась деталька «Лего». Со злобой забросив ее куда-то за шкаф, старлей отправился на кухню. Алина уже была у плиты и готовила сыну завтрак, пока тот пялился в экран телевизора, по-кретински приоткрыв рот.

- Папа!

Кирилл вскочил с кухонного уголка и бросился к отцу.

- Доброе утро, папа! Мы так соскучились! - холодные, как у лягушонка, лапы обвили голую ногу, отчего по спине Романа тут же побежали мурашки.

- Доброе, - буркнул он и потянулся к кофеварке. Кирилл подскочил на месте, будто что-то вспомнил, и убежал в другую комнату.

- Почему так поздно?- раздался капризный голос от плиты. Алина даже не повернулась к мужу, продолжая помешивать в кастрюле подгоревшую кашу. Мальцев привычно скривился — заляпанный махровый халат, необъятный зад, непрокрашенные корни волос — откуда это все? Куда делась та веселая, озорная девчонка, с которой он познакомился в клубе шесть с лишним лет назад? Кто эта сварливая косная бабища на его кухне?

- Задержание проводил, провозились с бумагами до позднего вечера, - ответил он, непонятно зачем оправдываясь.

- Так вы его нашли? - жена даже повернулась к Роману, радостно всплеснув руками.

- Угу. Может, даже премию выпишут, сбросим тогда Кирюху маме, съездим куда, а? - размечтался Мальцев.

- Ой, премия — это здорово! Кире сапоги нужны, он из старых уже вырос, а на улице такая слякоть, - обрадовалась Алина, точно и не слышала сказанного мужем. Роман скрипнул зубами, стукнул по не желающей включаться кофеварке и принялся одеваться.

- Ты куда? – жена подошла со спины, скрестив руки на груди, потряхивая ложкой. Ну точь-в-точь злая жена с карикатуры из дешевого сборника анекдотов. Разве желал он себе такой жизни?

- На работу. Нужно провести допрос, выбить признание. Мои дуболомы ему только пальцы переломают, - ну вот, он снова оправдывается. Перед кем, ради чего?

- Ты с нами даже не позавтракаешь? - вопреки ожиданию, в ее голосе сквозила не ярость, а расстройство.

- Нет времени, извини, - Мальцев прошмыгнул мимо жены, торопливо клюнув в холодную и мягкую, как тесто, щеку.

За спиной у него раздались сдавленные всхлипы. Сунув сигарету в зубы и подхватив сумку, Роман уже собирался выйти из квартиры, когда, сопровождаемый шлепками босых ног, к нему подбежал Кирилл, сунув в руку ярко изрисованный лист.

- Что это? - почти брезгливо спросил Роман.

На рисунке какая-то криворукая синяя образина с огромной головой держала на цепи второго урода поменьше. Только благодаря густо заштрихованной фуражке, старлею удалось узнать в чертах пугала себя.

- Это ты, папа, ловишь злодея, - лицо сына лучилось гордостью в ожидании похвалы. Ее не последовало — рука следователя судорожно комкала бумагу по мере того, как он разглядывал подписи и печати, просвечивавшие по ту сторону листа. Заключение от судмедэксперта было безнадежно испорчено.

Не сказав ни слова, Роман захлопнул за собой дверь. Уже в лифте он позволил себе выругаться:

- Чтоб ты провалился!

В машине Мальцев рассматривал в зеркале заднего вида набрякшие мешки под глазами и густую белесую щетину. Полное отсутствие отдыха — и дома, и на работе - могли превратить в дряхлое страшилище кого угодно. Единственной отдушиной оставалась Вика, в которой Роман грубо, обезличенно и тупо оставлял накопившуюся злобу и напряжение. Та была, в общем-то, девчонкой неплохой, и наверняка заслуживала чего-то большего, чем уставший в свои двадцать восемь от жизни циничный следак.

- Но кто получает то, что заслуживает? - задумчиво спросил он у собственного отражения. Не дождавшись ответа, Мальцев выехал из двора.
∗ ∗ ∗

Утром из Фрязево пришел ответ на запрос — местные сожгли дачу еще в девяностых, и теперь на месте логова маньяка было лишь черное пожарище.

Анатолий Головин мариновался в одиночке со вчерашнего вечера. Роман специально наказал разместить задержанного в камере с выбитыми стеклами, чтобы говнюк раскололся побыстрее — мартовские ночи без отопления могли развязать язык любому.

Когда задержанного ввели в кабинет, Роман вновь удивился, до чего тот огромен. Дверной проем был слишком низок для Головина, так что ему пришлось пригнуться, чтобы не стесать себе макушку. Бедняга в одной лишь засаленной рубашке не переставал дрожать, а его синие от холода губы беспорядочно шевелились.

- Присаживайтесь, Анатолий, - кивнул следователь на кресло помощницы, - Чаю желаете?

Не дождавшись ответа, Роман наполнил немытую кружку кипятком и кинул внутрь пакетик «Майского». Скрюченные от холода пальцы с лиловыми ногтями жадно вцепились в посуду, глуповатое, почти неандертальское лицо благоговейно склонилось к пару, идущему от напитка.

- Ну что, Головин, опять за старое? - как бы невзначай, мягко спросил Роман, - Снова на отдых хотите поехать? Так это мигом. Вы только расскажите, как все было, и сразу уедете на койку.

Ответа не было.

- В отказ идем? - с притворным огорчением поинтересовался Роман, - Зря. Подписали бы сейчас все потихоньку, прошли бы экспертизу — и все, обратно домой. Веселые соседи, счастливые друзья. Не судопроизводство, а песня, а?

«Маньяк» будто не слышал следователя, погруженный в собственные мысли. К чаю он так и не притронулся. Значит, не работает «хороший коп». Мальцев потянулся в папку, где лежали фотографии со вскрытия.

- Твоя работа, а? Твоя, мразь? Смотри, чего глаза опустил? - старлей схватил задержанного за вялый подбородок и направил его лицо на бледный иссушенный трупик на фото, - Твоих рук дело, а?

Подняв глаза, гигант затрясся, словно в припадке, и принялся шлепать себя по дряблой бледной щеке.

- Не уберег! Плохой дурак! Не успел! - впервые услышав голос Головина, Роман даже не сразу понял, что звук исходит из его слюнявого рта — настолько этот бабий, надрывный вой не сочетался с могучей фигурой задержанного.

- Ты мне это, перестань! - неуверенно приказал следователь, еле удержав могучую руку от очередного удара, - Мне побои в личном деле ни к чему! Сиди смирно!

«Маньяк» послушался и снова обнял руками кружку, не прекращая мелко дрожать.

- Хорош. Кого не уберег? И от чего?

- Малыши! Не уберег!, - всхлипывал сумасшедший, пустив из носа сопливый пузырь, - Не уберег! Сестре плохо! Я заботился, не успел...

- Говори нормально! - следователь ударил ладонью по столу, и задержанный вздрогнул.

- Не нужные никому. Он ненужных чует. Забирает их.

- Кто ненужный? Кому?

- Совсем ненужные. Как я, - умалишенный ткнул пальцем в сеточку трещин, что прятались в клочковатой щетине вокруг рта, - Я знаю, как бывает… Зовет, манит...Потом очень больно...

Мальцев выпустил воздух через зубы. Спокойно! Возможно, он и правда невинный человек, а пропажи и его выход на свободу— всего лишь совпадение. Тем более, что он жил с сестрой — заметила бы, поди, что брат детишек изводит. Из размышлений его вырвал скрип открывшейся двери.

- Мальцев, Туша вызывает.

- Посиди с ним, - кивнул он менту и вышел из кабинета.
∗ ∗ ∗

Оксана Валерьевна, вопреки обыкновению, не гоняла чаи. Сейчас ее обычно оплывшее и расслабленное лицо было искажено гримасой досады. Подойдя ближе к столу, старлей похолодел — на фото были изображены вскрытые световые короба с билбордов и автобусных остановок, в каждом из которых, скрючившись, прятались маленькие детские трупики — голые и высушенные, похожие на древнеегипетские мумии.

- Сколько их? - сглотнув, спросил он.

- Одиннадцать. Половину пока опознать не можем, есть версия, что беспризорники, - полная женщина подняла влажные глаза на следователя, - Ты понимаешь, дурак, что если за это возьмется Генеральная, то полетят головы? И твоя, и моя в первую очередь? Что с задержанным?

- Пока безрезультатно. Лопочет несуразное, по щекам себя шлепает. Не уверен, что он мог хоть кого-то убить, - задумчиво проговорил Роман, - Мы квартиру обыскали, холодильник пустой, вся кухня завалена мусором. Похоже, он недели две не выходил на улицу.

- Нет-нет-нет, Ром, ты меня не понял. Мертвая сестра-то нам последнюю дырку и закрыла — постановление от суда на обыск получим на раз-два. Состряпаем жалобу на запах от соседей, и вся недолга.

- Какую дырку?

- В башке твоей дырку, ты совсем тупой? Мы сейчас его тихонько по этому делу на отдых отправим. Закроем дело и сохраним погоны, - полушепотом проговорила Тушина, - Теперь понял?

- А доказательства? Он же чист, как стеклышко!

- Добудь чистосердечное, Мальцев, а я похлопочу с доказательствами. Давай, как ты умеешь! - интимный полушепот понизился до абсолютного предела слышимости, - Помнишь, как здорово ты того молдавашку раскрутил? Писал признание и плакал от радости. Повтори, и все будет хорошо.

- А как же настоящий маньяк? - спросил Мальцев, почувствовав слабый, словно через толстую ткань, укол совести.

- Так он и есть настоящий! - уже громко, фиксируя официальную версию, закончила разговор Тушина, после чего, вновь понизив тон, добавила, - Время поджимает, Ром. Действуй, я прикрою.
∗ ∗ ∗

К Вике Роман ехал, погруженный в тяжелые размышления. Та, уловив настроение начальника, молча ковырялась в телефоне на пассажирском сидении, не издавая не звука. Крики Головина, приглушенные кляпом, продолжали отдаваться у него в ушах. Ни «слоник», ни «ласточка», ни даже «звонок президенту» не принес никаких результатов. Головин надрывно, мучительно подвывал, пока следователь вытягивал скованные наручниками запястья бедняги вверх, но тот наотрез отказывался браться за бумагу, продолжая сквозь шланг противогаза бормотать что-то о «ненужных».

Мобильник Роман заблаговременно выключил, отбив жене СМС, что останется ночевать на работе. Это был не первый раз, когда он врал Алине, оставаясь на ночь у помощницы — даже раскладной диван был лучше продавленного топчана в его кабинете. Горячий ужин и секс были лишь приятным бонусом вдобавок к спокойному, безмятежному сну и благословенной тишине. Вика хорошо чувствовала настроение Мальцева, замолкая, когда это было нужно. С ней было легко, приятно и понятно — как когда-то было с Алиной, пока та не стала стереотипной женой из анекдотов.

Секса сегодня, впрочем, не получилось. Как Вика ни старалась — он не мог выбросить из головы фотографии детских трупов и дебильно-доброе лицо «маньяка», который даже с вывернутыми за головой руками продолжал причитать что-то о «малышах». Отвернувшись от любовницы, Мальцев погрузился в беспокойный, полный плача и зубовного скрежета сон.
∗ ∗ ∗

- Сюрпри-и-из! - Роман дернулся от звуков знакомого голоса, как от пощечины. Подняв голову от материалов дела, он увидел, как в его кабинет входит Алина, ведя за руку Кирилла. Тот прижимал к груди беспорядочное скопление деталек «Лего». Странное чувство стыда нахлынуло на Мальцева, когда тот увидел воочию разницу между Викой и Алиной. И сравнение было не в ее пользу — изящная зеленоглазая красотка с пышной копной пламенных волос резко контрастировала с одетой как попало и густо накрашенной толстозадой женушкой.

- Хер ли ты приехала? - спрятал старлей смущение за грубостью.

- А мы па-а-апочку повидать хотели, - олигофренически-ласковым тоном пропела Алина, буравя Романа жгучим взглядом рыбьих серых глаз. Посадив сына на топчан, на котором следак в первый раз трахнул Вику, жена холодно бросила:

- Посидишь пару часов с сыном, не развалишься! У меня запись к врачу, забыл? - понизив тон и неодобрительно покосившись на Вику, она добавила, - Есть подозрение на кисту.

- Подозрение не обвинение, - безразлично скаламбурил старлей.

- В общем, Кирюш, я уехала, веди себя хорошо и слушайся папу. Я скоро буду, - мальчик в ответ покивал, увлеченно разъединяя детальки конструктора.

Когда Алина вышла, Роман вернулся к документам. Краем глаза он продолжал следить за одетым в грязно-голубой комбинезон сыном, который потихоньку начинал вертеть своей непропорционально крупной белобрысой головой в поисках развлечения. Вика, кажется, быстро поняла, что общаться с отпрыском Мальцев не желал, и обратилась к ребенку, сделав свой голос таким же ласково-дебильным:

- Маленький, а хочешь со мной порисовать? Ты умеешь?

Кирилл радостно бросил конструктор на топчан — из того выпала пара деталек— и направился к девушке. Подняв глаза, Роман скривился — эти неуклюжие движения, эти уродливо-пародийные черты лица, эта кретинская улыбка.

- Мы лучше пойдем, погуляем. Кирюха, пошли! - вскочил старлей с кресла.

- Ура-а-а! Гулять с папой! - Кирилл почти сразу же забыл о перспективе рисования и схватил конструктор с дивана. Натянув шапку на уши, он встал у двери.

- Так, «Лего» оставь здесь! - строго наказал Мальцев, даже не глядя в сторону сына.

Выходя из кабинета, следователь не мог взять в толк, откуда в нем это омерзительное чувство, неправильное по самой своей сути - стыд за сына перед любовницей. Кирилл, не подозревающий о тяжелых мыслях отца, весело перебирал ножками, и тянул ему свою маленькую ладошку — хотел идти с папой за руку.
∗ ∗ ∗

Тощие вороны раздраженно каркали друг на друга, вытягивая какие-то ошметки из перевернутой урны. Во дворике не было никого, кроме Мальцевых, поэтому Кирюше приходилось развлекать себя самому, ползая по горкам и лесенкам.

- Пап, покачай меня! - раздался крик Кирилла.

- Я занят, учись сам! - отвечал Роман, переворачивая очередную страницу в личном деле Головина. Биография «маньяка» поражала, в негативном смысле. И он, и его сестра попали в детский дом после гибели родителей в автокатастрофе. Следующим значимым событием в личном деле была попытка побега, предпринятая шестилетним Головиным, после которой тот вернулся сам, со следами травм и ожогов, а также в состоянии сильнейшего психоза. После обследования брат и сестра были разлучены в результате распределения — Мария осталась в приюте, Анатолий же попал в интернат для детей с отклонениями в развитии. Уже тогда оформилась некая тенденция в его психологических паттернах — еще в приюте он принялся собирать вокруг себя детей помладше, создал нечто вроде клуба под названием «Страна Друзей», а после…

- Пап, тут Лего-Человечек! - заголосил Кирюша, отвлекая Мальцева-старшего от чтения.

- Молодец, - ответил он, не поднимая глаз от папки.

- Настоящий, большой, папа! Я к нему подойду? Можно? - продолжал измываться над отцом писклявый голос мальчишки.

Роман неопределенно дернул головой, погруженный в материалы дела. Ветер откуда-то принес сильный запах карамели.

- Командир, папироски не будет? - вновь чей-то голос вырвал Романа из размышлений. Тот поднял глаза — перед ним стоял, опираясь на самодельный костыль из какой-то струбцины, горбатый бомж в кепке с эмблемой «Спартака». На плече болтался пакет с пустыми бутылками, а из вспухшего глаза тянулась струйка гноя.

- Не курю, - соврал следователь и взглянул на детскую площадку. Холодная рука ужаса будто бы проникла через анальное отверстие, перемешала внутренности, вызвав приступ тошноты, а после — голодным пауком вцепилась в самое сердце. Кирюши, конечно же, нигде не было.

- Эу, отец, ты пацана тут не видел? - постаравшись взять себя в руки, обратился Мальцев к копающемуся в урне горбуну. Тот поднял пропитое лицо на следователя, зажмурил единственный здоровый глаз, став похожим на китайца, и, наконец, выдал:

- Какого пацана? Вы, командир, здесь уж минут десять один стоите, - и добавил заискивающе, - И сигаретки у вас, я видел, имеются. Может, все ж пожертвуете штучку-другую?

Но Роман уже не слушал, рванувшись в пространство между гаражами. Нет повода для паники. Наверняка, дебилушка погнался за каким-нибудь голубем или драной кошкой. «Сидит сейчас у помойки, блох собирает» — мысленно успокаивал себя старлей, в глубине души понимая — произошло то, чего он больше всего боялся и при этом тайно вожделел.

Обежав двор и округу несколько раз — безрезультатно — он, наконец, смирился с необходимостью звонка. С третьего раза — замерзшие пальцы отказывались слушаться — Мальцев нашел нужный номер и нажал кнопку вызова:

- Аллё, Оксана Валерьевна? Пришлите мне пару человек, тут, на Новомосковской. У меня сын пропал.
∗ ∗ ∗

Жену он сразу отправил домой, чтобы не мешала своими криками розыскным мероприятиям. Вика усадила в полицейскую машину воющую на одной ноте Алину, а та судорожно билась, будто в припадке. Роман, истязая легкие очередной пачкой сигарет, почувствовал дежавю — точно такая же жуткая, нечеловеческая истерика. Точно такой же горестный рев — не женщины, но волчицы, попавшей в капкан.

Конечно, глупый мальчишка мог просто куда-нибудь спрятаться или убежать и потеряться. Но самая страшная мысль не отпускала Мальцева, сверля мозг ржавой иглой — а что если Головин и правда не имеет отношения к делу? Что, если и Кирилл Романович Мальцев, две тысяча первого года рождения будет подшит в серию? Как он объяснит генпрокуратуре насильственные действия в отношении задержанного? Кто знает — удастся ли отделаться дисциплинарным взысканием, может, отставкой или придется заехать на хату? Размышлять об этом не хотелось — надо найти сына, чем быстрее — тем лучше.

- По горячим следам, сам знаешь, шансов больше, - попыталась подбодрить старлея Вика, по-своему истолковав мрачное выражение лица. Тот не среагировал.

- Значит так, - вещал седой опер, светя на карту района фонариком телефона, - Приходько и Самойлов — на вас Марьина Роща, Армен — займись Алексеевской и туда дальше — до Маленковской. Ромыч, ты…

- Я на Звездный поеду, - хрипло ответил Мальцев. Вика хотела напроситься вместе с ним, но следак отправил помощницу в отделение.

Быть в компании ему не хотелось. Искать кого-либо — тоже. Роман бессистемно шатался по темным аллеям бульвара, распугивая бомжей на скамейках своим небесно-голубым кителем. Фонари скупо освещали асфальтовую дорожку, покрытую грязными остатками снега, из-за которых так быстро пачкались и мокли дешевые демисезонные ботинки. В них Мальцев отходил всю зиму — новогодняя премия ушла на подарки Кирюше и пуховик для него же.

Исключительно от скуки и безысходности он водил взглядом по грязным дорожкам, для проформы иногда заглядывая в бетонные ямы подвалов и засранные щели между гаражами, но все безрезультатно.

Сработала случайность. Старлей ни за что бы не обратил внимание на торчащее из земли посреди бульвара бетонное кольцо, если бы не одна деталь. Желтая деталь из конструктора «Лего», блеснувшая в свете неуверенно мигающего фонаря. «Говорил же говнючонку не брать с собой!» - мысленно отругал Роман сына, одновременно радуясь окончанию этого кошмарного дня. Наверняка, дурак залез в какой-нибудь колодец и теперь сидит внизу, не в силах выбраться.

Колодец закрывала решетка из ржавой, мокро блестящей арматуры. Снизу тянуло сыростью. Повинуясь неведомому порыву, Мальцев своротил решетку, изгваздав и руки, и китель в ржавчине. Во влажную хищную тьму спускались железные скрепы, вбитые прямо в бетон.

- Кирилл! Ки-и-и-ра! - покричал Роман на всякий случай в колодец — лезть куда попало напрасно не хотелось. Ответа, конечно, не последовало. В голове всплыло лицо Алины — белое, словно маска, широко открытые, без выражения, глаза — так она выглядела, когда вернулась от врача, чтобы узнать, что Кирюша пропал. Подгоняемый чужой болью и горем, Роман перекинул ногу через препятствие и, зажав в зубах светодиодный фонарик, болтавшийся на ключах, принялся спускаться.

Ржавые скобы врезались в руки, продирая ладони до крови, китель пришел в негодность после первых же пяти ступеней, но Мальцев продолжал спуск. Лестница закончилась, и его обувь чавкнула во что-то мягкое, пропитанное жижей, словно мокрая ткань. Где-то поблизости текла вода. За журчанием канализации или загнанной в трубу речки следователь не сразу услышал сильные чмокающие и сосущие звуки — словно кто-то силился допить последние капли из пакетика с соком. По позвоночнику прокатились мурашки, Роман успел пожалеть, что не взял с собой ни оперативников, ни табельного оружия. Медленно, стараясь не свихнуться, словно уже зная заранее, что на зрелище, которое предстанет перед ним, человеческая психика не рассчитана, он поднимал луч фонаря. В затхлом и сыром воздухе к смраду тухлой воды и дерьма примешивался сильный аромат карамели, словно в канализацию смыло целую кондитерскую фабрику.

Световое пятно неспешно ползло вверх. Лизнуло по тонкой, мгновенно спрятавшейся, похожей на паучью, лапе. Зацепило неописуемое, покрытое дырками, словно коробочка лотоса, туловище. В многочисленных отверстиях виднелись, лениво разворачиваясь, легкие крылышки насекомых. Дальше появились кишки, или что-то похожее — какие-то тонкие свисающие трубки, уходившие одним концов в рот потрескавшейся и порченой плесенью кукольной головы, а другим концом...

- Кирилл, - еле слышно выдохнул Мальцев, глядя, как омерзительные языки забивают рот, нос, уши его сына, а некоторые уходят куда-то под его одежду и пульсируют, подрагивая, будто всасывая что-то. Ребенок был все еще жив. Кожа в нескольких местах потрескалась, словно эмаль на фарфоровой кукле, глаза запали, ноги судорожно дергались, пока бесчисленные щупальца шерудили у него в комбинезончике, но сомнений не было — его сын жив. Маленькая, болезненно истончившаяся ручка Кирюши поднялась, вытянулась к отцу, просяще сжимая худые воробьиные пальчики. Тварь же, питавшаяся ребенком, казалось, не реагировала, продолжая поглощать телесные жидкости малыша. Детский ротик, наполненный бледными, похожими на бычьих цепней языками существа, нервно шевелился, силясь что-то произнести. Послышались приглушенные звуки, из которых неловко, неуверенно, будто из случайно брошенных кубиков с буквами складывалось слово:

- Папа!

- Это не мой сын! - произнес Мальцев совершенно машинально, скорее сам себе, чем истощенной фигурке, крепко прижатой паучьими лапами к мерзкому тулову, или твари, пришедшей из ночных кошмаров, чьи нарисованные ярко-голубые глаза продолжали безэмоционально сверлить следака.

- Не мой сын! - прошептал Роман, как бы подтверждая сказанное. Нет. Его сын — это сильный, сообразительный, похожий на отца - настоящий пацан, честный, благородный, с легкой рыжиной в волосах. А не этот истощенный, бледный, потрескавшийся уродец. Взяв себя в руки, следователь вдохнул полной грудью затхлого воздуха с нотками сливочной помадки и сделал то, что видел единственным выходом из этой ситуации.

- Слушай сюда, тварь! Останкино — мой район, - гремел он, не заботясь о том, что там, наверху, в мире, где все еще сохранилось понятие нормальности, его кто-то услышит, - Я здесь все решаю. Ты не можешь здесь больше оставаться! Вали с моей территории! Куда хочешь, в Петербург, в Краснодар, хоть за границу. Иначе завтра я сожгу к чертовой матери твою халупу и тебя лично. Мы договорились?

Глупое кукольное лицо продолжало бессмысленно лыбиться потрескавшимися резиновыми губами, но тонкие ноги существа немного согнулись, наклонив тело вперед и будто бы изобразив кивок.

- Вот и здорово, - удовлетворенно кивнул Мальцев в ответ, - Я проверю. И еще…-

Все ведь может быть так просто. Так элементарно. Убить одним выстрелом двух зайцев? Такого он не мог упустить:

- И жмура забери. Мне он здесь не нужен.

Кивок на этот раз был более явным.
∗ ∗ ∗

Роману пришлось караулить жену во дворе добрые три часа прежде, чем та, заплаканная и опухшая, отправилась куда-то со стопкой распечаток в руках. Вещи он собрал быстро — и нужно то было просто покидать одежду в чемодан. Мальцеву он выпишет потом – после бракоразводного процесса. Сейчас ему нужно прийти в себя. Больше старлея в этом доме ничего не держало — все, даже мебель, даже книги на полках были ему здесь чужими — из того странного и прекрасного времени, когда он еще был влюблен в Алину.

О Кирилле он старался не вспоминать. В конце концов, после того жуткого вечера в колодце ему пришлось просидеть почти всю ночь, оформляя на пару с Викой документы так, чтобы комар носа не подточил. Убийство при попытке побега маньяка-серийника — это тебе не шутки. По головке за такое не гладят, многие доказательства пришлось изобретать буквально на коленке. Благо, Анатолий Головин уже ничего никогда в суде оспорить не сможет. Роман специально стрелял в спину бедняги на разных расстояниях — чтобы создать иллюзию того, что задержанный пытался убежать. Григорий Ефимович лично обещал и хорошее вскрытие, и правильную баллистическую экспертизу, так что и здесь все будет гладко. Тушина — хорошая все-таки баба — сама сидела на телефоне, советовала — как и что лучше записать.

Вика тоже молодец — не испугалась, не пошла на попятную — с шефом до конца. Глядя на ее рыжую головку, склонившуюся над фальшивыми рапортами, Мальцев наполнялся новым, теплым чувством. Любовью это назвать вряд ли можно, а вот влюбленностью — пожалуй.

Под утро, вымотанные до предела, следователь и его помощница поехали к ней домой. Завалившись на диван, и даже не до конца раздевшись, Роман и Вика принялись яростно, отчаянно заниматься сексом, вытрахивая из себя события прошлой ночи — подлог, убийство, а лично Мальцев — еще и кошмарное видение, что вставало перед глазами, стоило их закрыть.

Под конец, покрытые потом, довольные и изможденные, они свалились на простыни. Вика почти сразу уснула, так и не сняв до конца трусики.

Роман же осторожно, чтобы ничего не испачкать, стянул с члена презерватив. Завязав его узлом, он подошел к форточке и отправил эту латексную медузу с белесой жидкостью внутри в свободный полет с девятого этажа. В помойное ведро выбрасывать не стал — мало ли что.

«Надо будет вообще вазектомию сделать!» - подумалось ему, пока он выкуривал последнюю за этот долгий день сигарету.

Источник

@темы: дети, рассказы, сущности, не своё

---

Интерфейс из плоти: Мать Лошадиные Глаза

[Скрёб-поскрёб]

Начало

Предисловие

В 2016 году пользователи Reddit заметили странное (даже по меркам местного раздела комментариев) явление: пользователь сайта под псевдонимом _9Mother9Horse9Eyes оставлял на никак не связанных с темой сабреддитах замысловатые, нередко пугающие истории, большая часть которых рассказывала о так называемых «интерфейсах из плоти». Зарисовки создавали такое впечатление, будто были написаны Говардом Лавкрафтом эры интернет-троллей. После того, как комментарии были замечены аудиторией, они спровоцировали настоящую местную сенсацию, и наиболее любопытные пользователи Reddit стали собирать кусочки повествования воедино, дабы найти подсказки и узнать что-либо об анонимном авторе. Жуткая история, в свою очередь, пополнялась все новыми отрывками. Подобное использование формата поражает, как поражает и то, что автору хватает лишь нескольких предложений, чтобы вытащить читателя из избитой интернет-среды и бросить в отвратительно чуждую вселенную, поражает верность автора тревожному тщеславию. Редакция Spacemorgue публикует в переводе второй сборник постов из фанатского собрания, связующий воедино одну из наиболее последовательных и волнующих сюжетных линий авторской вселенной.

∗ ∗ ∗

Мы стоим на краю истории.

Настали трудные времена.

Вскоре мы окажемся в объятьях Матери и разделим с ней одну плоть.

С Матерью, что забирает потерянных детей.

С Матерью, что я видел во тьме, когда был ребенком.

Еще с тех пор, как я звал ее «матерью с лошадиными глазами».

Вскоре мы увидим ее снова.

Вскоре мы станем нерожденными.

∗ ∗ ∗

Новая мамочка.
18th Post / Date 04-24-2016 at 21:38:12 EDT

Когда я был маленьким, они забрали мою маму и поселили меня с другой женщиной в вонючем старом доме.

Они сказали, что она была живым человеком, но я знал, что это не было правдой.

Они сделали ее сами.

Ее лицо было слеплено из частей тел разных животных, а именно:

Поросячьи щеки
Волосатая козлиная челюсть
Старые лошадиные глаза
Сшили ее плохо, поэтому швы были покрыты коркой.

Я ее возненавидел.

Настоящая мама звала меня из-под земли.

На закате я отворил окно на чердаке и впустил свежий весенний ветер.

Мамина песня доносилась до меня с каждым дуновением прохладного ветерка, и я слушал нежное пение из ее могилы.

∗ ∗ ∗

Как мне описать маму?
25th Post / Date 04-28-2016 at 02:45:24 EDT

Как мне описать маму? Что она из себя представляла?

Βαβυλὼν ἡ μεγάλη, ἡ μήτηρ τῶν πορνῶν καὶ τῶν βδελυγμάτων τῆς γῆς (Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным — греч.).

Я часто лежал в кровати, слушая крики игравших на улице детей. Опущенные шторы не пропускали лучей летнего солнца. Я часами лежал без сна и спрашивал себя, кто же мог сотворить мать.

Она была сшита из частей тел самых разных животных. Одну из ее ступней заменяло большое, тяжелое копыто. На месте другой находилась крохотная кошачья лапка. Я нередко слышал, как она слоняется внизу. Я слышал ее запах. Запах сигарет и заразы был повсюду и туманом витал во тьме.

Когда на город неспешно опускалась ночь, я представлял, как птицей вылетаю из окна своей комнаты навстречу синему звездному небу, смотрю сверху вниз на съежившиеся коробочки домов и мордочкой ловлю свежий ветер.

Ох, как же сильно я плакал, лежа в своей кровати.

Когда мама пришла в первый раз, я был еще совсем маленьким. До нее у меня была другая мамочка, хорошая. Она носила жемчуг и говорила мелодичным голосом. Но однажды я заболел и меня начало лихорадить. Я плакал с утра до вечера, и это продолжалось неделями.

Думаю, моя первая мама не смогла этого вынести. Однажды ночью она ушла и больше не вернулась. Когда солнце взошло, и я спустился вниз на завтрак, на кухне меня ожидало это.

По крайней мере, мне кажется, что все было именно так.

За все время после знакомства новая мама не произнесла ни слова. Она просто фыркала и издавала лошадиные звуки.

Жуть.

Части ее тела были сшиты нитками, и кое-где виднелись заплатки из влажной мешковины. Она жила со мной почти год, и недавно я увидел ее глаза в первый раз.

Вы когда-нибудь разглядывали лошадиные глаза вблизи?

Они похожи на глаза козы.

У них обеих горизонтальные зрачки.

Когда я возвращался со школы, за кухонным столом часто сидели дети. Она давала им лекарства, чтобы они делали все, что ей захочется. Она заставляла их сидеть на месте, а они дрожали и глазели на нее. Затем она вела детей в подвал и делала из них разные вещи.

Она заставляла меня делать то же самое, но я не хотел.

Я обнаружил, что она боялась Библии.

Я понял, что Библия обладала силой.

Силой крови.

Когда я читал стихи, ее тело начинало разваливаться на части, а сама она выла, точно волк, и на стыках ее конечностей проступала кровь.

Библия стала причиной возникновения сообщений, передававшихся через крест в алом летнем небе.

Вся линия времени сосредоточена вокруг эпицентра — места, в котором гвоздь был вогнан в ладонь Христа. Отсюда же исходят линии возможностей.

Королевства расцветают и рушатся, а люди стареют и умирают подобно полевым цветам.

τὸ θηρίον ὃ εἶδες ἦν καὶ οὐκ ἔστιν, καὶ μέλλει ἀναβαίνειν (Зверь, которого ты видел, был когда-то живым, сейчас же он мёртв. Но ещё восстанет он из бездны и отправится на погибель — греч.)

∗ ∗ ∗

Введите название.
45th Post / Date 05-10-2016 at 19:08:47 EDT

Я сижу в своей комнате и смотрю на мерцающие в свете солнца пылинки. Окно раскалилось от летней жары. С улицы доносится вой газонокосилки. Застоявшийся воздух давно утратил свежесть. Углы комнаты скрылись за сырыми тенями. Мои игрушки в беспорядке лежат на полу.

За дверью комнаты слышится искаженная музыка, похожая на звон колокольчиков. Старый дом содрогается, и я невольно вскакиваю. Услышав свое имя в другом конце коридора, я выхожу за дверь. Приближаясь, я все сильнее чувствую ее запах. Гнилое мясо. Серые волосы. Желудочный сок.

Войдя в комнату мамы, я замечаю окровавленные куски ее плоти, разбросанные по полу. Звуки духовых инструментов постепенно обретают мелодию, куски тела отрываются от пола, взмывают в воздух и словно мухи начинают летать по комнате. Музыка складывает кусочки тела в единое целое, и каждый фрагмент встает на место, дополняя очертание Матери. Глазницы, однако, еще зияют мясистыми полостями. Глазные яблоки показываются из коридора, проплывают над моей головой и с хлюпающим звуком возвращаются на место. Струйки крови начинают течь по ее щекам. Взгляд горизонтальных зрачков останавливается на мне.

«Дай мне мою сумку, дитя. Мне нужна плоть».

Я трясу головой. Я ненавижу ее. Она настигает меня одним прыжком, хватает за волосы и бьет по лицу своей собачьей лапой снова и снова. Я кричу и рыдаю. Она отпускает меня. Всхлипывая, я подхожу к шкафу и выуживаю больших размеров сумку. Вместе мы ждем наступления ночи.

∗ ∗ ∗

Птицы хихикают, и я кричу.
94th Post / Date 06-28-2016

Я засыпаю в шкафу, но просыпаюсь в постели. Еще до того, как я открою глаза, я уже знаю, что она будет здесь.

И она здесь.

Она стоит рядом с кроватью. Уже утро. Она не человек. Она — нечто другое. Я стараюсь не плакать, но ничего не выходит. Не могу остановиться. Она высокого роста, но у нее нет нормального тела — только куски мяса, сшитые между собой. Они прикрыты длинным блестящим халатом — блестящим от бесконечного множества ползущих по нему сине-золотых мух. Длинные серые волосы закрывают большую часть ее лица. Я поднимаю глаза к потолку и кричу, кричу, кричу. Я кричу, чтобы мамочка вернулась обратно. Я кричу так сильно, что потолок становится розовым и теряет четкость.

Затем она встает прямо надо мной и наблюдает. Ее лицо — это мерзкие куски животных. Я помню ее глаза. Ее глаза были как у белой лошади по кличке Бриттани. Мама говорила, что я могу погладить ее, но она укусила меня за руку, и мне пришлось ехать в больницу. Ее глаза едва держатся на лице и смотрят куда-то в пустоту. Я дрожу от страха.

Господь, пожалуйста, умоляю, сделай так, чтобы она ушла.

Она фыркает и издает звуки животных. Она пахнет старым сараем, и это почти выворачивает меня наизнанку. Она протягивает ко мне руку, ее пальцы сделаны из конечностей крабов разных размеров. Нет, нет, нет. Я ненавижу крабов больше всего на свете. Когда мы ходили на пляж, папа всегда выбирал место, на котором не было крабов. Он говорил, что знает, где они прячутся, потому что нет нет нет она прикасается к моему лицу своими крабовыми руками ужасно ужасно я зажмуриваюсь изо всех сил и вжимаюсь в спинку кровати.

Она убирает руку. Я держу глаза закрытыми.

Я слышу, как кто-то чирикает и щебечет. «Пей», говорит веселый голос.

Мои глаза закрыты.

«Пей», говорит голос. Он звучит забавно и по-мультяшному.

Я приоткрываю глаза. Ох, дюжина птичьих голов показалась из дыры в ее шее. Они снуют туда-сюда. Однажды я нашел мертвого птенца в нашем сарае. У него не было кожи, а на месте глаз находились голубые комки. Головы этих птиц выглядят точно так же. «Пей!», звучит забавный голос попугая.

Она держит большую серебряную ложку крабовыми пальцами. Зеленоватая обезьянья лапа в свою очередь сжимает стеклянную бутылку с фиолетовой жидкостью и наливает ее на ложку. Я чувствую запах — он виноградный, как у того лекарства, что дает мне мама.

Господь, останови это.

Птицы хихикают.

Она касается моей шеи когтем мизинца. Я открываю рот и глотаю лекарство.

Я лежу на кровати с закрытыми глазами. Я плачу, затем успокаиваюсь и плачу снова. Я знаю, что она здесь. Я слышу запах, слышу жужжание мух и дыхание животного. Почему она еще здесь? Пожалуйста, уходи, уходи, уходи. Господь, заставь ее уйти.

Что-то попало мне в глаза. Я вижу это, хотя мои глаза закрыты. Это не квадрат и не треугольник. Это фигура, название которой мне не известно. Я вижу множество фигур. О, нет, в моих глазах появляются маленькие человечки, похожие на тех, что я видел в книжке про Уолли. Миллионы человечков занимаются разными делами, снуют туда-сюда по старому городу с крепостями и флагами. Они бегут по туннелям и взбираются на башни. Я могу следить за всеми одновременно. Ничего себе. Тут есть и пекарь, и рыцарь, и клоун, и королева с кучей… Они все умирают! Везде льется мультяшная кровь, у них всех испуганные лица, а потом кровь смывается, и человечки смеются и играют вновь.

Места и человечки сменяют друг друга. Я вижу разные истории. Они происходят все разом, сотни сюжетов, но я могу следить за всеми ими одновременно. Человечки плачут и смеются, живут и умирают и занимаются самыми разными делами. Ты как будто смотришь десяток фильмов за раз, и это настолько утомляет, что я открываю глаза.

Она все еще сидит на краю постели. Человечки из книжки про Уолли все еще мелькают перед глазами, они играют, смеются, истекают кровью и умирают. Куски животных на ее лице начинают двигаться, и — смотрите! — за ними виднеется другое лицо. Я вижу лицо женщины или мужчины, слепленное из влажной глины. Оно гладкое и красивое, глядя на него я совсем не чувствую страха, и я испытываю облегчение. Глина трансформируется, и одно лицо сменяется другим — сначала старец, потом юноша, китаец, грустный негр, затем другие люди и мордочка кота. Новые лица появляются и исчезают, но что-то в их глазах остается неизменным. Нечто, что смотрит на меня, пытается что-то сказать.

Лицо изменяется еще раз. Это лицо женщины. Матери. Очень старой, а может, и очень молодой. Мама. Глаза совершенно точно пытаются что-то сказать. Мама. Я чувствую биение своего сердца, и с каждым ударом оно говорит: «Мама», «Мама», «Мама». Ее глаза такие печальные, такие старые и печальные и добрые, настолько добрые, будто они вправду жалеют, будто они хотят помочь мне. Но выражение ее лица остается спокойным, а губы ее сжаты, будто она — Мама — пытается скрыть свою печаль, отмахнуться от нее. Пытается быть строгой. Потому что…

Потому что она собирается наказать меня. Такими же глазами на меня смотрела мама всякий раз, когда я вел себя плохо и заслуживал наказания. Ее лицо — это лицо мамы и тысяча других лиц одновременно. Они жалеют меня.

О нет. О нет нет нет нет нет нет нет нет. Я кричу и кричу кричу кричу.

∗ ∗ ∗

Недавно Мама забила гвоздь в мой мозг.
96th Post / Date 07-05-2016

Недавно Мама забила гвоздь в мой мозг. Гвоздь крепко сидит на месте. Все остальное идет своим чередом.

Год назад я и моя семья отправились в Калифорнию. Мой папа должен был проехать по Автодороге штата Калифорния SR1. Он обожает машины, и оказаться этой дороге было его мечтой еще с тех пор, когда он был мальчишкой. Но попасть туда у него так и не вышло, потому что меня здорово укачивало. Мы останавливались кучу раз и, в конце концов, просто повернули назад. По дороге домой папа не произнес ни слова.

Почему родители бросили меня? Они ушли, потому что со мной случались подобные вещи? Потому что со мной было много хлопот?

Сейчас я чувствую себя точно как во время того путешествия. Лекарство заставляет меня думать, что у каждого предмета есть цветная тень, что все они плывут в пространстве и окрашиваются в разные цвета. Я начинаю видеть вещи, которых не происходит на самом деле — и те, что происходят. Вещи, которые пытаются случиться, но у них не выходит. Все это сбивает меня с толку.

Снаружи светит солнце, но я не встаю с постели, чтобы не чувствовать себя еще хуже. Когда я лежу на кровати, галлюцинации отступают: я вижу только то, как лежу в той или иной позе. Но стоит мне подняться, и я начинаю видеть тысячи собственных копий. Каждая копия занимается своим делом и все в моих глазах перемешивается так, будто я смотрю на книжку про Уолли. Голова от этого идет кругом.

Мама заходит в комнату и кладет три больших камня рядом с кроватью. Я не знаю зачем. Я смотрю на них. Они просто лежат на месте. Я думаю о том, чтобы оттолкнуть один из них подальше, но затем он покрывается цветными тенями. Тени показывают события, которые могут произойти, но не происходят. Я превращаю это в игру. Смотрю на то, что может случиться.

Несколько дней спустя мне становится немного лучше. Я все еще вижу неестественные цвета, но от них уже не начинает тошнить. Когда Мама заходит, чтобы дать мне еще лекарства, я говорю ей, что хочу есть.

«Тогда приготовь себе еды, золотце», поет она птичьим голосом.

«Как?»

Она указывает на камни. «Прикажи этим камням превратиться в хлеб», говорит она уже новым голосом, мужским.

Я бросаю взгляд на камни. Теперь они разукрашены большим количеством теней, каждая из которых движется независимо от остальных. Похоже на цветное пламя. Однако я все еще в растерянности. Я говорю: «Камни! Обернитесь хлебом!» и взмахиваю пальцем так, как Гарри Поттер взмахнул бы палочкой.

В пламени я замечаю цвет, которого не видел раньше.

Сработало. На месте камней теперь лежит хлеб.

Мама смеется.

Она уходит, и я принимаюсь за хлеб. Он такой же восхитительно вкусный, как мой любимый хлеб из пекарни Тони. Теплый и мягкий. Но как это случилось? Магия? Настоящая магия?

Я бросаю хлеб и бегу к окну. На улице пусто, солнце почти скрылось за горизонтом. Я закрываю глаза и произношу особое заклинание.

Когда я открываю глаза… Да! Вот она, проезжает по улице: машина мамы и папы.

∗ ∗ ∗

Введите название.
98th Post / Date 07-09-2016

Едва заметив машину, я бегу к лестнице. Мама возится на кухне, но я пробегаю прямо мимо нее. Снаружи я вижу, как автомобиль сворачивает с дороги. Я бегу к нему, улыбаясь, но тут же замедляю шаг. В машине что-то изменилось. Чья она?

Дверь открывается. Выходит папа. У него привычно угрюмое выражение лица, он одет в пижаму без пуговиц. Мама тоже выходит из машины через ту же самую дверь. Она — в голубом платье. Мои глаза застилает пелена слез, я бегу к ней и обнимаю за ноги. Она треплет меня по голове и говорит: «Ну, все, Ник. Все хорошо».

«Где вы пропадали?», спрашиваю я. Я реву, точно маленький ребенок. «Почему вы бросили меня? Почему ушли?»

«Мы ездили в магазин», говорит мама.

«Но вас не было так долго», говорю я и утыкаюсь лицом ей в бок.

«Мы были в магазине и купили несколько платьев, а папа раздобыл кое-что для своей машины».

Я поднимаю взгляд и от слез в глазах едва отличаю ее лицо. Я утираю слезы. Она смотрит на меня и улыбается. У нее гладкое, светящееся лицо. «Мы остались в магазине на несколько дней», говорит она и треплет меня по голове.

Я ничего не понимаю. «Почему вы оставили меня с женщиной-монстром?», спрашиваю я.

Улыбка исчезает с ее лица. «Монстром?»

«В доме живет монстр».

«Ник», говорит папа раздраженно. «Хватит».

Я смотрю на него. Его лицо имеет странную форму. Обычно его щеки покрываются веснушками, но сейчас они в других местах. Я отстраняюсь от мамы и смотрю на нее. Она слабо улыбается, как делает это каждый раз при нашей встрече. Это она. Это мама. Но она слишком… Что с ней не так?

Мамина рубашка шевелится. Под ней что-то есть. Оно толкается и пытается вырваться наружу. Я отступаю. Ее лицо сдувается, как воздушный шар, и одна из щек отваливается. Она падает на землю прямо передо мной с характерным шлепком. Часть щеки лежит на земле подобно большому куску куриного филе.

Я кричу, и мама разваливается на части. Ее лицо распадается, и всем телом она падает на асфальт, словно мешок картошки. То же самое происходит с отцом. Их одежда лежит на земле, но что-то шевелится под слоями ткани. Я кричу, и нечто кричит в ответ. Оно испускает еще один крик, очень слабый, и высовывает голову из-под одежды. Это котенок.

Другие котята показываются из-под нижней части платья и папиной пижамы. Целая куча котят разных цветов. Одежду моих родителей уносит ветром, и на улице перед домом остаются лишь коты и две кучи мяса. Некоторые котята бегут прочь, другие плачут, а третьи гуляют вокруг, обнюхивают и лижут мясо.

Что-то щипает меня за плечо, и я вскрикиваю. Это крабовые пальцы Мамы. Она дергает меня за руку и тащит обратно в дом. Я кричу снова и снова, но Мама держит меня крепко. Она захлопывает входную дверь и толкает меня в большую металлическую клетку на кухне. Птицы лезут из щелей на ее плечах и лице. У них нет глаз, и все они облеплены большими золотистыми мухами. Они щебечут и кричат на меня.

«Твоя магия недостаточно сильна для того, чтобы сотворить всех, кого ты захочешь», проговаривает она низким голосом.

Птицы хохочут. «И никогда не будет!», выкрикивает одна из них.

∗ ∗ ∗

Я иду. Мама. Я иду.
99th Post / Date 07-10-2016

Мама запирает меня в клетке и садится за кухонный стол. Я кричу и плачу, но мама сидит неподвижно. Ее лошадиные глаза смотрят в стену. Солнце медленно ползет за горизонт, и комната погружается во тьму. Теперь мама — лишь очертание черной горы, сидящей за столом.

Когда солнце встает, ее глаза по-прежнему смотрят в стену. «Ты был плохим мальчиком. Твоя магия была ужасна. Впредь ты не будешь вести себя плохо», говорит она.

«Я ненавижу тебя!», кричу я. Я на самом деле ее ненавижу ненавижу ненавижу.

Мамины птицы хихикают. Она встает из-за стола, и золотистые мухи начинают летать вокруг. Будто по мановению волшебной палочки прутья решетки разъезжаются в стороны. Она тянется ко мне и хватает крабовой рукой. Мне очень больно, и я кричу и пинаюсь, но ей все равно.

Она поднимает меня и несет в гостиную.

Гостиная полна клеток! Как они здесь оказались? В рядах металлических коробок сидят нагие дети. В отличие от меня, им совсем не страшно. Они сидят, скрестив ноги, руки лежат на коленях. Они сидят неподвижно, без единого звука. Их глаза закрыты.

«Я покажу тебе, что бывает, когда ты ведешь себя плохо», говорит она. Мы возвращаемся в прихожую и идем к двери, ведущей в подвал. Я не люблю подвал. Я плачу и прошу ее отпустить меня пожалуйста пожалуйста. Она отворяет дверь. Обычно в подвале темно, но в этот раз из помещения исходит свет. Я заглядываю внутрь.

Внутри я не вижу подвала.

Там что-то живое.

∗ ∗ ∗

Новости в последнее время совсем мрачные. Выстрелы звучат точно праздничные хлопушки. Люди мелькают в объективах трясущихся камер. На улицах мертвые копы.

Сегодня температура достигла 100 °F. В эту неделю сотня градусов — обычное явление. Каким странным, однако, стало это лето.

Никто не может прийти к согласию. Одни говорят, что СМИ игнорируют проблему. Другие — что СМИ ее создают. Протестующие — вот настоящая проблема. Копы — тоже проблема. Все происходящее походит на операцию под чужим флагом для того, чтобы Обама мог вывести наших солдат. Это операция под чужим флагом, чтобы подавить движение Black Lives Matter.

Небеса изрезаны химиотрассами. В комментариях разворачиваются битвы теорий заговора. Теперь одинокие женщины недалеко от вас хотят найти пару. Там, за океаном, снова распинают людей.

Я ощущаю себя совсем по-другому, нежели весной. Менее оптимистично. Я размышлял о том, что, в теории, я мог бы претворить в жизнь мечту и издать книгу — боже, не это ли здорово? Но сейчас во мне нет уже ни капли возбуждения. Опубликую я книгу или нет, я останусь тем же одиноким призраком, который всегда остается в тени и тащит в дом спиртное. Деньги не представляют ценности для отшельника, который никогда ничего не делает. А слава? Пятое колесо в телеге.

В моем будущем лишь пустота. Я возвращаюсь в прошлое. Я собираюсь его уничтожить.

∗ ∗ ∗

Маме все равно, чем я занимаюсь, пока я не беспокою ее. Я стараюсь не попадаться под руку. Когда она входит в комнату, я ускользаю тихо, как мышка. Я не хожу в комнаты с клетками. Я стараюсь не приближаться к подвалу. Я просто сижу тихо и делаю все возможное, чтобы не попасть в неприятности.

Я практиковался в магии. Наколдовывал маленькие, незаметные вещички. Из камней я делаю хлеб и вкусное печенье. Мои игрушечные звери ходят по комнате и делают забавные вещи. Игрушечные грузовички ездят наперегонки по сделанной мной трассе. Заниматься магией весело, но я боюсь разозлить Маму.

Как долго Мама будет здесь жить? Она останется здесь навечно? Думаю, что навечно. Когда я думаю об этом, на глаза наворачиваются слезы. Я даже не успеваю подумать о маме с папой перед тем, как начинаю плакать.

Мне в голову пришла хорошая идея. В последнее время у меня в голове много идей. Они как кучка людей, которые пытаются перекричать друг друга. Голос одного из них был особенно громким и четким.

Я пытался привести маму с папой к дому, но не мог сделать это правильно. Магия все время теряла силу, и они превращались в дурацких котов. Это все потому, что мои родители были таковыми лишь снаружи. Я не могу заставить их делать что-либо с помощью магии, потому что я не обладаю такой силой.

Но я могу заставить себя.

∗ ∗ ∗

Шон показал мне местонахождение склада. Я иду туда. Я слышу зов. Очертания моей жизни зовут меня. История должна закончиться именно так. Мама будет там, и я попытаюсь ее уничтожить. Мне хотелось взять с собой какое-либо оружие, но что может сработать против нее? Она есть Всё. Та, кто вылепил мою жизнь через пространство и время.

Когда наступает утро, я ощущаю себя точно так же, как и должен. Я столько раз просыпался по утрам и клялся, что в этот день я не возьму в рот ни капли, но, не сделав никаких выводов, каждые 7 часов вечера я шел в магазин и знал, что совершаю ошибку. Тем не менее, ноги несут меня все дальше. Я знаю, что поступаю неправильно, и все же не останавливаюсь.

Я иду. Мама. Я иду.

∗ ∗ ∗

Прощайте, и спасибо за хитиновые крестоформы!
100th Post / Date 07-17-2016

Я меняюсь. Уроки Мамы учат и преображают меня. По ночам я лежу в кровати, ем печенье и смотрю в потолок. Затем стыки открываются и — поразительно — посмотрите, что за ними! Невиданные ранее цвета, звезды-долгожители, туннели за пределы космоса.

Мои способности становятся сильнее. Я могу изменять реальность. Я молюсь, жду, и они приходят ко мне. Каждое утро крохотные воробьи садятся на ветки дерева перед моим окном. Мама говорит, что мне не стоит быть таким жадным, что нужно быть осторожнее, что нужно направлять поток, а не пытаться идти против него.

Я вновь читаю Библию, используя приобретенные знания. Иисус обладает магией крови. Магией страдания. Магией желания и воздержания. По ночам я и Мама смотрим, как его мягкая плоть корчится и борется с жесткой структурой креста.

«Мать», кричит он. «Узри свое дитя».

«Отец», кричит он. «Я жертвую своим духом и отдаю его в твои руки».

Скоро я призову собственного маленького Христа.

На желтые пески.

∗ ∗ ∗

Другие пассажиры автобуса, кажется, даже не подозревают, что скоро я сойдусь в решающем поединке, который определит будущее всего человечества.

Нахожусь ли я в здравом уме? Себе я кажусь вполне нормальным. Я не пускаю слюни, не ору при виде голубей. Но что на самом деле делает меня нормальным, так это осознание того, что мой план безумен. Я иду на бой со зловещей сущностью, которая была способна влиять на людские события с древнейших времен, и однажды она сможет поработить все человечество. Я собираюсь сражаться с ней в футболке с Гартом Бруксом.

Выходя из автобуса на слепящее летнее солнце, я вспоминаю отважных пехотинцев, которые вели свои десантные катера на берега пляжей Иводзимы. Да уж, вместе мы те еще бравые вояки. Говорят, что одним из признаков бредового мышления являются мысли о грандиозности происходящего. Человек в бреду представляет, что он — шестеренка в огромном механизме борьбы, но в реальности вся борьба происходит лишь в его собственной голове.

Голубь путается у меня под ногами. Я бормочу, чтобы он убирался прочь.

«Google Карты» ведут меня к цели. Я ожидаю увидеть толпы бредущих по улицам наркоманов, но здесь совсем ни души. В свете солнца окружающие меня задворки походят на обычный рабочий квартал. Сам же склад оказался старым кирпичным зданием с заколоченными окнами, разрисованным каракулями краски из баллончика. Выглядел он плохо, но назвать его паршивым у меня бы не повернулся язык.

Входная дверь скована цепями, но, побродив вокруг, я замечаю окно, доски на котором отходят достаточно легко. Из темноты здания доносится запах плесени. Срань. Неужели я вправду иду туда? По моему лицу уже струятся капли пота. Я достаю фонарик из кармана и включаю.

Луч света выхватывает из темноты пыльные тени мусора на полу. Старые коробки. Шлакоблоки. Я замечаю слабое мерцание — да, это наша первая трубка. Крэк это был или метамфетамин — разницы не было никакой. Слушая рассказы разных людей в этих помещениях, я узнал кое-что о наркотиках, но с другой стороны все эти истории были вторичными, рассказанными уже не раз. Много ли я, в таком случае, понимаю?

Шон говорил о лестничном пролете, который ведет к двери, но в главном зале склада, похоже, вообще нет никаких лестниц. Зато я вижу несколько дверных проемов в дальнем конце помещения. Я направляюсь туда, осторожно ступая по мусорным завалам. Дверной проем посередине расположился на верхней ступени небольшой лестницы. Тут же внизу виднеется еще один. Луч фонаря ловит блеск металла: сорванные дверные петли.

Когда мы с Шоном были соседями, он всегда вел себя спокойно — собранность и уверенность в себе отлично его характеризовали. Сейчас я вижу его совсем с другой стороны: он работает с гидравлической растяжкой, срывает дверь с петель — сначала скрип, затем пронзительный металлический скрежет — пот заливает его лицо, глаза горят страстным желанием, которое стало чем-то большим, чем просто голод.

Я вздрагиваю и спускаюсь вниз по ступенькам — и действительно, они ведут в туннель. Я ступаю осторожно, вынужденный подчиниться основным животным инстинктам, которые говорят мне: «Назад! Убирайся отсюда к чертям собачьим!». Однако туннель оказывается на удивление обычным и непримечательным, учитывая, что он проходит под излюбленным местом здешних наркоманов и ведет к гипотетическому интерфейсу из плоти. Вокруг меня лишь пыльные стены, лишенные каких бы то ни было источников света.

Туннель ведет меня в другие туннели. Другие лестницы. Пустые комнаты. Черный воздух кишит частицами пыли, сверкающими в свете фонаря. Я ощущаю покалывание по всему телу. Это пыль щекочет мою кожу, или всему виной зарождающееся, скручивающее внутренности чувство страха? Это напоминает те самые покалывания, что беспокоят меня каждое утро вместе с похмельем. Просыпаясь каждое утро, я всем своим существом желал, чтобы эти мучения наконец закончились. Однако теперь я знаю, что они не закончатся. Я всегда буду мучиться от утренних отходняков, затем очередной пьянки и жажды влить внутрь себя новую дозу с первыми лучами солнца, если не пойду дальше. Я не должен бежать от кошмара. Я должен упасть в его объятия.

Я останавливаюсь и задерживаю взгляд на пылинках в свете фонаря. Вытянув руку перед собой, я позволяю темной частичке пыли упасть на кончик моего пальца. Я присматриваюсь к ней поближе и замечаю, что пылинка имеет форму хлопьев. Это пыль или… пепел?

По телу прокатывается волна страха. Что это может быть? Останки сожженного интерфейса? Человеческий прах?

Поток нервных острот, родившихся в моей голове, оттеснил чувство страха. Сраная пыль. Да я же ни хрена не знаю о пыли или пепле. Не помню, чтобы я писал хренову диссертацию об исследованиях пыли. С таким же успехом это могут быть хлопья пыли или банальная перхоть. Может, впереди я найду ящик поношенных париков. «Ты нашел проход в другое измерение?» «Нет, но я прихватил приличного вида парики. Смотри, с этим тебя вообще от Дасти Спрингфилд не отличишь».

Я вытираю руку о рубашку и продолжаю идти вперед. Пройдя несколько метров, я натыкаюсь на проход, на месте которого туннель сменяется естественной пещерой. Как и говорил Шон. Боже мой, неужели это правда? А вдруг это просто каменный туннель, или часть недостроенного…

И тут я замечаю, как из темной стены тянется нечто в форме человеческой руки с почти элегантно растопыренными пальцами.

Несколько мгновений я стою, уставившись, пока слезы застилают глаза, прежде чем упасть на колени и утереть лицо. Я не свихнулся. Я не мог жить в безумии все эти годы. Что-то случилось. Что-то произошло со мной, когда я был ребенком, еще до того, как стал полным кретином. Я уж точно не последнее ничтожество, которое не способно прожить и дня без бутылки. Я что-то видел. Что-то значительное и немыслимое оставило на мне свой след.

Я подхожу ближе. Да, это в самом деле рука человека, очень похожая на мою собственную, только обтянутая серой, похожей на бумагу кожей. Её запястье сливается с бесформенной массой серых и черных форм. Луч фонаря проскальзывает по жуткому рукотворному коллажу из человеческих костей: ряды зубов, каркас ребер, пара глазниц, кости таза, извивающиеся позвонки и бедра, голени и ключицы.

На мгновение мне кажется, будто земля уходит из-под моих ног, а сам я оказываюсь подвешенным над ямой с трупами, похожей на сжигательные котлованы Треблинки, но в несколько раз больше. Здесь лежат не только тела из польского концлагеря, но убитые изо всех существующих лагерей, тюрем, погибшие при погромах, во время всех войн, всех вспышек чумы. Там же лежат всевозможные безразличные механизмы истории, великие бесчувственные шестеренки космоса, безукоризненно вращающиеся поколение за поколением, раздирая человеческих существ на куски, кроша кости в пыль и прах.

У меня кружится голова. Я иду неверной походкой и вскоре оказываюсь на полу, хватая ртом воздух и обливаясь потом. Костяной вихрь кружит вокруг меня, и я закрываю глаза.

Чем было это видение смерти, эта мертвая вселенная во власти часового механизма? Я видел звезды и бездну, атомы и пустоту. Она была чем-то, что превосходит Мать, чем-то, что стократ ужаснее и могущественнее. По крайней мере, Мать можно назвать живым существом — чудовищным и всепожирающим, но живым. Наполненная злобой, чрезвычайно плодородная, она корчится и страдает где-то в пределах этой вселенной, существующей внутри исполинской гробницы, связывает время и миры, чтобы…

…но головокружение проходит, и видения расплываются. Мысли ускользают от меня, словно рыба в стремительном потоке.

Сидя на полу туннеля и приходя в себя после этого почти-откровения, я вспоминаю, что говорил мне Шон после визита в пещеру. Он рассказывал об аромате яблочного соуса, доносившегося из нее, о том, что этот запах напомнил ему о дочери. Он утверждал, что ощущал присутствие «злой сущности», которая пыталась соблазнить его грезами о семье и любви.

Я открываю глаза, поднимаю фонарь с бетона и направляю во тьму туннеля. Есть ли там хоть что-нибудь? Что-нибудь, что могло бы соблазнить меня? Луч фонаря вылавливает ужасные фигуры, простирающиеся настолько глубоко, насколько хватает света. Но я не вижу ни души. Я не чувствую, что кто-то ждет меня впереди. Мои ноздри различают лишь запах пыли, пепла и…

Печенья. Запах маленьких, сладких кусочков теста. Боже мой. Я помню. Они похожи на те, что когда-то готовила для меня мама. Нет — скорее на те, что я готовил сам для себя. Из камней.

Воспоминание захлестывает меня так сильно, что слезы вновь струятся по моим щекам. Боже мой. Я часто сидел в своей комнате с камнями и превращал их в печенье. Я старался сделать их максимально похожими на мамины, но их вкус всегда немного отличался, и это заставляло меня скучать по ней еще сильнее. Этого не может быть. Совсем не может. И в то же время я вдыхаю этот аромат. Настоящий, витающий во тьме впереди.

Я отряхиваюсь. Что-то ждет меня в конце туннеля. Хорошее или плохое, оно даст мне ответ. Приведет к решению. К концу.

Я ступаю во тьму.

∗ ∗ ∗

Я читаю молитву и подхожу к окну.

Улица уже давно пустует.

Потом я вижу его, идущего по дороге с фонарем, хотя солнце сейчас в зените.

Я сбегаю вниз по лестнице. Мама сидит за кухонным столом. Мне хочется попрощаться с ней, но отблеск в ее глазах говорит мне, что в этом нет необходимости.

Я выхожу в тускло освещенную прихожую. Луч света пробивается через замочную скважину.

Стук в дверь. Я выжидаю. Ручка поворачивается, и дверь распахивается. Это оно — начало.

Я иду к свету.

Источник

Картинки

@темы: картинки, параллельные миры, дети, сновидения, животные, рассказы, сущности, заброшенные дома и недострой, выбор админа, искажения времени и пространства, не своё

---

Интерфейс из плоти

[Скрёб-поскрёб]

Предисловие

В 2016 году пользователи Reddit заметили странное (даже по меркам местного раздела комментариев) явление: пользователь сайта под псевдонимом _9Mother9Horse9Eyes оставлял на никак не связанных с темой сабреддитах замысловатые, нередко пугающие истории, большая часть которых рассказывала о так называемых «интерфейсах из плоти». Зарисовки создавали такое впечатление, будто были написаны Говардом Лавкрафтом эры интернет-троллей. После того, как комментарии были замечены аудиторией, они спровоцировали настоящую местную сенсацию, и наиболее любопытные пользователи Reddit стали собирать кусочки повествования воедино, дабы найти подсказки и узнать что-либо об анонимном авторе. Жуткая история, в свою очередь, пополнялась все новыми отрывками. Подобное использование формата поражает, как поражает и то, что автору хватает лишь нескольких предложений, чтобы вытащить читателя из избитой интернет-среды и бросить в отвратительно чуждую вселенную, поражает верность автора тревожному тщеславию. Редакция Motherboard связалась с Mother Horse Eyes и попросила рассказать подробнее о созданном им сеттинге. Автор ответил объемным текстом, уместившимся в двух длинных сообщениях.

Редакция Spacemorgue взяла на себя смелость дополнить текст, отобрав несколько постов из фанатского собрания, чтобы глубже погрузить читателя в историю и позволить лучше понять описанные автором феномены.

* * *

Трудно сказать, кто из наших выдвинул предложение отправить мертвое тело через портал. Подобное мероприятие не предполагало больших хлопот, и в то же время в нем было не больше пользы, чем в отправке специальной капсулы с трупом в открытый космос. Мы хотели узнать, что лежало «по ту сторону» портала, за горизонтом событий. Мы изучали так называемые интерфейсы из плоти уже много лет, и из всех загадок, что таили в себе эти сущности, феномен телепортации — то есть, видимый невооруженным глазом перенос объектов, находящихся в пределах портала из плоти — был величайшей тайной из всех. Таким образом, безмолвный труп вряд ли помог бы нам узнать хоть что-нибудь.

Напомню обо всем, что нам было известно на тот момент:

Если неодушевленный объект отправлялся через портал, он возвращался назад в течение короткого промежутка времени (менее 3 секунд) в случайном месте внутри портала. Камеры и сенсоры не фиксировали ничего необычного.

Если животное проходило через портал, то иногда оно возвращалось живым или мертвым. Большинство возвращалось, пережив определенные изменения.

Если взрослый человек проходил через портал, он в большинстве случаев возвращался назад, но возвращался либо мертвым, либо с изменениями слишком сильными, чтобы рассказать о «другой стороне». Те, кто возвращался живыми, вскоре умирали.

Если ребенок проходил через портал, он в большинстве случаев возвращался живым, но постоянно переживал изменения. Перемены, однако, были относительно мягкими, и некоторые из детей осознавали происходящее вокруг. К сожалению, полученные от них сведения порождали больше вопросов, чем ответов. Все выжившие дети вскоре умирали.

По понятным причинам нам не хотелось подвергать детей воздействию портала, поэтому мы занялись поисками альтернативы. Однажды в ходе эксперимента один из нас собирался поместить в портал группу генетически модифицированных мышей, но мы заметили, что одна из них была мертва. Из любопытства мы решили отправить ее с остальными. Все мыши вернулись живыми.

Само собой, этот факт представлял для нас большой интерес, поскольку теперь мы имели дело не только с феноменом телепортации, но и с воскрешением. Конечно, мы тут же начали отправлять мертвых мышей через портал в больших количествах (мы даже шутили о том, что, будь портал на самом деле системой пневматической почты в инопланетном офисе, они были бы в бешенстве от такого потока дохлых грызунов). Большинство животных «отвергалось» порталом, как это случалось с неодушевленными объектами. Но иногда, если животные были умерщвлены совсем недавно, они возвращались живыми. Ко всему прочему, ни одно из подопытных животных не подверглось изменениям. Это открытие было потрясающим.

Разумеется, мы перешли к опытам над людьми. Нам требовались наиболее свежие тела с минимумом повреждений. Перед нами стояла задача убить человека, причинив ему «как можно меньше вреда» — то была абсурдная формулировка официальных рекомендаций. Мы решили остановиться на лаконичном методе убийства при помощи остановки сердца электричеством. Когда портал «отверг» первые 16 субъектов, мы совсем упали духом. За все попытки спровоцировать воскрешение у нас скопилась приличная куча тел. И наконец, 17-ый субъект вернулся живым. Более того — он осознавал окружающую действительность, и, казалось, совершенно не подвергся изменениям «другой стороны». Спустя десятилетия настал тот момент, когда мы, наконец, приблизились к разгадке тайны портала.

В 63 году до нашей эры римский генерал Гней Помпей Великий повел войско через королевство Иудеи и взял в осаду Иерусалим, служивший государству неприступной столицей. Известный в истории как Помпей Великий, 43-летний мужчина был одним из самых могущественных людей на земле. Он был генералом, на плечах которого лежала миссия по расширению сильнейшей империи на планете.

Столкнувшись с жителями странного королевства Иудеи, Помпей наверняка узнал об их специфических религиозных предпочтениях, а именно поклонении одному-единственному божеству, которого они прославляли, забывая обо всех остальных. То было диким явлением для космополитичного римлянина, привыкшего к шумному пантеону конкурирующих культов и богов. Знал он и о том, что в сердце Иерусалима стоял большой храм, укрепленный даже сильнее внешних стен города. В этом храме странное божество пребывало в покое, окруженное золотыми статуями ангелов и другими символами оккультного величества.

Храм был святейшим местом святого королевства, и в его глубинах было спрятано святилище, известное как Кодеш ха-Кодашим — «Святая святых» — где, по словам людей, в кромешной тьме покоился сам бог этого государства. Правом находиться в святилище обладал лишь один человек, коим был верховный жрец Иерусалима. Раз в год, в день Искупления, он входил в Святая святых, чтобы совершить подношение и окропить пол кровью животного.

Кодеш ха-Кодашим отделялась от остального храма внушительным занавесом. Верховный жрец был обязан пройти ритуал и очиститься перед тем, как войти внутрь. Утверждалось, что любого «нечистого» человека, вошедшего в святилище, ждала смерть, и по легенде верховный жрец входил в комнату с веревкой, обвязанной вокруг лодыжки — так священнослужителя могли вытянуть обратно, погибни он в пределах святилища.

Сколько Помпей Великий знал в тот день, когда город окончательно пал после трехмесячной осады? Когда генерал и его воины зарезали 12 тысяч евреев, охранявших святыню, он зашагал к входу внушительного строения. В глазах римлян он был героем-завоевателем, тогда как евреи видели в нем лишь грабителя и убийцу. Войдя внутрь, он увидел сверкающие богатства, подаренные храму преданными евреями со всего региона. Однако ценности, казалось, совершенно не интересовали Помпея. Больше всего он желал наконец взглянуть на бога-затворника, о котором генерал слышал так много. Историки древности утверждают, что Помпей не притронулся ни к чему ценному и вместо этого направился в Кодеш ха-Кодашим. Быть может, предметом его любопытства было существо, которое имело власть над своей паствой столь сильную, что евреи предпочли сражаться у подножия храма даже после того, как он был окружен, и пожертвовать собой, как это сделали тысячами их собратьев.

Не исключено, что Помпей ничего не знал о смерти, окружавшей Святая святых. Может быть, он не знал, что в стенах святилища покоился бог, который уничтожил целый мир наводнением, сравнял с землей город метеоритным дождем, освободил евреев от ига египетской империи и стер с лица земли бесчисленные армии и королевства. Так или иначе, согласно истории, он вошел в дальнюю часть храма и откинул занавес святилища, чтобы своими глазами узреть сущность бога.

17-й субъект был нелегальным иммигрантом из Гондураса. Нелегальная иммиграция всегда была для нас большим подспорьем. Зачем прилагать усилия к похищению людей, если они могут сами прийти к тебе в руки? Как бы то ни было, ему казалось, что последние несколько месяцев, в течение которых мы проводили стандартный набор тестов, он провел в тюрьме иммиграционных властей. Ему было 24 года, метр семьдесят ростом, интеллект выше среднего. Мы пропустили разряд электричества и поместили тело в интерфейс из плоти.

Он вернулся назад в состоянии сильной тревоги и почти ни на что не реагировал. Притворяясь докторами и медсестрами, наши техники отвели его в санчасть для обследования и опроса. Мы решили, что портал изменил его, но, проведя тесты на наличие экзотических аналогов ЛСД, которые сопутствуют изменениям, мы ничего не обнаружили. В течение последующих часов иммигрант постепенно успокаивался. Затем он стал говорить.

Мы спросили его о том, что он помнил о событиях последних часов. Он считал, что все случившееся с ним было сном, что он стал жертвой катастрофы, оставившей его в потрясении. По его мнению, пережитая им клиническая смерть от остановки сердца тоже была ненастоящей. Человек сказал, что на каком-то этапе своих «сновидений» он оказался в коридоре, напоминавшем оболочку гигантской сосиски или мясной туннель.

Его слова пробудили в нас интерес, поскольку описание туннеля отдаленно напоминало внешний вид интерфейса из плоти, внутри которого находился портал. Однако с учетом того, что его поместили в туннель интерфейса уже после смерти, и он вернулся обратно в пределах зоны интерфейса, он не мог знать, как выглядит сам туннель. Мы заключили, что подопытный описывал интерфейс по другую сторону портала. Это стало нашим первым конкретным представлением того, что ждало нас в конце путешествия.

Что Помпей ожидал увидеть по другую сторону занавеса? Во многих римских храмах центральное место занимало изображение почитаемого бога. Таким образом, можно заключить, что генерал ожидал увидеть нечто подобное. Но ожидал ли он найти саму божественную сущность? Готовился ли он к смерти, которую сулили ему еврейские верования? Откинул ли занавес с присущим ему высокомерием? Возможно, обладавший политеистическим менталитетом Помпей посчитал, что его боги, пославшие ему очередную славную победу, обладали большим могуществом, чем захолустный бог евреев.

Что мы ожидали увидеть по другую сторону портала? Подобие интеллекта, который бы объяснил принцип действия причудливой, живой технологии интерфейсов из плоти? Хотели бы мы установить контакт с интеллектом, окажись интерфейсы плодом его деятельности? Ждали бы доброты и великодушия? Если так, то как мы нашли в себе силы отправить столько живых существ, столько взрослых и детей на верную смерть? Какое мнение великодушный интеллект составил бы о нашей жестокости, наших жадных попытках докопаться до истины?

Историк древности Тацит утверждал, что в тот момент, когда Помпей откинул ткань занавеса и окинул взглядом Святая святых, «в комнате не было ни следа божества — святилище оказалось пустым, и Святая святых была лишена всякой жизни». Он не нашел ничего кроме голых стен комнаты. Он не встретил свою смерть. Он вышел из храма живым и здоровым, и судьба уготовила ему великое множество славных побед, и только пятнадцать лет спустя он рухнул наземь у дельты Нила, заколотый солдатами Юлия Цезаря, потерпев поражение в римской гражданской войне.

Человек говорил о том, как шел по чужому, живому туннелю интерфейса из плоти. Он сказал, что увидел голубоватый свет впереди и услышал музыку, «похожую на звуки флейты, но гораздо ниже». Пока иммигрант из Гондураса вел свой рассказ, сидя на краю больничной койки в свободном халате, его рука скользнула по грудной клетке, и он коснулся участка кожи над сердцем. Он нащупал два островка слегка обожженной кожи в тех местах, куда мы присоединили смертельные для него электроды.

У меня до сих пор бегут мурашки, когда я вспоминаю, как изменилось его лицо в момент прозрения. Иммигрант понял, что произошедшее с ним не было сном. Его лицо обрело несчастный, почти детский взгляд, будто он осознал что-то столь ужасное, что тут же захотел забыть. Слезы побежали по его щекам. Мужчина, который был возвращен к жизни при помощи немыслимых технологий и сил, которые мы никогда не смогли бы понять, обмяк и умер во второй раз.

Итак, мы снова испытали разочарование. У нас появилось больше вопросов, и наши сердца преисполнились большим отчаянием. Мы уже слышали о странных звуках флейты от вернувшихся детей, но всегда получали от них загадочные, непоследовательные формулировки. Мы надеялись, что этот подопытный даст нам нечто более конкретное, но ответы ускользнули от нас вновь. Мы вернулись к нашим сериям экспериментов, отправляя все новых подопытных через портал. В поисках истины мы пожертвовали многими жизнями, поэтому у нас не было причин останавливаться.

Имея те знания, которыми я обладаю сейчас, я иногда задумываюсь: повезло ли Помпею, когда он откинул занавес и нашел лишь голые стены святилища?

∗ ∗ ∗

Название: «Опиши интерфейс из плоти»
Пост №8 / Date 04-21-2016 at 19:09:25 EDT

Естественно, я не могу описать интерфейсы из плоти с точки зрения конечной цели, устройства или принципа работы. В моих силах лишь перечислить различные связанные с ними феномены.

Главным из них является создание «зоны инцидента», в пределах которой объекты спонтанным образом сегментируются — то есть, некоторые их части попросту исчезают, в то время как сами объекты продолжают вести себя так, будто их фрагменты никуда не пропадали.

К тому же, вы можете наблюдать сложные рукотворные туннели, прозванные «муравьиными фермами». В подводных интерфейсах обитают хитиновые организмы-крестоформы.

Эти единственные в своем роде организмы считаются результатом эволюционных процессов, которые могли проистекать во внеземной среде.

Это лишь теории, но в данном конкретном случае я могу с ними согласиться.

Затем мы имеем сведения об огромных металлических цилиндрах, которые при появлении подвергаются воздействию длительной спонтанной сегментации. Цилиндры нередко достигают, по меньшей мере, 10 метров в диаметре, обладают способностью сильно увеличиваться в размере и появляются лишь в пределах очень больших интерфейсов — то есть, порталов.

∗ ∗ ∗

Название: «Порталы»
Пост №9 / Date 04-21-2016 at 22:52:46 EDT

Многие считают, что портал являет собой лишь интерфейс из плоти.

Так и есть.

Портал суть большой интерфейс из плоти. И в то же время, портал — это нечто большее. Из названия следует, что портал — это способ перемещения объектов из места размещения портала в различные места, обнаруженные по другую сторону устройств (к примеру, так называемые «инопланетные города-побратимы»).

Места размещения порталов чаще всего, хотя и не всегда, сопровождаются большими, нестабильными цилиндрами. Самый большой из известных мне надводных порталов появился в Новой Земле и просуществовал несколько недель, прежде чем был уничтожен русскими при помощи так называемой «Царь-бомбы».

В этом случае металлические цилиндры были несколько миль высотой и обладали внешними особенностями, которые довольно редко встречались на других цилиндрах: мигающие огни, «нодули», антенны. Они создавали впечатление рукотворных объектов — то есть, выглядели скорее как специально созданные устройства, нежели природные явления.

Являются ли цилиндры артефактами, предназначенными для отправки через порталы? Или же они есть явления, созданные интерфейсами из плоти на манер того, как формируется гриб ядерного взрыва?

Я бы хотел показать вам фотографии цилиндров в Новой Земле. Они были по-настоящему прекрасны — конструкции, устремленные на многие мили ввысь в чистый арктический воздух, словно громадные инопланетные башни, оттененные синим ввиду необъятности Новой Земли.

И хотя имела место быть бесспорная необходимость в том, чтобы похоронить цилиндры под толщей земли, и мы, безусловно, обязаны отдать должное Советам в их неустанных попытках разрушить интерфейс, иногда я хочу увидеть их снова.

Тогда у нас было бы хоть что-то, хоть какое-то доказательство.

∗ ∗ ∗

Название: «Кровоточит, потеет и испражняется ЛСД»
Пост №28/ Date 04-29-2016 at 03:20:07 EDT

Что бы вы делали, если бы ребенок, который кровоточит, потеет и испражняется ЛСД, вдруг пропал без вести? Мы развернули масштабную поисковую операцию. Настолько масштабную, насколько хватало ресурсов. Был задействован практически каждый «уполномоченный» отдел ЦРУ. Мы никому больше не доверяли ни на одном из этапов нашей деятельности. Черт возьми, мы не доверяли даже самим себе, учитывая, что ребенок сбежал не без помощи одного из нас.

Мы искали на протяжении двух месяцев, но не смогли обнаружить ни единой зацепки. Поскольку каждый из «возвратившихся» детей погибал в течение нескольких дней после высвобождения из амниотического мешочка, мы быстро сократили штат поисковой группы. Одно дело, когда ты ищешь Усаму бен Ладена, и все в округе знают о поисках, и другое — когда ты ищешь человека, существование которого ты с особым тщанием стирал изо всех известных источников, чтобы без опаски проводить на нем тесты. Мы считали, что сам факт поисков был скорее вопросом безопасности, чем беспокойством о пропавшем ребенке, учитывая, что девочка была почти наверняка мертва.

Но где-то в глубине души еще теплилось ощущение того, что все это было к лучшему. Возможно, она смогла выжить. Возможно, она прожила бы счастливую жизнь. Возможно, было бы лучше, если бы мы так и не узнали о ее дальнейшей судьбе.

Но спустя семь лет мы узнали.

Если позволите, я хотел бы немного пофилософствовать и процитировать поэму Эсхила, которой я, справедливости ради, никогда не читал: «И даже во сне боль, которую нельзя забыть, заливает сердце капля за каплей до тех пор, пока, в собственном отчаянии, против нашей воли, мудрость не снизойдет до нас через страшную благодать Господню». И хотя я ни в коем случае не причисляю себя к ученым, мне кажется, эта цитата означает следующее: «учение иногда причиняет боль».

Итак, девочка выжила. Мы загрузили ее гены в программу, чтобы получить общий генетический снимок (проект, кстати, оказался наглядным примером бездумного расточительства средств). Где же она пропадала? Содержалась в какой-нибудь русской лаборатории? Жила в джунглях среди служителей культа Судного Дня (по типу культа Джонни и Лютера Хту), видевших в ней бога? Летала в космосе внутри пузыря от Юпитера и обратно?

Эстония. Мы нашли ее в Эстонии в шведскоговорящей деревне на острове Хийумаа. Девочка жила нормальной жизнью. Судя по всему, проблема с биологическим аналогом ЛСД в крови решилась сама собой после высвобождения из плаценты, иначе всякий, кто поцеловал бы девушку, рисковал отправиться в очень странное путешествие. На тот момент ей было 13 лет, и после телепортации она прожила намного дольше, чем все остальные дети. Это означало, что девочка была кладезью информации, которую мы были обязаны заполучить. Она хранила секрет выживания, который ускользал от нас многие годы.

Все сложилось бы гораздо удачнее, живи она жизнь, полную насилия и каторжного труда в одном из приютов. Мы бы попросту сочли ее жертвой фортуны. Однако девочка оказалась в причудливой маленькой деревушке на краю красивого леса под присмотром пожилой пары, которой предоставил легенду наш бывший агент. Она проживала хорошую жизнь. Тихую. Быть может, немного скучную. Но хорошую.

Мы забрали ее посреди ночи и отвезли прямиком в учреждение в Колорадо.

В конце концов, девочка не была жертвой фортуны.

Она была нашей жертвой.

∗ ∗ ∗

Название: «Это интересно»
Пост №29 / Date 04-29-2016 at 17:45:34 EDT

Это интересно.

Когда я занимал пост в ЦРУ, мы обнаружили, что животные переживают путешествие через портал интерфейса из плоти гораздо лучше людей.

Один из наших подкинул идею отправить через интерфейс несколько священных майн, ибо они мастерски подражают услышанным звукам.

Это было самым продуктивным предложением после попытки отправить диктофон (интерфейс отвергал неживые объекты). Мы также пытались привязать диктофон к черепахе, но опыт провалился по многим причинам.

Мы отправили птиц, и они вернулись назад без какой-либо оболочки, но со следами типичных жидкостей на оперении.

Те из нас, кто придерживался теории об инопланетной расе, надеялись на то, что птицы смогут воспроизвести их речь. В действительности они имитировали странную «напевную речь», напоминавшую звуки флейты.

Музыка представляла определенный интерес, но когда все птицы начинали петь одновременно, музыка производила явный неприятный эффект.

В конечном итоге, кто-то из сотрудников отдела умертвил всех птиц, но мы так и не нашли убийцу.

∗ ∗ ∗

Название: «Дети, которые вернулись»
Пост №31 / Date 05-02-2016 at 02:47:49 EDT

Из всех детей, что портал вернул обратно, лишь один сумел выжить в долгосрочной перспективе, хотя мы и узнали об этом лишь спустя несколько лет. Девочку выкрал (или освободил) из заточения один из предавших нас инженеров вскоре после ее возвращения из портала. Таким образом, мы потеряли дитя на долгие годы. Наконец, ее нашли в Эстонии и похитили у приемных родителей прямо посреди ночи. Ей было семь лет на момент пропажи. Когда мы нашли ее, ей уже исполнилось тринадцать.

Мы провели предварительную беседу и не обнаружили никаких отклонений. Прошу заметить, что мы говорим о ребенке, который побывал в пределах громадного, биологического и, скорее всего, чужеродного устройства под названием интерфейс из плоти, исчез с лица земли на несколько минут и вернулся назад в амниотическом мешочке, присоединенном к плаценте через пуповину, тогда как в ее крови было столько ЛСД, что хватило бы устроить в Юте массовую оргию с участием всех местных жителей. Естественно, мы ожидали увидеть изменения в психике, особенно с учетом того, что все вернувшиеся дети имели симптомы психических аномалий. И опять же, все остальные дети умирали вскоре после возвращения, так что этот ребенок был определенно чем-то особенным.

Но она оказалась нормальной. Удручающе нормальной. Поэтому мы начали копаться в ее прошлом. Она была скрытным, но молодым и относительно доверчивым ребенком. По словам девочки, она родилась в Бразилии, что совпадало с нашими сведениями. Мы забрали ее из бразильского приюта, где она жила с младенчества. Она была дочерью умершей проститутки и не знала своего отца. Она смутно помнила время, проведенное в приюте, и эти воспоминания не были самыми счастливыми. Девочка начала рассказывать о том дне, когда она впервые увидела приемных родителей. Но нам нужно было знать о том промежутке, когда она была в нашей власти, когда прошла через портал и вернулась назад.

Мы спросили ее о том, что было до встречи с приемными родителями. Она помнила о долгом и скучном плавании в пути на эстонские острова. Мы спросили о том, где она жила до этого путешествия. В этот момент девочка ощутила заметное беспокойство. Она сказала, что ничего не помнит. Мы надавили. Ее лицо начало дергаться и дрожать. Это было первой весточкой отклонений. Мы заставили ее вспомнить.

«Это было летом», сказала она тихо. «После того, как я уехала из приюта, но перед поездкой в Эстонию… Я помню, что жила с женщиной, которая назвалась моей матерью».

Для нас это стало новостью. По нашим сведениям девочка не покидала приюта. Мы попросили ее вспомнить точное время, но все, что она смогла сказать, было временем года. Мы были удивлены, поскольку летом семь лет назад она находилась под нашим присмотром. Сроки совпадали, тогда как события полностью различались.

Мы попросили ее рассказать подробнее. Девочка сказала, что однажды в приют пришла женщина и представилась ее матерью, и американцы, которые были владельцами приюта, заставили ребенка уйти вместе с ней. На протяжении лета они жили вместе в убогом старом доме. Рассказывая об этом, девочка начала всхлипывать. Она сказала, что забыла об этом, что едва помнила события тех лет, что не хотела вспоминать вновь. «Она не была моей матерью. Я знала это. У нее не было нормального лица. Оно было ненастоящим».

Источник

Картинки

@темы: картинки, параллельные миры, дети, рассказы, сущности, мистические и аномальные места, выбор админа, искажения времени и пространства, не своё